Содержание

Введение

1. Ярославцы и "дело врачей"

2. Еврейский аспект "дела врачей"

Заключение

Список использованных источников и литературы

Введение

5 марта 1953 года умер И.В.Сталин. Этот человек, столько лет находившийся у власти, оставил после себя множество загадок и белых пятен. Несомненно, особое место в его деятельности занимают репрессии, проводимые им в отношении отдельных лиц, групп населения, целых народов…

Поэтому сейчас умы многих занимает вопрос: как мог один человек создать систему, позволяющую ему творить чудовищные преступления, не опасаясь народного возмущения? Чтобы на него ответить, необходимо посмотреть, что же собой представляли в то время массы, как они вообще реагировали на многочисленные судебные процессы и почему. Последней теме и посвящена данная работа.

В ней разобрано отношение провинции (на примере г.Ярославля) к "делу врачей" (выбор темы был подсказан тем, что "врач" – наша семейная профессия). Эта последняя сталинская акция была направлена против группы медиков. В эту группу в качестве обвиняемого входил профессор А.А.Бусалов, на протяжении нескольких лет (1948 – 1945 гг.) работавший в ярославском мединституте. Интерес к его судьбе явился дополнительным стимулом для написания данной работы.

Начнем с предыстории. В августе 1948 года медсестра кремлевской больницы Лидия Тимашук пишет начальнику МГБ Власику письмо. Оно содержало сведения о неправильно поставленном товарищу Жданову диагнозе, а также обвинение ведущих медиков страны (Егорова, Виноградова) в некомпетентности, и, как следствии ее, смерти товарища Жданова. Сначала Сталин не уделил особого внимания этому письму и поставил на нем резолюцию: "В архив".

Однако через четыре года он вспоминает о заявлении Тимашук и вызывает ее в Кремль, где она подтверждает все сказанное в письме. По стране прокатились скрытые аресты, и 13 января 953 года в "Правде" появляется большая статья под названием "Арест группы врачей-вредителей". В ней говорилось о "раскрытии террористической группы врачей, ставивших своей целью, путем вредительского лечения сокращать жизнь активных деятелей СССР". В числе ее участников назывались известные московские врачи, такие как М.С.Вовси, М.Б. и Б.Б. Коганы, Я.Г.Этингер и другие. Медики обвинялись в стремлении ослабить оборону страны и в службе иностранным разведкам. Они, их друзья и семьи были арестованы; кровавая мясорубка завертелась. Однако со смертью Сталина процесс был прекращен, обвиняемые выпущены из тюрем и объявлены невинно пострадавшими.

Историки оценивают этот процесс по-разному. Некоторые вообще о нем забывают, другие не уделяют ему должного внимания, а третьи (Э.Радзинский) называют его "прерванным апокалипсисом". Я обратилась за оценкой этого процесса не к ученым, а к простым людям, находившимся в то время в провинции. Именно здесь жила основная масса населения, и реакция ярославцев как представителей провинции на "дело врачей" очень показательна.

Работа в основном строится на воспоминаниях очевидцев. Всех их условно можно разделить на две группы: медики, практикующие или бывшие в рассматриваемый период студентами, и люди, не имеющие отношения к данной профессии. Им всем был предложен ряд вопросов: как они узнали о "деле врачей", поверили ли в виновность обвиняемых, достаточно ли обоснованными им показались предъявленные медикам обвинения. Заданы были вопросы о роли И.Сталина и Л.Тимашук в данном процессе, а также о характере "дела врачей" - был ли он антисемитским. Отдельная группа вопросов – об отношении (личном и общественном) к этому делу, восприятии его свертывания и последующей реабилитации обвиняемых.

При анализе полученных ответов необходимо было сделать скидку на субъективность опрашиваемых, а также на их память. Поэтому понадобилась работа с печатными органами того времени и последующими публикациями по этому вопросу.

В качестве источника была выбрана газета "Медицинский работник". Она, как и все периодические издания того времени контролировалась "сверху". Однако читало ее и население Ярославля, а значит, газета могла отражать реакцию и ярославского общества.

О том, что вопросы, связанные с "делом врачей", не потеряли своей актуальности, говорят статьи, появляющиеся в различных газетах и журналах, таких как "Родина", "Новое время", "Источник", "Литературная газета".

Основной исследовательской задачей является анализ реакции провинции (на примере Ярославля) на "дело врачей".

1. Ярославцы и "дело врачей"

"Дело врачей" не было стихийным процессом. Оно тщательно фабриковалось. Еще осенью 1952 года по стране прокатилась волна арестов. В первую очередь брали под стражу тех, кого не защищали высокое положение, громкое имя и связи – докторов Майорова, Федорова, отставного руководителя санитарного управления Кремля А.А.Бусалова. Бусалов к этому времени уже несколько лет заведовал кафедрой общей хирургии в ярославском мединституте. Так слова "Ярославль" и "обвиняется в убийстве видных партийных деятелей и шпионаже" впервые встали рядом.

Арест Бусалова тщательно скрывался. Даже позднее, в 1966 году, когда в журнале "Хирургия" было напечатано сообщение о его смерти, период работы профессора в Ярославле датировался 1948 – 1953 годами, хотя после реабилитации Бусалов в Ярославль не вернулся.

Его отсутствие на праздновании юбилея мединститута вызвало удивление одной из его учениц, с которой мне довелось беседовать. Она говорит, что, несмотря на то, что знала о нахождении Бусалов в Москве, никак не связала это с прошедшим недавно "делом врачей". У нее не могла возникнуть даже мысль об этом. Она дает профессору очень хорошую характеристику: кристально честный, терпеливый, добрый, профессионал в своем деле, Бусалов был кумиром студентов. Эта оценка подтверждена и ассистенткой профессора. Если бы они знали о возведенных на учителя обвинения, это вызвало бы у них негодование, аналогичное тому, какое вызвали мои слова о том, что профессор в 1952 году был привлечен к ответственности как шпион и убийца.

Таким образом, становится понятно, почему арест Бусалов замолчали, – он мог вызвать протест ярославских студентов, не "разогретых", в отличие от московских, пропагандой. Вслед за ними в виновности профессора, а может, и в справедливости всего "дела врачей", могло усомниться все общество. А так люди даже не попытались связать события своей жизни с какими-то политическими потрясениями.

Большинство опрашиваемых узнавали о процессе из сообщений СМИ. Они были почти одинаковые, полные ненависти к "врачам-убийцам, извергам человеческого рода". Газета "Медицинский работник" не отстала ото всех остальных. Она немного внимания уделяла фактам, куда больше места отводилось эпитетам, например: "чудовищные злодеяния этих извергов, этих выродков и предателей <*** > шпионы, отравители, убийцы,<*** > наемные палачи".

Однако в ходе бесед с очевидцами выясняется: буйствовала только пресса. Вот их слова: "Было очень много работы, следить за политикой было некогда", "Мы были задавлены проблемами", "Это происходило где-то далеко, не с нами, нас не касалось". Лучше всех фраз говорит и то, что подавляющее большинство опрашиваемых далеко не сразу вспомнили о существовании такого процесса.

Равнодушие – вот каким словом лучше всего характеризуется отношение ярославцев к "делу врачей" и судьбе обвиняемых медиков. Тогда напрашивается вопрос: почему тот же самый процесс так всколыхнул московские массы?

Чтобы на него ответить, надо представить себе, что же происходило в Москве в описываемый период. Основными составляющими правительственного курса были: борьба с космополитизмом, "низкопоклонством перед Западом".

Первая из них включала нагнетание отрицательного отношения к евреям. Был инсценирован наезд автомобиля на артиста Михоэлса, который затем был обвинен чуть ли не во всех смертных грехах, почти в полном составе расстрелян Еврейский Антифашистский Комитет (именно евреи стали "козлами отпущения" в "деле врачей"). "Низкопоклонство перед Западом" заключалось, в первую очередь, в чтении иностранной литературы, в том числе научной. Это тоже можно рассматривать как своего рода "подготовку платформы" для процесса: если врач изучает достижения зарубежных медиков, значит, он связан с Западом, значит, он шпион.

Поэтому, когда 13 января 1953 года появляется статья в "Правде", москвичи приняли буквально каждое слово. Более того – они ощутили реальную опасность для себя попасть на прием ко "врачу-убийце". Ведь, если "Джойнт" смогла привлечь на свою сторону, подкупить кремлевских медиков, то в ее сети точно так же могли попасться простые врачи. Москвичи испугались. Отсюда и демонстрации с требованиями жестокого наказания для всех обвиняемых.

В Ярославле же аналогии московской пропаганде фактически не было. На фоне процесса Еврейского Антифашистского Комитета статья некоего Б.Данилова, содержащая обвинение преподавателей мединститута в неинтересности преподавания философии марксизма, выглядит более чем невинно. Да и московские врачи были далеко от Ярославля, что исключало возможность для ярославцев погибнуть от их руки.

Итак, равнодушие. А могла ли быть иная реакция?

Опрос показывает, что людям предъявленные медикам обвинения в шпионстве абсурдными вовсе не показались. "Мы тогда точно знали", - говорит одна из опрошенных, - "наш (отец, муж, сын, брат, мать и т.д.) невиновен, про остальных же не имели никакой информации. Нас поставили перед фактом и мы приняли его на веру". "Как мы могли судить о справедливости", - соглашается другой, - "если нам сообщали только то, что считали нужным?".

Хрущев в 1956 году скажет в своем известном докладе: "Дело было поставлено так, что никто не имел возможности проверить факты, на основании которых ведется следствие, т.к. контакт с людьми, которые давали эти показания, был невозможен". Эта правительственная логика хорошо просматривается и в случае с Бусаловым. Даже после реабилитации, когда он жил в Москве, звонить и писать в Ярославль ему не разрешали.

Люди поверили сообщениям СМИ, посчитав, что "дыма без огня не бывает"". Но в озлобление это вылиться не могло. "Проблемы слишком многих людей общество не интересуют", - сказал один из очевидцев.

Кроме того, культ личности Сталина, насаждавшийся в обществе, несомненно, играл свою роль в оценке людьми правительственных сообщений. Вождю верили. Эту веру не могли поколебать даже многочисленные репрессии. "Нам никогда не приходило в голову возлагать на Сталина ответственность за жизни наших близких", - сообщает одна из опрошенных. Думали: вождь занят, не может за всем следить, это его помощники виноваты. Когда Сталин узнает – он разберется и накажет виновных. А если он пока этого не делает, то и сомневаться в справедливости наказаний оснований нет.

Только одного очевидца заинтересовала медицинская сторона дела. Он говорит о том, что диагнозы в Кремлевской больнице ставились консилиумом врачей, досконально знавших свое дело. И утверждать, что рядовая медсестра, снимающая ЭКГ, знает больше их всех, не приходится. Он отмечает, что диагноз "инфаркт миокарда" ставился в то время крайне редко. А в оценке роли Л.Тимашук те, кто вообще про нее слышал, удивительно единодушны. Они все говорят о ней как об информаторе МГБ, причем некоторые считают, что такая должность была в сталинскую эпоху в порядке вещей.

2. Еврейский аспект "дела врачей"

Говоря о "деле врачей", нельзя не вспомнить о борьбе с космополитизмом, которая развернулась в конце 40-х – начале 50-х годов. Эта борьба наиболее ожесточенные формы приняла в Москве. О ней в своей книге "На рубеже двух эпох: дело врачей 1953 года" подробно рассказывает Я.Л.Рапопорт. Он пишет: "В московских медицинских вузах [борьба с космополитизмом] была реализована в массовом изгнании профессоров и преподавателей еврейской национальности". Произносились пламенные речи, клеймящие "еврейских буржуазных националистов", стремящихся "втоптать в грязь все лучшее, новое, передовое".

Исходя из этого, можно сделать вывод, что московское общество было достаточно подготовлено к тому, чтобы выплеснуть свою ненависть. Некоторые медики-евреи уезжали оттуда. И когда разразилось дело врачей", где в списках обвиняемых фигурировало много еврейских фамилий, произошел настоящий взрыв. "Реакция была двойная: дикое озлобление против извергов человеческого рода и панический ужас перед "белыми халатами", в каждом носителе которого видели потенциального, если уже не действующего убийцу", - пишет Рапопорт. Пресса бушует, это уже почти неприкрытый антисемитизм.

До Ярославля дошли только слабые отголоски этой эпопеи. В нашем городе еще только начало насаждаться недоверие к евреям. Не был допущен в аспирантуру студент-медик Соломон Шоршер, сталинский стипендиат и активист, убрали двоих начальников-евреев на Моторном заводе.

В начале 1953 года, как рассказывает один из опрошенных, в Ярославль из Москвы приезжает некто по фамилии Гукосян и требует, чтобы все профессора-евреи подали заявление об уходе по собственному желанию. Некоторые оказывали сопротивление (профессор Верткин выступил на партийном собрании), но результатов оно не принесло. Сам рассказывающий, тоже еврей по национальности, утверждает, что никаких неудобств из-за этого не испытывал.

"Антисемитизма в Ярославле не было", - соглашается с ним преподаватель гимназии и приводит примеры семей одноклассников и соседей-евреев: никакой дискриминации по национальному признаку они не испытывали. "И вообще", - продолжает она, - "очень много известных евреев получили образование и начали работать именно в конце 40-х – начале 50-х годов".

Хочется отметить еще одну особенность. Когда профессоров-евреев, отстраненных от работы в Москве, высылали в провинцию, то молодые начинающие врачи получали возможность пройти хорошую школу, что положительно сказывалось на их дальнейшей деятельности.

На фоне совершенно нормального отношения ярославской общественности к евреям несколько странно выглядят статьи из "Медработника". Этот печатный орган являет собой яркий пример того, как газета может воспылать продиктованным гневом. Из номера в номер кочуют статьи с проклятиями по адресу "шпионов, диверсантов и убийц". Опальный Второй Московский Медицинский институт подвергается поруганию даже на страницах провинциальной газеты. Его преподаватели (Рабинович, Баткис, Меллер, Райх) названы "рвачами и карьеристами". Обвинения самые абсурдные, например, в "аполитичности преподавания специальных дисциплин". Обливаются грязью А.Я.Ясногорский, профессор Фельдштейн. В бранных выражениях раскрывается "суть" "еврейской буржуазной националистической" организации "Джойнт", родоначальником которой якобы являлся австрийский журналист Т.Герцль, почему-то названный евреем. Однако все эти статьи появляются более-менее регулярно, нет ни одного примера разгневанного письма в редакцию, авторы статей не указаны. Все это позволяет говорить о том, что ярость "Медработника" была заказной.

В апреле 1953 года "Медработник" перепечатывает статью из "Правды", где были оправданы осужденные ранее медики. Отсюда видно то, насколько контролировалась любая газета. Даже сообщая обществу о реабилитации врачей, "Медработник" не осмелился проявить самостоятельность.

Диссонанс между мнениями общества и прессы того времени очевиден. Поэтому нельзя безоговорочно доверять последней – слишком уж так называемый "глас народа" был официален. Ярославцы восприняли реабилитацию медиков так же, как и их арест – равнодушным молчанием.

Заключение

Таким образом, видно, что ярославской общественности, в отличие от московской, были безразличны и само "дело врачей", и судьба обвиняемых. И вряд ли реакция могла быть иной: большое количество повседневных проблем, неосведомленность людей, отсутствие в провинции хорошо организованной правительственной пропаганды, невозможность обсуждения подозрительных фактов, невозможность осуждения действий руководства – все это не позволяло людям воспылать гневом против врачей или правительства.

Тот аспект "дела врачей", который мог как-то всколыхнуть массы, т.е. еврейский, не сумел этого сделать. Антисемитизм в СССР середины двадцатого века хотя и существовал, но он не был естественным, а искусственно насаждался "сверху". И подобные националистические нотки в "деле врачей", конечно, присутствовали, однако не преобладали там.

На основании ответов опрошенных можно сделать вывод о том, что люди тогда очень мало интересовались политикой. Они не восприняли трагедию врачей как свою собственную беду или беду общества, а просто забыли о нем сразу после того, как его свернули. И корни нашего сегодняшнего равнодушия к судьбам соотечественников надо искать именно там, в обществе середины двадцатого столетия.

Список использованных источников и литературы

1. Я. Л. Рапопорт. На рубеже двух эпох: дело врачей 1953 года, М., Книга, 1988, 271 с.

2. Медработник, 1952г, 1953 г.

3. Правда, 1953 г.

4. Родина, 1994 г, №7.

5. Источник, 1997 г, №1

6. Литературная газета, 1993 г, №17

7. Реабилитация: политические процессы 30-х – 50-х годов, М., Политиздат, 1991, 460 с.

Приложение

№1. Негодуйко Нина Борисовна, ученица профессора Бусалова, узнала об аресте учителя через 35 лет после его смерти. Арест этот тщательно скрывался; даже после реабилитации, когда А.А.Бусалов жил в Москве, звонить и писать в Ярославль ему не разрешали. Никаких сомнений в честности любимого преподавателя у нее нет, и мои слова о том, что профессор был арестован как шпион и убийца, вызвали у нее негодование. Несмотря на то, что отсутствие профессора на праздновании юбилея института вызвало у нее удивление, с "делом врачей" она это не связала. Сейчас Нина Борисовна считает, что инициатором дела врачей являлся Сталин, а к Лидии Тимашук относится резко отрицательно, т.к. полагает, что только умышленно и заведомо ложно можно обвинить такого замечательного человека, как Бусалов, и его коллег в смерти видных партийных деятелей и шпионаже. О самом Бусалове Нина Борисовна вспоминает как о кристально честном, удивительно терпеливом и добром человеке, который даже с самыми капризными больными был обходителен и мягок. Она характеризует его как прекрасного педагога и хирурга. Нина Борисовна (врач-невропатолог, окончила институт в 1951 году) восприняла реабилитацию врачей как восстановление справедливости. Однако после "дела врачей" контактов с Бусаловым не имела и о его смерти в 1966 году не знала. О самом "деле врачей" помнит очень мало; уверена, что исчезновение профессора из института и сам уголовный процесс обсуждать не могли, т.к. за это следовало строгое наказание.

№2. Пушкарева Лариса Николаевна, врач, узнала о "деле врачей" по радио. Сейчас считает, что "дело врачей" нужно было Сталину и только ему, а Берию и прочих называет "скрипками" – "смычка нет – играть не будут". Приводит пример антисемитизма в Москве – без видимой причины был отстранен от работы профессор Цепкин. Ничего не может сказать о виновности обвиняемых, говорит, что "тогда мы верили тому, что пишут". Лидию Тимашук называет информатором МГБ, утверждает, что ничего сверхъестественного в такой должности не было.

№3. Ширихин Борис Павлович, врач-проктолог, узнал о "деле врачей" по радио. По поводу обвиняемых говори одно: верили правительственным сообщениям, посчитав, что "дыма без огня не бывает". В какой-то степени вызвал недоверие только диагноз Л.Тимашук (инфаркт миокарда), поставленный ею Жданову. Говорит, что она не имела права назначать ему какое-то лечение на основании одной ЭКГ, т.к. выводы можно делать только при изучении состояния всего организма (тем более, что диагнозы в кремлевской больнице ставились консилиумом врачей, и говорить о том, что медсестра знает больше их всех, не приходится). Кроме того, диагноз "инфаркт миокарда" ставился тогда редко, т.к. сам инфаркт был недостаточно изучен.

Термин "убийцы в белых халатах" счел слишком резким, с информацией о якобы возникшем недоверии к врачам не согласен. Приводит пример антисемитизма в Ярославле, когда в 1953 году не был допущен в аспирантуру его однокурсник, активист, сталинский стипендиат, Соломон Шоршер.

Отмечает, что люди тогда были задавлены проблемами, а "беды отдельных людей общество не интересуют". Было очень много работы, следить за политикой было некогда. Да и, кроме того, вводить простой народ в курс дела никто не собирался, так что судить о справедливости было бы очень и очень сложно. Приходилось верить правительственным сообщениям.

№4. Багунова Нина Михайловна, преподаватель гимназии, говорит, что большинство процессов при Сталине фабриковались, однако "никому не приходило в голову обвинять в этом Сталина лично", даже ответственность за жизни репрессированных родных на него не возлагали – ему верили. Считает, что никакого антисемитизма в стране не было, приводит примеры семей одноклассников и соседей-евреев – никаких намеков на дискриминацию по национальному признаку не было. Говорит: "Люди тогда точно знали: наш (отец, сын, брат, муж, мать и т.д.) невиновен, а другие – не знаю". Полагает, что "дело врачей", как и все остальные, имело определенную цель, однако доискиваться ее никто не пытался – слишком это было опасно. Мысли о том, что дело направлено против евреев, у нее не возникало. Она говорит, что именно в конце 40-х – начале 50-х гг. много известных евреев получили образование и начали работать. "Это происходило не с нами, где-то далеко, а значит, нас не касалось". О Л.Тимашук ничего не слышала.

№5. Гуральник Саул Ефимович, врач-отоларинолог, рассказывает о том, что в начале 1953 года в мединститут из Москвы приезжает некто по фамилии Гукосян. Он обращается ко всем профессорам-евреям с просьбой подать заявление об уходе по собственному желанию. Некоторые протестовали, но бесплодно ( профессор Верткин выступил на партийном собрании, однако его все равно уволили).

Говорит о неосведомленности людей: о сути "дело врачей" знали мало. Знакомили только с теми фактами, с какими считали нужным. Ассоциаций с именем Сталина не возникало – вождю верили. Считали его восстановителем справедливости. "Думали так: Сталин занят, за всем уследить не может. Это его помощники во всем виноваты. Если что – Сталин вмешается и восстановит справедливость".

№6. Гуральник Анна Меровна, ассистентка профессора Бусалов, об аресте учителя не знала. Говорит о нем как о кумире студентов, профессионале. Рассказывает, что, когда некоторых профессоров-евреев высылали из центральных городов (супруги Чижины, профессор Гольдфельд), они попадали в провинцию и работали там. Таким образом, молодые врачи проходили хорошую школу, что положительно сказывалось на их дальнейшей деятельности. Говорит, что в столице люди боялись ходить к врачам, а в провинции такого недоверия не было.

№7. Волкова Алла Паисьевна узнала о "деле врачей" из прессы. Не была осведомлена о сути данного процесса, поэтому личного отношения не сформировалось. "Верили газетам". Ничего не помнит.

№8. Свистунов Борис Александрович о деле врачей ничего не помнит, но приводит примеры антисемитизма в Ярославле, когда на Моторном заводе в 1953 году были убраны двое начальников-евреев.

№9, №10, №11 и другие. О "деле врачей" ничего не помнят, оно прошло мимо них. Либо вообще его не заметили, либо не заинтересовались ни его сутью, ни судьбой обвиняемых.