План
Введение
1 Первое появление
2 Первый ночлег
3 Следующее утро
4 Первые попытки установить личность
5 История самозваной принцессы
6 Дальнейшие подробности жизни
7 Поведение и привычки
8 Первые сомнения
9 Разоблачение
10 История Мэри Бейкер
11 Дальнейшая жизнь
12 Феномен на фоне эпохи
13 Альтернативные версии произошедшего
14 В культуре
Список литературы

Введение

Принцесса Карабу, (англ. Princess Caraboo, настоящее имя Мэри Бейкер-Уиллкокс, англ. Mary Baker-Willcocks ок. 1791 — 4 января 1865) — авантюристка, выдававшая себя за принцессу из экзотических стран. В течение 10 недель ей удавалось водить за нос всё аристократическое общество Англии, и быть разоблачённой случайным образом, благодаря тому, что бывшая квартирная хозяйка узнала в экзотической принцессе свою прежнюю жилицу. Позднее посетила Америку, Францию, Испанию, где вновь пыталась продолжать играть свою роль, но уже без всякого успеха. Позднее вышла замуж, родила дочь и окончила жизнь поставщицей пиявок в бристольскую больницу.

1. Первое появление

Молодая девушка в странной одежде, говорившая на никому не понятном языке, появилась впервые 3 апреля 1817 года в Алмонсбери (Глостершир, Англия). Первым её заметил местный сапожник, и, не зная, что делать с незнакомкой, он отправил её в сопровождении жены в приют для бедных. По свидетельству очевидцев, оказавшись в приюте, неизвестная знаками выразила своё согласие «жить некоторое время под этой крышей». Молодая девушка была утомлена и передвигалась с явным трудом.^[1]

К сожалению, понять её язык никто был не в состоянии. Мистер Хилл, попечитель приюта, счёл за лучшее обратиться к мировому судье графства Сэмюэлу Уораллу, один из слуг которого был по происхождению греком и владел несколькими восточными языками. Незнакомка достаточно неохотно всё же согласилась посетить поместье Ноул, принадлежавшее мировому судье, но ни слуга-грек, ни кто иной так и не смогли её понять, и, вновь прибегнув к языку знаков, эсквайр и его жена Элизабет, американка по происхождению, пытались выяснить у неизвестной, есть ли при ней какие-то бумаги или документы. Поняв в конце концов вопрос, она извлекла из кармана потёртый (по другим сведениям — фальшивый) шестипенсовик, полупенсовую монету и мыло, завёрнутое для сохранности в кусок ткани. Больше у неё ничего не было.

Подобное могло серьёзно ухудшить её положение, так как по законам того времени за ношение при себе фальшивых денег виновного могли приговорить к смертной казни, однако незнакомка по всей видимости не понимала, насколько серьёзным было её положение. Это также послужило дополнительным доказательством, что она прибыла откуда-то издалека.^[2]

Документы скрупулёзно описывают одежду незнакомки: чёрное шерстяное платье или нательная рубашка с муслиновым сборчатым воротником, чёрная полотняная шаль, превращённая в тюрбан, чёрно-красная шаль на плечах, чёрные кожаные туфли и чёрные чулки.

Рост — чуть более пяти футов, глаза чёрные, волосы каштанового цвета, кожа смуглая, следы от серёг в ушах, руки нежные, как будто непривыкшие к тяжёлой работе, манеры обходительные и мягкие.^[3]

По законам того времени, бродяжничество каралось достаточно строго — пойманному на попытках добыть себе милостыню грозила тюрьма или работный дом; подозрительные иностранцы в это время, сразу по окончании наполеоновских войн, рассматривались как политические агитаторы и диверсанты. Уличённых в подобных намерениях предписывалось высылать в кандалах в Австралию, причем исполнять наказание следовало попечителю приюта по прямому указу мирового судьи. Посему нежелание незнакомки отправиться к таковому казалось вполне понятным, тем более, что попечитель принял её вначале за «иностранную бродяжку».^[2]

Посовещавшись с женой, мировой судья, вначале согласившийся с этим мнением и пожелавший отправить её в Бристоль для суда и последующего наказания, счёл за лучшее до окончательного выяснения определить незнакомку на ночлег в деревенскую гостиницу. Туда она была отправлена в сопровождении двух слуг.^[4]

Едва оказавшись там, она пришла в явное возбуждение, увидев среди нарисованных на одном из панно фруктов ананас, и, указывая на него пальцем, громко произнесла несколько раз «Анана», как этот фрукт называется по-гречески или на нескольких иных языках^[2], также знаками дав понять окружающим, что этот фрукт ей знаком, из чего был сделан вывод, что ананас, видимо, растёт в тех местах, откуда она родом.^[3]

2. Первый ночлег

Миссис Уоралл, теряясь в догадках, откуда прибыла экзотическая гостья, вначале предположила, что перед ней испанка, цыганка или гречанка^[5].

Впрочем, последнее предположение пришлось отбросить, т.к. слуга-грек никаким образом не смог с ней объясниться. Предположение, что перед ними китаянка, также не годилось - ноги у неизвестной не были забинтованы, и черты лица говорили скорее о европейском происхождении. Миссис Уоралл, пожалев неизвестную, отослала вместе с ней в приют собственных лакея и горничную. Незнакомке была подана чашка чая, но прежде чем пить, она прикрыла глаза рукой и проговорила молитву на своём непонятном языке. Следующую чашку она отказалась принять, жестами требуя, чтобы чашку помыли (или, по другим сведениям, вымыла её сама), и вновь, прежде чем пить, повторила свою молитву. Уложить её в постель было затруднительно, незнакомка жестами давала понять, что хочет спать на полу, и только после долгих уговоров дочь хозяйки гостиницы сумела уложить её в постель. Впрочем, перед тем как лечь спать, незнакомка совершила несколько земных поклонов, что было вновь расценено как молитва неизвестному божеству.^[2]

3. Следующее утро

Миссис Уоралл, от души жалевшая неизвестную, пришла за ней вновь ранним утром. Та сидела на полу возле очага, весь её вид говорил о подавленности и одиночестве. Местный священник принёс множество книг с картинками, изображавшими экзотические страны, однако незнакомка, небрежно пролистав их, остановилась только на нескольких акварелях, передававших китайскую живопись и жестами дала понять, что прибыла не то на лодке, не то на корабле откуда-то с Юга.^[3]

Ничего другого в этот раз добиться не удалось, но миссис Уоралл приняла твёрдое решение поселить незнакомку у себя и сделать всё, чтобы ей помочь. Впрочем, это было не так просто, неизвестная отказывалась идти и, проходя мимо церкви, сделала попытку скрыться внутри; её остановила только дверь, запертая на замок.

Придя вновь в поместье и будучи проведена в комнату для слуг, она увидела на столе несколько свежих гостий (был Канун Пасхи) и, вновь проговорив свою странную молитву, приложила одну из них к груди. Далее, когда её провели в комнаты, незнакомка пришла в восторг от китайских статуэток и жестами дала понять, что не то происходит из этой страны, не то посещала её.

Миссис Уоралл, не доверяя окончательно незнакомке, попыталась уговорить ту назвать своё подлинное имя и перестать притворяться. В награду за повиновение той были обещаны еда, одежда и денежная помощь, в противном случае ей угрожали тюрьмой и работным домом. Но все усилия оказались напрасны, неизвестная выслушала речь миссис Уоралл, никоим образом не давая возможности догадаться, поняла ли она что-нибудь.^[3]

Миссис Уоралл, пытаясь заставить её написать своё имя, написала на бумаге собственное и повторила несколько раз. Оттолкнув бумагу, незнакомка несколько раз воскликнула: «Карабу!» — указывая при этом на себя.

За обедом она отказалась от мясной пищи, с отвращением оттолкнула предложенные вино, пиво, сидр и не пила ничего, кроме чистой воды.

Для выяснения её подлинного имени и происхождения незнакомку доставили в магистрат Бристоля, но мэр города, Джон Хейторн, также ничего не смог от неё добиться, и потому, согласно требованиям закона, отправил незнакомку в больницу Св. Петра, предназначенную для бродяг и бедняков, до окончательного выяснения её личности.^[2]

Невыпускавшая неизвестную из виду миссис Уоралл вскоре узнала, что та, по всей видимости, брезгуя переполненной и грязной больницей, окончательно замкнулась в себе и отказалась от любой пищи, несмотря на то, что предлагались яйца и мясо, еда для бедняков недоступная и лакомая, также как и отказалась спать в предложенной ей постели.

В это время миссис Уоралл приняла окончательное решение поселить её у себя. Незнакомка была переведена изначально в бристольский офис мистера Уоралла и поручена заботам домоправительницы. Впрочем, мистер Уоралл и слуга-грек были настроены весьма скептически.^[2] Как признавалась сама Карабу после разоблачения, она люто возненавидела за это слугу и долгое время вынашивала план заманить того в лодку и столкнуть в воду в наказание.^[3]

4. Первые попытки установить личность

Весть о ее появлении разнеслась достаточно быстро, и больница стала местом паломничества иностранцев всевозможного происхождения, наперебой пытавшихся выяснить откуда она родом и на каком языке объясняется, но без всякого успеха.

Сохранился один интересный документ, письмо моряка, отправлявшегося вскоре на Мальту и неплохо знакомого потому с бассейном Средиземного моря и окружающими его странами. В частности, в этом письме говорилось^[3]:

Мадам, (…) Мне кажется, что «Карабу» не имя Вашей гостьи (как то представляют газеты), а название её страны. Думаю, она происходит из бухты Карабу (Karabouh), что на восточном побережье Каспийского моря, принадлежащей Свободной Татарии. Она легко могла попасть сюда через Персидский залив, или ещё проще — через Чёрное море. Последнее мне представляется более вероятным, так как с начала текущего года множество (многие сотни) кораблей прошли через Средиземное море в европейские порты. (…) Ваша гостья, быть может, узнает это место на карте, или ей покажутся знакомыми названия близлежащих местностей. Предоставляю на Ваше благоусмотрение, мадам, решение как в этом случае поступить и льщу себя надеждой, что предоставленные мною крохи информации сослужат Вам добрую службу. Ваш покорный слуга
Дж. С.

^[3]

5. История самозваной принцессы

В конечном итоге объявился некий моряк малайского происхождения, подданный Португалии, по имени Мануэль Эйнессо, который заявил, что понимает её язык, и перевёл историю незнакомки следующим образом^[3].

Карабу, по его словам, принадлежала к аристократическому роду и жила где-то на островах Индийского океана. Она была похищена из отцовского дома пиратами и, когда их корабль проходил недалеко от Бристоля, бросилась за борт и вплавь достигла берега. Португалец уверял, что её язык непонятен никому другому потому, что она говорит на смеси диалектов, характерной для побережья Суматры.

Сразу после этого мистер Уоралл, окончательно отбросив сомнения, приказал доставить неизвестную назад в поместье^[2], и следующие десять недель дом Уораллов стал местом паломничества всего местного населения. Принцессу показывали гостям как экзотическую диковинку. Среди прочих ещё один эксперт, избороздивший Индийский океан вдоль и поперёк, знакомый с обычаями Китая и сопредельных стран, основываясь на первом «рассказе», а также на «информации», которую удалось с помощью жестов и рисунков извлечь из экзотической гостьи (или как считает Гатч, бессознательно подсказанной им самим), записал её историю в более полном виде. Теперь она звучала так:

Принцесса Карабу родилась на острове Явасу в Индийском океане. Она была дочерью некоего высокопоставленного лица, китайца по происхождению и «модинки» (малайской женщины), позже убитой во время столкновения «бугу» (каннибаллов) с малайцами. Однажды она прогуливалась в саду своего отца на острове Явасу, когда её выманили наружу несколько «самин» (женщин), и далее она оказалась в руках пиратов под командованием некоего Чи-Мина. Связанную принцессу отправили на корабль, причём отец пустился за ней в погоню и сумел поразить стрелой одну из женщин-пираток. Сама принцесса, освободившись, расправилась с двумя из похитителей, заколов одного из них насмерть малайским крисом и серьёзно ранив другого. Жизнь ему смог спасти только местный «джасти» (врач). Через несколько дней пленная принцесса была продана капитану Таппа Бу. Шлюпкой её доставили на бриг. Корабль этот плыл затем в течение четырёх недель, потом в каком-то порту принял на борт четырёх женщин-путешественниц и высадил их ещё через пять недель в другом неизвестном порту. Потом корабль отправился в Европу и добрался до берегов Англии ещё через одиннадцать недель, но принцесса, доведённая до отчаяния дурным обращением, прыгнула за борт и вплавь сумела добраться до берега. Далее она сумела обменять (видимо, на еду) свою украшенную золотом одежду и тюрбан у некоей английской женщины, живущей в зелёном доме, и получила вместе с тем рубашку и шаль, в которой она явилась в Глостершир. И вот наконец, после шести недель скитаний, она обрела крышу над головой.^[1]

Позднее, показывая ей рисунки, изображавшие флаги различных стран, и водя её рукой по бумаге, удалось якобы установить, что ее родной остров обретался где-то «неподалёку от Японии», в то время как пиратский корабль, сделав первую остановку в Джакарте, обогнул затем мыс Доброй Надежды и, ненадолго остановившись в бухте на острове Святой Елены, отправился к английским берегам. Также, по её уверениям, пираты плавали под венецианским военным флагом.

6. Дальнейшие подробности жизни

В следующие десять недель принцесса прекрасно себя чувствовала и, похоже, была довольна тем, что оказалась в центре всеобщего внимания. Ей предоставили ткани и портного, и она соорудила себе одежду в привычном вкусе — с рукавами чуть ли не до земли, широким вышитым поясом и тюрбаном, носила открытые сандалии с деревянной подошвой.

Позже, как видно, войдя во вкус, она постоянно дополняла и изменяла свой «рассказ»^[3].

Так, оказалось, что её мать чернила зубы (или — по мнению Гатча, этот цвет появился от пристрастия к жеванию бетеля — привычки, распространённой в этих местах) и по местному обычаю раскрашивала ладони, она также носила жемчужину в ноздре и пыталась привить дочери те же понятия о красоте, однако этому воспротивился отец.

Он же был высокопоставленным мандарином, привычным к путешествиям в паланкине на плечах носильщиков, он украшал свою шапку золотой бляхой и прикреплял к ней три павлиньих пера. Также он носил золотую цепь с тяжёлым камнем янтарного цвета. Сама принцесса украшалась семью павлиньими перьями у правого виска. Его имя было «Джессу Манду», её же при рождении назвали «Сиссу Манду», но через какое-то время она переменила имя на «Карабу» в память о некоей выигранной отцом битве.

Она в подробностях рассказывала, что её отец принадлежал к белой расе, мать, как и все малайцы, имела шоколадно-оливковую кожу, а людоеды «бугу» были чёрными. Поймав белого человека, они отреза́ли ему голову и руки, пекли мясо на углях, а затем поедали.

Она рассказывала, что подданные становились на колени перед её отцом и преклоняли одно колено перед ней. О том, как во время пиров их развлекали музыканты, играющие на подобиях арф и флейт. О том, что Аллах-Таллах — не идол, но невидимое божество, объект поклонения островитян, а за поклонение идолу или изображению, по словам её матери, её ждала бы казнь на костре.

7. Поведение и привычки

Все свидетели сходятся в том, что самозваная «принцесса» исполняла свою роль блестяще. Ни разу она не сделала видимой ошибки в своём «языке», ни разу не сбилась на другой акцент или перепутала слова. Слуги признавались позже, что иногда не спали ночью, ожидая, что она заговорит во сне, и тем самым, возможно, выдаст себя. Но — якобы догадавшись об этом — «принцесса Карабу» прикинулась спящей и заговорила на своём тарабарском наречии.

Даже слуга-грек, вначале отнесшийся к ней откровенно скептически, после того, как самозваная принцесса заболела тифом, оставил всякие сомнения и стал относиться к ней с заботой и сочувствием, словно пытаясь подобным образом извиниться за прежнее недоверие.^[3].

Отмечали также её цепкую память и умение мгновенно обращать в свою пользу ошибки окружающих. Так ей был открыт доступ в богатую библиотеку поместья, где она почерпнула достаточно сведений, чтобы вести свою роль без единой ошибки. Также присутствующие, совершенно убеждённые в том, что она не понимает по-английски, вели в её присутствии разговоры об островах и землях Ост-Индии, причём путешественники пытались наперебой блеснуть своими знаниями, — и это также сослужило для самозванки немалую службу.

Отмечали её недюжинное самообладание и умение сохранить трезвую голову в любой самой неожиданной ситуации — так, например, во время одного из путешествий в карете Карабу заснула и, неожиданно разбуженная миссис Уоралл, пытавшейся таким образом захватить её врасплох, не выдала себя ни словом, ни жестом.^[3] Позднее, некий клерк, отнюдь не убежденный в подлинности её истории, попытался захватить самозваную принцессу врасплох: подкравшись сзади, он прошептал по-английски несколько комплиментов её красоте. Впрочем, попытка эта провалилась, так как Карабу оказалась достаточно умна, чтобы прикинуться непонимающей.^[6]

Также она отказывалась от хлеба, предпочитая ему рис, охотно пила воду и чай (в особенности зелёный, китайский), любила индийское карри, в которое щедро добавляла пряности. Охотно ела голубей и рыбу, но готовила их сама, отрезав голову и выпустив кровь.

Каждый вторник обязательно посвящался посту, для которого она упорно пыталась попасть на крышу дома, по свидетельству очевидцев, однажды едва не разбившись при этом насмерть. Выдвигалось предположение, что она когда-то сумела познакомиться с неким выходцем с мусульманского Востока и от него переняла имя своего Божества Аллах-Таллах (от арабского ta-Allah — да славится имя Аллаха)^[1].

В тёплые дни она охотно плавала нагишом, упражнялась в стрельбе из лука и соорудила себе для фехтования деревянную саблю. Иногда она ударяла в гонг, так что звук разносился на мили вокруг, и умело обращалась с тамбурином, и порой исполняла танцы, напоминавшие суфийских вертящихся дервишей.^[6]

В один из дней она знаками дала понять слугам, что сегодня день рождения её отца, которому исполнилось 47 лет. Время же она отмеряла оригинальным способом — завязывая узлы на бечеве. Именно так она сумела объяснить, сколько недель провела в плавании.

Раз в неделю принцессу Карабу возили в Лондон, где художник Бэрд писал вначале в карандашной технике, затем — в красках её портрет, сохранившийся до нынешнего времени.^[3]

8. Первые сомнения

Бывалые путешественники, хорошо знающие тихоокеанские острова, замечали мелкие несоответствия между привычками принцессы Карабу и обычаями восточных стран. Впрочем, разговоры эти велись в её присутствии, что позволяло ей немедля изменять и корректировать своё поведение, — так, один из гостей неосторожно заметил, что индийское приветствие «намасте» — выражается в складывании ладоней перед лицом, малайцы же — прикладывают руку к голове. Принцесса Карабу немедля поняла свою ошибку и стала прикладывать руку к голове, приветствуя подходивших к ней.^[3]

Кроме того, сын миссис Уоралл, в отличие от родителей ни единого дня не веривший самозваной принцессе, в глаза объявил её лгуньей и получил в ответ возмущённый крик «Карабу, не лгунья!», однако произошло это уже после того, как ей удалось якобы «выучить» несколько английских слов, и окружающие потому предпочли оставить данный казус без последствий.

Впрочем, самозванка, видимо, боясь разоблачения, так как газеты (в частности «Бристол Миррор»), регулярно публиковали посвящённые ей статьи, научные исследования и даже стихи, как минимум, два раза пыталась бежать из дома Уораллов, в первый раз пытаясь сесть на корабль, отплывающий в Соединённые Штаты (и опоздав к отплытию). Вернувшись в Ноул Парк с узелком одежды, ранее оставленным на хранение у ее квартирной хозяйки — миссис Нил, принцесса достаточно ловко объяснила своё исчезновение тем, что одежда была «зарыта в землю чтобы спасти ее от макрату (нищих)». Вновь ей предпочли поверить, но за время неудавшегося бегства Карабу заразилась тифом и несколько дней была между жизнью и смертью.

В это время вызванные из Бристоля врачи в её присутствии дали понять миссис Уоралл, что её гостья вряд ли проживёт более суток и с удивлением заметили, как исказилось лицо больной. На этот раз принцессу Карабу выручила служанка, заметив, что подобные нервные гримасы она видит не впервые, и все произошедшее — не более чем совпадение.

Второй побег, вызванный по всей видимости, страхом разоблачения, вылился в попытку уйти пешком куда угодно, при том, что громкая слава самозваной принцессы, успевшая распространиться по всей Англии, в последнем случае сыграла с ней злую шутку, в Бристоле беглянку опознали и торжественно препроводили в великосветский салон, где её вскоре разыскала миссис Уоралл. Но и на сей раз смышлёной девице удалось выкрутиться, знаками дав понять, что она стосковалась по семье и искала корабль, идущий на Явасу.^[3]

9. Разоблачение

Однако же, через короткое время правда вышла наружу. Самозванку погубило то, что некий доктор Уилкинсон, среди прочих всерьёз воспринявший её историю, взялся за дешифровку её языка и изучение нравов. Он даже опубликовал несколько статей о принцессе Карабу в местных газетах и журналах. Среди прочих, в «Бристольском журнале» (англ. The Bristol Journal) появился её портрет, и некая миссис Нил опознала в «принцессе Карабу» Мэри Уиллкокс, по мужу — Бейкер, дочь сапожника из Уитериджа, Девоншир, и дала об этом знать семье Уораллов.^[6] Мэри какое-то время снимала комнату в её доме, затем и перед этим ещё несколько лет служила в разных домах, но нигде не могла задержаться надолго. Миссис Нил уверяла, что Мэри развлекала её юных дочерей языком собственного сочинения, состоящим из смеси цыганских и самолично изобретённых, несуществующих слов. Уходя из дома, она обмотала голову шалью, соорудив таким образом тюрбан. Вскоре объявился ещё один свидетель, сын колесника из Бристоля, клятвенно подтвердивший, что за несколько дней до «обнаружения» самозваная принцесса вместе с ним зашла в пивную, где подкрепилась бифштексом и ромом. Под давлением этих свидетельств, Мэри Бейкер ничего не оставалось как признаться в обмане.^[2]

Впрочем, она ещё пыталась сопротивляться, рассказывая о том, что долгое время жила в Индии, будучи нянькой в английском семействе, — но ещё раз была уличена в обмане, не сумев дать правильный ответ ни на один вопрос об этой стране и её нравах. После этого Мэри Бейкер окончательно сдалась и рассказала свою подлинную историю.

10. История Мэри Бейкер

Рассказ Мэри был длинным и путаным, со множеством красочных деталей и приключений — видимо, сымпровизированных прямо на месте. Более того, как оказалось в дальнейшем, добиться правды от Мэри было попросту невозможным, так как сам рассказ постоянно менялся, с каждым разом обрастая всё новыми подробностями. В частности, когда заходила речь о её ребенке, умершем незадолго до её появления в доме Уораллов, на вопрос, кто был его отцом, последовательно давались следующие ответы: (1) некий француз, хозяин дома, где она служила. (2) Французский юноша, воспитанник пожилого англичанина. (3) Её законный муж, Френсис Бейкер, строительный рабочий, отплывший во Францию и бросивший её на произвол судьбы. (4) Тот же Бейкер, с которым она состояла в связи, служивший мастеровым по ремонту дома у пожилого француза, где она служила.^[3] Современные исследователи склоняются к тому, что ближе всего к истине стоял именно последний вариант.

Буйство фантазии Мэри Бейкер подтверждали все, кто сталкивался с ней более-менее часто. Объяснения этому никогда не было дано, тем более, что по всеобщему мнению, никакой выгоды эти истории ей не приносили. Более того, её честность была вне всякого сомнения, так, пытаясь бежать из дома Уораллов, она не взяла с собой даже подарки, преподнесённые ей домочадцами, и ушла прочь без единого пенни в кармане. С другой стороны, биограф Мэттью Гатч не без досады констатировал, что, будучи уличена в обмане, она не испытывала «ни малейших угрызений совести», более того, отправляясь в Америку, заявила во всеуслышание, что вернётся оттуда на карете, запряженной тройкой лошадей, — как видно, уже задумывая новую авантюру. Её собственный отец считал, что Мэри повредилась в уме после перенесённой в подростковом возрасте ревматической лихорадки.^[3]

Однако, сопоставляя рассказ Мэри со сведениями, которые были получены благодаря переписке и расспросам лично знавших ее людей, получить удалось следующую картину.

Мэри Бейкер родилась в семье сапожника в деревне Уитеридж (Девоншир, Англия), имела шесть братьев и сестёр, часть из которых умерла в младенческом возрасте. Семья Мэри была одной из беднейших, потому с восьми лет ей пришлось заняться прядением и ткачеством, иногда же наниматься батрачкой на окрестные фермы. Позже устроилась прислугой в богатый дом в Эксетере, но через два месяца ушла оттуда, так как работа показалась слишком тяжёлой.

Далее (по словам самой Мэри, так как этот факт невозможно было проверить), она отправилась пешком в Тонтон и по дороге решила якобы покончить с собой, повесившись на завязках фартука. Самозванка уверяла, что её остановил «голос свыше», прозвучавший у неё в голове и недвусмысленно предупредивший о греховности самоубийства.

Кое-как пешком и на проезжающих фургонах добравшись до Лондона, Мэри Бейкер почувствовала себя настолько плохо, что попутчики сочли за лучшее доставить её в больницу для бедных Сен-Джайлс, где та вынуждена была провести более месяца, так как у нее развился менингит. Именно здесь её подвергли весьма болезненной процедуре «влажного кровопускания» — надрезая кожу на затылке и вытягивая кровь с помощью банок, — следы от этой операции она позднее выдавала за доказательство пребывания на пиратском корабле, где пленную принцессу, заболевшую нервной лихорадкой от шока и дурного обращения, лечили якобы подобным образом.^[2]

Позднее она служила в семье пастора Паттендена. Эта часть её рассказа нашла подтверждение, пастор вспомнил Мэри и уверил позже, что она прекрасно справлялась с работой, но была недовольна своим положением и обладала «трудным, эксцентричным характером». Эту характеристику, впрочем, давали ей и другие работодатели. Можно предположить, что Мэри Бейкер искала для себя жизни безбедной и беззаботной, что в конце концов привело её на путь самозванства.

Искренне жалея девушку, Паттенден попытался найти для неё более подходящую работу и устроил нянькой в семью Мэттьюс. Здесь, рассказывала Мэри Бейкер, она познакомилась с живущей по соседству иудейской семьёй, познакомилась с их распорядком жизни, молитвами, алфавитом и правилами кашрута — всё это позже пригодится ей, когда она окончательно станет Принцессой Карабу.

У Мэттьюсов повторилась та же история, новая нянька работала на совесть, — но с видимой неохотой, и ставила работодателей в тупик неожиданными заявлениями, например, о том, что хочет уйти в лес и существовать вдали от цивилизации или же отказаться от пищи, чтобы узнать, сколько времени можно прожить подобным образом.

Впрочем, долго она не задержалась и здесь. В апреле 1812 г. Мэри Бейкер неожиданно ушла от Мэттьюсов и в течение 4 дней оставалась в работном доме Сен-Мери. Вернувшись, она проработала до осени и, наконец, окончательно рассорившись со своими работодателями окончательно оставила дом. Какое-то время после этого она жила в доминиканском приюте для проституток (т. н. «Приюте Св. Магдалины»), называя себя Энн Берджесс (Берджесс — было девичьей фамилией её матери) и рассказывая, что родила внебрачного ребенка от некоего домовладельца, после чего, чтобы прокормиться, вела более чем предосудительную жизнь. Позднее, она уверяла свою подругу миссис Бейнс, будто в это время нанялась нянькой в некую семью, отправлявшуюся во Францию. Позднее, она же пыталась уверить своего будущего биографа Джона Гатча, что приняла это место за монастырь, но такую версию вряд ли можно принять всерьёз.^[2]

Однако, пробыв в приюте несколько недель на положении служанки, она вновь изменила свои показания. На сей раз они гласили, что она никогда не грешила против добродетели и родила, будучи замужем, в приют же определилась, чтобы обрести крышу над головой. Признавшись в том, что назвала себя несуществующим именем, она, однако, заявляла, что её отец умер, а если начнут разыскивать мать, она наложит на себя руки. Попечительский совет приюта Св. Магдалины счёл за лучшее снабдить её небольшой суммой денег и отослать прочь.

Дальнейшее повествование было расцвечено множеством малоправдоподобных деталей, так Мэри якобы переоделась в мужскую одежду, причем жена некоего батрака приняла её за наёмного убийцу, и не спала всю ночь, опасаясь за собственную жизнь, позднее сама Мэри оказалась в плену у разбойников, откуда сумела вырваться, принеся торжественную клятву на кинжале, что сохранит тайну их убежища.^[3]

Достоверно известно, что в 1813 г. она после всех приключений вернулась домой в Уитеридж. Мать попыталась пристроить её на работу к кожевнику, но Мэри наотрез отказалась таскать на себе отвратительно воняющие кожи. Сменив ещё несколько случайных работ, она вернулась в Лондон, где торговала рыбой, и по всей видимости, в это время сошлась с человеком по фамилии Бейкер (впрочем, в другой раз оказалось, что он был, по-видимому, немцем и носил фамилию Бакерштендт, которую она уже сократила до более привычного «Бейкер»).^[1]

Через два месяца они якобы вступили в официальный брак (причем, по уверениям Мэри, венчались у католического священника) и далее жили в местечке Бэттл, близ Гастингса. Мэри вспоминала, что в начале 1816 г. муж отплыл в Кале, оставив её беременной, с обещанием вернуться и забрать её с собой во Францию, однако, обещания не сдержал.

Чтобы хоть как-то прокормиться, Мэри (под именем Ханны Бейкер) устроилась барменшей в заведение некоей миссис Кларк, привлекая всеобщее внимание невероятными баснями, которые она рассказывает любому, готовому её слушать.

11 февраля 1816 г. на свет появился мальчик, который был крещён под именем Джона Уиллкокса (но сама Мэри всегда называла сына Джон Эдвард Френсис Бейкер). Место его рождения осталось тайной, наняв возницу, заинтересовавшегося странным поведеним пассажирки, и посему пожелавшему проследить за ней, Мэри, однако же, сумела улизнуть, и вернулась к работодательнице уже с ребёнком в руках. Снова ей пришлось на какое-то время отправиться в работный дом, так как прокормить ребёнка она была не в состоянии. В конце концов, она решила отказаться от сына и отдала его в приют, где в ответ на вопросы персонала рассказывала, (исследователи сходятся о том, что в этот раз, она видимо, говорила правду) что зовут её Мэри Уиллкокс, она никогда не была замужем и родила ребёнка от своего любовника, рабочего-строителя по имени Бейкер, родом из Эксетера. Они жили вместе в течение девяти месяцев, потом Бейкер ушёл на заработки в Лондон, и больше она его не видела.

Позже, устроившись на очередную работу — служанкой в семье Статлингов, Мэри аккуратно каждый понедельник, посещала сына в приюте, но в 1817 г. ребёнок умер.^[3]

Миссис Статлинг позже вспоминала, что Мэри выполняла свою работу добросовестно, однако же — в который раз — повторила, что «девушка эта необузданная и странная». Мэри пугала детей рассказами о цыганах, уверяла, что сама родом из Индии, а ребёнка родила в Филадельфии, в Соединенных Штатах. Здесь же она отличились еще более эксцентричной выходкой - невзлюбив одного из слуг, она подожгла одну за другой две постели (включая собственную), решив, что его обвинят в поджоге и рассчитают, однако, не справившись с огнем, вынуждена была позвать на помощь и признаться в содеянном. В конечном итоге, её выгнали вон.

Решившись окончательно отплыть в США, Мэри, в ожидании корабля, который доставил бы её по назначению, поселилась в Бристоле у некоей миссис Нил, деля комнату с еврейской девушкой по имени Элеонора. Корабль действительно нашелся, но капитан запросил за проезд 5 фунтов - сумму для нее слишком большую, однако, Мэри была полна решимости добыть эти деньги в качестве милостыни.

Возможно, она посетила Францию (однако, это известно исключительно с ее слов), потому что переменив ещё несколько случайных работ, отправилась в Глостершир, по пути выдавая себя за француженку, и выпрашивала деньги, смешивая в кучу английские слова со словами из языка собственного сочинения. Как полагал её первый биограф, Мэттью Гатч, живому воображению Мэри подобный маскарад подсказала случайная встреча — на глостерширской дороге ей попались на глаза несколько уроженок Нормандии, державшие здесь мастерскую по выделке кружев. Обратив внимание на пышные кружевные мантильи молодых француженок, а также приняв во внимание вызываемый ими всеобщий интерес, Мэри немедленно соорудила из шали подобие тюрбана и постаралась «придать себе как можно более иностранный вид». Иногда полагается, что вольно или невольно, обратив внимание на ее несколько экзотическую внешность, Элеонора подсказала ей мысль выдать себя за иностранку. В дальнейшем некий попутчик, приняв Мэри за француженку, угостил в ближайшей пивной мясом и пивом, при том, что добросердечные посетители наперебой принялись её угощать и ссужать деньгами, — и наконец Мэри поняла, что нашла свою золотую жилу. «Она поняла, что в качестве иностранки сумеет добиться того, в чём англичанка получила бы немедленный и категорический отказ», — отмечает в своей книге Мэттью Гатч.^[3]

Правда, маскарад оказался хорош только на короткое время, вскоре она встретилась лицом к лицу с настоящим французом, но Мэри выкрутилась и в этот раз, заявив, что её поняли неправильно, и на самом деле она — испанка. Именно в это время она встретила сына колесника, который позже и опознает самозваную принцессу.

Но «испанский» маскарад проваливается снова, она встречается с кем-то, утверждающим, что отлично знает этот язык. Мэри вспоминала, что от полной безнадёжности заговорила с ним — и, к своему изумлению, получила заявления, что её язык действительно испанский, и она только что сказала: «Отец и мать идут за мной, но немного отстали». Более того, речистый хвастун заявил, что Мэри родом с «Мадридского холма» и по испанской привычке желает сесть верхом на корову. Это было важным уроком. Раз и навсегда самозванка научилась пользоваться чужой самоуверенностью, а заодно поняла, что лучше ей стать принцессой из никому не ведомой, экзотической страны.^[3]

Сын колесника в это время ей порядком надоел. Мэри ухитрилась «потеряться» в толпе, и далее отправилась в Алмондсбери, где появилась уже как Принцесса Карабу.

11. Дальнейшая жизнь

Открытие могло перерасти в скандал, газеты с удовольствием вышучивали легковерие и невежество бристольцев. Мистер и миссис Уоралл сочли за лучшее отправить её в Филадельфию, и 28 июня 1817 года она села на корабль, уходящий в Америку. Вместе с ней в Филадельфию плыли две пуританские дамы, родом из Моравии, которым миссис Уоралл вручила достаточно большую сумму денег с просьбой поддержать Карабу в первое время, если ее поведение окажется достаточно благонравным. Но, по отрывочным сведениям, доходившим из-за океана, Мэри Бейкер какое-то время ещё пыталась играть свою роль, — но через два месяца связь с семьёй Уораллов окончательно прервалась.^[7]

Какое-то время ходили упорные слухи, что во время путешествия в Америку, корабль бурей был отброшен к острову Св. Елены, где «принцесса Карабу» побывала в гостях у Наполеона,^[8] причем низложенный император был настолько очарован ею, что якобы немедленно сделал ей предложение, категорично, впрочем отвергнутое. Как выяснилось позже, эта история была обязана ушлому журналисту, попытавшемуся подобным образом разыграть публику, но как все связанное с принцессой Карабу, «утка» была с готовностью подхвачена и во многих документах того времени выдавалась за реально произошедшее событие.^[5]

В 1821 г. (по другим сведениям — в 1824) она вернулась в Англию, где пыталась на сей раз зарабатывать публичными выступлениями в роли принцессы в Лондоне на Нью-Бонд-стрит, позднее — в Бристоле и Бате, требуя с каждого зрителя по 1 шиллингу, но за время её отсутствия интерес уже успел остыть, и попытка успеха не имела.^[1] По имеющимся сведениям, посетила Францию и Испанию, где опять пыталась изображать принцессу, но вскоре вернулась и вышла замуж во второй раз. В сентябре 1828 года Мэри Берджесс (таково теперь было её имя) окончательно поселилась в Бедминстере и годом позднее родила дочь. ^[9]

В 1839 году её имя вновь мелькает в документах — Мэри Берджесс занимается поставкой медицинских пиявок в Бристольскую больницу.^[10]

Последнее, что мне довелось о ней слышать, - отметил городской библиотекарь Джордж Прайс - Было то, что она вышла замуж, и окончательно осела в этом городе, где провела остаток жизни окончательно остепенившись, сделавшись поставщицей пиявок в Бристольскую больницу, причем сама же и ставила их по желанию пациента.

В это время, если верить сохранившейся заметке в местном издании «Notes and quieries» за 20 мая 1864 г. она всячески избегала вспоминать о своей неудавшейся авантюре и сердилась на соседского ребенка, из шалости звавшего ее «Карабу».

Она умерла 4 января 1865 года в возрасте 74 (или 75) лет, предположительно, от сердечного приступа, и была похоронена в безымянной могиле на кладбище Хеброн Роуд в Бристоле.

Краткий некролог, появившийся в номере лондонской «Таймс» от 13 января того же года, сообщал, что.^[11]

Она стала вести достаточно простую и скромную жизнь, вышла замуж. Бывшая принцесса не так давно скончалась в Бристоле, оставив после себя дочь.

26 марта 2006 г. при большом стечении народа, на доме номер 11 по Принсесс-стрит, Бристоль, где она провела последние 11 лет жизни, была открыта и сохраняется доныне памятная табличка.^[7] На церемонии открытия также присутствовали воспитанники начальной школы Сен-Мери-Редклифф, одетые в костюмы начала XIX века, а также внучатая племянница виновницы торжества Кристина Медли, специально прибывшая ради этого из Девоншира.^[2]

12. Феномен на фоне эпохи

XVIII—XIX века — время нескольких т. н. «экзотических самозванцев», эксплуатирующих предромантический и романтический интерес к далёким странам и народностям.^[5] Стоит отметить, что чем дальше отодвигались границы известного европейцам мира и глубже оказывались знания об отдалённых странах, тем далее отодвигалась и «родина» очередного самозванца. Первой в этой череде, по всей видимости, стоит назвать Мэри Карлтон (1642—1673), авантюристку и мошенницу, выдавшую себя за немецкую принцессу, с единственной целью, как можно выгоднее выйти замуж. Мошенница была схвачена, уличена в многомужестве и повешена 22 января 1673 г. на Тайберне.^[12]

Неизвестная, появившаяся в Париже в 1690 г. попыталась выдать себя за китайскую принцессу, но этот обман был разоблачен почти немедля, так как для экспертизы был вызван иезуит Ле Комт, долгое время живший в Китае, и потому прекрасно знакомый как с языком, так и с обычаями этой страны.

Мне хватило одного взгляда, чтобы поставить в этом деле окончательную точку. - вспоминал позднее Ле Комт - Черты ее лица, манера держать себя, ступни, (свободные от повязок), весь ее вид уже не оставляли сомнений.

Впрочем, иезуит, решив все-таки довести исследование до конца, задал ей несколько вопросов на китайском языке, получив в ответ порцию тарабарщины, столь невероятной, что окончательно утвердился во мнении — у незнакомки не было времени или желания тщательно подготовиться к роли и серьезно продумать структуру «своего» языка. Врученный ей лист бумаги, покрытый иероглифами она держала вверх ногами, делая вид, что читает. И наконец, предложенная ею же романтическая и совершенно невероятная история путешествия в Европу не выдерживала никакой критики. Впрочем, к удивлению иезуита, даже прилюдно уличенная во лжи незнакомка упорно стояла на своем, из чего Ле Комт сделал вывод, «что китайская авантюра была не первой в ее списке».^[13]

В середине следующего, XVIII века неизвестная, вошедшая в историю под именем княжны Таракановой, выдавала себя за «принцессу» разных экзотических для Европы государств (Турции, Персии, России).^[14]

Появившийся приблизительно в то же время, Джордж Салманазар, француз по происхождению, вплоть до самой смерти благополучно дурачил Лондон, выдавая себя за уроженца Формозы.^[15] Этот последний оставил после себя столь неизгладимое впечатление, что его последовательница — Мэри Бейкер, «принцесса с острова, расположенного неподалёку от Японии», с легкой руки своего первого биографа получила прозвище «Салманазара в юбке», подхваченного позднейшими исследователями.^[1]

13. Альтернативные версии произошедшего

В настоящее время высказываются предположения, во многом отличающиеся или противоречащие ставшему классическим варианту истории Мэри Уиллкокс, рассказанному Мэттью Гатчем. Так высказываются допущения, будто Мэри и Мануэль Эйнессо состояли в сговоре, чем собственно и объясняется участие португальца в истории самозваной принцессы, серьёзно укрепившее её позиции в доме Уораллов. Иногда предполагается также, что столь же самозваный португалец был её любовником и, быть может, отцом её ребёнка.

Предполагается также, что Мэри страдала психическим расстройством, известным под именем «Синдрома Мюнхгаузена», вызывающем в больном стремление к безудержному и бессмысленному хвастовству. Её умение говорить на неизвестном языке в таком случае полагается объяснять глоссолалией.

Третье предположение состоит в том, что гостья Уораллов была именно той за кого себя выдавала, то есть принцессой Карабу с некоего экзотического острова, другое дело, что миссис Уоралл, недовольная повышенным вниманием супруга к их неожиданной гостье, подстроила её «разоблачение» и попыталась как можно скорее избавиться от соперницы, отправив её в Соединённые Штаты^[16]. Впрочем, последний вариант высказывается редко и не находит поддержки у большинства пишущих об этом эпизоде.

14. В культуре

По просьбе Уораллов, в начале 1817 г. Джон Мэттью Гатч, издатель «Феликс Фарлиз Бристоль Джорнэл», навёл справки о прошлом самозваной принцессы и в августе того же года выпустил книгу, как было принято в то время, с длинным и обстоятельным названием «Карабу: История оригинального обмана, имевшего своей целью злоупотребить доверием и благодеяниями некоей дамы, проживающей неподалеку от Бристоля, осуществленного молодой девушкой по имени Мэри Уиллкокс, она же Бейкер, она же Бакерштендт, она же Карабу, принцесса Явасу», ставшую сразу библиографической редкостью.^[2] В 1994 г. вышел на экраны фильм «Принцесса Карабу», снятый по книге Джона Уэллса «Карабу — истинная история».^[17]

Список литературы:

1. Indian Life in the Far West  (англ.) // Chamber's journal of Popular Literature, Science and Arts. — 1889. — Т. 66. — С. 737—756.

2. The Princess Caraboo hoax  (англ.). Misterious People.

3. John Mathew Gutch Caraboo: A Narrative of a Singular Imposition. — 2 ed.. — BiblioLife, 2009. — 76 p. — ISBN 1110119356

4. Mee, Anne - portrait of Lady Carteret  (англ.). 2 British Miniature Portraits.

5. Article Princess Caraboo  (англ.).

6. Jan Bondeson The Great Pretenders. — New York, Norton Paperback, 2005. — 326 p. — ISBN 0-393-01969-1

7. Who was Princess Caraboo  (англ.).

8. 10 лучших розыгрышей за всю историю Великобритании  (рус.).

9. Princess Caraboo  (англ.).

10. Caraboo // Notes and quieries. — Bristol: 1865.

11. Caraboo // Times. — London: 1865.

12. The Newgate Calendar. MARY CARLETON, THE GERMAN PRINCESS  (англ.).

13. Michael Keevak The Pretended Asian George Psalmazar`s Eighteenth-Century Formosan Hoax. — Wayne State University Press, 2004. — 174 p. — ISBN 0-8143-3198-X

14. Кто такая княжна Тараканова?  (рус.).

15. Orientalism as Performance Art: The Strange Case of George Psalamanazar  (англ.).

16. Lyonel and Patricia Fanthorpe The World`s Greatest Unsolved Mysteries. — Toronto, Ontario: 1999. — С. 96. — 212 с. — ISBN 0-88882-194-8

17. 10 Greatest Imposters in History  (англ.).

Источник: http://ru.wikipedia.org/wiki/Принцесса_Карабу