Оформление низовой административнотерриториальной структуры Сибирского региона Российской империи (конец XVIII — первая половина XIX в.)

Н.Г. Суворова

Строительство империи, ее распространение на окраины предполагало различные практики освоения пространства, зависящие от таких факторов, как уровень социально-экономического развития региона, характер политической культуры населения, его демографические и этноконфессиональные параметры и т. д. Одной из важнейших задач государства при включении новой территории являлось ее административнотерриториальное оформление. Как показывает опыт колонизации восточной окраины Российской империи, задача административной организации региона вынужденно имела приоритетное, даже по сравнению с хозяйственным освоением значение. Именно поэтому символы власти, а не освоение территории или плоды ее хозяйственной эксплуатации являлись свидетельством присоединения территории, вследствие этой же причины административные преобразования в сибирской деревне, как правило, предшествовали поземельным реформам. Построение административной вертикали, доходящей до каждого жителя отдаленного населенного пункта, заполнение властного вакуума являлось первым шагом «приобретения» нового пространства. В дальнейшем повышение управляемости регионами предполагало сокращение административной дистанции между органами, принимающими решение, и сферой его реализации. Для Сибирского региона эта дистанция имела не только реальное пространственное воплощение, но и абстрактное — административно-иерархическое, когда переплетение ведомственных и территориальных учреждений, не меньше чем «сибирские просторы», тормозило решение дел. Эффективным решением этой проблемы стала деконцентрация власти, когда полномочиями наделялись традиционные институты самоуправления местного населения, при сохранении за ними определенной степени самостоятельности и базовых принципов формирования (выборность, коллегиальность, отчетность исполнительных органов перед представительными). Инкорпорация традиционных институтов самоуправления в административную систему региона и государства свидетельствовала о завершающей стадии формирования вертикальных связей сибирской окраины и центра. При этом территориальная основа органов крестьянского самоуправления — сельская поземельная община, не в полной мере соответствовала задачам интеграции и унификации имперского пространства регионов. Локализм, как важнейшее качество крестьянского социума, территоризация, жесткая дифференциация на «своих» и «чужих» не только не способствовали, но препятствовали установлению горизонтальных связей. Крестьянский мир ограничивался рамками небольшого однородного коллектива, для которого была характерна связь личного типа, в значительной степени усиливающаяся за счет родственных и клановых отношений. Другой характерной особенностью крестьянского мира, как типичной ячейки традиционного общества, являлась привязанность людей к месту обитания и хозяйственной деятельности. Закономерным результатом такого варианта развития административной структуры Сибирского региона было последовательное и относительное быстрое конструирование вертикальной иерархии власти (определение административных центров, институциональная организация власти, относительно развитая коммуникация органов власти и самоуправления, правовая регламентация, бюрократическое делопроизводство) и медленное оформление границ на всех уровнях (от общегосударственной до волостной), размытая пространственная структура.

В связи с этим важно проследить, как государство регулировало территориальную основу самоуправления, а крестьянское общество реагировало на преобразования сверху, какие критерии и параметры власть и общество считали оптимальными для низовой административнотерриториальной единицы и почему, каков механизм интеграции новой территории. Подобный ракурс изучения административно-территориального устройства региона позволяет рассматривать волостное территориальное общество как целостный административно-общественный механизм, созданный двусторонними усилиями общества и государства1. Административно-территориальная структура рассматривается не как формальное членение пространства, «механическое распределение государственной территории», но наполняется общественным содержанием. Следовательно, мы можем рассуждать о взаимовлиянии политико-территориальной системы и общественных элементов ее наполняющих.

«Переселенческое общество»2, складывающееся в ходе колонизации Сибири в сельской местности, отличалось сложным полиэтническим и поликонфессиональным составом и незавершенностью процессов формирования единого сословия. Отсутствие в Сибири помещичьего землевладения, хотя и делало сельское население более однородным, но в нем сохранялась и, со временем усиливалась, разобщенность между русским и автохтонным населением, старожилами и ссыльнопоселенцами и переселенцами, православными, раскольниками и представителями других конфессий. Неформальная общественная организация (мирское общество, мир), стихийно возникавшая для удовлетворения хозяйственных потребностей и решения внутренних задач крестьянского коллектива, ограничивалась территорией одно-, двух деревенской общины, объединенных не только общими угодьями и формой хозяйственной деятельности, но и единым языком, вероисповеданием и, в целом, образом жизни.

Законодательные акты 60-80-х гг. XVIII в. рассматривали в качестве основы крестьянского самоуправления — мир, на официальном языке — селение, наряду с более крупными территориальными образованиями, типа погоста, слободы, волости. Так, указы 1765 и 1769 гг. устанавливали круговую ответственность в платежах податей и при поимке вора на жителей селения3. В Екатерининском указе Экономическим директорам запрещалось вмешиваться в словесные разбирательства казенных поселян, которые вели «между себя избираемые в каждом селении»4. В 1783 г. подтверждалось право казаков, мещан и крестьян казенного ведомства производить самостоятельно в городах, местечках, селах, деревнях уравнение и раскладку положенных с них доходов. В «Установлении сельского порядка в казенных Екатеринославского наместничества селениях...» 1783 г. наряду с селениями, которые определяются как первичный территориальный уровень, появляются пятисотные участки для выполнения разных повинностей, в том числе и рекрутской5. Введение этой единицы нарушало самостоятельность селения при установлении рекрутской очереди. В «Сельском положении», составленном Екатериной II, в качестве предполагаемой Жалованной грамоты свободным сельским обитателям, сельская управа должна была избираться в каждом селении, состоящем не менее чем из пяти дворов6. В то же время упоминается и вторая ступень сельского управления — погост. В Уложенную комиссию приказано было выборы производить среди крестьян по погостам, «по их обыкновениям»7.

Использование в качестве первичного, территориального уровня управления — селения отвечало интересам, прежде всего, самого населения. Крестьяне были заинтересованы в том, чтобы органы крестьянского самоуправления, решавшие все вопросы жизнеобитания, включая такие важные, как судебные, окладные, действовали под контролем данного общества, на территории, где сложилась фактическая общественная организация. Но интересы общества не совпадали с интересами государства, которое, в данном случае, исходило из удобства управления, а именно: необходимостью наладить сбор податей и установить эффективный контроль за деятельностью органов крестьянского самоуправления. Порядок взимания денежных сборов с казенных поселян на государственные подати, земские повинности и мирские расходы во многом определяли размеры территории низовой административной единицы, ее социальный состав и структуру. Государство стремилось к организации крупной и однородной по сословному составу территориальной общности. Реально же, большинство селений Западной Сибири до 80-х гг. XVIII в. были неоднородны по сословному составу и незначительны по численности. По данным М.М. Громыко, из 40 селений Тюменского уезда к 1780 г. только 8 были сословие однородными8. Наиболее крупные населённые пункты Тарского уезда в 70-е гг. только на 65 % были крестьянскими по сословному составу9. Общая территория проживания, однородный характер деятельности порождали общие интересы, но удовлетворение их в сильной степени затруднялось разделением сельского населения на различные категории по формальному признаку — виду государевой службы или тягла, с запрещением составлять единое общество. Кроме государственных крестьян на территории слободы проживали и занимались землепашеством, но не являлись членами крестьянского общества, мещане, купцы, служилые казаки. Самостоятельные общества составляли ямщики, экономические крестьяне и однодворцы, даже если их земли располагались чересполосно с крестьянскими.

В 60-е гг. XVIII в., в связи с окончательной отменой десятинной пашни и натурального оброка оброчные и пашенные крестьяне Сибирской губернии были переведены на денежный оброк10. Коммутация ренты являлась очередным шагом по формированию сословия государственных крестьян. До 1764 г. самостоятельные общества составляли однодворцы, организация которых была аналогична крестьянской. Государство разрешало «для разобрания ссор» учреждать выборных и старост11. В 1764 г. однодворцы, не имеющие актов, подтверждающих дворянское состояние, были введены в состав казённых крестьян12. Особые общества, организационно не связанные с крестьянскими, составляли разночинцы. После перевода крестьян на денежный оброк, разница между этими категориями оставалась только генетическая. Разночинцы — специфическая сибирская категория, происходившая от служилых людей XVII в., осевших на пашню13. При образовании волостей они были включены в состав крестьянских обществ.

Сословная пестрота общин затрудняла выполнение мирских повинностей. Для крестьянина главным в самоуправлении было равное распределение общественных функций, а не доступность для всех членов данного общества участия в процессе управления. Кроме членов общества, на территории слободы проживали и пользовались казенными угодьями, но не участвовали в выполнении земских и мирских служб посадские жители. Депутат Уложенной комиссии от черносошных крестьян Енисейской губернии отмечал, что посадские люди, проживающие в деревнях, «пашут собственные пашни и имеют прочие угодья как настоящие крестьяне, а только кроме сорока алтынной подати, ничего не платят и не участвуют в исполнении ни земской гоньбы, ни в исправлении мостов и дорог»14. Крестьяне просили у администрации либо выселить посадских людей в город, либо определить их в крестьянское сословие для равномерного распределения натуральных повинностей. Местные власти, отвечая на жалобы крестьян в «утеснении их по разным видам», пытались привести в соответствие род занятий и сословную принадлежность. Мероприятия в этом направлении проводились регулярно с 40-х гг. XVIII в.15 Более радикальный путь решения этой проблемы предложил М. М. Сперанский, проведя массовое зачисление мещан, занимающихся хлебопашеством и проживающих в сельской местности, в сословие государственных крестьян16. Фактически посадские жители не только проживали на территории волости, занимались хлебопашеством на казённых землях, но и принимали активное участие в общественной жизни крестьянского общества, нередко оказывались в числе выборных начальников. Доля грамотных среди мещан и купцов была несомненно выше, чем в крестьянской среде, поэтому мещан часто избирали на должность волостных писарей17.

Купцы и мещане, имеющие постоянное проживание в сельской местности, выходили из-под контроля городского общества и поэтому крестьянское общество являлось единственным инструментом, с помощью которого государство могло контролировать выполнение ими государственных повинностей. В отношении посадских жителей государство проводило двойственную политику. С одной стороны, оно не признавало их членами крестьянского общества, с другой, исходя из интересов фиска, обязывало крестьянское общество контролировать исполнение государственных повинностей. По указу Правительствующего сената 1808 г., при выходе в городское общество купцы и мещане должны были получить согласие крестьянского общества18.

Манифестом 1764 г. бывших монастырских крестьян, под именем экономических, определили в сословие казенных крестьян19. Экономические крестьяне составляли отдельные «экономические общества», по территории совпадавшие с бывшими монастырскими вотчинами. Для государства принципиальной разницы между государственными и экономическими крестьянами не было, и та, и другая категория являлись держателями казенных земель и, соответственно, выплачивали за это одинаковый с 1768 г. оброк20. «Экономические общества» сохраняли некоторые традиционные обязанности перед монастырями. Выделение экономических крестьян в особую категорию сохранялось в ведомостях до середины XIX в., хотя с 80-х гг. XVIII в. категории экономических и государственных крестьян не имели различий в характере податных повинностей, образе управления и роде занятий. Благодаря этому, стало возможным слияние «экономических обществ» и обществ государственных крестьян в ходе реформы 1786 г.

Во второй половине XVIII в. на территории Западной Сибири существовали отдельные общества ямщиков — ямы. Ямщики вместо платежа податей исправляли особую повинность — ямскую почтовую гоньбу. Они не являлись членами крестьянского общества, даже если проживали на территории слободы или волости. Местная администрация стремилась не допускать чересполосного владения землей ямщиков и государственных крестьян21. Ямщики, так же как и экономические крестьяне, были изъяты из ведения местной администрации и подчинялись особым ямским управителям, до упразднения Ямской канцелярии в 1822 г. При создании волостей, в 80-е гг. XVIII в., государство сохраняло ямские общества в местах их компактного проживания. В остальных случаях ямщики причислялись к крестьянским обществам22. При чересполосном владении землями ямщики переводились в сословие казенных поселян и наравне с государственными крестьянами включались в круговую поруку и платили подати. По указу Е. П. Кашкина, даже причисленные к крестьянским обществам ямщики продолжали сохранять некоторую самостоятельность, избирая отдельно от крестьян своего выборного в волостной суд23. В 1822 г. сибирская администрация, считая убыточным для казны и обременительным для самих ямщиков сохранение за ними особого статуса, причислила их в сословие государственных крестьян, с определением их в ближайшие волости24. Существовавшие ямские волости были переведены в крестьянские общества. После этого осталась не вполне разрешенной участь городовых ямщиков. По роду занятий и месту проживания они фактически являлись городскими жителями, но юридически считались сельскими поселянами. До 1824 г. ямские городовые общества существовали в крупных сибирских городах: Тобольске, Туринске, Тюмени. При уравнении в правах с поселянами они были приписаны к различным крестьянским обществам, с указанием выехать из города на место приписки для занятия земледелием. Бывшие тобольские и туринские ямщики подали прошение в тобольскую казенную палату о разрешении им «по домоводству их в городе дозволить жительствовать в нем», но не платить при этом положенных городским жителям повинностей. Для управления они просили учредить у них мирскую городовую волость. ГУЗС пошло на компромисс при решении проблемы туринских ямщиков, который стал прецедентом для других аналогичных случаев. Совет ГУЗС разрешил учреждение туринской городовой крестьянской волости, «дабы не отнимать средств к занятиям, к которым они уже привыкли», но при условии, что все сохраняющие жительство в городе будут нести наравне с городскими жителями повинности. Общественное управление в городской волости предполагалось открыть в сокращенном варианте, по типу сельского управления государственных крестьян. На каждую сотню жителей выбирался сотник для сбора податей и исполнения полицейских обязанностей25.

Существующие до реформы 1786 г. территориальные общества различных категорий хлебопашцев образовывали низовые административнотерриториальные единицы: слободы, погосты, ямы, станции, села. Несмотря на различные наименования административных центров, структурно они были схожи и представляли собой объединения территориально-соседских общин, локализованных в рамках селения или группы селений, с центром в слободе, погосте или селе и тяготевших к этому центру деревень и заимок26. При этом селениями слободского присуда не всегда были ближайшие населенные пункты к слободе. Разделение пользователей казенными землями в обособленные общества, подчинение их различным ведомствам, приводило к ситуации, когда слободская община была составлена из селений, разбросанных по всему уезду. Жители малочисленных селений и выселок отдельных обществ не могли составлять, а по отдаленности, их нерационально было приписывать к соседним обществам. Поэтому администрация требовала, чтобы крестьяне селились большими деревнями, а не однодворками и желательно вблизи старожильческих крестьянских поселений. Организация сельского общества, в отличие от слободского, являлась прерогативой самих крестьян, которые исходили из материальных соображений и удобства решения судебных и окладных вопросов. Если расходы на содержание собственного старшины были обременительны для жителей одного селения, то общества предпочитали объединение с другими селениями в междеревенские общества. В конце XVIII в. крестьяне продолжали оказывать влияние на формирование первичного уровня местного самоуправления (сельского общества), через самовольные, не санкционированные переселения в пределах слободы. Стихийно возникавшие селения или группы селений до следующей ревизии существовали нелегально, жители продолжали числиться в волостях, откуда переселились. В то же время, на месте фактически сложившейся общности, начинало действовать традиционное мирское самоуправление: крестьяне проводили сходы, на которых решали важные вопросы, касающиеся совместного проживания. Возникновение таких неформальных, корпоративных организаций было особенно характерно для селений сектантов, а также ссыльнопоселенцев или переселенцев одной веры или одной нации27. Селения раскольников и колонистов не российского происхождения располагались, как правило, более компактно, а общность верований создавала более сильную, чем у других сибирских крестьян, общественную связь. Наиболее известный пример такого неформального общества — Бухтарминская колония каменщиков на Алтае. Существовали и другие примеры, и не только в Сибирском регионе, подобных неформальных общественных организаций28. До 1792 г., когда общество получило статуе инородческой волости, оно не имело особого управления, но тем не менее крестьяне собирались для решения общих дел и суда на сход. Исследование Бухтарминской общности, проведенное Т. С. Мамсик, подтверждает особый, по сравнению с формальными волостями, характер этой общности29. Общество каменщиков исследователь характеризует как «свободную сельскую территориальную общность», по сути схожую с поморским миром и принципиально отличавшуюся от общины податной, сословной, включенной в фискально-административную систему государства30. С точки зрения структуры местного самоуправления, Бухтарминская община, до придания ей статуса инородческой волости, представляла собой общественную организацию и не являлась административной единицей, так как действовавшие на ее территории органы не были наделены правами правительственной власти и не осуществляли государственные задачи.

Администрация добивалась выделения односословных простых (на территории населенного пункта) и сложных по присудам территориальных обществ. К 80-м гг. XVIII в. на территории слободских общин, погостов, ямов было сосредоточено однородное в сословном отношении русское население31. Процесс формирования слободского крестьянского общества происходил по инициативе государства, так как именно государство определяло, какие категории и населенные пункты включать в административную единицу, критерий образования общества, который можно определить как податной. В итоге деятельности государства на этом этапе, территориальной основой сословного управления и низовой административной единицей являлся фискально-податной союз, принудительная организация, связывающая своих членов круговой порукой для исправного отбывания лежащих на ней платежей и повинностей.

Местная администрация до 80-х гг. XVIII в. не регламентировала размеры территориальных обществ государственных крестьян, хотя подобная практика в Сибири уже существовала. В 60-е гг. администрация Колывано-Воскресенского горного округа проводила укрупнение крестьянских обществ с сокращением их общего количества. Сделано это было для повышения управляемости, сокращения делопроизводства и расходов на содержание выборной администрации32. В 60-80-е гг. существовали значительные колебания в размерах обществ государственных крестьян даже в пределах одного уезда от 150 до 2000 д. м. п. и выше. На число населенных пунктов, количество жителей, компактность крестьянского общества в этот Период продолжали оказывать влияние климатические условия и интенсивность процесса колонизации.

Консолидация различных категорий в сословие государственных крестьян, изменение в податной системе позволили объединить основные категории землепашцев в единое крестьянское общество и унифицировать структуру сельского управления введением единой на территории Западной Сибири низшей административно-территориальной единицы — волости. Деление селений казенных крестьян на волости было распространено с XIII в., и уже на раннем этапе волость имела двоякое толкование в различных регионах страны. Исследователь северорусского варианта общины М. М. Богословский выделял две разновидности волости черносошных крестьян. Одна, распространенная в центральных районах Московского государства, представляла собой исключительно «внешний административногеографический округ, не имеющий внутренней общественной организации»33. Другая, волость — мир, волость — община, распространенная на поморском севере, до XVII в. представляла собой мирскую организацию, переросшую границы однодеревенской общины. Слободские и волостные общины, существовавшие в Западной Сибири в конце XVIII в., можно считать чисто административными образованиями, так как и та, и другая возникли по инициативе государства и были сформированы, исходя из фискальных интересов государства34.

В 1783 г., на основании "Учреждений о губерниях", Тобольская казенная палата составила списки слобод, входивших в уезды, исходя из формального количества жителей в уезде по 20-25 тыс. р. д. В зависимости от этого, происходили значительные изменения в составе бывших слободских общин. Произошло перераспределение слободских общин по уездам, при этом не учитывались уже сложившиеся общества, и часто селения одной слободы разделялись на два уезда. Такая ситуация была характерна для конца XVIII — первой половины XIX в., пока окончательно не установились границы уездов. Вновь заселенные деревни и сложившиеся низовые административно-хозяйственные единицы по ревизии или при очередном изменении межуездных границ могли оказаться в списках разных волостей, уездов и даже губерний, хотя администрация по возможности пыталась не раздроблять земельных владений35.

Даже значительное межуездное перераспределение территорий не позволило местной администрации ввести повсеместно волости с предложенным числом ревизских душ. В «Наставлениях на постановление волостных судов», составленных генерал-губернатором Е.П. Кашкиным, не устанавливался единый количественный стандарт для волостей, отмечались максимальные и минимальные границы, которые по возможности требовалось соблюдать — от 400 до 800 д. м. п. Но и после реформы сохранялась значительная разница в размерах волости и в границах уезда и, еще в большей степени, в различных уездах. В ходе реформы произошло незначительное разукрупнение территориальных общностей за счет расформирования крупнейших, численность которых превышала 2000 р. д.

Изменения административно-территориального деления в ходе реформы Кашкина, на примере Тобольского и части Тарского уезда, были рассмотрены В.В. Рабцевич в статье "Крестьянская община как орган управления сибирской деревни в 80-х гг. XVIII — первой половине XIX в."36. До реформы крестьяне одной деревни часто оказывались подчиненными различным ведомствам. Так, в деревне Сузгунской проживали государственные крестьяне Низовского станца и экономические крестьяне Подгородной волости, в деревне Буренской — тобольские ямщики и государственные крестьяне. Ямщики Туринского яма и Тюменского городового стана проживали не только в городе, но и в селениях крестьян37. Объединение в единое крестьянское общество закрепило изменения, произошедшие в сословном статусе сельского населения. Основанием для слияния крестьян различных категорий в единое общество послужило чересполосное владение землей38. Административные нововведения подкреплялись хозяйственными мероприятиями. В 1789 г. Тобольское наместническое правление предписало всем волостным судам объединить земли ямщиков, государственных и экономических крестьян и выделить "идущим в крестьянство, в одно место, с учетом числа ревизских душ"39. Тем самым, государство создавало равные условия отправления государственных повинностей. Прежде однородные но сословному составу, административные единицы, образованные в 1786 г., объединили на своей территории различные категории казенных поселян, в частности государственных и экономических крестьян, а также ямщиков. Вновь образованные волости призваны были учесть произошедшие изменения в размещении населения, закрепить население на местах.

Образованные в 1786 г. волости недолго просуществовали без изменений. Не успели еще в некоторых волостях провести вторые выборы в волостные суды, как местная администрация приступила к реорганизации волости согласно Высочайше утвержденному докладу Экспедиции государственного хозяйства. Реформы местного управления Павла I, впервые в XVIII в., обращались собственно к низовому звену местного управления. Экспедиция государственного хозяйства предложила распространить волостное территориальное деление, по образу удельного, на казенные селения40. В докладе определялся максимальный размер волости — не более 3 тыс. р. д., при этом главным условием образования территориальной общности являлось сохранение пятисотных участков. Однодеревенские общества рассматривались как податные участки, которые делают самостоятельную раскладку для платежа казенных податей по тяглам. Определение числа душ и размеров волости на местах передавалось на усмотрение гражданских губернаторов и казенных палат, для учета специфики регионов.

Сибирская администрация попыталась осуществить укрупнение волостей, следуя "букве закона", взяв за образец волости европейских губерний России с населением до 3 тыс. р. д. Новые волости, несмотря на укрупнение, в среднем насчитывали до 2000 р.д. При этом размеры сибирской волости настолько увеличивались, что в некоторых случаях превышали по занимаемой площади уезды европейской России. Подобная реорганизация должна была, по мнению администрации, облегчить материальные затраты крестьян на содержание волостных правлений, поиск лиц, способных к управленческой деятельности, сократить делопроизводство. Но уже первые выборы в волостные правления в 1798 г. не оправдали надежд, место волостного писаря практически везде оставалось вакантным41. Увеличение размеров волости, отдаление волостных правлений от сельских обществ затрудняло функционирование волостной администрации. Учитывая негативные последствия укрупнения волостей, Тобольское губернское правление в 1800 г. решает для "лучшей удобности" восстановить деление волостей по прежнему порядку в Тюменском округе42. Попытки укрупнения волостей в Ишимском, Туринском, Ялуторовском уездах также не увенчались успехом и остались только в проектах. В. В. Рабцевич считает, что одной из главных причин отказа администрации от укрупнения волостей стал протест крестьян, не желавших разрушать волостную организацию, сложившуюся не только как административную единицу, но и как неформальное общество, «с устоявшейся структурой внутренних отношений, а также соседской организацией»43. Это утверждение, на наш взгляд, несколько сомнительно, если учесть, что волостные общества были созданы административным путем, причем менее десяти лет назад. Вполне уместно, в данном случае, будет привести аргументы А. С. Лаппо-Данилевского, доказывавшего, что основным фактором сложения общин было государственное воздействие, он писал, что "общность экономических и духовных интересов была... слишком слаба, для того, чтобы за пределами одного или немногих поселений образовать более сложные местные общественные союзы с известными границами и определенными отношениями их членов друг к другу"44. В некоторых округах преобразования, проведенные в 1797 г., сохранились. Наиболее значительной была реорганизация в Курганском уезде.

Последнее крупное преобразование волости в первой половине XIX в. было предложено генерал-губернатором П. М. Капцевичем в 20-е гг. Инициатива Капцевича, после трехлетней переписки, составления проектов не была воплощена в жизнь, но ее изучение позволяет выяснить причины, двигавшие администрацией при изменении низовой территориальной единицы, механизм преобразований, различные подходы к проблеме эффективности волостного деления в Сибири.

При посещении Тугулымской волости Тюменского округа П.М. Капцевич предложил для облегчения крестьян от излишних поборов сократить крестьянскую администрацию за счет объединения волостей45. Капцевич предложил новую формулу для преобразования волостей из 4-х — 2, которая была опробована на 4-х волостях Тюменского округа. Предложенная генерал-губернатором формула должна была быть распространена на все округа губернии. В отличие от преобразований 1797 г., когда планировалось объединение нескольких волостей в одну, при составлении волостей в 1825 г. прежде существующие волости разбивались на участки от 1 до 10 селений, с тем чтобы «округлить по возможности приведение душ по волостям в пятисотки...». При этом селения одной волости оказывались разделенными на разные участки, попадали в разные волости. Это нарушало сложившиеся поземельные отношения. По сведениям казенных палат, границы волостей были определены еще не везде, поэтому часто 2-3 селения одной волости пользовались землями и угодьями без разграничения. Разделение их в разные волости требовало размежевания, которое всегда было связано со злоупотреблениями чиновников, самовольными присвоениями чужих участков и обременительными для крестьян тяжбами. Волости, сложившиеся в конце XVIII в., представляли собой и единый податной союз, объединенный круговой порукой. В случае если общество одного селения было не в состоянии выплачивать все подати, то недоимку раскладывали на все волостное общество. При новом разделении волостей казенные палаты считали, что волостные общества не возьмут на себя ответственность за недоимки вновь включенных селений46.

Объединение волостей делало необходимым перенесение административного центра «в средоточие всех селений», чтобы расстояние от населенных пунктов до волостного правления не превышало 35 верст. Сделать это на практике оказалось очень трудным. Волости, сложившиеся в конце XVIII в., в «сообразности положениям и удобностям», имели определенную инфраструктуру, изменения которой были нежелательны, а иногда и невозможны. Волостные правления, обычно располагались не только в удобном и доступном селении, но и сосредоточивали на своей территории общественно значимые и государственные объекты, такие как общественные дома для волостных правлений, хлебные магазины, этапные помещения, почтовые станции и другие. Перенесение волостных правлений в другое место требовало значительных затрат от обществ на приобретение новых домов для волостных правлений. Кроме того, оставшиеся на прежнем месте заведения требовали дополнительных расходов на охрану и канцелярских служащих. Важным последствием объединения волостей Капцевич считал уменьшение расходов на содержание волостного правления. Но произведенные выборы в двух волостях Тюменского округа, составленных по личному усмотрению генерал-губернатора, полностью опровергли эти надежды. Земский исправник рапортовал Тобольскому гражданскому губернатору об успешно прошедших выборах, о согласии крестьян на «убавку волостей» (хотя приговоры крестьян по неизвестной причине отсутствовали при рапорте), но из рапорта следует, что не только значительного, но и вообще уменьшения расходов не происходило. При увеличении населения волости увеличивалось и делопроизводство волостного правления, а следовательно, и расходы на его содержание.

Обсуждение удобств укрупнения волостей предложено было провести и Томскому губернскому управлению. По собранным земскими судами и губернским землемером сведениям, в Томской губернии действительно имелись волости с незначительным числом душ, но присоединение их не признавалось возможным, так как «волости отстоят одна от другой на большом протяжении»47.

Совет ГУЗС 16 января 1828 г. утвердил заключение Тобольской казенной палаты, согласно которому объединение волостей не только не принесет никакой существенной пользы, но и будет отяготительно и разорительно для крестьян. Волости во всех округах были оставлены на прежнем положении, за исключением тех волостей, где преобразования проводились по личному указанию генерал-губернатора. В журнале, тем не менее, отмечалось, что данный подход к реорганизации волостного деления, то есть за счет механического увеличения, в принципе возможен, но только при соответствующем топографическом описании волостей.

Следует заметить, что мнение казенной палаты совпадало с мнением самих крестьян, для блага которых и намечалось это мероприятие. Хотя в рапорте Тюменского земского исправника и сообщалось о согласии крестьян, выглядит это несколько сомнительно при повсеместном несогласии на изменение границ волостей. Крестьяне просили оставить их на «прежнем положении, без всякого соединения», не только исходя из материальных соображений, но и учитывая удобства организации местного территориального общества. Именно поэтому некоторые волости, не составляющие положенных 3000 р. д., находили удобства и собственную пользу в разделении волости на две, о чем и ходатайствовали в казенные палаты48.

После нереализованного проекта П. М. Капцевича, иных кардинальных изменений в низовой административно-территориальной структуре не предполагалось. Наблюдается постепенное увеличение численности населения волости, при сохранении их общего числа. Местная администрация в этот период не пыталась объединять волости для сокращения расходов на содержание крестьянской администрации и удобства управления, но старалась и не допускать разделения волостей, по ходатайствам крестьянских обществ49. Власти практически не использовали неадминистративные рычаги поравнения территориальных обществ, в том числе причисление ссыльнопоселенцев.

В конце XVIII — первой половине XIX в. общество государственных крестьян пополнилось не только за счет включения в свой состав равных по статусу категорий сельского населения, но и за счет причисления неполноправных членов. Неполноправные члены крестьянского общества — местные маргиналы, которыми была чрезвычайно богата Сибирь, оказывали глобальное влияние и на деятельность органов самоуправления, и в целом на культурный климат сибирского общества. Важным источником формирования крестьянского общества были ссыльнопоселенцы. Слабые и несостоятельные в экономическом и общественном отношении, поселенцы становились эксплуатируемой частью общества, на которых не распространялись ни общинная демократия, ни мирское сострадание. Народник Н. М. Астырев, наблюдая за отношениями между старожилами и поселенцами, образно заметил, что поселенцы явились «жирной почвой для развития эгоистических наклонностей, притупляли в местном населении и без того недоразвитые в нем альтруистические чувства». Исследователи сибирской крестьянской общины неоднократно подчеркивали влияние северорусских традиций на материальную и духовную культуру, формирование правосознания сибирских крестьян50, тем более необходимо обратить внимание на тот факт, что наряду с выходцами из Поморья важным источником формирования сибирского населения стали ссыльнопоселенцы. Ссыльные, особенно из бывших крепостных, сосланных в зачет рекрутов, или по мирскому приговору, вырванные насильно из привычной среды, являлись носителями принципиально иных взглядов на значение мирской организации. Поселенец не чувствовал привязанности к новым обычаям и местам, куда он попал не по своей воле. Чувство оторванности усиливалось неполноправным положением, в которое попадал поселенец на месте приписки. Начиная с 60-х гг. XVIII в., благодаря указам 1760 и 1765 гг., ссылка в Сибирь приобретает постоянный характер. Ссыльные в зачет рекрутов и «за малые вины», бывшие колодники, а также выведенные из Польши раскольники определялись на поселение. В 60-80-е гг. сибирская администрация, понимая негативное влияние ссыльных на нравственность старожилов-сибиряков, пыталась территориально разделить поселения государственных крестьян и ссыльнопоселенцев, «дабы леностью ссыльных не заражать местное население». Основная масса поселян размещалась в притрактовых областях, где, наряду с ямщиками, они должны были обеспечивать почтовую гоньбу. С начала XIX в. характер ссылки изменяется. Ссылка в зачет рекрут прекращается, но в значительно большем количестве в Сибирь отправляют административноссыльных, то есть ссыльных по общественным приговорам, по распоряжению начальства и по воле помещиков. При этом практикуется поселение ссыльных в старожильческие деревни и приписка их в волостное общество без согласия его членов. Определяемые на водворение поселенцы наделялись землей в законной пропорции наравне со старожилами. М.М. Сперанский, ознакомившись с положением поселыциков, заметил, что, вступив в звание казенных крестьян, они пользуются в полной мере крестьянскими правами, часто выбираются в мирские старосты и несут разные волостные должности, входят в казенные подряды и хлебные поставки51. Возросший поток ссыльных в Сибирь привел к такой ситуации, когда в некоторых волостях число причисленных ссыльных равнялось или даже превышало число старожилов. В донесениях Нижнекаинского волостного правления Томской губернии отмечалось, что к деревням этой волости приселены ссыльные, число которых равняется числу старожилов, «а при том большая часть поселенцев, не имея привычки заниматься сельскими работами, обращаются в бродяжничестве и делают кражи и другие вредные поступки»52. Чиновники, ревизовавшие государственные имущества Западной Сибири в начале 40-х гг. XIX в., отмечали, что в районах, где ссыльнопоселенцев становилось больше старожилов, они приобретали перевес во мнениях и увлекали крестьян «к разврату и пьянству», что являлось первым шагом к расстройству хозяйства. Наличие значительного количества не обустроенных поселенцев приводило к складыванию криминогенной обстановки в регионе, чему, несомненно, способствовала их безнаказанность. Волостные начальники, боясь ссыльных «из видов сохранения собственности и личной безопасности», старались не преследовать поселенцев, преступивших закон. Поэтому дела по проступкам и преступлениям ссыльных, в основном, лежали в волостном правлении без всякого движения. Важно отметить, что ссыльнопоселенцы не являлись членами податного крестьянского общества, следовательно, не были включены в круговую поруку общины и платили подати под личную ответственность. Такое положение было явно неэффективным при сборе податей, поскольку существовала возможность для поселян уклоняться от выплат, а волостным правлениям — от ответственности за недоимки. Поэтому государство в отношении ссыльных пошло традиционным путем — создания особого податного общества. Более того, Томская экспедиция о ссыльных обратилась в Томское губернское правление с предложением разрешить поселенческим обществам избирать старост из своей среды в волостные правления для взыскания недоимок и домашних разбирательств, «чтоб при разборах поселенческих дел в волостных правлениях был человек, представляющий интересы поселенцев»53. Охраняя интересы водворенных поселенцев, местная администрация допускала не только избрание поселенческими обществами старост из своей среды, но и наём писаря, хотя это противоречило законодательству. Сибирский комитет при рассмотрении вопроса о порядке выбора волостных писарей отмечал, что причисление ссыльнопоселенцев к крестьянству не снимает с них «соделанных ими преступлений»54. Поселенцам не разрешалось участвовать в выборах, в деятельности схода, исполнять общественные должности55. Но законодательное установление, даже неоднократно подтвержденное, не являлось доказательством того, что оно соблюдалось в действительности. На практике участие поселенцев в деятельности крестьянской администрации имело повсеместное распространение. Сибирская администрация не раз констатировала, что ключевая должность крестьянского самоуправления — писаря, повсеместно, исполняется людьми, лишенными чинов и дворянства, присланных в Сибирь на поселение56.

Территориальное общество государственных крестьян пополнялось также за счет сосланных раскольников и сектантов. Добровольно переселившиеся раскольники пользовались шестилетней льготой, освобождаясь от всех податей и повинностей. После истечения ее, они должны были выплачивать установленный Петром I, и сохранявшийся до 1782 г., двойной податной оклад. Исходя из фискальных интересов, государство пыталось выделить и раскольников, записанных в двойной оклад, в особое общество, связанное круговой порукой. Хотя обычно раскольники находились в ведении крестьянской общинной администрации, иногда избирался особый «раскольничий»57. Раскольники, причисленные к крестьянскому обществу, составляли особое податное общество, круговая порука которого не распространялась на православных, но сбор денег и недоимок, ведение делопроизводства, так же как и в случае с ссыльнопоселенцами, лежали на крестьянской администрации. Государство не смогло организовать самостоятельное общество старообрядцев, так как оно отличалось «крайней нечеткостью и большой подвижностью границ раскола в крестьянской среде»58. Опасаясь распространения «вредного учения» и совращения православных, раскольникам запрещалось участвовать в выборных крестьянских органах. Это требование соответствовало законодательству XVIII в., в котором выборная крестьянская администрация должна была препятствовать распространению раскола среди крестьян. Неоднократно предписывалось «никого из раскольников не возводить на власти, ни токмо духовные, но и гражданские...». Сами крестьяне воспринимали эту несправедливость как привилегию59. Парадоксальным, но только на первый взгляд, в связи с этим, выглядит широкомасштабное переселение сектантов и старообрядцев на окраины Сибири и вполне лояльное отношение к ним там местной администрации . Если в зону «плотного» расселения русских крестьян государство стремилось либо не допускать раскольников, либо изолировать их от православных, то на окраинах, где славянский элемент оказывался в абсолютном меньшинстве и требовалось сохранение национальной идентичности, устойчивость в инонациональном окружении, государство предпочитало именно эти категории в качестве колонизационного элемента. В отличие от православных, раскольники на местах водворения создавали чрезвычайно прочную неформальную общность, которая являлась основой традиционных институтов самоуправления. И именно это обстоятельство, наряду с более рациональной системой хозяйственных ценностей, делало раскольников весьма подходящей категорией населения для исполнения роли пионеров фронтира. Несмотря на антигосударственные настроения, раскольники невольно закладывали основу российской государственности, неся в своей организации модель «мини-государства», нанося на территорию колонизуемого района первоначальные административные штрихи.

Картина гетерогенности сельского населения Сибирского региона была бы незаконченной без характеристики ее важнейшего элемента — автохтонов. Интеграционные процессы этой категории населения в общегосударственную систему Российской империи особенно интересны тем, что в рамках одного региона можно наблюдать их протеканием на различных стадиях, в зависимости от длительности и степени интенсивности контактов с русским населением. В рассматриваемый период важнейшие изменения в низовом административно-территориальном делении аборигенного населения были связаны с реализацией «Устава об инородцах» 1822 г.

Именно в связи с реформой М. М. Сперанского, местной администрацией была предпринята попытка ликвидировать особое сословноправовое положение и административное устройство инородческого населения путем включения оседлых инородцев в сословие государственных крестьян. Инородцы, жившие деревнями и занимавшиеся «свойственными земледельцам упражнениями», причислялись к сословию государственных крестьян, с введением у них управления на основании общих законов и учреждений61. В данном случае государство исходило из тех же соображений, что и при включении в крестьянское общество экономических крестьян, ямщиков, однодворцев. Несмотря на сохранение в «Уставе об инородцах» «родоплеменной» терминологии для обозначения территориальной единицы самоуправления, на первое место выдвигается требование общих экономических интересов членов данного коллектива, что для государства было равнозначно созданию податной единицы, объединенной круговой порукой. Кровнородственные отношения уже не рассматривались в Уставе как обязательный принцип формирования рода. Существующее многообразие традиционных социально-административных образований аборигенов предполагалось постепенно унифицировать, не абсолютизируя при этом патриархально-родовые институты, а, напротив, по мере возможности, приближая к общегосударственным формам социально-административного устройства. На практике «мера возможности» не всегда выдерживалась сибирскими бюрократами, которые предпочитали единообразие во всех подведомственных сферах для удобства контроля. В 20-е гг. началась не всегда последовательная реализация унификаторской идеи Устава. Апробация этого положения была предпринята в 1824 г., когда куртумовские манси были причислены к Жуковскому волостному правлению. В 1825 г., по проекту генералгубернатора Западной Сибири П.М. Капцевича, предполагалось укрупнение русских волостей в Туринском, Тюменском и Тобольском округах за счет присоединения инородческих волостей. Включение инородцев в русские волости было обусловлено фискальными интересами государства. Объединение инородцев в самостоятельные волости не всегда было возможно, так как их селения обычно были разбросаны по всему округу. Это лишало государство удобного способа взимания податей, увеличивая число фискальноответственных лиц62. Местная администрация пыталась решить эту проблему, подчинив инородцев волостному начальству, приписав их к ближайшим русским волостям. Однако инородческое управление в этот период не было преобразовано по типу сельского для государственных крестьян. По просьбам самих инородцев и решению ясачной комиссии им было разрешено иметь собственное внутреннее управление. Объединение инородцев и русских крестьян в единую территориальную общность не было обусловлено сдвигами в социально-экономическом и политическом развитии инородцев и поэтому носило формальный, искусственный характер. Недальновидность местных чиновников можно рассматривать как досадный казус, на фоне довольно взвешенного, дифференцированного подхода, выработанного в Уставе. Инородческие волости сохранили свою обособленность, но при этом принципиально важно, что в административном устройстве аборигенов наметились тенденции, характерные и для сельского самоуправления русских крестьян, в том числе постепенная рационализация традиционных институтов самоуправления и оформление достаточно устойчивых административно-территориальных единиц. Унификации социальной организации различных этнотерриториальных групп коренного населения, как и у русских крестьян, предшествовало введение единой системы обложения.

В это же время Россия продолжала осуществлять прорыв в степь, интегрируя новые категории населения, прежде не попадавшие в зоны тесного контакта с русскими крестьянами. Закреплению новой территории способствовало использование государством уже многократно апробированной модели взаимоотношений государства и местного общества. Первым шагом по освоению территории стало внедрение новой системы управления в соответствии с «Уставом о сибирских киргизах» 1822 г. Критерием низового административно-территориального деления стала степень присутствия русского населения. В связи с чем выделялись внутренние и внешние округа, границы между которыми изменялись по мере активизации переселенческого движения и, стало быть, заполнения административного вакуума крестьянской волостью, а затем адаптации и инкорпорации инородческих институтов.

К началу 30-х гг. XIX в. основные категории сельских хлебопашцев: экономические крестьяне, ямщики, однодворцы, водворенные поселенцы, казенные крестьяне были объединены в сословие государственных крестьян, с единой системой управления и налогообложения. Вне сословия государственных крестьян оставались приписные крестьяне и раскольники, водворенные в Бухтарминском крае. Основная масса приписных была сосредоточена в четырех округах Томской губернии. Государственные крестьяне и инородцы Алтайского горного округа проживали не в отдельных селениях, а «рассеянно по селениям приписанным к горным заводам»63. Государственные и приписные крестьяне чересполосно владели землями, но составляли самостоятельные податные общества и рекрутские участки, подчинялись разным ведомствам по хозяйственной и судебной части, что снижало эффективность управления, тормозило переселенческий процесс64. М.М. Сперанский в конце 20-х гг. представил проект, согласно которому приписные крестьяне подчинялись общему порядку губернского управления, но унификация управления была отклонена Сибирским комитетом65.

В 30-е гг. XIX в. государство, сначала в виде эксперимента в отдельных губерниях, а затем повсеместно, вводит новую ступень сельского управления — сельское мирское общество. Сельское мирское общество учреждалось в каждом крупном селении или в нескольких небольших, «не в дальнем расстоянии одно от другого, народонаселением до 800 душ»66. Указ 1833 г. был разработан Министерством финансов, и уже это объясняет характер новой единицы. Причины, побудившие государство отказаться от фактически существовавшей однодеревенской общности, были фискальные. Размеры волости (от 3000 до 5000 р. д. по европейским губерниям) не позволяли волостному начальству уследить за всеми неплатежами. Исполнение сельскими старостами податных функций увеличивало число материальноответственных лиц, создавало повод к притеснениям и незаконным поборам. Указ 1833 г. ответственность за исправления платежей возлагал не на отдельное общество, а на более крупное образование. В литературе, посвященной сибирской крестьянской общине, не сложилось единого мнения о том, что собой представляло сельское мирское общество в Сибири. Так, Н. А. Миненко пришла к выводу, что попытки «насаждения к востоку от Урала неких «гибридных» форм мирской организации («сотни», «сельское мирское общество») оказывались безрезультатными»67. В. В. Рабцевич считает, что сельское мирское общество это ни что иное, как сельская община, которую государство признает в качестве административной единицы. Но размеры существовавших сельских мирских обществ в Западной Сибири не позволяют относить их к реальной однодеревенской общности. Наиболее верно, на наш взгляд, определение М. М. Громыко, согласно которому сельское мирское общество являлось формальной единицей68. Следует, однако, подчеркнуть преимущественно податной, а не административный ее характер. По-прежнему сохранялось деление на тысячные участки для рекрутских повинностей. Некоторые волости и даже селения оказывались разделенными на два — три разных участка. Каждая волость делилась кроме тысячных участков и пятисотных на участки, приписанные к хлебозапасным магазинам. Не совпадали в этот период административная единица — волостное общество и конфессиональная община — приход69.

В 40 — 50-е гг. XIX в. в правительственной политике в отношении государственной деревни наметился важный поворот от узкого фискализма к попечительной политике. По мнению П. Д. Киселева — главного вдохновителя нового попечительного курса, одним из главных недостатков фискальной политики правительства были искусственные административные единицы, разрушавшие поземельные Союзы крестьян, являвшиеся сосредоточием хозяйственной и общественной жизни. Эти взгляды нашли отражение в «Учреждении о управлении государственными имуществами» 1838 г., где сельское общество наделялось статусом и полномочиями низшего административно-хозяйственного звена. Первыми шагами по пути легализации институтов сельского мира в Сибири можно считать создание окружными управлениями «Проектов наказов для волостного и сельского управления» и введение образцовых волостей. Несмотря на смену курса и руководства МГИ, местные власти с конца 50-х гг. последовательно отстаивали идею о необходимости юридического оформления сельского общества.

Подводя итоги, отметим следующие моменты:

Процесс оформления низовой административно-территориальной единицы в Сибири проходил по инициативе государства, которое определяло основные параметры территориального общества, в том числе его сословный состав, размеры и структуру. Основные направления деятельности местной администрации по реализации правительственной политики в этой сфере заключались в устройстве однородных по сословному составу территориальных общностей и поиске оптимальных размеров низовой административной единицы. Структуру и размеры территориальной общности государство определяло, исходя из административно-фискальных интересов. Существенную корректировку в этот процесс вносила специфика региона, в том числе слабая его заселенность. Взаимная разобщенность, вследствие различий бытовых, религиозных, национальных, усиливалась искусственным (механическим) соединением отдельных сельских обществ в волость, неустойчивостью и постоянной мобильностью административных границ.

Оптимизация фискально-податных функций и повышение эффективности контроля за деятельностью органов крестьянского самоуправления со стороны коронных учреждений предопределили отказ государства от использования в качестве территориальной основы сельского управления стихийно возникавших однодеревенских общин и патриархально-родовых объединений аборигенов. Консолидация сословия государственных крестьян, а также изменения в податной системе позволили объединить в ходе реформы Е. П. Кашкина основные категории землепашцев в единое крестьянское общество и унифицировать структуру сельского управления введением единой на территории Сибири низшей административно-территориальной единицы, ставшей одновременно территориальной основой крестьянского самоуправления — волости. Распространение единой управленческой модели на уже освоенное и осваиваемое пространство региона зависело от степени адаптации данной территории переселенцами, т. е. от масштабов распространения и степени концентрации государственного (имперского) элемента. Развитие инфраструктуры региона усиливало эффективность механизмов воздействия государства на традиционные институты общества. Основными каналами воздействия государства на традиционное общество было коронное чиновничество, хозяйственная практика, инкорпорированные органы самоуправления, школы и прочие институты социальной сферы.

Принципы организации административного пространства региона, особенно его низовой структуры, зависели от специфики местных политических, экономических и этнических обстоятельств, порождая поливариантное устройство, но в целом ведущей тенденцией можно считать гомогенизацию имперского пространства. Инкорпорированные в административную систему традиционные институты самоуправления фактически сохраняли лишь форму, наполняясь новым содержанием. Расширяясь, имперское пространство не консервировало традиционное общество и его институты, а трансформировало их, разрывая локализм и замкнутость «малого» общества, заменяя горизонтальные связи (личного типа) на вертикальные, основанные по принципу иерархической пирамиды. Общество подчинялось глобальному качеству государства — его имперскости.

Список литературы

1 Подобный подход к изучению территориальной организации общества был предложен А. Д. Градовским (Градовский А. Д. История местного управления в России // Собр. соч. Т. 2. СПб., 1899.) и вполне разделяется современными исследователями (См.: Доленко Д. В. Территориальная организация общества как объект научного исследования // Регионология. 1999. № 2).

2 Мамсик Т. С. Сибирская деревня в 1760-1850-е годы: социальная структура и социальные конфликты. Диссертация в форме научного доклада на соискание ученой степени докт. ист. наук. Новосибирск, 1992. 3. ПСЗ-1. № 12455, 13300. 4 Там же. №14926.

5. Там же. № 16006.

6. Проект императрицы Екатерины II об устройстве свободных сельских обывателей //Сб. РИО. Т. 20. СПб. 1877.

7. Зайцев К.И. Очерки истории самоуправления государственных крестьян // Труды студентов экономического отделения СПб. политехнического института. СПб., 1912. № 6. С. 16; Сергеевич В. И. Вступительная статья // Сб. РИО. Т. 115. С. II.

8. Громыко М. М. Западная Сибирь в XVIII в. Новосибирск, 1965. С. 30.

9. Аполлова Н. Г. Хозяйственное освоение Прииртышья в конце XVI первой половине XIX в. Новосибирск, 1976. С.135.

10. ПСЗ-1. № 11633; См. так же: Шепукова Н. М. К вопросу об отмене десятинной пашни в Западной Сибири//Сибирь периода феодализма. Вып. 2. Экономика, управление и культура Сибири XVI — XIX вв. Новосибирск, 1965. С. 177 — 184.

11. ГАТюмО. Ф. И-47. Оп.1. Д. 2103. Л. 106.

12. ПСЗ-1. №12185.

13. История Сибири. Т. 2.С. 218; Громыко М.М. Западная Сибирь... С. 188.

14. Прутченко С. М. Сибирские окраины. Областные установления, связанные с сибирским учреждением 1822 г., в строе управления русского государства, историкоюридические очерки. СПб., 1899. Т. 1. С. 94.

15. Там же. Ф. 329. Оп. 10. Д. 324.

16. ГАОО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 172. Л. 91.

17. Там же Ф. 181. Оп. 1.Д. 1.Л. 16,11; ГАТО. Ф. 65. Оп. 1. Д. 33. Л. 9 об.

18. ТФ ГАТюмО . Ф. 329. Оп. 10. Д. 324.

19. ПСЗ-I. № 12060.

20. История Сибири Т. 2. Л. 1968. С. 222.

21. ГАТюмО. Ф. И-39. Оп. 1. Д. 1. Л. 7об., 11 об.

22. ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 378. Л. 11, 18.

23. Там же. Ф. И-10. Оп. 1. Д. 4146. Л. 2.

24. Прутченко С. М. Указ. соч. Приложение III. С. 183; ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 409. Л. 8-14.

25. ГАОО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 379. Л. 7.

26. Шунков В. И. Очерки по истории колонизации Сибири в XVIIначале XVIII в. М., 1946. С. 70.

27. Астырев Н. М. На таежных прогалинах: Очерки жизни населения Восточной Сибири. М. 1891. С. 148.

28. Мамсик Т. С. Ссыльные религиозные протестанты в Сибири в первой четверти XIX в. (правительственная политиках/Политические ссыльные в Сибири (XVIII начало XX вв.). Новосибирск, 1983. С. 177-197; Миненко Н.А. Ссыльные крестьяне — "поляки" на Алтае в XVIIIпервой половине XIX вв.//Там же. С. 198-214; Пономарев С. Земледельческое братство, как, обычно-правовой институт сектантов //

Северный вестник. 1886. № 9,10; Ядринцев Н. М. Раскольничьи общины на границе Китая // Сибирский сборник. 1886. Кн.1. С.38.

29. Мамсик Т.С. Хозяйственное освоение Южной Сибири. Механизмы формирования и функционирования агропромысловой структуры. Новосибирск, 1989. С. 174.

30. Там же. С. 174.

31. Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. Новосибирск, 1983. С.329.

32. Миненко Н. А. Русская крестьянская община XVIII — первая половина XIX в. Новосибирск, 1991. С. 14.

33. Богословский М. М. Земское самоуправление на русском севере. М., 1912. Т. 2. С. 25.

34. Это утверждение не противоречит известному тезису о стихийном возникновении крестьянской поземельной общины, как сельской однодеревенской, так и волостной. Но при этом не, следует путать волость как административный союз и волостную общину как поземельный союз (См.: Швецов С. П. Волостная община и поземельное устройство в Сибири // Сибирские вопросы. 1905. № 1. С. 103 — 107).

35. ГАОО. Ф. 114. Оп. 1. Д. 9. Л. 10 — 11. Пассивное сопротивление крестьян расформированию сложившихся административно-хозяйственных единиц было характерно в том случае, если это было связано с утратой угодий. Протест выражался в отказе признавать новые границы. Так, после упразднения Омской области в 1838, волости, состоявшие в ее ведении, по донесению хозяйственного отделения Тобольской казенной палаты до середины 40-х гг. продолжали "оставаться в том же виде".

36. Крестьянство Сибири периода разложения феодализма и развития капитализма. Новосибирск, 1980 С. 3—27.

37. ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 378. Л. 11,18.

38. Крестьянство Сибири периода феодализма. Новосибирск, 1983. С. 330.

39. ТФ ГАТюмО. Ф. 329. Оп. 13. Д. 227, 324; Ф. И-32. Оп. 1. Д. 1. Л. ИЗ.

40. ПСЗ-I.№ 18082.

41. ГАТюмО. Ф. И-10. Д. 1981. Л. 142-182.

42. Там же. Л. 195.

43. Рабцевич В. В. Участие сибирских крестьян в самоуправлении как элемент политической культуры феодальной эпохи // Образ жизни сибирского крестьянства периода разложения феодализма и развития капитализма. Новосибирск, 1983. С. 32.

44. Лаппо-Данилевский А.С. Организация прямого обложения в Московском государстве со времен Смуты до эпохи преобразований. СПб., 1890. С. 78.

45. ГАОО. Ф. 3. Оп. 12. Д. 17558. Л. 2об.

46. Там же. Л. 132 об.

47. Там же. Л. 144.

48. Там же. Л. 130.

49. Поскольку административные и хозяйственные вопросы оставались в ведении волостных органов управления, то членам волостного общества достаточно часто приходилось собираться на волостной сход, что при условии отдаленности некоторых селений от волостного центра отягощало крестьян. (ГАОО. Ф. 3. Оп. 5. Д. 7222. Л. 138 об.)

50 Миненко Н.А. Северорусские традиции в культуре русских крестьян Сибири периода феодализма // Социально-культурное развитие Сибири. Бахрушинские чтения, 1991. Новосибирск, 1991; Побережников И. В. Общественно-политические взгляды русских крестьян Сибири в период позднего феодализма. Новосибирск, 1989; Александров В.А. Возникновение сельской общины в Сибири (XVII в.) // История СССР. 1987. № 1 и др.

51. Вагин В. И. Исторические сведения о деятельности графа М. М. Сперанского в Сибири. СПб., 1872. Т.1. С. 221.

52. РГИА. Ф. 1376. Оп. 1. Д. 19. Л. 2 об.

53. ГАТО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 209. Л. 3.

54. Там. же. Ф. 1264. Оп. 1. Д. 208. Л. 4.

55. ПСЗ-I. № 29125. п. 140; ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1322. Л. 211 об.; РГИА. Ф.1264. Оп.1. Д. 208. и др.

56. ГАОО. Ф.З. Оп. 1. Д. 952. Л. 209.

37 Покровский Н. Н. Урало-Сибирская крестьянская община XVIII в. и проблемы старообрядчества // Крестьянская община Сибири в XVH-начале XX вн С. 195.

58. Там же. С. 197.

59. Жесткие правила, исключавшие раскольников из общественной жизни, были отменены только по закону 3 мая 1883 г. "О расширении прав раскольников в отношении выборной службы". Но при этом секретным предписанием местным властям рекомендовалось воспрепятствовать раскольникам пользоваться властью и влиянием для распространения лжеучений и не допускать их к выборным крестьянским должностям. (ТФ ГАТюмО. Ф. 332. Оп. 1. Д. 1. Л. 1-2.)

60. Например, проект и. о. генерал-губернатора Восточной Сибири Корсакова о предоставлении переселявшимся на Амур раскольникам полной свободы вероисповедания. См.: Лобанов В. Ф. Переселение старообрядцев в Приамурье во второй половине XIX в. // Народонаселенческие процессы в региональной структуре России. XVIII — XX вв. Новосибирск, 1996.

61ПСЗ-I. №29126. п. 13.

62 Конев А.Ю. Коренные народы Северо-Западной Сибири в административной системе Российской Империи (XVIII — начало XX вв.) М., 1995. С. 94.

63РГИА. Ф. 1265. Оп. 1.Д.71.

64. Прутченко С. М. Указ. соч. Приложение III. С. 163.

65. Соболева Т. И. Управление приписными крестьянами Алтайского Горного округа в 20 — 50-е гг. XIX в. // Хозяйственное освоение Сибири. История. Историография. Источники. Томск, 1991. С. 29 — 36; Она же. Проект социально-экономических преобразований на Алтае М. М. Сперанского // Социальное развитие Алтая в XVII — XX вв. Барнаул. 1984; Борблик Е. М. Либеральная и консервативная тенденции в организации управления горным округом Сибири в начале XIX в.//Проблемы общественно-политической и культурной жизни Сибири XIX в. Барнаул. 1992 ; Ремнев А. В. Самодержавие и Сибирь. Административная политика в первой половине XIX в. Омск, 1995. С. 80.

66. РГИА. Ф. 1589. Оп.1. Д. 624. Л.74.

67. Миненко Н А. Русская крестьянская община... С. 49.

68. Громыко М. М. Территориальная крестьянская община Сибири (30-е гг. XVIII — 60-е гг. XIX в.) // Крестьянская община Сибири XVII — начала XX вв. Новосибирск, 1977. С.47.

69 Золъникова Н. Д. Сибирская приходская община в XVIII в. Новосибирск, 1990. С. 4-5; Зайцева Л.Ю. История православной церкви Южного Зауралья в досоветский период // Земля Курганская: прошлое и настоящее. Вып. 16. Курган, 1996. С. 73.