Византия в начале VII в. Начало правления Ираклия. Фемы

С началом VII в. в истории Византии можно наметить не только определенные факты, служащие показателем окончательного разрыва с римскими традициями и идеалами, но, вместе с тем, в характере и настроении государственных деятелей и общества встретить новые черты, принесенные новыми людьми и новыми взглядами. Царствование Ираклия открывает новую эпоху в истории Византии, полагающую границу между старым и вновь народившимся историческим движением. Но представить в надлежащем освещении характер деятельности Ираклия чрезвычайно затрудняет как скудость дошедших до нас сведений об его внутренней деятельности, так и то обстоятельство, что новые элементы государственности, постепенно входящие в жизнь с этого времени, не нашли себе ни надлежащей оценки, ни определенного места в исторических изложениях.

Византия времени Ираклия не походит на империю времени Юстиниана. Необычайное напряжение сил при Юстиниане имело целью воскресить идею Римской империи и связать разнообразные народности, входящие в империю, единством веры и закона; эта мысль была практически осуществлена благодаря необычайной энергии Юстиниана, равно как искусству его оценивать людей и давать им соответствующие их способностям поручения. Но в самой идее всемирной империи не было жизненности, и создание Юстиниана в политическом отношении не было долговечным. Напротив, задача Ираклия была определенная и конкретная, речь шла не о новых завоеваниях, а о средствах к сохранению того, что было можно спасти от разрушения. Предыдущая эпоха военных возмущений, вследствие которых на престоле императоров часто были случайные люди, достигшие высшей власти по капризу судьбы, сопровождалась крайним расстройством экономических средств, падением благосостояния, уменьшением армии и истреблением громадного числа людей, в особенности из достаточных и правящих классов. Есть известие, что Ираклий, делая перепись составу своей армии, нашел, что только двое изо всего наличного числа служили при Фоке, а весь состав принадлежал к новому набору. Это наблюдение приложимо и к другим состояниям. Первое время по своем воцарении Ираклий находится в колебании. Решительных мер правительство не принимает, вступить в решительную борьбу с врагами империи не решается и ведет переговоры о мире и союзе, не имевшие, впрочем, успеха. Только в 622 г., когда Малая Азия, Сирия, Палестина и Египет находились уже под властью персов, Ираклий выступает с определенной внешней политикой и становится во главе вновь организованного и им самим подготовленного войска. Итак, для нас остается малопонятым предварительный период подготовки к военной деятельности.

О том, откуда Ираклий взял средства на войну и каким образом приготовил он войско, способное выносить неимоверные тяжести службы в войне с персами, лучшую страничку дает писатель Феофан: «В 622 г., апреля 4, отпраздновав Пасху, в понедельник вечером Ираклий выступил в поход против персов. Находясь в крайней нужде, он позаимствовал денежные средства из церквей и монастырей, из Великой церкви приказал отобрать паникадила и другие церковные сосуды и начеканил из них золотой и мелкой разменной монеты.

Для управления делами за своим отсутствием назначил регентство, в которое вошли, кроме его сына, патриарх Сергий и патрикий Вон, муж тонкого ума и умудренный разумом и опытностью. Отправив письмо к кагану аварскому, просил его оказать внимание к ромэйскому царству, с которым заключил союз дружбы, и назначил его опекуном своего сына. Из столицы Ираклий держал путь морем на местность, называемую Пилы, откуда пришедши в области, получившие фемное устройство", собрал войско в лагерь и стал учить его военной службе по новой системе, упражняя его в гимнастике и в военном искусстве. Разделив отряд на две части, приказал делать им между собой примерные бескровные стычки и приучал их к военным крикам, и пэанам, и восклицаниям, и движениям, имея целью, чтобы они, когда наступит военное время, не казались новичками, но смело, как бы в шутку, шли на неприятеля. Нашедши же войско доведенным до состояния большой распущенности и трусливости, упадка дисциплины и порядка и рассеянным по разным местам, он скоро соединил всех воедино».

Писатель еще раз возвращается к описанию военных упражнений на два строя с примерными сражениями при звуках труб и при ударах щитами, из чего можно заключить, что у него в распоряжении был значительный материал для этой стороны деятельности Ираклия. Но в приведенной выдержке самое интересное есть место о фемах, — термин, в первый раз встречающийся в историографии и обозначающий крупную реформу, относящуюся к гражданской и военной администрации. Разделение империи на фемы является при Ираклии уже фактом вполне определившимся и действующим на практике. Очень любопытно и то обстоятельство, что реформы в военной науке, с которыми знакомит нас Феофан, поставлены в соотношение с фемами. Это совершенно правильный взгляд, т. к устройством фем достигались прежде всего военные цели, и реорганизация армии обусловливалась особенным устройством гражданского населения в тех административно-военных округах, которые назывались фемами. Итак, мы намечаем здесь один из важных моментов подготовительной деятельности Ираклия, которой посвящены были первые десять лет его царствования; это военная и гражданская реформа, выразившаяся в устройстве фем. Независимо от того, у Феофана есть намек на ряд других мероприятий, которыми Ираклий пытался обеспечить себе успех в военных предприятиях, составлявших цель его жизни. Таков, между прочим, вопрос о регентстве и в особенности о престолонаследии.

Не только естественное чувство привязанности к родственникам руководило Ираклием в раздаче высших титулов и должностей, но и недостаток в людях, т. к. большинство родовитых и состоятельных лиц было или уничтожено, или ослаблено пытками, конфискациями имуществ, заточениями и убийствами. Так, вокруг трона мы видим родственников Ираклия. Достоинство куропалата пожаловано брату его Феодору, двоюродный брат Никита был главной опорой царства. Только Приск, зять Фоки, остался в милости при Ираклии из посторонних лиц, да и то на короткое время. С особенным вниманием он озаботился устройством судьбы своей семьи. Дочь свою Епифанию, рожденную от первой жены, он назначил августой, точно так же венчал на царство в первые годы по воцарении малолетнего сына своего Константина. Может быть, тем же мотивом укрепления собственной династии объясняется наделавший большого шума брак его с собственной племянницей Мариной, дочерью сестры Марии. Царица Марина оказалась, однако, не на высоте положения. В трудную минуту жизни Ираклия она далеко не поддержала его, как прежде Феодора Юстиниана, а, напротив, по ее внушениям Ираклий принял малодушное решение перенести свою столицу в Карфаген в 618 г., когда обстоятельства сложились в Константинополе в высшей степени неблагоприятно, и только настойчивость патриарха Сергия помешала исполнению этого решения.

При вступлении Ираклия на престол политическое положение империи было отчаянное. Северные провинции империи были наводнены славянами и аварами. Ираклий сразу оценил здесь положение и принял ряд мер, имевших капитальное значение для ближайших столетий на Балканском полуострове. Он прежде всего понял, что империи не следует бесплодно тратить сил на борьбу со славянской иммиграцией; отказавшись от областей, занятых славянами, Ираклий нашел в себе довольно государственной мудрости, чтобы оставить славян в покое до того времени, пока империя не соберется с силами и не сможет начать с ними культурную и политическую борьбу.

Главное внимание обращено было на Восток, где под властью Хосроя II Персидская империя обнаружила громадное напряжение и завоевательную силу, отняв у Византии на протяжении нескольких лет Сирию, Палестину и Египет и нанеся христианской империи неимоверное нравственное поражение тем, что огнепоклонники овладели Животворящим древом креста Христова. В период от 622 по 628 г. Ираклий в несколько походов на Восток достиг таких успехов, что персы отказались от своих завоеваний в Египте, Сирии и Палестине и получили такой удар, от которого никогда не оправились. Среди преемников Юстиниана Ираклий стоит выше всех.

Еще в конце IV в., когда имперская армия была наводнена варварскими отрядами, и когда германо-готы угрожали заполонить самую столицу, начали подниматься голоса патриотов в пользу национализации войска. «Война для защиты государства, — говорил в своей речи к Аркадию епископ Птолемаиды Синесий, — не может с успехом вестись иностранными войсками. Берите защитников отечества с собственных полей и из подвластных городов, ибо в них вы найдете настоящую охрану того государственного порядка и тех законов, в которых сами они родились и воспитались. Разве не усматривается крайней опасности в том, что те чуждые нам военные люди, которым вверена защита нашей страны, могут захотеть наложить свою власть на безоружное население? Постарайтесь же умножить собственные полки, вместе с этим поднимется и народный дух, который с успехом выдержит борьбу с варварским вторжением».

Перейти от системы найма иностранных отрядов к национальному войску, однако, не удалось византийскому правительству ни в V, ни в VI в. При Юстиниане, когда империя развила до самых крайних пределов свою военную силу, блестящие военные дела выполнены были под предводительством Велисария, Нарсеса и других полководцев не национальным войском, а наемниками из разных народов, вступавших в особый договор с империей и носивших имя федератов. Почти у каждого предводителя юстиниановского времени была собственная дружина из нанятых на службу иностранцев, которые как личная свита в качестве оруженосцев служили ядром войска. Последний случай найма в военную службу большого иноземного отряда относится к царствованию Тиверия (578—582), составившего особый корпус в 15 000 человек, который был им поручен Маврикию, комиту федератов, впоследствии провозглашенному царем.

Сознание неудовлетворительности этой системы и громадная опасность для империи со стороны персов и славян побуждали правительство делать попытки к изменению военной системы. Разрешить этот вопрос удалось, однако, не сразу. На том пути, по которому подготовлялась реформа военного дела, византийское правительство должно было считаться с двумя обстоятельствами: с недостатком населения, в особенности на границах, угрожаемых неприятельскими вторжениями, и с обилием пустопорожних незанятых и необработанных земель. В административном отношении центральному правительству предстояло отказаться от господствовавшей со времени реформ Диоклетиана и Константина системы отделения гражданской и военной власти и усилить свои органы в провинции соединением в одном лице военной команды над местными военными людьми и гражданской власти над населением определенной территории. В этом отношении весьма любопытно проследить подготовительные мероприятия к новой системе, отмеченные еще до времени Ираклия.

Признаки новых взглядов обнаруживаются частью в единичных попытках Юстиниана I реформировать военное дело. К подобному заключению приводит рассмотрение его мероприятий по организации провинции Армении, о которых сообщают историки Малала, Феофан и Кедрин. Сравнивая между собой три версии названных писателей насчет распоряжений Юстиниана в Армении, мы можем себе представлять дело в следующем виде.

В провинции Армении, которая имела особенную важность ради соседства с Персией, Юстиниан сосредоточил военную власть в одном лице с титулом стратилата. Но как оседлого населения в провинции, которое участвовало бы в несении военной службы, было мало, ибо армяне «отличались бродяжничеством и непостоянством», то состав военных частей усилен был четырьмя полками, вызванными из Анатолика. Самыми существенными, однако, нужно признать те меры, которыми предусматривалось привлечение к военной службе местных элементов, важность которых определялась знанием путей сообщения в Армении. В военную службу или в военные списки занесены были, кроме того, гражданские чиновники области. Как ни сухо известие о военной организации Армении, из него можно вывести следующие заключения: Юстинианом или, может быть, его преемниками сделана попытка сосредоточения военной власти в одних руках, туземное население привлекалось к отбыванию воинской повинности, гражданская власть частью становилась в подчинение военной, частью отдельные гражданские чины переименовывались в военные. Та же цель усиления провинциальной власти на случай исключительных обстоятельств диктовала византийскому правительству другое мероприятие, которым необычно усиливалась гражданская власть возложением на нее военных полномочий. Эта мера проведена была в Египет усилением власти губернатора Александрии с титулом августалия, которому предоставлена была военная власть «ради многочисленности населения Александрии» с подчинением ему всех военных сил как в городе Александрии, так и в двух Египтах.

В самом конце VI в., именно при Маврикии (582—602), отмеченная тенденция в отступление от римской системы распространяется в ином направлении с большей последовательностью, чем в юстиниановскую эпоху. Именно в двух провинциях, отдаленных от центра и поставленных в исключительное положение вследствие того, что население этих провинций было совершенно чуждо византийской культуре, организованы были наместничества с наименованием экзархатов. Такая административная реформа была произведена в Италии и Африке. По случаю вторжения в Италию лангобардов от империи отошли почти две трети итальянской территории, и оставшиеся по большим городам гарнизоны едва могли держаться под защитой стен. Чтобы усилить и централизовать военную власть в Италии, создан был экзархат со столицей в Равенне в замену прежнего magister militum. По таким же побуждениям и почти в то же время образован экзархат в Африке с центральным управлением в Карфагене. Военные средства, какими располагал Ираклий в 610 г. при походе своем в Константинополь, достаточно объясняют, в какой степени самостоятельна и независима была власть экзарха. Нельзя не признать, что в учреждении экзархата сказалась большая практичность и административная опытность правительства, которое сумело поставить в надлежащие границы гражданскую и военную власть в экзархате, предоставив решающую роль военной власти, но не лишив надлежащей компетенции и гражданские чины. В организации экзархата важно отметить прекрасный опыт создать самостоятельную и самодовлеющую административную единицу, в которой все части находятся в соподчинении и которая исполняет военные и гражданские функции на счет материальных средств, извлекаемых в данной провинции. Прежде чем переходить с указанными наблюдениями ко времени Ираклия, напомним, что первоначальная роль Фоки в военном лагере на Дунае имела целью, по-видимому, также образование экзархата, если только у Феофана, говорящего об избрании его войском в экзархи, не допущено ошибки.

Когда Ираклий в 622 г. предпринял поход в Персию, он остановился на довольно продолжительное время в областях, получивших уже фемное устройство, и производил здесь обучение новобранцев новой системе военного искусства. Здесь в первый раз мы встречаем термин «фема» с совершенно особым техническим значением применительно к гражданской и военной администрации византийского государства. Думают, что фемное устройство начатками своими обязано реформам Юстиниана, и что в организации экзархатов можно находить некоторые элементы того же фемного строя, хотя едва ли можно отстоять это мнение во всех подробностях. Положительных свидетельств писателей по отношению к фемному устройству, столь характерному для Византии, к сожалению, не сохранилось. Когда император Константин Порфирородный (911—947) стал собирать в архивах империи сведения по вопросу о фемном устройстве, он нашел весьма мало точного и достоверного и поэтому ограничился обозначением современного ему административного деления империи на фемы. До какой степени недостаточны были найденные Константином сведения, видно из той неуверенности и крайней осторожности, с которой он предположительно возводит это учреждение к имени Ираклия. Так, о феме Армениак он выражается следующим образом. «Кажется, можно думать, что она получила таковое наименование при царе Ираклии и в ближайшее за ним время». Точно так же в предисловии к сочинению о фемах он с большей уверенностью сводит на время Ираклия и его преемников новую систему фемного устройства.

Хотя вопрос о фемах с точки зрения их происхождения в самое последнее время был тщательно изучаем профессорами Дилем и Гельцером, но в нем остается еще достаточно невыясненных сторон. Исследователи византийского фемного устройства исходили из той мысли, что под фемой разумеется военный отряд — дивизия или корпус, расквартированный на известной территории и состоящий в определенной военной организации и соподчинении частей под командой военачальника с званием стратига. Между тем, при более внимательном изучении источников, нельзя не приходить к заключению, что хотя фема обозначает в тесном смысле корпус или дивизию, но, с другой стороны, этот термин никогда не утрачивал своего первоначального более широкого смысла. Первоначальный смысл фемы обозначает гражданский административный округ, в который входят жители городов и деревень, управляемые гражданскими чиновниками и отбывающие разнообразные государственные повинности, в числе коих и военно-податную. Отношение фемы как военного термина к феме — административному округу с его административной, судебной и финансовой системой — оставалось малозатронутым, почему и само исследование фемного устройства теряло значительную долю своего общеисторического интереса. В смысле учреждения, возникшего в VII в. и развившегося при Исаврах, фемное устройство обозначает особенную организацию гражданского населения провинции, приспособленную специально для отбывания военной повинности. Таким образом, раскрыть историю фемного устройства — значит выяснить меры правительства по отношению к землевладению и к земельному устройству крестьянского населения, т. к. военно-податная система, в конце концов, основывалась на организации военно-податных земельных участков.

Не входя здесь в изложение подробностей, ограничимся анализом одного места [из сочинения] Константина Порфирородного, которое вводит в самое существо фемного устройства: «Протоспафарий Феодор Панкрати берет подряд навербовать в анатолийской феме в селении Платаниаты и в ближайших деревнях 500 ратников, способных к стрельбе и годных к конной службе. Если ратники окажутся владеющими полным земельным наделом, то обязываются на собственный счет сделать кавалерийское снаряжение, если же надел их недостаточен, то они имеют право на получение коней с казенных конских подстав или взять их с одиночек — соплательщиков анатолийской фемы». Это место, в котором есть несколько технических выражений, вскрывает явление, до сих пор остававшееся незамеченным, что существо фемного устройства заключается не в военных отрядах, имевших расположение по городам и селениям, а в самом характере экономического и земельного устроения сельского населения. Итак, названному выше протоспафарию предстояло произвести имущественную перепись в определенной местности и сделать военный набор в 500 ратников. Если бы оказалось, что по своему имущественному положению селение Платаниаты не в состоянии выставить требуемое число новобранцев, то следовало подвергнуть переписи другие селения. Далее, т. к. предстояла задача некоторых ратников зачислить в пехотные, других в кавалерийские полки, то здесь возникали некоторые специальные условия, с которыми нужно было сообразоваться.

Служба в пехоте была дешевле, следовательно, для пехотинца требовалось более скромное имущественное положение; служба же в кавалерии была дороже, и потому в кавалерию назначался тот, у кого земельный надел был больше. Таким образом, если новобранец имел полный надел, соответственный конной службе, то был обязан на собственный счет приготовить кавалерийское снаряжение; в противном случае конь выдавался ему с конской казенной подставы или с одиночек-соплателыциков, под которыми следует разуметь одиночек по семейному положению, отбывающих военную повинность по системе складчины — один ратник с нескольких крестьян.

Главная заслуга византийского правительства заключалась в том, что при введении фемной организации оно поставило военную службу в зависимость от землевладения, чем и обусловливались устойчивость и живучесть фемного устройства. Служба положена с земли, и обыватель служил в таком отделе войска, какому соответствовал земельный участок, находившийся в его пользовании. Соответственно тому были участки для пехотной службы, для кавалерийской и морской. Таковы основные черты фемного устройства, которое своими начатками относится ко времени Ираклия.

Судить о том, в какой местности прежде всего применено было фемное устройство, мы лишены возможности. Несомненно одно, что в 622 г., при выступлении в первый персидский поход, Ираклий от Никомидии направился в области с фемным устройством и здесь производил обучение новобранцев. Впоследствии здесь была фема Опсикий, служившая охраной столицы и прилегающих местностей, и потому можно бы с некоторым основанием первые распоряжения по отношению к фемной организации приписывать ближайшей к столице области на азиатской стороне. Но впоследствии при ближайших преемниках Ираклия особенное значение приобрела фема Анатолика. Об организации и происхождении этой фемы сохранились притом более пространные сведения. Уже при Маврикии здесь находим первые мероприятия к усилению военной власти. Стратигу Анатолики, в каковом звании видим Филиппика, женатого на сестре Маврикия Гордии, подчинены были провинции Азия и Лидия и части Карий, Фригии, Ликаонии, Писидии, Каппадокии и Исаврии. Это была самая главная фема, и ее стратиг в чине патрикия занимал одно из высших мест по табели о рангах. Подчиненный ему военный корпус, по приблизительному расчету в 10 тыс. человек, часто играл роль в политических судьбах Константинополя.

Другая фема, образовавшаяся также еще до Ираклия, это фема Армениак. Военная организация этих фем постепенно выросла в VII в. под давлением обстоятельств, т. к. Анатолика и Армениак находились на постоянном военном положении вследствие возрастания могущества арабов и набегов их на Византию. Что касается европейских провинций, здесь прежде всего организовалась в фему Фракия, в которую вошли диоклетиановские провинции: Европа, Родоп, Фракия, Эмимонт, Скифия и Мизия. Хотя при Ираклии на Балканском полуострове произошли большие перемены вследствие ослабления аваров и установления мирных отношений со славянами, которым были уступлены на известных условиях занятые ими области, тем не менее, стратиг фемы Фракии с подчиненными ему военными силами имел громадное значение, потому что на место аваров в VII в. начинает расти на Балканском полуострове сила и влияние болгарского хана. При полном развитии фемного устройства в империи насчитывалось 26 военных округов с одинаковым устройством.

Первые годы правления Ираклия изображаются в историографии как период наибольшего унижения и самых крупных потерь империи в Европе и Азии. Хотя положение дел на Востоке становилось более и более тревожным со времени вступления Ираклия на престол, но он долго не был в состоянии располагать достаточными военными средствами для войны с Хосроем. По-видимому, Малая Азия и Сирия оставались совсем без защиты, т. к. персы в короткое время сделали здесь большие завоевания. Так, в 611 г. завоевана была Сирия вместе с ее главным городом Антиохией, в следующем году персы вступили в Малую Азию и овладели Кесарией Каппадокийской, захватив десятки тысяч пленников и отправив их в Персию. В 613 г. полководец Хосроя Сарвар угрожает Палестине, причем был завоеван Дамаск, и скоро затем началась осада Иерусалима. В затруднительном положении, не имея ни войска, ни денег, Ираклий обратился к церковным средствам — тому источнику, из которого он пользовался и в последующее время.

Самым важным событием было взятие Иерусалима в 614 г. Осада и падение Иерусалима находятся в связи с еврейским вопросом того времени. Со времени Фоки против иудеев было гонение в империи, которое продолжалось и при Ираклии. Персидские успехи в Палестине и Сирии возбудили надежды евреев и заставили их искать защиты у завоевателей, под знамена которых они стекались большими толпами и возбуждали в персах фанатизм и непримиримую вражду против христиан. Этим объясняется исключительно кровавый характер последовавших за падением Иерусалима событий. Осада города продолжалась три недели. Когда, наконец, персам удалось разрушить часть стены и ворваться в город, они предоставили участь христианского населения фанатизму евреев, которые и свели здесь счеты с христианами, угнетавшими их преследованиями и презрением. Говорят, что не один десяток тысяч христиан погиб в Иерусалиме от руки иудеев, до тридцати пяти тысяч уведено было пленников. Город и храм подверглись беспощадному грабежу, при котором завоеватели руководились не только жаждой добычи, но чувствами мести и религиозной нетерпимости. В особенности пострадали христианские святыни, перед утратой которых отступали на второй план и пленение патриарха Захарии, и разрушение города. Храм Гроба Господня и все постройки св. Елены были преданы пламени, драгоценная утварь, благоговейно приносимая сюда со всех стран, была расхищена, священные реликвии частью уничтожены, частью взяты победителями. Между этими последними особенно была тягостна утрата Животворящего древа креста, которое взято было персами и увезено в Ктесифон.

Постигшая Иерусалим судьба была тяжким ударом для всего христианского мира. Палестинские христиане нашли себе убежище в Александрии, где патриарх Иоанн Милостивый оказал им деятельную помощь из церковных средств. Но опасность грозила и самой Александрии, так что Ираклий чрез гражданского управителя Египта патрикия Никиту предлагал александрийскому патриарху выдать свои средства на государственные потребности, прежде чем овладеют ими персы. Действительно, в 616 г. персы переправились в Африку и завоевали Египет, патриарх и патрикий Никита принуждены были оставить свою область и спасаться в Константинополе. В следующем году отдельный персидский отряд направился в Малую Азию, дошел до Халкидона и угрожал самой столице. Конечно, редко империя была в таком отчаянном положении.

Ведя с персами безнадежные переговоры, Ираклий видел, что нужно прибегнуть к крайним средствам, что в Константинополе нет более безопасности для византийского царя. В таком положении он пришел к решению, которое характеризует беспомощность его и истощение ресурсов: именно он решился перенести столицу в Карфаген и сделал для того приготовления. Раз принял подобное же решение Юстиниан, но царица Феодора поддержала его энергию, теперь подле императора не было советницы, подобной Феодоре, но на страже интересов империи оказался доблестный патриарх Сергий, который внушил императору твердость духа и взял с него слово употребить все силы на защиту столицы. Между тем случилось, что корабли, готовые отплыть в Карфаген с нагруженными на них сокровищами, были разбиты бурей, что признано было за проявление божественной воли.

Хотя неприятель был в виду Константинополя, Ираклий решился начать переговоры о мире. Он сам отправился в неприятельский стан и убедил персидского полководца Сайта снять осаду с Халкидона. Вместе с тем снаряжено было торжественное посольство из 70 важных лиц, которому поручено было идти к Хосрою. Но посольство подверглось поруганию, как только вступило на персидскую почву; всех его членов заковали в оковы и под стражей привели пред Хосроя. Попытка вступить в переговоры не только не увенчалась успехом, но еще более раздражила греков против персов. Персидский царь в сознании своего могущества и с целью показать крайнее презрение к Ираклию приказал с Сайта содрать кожу, а послов заключить в темницу. В ответ же на отправленное ему с посольством письмо говорил, между прочим, следующее: «Да не обманывает вас тщетная надежда. Если Христос не мог спасти Себя от евреев, убивших Его на кресте, то как же Он поможет вам? Если ты сойдешь в бездны моря, я протяну руку и схвачу тебя!»

Вот при каких обстоятельствах предстояло Ираклию решать вопрос о судьбе своей империи. И нужно признать, что византийский царь весьма глубоко оценил значение событий и понял, что борьба с персами требует полного успокоения северной границы, и что нужно во что бы то ни стало обеспечить себя со стороны Балканского полуострова. Здесь происходил этнографический переворот: во Фракии, Македонии и на побережье Адриатического моря продолжалось передвижение славянских племен, которые частью осели на новых местах, частью передвигались на юг и запад под напором аваров, народа тюркского племени. Можно думать, что утверждение аваров на Дунае и Тиссе и основание ими долговременного господства в дунайских областях, в местах славянского расселения, оказало значительное влияние на судьбы славянского племени. Хотя авары появляются как кочевая орда с хищническими наклонностями, и хотя укрепленный их стан, или хринг, скорей напоминал временный лагерь, а не постоянное местожительство, но у них было хорошо поставлено военное дело, сильно развита власть военного предводителя, и для занятия военным делом они нуждались в даровом труде подвластного земледельческого населения, каковым были славяне. С конца VI в. византийская летопись, упоминая об аварских набегах и завоеваниях, постоянно смешивает авар и славян, т. к., действительно, в аварском войске славяне составляли значительный отдел. Быстрое распространение славян по Норику и Паннонии и занятие ими местности от Адриатического до Черного моря должны быть объясняемы главнейше тем, что славяне шли здесь вместе с аварами, которые в качестве организующего военного элемента дали силу и напряжение расселению славян.

Ираклию приходилось считаться с весьма серьезным положением. Иногда дорогим выкупом можно было заручиться временным спокойствием от аварского кагана, иногда возбудить движение среди славян и тем отвлечь внимание аваров к внутренним делам. Во время царя Маврикия Дунай признавался границей аварской власти, но это не мешало аварам предпринимать постоянные хищнические вторжения в собственно византийские области; при Фоке в 604 г. вновь заключено было соглашение с аварами, но оно также не обезопасило империю от набегов диких наездников. Ираклий привнес новую точку зрения в разрешение славяно-аварского вопроса. Уже не в первый раз византийским государственным деятелям приходилось решать проблему о новых народах; в V в. Феодосий отступил от старых традиций в пользу германского элемента, который в лице готского племени был принят в империю на равных правах с греками и вошел в состав войска и администрации. Эта мера вполне отвечала потребностям времени и принесла империи громадную пользу. Ираклию предстояло решить подобный же вопрос по отношению к славянам. Литературная традиция, сохранившаяся у Константина, по которой Ираклий дал разрешение сербам и хорватам на поселение их в областях империи, скрывает в себе намек на важный факт, относящийся ко времени Ираклия: именно в это время найдена была наилучшая формула, удовлетворявшая и византийское правительство, и славянские племена, занявшие Балканский полуостров, применив которую, Византия вступила в тесное единение со славянами, а последние нашли благоприятное устройство под законами империи и в ее границах, на правах подданных императора.

Пока мы лишены еще возможности выяснить предварительные мероприятия для достижения указанной цели. Но не может быть сомнения в том, что Ираклию удалось разделить интересы аваров и славян и подготовить антиаварское движение на Балканском полуострове. Некоторые указания в этом смысле имеются в деятельности Кувера и в истории осады Константинополя в 626 г. Но самое важное в этом отношении основывалось на отдельных соглашениях с предводителями славянских колен, вступавшими в известные обязательства к империи и получавшими свободные земли для обитания, организованные как военноподатные участки; к этому вопросу мы еще будем иметь случай возвратиться. Путем соглашений со славянскими старшинами начата была колонизация Малой Азии, прежде всего провинции Вифинии, позволившая провести новую административную и земельную систему, с которой стоят в связи военные успехи Ираклия.

В то время как персы на Востоке делали одно завоевание за другим и отдельные отряды их угрожали самому Константинополю, столице империи предстояло испытать еще новое бедствие, происходившее от голода и язвы. Константинополь всегда зависел в доставке хлеба от Египта, Малая Азия могла служить лишь вспомогательным средством, но к 618 г. подвоз хлеба из Египта был закрыт вследствие персидских завоеваний, а на Балканском полуострове угрожала опасность от аварского нападения. К 619 г. относятся сношения Ираклия с каганом, имевшие целью заключение или возобновление ранее заключенного мира. Было условлено, что Ираклий встретится с каганом неподалеку от Длинных стен, куда простирались аварские наезды, в Ираклии (древний Перинф). Но свидание не состоялось, потому что Ираклий благовременно заметил подготовленную ему аварами засаду и, оставив следовавшие за ним запасы и царскую утварь, поспешно спасся в Константинополь. До какой степени слабости доведена была империя в это время, видно из того, что авары погнались за греками, дошли до самого предместья столицы, захватили громадную добычу и взяли в плен множество сельского населения. Тем не менее, Ираклий находил благоразумным искать мира с аварами, потому что на Востоке дела шли еще хуже.

В 620 г. каган согласился на мир, но взял за это очень дорогую цену. Прежде всего Ираклий должен был дать заложников для обеспечения принятых на себя обязательств. В числе заложников были побочный сын его Иоанн Афаларих и племянник Стефан, сын сестры царя Марии. Кроме того, увеличено количество ежегодной дани, вносимой в пользу аваров. На этих условиях каган давал Ираклию свободу приступить к осуществлению планов его по отношению к Персии.

Список литературы

1. Успенский Ф.И. История Византийской империи; М.: ООО "Издательство Астрель"; ООО "Издательство АСТ", 2001