1

СОДЕРЖАНИЕ

Введение 2

Глава I Причины и цели восточных походов 12

Глава II Завоевание Малой Азии и стран Восточного Средиземноморья 18

Глава III Покорение коренных персидских земель 47

Глава IV Завоевание Средней Азии 68

Глава V Индийский поход 92

Глава VI Идея завоевания мирового господства и последние планы Александра 110

Глава VII Историческое значение восточных походов 128

Заключение 137

Список использованных источников и исследований 143

Введение

«В глубокой древности Дельфийский оракул предсказал Македонии следующее:

Вперед к богатой стадами иди Боттиэе!

Как только увидишь,

Лагерем ставши, во сне ты коз

Белогорое стадо, город заложишь ты там,

Принеся обильные жертвы».¹

Согласно приданию, именно Дельфийскому оракулу была обязана древняя столица македонян своим возникновением. Прежде она называлась Эдессой и была известна как город, "богатый водой". Македоняне называли его просто Эги, что означало "козий город". Этот город стал колыбелью народа, который произвел на свет одного из крупнейших завоевателей всех времен - Александра Великого.

Чтобы понять, какого рода человек был Александр Македонский, каким полководцем он был - надо знать все стороны и периоды его жизни. Настолько чувствительным и легко возбудимым был Александр. Учителям и воспитателям было с ним и легко и трудно. Александр не подчинялся тем, кто пытался ему приказывать, поэтому некоторые воспитатели считали его непокорным, упрямым и даже злым. Тот же, кто воздействовал на него добром, вызывал в нем интерес, добивался послушания, а иногда и обретал его любовь, ибо Александр был страстным человеком, склонным к любви и восхищению, так же как и к презрению и протесту. Как и любого чувствительного человека, в нем легко было вызвать радость или гнев. Иногда страсти так потрясали его, что переживания становились для него просто невыносимыми, но и в эти моменты в нем проявлялся великий, царский и поистине гордый дух. Но при всей его мягкости некоторые качества, такие как железная воля, непреклонность и неумолимость, он унаследовал у матери. У Александра уже в детстве проявился характер будущего великого человека. Его романтические настроения уживались с трезвым рационализмом, потребностью любви, с неумолимостью, воинственностью и склонностью к насилию. «Однажды он схватил меч и приготовился к бою лишь потому, что услышал военную песню великого Тимофея».² Время шло, Александр становился старше и чем более взрослел, тем сильнее чувствовал Филипп - его отец, отсутствие у сына обычной сыновей любви. Александр был скрытен с отцом. В основном это объяснялось холодными отношениями между родителями. Дело в том, что в детстве и в юности Александр видел Филиппа глазами любимой матери. Филипп был неверным супругом и, поэтому не было удивительным, что Олимпиада - его жена, испытывала к нему ревность и ожесточение. Именно эти качества перенял у своей матери Александр. Но он испытывал еще и муки иной ревности. Вместо радости блестящим успехам отца, он проявлял зависть. Он мечтал, что в будущем он одержит победы, которые дадут ему возможность помериться с отцом славой. Филипп делал все, чтобы завоевать доверие, привязанность и любовь сына, но ему так и не удалось покорить сердце собственного ребенка. Царь осознавал то огромное влияние, которым обладала Олимпиада на сына, и знал, что Лисимах и Леонид, которые являлись учителями и воспитателями Александра, стояли на ее стороне. Такого рода обучение сына не соответствовало его желаниям, он решил направить его по совершенно иному пути. Он решил, что Александр не будет столь строптивым, если на его пути встретится по-настоящему крупный человек. Не колеблясь, царь выбрал самого лучшего из известных ему учителей. Он послал приглашение Аристотелю на остров Лесбос и получил согласие философа.

Аристотель видел в Александре будущего лидера эллинов и, более того, самого могущественного властителя Европы. Поэтому Аристотель принял приглашение Филиппа. Философ наилучшим образом справился со своей задачей. Он не стремился стать влиятельным советником царя, его интересовал только доверенный ему юноша. Аристотелю в то время было около сорока лет. Он старался завоевать доверие ученика, хотел, чтобы он воспринимал своего учителя не как взрослого человека, а как мыслителя, который еще только ищет собственное "я". Таким образом, рядом с Александром очутился человек, продолжающий искать новое, несмотря на уже достигнутое величие, что конечно, не могло не отразиться на отношениях между ними. Аристотеля, как и Александра терзала жажда неизвестного в бесконечном мире. Неудивительно, что оба эти искатели нового поняли друг друга.

Шли годы, Александр взрослел, и вот наступило время, когда Филипп решил, что Александр уже достаточно вырос для того, ознакомить его с управлением государством. В 340 г. до н.э., в шестнадцать лет, пока Филипп ходил походом на Перинф, Александр управлял Македонией. Ему была вручена царская печать. В это время восстали меды, обитавшие в верховьях Стримона. Молодой царь подавил восстание, переименовал их столицу в Александрополь и заселил ее жителями империи. После того как наследник столь удачно проявил себя, царь стал давать ему и другие поручения. В 338 году до н.э. Александр уже входил в штаб Филиппа, а в битве при Херонее, когда ему было всего восемнадцать лет, командовал одним из флангов македонской армии. Во главе гетайров он разбил строй привыкший к победам фиванской фаланги и тем самым решил исход сражения. Наследник, вероятно, почувствовал себя счастливым, когда отец предоставил ему возможность действовать самостоятельно. Скоро Александр стал тяготиться ролью наследника, к тому же еще и такого деятельного человека, каким был его отец.

Так начинается линия разногласий между Александром и его отцом, которая закончится так неожиданно и так трагично. В триста тридцать седьмом году до н.э. Филиппа охватила новая страсть, на сей раз речь шла о девушке из самой знатной македонской семьи. Но родственники прелестной Клеопатры (так звали эту девушку) настаивали на том, чтобы дети от этого брака имели полное право на наследие престола. Что же ждало тогда Александра? Свадьбу отпраздновали с большой пышностью. Александр вынужден был присутствовать и на празднике и на пиру. Сорокашестилетний царь сиял от счастья рядом со своей шестнадцатилетней невестой. Жених напился больше чем обычно. Аттал, один из самых уважаемых придворных царя, который был тесно связан с родом Парминиона, откуда происходила Клеопатра, принеся жертву богам, попросила их даровать царю законных детей. Стихийные силы пробудились в Александре, он схватил то, что подвернулось под руку, - это оказался кубок - и швырнул его в обидчика. Тот стал защищаться. Тут Филипп вступился за Аттала. Царь поднял меч на юношу, но, будучи пьян, не удержался и упал. Тогда все услышали голос сына:” Вот человек, который собирался идти походом в Азию, а не в состоянии даже пройти от ложа к ложу” ³. Александр покинул двор и страну, отвез мать не ее родину, а сам отправился в Иллирию. Только с помощью Демарата Филипп начал переговоры с Александром и сумел уговорить наследника вернуться. Однако отношения отца с сыном продолжали оставаться напряженными. Их сближению мешала не только новая царица, но еще больше стремление Александра к независимости, лишавшее его покоя.

Можно было опасаться, что напряженные отношения между отцом и сыном вновь окончатся разрывом. Но судьба разрубила этот трагический конфликт одним ударом. Она избавила Филиппа от всех дальнейших бедствий, которые неизбежно навлек бы на его голову сын и нетерпеливый наследник. Это произошло летом 336 г. до н.э. Войска уже собирались выступить в поход против персов. В старинном престольном городе Эги готовилась свадьба сестры Александра с эпирским царем. Свадебный пир проходил торжественно, без споров и разногласий. На следующее утро ожидали апогея празднества: в нем должен был принять участие народ. После торжественной процессии предполагалось, что будет представление в театре. Великолепное шествие двигалось через празднично возбужденную толпу. Шли гости, послы, высшие чины македонской армии. Затем шли придворные, гетайры, сам царь шел между наследником и женихом. Их окружала царская стража. Процессия вошла в театр. Филипп миновал ворота; раздались возгласы. Спрятанный в складках одежды убийцы меч пронзил царя. Филипп пал мертвым. Убийца пытался бежать, но стража нагнала его и убила. Со смертью Филиппа умерла и надежда объединить греческие и македонские народы в их стремлении к общему будущему. Эта идея не нашла в Александре поддержки. У него вскоре появилась иная, титаническая цель: замыслы Филиппа оказались слишком узки для него. Его задача была шире объединить все страны и народы.

Несчастье не помешало Александру решительно взять в руки власть. Действовать надо было немедленно. Это понимал и еще один человек, самый могущественный из приближенных Филиппа-Антипатр. Испытывая теплые чувства к Аристотелю, он ощущал связь, объединявшую его с Александром. Решение было принято: Антипатр выступил перед собравшейся толпой с речью в пользу Александра. С преданными ему воинами Александр вернулся в город и занял крепость. Теперь наступила пора думать о наказании преступников и об отмщении. Александр воспользовался возбуждением, царившем в народе и армии, захватил и, более того, уничтожил всех, кто казался опасным для трона, независимо от их причастности к покушению на Филиппа. Итак, царем стал двадцатипятилетний юноша, трон под которым, казалось, шатался. У всех народов, побежденных Филиппом, появился немалый соблазн сбросить господство и опеку македонян. На Балканах серьезных беспорядков не возникало, совсем иначе обстояло дело в Греции. В Афинах царило праздничное настроение, Фивы и Амбракия выступили против македонских гарнизонов. Большинство крупных греческих полисов отказались признать Александра. Молодой царь понял, что главное - предотвратить создание против него общегреческого оборонительного союза. Он неожиданно прорвался со своей армией по труднодоступным тропам в Фессалию и, даже не пустив в ход оружия, добился того, что его избрали пожизненным стратегом. Перейдя в горы, он встал лагерем перед Фивами и послал ультиматум Афинам. Испуганные греческие города старались превзойти друг друга в выражении верноподданнических чувств и уверяли царя в своей верности. Александр был признан гегемонов эллинов. С точки зрения стратегии этот поход демонстрирует типичную черту военного искусства Александра - двойную внезапность.

Наступил 335 г. до н.э., который должен был привести к окончательному разгрому иллирийцев и подчинению трибаллов. Александр тщательно подготовился к походу, собрал сильное войско и послал на Дунай эскадру для поддержки военных действий пехоты. Македоняне выступили из Амфиполя весной и, пройдя быстрым маршем вдоль Родопских гор, подошли к подножию Балкан. Сломив сильное сопротивление врага, они перешли через горы, разбили трибаллов и достигли Дуная. Тут Александра охватил азарт, и он решил форсировать Дунай. Внезапный маневр должен был потрясти и ошарашить противника. За ночь он переправил через огромную реку часть своего войска. Внезапно, подобно молнии нанес он удар перепуганным трибаллам, показав северянам боевую мощь победоносной македонской армии. Напуганные внезапной атакой Александра, трибаллы сразу же сдались и подчинились царю. Теперь господство македонян распространилось вплоть до Дуная. В это время иллирийцы образовали сильную коалицию и захватили приграничную крепость Пелион. Молодой царь проник в долины с целью отвоевать потерянные земли. Но иллирийцы удерживали все окрестные вершины, а македоняне, запертые между горами и вражеским войском, стали ощущать недостаток продовольствия. С большим трудом, только благодаря быстроте и ловкости маневра Александру удалось вырваться из окружения. Когда иллирийцы были уже уверены в своем успехе, Александр улучил момент, и, поднявшись ночью в горы, внезапно напал на них, разбил и преследовал по горам и долинам до родных мест. Так победоносно закончился иллирийский поход Александра. Молодой царь, которому только что исполнился 21 год, показал, что самостоятельно может выпутываться из самых трудных ситуаций и обходиться без помощи опытных полководцев оставленного в Македонии Антипатра и находившегося в Малой Азии Пармениона. Пока Александр торжествовал победу над иллирийцами, пришла страшная весть: восстала Греция, вступив в союз с персами. Мятеж грозил разрушить все надежды Александра на великую войну с персами, более того, на его стремление занять ведущее положение в мире. Если Александру придется ограничиться только Македонией, то его власть будет не больше власти любого варварского владыки. Только соединение македонской короны с властью в Элладе придавало его действиям истинное величие. Ведь Александр не был еще тем всепобеждающим героем, которым стал впоследствии. Лишь завоевав мир, мог он пренебречь своей ролью гегемона. Как и год назад, царь надеялся, что одно его появление удержит греков от открытой враждебности царь рассчитывал, что его молниеносное появление образумит греков. Он хотел победить без оружия, не желая портить свою репутацию кровопролитиями и насилиями.

Между тем убийство Филиппа и временное отсутствие Александра способствовали оживлению антимакедонских настроений в Греции. Первыми открыто выступили Фивы. Афины и государства Пелопоннеса примкнули к антимакедонскому движению, но держались осторожно. Узнав о начавшемся движении, Александр быстро вернулся с войсками из Иллирии и уже через две недели стоял под стенами Фив. Александр, в общем осторожный в своей политике по отношению к греческим городам, в данном случае решил показать пример беспощадной расправы. После того как Фивы были взяты, оставшееся в живых население было продано в рабство, а сам город срыт до основания. Трагическая судьба Фив произвела громад впечатление во всей Элладе. Эти события, по словам историков были восприняты современниками, как «эллинское страдание». Антимакедонское движение было подавлено. Удача похода на север и экспедиции в Среднюю Грецию развязывала руки Александру для осуществления азиатского похода.

Александр Македонский, так же как Ахемениды, претендовал на мировое господство. Опираясь на военное искусство высокоразвитого рабовладельческого строя, он пошёл в своих завоевательных планах дальше других полководцев античного мира. Воины его были исключительно боеспособны, и, когда они скрещивали свои мечи и пики с мечами и пиками армий других рабовладельческих государств, войска Александра были непобедимы.

Постоянная македонская армия была сформирована при Филиппе Македонском. Она состояла из 30 000 пехоты и 3000 всадников.

Основу ее составляла громадная пешая фаланга в 16 000 человек глубиной от 8 до 24 рядов. Главным видом вооружения была пика длиной 24 фута (примерно 7,3 метра). Благодаря чрезвычайной длине македонских пик «каждая из шести передних шеренг, опуская пики, могла выдвигать их острия впереди первого ряда». Кроме пики, воины имели шлем и меч, хотя «после атаки этого леса пик, — необходимость в рукопашном, бое с помощью меча встречалась не очень часто»⁴.

Македонская конница имела тяжелое вооружение. Всадники были снабжены пиками и длинными мечами. Они носили шлемы и латы с набедренниками для защиты ног. Головы лошадей были покрыты железными налобниками. В отличие от тяжелых конников легкая кавалерия не имела защитных средств и была вооружена, короткими легкими пиками и дротиками. В состав македонского войска входили конные лучники, которые чаще всего использовались для разведки, патрулирования и вообще для иррегулярных военных действий. Были в его составе также и димахи (своеобразные драгуны), сражавшиеся как в конном, так и в пешем строю.

Хочу отметить, что фаланге Александра не хватало маневренности. «Если сражение разыгрывалось не на ровной и открытой местности, то эти длинные и глубокие линии (фаланги) не могли передвигаться в порядке и с точностью. Каждое встречное препятствие заставляло фалангу строиться в колонну, но в этом построении она не была пригодна к действию. Кроме того, фаланга не имела второй линии или резерва. Поэтому, если ей приходилось встречаться с армией, подразделенной на более мелкие части, приспособленной к обходу местных препятствий без нарушения своего боевого порядка и построенной в несколько линий, поддерживающих одна другую, — фаланга оказывалась беспомощной...».⁵ Этот существенный недостаток македонской фаланги на пересеченной местности позднее широко использовали скифы, в войне с Александром.

Теперь, я подошёл к началу Азиатского похода Александра против Персидской империи. Именно этого могущественного противника избрал Александр, что бы помериться силами. Кода двадцатидвухлетний полководец выступил в Азию, он хотел, чтобы греки воспринимали его как панэллинского гегемона и мстителя, а македоняне – как своего царя. Как же обстояло дело с непосредственными стратегическими планами предстоящего похода? Не имея достаточно кораблей, Александр должен был избегать морских сражений. В тоже время нельзя было и медлить с решающей битвой, так как он почти не имел денежных средств. Залог успеха лежал в умении македонского войска побеждать в сухопутных сражениях, в кратчайший срок преодолевать большие пространства и брать укрепленные города. Только таким путём можно было добывать необходимый провиант и деньги. Перед началом похода царь имел большие долги. Используя доходы от рудников, можно было расплатиться с долгами, но Александр перед началом похода раздал царские деньги и освободил их владельцев от взносов в государственную казну. Создаётся впечатление, что юный царь хотел покончить с прошлым: он ничего не оставил позади себя. В его семье не сохранилось ни одного родственника по мужской линии, и дома у него не осталось ни жены, ни детей. Александра ничего не связывало с Отчизной, и он пустился в путь, взяв себе только надежду и «богатый мир замыслов».

ГЛАВА I

Кризис греческого полиса, с большой силой, проявившийся уже в событиях первой половины IV в. до н. э., наложил решающий отпечаток на всё дальнейшее развитие социально-политической жизни Эллады. Прогрессирующее разорение свободных производителей и обогащение узкого слоя крупных рабовладельцев, рост частной собственности, бурное развитие денежного хозяйства и ростовщичества подрывали основы экономически самодовлеющего полиса. Ожесточенная конкуренция в области морской торговли между отдельными греческими городами - государствами переплеталась с борьбой за политическую гегемонию. В ходе этой борьбы складывались и распадались коалиции греческих государств, неоднократно менялось соотношение сил борющихся сторон, города ослаблялись и в конечном счёте подпали под власть Македонии.

Решения Коринфского конгресса закрепили потерю Грецией политической независимости. Хотя в решениях конгресса говорилось о самостоятельности греческих городов-государств, но эта «самостоятельность» фактически заключалась лишь в том, что города не подверглись обложению в пользу Македонии и в них были оставлены у власти местные правящие круги — разумеется, в том случае, если они придерживались македонской ориентации. Такой дорогой ценой было куплено то, чего сами греки смогли добиться лишь однажды, не в полной мере и лишь на сравнительно короткий срок во время греко-персидских войн, — мир между полисами и объединение сил вокруг общей задачи.

В установлении общеэллинского мира были непосредственно заинтересованы самые различные слои греческого общества. Бесконечные междоусобные войны сопровождались конфискацией земель, домов и движимого имущества крупных собственников. Положение их становилось довольно неустойчивым. Скопление наёмников, численный рост люмпен-пролетарских элементов создавали постоянную угрозу политических переворотов. Поэтому имущие классы были готовы поступиться государственной независимостью, если это вело к восстановлению их экономического и политического господства. Не случайно сами решения Коринфского конгресса соединяли условия мира между полисами с запретом наиболее ненавистных для имущих слоев лозунгов античной демократии: передела земель и уничтожения долговых обязательств.

В решениях конгресса олигархические круги видели реализацию тех основных: пунктов своей политической программы, которая ещё до завоевания Филиппом Греции была сформулирована выразителем их интересов — Исократом. «Но историческая действительность шагнула дальше всех этих расчётов — в форме восстановления старогреческой симмахии (союза) независимых городов-государств фактически наметилась новая политическая организация, которая основывалась на сочетании лишь формально свободных полисов с централизованной властью военной монархии».⁶

В установлении общеэллинского мира были, конечно, заинтересованы и широкие массы населения, на плечи которых в первую очередь обрушивались все тяготы бесконечных войн, несущих им голод, смерть, разорение. Но именно в этих слоях греческого общества были наиболее сильны антимакедонские настроения и наиболее живы традиции независимости и полисной демократии. Поэтому мир на условиях, продиктованных Македонией её греческим «союзникам», не мог встретить сочувственного отклика среди широких масс. Он мог быть навязан им лишь силой оружия, и именно поэтому появились македонские гарнизоны в важнейших стратегических пунктах Греции.

Однако решения Коринфского конгресса представляли собою попытку дать этим слоям греческого общества, не желавшим примириться с потерей политической самостоятельности и подавлением демократии, хотя бы частичную компенсацию и направить их недовольство существующим положением в иное русло. Так был провозглашён равно приемлемый как для рабовладельческих верхов, так и для деклассированных элементов греческого общества лозунг войны с Персией «во имя отмщения эллинов».

Вскоре после Коринфского конгресса Филипп II начал подготовку к войне с Персией, отправив в Малую Азию своих полководцев Аттала и Пармениона с войсками.

Персидская держава во второй половине IV в. до н. э. все более ослабевала. Персидский царь Артаксеркс III Ох непрерывно подавлял восстания в различных частях страны и пытался укрепить центральную власть. Главной военной силой, при помощи которой он осуществлял свою политику, были греческие воины-наемники, а не местные войска. В этом сказывалась действительная слабость центральной власти.

В 338 г. до н. э. Артаксеркс III Ох был убит придворными. Возможно, убийство было вызвано как раз тем, что, стремясь укрепить Персидскую державу, царь пытался ограничить далеко зашедшую самостоятельность сатрапов. После двухлетних смут, еще более ослабивших государство, придворной кликой был возведен на престол дальний родственник царской семьи Кодоман, который, став царем, принял имя Дария. Дарий III Кодоман был слабохарактерным, бездеятельным человеком, что и обусловило возведение его на престол могущественными придворными и оберегавшими свою фактическую независимость сатрапами. В прошлом Персидская держава, объединив силой оружия обширные территории, обеспечила в пределах своих границ относительно спокойное развитие рабовладельческой экономики. Безопасные торговые пути, связывавшие восток с западом и северные районы с южными, приносили значительные выгоды широким слоям господствующего класса рабовладельцев, состоявшим из землевладельцев, торговцев, жрецов, чиновников и военных. Сатрапии в этих условиях терпели поборы и злоупотребления персидского деспотического правительства, но когда военная мощь Персии, в связи с классовым расслоением самой Персиды, ослабела экономически развитые сатрапии в большей степени, чем раньше, стали стремиться к независимости. А так как персидская армия все меньше могла обеспечивать их внутреннюю и внешнюю безопасность, то налоги и злоупотребления центрального правительства теперь стали ощущаться как все более возрастающее зло. Союзы племен Средней Азии никогда не были полностью покорены Персидской державой и теперь большей частью только номинально числились в ее составе, зависимость их нередко ограничивалась посылкой военных отрядов на царскую службу.

В таких условиях несколько последовательных мощных ударов со стороны могли быть достаточными для того, чтобы Персидская держава прекратила свое существование. Эти удары и нанесли ей войска Александра Македонского.

Несмотря на временами очень резкие проявления враждебности к господству македонян, богатые и средние слои греков сочувствовали идее завоевательного похода против Персии. Знакомство с неисчислимыми богатствами Персидской державы уже давно производило на греков сильное впечатление. «Персидского царя и его слуг надо почитать счастливыми,— писал Ксенофонт,— видя, как велика и обильна его страна, богатая провиантом, рабами, скотом, золотом, одеждой».⁷⁷ Поход 10 тыс. греков достаточно ярко продемонстрировал внутреннюю слабость военной и политической организации персов. Поэтому призыв Исократа: перенести войну в Персию, а персидское золото в Грецию, нашёл живой отклик.

Вопрос о войне с Персией, о способах её ведения, о её предполагаемых результатах нашел живой отклик среди народных масс.

.Возникают различные проекты военно-земледельческой колонизации, которая получила в это время новый стимул в росте наёмничества и массовой эмиграции — явлениях, порождённых конкуренцией между рабским трудом и трудом свободных, нарастанием социальной борьбы, политическими переворотами и междоусобными войнами. На протяжении IV в. до н. э. в пределах греческого мира и на его окраинах делаются попытки колонизации, основываются новые города. Все эти попытки были началом того мощного колонизационного потока, который после греко-македонского завоевания хлынул в страны Востока.

В силу этих причин лозунг войны с Персией не только пробуждал старые воспоминания о величии и славе Греции, но и был той заманчивой и в новых условиях, видимо, посильной задачей, которая находила отклик в самых различных слоях населения и даже придавала некоторое оправдание вынужденному союзу с Македонией. Отряды греческих полисов в сочетании с македонскими фалангами, с высокой по тем временам технической оснащенностью македонской армии представляли собой такую силу, которая могла быть с успехом, как это показал опыт прошлых столкновений, противопоставлена даже превосходящим её в несколько раз по численности персидским войскам. Успех представлялся тем более возможным, что истинные масштабы войны с Персией не были, да и не могли быть ясны накануне войны, когда в первую очередь выдвигалась вполне конкретная, но ограниченная задача освобождения малоазийских городов и более общая, но вместе с тем и несравненно более смутная цель: «отмщение» персам.

Сама эта идея захватить малоазиатские земли и рабов - возникла в их среде и была заимствована Филиппом и Александром у греков. Поход был идеологически и политически оформлен как священная месть персам за разорение Греции и поругание греческих святынь во время похода Ксеркса в период Греко-персидских войн. Каковы же были причины, заставившие Александра во главе нескольких десятков тысяч человек идти в Азию? Принято считать, что это было желание отомстить персам за греко – персидские войны, разрушение Афин и прочие неприятности. Но Александра Македонского отделяло от этих событий полтора века и мстить потомкам воинов царя Ксеркса было бы также бессмысленно как нам предъявлять претензии Великобритании и Франции за Крымскую войну и разрушенный Севастополь. Я считаю, что настоящей же причиной было желание установить контроль над поставками хлеба в Элладу, приобретение новых рынков рабов. Своего хлеба в Греции как мы знаем, выращивалось очень мало. Основной поток хлеба шел на Балканы из принадлежавшим персам Египта. Именно Египет и был главной целью Александра Македонского.

Позже к этой основной идее Александр добавил месть за убийство своего отца Филиппа, которое, по официальной македонской версии, было организовано персидским царем.

ГЛАВА II

К концу зимы 335/34 г. до н. э. войска собрались в районе Пеллы, а корабли - в устье реки Стримон. Во вступлении я уже отметил мощь и достоинство македонского войска, добавлю лишь несколько слов о флоте. Он насчитывал 160 греческих военных кораблей, одну часть которых предоставил Коринфский союз, а другую — покоренные города балканского побережья.

Для союзного контингента характерно, что даже Афины, владевшие могучим флотом, после некоторых колебаний предоставили всего двадцать кораблей. Таков был «энтузиазм» полисов! В конце марта Александр приказал выступать. Войско двигалось походным маршем вдоль побережья к Геллеспонту и собралось в Сеете. Флот беспрепятственно шел в том же направлении. Наводившие страх эскадры финикийцев еще не появлялись в Эгейском море. Поэтому снаряжение войска и даже целые соединения были переправлены в Сеет из Стримона на кораблях.

Македоняне знали, что при переправе через пролив не встретят никакого сопротивления. Абидос и Ретей в Азии находились в их руках. Противник не держал гарнизона и в крепости по соседству. Персы собирали силы, но не в Троаде. Тем не менее, нам кажется странным, что Александр поручил Пармениону переправу войска из Сеста в Абидос в том месте, где некогда переправлялся через Геллеспонт Ксеркс. Юный царь не рвался все делать собственными руками. И пока Парменион усердствовал, сам полководец решил принести жертвы богам. В сопровождении друзей и немногочисленной охраны он отправился из Сеста в Элеунт. Здесь был погребен Протесилай, который в Троянской войне первым поставил ногу на вражеский берег и первым принял смерть. Александр, теперь единственный потомок и наследник Ахилла, совершил возлияние на священном холме. Затем принес жертву за благополучную переправу и поднялся на ожидавший его корабль. Уже тогда влюбленный в море Александр сам повел корабль.

Флотилия взяла курс к бухте, недалеко от Трои, где когда-то пристали ахейцы и устроили пристань для своих кораблей. «Когда Александр приблизился к берегу, он бросил копье, и оно вонзилось в землю Азии. Затем он спрыгнул на берег и первым вступил на землю. Копье издавна считалось оружием, которое использовали боги для выражения своего отношения к поступкам людей. Поэтому “завоеванные копьем” земли считались даром богов»⁸⁸. Так думал и Александр. Копье, вонзившееся в землю, служило для него великим символом.

Как только Александр присоединился к войску, оно двинулось на восток, навстречу персам. Теперь мне хотелось рассмотреть, какие меры принял Дарий для защиты своих границ.

Судя, но всему, к обороне были привлечены большие силы. Сюда входили сатрапы Геллеспонтской Фригии, Лидии и Ионии, Великой Фригии, Каппадокии, даже далекой Киликии. К ним примыкали значительные контингенты вооруженных всадников из Гиркании, Мидии и Бактрии, и среди них значительное число членов царской семьи. Сюда входил и командовавший греческими наемниками Мемнон (греческий военачальник из Родоса) со своими контингентами: он был в числе вождей, но уже не осуществлял верховного командования. Решения принимал объединенный военный совет.

В Сузах от Артабаза и греческих послов Дарию стало известно, что главные силы врага составляют отряды всадников. Поэтому, невзирая на возражения Мемнона, было собрано такое могучее войско. Позднее македоняне определили численность персидского войска в 12000 всадников. Число явно завышено, но у персов наверняка было более 10000 человек. Кроме того, в состав персидского войска входил отряд греческих наемников, однако слишком малый, чтобы образовать фалангу. По македонским документам, численность греческих наемников достигала 20 000 — поистине фантастическое число.

Персидская пехота чувствовала себя слабее македонской фаланги, поэтому персы и не пытались защищать переправу через Геллеспонт. Ведь в гористой местности использовать всадников нельзя. Так как защитить эту часть побережья было невозможно, персы предпочли встретить врага на фригийской земле, в том месте, где дорога, вероятно, единственная, находившаяся в распоряжении македонян, из горной Троады переходила в широкую равнину Зелеи. Персы хотели у реки преградить путь противнику и дать ему здесь бой. Александр, конечно, не сумел бы выбить, их отсюда. На военных совещаниях постоянно возникали противоречия между Мемноном и персидской знатью. Грек еще со времен ссылки знал превосходную выучку и вооружение македонских всадников. Поэтому он отговаривал знать от открытого сражения и рекомендовал прибегнуть к стратегии, которой пользовались дикие предки иранцев — саки: избегать встреч с вражеским войском, уничтожать все запасы. Тем самым создавались трудности со снабжением, враг терял силы, отступая без боев и делая большие переходы. При этом Мемнон советовал использовать флот, перенести войну на острова, даже в материковую Грецию и таким образом вынудить Александра отступить.

Этот план приводит в восторг всех современных стратегов своей неоспоримой гениальностью, но в то время предложения Мемнона оказались неосуществимыми, и не только из-за недоверия к чужеземцу. Достаточно представить себе тогдашнее персидское общество. Оно было основано на взаимозависимости мелких и крупных землевладельцев. Открыть путь врагу, да к тому же уничтожать собственные поселения, было равносильно экономическому краху в первую очередь более мелких землевладельцев. Таким образом, этот план основывался на нарушении принципа взаимозависимости и поэтому для персов был совершенно неприемлем, пока существовала хоть малейшая надежда найти другой выход.

Для Персии не так важен был риск проиграть сражение, как боязнь разрушить этический фундамент, на котором держалась империя. Прежде чем принять план Мемнона, следовало попытаться исчерпать все возможности.

И персы решили дать сражение. Они ждали Александра у Граника. Первый заслон на широком фронте составляли отряды всадников, защищавшие крутой берег реки. За ними расположилась как бы вторая линия обороны, образованная пехотой наемников, хотя она не имела особого смысла. Всадники считали, что они сами в состоянии отразить атаку и отбросить врага к реке. План персов укрыться на другой стороне реки был неудачен потому, что всадники могли добиться успеха только наступая. В выбранной же ими позиции река преграждала путь к атаке и лишала возможности использовать свое численное превосходство.

На четвертый день марша, македоняне подошли к Гранику и увидели на другом берегу фронт персов. Не мешкая, Александр отдал приказ о начале боя. Парменион пытался возражать. Не по правилам военного искусства можно было бросать в бой усталых воинов. Он считал, что переход реки и начало сражения следует перенести на утро: условия будут более выгодными. С точки зрения здравого смысла он был прав. Но Александр в решительные моменты не терпел возражений. Он пренебрег ими еще и с другой целью: дать понять, что впредь намерен сам руководить битвами и выигрывать их. Однако для его решения были и разумные основания. Александр придерживался железного принципа: «нападать на врага там и тогда, когда тот меньше всего ожидает, даже если обстоятельства при этом дают противнику некоторые шансы на победу» ⁹⁹, т. е. я говорю о принципе «двойной неожиданности» в тактике Македонского царя. Вот и сейчас персы, вероятно, были поражены тем, что Александр без промедления прямо с марша готовил войска для битвы.

Атака македонян развивалась поначалу по обычной схеме: справа и слева, на обоих флангах, стояла кавалерия. Пармениону досталось левое крыло. Сам Александр намеревался вести правое. И тем не менее это была атака, проведенная не по правилам стратегии греческой школы.Так, он взял с собою в бой только всадников, пехотинцев же ровно столько, чтобы помогать им. Об атаке сомкнутыми фалангами не было и речи.

Александр послал сначала через реку отряды легкой кавалерии против левого фланга противника. Неприятель энергично отражал атаки македонян, последние понесли большие потери и были отброшены. Тогда в бой вступил сам царь во главе гетайров, в сопровождении подразделений легкой пехоты. Он перешел через реку и попытался вклиниться между центром и левым флангом врага. Появление самого Александра соответствовало желаниям персидских всадников. Если противник шел в атаку, они шли ему навстречу. Вперед бросились самые сильные и ловкие, искавшие единоборства с Александром. Его смерть означала бы окончание войны. Рассчитывая на это, персы действовали неосторожно. Забыв о превосходной маневренности своих войск, они слишком близко подошли к врагу, нарушив выгодную дистанцию, когда их копья достигали македонян, а сами они находились вне опасности. Когда противники сблизились, оружие македонян оказалось более действенным. Копья персов и раньше не всегда могли пробить прочные панцири македонян. Теперь копья были израсходованы, и в их распоряжении оставались только сабли; македоняне же могли использовать свое самое страшное оружие — длинные пики, которыми они кололи незащищенные лица врагов. Тем не менее, несмотря на превосходство оружия, лучшую подготовку войск и военный опыт, Александр не смог добиться быстрого успеха. Не численное превосходство персидских всадников, а скорее их готовность биться до последнего воина лишила царя возможности одержать победу в продолжительном бою. Снова и снова Александру приходилось подстегивать своих воинов и, невзирая на опасность, личным примером гнать их вперед в эту ужасную схватку. Наступил критический момент: у царя сломалось копье, и он попал в окружение вражеских солдат. Один из персидских всадников разрубил его шлем, а другой готовился нанести смертельный удар сзади. Волнующая сцена! Но тут Клит, брат Ланики, бывшей няни Александра, бросился между царем и персом и мощным ударом отрубил занесенную над Александром руку.

Постепенно упорные атаки македонян сломили сопротивление врага. На помощь выдвинутому Александром клину переправилась через реку остальная кавалерия; на поддержку Пармениона подоспели отлично сражающиеся фессалийцы. Предводители персов не остановились перед опасностью и, подобно спартанцам, предпочли смерть поражению. Потерявшие руководство всадники обратились в бегство, оставив на поле сражения около тысячи лучших воинов. Отважно сражавшийся Мемнон тоже оказался среди отступающих. План, разработанный Мемноном, был бы гораздо лучше.

Второй отряд греческих наемников, мимо которых промчались отступающие всадники, остался без предводителя и готов был сдаться. Однако Александр бросил против них свою фалангу, одновременно нанося удары конницей сбоку и с тыла, и уничтожил большинство греков. Это должно было послужить примером эллинам, готовым пойти на службу персам. 2000 греческих воинов Александр взял в плен и, заковав в кандалы, отправил на каторжные работы в Македонию. В его глазах они были предателями, ибо нарушили общеэллинское решение и отказались от идеи отмщения.

Потери в войсках Александра были незначительны, всего 30 пехотинцев и менее 100 всадников (правда, в их числе 25 гетайров). Однако много было раненых, о них Александр проявил особую заботу. Родных убитых он приказал освободить от всех налогов. Таким образом, царь зарекомендовал себя настоящим «отцом воинов». Не только своим героизмом, славой победителя, но и добрыми делами он приобрел среди них популярность. Особое значение имела победа при Гранике для колеблющейся Эллады. Хотя в сражении принимали участие только греческие всадники, царь отправил в Афины триста комплектов воинских доспехов с надписью: «Александр, сын Филиппа, и эллины, за исключением лакедемонцев, от варваров Азии»¹⁰. Хочу обратить внимание на два обстоятельства: он назвал персов варварами и противопоставил континенты, подчеркнуто упомянув Азию.

Битва при Гранике ясно показала, что македонская конница превосходила персидскую. То, что македонская фаланга оказалась сильнее не только восточных пехотинцев, но и греческих гоплитов, было известно уже после битвы при Херонее. Конница Дария до сих пор оставалось непобедимой, и именно ей персидские военачальники были обязаны превосходством своих войск на равнине. Теперь этот этап оказался пройденным. Для победителей была открыта вся равнинная территория Персидской империи. Оставались только города.

Даскилий, резиденция геллеспонтских сатрапов, оказался незащищенным. Главный город Лидии, Сарды, сдался, а вместе с ним и комендант крепости, выдав македонянам все доверенные ему сокровища. Можно предположить, что персидские вельможи испытали нечто вроде шока. Особенно характерно в этом отношении поведение сатрапа Геллеспонтской Фригии. Оставшись в живых, он отказался от дальнейшего сопротивления и покончил жизнь самоубийством. Битва при Гранике оказалась катастрофой для иранской знати, которая до этого времени господствовала в Малой Азии. Теперь с ней можно было не считаться, и жители Малой Азии не знали, на кого им ориентироваться. Если продолжать войну против Александра — а Мемнон требовал этого,— то она велась бы силами греческих наемников, финикийских кораблей и поддержали бы ее лишь греческие метрополии.

После победы при Гранике Александр Македонский пошел на юг по малоазийскому побережью Эгейского моря. Греческие города приветствовали его как освободителя. Александр, который на Балканском полуострове поддерживал олигархию, в Малой Азии стал свергать насажденные персами олигархии и тирании и восстанавливать демократии. Таким образом я могу отметить, что освобождение малоазийских греков от персидского ига и от власти персидских ставленников было одним из важных идеологических и политических обоснований похода.

Потеря малоазийского побережья лишала персидский флот многих баз на Эгейском море и, следовательно, облегчало Александру использование морских связей с Балканским полуостровом и укрепляло его там. Сопротивление македонянам оказали только два греческих города — Милет и Галикарнасс. Только Милет пришлось штурмовать. Но взятием Милета Ионическая война не закончилась. У Галикарнаса, в столице Карии, противник объединил свои войска. Когда Александр подошел к этому городу, защитники не рискнули на открытое сражение, положившись на крепость городских стен. Царь ввел в дело свои осадные машины и дальнобойные орудия. Македонянам удалось разрушить стены и башни настолько, что можно было штурмовать город. Александр медлил, ожидая, что противник сдастся. Но этого не происходило, и тогда царь из военных соображений принял решение разрушить оставшиеся городские постройки. персы лишились возможности укрываться в городах. Теперь у них не было никакой возможности противостоять Александру на суше. Поэтому персы приготовились вести войну на море и на островах. Но Александр на море еще отставал от своего противника. Поэтому царь решился на грандиозный шаг: завоевать Малоазиатское и Левантийское побережье и тем самым отрезать вражеский флот от материальных источников. В результате своего рода континентальной блокады он надеялся привести флот врага к окончательному поражению.

В них находились сильные отряды греческих наемников на персидской службе и неподалеку персидский военный флот под начальством нового персидского главнокомандующего — грека Мемнона. Но Мемнон неожиданно умер. Затем, не встречая серьезного сопротивления, Александр занял административные и торговые центры Малой Азии и взял под свой контроль все дороги. Отмечу, что для Александра были характерны быстрота действий и находчивость даже при неожиданной ситуации. Приведу исторический пример: «в древней столице Фригии, городе Гордии, Александру показали древнюю колесницу местного легендарного царя, на которой был сделан из ремней очень запутанный узел. Ее поводья были завязаны так хитро, что никто не мог развязать узел. Существовало поверье, что тот, кто распутает узел, сделается владыкой Азии. Александр при стечении народа и своих воинов не сумел его распутать, тогда выхватив меч он разрубил гордиев узел. Это сделало Александра как бы наследником фригийских царей и новым повелителем Азии».¹¹

В конце 334 и в начале 333 г. до н. э. Александр уже контролировал большую часть Малой Азии. Он вел осторожную политику. Отмечу, что он с подчеркнутым уважением относился к местным обычаям, не повышал издавна уплачиваемых местными жителями налогов, не изменял в негреческих областях привычного местного управления, которое только находилось под контролем македонских военных наместников. Македонские гарнизоны были размещены во всех необходимых с военной и политической точек зрения пунктах.

После завоевания Галикарнаса Александр отослал часть своего войска, состоящую из фессалийской конницы, союзнических отрядов и всего обоза, во главе с Парменионом в Сарды и приказал покорить оттуда Фригию

Сам же он решил оккупировать области Ликии и Памфилии и, тем самым, помешать вражескому флоту использовать малоазийское побережье как базу военных действий.

В результате первого года войны была захвачена большая территория малоазийских земель. К числу обстоятельств, способствующих этому относится: «близорукость персидского командования, отсутствие единого фронта малоазийских городов во всеобщей борьбе против македонян…, превосходство македонского оружия, тактики и стратегии, сложную и гибкую политику Александра».¹²

Принято считать, что после взятия Милета Александр распустил свой флот, и этот поступок я могу объяснить двумя причинами. Содержание флота стоило дорого, а Александру катастрофически не хватало денег. Кроме того, он понимал, что его флот уступает персидскому хотя бы по численности, и поражение в морском сражении плохо скажется на поддержке со стороны греков. Тем не менее, все могло быть иначе. Флот пришлось распустить из – за отсутствия моряков. Сражаться с копьем в фаланге было гораздо выгоднее, чем работать веслом на просторах тылового Эгейского моря. Поэтому личный состав плавно перешел с кораблей в пехоту.

Завоевав Малую Азию, Александр не считал ее македонским владением. Вновь заселенные территории становились провинциями не его родины, а его личными провинциями. Потом армия Александра присоединилась к войскам, находившимся в Центральной Малой Азии. Поход был необременительным. Без боя проходили огромные территории. Персы повсюду отступали.

Весной 333 года до н. э. македоняне, овладев Киликией, получили сведения о том, что в северной части Сирии сосредоточены большие силы персидской армии. Предстояла решительная битва, в которой сталкивались основные силы противников. Их количественное соотношение источниками определённо не выясняется. «Квинт Курций Руф количество персов определяет в 180 тысяч, а Арриан в 60 тысяч. О силе македонского войска источники не упоминают. Можно предположить, что их было приблизительно столько же, сколько и при Гранике, несколько больше 30 тысяч».¹³

Оставаясь в Киликии, Александр предпринял вылазку в западную часть Тавра, целью которой, по-видимому, были поиски другого перевала через Тавр в Великую Фригию. Особое внимание Александр уделял портам, они частично были заселены греками и еще совсем недавно поставляли значительные контингенты персидскому флоту.

Тем временем Дарий переправился через Евфрат и вступил в Сирию. Он располагал огромным войском — может быть, самым большим из всех, когда-либо имевшихся в Азии. За короткое время вряд ли исчерпались людские резервы восточных провинций, но были собраны все лучшие войска из центральных и западных областей империи. Пехота в основном состояла из греческих наемников, по имеющимся сведениям насчитывавших 30 000.. Большая часть пехотинцев была завербована Фарнабазом, и теперь они примкнули к армии персов. Во главе греческих наемников стояли четыре полководца. Один из них, Аминта, знатный македонянин, бежавший от Александра, пользовался особым уважением. Приблизительно 60000 азиатских пехотинцев, так называемых карданов, составляли лучшую часть армии. Особенно сильными были, конечно, отряды всадников. Позже их численность определяли в 30 000 человек, что также явно преувеличено. Часть из них имела тяжелое вооружение: персы учли опыт битвы при Гранике. Кроме того, в состав войска входили 20 000 легковооруженных воинов и отряд телохранителей царя. В целом армия персов в два-три раза превышала войско Александра. За армией следовал огромный обоз, ибо Дарий и его придворные не представляли себе военного похода без гарема и двора, без родственников, жен и детей, без евнухов и слуг. Это пестрое, роскошное и самодовольное общество сопровождало стадо, насчитывавшее около 200 000 голов.

В таком составе армия персов подошла к подножию Амана и вступила в город Сохи. Тут обнаружилось, что Байланский перевал занят македонянами. Дарий принял решение дать битву именно здесь, в широко раскинувшейся долине. В этих условиях персидская армия могла реализовать свое численное преимущество. Однако оказалось, что, хотя перевал и охранялся отрядом македонян, сам Александр с основным войскам находился еще в далекой Западной Киликии. Трудно сказать, чем это было вызвано — его болезнью или намерением там перезимовать. Получалось, что Дарий напрасно собрал такое большое войско. Кроме того, в Сирии было невозможно прокормить всю эту массу людей. Тогда Дарий, обнаружив, что другой проход в Киликию никем не охраняется, решил пройти через перевал и напасть на Александра в самой Киликии. Замысел обещал успех, особенно если учесть, что более трети армии македонян было передано Пармениону. Напрасно Аминта пытался отговорить царя от этого намерения, доказывая, что Александр сам придет в Сирию. Но Дария уже нельзя было остановить. Он отослал обоз в Дамаск и через Львиный проход двинулся в Киликию.

Александр в это время уже снялся с места. В Малле он узнал, что персы стоят лагерем в Сохах, и рассчитывал застать персидского царя там. Он пошел главной дорогой — через Исс, и Байланский перевал. Таким образом, оба полководца рассчитывали найти врага там, где его не было. Дарий, несколько опередивший Александра, первым осознал нелепость создавшегося положения; Пройдя через Львиный проход, он узнал от местных жителей, что македоняне по побережью двинулись к Мириандру. В этих условиях самым разумным было вернуться же равнину возле Сох. Греческие стратеги советовали Дарию поступить именно так. но персидский царь был настолько уверен в победе, что не хотел упустить возможности напасть на Александра с тыла и отрезать ему дорогу к отступлению. Поэтому он принял решение последовать за противником по узкой прибрежной дороге вдоль залива Исса. По пути Дарий захватил город с тем же названием.

Александр не имел никакого представления о передвижении персидских войск. Он считал, что враг все еще в Сохах. Дойдя до Мириандра, Александр уже готов был двинуться через перевал. И тут ему стало известно, что Дарий со своим войском находится у него в тылу, в Иссе. Александр не мог этому поверить. Когда же он получил подтверждение, то возликовал. Он не смел и надеяться на такой поворот: враг оказался в таком месте, где не мог воспользоваться своим численным превосходством.

Для расположения своих войск Дарий искал наиболее широкое место между берегом и горами. Такое место нашлось в районе реки Пинар. Ширина дороги здесь достигала приблизительно 7 километров. Как и в битве при Гранике, персы решили расположиться за рекой. У персов, однако, не было согласованности в действиях отдельных групп, а самому Дарию не хватало достаточного военного опыта.

Александр повернул войско против врага. Боевых подразделений македонян было достаточно, чтобы в случае необходимости построить фалангу в восемь рядов и перекрыть пространство между горами и берегом. Такое расположение войск не давало персам возможности обойти македонян с флангов.

Как ранее мною было отмечено, главные силы персов стояли за рекой. Слева находилась их фаланга, состоявшая из кардаков, справа, примыкая к фаланге, стоял корпус греческих наемников, а у моря — многочисленная кавалерия. Греки и кардаки должны были держать линию обороны, скрываясь за рекой и земляными укреплениями, а перед руководимой Набарзаном кавалерией поставили задачу мощной атакой победоносно завершить сражение. Однако Дарий задумал еще один ход. В горах, на самом краю левого фланга, он сосредоточил отряд пехотинцев, которым предстояло сверху напасть на фланг Александра, тем самым рассчитывая ударить по македонянам с флангов и, сломив их, нанести Александру поражение. Для себя он избрал место в укрытии позади фаланги.

Позиция персов на левом фланге была слабой. Это тем более удивительно, что именно здесь готовилась атака армии Александра. Ведь у эллинов, как и у македонян, предводитель обычно занимал место на правом фланге. Очевидно, Дарий не допускал и мысли, что эскадронам противника удастся успешно провести операцию на такой пересеченной местности. Поэтому он вывел оттуда своих всадников и расположил их на побережье. Таким образом, по расчетам персов, исход сражения еще до того, как развернется атака македонян, должны были решить кавалерия на их правом фланге и засада в горах на левом.

Александр сосредоточил для атаки всю ударную кавалерию на правом фланге. Неудобная для сражения местность не очень мешала привычным к горам македонским всадникам. Царь не забыл и о своих флангах: он послал фессалийцев к морю, а отряд гетайров сосредоточил против засады персов в горах. Это наполовину сократило число всадников в его атакующих войсках. Однако Александр не отказался от своего намерения провести сражение по составленному им плану. Он хотел лишь завершить его как можно скорее. За отряд в горах можно было не беспокоиться, а вот прибрежный левый фланг рано или поздно должен был оказаться в затруднительном положении. Поэтому речь шла о том, кто из атакующих первым прорвет линию войск противника, продвинется вперед и тем самым выиграет сражение. Отмечу, что ослабив свой ударный отряд, Александр пошел на колоссальный риск. Тем не менее, он не побоялся и сам принять участие в атаке, тогда как Дарий не отважился на такой поступок.

Александр во главе всадников, гипаспистов и примыкающей к ним фаланги с такой силой врезался справа в ряды врага, что противостоящие ему кардаки были сразу опрокинуты и обращены в бегство. Корпус греческих наемников сражался с ожесточением, подогреваемым национальной враждой к македонянам, как это было некогда в битве при Херонее. Греки успешно отражали все атаки македонян. Когда атакующий фланг Александра прорвался глубоко в расположение кардаков, произошло самое худшее из того, что могло произойти: фронт македонян был прорван, и в прорыв устремились опытные в боях греческие наемники. Не менее серьезно сложилась обстановка и на береговом фланге. Фессалийцы не могли противостоять более сильным персидским всадникам. Они были отброшены и, понеся потери, обратились в бегство. Их спасли быстрые кони. На этот раз тяжелые доспехи оказали плохую услугу персидским всадникам. То, что усиливало их боевую мощь, мешало теперь преследовать бегущего врага. Это дало возможность разбитым отрядам фессалийцев собраться и снова вступить в битву. Если бы Набарзану удалось отделаться от фессалийцев и одновременно атаковать со стороны берега македонскую фалангу с фланга и тыла, то левая часть македонской пехоты была бы раздавлена с двух сторон персидскими всадниками и греческими наемниками. Однако драгоценные минуты были упущены. Набарзан замешкался, и Александру удалось сделать то, что упустили персы.

Александр, отбросив кардаков, ворвался в расположение персов и начал атаковать их с флангов и тыла. При этом он старался найти самого Дария, который по традиции должен был находиться в центре, и вскоре ему это удалось. Правда, Дария охраняла конная гвардия телохранителей, но других всадников около него не было. Когда Александр с его всадниками оказались в тылу сражающихся пехотинцев, им навстречу бросились телохранители, но последние были настолько малочисленны, что их сразу же смяли. Дарий оказался в гуще битвы, и тут произошло нечто невообразимое. Вместо того чтобы возглавить армию, руководить сражающимися греческими пехотинцами и успешно действующими береговыми отрядами, Дарий, охваченный паническим страхом, обратился в бегство. Его поступок можно назвать трусливым. Но ведь и такой превосходный воин, как Гектор, пал жертвой охватившей его во время битвы с Ахиллом паники. Дарий оставил победителю свой лагерь, свое войско и даже свою колесницу. Александр не стал его преследовать, а повернул к берегу, чтобы захватить Набарзана. Тот тоже бросился в бегство. Сопротивление персов было сломлено. Вероятно, прошло не многим более двух часов с начала сражения, так как Александр еще довольно долго, до самых сумерек, преследовал, врага.

Одни лишь греческие наемники не сдавались. Отважно сражаясь, их отряды пробились в горы. Большинство воинов беспрепятственно добрались до Триполиса, сели там на корабли и отправились на Кипр. Оттуда одни вернулись на родину, а другие переправились в Египет. Только небольшой отряд последовал за Дарием через Евфрат. Потери же остальной армии персов были огромны. Все, кто спасся, бежали на восток, малоазиатские контингенты вернулись на родину, в Анатолию. Македоняне, по-видимому, тоже понесли большие потери среди как фалангистов, так и фессалийской кавалерии. Даже Александр получил в этом бою легкое ранение. Македоняне захватили богатую добычу: не только лагерь персов, но и семью Великого царя, его мать, жену и детей.

.Ему сообщили о том, что в лагере находятся женщины из царской семьи, которые оплакивали Дария, считая его убитым. Александр сразу же послал своего приближенного успокоить их. Он и впредь щадил их царское достоинство. Теперь уже все, восхваляли благородство Александра. Может быть, это была не милость победителя, а проявление нового мировосприятия, в котором не было побежденных.

На следующий день македоняне праздновали победу. Проявивших храбрость, богато вознаградили, павших предали торжественному погребению; в честь победы был устроен парад, и в благодарность богам воздвигнуты алтари Зевсу, Афине и Гераклу. Возможно, именно тогда у царя возникла идея создания новой Александрии. Город был заложен у подножия Байланского перевала. Даже по отношению к побеждённым был сделан примирительный жест: Александр предоставил возможность женщинам из царской семьи похоронить знатных персов.

Следующей задачей было захватить персидский обоз в Дамаске вместе с военной казной. Александр не мешкая, послал туда Пармениона с отрядом фессалийских всадников. При обозе находились жены и родственники персидских военачальников с их багажом и слугами, а также, несколько знатных греков, в том числе и послы. В казне хранилась огромное количество золота и серебра, с ее захватом закончились бы финансовые затруднения Александра. Впоследствии Парменион в своем сообщении перечислял трофеи. «Было захвачено: 329 музыкантов, 46 изготовителей венков, 306 поваров, 13 кондитеров, 17 виноделов, 70 виночерпиев и 40 мастеров, приготовлявших благовония».¹⁴

Александр оставил это пестрое общество в Дамаске. Македонская знать постепенно стала находить вкус в восточных наслаждениях. Для царя дамасская добыча имела и еще одно значение: Парменион захватил Барсину, прекрасную и умную дочь Артабаза, вдову Ментора, а затем Мемнона, одну из великих женщин того времени. Она сделалась спутницей жизни Александра, который не расставался с ней до своего бракосочетания с Роксаной. Подводя итог битвы при Иссе, хочу сказать, что ее исход решили не войска, а личные качества полководцев. Дарий потерпел поражение как военачальник. Но не нужно забывать и о том, что Дарий отступил не перед простым противником, а потерпел поражение от гениального полководца. Не следует преуменьшать значение личности Дария только потому, что он уступал Александру.

«В битве при Иссе персы потерпели сокрушительное поражение. Во многом этому способствовало поведение самого Дария, который в самый ответственный момент боя кинулся на колеснице в бегство вместе со своими вельможами».¹⁵

Для Александра теперь были открыты все пути. Однако он был далек от мысли преследовать Дария на востоке — его целью была Финикия. Прежде всего, следовало положить конец господству персидского флота в Эгейском море, а добиться этого можно было, только лишив корабли Дария их базы.

Киликию Александр еще во время пребывания там отдал в качестве сатрапии своему телохранителю Балакру. Вместе с Антигоном сатрапу предстояло продолжить начатое Александром усмирение таврских племен.

Битва при Иссе сыграла огромную роль в ходе войны. В руки Александра перешла вся западная половина персидского государства. Македонскому царю открылась теперь дорога на восток, в глубинные области Персидской державы. Однако сразу он не воспользовался этой возможностью. Перед ним стоял вопрос: следовать ли за убегающим Дарием, углубившись во внутрь Персии, или идти на юг, закрепиться на восточном побережье Средиземного моря, особенно на финикийском побережье, отрезать Персидскую державу от связи с ним, тем самым, лишив её флота и контактов с мятежной Элладой. Александр избрал последний путь.

Появление Александра Финикия, вероятно, приняла как освобождение от персидского господства, открытие новых торговых путей и расширение посредничества между Востоком и Западом. Вскоре, однако, выяснилось, что Александр покушается на самостоятельность финикийцев, и даже в большей степени, чем Великий царь. Преклонение перед Дарием не требовало обязательного принятия обычаев персов. Преклонение же перед Александром означало необходимость признания греческой культуры. Это была уже не просто мода на эллинизм, которым так увлекались последнее время. Решалась судьба народов, оказавшихся перед выбором: склониться, слиться с греческим миром или же, придерживаясь традиционных старых свобод, погибнуть.

Властители некоторых городов вместе со своим флотом все еще оставались в Эгейском море под командованием Фарнабаза. Принимать решение должны были их наместники при участии совета купцов. Один за другим города склонялись перед Александром. Покорились Арад, Библ, Сидон. Самый могущественный из городов — блистательный Тир уже направил своих послов к Александру. Редкий случай в истории Финикии: все финикийские города проявили единодушие; поводом для этого было печальное событие — победа Александра при Иссе, вынуждавшая сдаться на милость победителя. Александр повел себя милостиво. В отличие от Греции здесь он поддержал монархию, так как Восток не знал демократических и даже республиканских традиций. Александр утвердил всех местных городских князей.

Относительно Тира у Александра были свои планы: считая себя потомком Геракла, он хотел в знак благодарности принести жертву богу города — знаменитому тирскому Гераклу. На самом деле этого местного бога звали Мелькартом, но уже с древних времен его идентифицировали с греческим Гераклом. Казалось, что в замысле цари нет ничего неожиданного, но он преследовал совсем иную цель. Тир, расположенный на отделенном от берега острове и поэтому малодоступный сухопутным властителям, владел могущественным морским флотом и всегда был самым самостоятельным из финикийских городов. Александр потребовал не больше, не меньше как отказа города от преимуществ своего изолированного положения. Подобно другим городам, Тир должен был открыть свои порты. Трудно сказать, усмотрели ли жители Тира в замысле Александра оскорбление своих религиозных чувств или покушение на свои привилегии, во всяком случае, они поняли, о чем шла речь. Поэтому они предложили Александру совершить жертвоприношение в небольшом храме Мелькарта, расположенном на материке. Однако, как ни изощрялись посланцы из Тира, стараясь уговорить Александра, он остался непреклонен. Тогда послы раскрыли свои цели: Тир хочет остаться нейтральным или заключить равноправный союз с Александром, но подчиниться ему не согласен.

Александр мог прекратить войну на Эгейском море, лишь покорив Ближний Восток. Предстоящий поход в Египет также был возможен только после покорения Финикии. Рано или поздно он собирался двинуться на восток, и его войскам ничего не должно было угрожать. Вероятно, уже тогда Александр понимал, какую роль могли сыграть семитская гордость и высокомерие. А возможно, он просто хотел предостеречь Восток, устроив еще одни «Фивы». В этих условиях Тир осмелился предложить Александру нейтралитет, если царь заключит с ним союз. Александр не терпел, когда с ним вступали в переговоры как равные с равным. Он отклонил такие переговоры не только с ликийцами, но и с самим персидским царем. Этим и объясняется охвативший Александра гнев, который заставил его прекратить всякие переговоры и принять решение покорить город.

Жители Тира, со своей стороны, тоже были готовы к сражению, при этом они собирались сражаться не за Дария, а за свою свободу. Они надеялись на неприступность своего острова, к которому трудно подойти кораблям. Жители Тира рассчитывали также на свой флот, усиленный возвратившимися с Эгейского моря эскадрами, и на помощь Карфагена. Возможно, они считали, что другие финикийские города лишь формально поддерживали македонян, верили в превосходство своих ремесленников и техников, делали ставку на проживавших в Тире иноземных специалистов. Кроме того, определенную роль сыграло также эмоциональное, а не рациональное чувство, выражавшееся формулой «Лучше смерть, чем рабство». Это чувство вдохновляло семитские города на самопожертвование.

Остров с городом находился в полутора километрах от материка. Александр, не имея флота, решил построить от материка до острова дамбу. Его, конечно, в первую очередь привлекала грандиозность самого замысла. Подавая пример воинам, он первым принес землю. Были согнаны рабочие из соседних государств, разрушены дома расположенного на материке городка Палетира (Старого Тира), чтобы добыть камни для строительства. В Ливане валили лес. Однако сопротивление тирского флота становилось все ожесточеннее. Прибой у острова не только затруднял работу, но и разрушал все уже построенное. Больше всего мешала работе не стихия, а люди. Здесь вступили в противоборство мастера, строящие дамбу, и жители Тира, старающиеся ее разрушить. Македоняне начали строить дамбу в начале января 332 г. до н. э., весной того же года жителям Тира удалось в значительной мере ее разрушить и сжечь осадные машины. Александр сразу же приступил к строительству другой, более надежной дамбы. Кроме того, он пытался получить флот из Сидона.

Перелом в Эгейской войне принес Александру желанное облегчение. После битвы при Иссе Афины больше не помышляли о выходе из Союза. Спарта еще носилась с идеей продолжать войну, но финикийские князья, находившиеся в составе персидского флота, узнав о том, что Александр идет на их города, решили вернуться домой. Когда наступила весна и открылась навигация, финикийские и кипрские наемники покинули Фарнабаза и вернулись на родину. Эгейская война закончилась. В течение лета капитулировали все острова и опорные пункты. Когда же эскадры прибыли на Ближний Восток, только одна из них, тирская, поспешила на помощь осажденному городу. Финикийская и кипрская эскадры оказались в распоряжении Александра. Объединившись, они стали сильнее тирского флота.

Некоторые историки считают, что только в Финикии Александр понял, какое значение имеет флот во время войны. Надо думать, что роль флота была ясна любому македонянину. И если Александр пренебрегал флотом, то вовсе не потому, что не понимал его значения, а в связи с тем, что перед ним всегда стояли более неотложные задачи. Теперь же Александр без промедления отстранил своего флотоводца, а сам сменил коня на корабль. Он, взял с собой на корабль гоплитов, чтобы брать на абордаж вражеские суда (македоняне уже научились пользоваться перекидными мостиками). Флотоводцам не понравилось вмешательство в их дела царя и его свиты, не имевших ни малейшего опыта. Тем не менее, Александр добился полного успеха. Он начал битву, командуя правым флангом (так же как при Гранике и Иссе). Защитники Тира не рискнули принять открытый бой. Они попытались внезапно атаковать Александра. Казалось, атака удалась, но Александр молниеносной контратакой вырвал у противника победу, нанес его флоту ощутимый урон и загнал в гавань. Больше тирские корабли не отважились выходить в море.

Теперь царь мог приступить к осуществлению своего в техническом отношении необычайно смелого замысла — разрушить окружавшие город стены при помощи машин, стоявших на кораблях. Кроме того, он приказал построить плоты, на которых подвозили тараны, башни и снаряды. И снова можно отметить высокий инженерный уровень ведения войны с обеих сторон. Но вот наступил день — вероятно, это была середина августа — ни ветра, ни волн. Это решило судьбу города. Вокруг него сосредоточились плавучие чуда техники. Со всех сторон летали снаряды, македоняне стремились прорваться в гавань. Под ударами тарана рухнула стена. В этом месте высадились сам царь и его лучшие войска. Они штурмом взяли разрушенные стены, захватили башни и всю крепость. В гавани никто не оказал сопротивления, и македоняне окружили город. Война завершилась кровавой бойней.

Теперь благочестивый царь мог выполнить свой замысел — принести в жертву своему предку Гераклу лучшую осадную машину и лучший корабль. В честь бога был устроен торжественный парад войск и флота, в священном районе города состоялись спортивные состязания и факельное шествие. Над Тиром учинили страшную расправу. Некоторые вельможи вместе с царем и карфагенскими посланниками нашли убежище в святилище Мелькарта и были помилованы. Остальных жителей продали в рабство, а способных носить оружие распяли на крестах, поставленных вдоль всего побережья. Длившаяся семь месяцев война была победой новейшей для того времени техники. Завершилась она триумфом жестокости. Здесь в этом случае я полностью согласен с поэтом

Л. Ошаниным, который сказал:

«Он кто? Полубог справедливый и добрый?

Счастливый из тех, кто не гибнет в огне?

Жестокий философ? Великий географ?

Иль просто убийца на черном коне?»¹⁶

Сам город не был разрушен, его заселили жителями окрестных земель. Властителем Тира стал македонский военачальник. Был заложен новый македонский флот. Тир никогда не вернул себе своего былого величия. Через год Александр основал в Египте Александрию, и новая столица оттеснила на второй план все финикийские города. Царь сломил гордых жителей Тира и превратил город в опору своей империи.

Александр мог быть доволен своими успехами. План подорвать морское могущество персов, действуя на суше, блестяще себя оправдал. По Средиземному морю Александр мог теперь получать пополнение. Если не считать Спарты (которая все-таки вступила в войну, но с ней вполне мог справиться Антипатр), тыл находился в полной безопасности. И если раньше царю не хватало владычества на море, теперь, благодаря созданному на Ближнем Востоке новому флоту, господство Александра стало почти абсолютным.

Еще во время осады Тира были покорены Сирия и Палестина, над которыми поставили македонских правителей.

После осады Тира войско Александра, получив подкрепление — греческих наемников, двинулось в Египет. Не встретив сопротивления (иудеи уже присягнули новому царю), они прошли по побережью Палестины. Перед пограничной крепостью Газой войска остановились. Потребовалась длительная осада. На этот раз организатором сопротивления был перс Батис, один из самых верных и смелых сподвижников Дария. «Основную его силу составляли арабы. Лишь после двухмесячной осады, используя всю возможную технику, Александр сумел взять город. В припадке гнева царь жестоко расправился с Батисом. Все защитники крепости были убиты, женщины и дети проданы в рабство. Город заселили соседними семитскими племенами и объявили македонской крепостью. Своего прежнего значения — перевалочного пункта для торговли южноарабскими товарами — он уже никогда не вернул».¹⁷

За полтора года Александр завоевал весь Ближний Восток — от Тавра до Египта. Некоторые из этих стран по-прежнему оставались сатрапиями. Исключение было сделано для Финикии, Кипра и ряда городов Киликии. Царь высоко ценил городской уклад финикийцев, он установил здесь тот же режим, что и в Ионии. За исключением Газы и Тира, все города сохранили свое прежнее управление, но должны были поставлять людей для флота и платить налоги. За ними осталось право чеканки монет, хотя в этих городах находились и македонские монетные дворы.

Кипрские князья подчинялись непосредственно царю. В большинстве случаев здесь остались греческие общины, но Александр сохранил и существующую старинную монархическую форму правления.

У историков нет точных сведений о положении киликийских городов. Об известных привилегиях, полученных ими от Александра, можно судить лишь по тому, что Тарсу, Маллу, Солам и Иссу было предоставлено право чеканки собственной монеты. Подводя итог выше сказанного, отмечу, что в результате всех этих мер Александра была заложена основа для свободного общения между отдельными регионами Средиземного моря. Начинала осуществляться та грандиозная цивилизаторская идея империи, которая принимала в представлении царя все более отчетливые формы.

Правда, в Малой Азии Александру пришлось столкнуться с некоторыми трудностями. Дарий попытался организовать здесь нечто вроде контрнаступления из Месопотамии и Армении. Сопротивление, оказанное македонянам в Тире и Газе, по-видимому, зародило у персов надежду остановить их дальнейшее продвижение. Но после того как весной 332 г. до н. э. Александр захватил господство на море, наступление персов на Фригию, Ликию и Геллеспонт потерпело неудачу, а в Малой Азии достиг успехов Антигон, для Александра, наконец, была обеспечена связь с материком, как по суше, так и по морю.

После завоевания Тира и Газы Александр уже не мог откладывать поход в Египет, все еще остававшийся персидской провинцией. Ему предстояло стать последним звеном в цепи завоеванных стран Восточного Средиземноморья. Кроме того, захватив Египет, македоняне получали возможность оказывать давление на Афины, контролируя вывоз египетского зерна. Существует ряд вопросов: почему Александр не поручил этот поход какому-нибудь военачальнику, почему терял время, вместо того чтобы идти против Дария? Существует мнение, что царю хотелось навязать противнику бой. Но это предположение неверно. Ранее, я отмечал о том, что Александр нападал на врага там и в тот момент, где и когда враг был сильнее. Правда, после выигранного сражения он обычно преследовал убегающего врага. Но уже через день, а то и на следующий день противник переставал для него существовать. Александр давал врагу время собраться с силами, перед тем как предстать перед ним. Поэтому после победы при Иссе царь тоже не проявил никакой спешки! Александр сознательно дал ему отсрочку, чтобы затем одним ударом расправиться со всеми сразу. Итак, царь располагал временем для похода на Египет. Кроме того, его личное участие в походе должно было предотвратить опасность провозглашения власти местного фараона над новым национальным государством. Персидское господство никогда не могло полностью подавить стремление к независимости государств Ближнего Востока. Македоняне столкнулись с этим в Тире, и еще более жестокое сопротивление ждало бы их на Ниле, упусти они решающий момент. Персам никогда не удавалось на длительный срок присоединить Египет к своей империи. В течение шестидесяти лет он отстаивал свою свободу и лишь десять лет назад был с трудом покорен Артаксерксом III. Правда, большинство местных жителей составляли феллахи, но из соседней Ливии вливались новые силы, и сопротивление вспыхивало вновь. Кроме того, всегда находились греческие наемники и полководцы, готовые защищать независимость Египта.

B описываемый момент в Мемфисе пребывал персидский наместник Мазак. Переговоры с ним начались, еще когда Александр был в Финикии, и сейчас его лояльность ни у кого не вызывала сомнений. Поэтому Александр мог уже заранее предпринять некоторые шаги для присоединения Египта, и он послал даже туда греческих художников для организации празднеств, которые намеревался устроить в Мемфисе.

Только он сам с его обаянием и волей мог преодолеть египетский национализм, привлечь Египет на свою сторону и поставить его в ряд зависимых государств.

Когда Александр прибыл, наконец, в ноябре 332 г. до н. э. в Египет, он был торжественно принят в пограничной египетской крепости Пелузии. Оттуда часть македонян отправилась вниз по реке на кораблях, а другая — по суше к столице страны Мемфису. Навстречу Александру вышел Мазак, чтобы передать ему страну, войско и казну.

Античные авторы рассказывают, какое сильное впечатление произвел на Александра Египет. Это относилось не только к плодородию здешних земель и природным богатствам страны, но и к египетской культуре. В первую очередь, по-видимому, его поразила монументальность архитектуры. Именно она оказала влияние на его поздние планы: пирамиды послужили образцом для задуманной им гробницы Филиппа. Вообще, для Александра, как и для любого образованного грека, Египет казался родиной самой древней и интересной культуры. Египет во многом был школой для эллинов — еще одна причина, чтобы отказаться от простого завоевания и стремиться к мирному присоединению этой удивительной страны.

Настроение египтян вполне устраивало царя. В лице Александра египтяне приветствовали эллина и представителя дружеской нации. Уже четыре столетия эллинские воины помогали египтянам и спасали их от азиатского варварства. При этом им были чужды захватнические планы, а для торговли им вполне было достаточно колонии Навкратиса; сыны севера всегда питали уважение к древности и достоинствам египетской культуры. Еще один мостик для взаимного понимания создавали люди смешанных кровей — греческой и египетской,— которых в Мемфисе было немало. Но в первую очередь Греция была идеальным партнером для торговли.

Египтяне привыкли видеть со стороны эллинов понимание и терпимость и ожидали того же от Александра. Одновременно они рассчитывали на расширение рынка сбыта для египетских товаров. Поэтому египетские жрецы охотно сделали для македонского царя то, что для персидского делали только по принуждению,— объявили его фараоном. «Царь Верхнего и Нижнего Египта» Александр теперь считался «избранником Ра и возлюбленным Амона», наместником Гора. Его называли «защитой Египта» и «сильным князем, захватившим чужие страны». Александр был торжественно объявлен фараоном в храме Птаха в Мемфисе. В связи с этим интересно свидетельство Арриана, что Александр в Мемфисе «принес жертвы Апису и прочим богам и устроил гимнастические состязания». Принесение жертв священному быку Апису умышленно противопоставлялось поступку Артаксеркса III, кощунственно заколовшего Аписа. Одновременно Александр принес царское жертвоприношение. Он не остался в долгу и перед Птахом и Амоном. Именно они, вероятно, наряду с греческими божествами и имелись в виду под «прочими богами».¹⁸

Устройство состязаний свидетельствует о том, что Александр и в Египте продолжал поощрять греческую культуру. Теперь оба духовных уклада должны были сосуществовать. Скорее всего он не собирался объединять их, тем не менее попытки соединить греческую религию и египетские культы имело место.

Отмечу, что присоединение Египетского государства не имело для Александра решающего значения. Это был лишь очередной его успех. Наиболее притягательным в провозглашении его фараоном был божественный характер этой власти, что не признавалось в остальных странах. Ведь фараон был воплощением Гора — сына Ра. Для не египтян он был не «великим», а только «благим» богом. Александру сообщили, что как сын Ра он рожден смертной матерью от солнечного божества. Таким образом, в Мемфисе подготовлялась почва для провозглашения его сыном Амона. Именно это могло послужить поводом для паломничества царя к оракулу пустыни.

В общем, Александр следовал совету, данному когда-то Исократом Филиппу: «Если сможешь, освободи местных жителей от деспотии варваров и приобщи их к эллинской культуре».¹⁹ Александр последовал этому совету и приказал построить новые святилища в Карнаке и Луксоре, там, где издавна были расположены храмы, возведенные Тутмосидами. Этим он угодил в первую очередь жрецам. Не приходится сомневаться в том, что царь установил с ними добрые отношения, так же как он сделал это в Эфесе с Мегабитом, жрецом Артемиды, а затем с халдеями в Вавилоне и магами в Персии. Позже в административном управлении он старался также придерживаться египетской традиции.

В начале 331 г. до н. э. Александр с небольшим числом своих приближенных отправился вниз по Нилу. Недалеко от его устья он основал новый город — Александрию, — в дальнейшем ставший великим. Затем вдоль побережья он направился в Ливию. Живущие в Кирене греки решили, что он идет к ним, и выслали ему навстречу послов. Но Александр думал лишь об оазисе Амона. Видя, что Александр не стремится подчинить их, эллины из Киренаики заключили с ним договор о дружбе. В конце марта царь вернулся в Мемфис, а в апреле отправился в Сирию.

Еще до этого похода Александр занялся организацией управления страной. В отдельных вопросах он и прежде отходил от персидского образца. Теперь в Египте Александр решил попробовать ввести нечто принципиально новое — децентрализацию управления. Этим он хотел исключить для Египта, приносящего большие доходы, всякую возможность отделиться от его империи. Поэтому царь поручил управление областями Египта людям разных национальностей: грекам, египтянам и македонянам. Управление Верхним и Нижним Египтом сохранили за собой египтяне. Весь аппарат подчиненных им служащих также состоял из египтян. Грекам принадлежало управление арабскими пограничными землями на востоке, а на западе — Ливийской пустыней. Войско было разделено на четыре части, которые находились в Верхнем и Нижнем Египте и в обеих пограничных крепостях — Пелузии и Мемфисе. Командовали армиями двое македонян и один грек. Флотом также, командовал грек. Для управления военными поселенцами оставшимися от периода владычества персов, и принадлежавшими им землями Александр назначил коллегию греческих чиновников. Важная роль в управлении принадлежала египетскому греку, ведавшему финансами,— Клеомену из Навкратиса. В его руках были не только соседние арабские земли, но и сбор налогов со всей египетской провинции. Удивительно, как мало македонян Александр привлек на все эти должности. Не исключено, что он также не доверял своей знати. Впрочем, предпринятая Александром попытка децентрализации не оправдала себя. Природа и традиции препятствовали этому.

Таков был Египет Александра. Часть страны входили в средиземноморские земли, но при этом сохраняла свою самобытности. Царь стремился не нарушать этой двойственности, сохраняя местную культуру и управление и вместе с тем поощряя все греческое. Только время могло рассудить, в какой мере ему удалось сохранить это равновесие.

ГЛАВА III

Весной 331 г. до н. э., Александр выступил для последнего, решающего сражения с Дарием. Путь его лежал через Месопотамию, из Тира мимо Ливана. Хотя войско еще находилось в пределах подвластной Александру провинции Сирии, тем не менее, в походе возникли некоторые трудности, так как наместник Александра плохо заботился о поставках продовольствия. Этим он навлек на себя высочайший гнев и в наказание первым из всех сатрапов Дария был освобожден от должности. В июле войско наконец достигло Евфрата, территории, до сих пор находившейся под контролем Македонии. Противоположный берег реки оборонял перс Мазей, но, узнав о приближении македонских войск и о том, что Александр намеревается начать переправу, он тотчас же покинул свои позиции. Благодаря этому переправа у Тапсака прошла без всяких затруднений, по заранее наведенному мосту. И дальнейший марш по вражеской территории проходил без боев.

Целью похода Александра были в первую очередь Сузы и Вавилон — крупнейшие центры Персидской державы. Идти туда нельзя было ни вдоль Евфрата, ни вдоль Тигра: обе реки в среднем течении протекают по иссушенной, неплодородной степи. Главный же путь шел через Месопотамию с запада на восток, а затем вдоль Курдских гор к Вавилонии и Эламу. Эта местность была густо населена, а, следовательно, здесь не составляло трудности добыть продовольствие и фураж. Никакого сомнения не было в том, что войско Дария встретит его где-то на этой важнейшей дороге, чтобы прикрыть царские резиденции.

В начале сентября войско стояло на берегу Тигра.Здесь конная разведка донесла о появлении врага, от захваченных пленников узнали, что Дарий со своим войском, готовым к сражению, стоит на Гавгамельской равнине. Хочется заметить, что описание историками четырехмесячного похода от Тира к Гавгамелам развенчивает общепризнанное мнение, что Александр завоевал свое царство в постоянных битвах с врагом. Он добыл его в основном на марше, а не в сражениях. Благодаря его замечательной стратегии вся армия редко вступала в бой. «Чаще в сражении участвовали только всадники, легковооруженные воины и гипасписты, фаланга же до сих пор провела лишь один серьезный бой — под Иссом, и то длившийся всего около двух часов. При взятии ионийских и фракийских городов она больше окапывалась, чем сражалась, а при Гранике вообще не принимала участия в битве. Главной задачей фаланги были марши. Для Александра большее значение имела прочность обуви воинов, чем острота их копий и мечей. Однако в сражении при Гавгамелах фаланге предстояло подтвердить свою военную славу».²⁰

Македонское войско выступило из Тира на восток,больше чем через,год после отклонения второго мирного предложения Дария. Между сражением при Иссе и битвой при Гавгамелах прошло около двух лет.

Дарий постарался использовать передышку и, как обычно, предпринял все необходимое для подготовки к войне. Доступ к Средиземному морю для него по-прежнему был закрыт: ему не удалось навербовать греческих наемников. И Дарий стал пополнять свое войско на Востоке, была привлечена знать с сопровождавшей ее свитой, в первую очередь знаменитые своей храбростью конники из далекой Бактрии и Согдианы. На помощь верховному властителю выступили гордые сатрапы этих провинций, испытанные в боях, уверенные в победе полководцы, не имевшие, однако, никакого опыта в войнах с Западом. Прислали свои отряды и союзники — свободные скифы из Центральной Азии.

Так как преимущество македонского вооружения уже сыграло роковую роль в двух сражениях, войско Дария теперь стали вооружать новыми типами копий и мечей, а всадников — щитами, однако в первую очередь обратились к прошлому — боевым колесницам. В то время колесницами пользовались еще разве только индийцы. Персы решили модернизировать колесницы и снабдили их множеством двигающихся серпов. С их помощью Дарий рассчитывал разметать вражеские ряды. Индийцы из восточных областей привели с собой слонов, которых также собирались использовать в сражении. Все это придавало войску Дария своеобразный восточный колорит. Для Востока это было, конечно, превосходное войско, но в отношении вооружения и техники оно, разумеется, отстало: ни командование, ни сами воины не имели понятия о возможностях и требованиях современного ведения боя. Это огромное войско было совершенно не способно ни к какому маневру.

Противник численно превосходил македонское войско, видимо, не менее чем в пять раз; соотношение это, если принять во внимание его отсталое вооружение, плохую выучку и менее опытных военачальников, не кажется невероятным, однако македонцам оно, разумеется, не могло не внушать опасения.

Промедлив два года, Александр сам дал врагу возможность собрать огромное войско. Теперь ему предстояло решить, как с ним справиться. Нет сомнений, что на этот раз он считал положение весьма серьезным. В 26 километрах от врага он построил укрепленный лагерь для своего обоза. Только после этих мер глубокой ночью он начал наступление. Сначала войско шло вдоль дороги, а с наступлением утра боевой строй был развернут.

Замечу, что Александр был уже не тот, что у Граника — безрассудный и отважный. Он охотно последовал совету Пармениона отложить битву на следующий день, решив разведать вражеские позиции и пространство между войсками, где он подозревал скрытые рвы и западни. Вырвать победу в сражении с помощью внезапного нападения ночью Александр считал для себя унизительным. Таким образом, войско получило еще ночь для отдыха перед битвой. Сам Александр, измученный заботами и напряжением предшествующего дня, спал на следующее утро так крепко, что его едва смогли разбудить. Персы, напротив, всю ночь не расставались с оружием и чувствовали себя усталыми. Они стояли, развернувшись фронтом на запад. Дарий расположился в центре, прикрытый телохранителями, греческими наемниками и слонами, а на флангах находились многочисленные всадники: на северном, правом фланге — под командованием Мазея, на южном, левом — под командованием Бесса. Оба полководца надеялись обойти нападающего по центру Александра с обеих сторон и окружить его.

Когда приготовления были закончены, «Александр еще раз объехал ряды воинов вместе с прорицателем Аристандром. Царь был в сверкающем панцире, жрец — в белых одеждах. Когда они приблизились к фессалийским всадникам, царь воздел руки к небу и вознес богам молитву о том, чтобы они придали сил грекам и не забыли, что сам он — сын Зевса-Аммона.»²¹

Так же как при Иссе, Александр разделил свои боевые порядки на две неравные части. Большую, правую часть он оставил под своим командованием: здесь находилась вся конница гетайров, к которой примыкали гипасписты и пять полков пеших воинов. Левая, более слабая часть войска состояла из пешего полка Кратера и всех греческих всадников. Ею, как и прежде, командовал Парменион. Александр не стал растягивать свои ряды, чтобы они пришлись вровень с персидским фронтом, поэтому они занимали примерно половину его, а сам он, находясь на краю правого фланга, оказался против центра вражеского войска. Для того чтобы избежать обхода с фланга и окружения, он приказал греческим гоплитам (из союзного контингента) вместе с наемниками образовать за его всадниками вторую линию, которая при необходимости должна была сражаться перевернутым фронтом. Кроме того, царь расположил на обоих флангах ударные группы легковооруженных всадников и пеших воинов, чтобы отражать удары противника с боков.

Персы хотели вынудить Александра напасть в центре, чтобы окружить его фланги конницей. Однако случилось непредвиденное. Македоняне не стали нападать вовсе. Войско их, правда, пришло в движение, но не продвигалось вперед: Александр развернул его направо, в южном направлении. Это было нелегко, однако войска Александра прекрасно подготовились к такого рода маневру. Для фланга Пармениона это, естественно, усиливало опасность окружения. «Дарий решил, что Александр во избежание всякого риска быть окруженным с юга собирается сам атаковать отсюда персидское войско. Поэтому он вначале перестроил край левого фланга своих конников дугой, чтобы воспрепятствовать наступлению македонян с фланга. Это ничего не дало, так как Александр все еще не нападал, а по-прежнему продвигался на юг. Тогда Дарий приказал всем боевым колесницам идти в атаку и двинул вперед боевые порядки. Прежде всего он бросил свой левый фланг на южный фланг Александра, чтобы таким образом приостановить его движение вправо. При совершении этого маневра образовался разрыв фронта — центра и левого фланга, разрыв, который, по всей вероятности, быстро был бы заполнен, если бы персы имели дело с врагом, неспособным к быстрым действиям.

До сих пор Александр воздерживался от всякого нападения и только послал свои ударные фланговые группы направо, чтобы помешать вражескому плану окружения. Теперь же, увидев прорыв, он счел момент благоприятным. Гетайры мгновенно построились в клин, гипасписты и фаланга приготовились к бою и под звуки труб, с боевым кличем двинулись в прорыв»²²

Однако с другой стороны надвигалась опасность. Персидские боевые колесницы сами по себе не могли принести большого вреда, но за ними в центре и с северного фланга следовала конница, пытавшаяся прорвать строй македонцев и окружить их. Когда Александр с такой внезапностью кинул свою половину войска вперед, самый северный из его полков не смог поспеть за ним. Таким образом, он оторвался и от Александра и от группировки Пармениона, и в образовавшийся коридор тотчас же вторглись вражеские всадники. Одновременно эскадроны Мазея окружили Пармениона с севера, в то время как с юга эскадроны Бесса пытались напасть на ударный клин Александра сзади. За ними, правда, находилось македонское фланговое охранение, которое, в свою очередь, напало сзади на воинов Бесса. Теперь македонские боевые порядки превратились в не связанные друг с другом отряды; персидские всадники между тем овладели инициативой.

Отмечаю, если бы Дарий находясь в это время при своих оттесненных от центра эскадронах, если бы он, подобно Александру, встал во главе атаки, а не наблюдал бы с высокой колесницы за битвой, он, несомненно, выиграл бы сражение. Теперь же разорванный строй персидских всадников остался в нужный момент без руководства. Вместо того чтобы уничтожить македонское войско, прикрываемое сзади остатками отчаянно защищавшегося второго эшелона, они бросились к обозу Александра, который находился невдалеке и манил их возможной богатой добычей. Тут-то они, как и при Иссе, потеряли драгоценные минуты, столь необходимые для закрепления успеха. Парменион, увидев, что окружен, понял всю опасность своего положения. Он знал, что Александр на другом фланге готовится к решающей атаке, но боялся, что на этот раз царь не успеет прийти к нему на выручку. Поэтому он запросил у него помощи.

Александру, однако, к этому времени удалось вторгнуться в ряды врага. По всей вероятности, так же как некогда при Иссе, он приблизился к самому Дарию. И снова, как некогда, Дария охватил страх. Считая все потерянным, в то время как его воины повсюду, где не было Александра, продолжали еще одерживать победы, он совершенно не по-царски обратился в бегство.

Александр решил, что после бегства Великого царя персидские атаки прекратятся сами собой. Поэтому он вначале вовсе не думал о возвращении, рассчитывая догнать Дария. В это время ему передали просьбу Пармениона о помощи. Повелитель, правда, просьбу выполнил, но никогда не мог простить своему сподвижнику послания, которое объяснял трусостью. Ведь эта просьба, по его мнению, лишила его триумфа, взятия в плен самого Дария.

Когда царь вернулся на поле боя, он увидел, что опасность частично уже ликвидирована отрядами второго эшелона. Персидские всадники центра спешно покидали разграбленный македонский лагерь, узнав, вероятно, о бегстве Дария. Столкновение было кровопролитным: Александр пытался преградить им путь, но этого ему не удалось. С отчаянной смелостью персы прорвались, одержав победу даже в своем поспешном бегстве. Тогда Александр направился к группе Пармениона, который тем временем успел уже выйти из трудного положения. И здесь вражеские всадники отступали.Таким образом, Парменион и фессалийские всадники имели право к концу боя считать себя победителями.

Парменион овладел теперь персидским лагерем, тогда как Александр возобновил преследование врага, продолжив его и на следующий день, до самых Арбел: он все еще не расставался с надеждой захватить самого Дария. Последний, по всей вероятности, уже покинул ведущую к Арбелам дорогу и повернул влево, в горы, сопровождаемый гвардией, греческими наемниками и всадниками Бесса.

По проходам в Курдских горах он бежал в Мидию.

Такова картина последней битвы Александра с персидским царем. Подводя итог сражения,сделаю вывод – более современное вооружение и тактика македонян в соединении с выдающимся воинским дарованием Александра всегда приводили к победе даже над противником с численно превосходящим войском. «Подтвердилось правило, что теоретически разработанный и механически выполняемый план сражения уступает оперативному руководству битвой, которое спонтанно черпает силы в мгновенном вдохновении и использует все возможности, предоставляемые обстановкой. Одно остается в этой битве неясно: какую цель преследовал Александр, сдвигая свои боевые порядки вправо. Если полагать, что он хотел добиться таким способом временного разрыва вражеского фронта, то здесь мы видим поразительное умение предвидеть действия противника, подобного которому не найти во всей мировой военной истории.»²³

За победой, как обычно, последовали торжественные погребения и жертвоприношения, раздача наград и отличий. Добыча, захваченная в Арбелах, была богатой. Александр, который немало был обязан твердости греческих воинов, еще раз настойчиво подчеркнул свою победу в этой «войне отмщения».

Особенный интерес вызывает сообщение о том, что Александра после битвы при Гавгамелах провозгласили «царем Азии». Это могло быть сделано только македонским войсковым собранием, что придавало ему значение государственно-правового акта.

Термин «царство Азии» входил сначала в титул великих царей Ахеменидов. Первоначально персы не были знакомы с географическим понятием «Азия», поскольку оно греческого происхождения. Царский титул обычно включала слова «Великий царь», «царь царей», «царь земель», а также в различных вариациях «царь обширной земли» (или «царь этой земли», «царь этой обширной земли», «царь этой большой и обширной земли»). Однако в своих дипломатических сношениях с эллинами Ахемениды не только познакомились со словом «Азия», но и сами стали употреблять его. Так, в 386 г. до н. э. они потребовали от греков весь Малоазийский полуостров, по всей видимости, основываясь на том, что он относится к Азии, к их «Азиатскому царству». Поэтому, вероятно, они называли себя «царями Азии», чем хотели сказать, что во всем мире, за исключением Европы, они были «Великими царями», «царями всех земель» и т. д. В глазах эллинов границы «Азии» все еще оставались нечеткими, так как, по старой географической терминологии, она охватывала и Ливию (т. е. Африку), а по еще более поздней, этот континент в ее состав не входил. Этим объясняется и то обстоятельство, что персы господствовали в части Африки, но отнюдь не на всем Африканском континенте.

Александр уже в первом своем письме к Дарию, в 333 г. до н. э., требовал признания себя «владыкой всей Азии». При этом слово «владыка» звучит здесь еще категоричнее, чем «царь». Кроме того, он уже тогда делал сильный акцент на словах «всей Азии». Таким образом, Александр требовал, по всей видимости, господства над всем Персидским царством, а сверх того — и над всей Азией, а может быть, и Африканским континентом. Он обосновывал свои притязания победами в сражениях, которые расценивал как божественный помысел и соизволение богов. К этому впоследствии присоединилось обещанное его «отцом Аммоном» мировое господство. И, наконец, притязания его были обоснованы еще третьим обстоятельством — провозглашением македонским войсковым собранием Александра «царем Азии».

Его правом всегда было торжественное провозглашение каждого нового македонского царя. Таким же образом пятью годами раньше был провозглашен и сам Александр. Теперь же войсковое собрание, вероятно опьяненное своей властью и только что одержанной победой, присоединило к его титулу новый — «царь Азии»,— дарованный ему победоносной и уже оторвавшейся от своей родины македонской армией.

Ранее я уже отмечал, что старые македонские военачальники Филиппа отрицательно относились к безграничной жажде завоеваний и неудержимому стремлению Александра к титулу Великого царя. Уже тогда они намекали, что его стремление стать «отцом воинов» диктовалось не только велением сердца, но и намерением завоевать расположение войскового собрания, состоявшего преимущественно из крестьян и пастухов, всегда более тесно связанных с царем, чем со знатью. При необходимости эти пастухи и крестьяне могли составить противовес неблагожелательно настроенным к Александру военачальникам и знати.

После битвы при Гавгамелах войсковое собрание поддержало Александра, не считаясь с оппозиционными настроениями знати. Царю не составило особого труда внушить своим товарищам по походу желательные для него мысли. В действительности же воины бездумно отступили от своего основного правила: они отказались от включения азиатских завоеваний в состав македонской территории и признали «Азиатское государство» и «Азиатское царство» Александра не зависящими от Македонии. Кроме того, они объявили себя готовыми ко всем войнам, которые еще предстояло вести для завоевания этого «Азиатского царства». Если бы Александр захотел, он мог бы с этой минуты включить в свои завоевательные планы Индию или даже всю Африку. От него зависело, насколько он захочет расширить щедро дарованный ему воинами титул.

Итак, войсковое собрание, провозгласив Александра «царем Азии», так же слепо подчинилось желаниям Александра, как вскоре и его действиям, направленным против Филоты и убитого Александром Клита. С помощью войскового собрания Александр в последующие четыре года полностью подавил сопротивление командных лиц. Только в Индии и на обратном пути воинам стало по-настоящему ясно, что за решение они приняли в своем упоении победой. Тогда в Описе они взбунтовались. В дальнейшем мы знаем, как «царь Азии», перестав нуждаться в своих македонских отрядах, отослал на родину из Описа тех самых людей, которые в Гавгамелах были так покорны его воле. В этом смысле государственная акция, совершенная в Гавгамелах, свела на нет независимость македонской армии, верной и преданной Александру.

Возможность дальнейшего наступления на Восток зависела в значительной мере от положения на Западе, в Элладе. К 331 г. до н. э. главным центром антимакедонского движения была Спарта, царю которой Агису удалось привлечь на свою сторону, некоторые другие государства Пелопоннеса. Рост этого движения мог стать серьёзной угрозой македонской гегемонии в Греции. Однако победа Антипатра над союзниками под Мегалополем и смерть Агиса обеспечили Александру прочный тыл на Западе и свободу действий на Востоке.

После того как Дарий с большей частью своего войска отступил в Мидию, создалось положение, аналогичное тому, какое сложилось после победы под Иссом. Александр отказался от преследования Дария, и обратился к делам, которые он считал в тот момент более важными. Если после Исса это были завоевания Финикии и Египта, то теперь его привлекали центры империи — славный Вавилон и в первую очередь Сузы — главная резиденция и сокровищница Ахеменидов.

Александр тотчас же выслал туда своих полномочных лиц — разумеется, под охраной нескольких эскадронов всадников. У него еще было достаточно сил если не для завоевания города, то для управления им.

Войско все ближе подходило к Вавилону. Александр был готов к сопротивлению, однако вскоре выяснилось, что Мазей, народ и жрецы больше думали о торжественном приеме противника, чем о битве с ним. Войско Александра шло еще принятым на боевом марше строем, когда Мазей вместе со своими сыновьями приблизился, чтобы присягнуть повелителю. Для Александра это было большим успехом, так как он теперь сам жаждал умиротворения. Кроме того, присяга персов означала не что иное, как признание его «царем Азии» и «Великим царем».

«Когда Александр достиг священного Вавилона, у него создалось впечатление, что Восток открывает ему свои объятия. Праздничные толпы стремились навстречу войску, люди взобрались на стены и крыши города, готовые приветствовать нового царя. Цветы и венки украшали улицу, по которой войско вступило в город, у серебряных алтарей горел священный огонь и курился фимиам, звучали хоры жрецов. Халдейские жрецы вышли навстречу Александру и поднесли ему дары, а комендант крепости прославлял его так, словно он был победителем милостью Ахурамазды. Александр как триумфатор въехал в город на своей колеснице. Толпы народа устремились навстречу, а когда войско вошло в город, последовали за ним черев огромные ворота Иштар по самой красивой улице к величественной царской резиденции».²⁴

Македоняне видели немало городов, но ни один из них не мог сравниться с Вавилоном. Этот восточный город, свидетель величия Вавилона времен Навуходоносора, был овеян традициями былой славы и старинной культуры. Это был вечный город Востока, подобно которому позже стал называться Рим. Мощь стен, окружавших его, необозримый лабиринт царского дворца, роскошь святилищ и храмов, могучие причалы и мост через Евфрат, знаменитые висячие сады, кирпичная громада ступенчатой башни Этеменанки — все это вызывало изумление пришельцев и делало в их глазах Вавилон городом-чудом. При персах многие здания были заброшены, некоторые из храмов разрушены Ксерксом и именно поэтому производили особенно сильное впечатление: перестав быть действующими, они словно возвышались над временем.

В этой высококультурной стране и ее столице Александр вел себя совершенно так же, как в Египте. Прежде всего он отдал дань местным обычаям и древней культуре, а затем заставил жителей чтить себя как освободителя и наследника местных царей. И здесь, как в Египте, он привлек на свою сторону жречество и получил от него новые титулы. На берегах Евфрата халдеи со своими святилищами в принадлежащими им землями создали своего рода теократическое государство. Александр пообещал им восстановить разрушенные персами храмы, в первую очередь Этеменанки. По их указанию он совершил царские жертвоприношения. Благодаря этому Александр в нарушение обычая, еще до весны, когда праздновался Новый год, был провозглашен правителем Вавилона. Раньше, местные правители только на этом празднике могли «прикоснуться к рукам Мардука», чтобы узаконить свою власть. «Теперь Александр стал называться, как некогда Навуходоносор, «царем Всего», «царем четырех стран света», т. е. был объявлен, как он того и желал, властителем мира. В этом он усмотрел подтверждение — правда, пока лишь местное — полученного им от Аммона предсказания о владычестве над миром. Только божеских почестей не получил Александр в Вавилоне, ибо в те времена в Передней Азии традиция хотя и приписывала царям божескую мощь, но никогда не отождествляла их с богами. Однако и этого хватало для поддержания абсолютного авторитета Александра. Со стороны азиатов он не нуждался в божеских почестях».²⁵

Отмечаю, что организацию административной власти Александр тоже проводил по египетскому образцу. Управление было полностью децентрализовано. Царь предоставил лицу восточного происхождения право осуществлять гражданское управление, дав ему титул сатрапа. Однако таким правителем не стал никто из вавилонян; сатрапом Вавилона Александр сделал перса Мазея. Он стал теперь назначать на высшие должности перешедших на его сторону персов и использовать их так же, как это делал Дарий. Из этого видно, что македонянин действительно почувствовал себя Великим царем и стал с доверием относиться к тем персам, которые были к нему расположены, приравнивая их к македонянам и видя в них опору и поддержку своей власти на Востоке. Вместо прежнего лозунга македонян — освобождения от персидского гнета — теперь была выдвинута идея о совместном господстве македонян и персов на Востоке. Так же как и в Египте, сбор налогов и управление войском были отделены от управления гражданскими делами. К Мазею был приставлен македонянин, который распоряжался войсками, стоявшими в провинции. Царский дворец в Вавилоне вообще не был подвластен сатрапу; им управлял комендант города.. Но в отличие от Египта для сбора налогов тоже был назначен македонянин,. Царь в значительной мере препоручил управление Египтом грекам, Вавилония же и Запад были предоставлены, прежде всего, македонянам.

Более месяца Александр отдыхал и наслаждался властью в Вавилоне. Было начало декабря, когда войско достигло второго крупного центра Вавилонии — Суз. Тамошний сатрап выслал навстречу царю своего сына и был милостиво оставлен на своем посту. Произвела ли на персов впечатление его победа или трусость Дария, сказать трудно, но, во всяком случае, Сузы сдались сразу. Предполагали даже, что сам Дарий распорядился о передаче Александру города и его сокровищ. Комендантом крепости был назначен один из приближенных Александра, под командой которого осталась тысяча македонских ветеранов. Столь большие предосторожности объясняются тем, что в Сузах находилась значительная часть государственной казны. Огромные количества золота освобождали теперь Александра от всяких финансовых забот. Вполне естественно, что он мог доверять такие богатства только своим соотечественникам.

В Сузах Александр провел символическую церемонию — воссел на трон Ахеменидов. Тем самым он закрепил свое право, притязание на которое выразил, бросив некогда копье на азиатский берег Геллеспонта. Здесь были также захвачены бесчисленные сокровища дворца, среди которых находилось и немало предметов из добычи, завоеванной персами во время греко-персидских войн. Статуи Гармодия и Аристогитона, похищенные некогда из Афин, Александр немедленно отослал обратно. В Сузах Александр оставил семью Дария и его свиту, которые попали в его руки в Дамаске. области. Большие суммы денег ушли на поддержку Антипатра в его войне со Спартой.

Александр имел возможность оставлять повсюду большие войска. Это было связано с тем, что пришли, наконец, подкрепления под командованием Аминты. По всей вероятности, первые колонны присоединились к войскам Александра уже в момент выступления из Вавилона, а остальные подошли во время похода и вступили в Сузы. В общей сложности эти подкрепления составляли примерно 15 000 человек: сюда входили македоняне (около половины), фракийцы и греческие наемники. Благодаря включению в армию этих подкреплений, Александр смог ввести в македонских подразделениях некоторые организационные нововведения. В частности, в фаланге были не только пополнены имевшиеся полки, но и создан еще новый, седьмой полк.

Проведя переформирование, можно было продолжать поход. Александр начал его особенно уверенно. Он всегда считал себя исключительно талантливым, чувствовал превосходство своей армии и ее отдельных подразделений, не сомневался в ее инженерном искусстве и технике. Но с юных лет он привык видеть свою казну почти всегда пустой, а теперь представлял самую могущественную в финансовом отношении державу мира. Кроме того, большая часть принадлежавшего ему золота и серебра была в любую минуту в его полном распоряжении.

Персида — самая высокогорная область царства Дария.Подобно крепости, она ограждена со всех сторон горами, которые кое-где переходят в мощные цепи высотой более 5000 метров. Ни одна из долин не достигает уровня моря. В Персиде совсем нет плавных спусков и все дороги идут только по горным перевалам. Здесь обитало племя, которое более чем за двести лет до похода Александра добилось гегемонии в Персии, на Переднем Востоке и притязало на власть во всем мире. В те времена персы пытались, захватив Афины, добиться победы над Западом; теперь, чтобы закончить «войну отмщения», Александру следовало занять Персеполь.

Но и помимо этих целей военная ситуация требовала наступления на укрепленную самой природой самую сильную и населенную твердыню. Столицы Персиды манили такими же богатыми, как в Сузах, сокровищницами; привлекала и моральная сторона завоевания: покорение исконной земли персов должно было подорвать их сопротивление. О Дарии, правда, было известно, что он находится в Мидии, в Экбатанах. Тем не менее, а может быть, именно поэтому следовало рассчитывать на отчаянное сопротивление. И действительно, Персия еще раз продемонстрировала величайшие образцы своего мужества.

По пути в Персиду предстояло прежде всего покорить горное племя уксиев. Из-за персидских властей эти горцы, жившие в самом центре Персидского государства, не только остались полностью независимыми, но иногда осмеливались требовать дань (и даже получали ее) с самого персидского царя, когда ему случалось двигаться по дороге из Суз в Персеполь. Теперь эти глупцы полагали, что они смогут так же обойтись и с Александром. «Царь еще раз продемонстрировал свое искусство в ведении горной войны со всеми ее хитростями и неожиданностями. Он так жестоко расправлялся с дерзкими горцами, что матери Дария, с мнением которой Александр всегда считался, пришлось просить царя сжалиться над ними».²⁶ Наконец Александр оказался на границе Персиды. Пармениона, обоз и греков он послал по дороге, которая вела к столице. Сам же царь отправился со своими македонянами по более короткой, дороге, пролегавшей через горы. В Персиде войсками командовал выросший в Македонии Ариобарзан. Он знал силы противника, но рассчитывал на свою военную смекалку. Ариобарзан построил укрепления на главном перевале и занял высоты по обе стороны долины. Таким образом, он приготовил македонянам настоящую ловушку. «Когда Александр пытался форсировать эту долину, на его войско обрушились сверху горы камней и обломки скал. От этого не защищали щиты, здесь невозможно было организовать никакого сопротивления. Македоняне несли большие потери. Им не оставалось ничего иного, как отступить, более того, позорно бежать, бросив убитых. На карту были поставлены ореол непобедимости Александра, его слава, которая уже сама по себе обычно внушала величайший страх врагам. Однако персы упустили возможность закрепить победу. Они думали лишь об обороне и пренебрегли возможностью напасть на Александра с тыла, удержать его в той ловушке, в которую он попал, и там уничтожить».²⁷

Вырвавшись из западни, Александр тотчас предпринял попытку исправить свою ошибку. Взяв в проводники пастухов, царь отважился по безвестной горной тропинке двинуться в обход врага. Вместе с большей частью войска, не обращая внимания на мороз, утопая в снегу, Александр пробирался ночами. Пусть это был самый рискованный из всех его походов, но и он увенчался успехом. Войско Александра совершенно внезапно оказалось в тылу врага, и напуганные персы сдались без сопротивления. Александр не был склонен к милости.

В беспредельном гневе царь велел перебить всех, кто попадется ему в руки. Ариобарзан и несколько его приверженцев бежали в горы. Царь считал, что слухи о его жестокости предпочтительнее разговоров о его доброте.

Этот эпизод, так же как и поведение царя в Персеполе, доказывает, насколько важно было для Александра с самого начала устрашить персов. Персеполь царь захватил после нескольких быстрых переходов, в его руках оказались все царские дворцы. Местный персидский правитель завоевал благосклонность царя тем, что передал Александру все имущество. Тем же, кто пытался разграбить дворцы до прихода Александра, пришлось теперь за это расплачиваться. Царь отдал город на разграбление своим воинам. Казалось, что великолепные дворцы, возвышающиеся на террасах, и царские гробницы, вырубленные высоко в горах, с печалью взирают на это поругание, подобно тому, как некогда Акрополь смотрел на разрушенные Афины.

То, что Александр дал волю своему гневу, объясняется не только его стремлением отомстить и проучить персов. Персеполь в отличие от Вавилона и Суз не нужен был Александру в его будущем государстве. Во времена персидского господства этот город вел паразитическое существование: жил не для империи, а для самого себя.

Среди мер, предпринятых Александром, надо назвать также и вызвавший много споров поджог дворца в Персеполе. «По официальной версии, приведенной Птолемеем, существовал хорошо обдуманный план завершить «войну отмщения» каким-либо символическим актом. Клитарх и многие другие авторы рассказывают об этом иначе: пожар якобы произошел во время одной из пьяных пирушек, на которую сподвижники Александра привели своих гетер. Одна из них, прекрасная и остроумная Таис, не утратила своего красноречия даже в присутствии Александра. Именно она якобы внушила опьяневшим участникам пира — возможно, просто в шутку — мысль отомстить персам поджогом дворца в их столице. Александр, сразу же усмотрев возможность превратить это в символ отмщения, принял предложение Таис и тотчас привел его в исполнение. Участники пира повскакали с мест и в вакхическом порыве бросились к дворцу. Сам царь поджег факелом пурпурные занавеси и ковры. Вскоре запылали кедровые перекрытия здания. Когда пламя, быстро распространяясь, стало охватывать один дворец за другим, Александр распорядился погасить пожар, но сделать это было уже невозможно».²⁸ Современные археологи обнаружили следы этого пожара. Вся дворцовая утварь была, однако, заранее убрана, и можно догадаться, что поджог был предварительно запланирован и лишь облечен в форму буйства. Характерно, что многие историки, подчеркивают, с одной стороны, внезапность этого поступка, с другой - его греческую направленность. Зажженный дворец и все вокруг было результатом мести за кощунство, совершенное Ксерксом, на афинском акрополе. Что касается македонян, то они принимали участие в этом предприятии или просто подражая царю, или в надежде на быстрое возвращение домой.

При более внимательном анализе поведения македонян в Персеполе и о поджоге царского дворца, в ней обнаруживается ряд противоречий. Прежде всего, вызывает недоумение жестокое обращение Александра с персидской столицей, которая ему не оказала ни малейшего сопротивления. Почему он не ограничился оккупацией города, а принял решение его уничтожить, за исключением царских памятников? Существует мнение, «что в этом акте отражалось сострадание македонского полководца при виде изуродованных греков, навстречу Александру вышел жалкий отряд людей - греческие пленники, числом до 4 тыс., которых персы подвергли мучительным пыткам; у одних они отрезали ноги, у других - руки и уши, па теле третьих выжгли буквы варварского языка, тем, кто знал какое-нибудь ремесло и был мастером своего дела, оставили только члены, которыми они работали, все остальные отрубили. Вследствие этих издевательств они потеряли обычный облик людей; человеческим в них можно было признать только голос. Эта картина вызвала чувство сострадания у македонского царя, который даже не мог удержать слез и обещал отправить их на родину. Выйдя на вал, греки стали обсуждать, чего им просить у царя: одни хотели места для поселения в Азии, другие-возвращения домой. В преобладающем, большинстве греки решили остаться на Востоке. Александр согласился с ними, выдал каждому по 3 тыс. драхм, прибавил к этому, но 10 одежд, а также крупный и мелкий скот и семена, чтобы отведенные им земли могли быть обработаны и засеяны».²⁹

Если этот эпизод и имел место, то вряд ли он давал право Александру жестоко расправиться с Персеполем, все население которого не могло быть ответственным за это злодеяние над пленными греками. Не могут объяснить этого поступка и трудности, и потери, которые испытывал Александр от войск Ариобарзана. Само по себе, решительное сопротивление захватчикам имело не одни прецедент; результатом их не было разрушение городов (за исключением Фив и Галикарнаса).

Запланирован ли этот пожар заранее или возник случайно, во всяком случае, он был грандиозен, почти символичен и завершил собой целую эпоху. Этот эпизод как бы подвел итоговую черту под всем прошлым. Скоро, считал Александр, должно было наступить время, когда уже не будет ни побежденных, ни ненависти, ни мести. Теперь в последний раз эти чувства проявились во всей их торжествующей и безоглядной ярости. Была отдана дань и воспоминаниям о персидских войнах, и захватническим устремлениям греков. Александр увлекался этими идеями лишь до тех пор, пока это отвечало его планам. Теперь из этих идей было извлечено все, на что он мог рассчитывать: больше они ему были не нужны и стали ему помехой. Замечу, что Александр отказался от старых идей так же легко. Еще вчера его жгла мысль о мести; а завтра она уже не будет для него ничего означать, словно ее никогда и не было.

Но, стремясь к умиротворению, царь хотел освободиться не только от идеи мести. Он снова поручил гражданское управление одному из местных чиновников, а командование войском и управление Персеполем — македонянам. Здесь Александр оставил значительный контингент македонского войска. Сатрап соседней Кармании уведомил его о своей покорности и был утвержден в прежней должности. Здесь Александру также досталась богатая добыча в виде слитков золота, которая даже превысила взятую в Сузах. Больше всего взяли в Персеполе, но и в Пасаргадах добыча оказалась весьма значительной. С этой второй царской резиденцией Александр поступил более милостиво. Ведь этот город основан великим Киром, и здесь находилась его могила. Александр, по всей видимости, еще в юности проникся глубокой симпатией к столь великому правителю. Он посетил эту замечательную своей скромностью и простотой усыпальницу и распорядился об уходе за ней.

Покидая персидские резиденции, Александр рассчитывал, что Дарий, готовый к битве, встретит его в Мидии.. На расстоянии нескольких дневных переходов от мидийской столицы Экбатаны Александр узнал, что Великий царь со всем своим войском отступает к востоку. Таким образом, и этот последний центр Персидской державы достался ему без боя.

Александр формально завершил греческую войну. Он распустил контингент Коринфского союза, отправил домой даже фессалийских всадников и отказался от своего титула стратега. Цель похода была достигнута — месть осуществлена. Персидское царство уничтожено, сам Александр стал царем Азии. Помимо жалованья царь вручил воинам денежные награды. Александр позаботился об обеспечении тех, кто возвращался домой. Теперь воины из числа отпущенных, но желавшие по-прежнему участвовать в походе Александра включались в подразделения наемников. Такие добровольцы — а их было немало,— как и остальные наемники, непосредственно подчинялись Александру и не были зависимы ни от правительства своей родины, ни от Коринфского союза. У Александра осталось также много фессалийцев. Как уже упоминалось выше, зимой поступили первые сообщения о победе Антипатра над Спартой. Александр чувствовал себя в Элладе достаточно уверенно и греческие контингенты не были ему нужны даже в качестве заложников.

В заключении хотелось бы вспомнить о том, какие надежды возлагались в греческих кругах на Персидскую войну. И вот теперь все закончилось. Греки обрели величие в постоянной борьбе с огромным Персидским царством. Одно я могу сказать, что для Эллады несомненно начиналась новая эра, характеризующаяся более глубокими изменениями, чем те, которые грекам приходилось переживать когда-либо ранее.

ГЛАВА IV

Из Экбатан Александр начал энергичное преследование Дария, бежавшего далее на восток. Одно ясно, что Дарий не использовал возможности, предоставленной ему задержкой Александра, не собрал новых войск ни в Мидии, ни в южных провинциях и бежал в восточные сатрапии.} Многие из тех, кто бежал вместе с Дарием, покинули его и вернулись каждый к себе домой; немало было и таких, которые сдались Александру. К последнему прибыли из Дариева лагеря один из знатных вавилонян Багистан и с ним Антибел, один из сыновей Мазея. Они сообщили, что Набарзан, хилиарх в коннице, бежавший с Дарием, Бесс, сатрап Бактрии, и Барсаент,, арестовали Дария. Это известие заставило Александра еще более торопиться. Он взял только всадников, отобрал в пехоте самых сильных людей, снабдив их двухдневным продовольствием, и двинулся, не ожидая отряда Кена, еще раньше посланного за фуражом. Кратеру с оставшимися войсками было приказано следовать за ним. Достигнув лагеря, откуда к нему выезжал Багистан, он узнал, что Дария, как арестованного, везли в крытой повозке. Его власть при поддержке бактрийской конницы и прочих варваров, бежавших вместе с персидским царем, перешла к Бесу. Артабаз, его сыновья и греческие наемники противились этому, по, будучи бессильны воспрепятствовать намерениям Бесса и его сторонников, свернули с большой дороги и ушли в горы.

План персидских заговорщиков состоял в следующем: «в случае преследования их Александром выдать ему Дария, за что они надеялись получить щедрую награду. Если же преследование будет прекращено и Александр повернет обратно - собрать большое войско, при помощи которого сообща закрепить за собой власть. До реализации этого плана всем распоряжается Бесс как родственник Дария и как сатрап страны, на территории которой происходят эти события. Совершенно отчетливо вырисовывается не только стремление Дария бороться с Александром, но и наличие в непосредственном окружении персидского царя двух разных мнений относительно дальнейших действий. К первому относился бывший сатрап Фригии Артабаз и греческие наемники, ко второму - Набарзан и Бесс. Артабаз, один из старейших друзей царя, сразу заявил, что он последует за царем в бой, победит или умрет вместе с ним. Начальник греческих наемников Патрон приказал своим надеть на себя оружие, находившееся в обозе, быть готовыми исполнять его приказания. Сам он убеждал Дария положиться на него, поставить царский шатер в греческом лагере и доверить ему охрану царя. Как чужестранец, он не просил бы этого, если бы был уверен, что другие ее хорошо выполнят. Патрон указывал, что они остаются верными Дарию, как и прежде, что они потеряли Грецию, что у них нет никакой Бактрии и вся их надежда на него. Он предупреждал о кознях Бесс а и Набарзана. Но Дарий не принял предложения наемника, мотивируя это тем, что он никогда не отступится от своих единомышленников и любую превратность судьбы предпочитает испытать среди своих и не станет перебежчиком. Персидский царь ко всему этому понимал, что людей, со стороны которых нужно было бояться преступлении, было 30 тыс., у Патрона же - всего 4 тыс.; если бы он доверился ему, осудив вероломство соплеменников, он, как ему казалось, этим оправдал бы собственное убийство. Отказавшись от греческой защиты, Дарию не на кого было опереться. В это время Набарзан и Бесс заключили между собой преступный союз и решили с помощью тех войск, которые находились под их командованием, схватить царя и заключить в оковы. Они имели намерение или передать царя живым Александру, если он их настигнет, получив за свое предательство благодарность и большое вознаграждение, или в случае возможности избежать встречи с македонским полководцем - убить Дария, захватив его власть, и возобновить войну. Уверенность в успехе их замысла внушали им те области, которыми они управляли, со своими богатыми людьми, оружием, обширностью пространств. Подготовляя этот замысел, Набарзан поставил Дарию определенные условия: передать на время власть и командование Бессу, пока враг не уйдет из Азии. Только таким путем можно было добиться победы над врагом. Бактрия еще не тронута, множество народов, армии, много тысяч пехотинцев и всадников готовят силы для возобновления войны. Это предложение было Дарием с негодованием отвергнуто. От потов был заколоть предателя, если бы его не окружили бактрийцы с Бессом. Последний вместе с Набарзаном отделил свои войска от прочих воинских частей, готовясь тайно выполнить свой план. Их попытка увлечь за собой персов не увенчалась успехом. Персы единодушно подтвердили свою верность царю. Артабаз, выполнявший все обязанности главнокомандующего, проверял их готовность, а Дария, предавшегося печали и отчаянию, успокаивал и ободрял.

Это обстоятельство затрудняло Бессу и Набарзану осуществить свои намерения. Открыто схватить царя при помощи воинов-бактрийцев оказалось невозможным. Поэтому они притворно принесли раскаяние в своем стремлении отделиться и просили прощения у царя. Одновременно их агенты тайно вели агитацию среди персов, убеждая их не подставлять свои головы под всеобщее крушение, а перейти на их сторону, следовать за ними в Бактрию, которая готова принять их с подарками и таким изобилием, какого они себе не представляют. Своим раскаянием они усыпили бдительность царя и получили возможность снова к нему приблизиться. Даже после того, как Дарий, сам почувствовав назревание заговора, поведал Артабазу о предложении греческого.наемника Патрона перейти в лагерь греков, он, выслушав его разумный совет о необходимости принять это предложение, не принял никаких мер предосторожностей. Вскоре по лагерю пошел слух о том, что Дарий покончил с собой. Этот слух вызвал замешательство и переполох среди персов, которым воспользовались Бесс и Набарзан. Они захватили царя, заковали его и посадили в грязную повозку. Деньги и имущество его были разграблены.»³⁰ Персы, оставшиеся без царя, на третий день присоединились к бактрийцам, а Артабаз с греческими наемниками направился в Парфию. Между тем Александр, узнав от перебежчиков и, особенно от вавилонянина Багистана о пути следования Дария и его пленении, ускорил преследование. Перед своими командирами он поставил совершенно конкретную задачу: захватить Дария живым. К Александру стали приходить перебежчики, которые, осудив преступника Бесса, указали точное его местопребывание. Беспорядочное войско Бесса, хотя по численности имело преимущество, но при приближении Александра обратилось в бегство. При таких обстоятельствах Бесс и другие соучастники его замысла убеждали Дария с повозки пересесть на коня и спасаться бегством. Он отказался. Тогда они забросали его копьями, убили двух слуг царя и сами скрылись - Набарзан в Ги рканию, а Бесс с немногими всадниками - в Бактрию. Их отряды, оставшись без предводителей, стали рассеиваться.

Александр ускорил погоню, несмотря на крайнюю усталость людей и лошадей. «Персидский царь умер от ран раньше, чем его увидел Александр. Последний отослал его тело в Персию, распорядившись похоронить его со всеми почестями в царской усыпальнице. Таков был конец Дария, погибшего от козней самых близких к нему людей.

Александр опечалился несчастьем Дария, завернул его тело в свою хламиду и отослал к его матери.

У Курция имеется упоминание об отступлении Дария, о пленении его Бессом и об изменническом убийстве. Упоминается также о царском погребении Дария Александром. Впрочем, приводится мнение, что Александр застал еще персидского царя живым, выслушал его просьбу о наказании убийц и обещал эту просьбу выполнить».³¹ Он отправился в погоню за Бессом, по тот значительно опередил преследователей и бежал и Бактрию. Александр повернул обратно, отказавшись от преследования. Между тем Бесс вместе с Набарзаном, Барсаентом и многими другими добрался до Бактрии и стал призывать ее население к защите своей свободы. Заявляя, что будет предводителем в этой борьбе, он объявил себя царем; набирая солдат, заготовлял много вооружения и ревностно занимался тем, что насущно требовалось и данный момент.

Первоначально завоевание Средней Азии было продиктовано стратегическими соображениями. Это была северо-восточная часть Персидской державы, обширная и богатая. Туда бежали или отступали остатки персидской армии. Тем временем убийца Дария, бактрийский сатрап Бесс, объявил себя новым персидским царем Артаксерксом IV. Появление нового царя указывало на попытку сатрапов восточной части Персидской державы организовать дальнейшее сопротивление. Необходимо было обезопасить уже завоеванные территории от нападения с востока и ликвидировать последнюю базу сопротивления в восточной части, бывшей Персидской державы.

Артаксеркс IV Бесс облегчил Александру борьбу с ним, совершив серьезную политическую ошибку: он объявил себя царем, как бы продолжателем династии Ахеменидов. Большинство же среднеазиатских народностей находилось в очень слабой зависимости от персидского царя. Крушение Персидской державы открывало перед ними перспективы полной независимости. Поэтому Бесс, объявив себя новым персидским царем на территории Средней Азии, не мог здесь найти сколько-нибудь значительной поддержки. Однако и Александр не рассматривался как избавитель от персидского ига в Средней Азии. Здесь на него смотрели только как на завоевателя. Поэтому сопротивление оказалось гораздо более серьезным, чем раньше. Жители труднодоступных среднеазиатских местностей вели партизанскую и регулярную войну с вторгнувшимися македонскими войсками. Выполнение стратегической задачи — уничтожение войск противника и закрепление захваченных территорий превратилось в тяжелую, затяжную войну, изобиловавшую частыми поражениями отдельных македонских отрядов и восстаниями лишь во внешне умиротворенном тылу. Подавление восстаний сопровождалось свирепыми расправами.

Зимой 330/29 г. до н. э. Александр, преследуя Бесса, вступил в Бактрию и спустился в долину Окса (Аму-Дарьи). Бесс, опустошив страну, отступил за реку, но ни местное население, ни другие вожди его не поддержали. Новый властитель Средней Азии Бесс попытался дать отпор греко-македонскому нашествию, но потерпел неудачу, так как выдвинутая им идея восстановления персидской деспотии была отвергнута народом.

Бесс не принял сражения и бежал. Македонцы переправились через Аму-Дарью, вышли на территорию Согда и захватили Бесса, обвинив его в убийстве «законного царя» Дария III. Александр приказал казнить Бесса, предварительно отрезав ему уши и нос. После этого, захватив столицу Согда Мараканду (Самарканд), македонцы оставили в ней греческий гарнизон и двинулись на северо-восток, по направлению к Сыр-Дарье.

По мере продвижения на восток, Александр строил города-крепости, в которых оставлял македонские гарнизоны. Одновременно он усилил политику сближения с местной знатью и в еще большей степени стремился внешне усваивать местные обычаи. Последняя тенденция приводила его к новым конфликтам с македонской знатью.

Весной329 г. до н. э. Александр приступил к завоеванию Бактрии и Согдианы, самых сильных и фактически независимых восточных сатрапий, граничивших с областями кочевников, которые оказывали им помощь против Александра.

Македонские войска продвинулись дальше в плодородную долину Яксарта (Сыр-Дарья). На берегу этой реки был основан город Александрия Эсхата– опорный пункт в Согдиане. Главными мотивами основания новых или расширения прежних поселений были соображения стратегического и социального характера: это были военные колонии, опорные пункты, в которых оседали воины старших возрастов, инвалиды, наёмники, а также селились местные жители Население здесь было смешанным: греки, македоняне, иранцы.

Завоевание Средней Азии, однако, далеко ещё не было закончено. Для его завершения необходимо было не только захватить «города», т. е. укреплённые пункты, но и подавить упорное сопротивление местного населения. В 329 г. до н. э. сильное сопротивление македоняне встретили в районе Курешаты. Несколько позже, в том же году, согдийцы и саки истребили двухтысячный македонский отряд. Против завоевателей выступили также кочевые племена Средней Азии — дахи, массагеты.

У местного населения оказался энергичный, неутомимый и способный вождь — согдийский правитель Спитамен. Не вступая в сражение с главными силами Александра, Спитамен нападал на отдельные его отряды и уничтожал их, вновь занимая поселения, уже захваченные македонянами. Борьба с неуловимым противником потребовала много времени и сил.

Поставив своей целью добиться независимости Согда и Бактрии, он собрал значительный отряд и подступил к Мараканде. Греческий гарнизон был частично истреблен, большая же часть солдат успела укрыться в цитадели. Александр был вынужден послать на помощь своему гарнизону 3000 пехотинцев и 800 всадников. Сам же он в это время из-за ранения и контузии не мог ни ходить, ни сидеть на коне и остался на берегу Сыр-Дарьи, продолжая руководить постройкой укрепления. Спитамен заманил в пустыню посланный Александром отряд и, искусно маневрируя, разгромил его на реке Политимет (теперь Зеравшан). В это время подошедшие с севера сакские и скифские отряды беспрестанными набегами стали тревожить главные силы македонцев.

Река около Александрии-Крайней была неширока, и повстанцы, пользуясь этим, пускали в македонцев с противоположного берега тучи стрел. Чтобы проучить саков и их союзников скифов, войска Александра обстреляли их из катапульт, заставили отойти от реки и, быстро переправившись через нее, атаковали противника, нанеся ему значительный урон (повстанцы потеряли около тысячи человек убитыми).

Но, отступая, «мятежники применили известную скифскую тактику заманивания противника в глубь пустынной страны. Македонцы, увлеченные преследованием, уходили все дальше и дальше в безводные степи; тем временем сакские наездники продолжали тревожить врага внезапными нападениями, не позволяли его отрядам отделяться от главных сил, чем затрудняли ему добывание продуктов и фуража. Войско Александра, измученное страшной жарой, лишенное продуктов и питьевой воды, было вынуждено прекратить продвижение в глубь скифской территории. Александр, сославшись на нездоровье, приказал своей армии повернуть обратно».³²

Чтобы взять реванш за неудачное преследование саков, Александр повернул свои войска против вождя восставших согдийцев Спитамена, который, сняв осаду с Мараканды, также демонстрировал отступление. Греки снова попались на эту скифскую уловку, бросившись преследовать отступающих согдийцев. Спитамен, выбрав подходящий момент, неожиданно перешел в контрнаступление и нанес грекам жесточайшее поражение. Захватчики бежали и достигнув окрестностей Мараканды, переправились на небольшой остров на реке. Здесь скифы и всадники Спитамена окружили их и начали расстреливать; только немногих захватили они в плен, да и тех потом перебили.

Понеся огромные потери в воине с саками и согдийцами, Александр не мог продолжать свой завоевательный поход. Его войско зазимовало в Средней Азии. «Летучие» отряды Спитамена чуть ли не каждый день нападали на греческие гарнизоны, истребляя тысячи македонцев. Вскоре вновь поднялся на войну весь согдийский народ. Лазутчики доносили Александру, что «многие согдийцы бежали в укрепленные места и не хотели повиноваться поставленному... над ними сатрапу» ³³Тогда Александр, разделив войско на несколько частей и разослав их по разным направлениям, приказал истребить всех жителей Согда, которых удастся захватить.

И все-таки Спитамен не прекращал борьбы. С отрядом в 600 всадников он пробрался в тыл греко-македонской армии и нанес несколько мощных ударов захватчикам около города Бактра.

Три года провел Александр в Согде и Бактрии, не решаясь двинуться дальше, ибо в тылу его непрерывно действовали отряды народных мстителей. «Предки таджикского и других народов Средней Азии в течение трех лет защищали независимость своей родной земли и боролись с завоевателями, создавшими огромную империю. И хотя они были побеждены в этой борьбе, тем не менее своим героическим сопротивлением они нанесли Александру такой тяжелый удар, что военная мощь его войска была сильно ослаблена».³⁴

Македоняне чинили жестокие расправы над местным населением. В Согдиане при взятии Газы все мужчины были перебиты, женщины и дети были обращены в рабство. В рабство было обращено и население шести других городов. Только после поражения, нанесённого Спитамену, отпали поддерживавшие его массагеты. Они разграбили обоз бактрийцев и согдийцев, отрубили голову Спитамену и отправили её Александру.

Завоевание Средней Азии, однако, далеко ещё не было закончено. Для его завершения необходимо было не только захватить «города», т. е. укреплённые пункты, но и подавить упорное сопротивление местного населения. В 329 г. до н. э. сильное сопротивление македоняне встретили в районе Курешаты. Несколько позже, в том же году, согдийцы и саки истребили двухтысячный македонский отряд. Против завоевателей выступили также кочевые племена Средней Азии — дахи, массагеты.

Когда армия Александра, двигаясь через горы между Маракандой и Кирополем, выслала несколько отрядов для реквизиции продуктов и фуража, согдийцы подстерегли и истребили их. Македонский полководец решил расправиться с непокорными. Началась упорная борьба, в результате которой многие захватчики были уничтожены; сам Александр получил в одном из боев тяжелое ранение. «В Средней Азии Александру приходилось иметь дело с противником, страшным не своей силой и стойкостью в открытом бою, а своей неуловимостью, знанием местности, быстротой и внезапностью наскоков. Греческий писатель Арриан, написавший ряд трудов о походах Александра, сообщал, что македонцы уничтожили 22 000 местных жителей; многие согдийцы, не желая сдаваться в плен, бросались со скал».³⁵

Беспримерная жестокость завоевателей вызвала новый подъем всенародной войны. Прошло немного времени, и против греко-македонцев поднялись жители всех семи городов, расположенных по берегам Сыр-Дарьи. Центром восставших стал Кирополь. Александр долго не мог взять этот город. Только путем обмана македонцам удалось открыть ворота и проникнуть в крепость.

«Из участвовавшего в восстании населения семи городов, как указывает Арриан, не осталось ни одного человека — все были или перебиты, или проданы в рабств.» ³⁶

В начале 327 г. до н. э. Александр осадил крепость, где находился один из согдийских вельмож — Оксиарт с семьёй. Осаждённые чувствовали себя уверенно в казавшейся им совершенно неприступной горной твердыне. Они осыпали насмешками македонян и кричали, что лишь летающие люди могли бы захватить их укрепления. Однако в следующую же ночь 300 македонян-добровольцев при помощи канатов полезли наверх.. Утром осаждённые увидели врагов на скалах над крепостью и, пораженные внезапностью их появления, сдались.

Среди оборонявшихся и впоследствии сдавшихся было много женщин и детей, в их числе — Роксана, дочь Оксиарта, одного из организаторов восстания. Александр видел ее раньше в хороводе на пиру, который Оксиарт, искавший примирения с македонским царем, давал в честь победителя, влюбился и теперь сделал ее своей женой. Александр восхваляется историкам за то, что не принудил ее к сожительству силой. Это было первое и единственное большое чувство к женщине, которое македонскому завоевателю довелось испытать. Женитьба на Роксане создавала Александру связи в среде согдо-бактрийской аристократии и позволяла привлечь местную знать на его сторону. Брак был заключен по македонскому обычаю: жених и невеста вкусили в присутствии свидетелей от общего хлеба, разрезанного мечом.

В Средней Азии Александр ещё более, чем раньше, стремился привлечь на свою сторону местную знать и военные контингенты, в которых он нуждался. Весьма показательно, что целый ряд мероприятий — введение проскинесы (земного преклонения перед царём), пользование царской мидийской одеждой и другое,— свидетельствующих о стремлении достигнуть сближения с Востоком, падает на время пребывания Александра в Восточном Иране и Средней Азии. Бактрийская и согдийская конница была впервые включена в македонскую армию; позднее в состав её вошли также дахи и саки.

Эта политика Александра имела известный успех. Часть местной знати, действительно, стала постепенно менять свою ориентацию, хотя другая её часть продолжала относиться к Александру враждебно. Александр, стремясь приобрести себе новых союзников, возвращал владения переходившим на его сторону представителям местной знати. Он сделал Оксиарта сатрапом Бактрии.

Поход Александра затронул и те области Средней Азии, которые остались за пределами его державы. Зимой 329/28 г. до н.э., когда Александр жил в Бактрах, к нему явились послы от царя «скифов» (скифами эллины называли самые различные северные народы, в том числе и саков). Курций Руф, римский историк, написавший в I в. н. э. историю Александра Македонского в десяти книгах, рассказывает, как «победитель всего мира» увяз в бесперспективной борьбе с азиатскими скифами. В то время когда македонский полководец строил Алек-сандрию-Крайнюю, к нему прибыло посольство скифов-абиев живших в Европе за Танаисом (Доном). Курций Руф указывал, что скифы-абии «гораздо образованнее других варваров, между ними встречаются люди весьма умные и просвещенные, каких только можно найти в таком народе, который никогда не выпускает из своих рук оружие»³⁷

Речь старейшего из послов, подробно пересказанная Курцием Руфом. не только ярко характеризует завоевательную политику Александра и миролюбие скифов, но и проливает свет на экономический уклад жизни этого народа, показывает цели справедливой войны скифов, формы и методы ее ведения. Речь скифского посла начинается обличением захватнической политики Александра:

«Ежели бы боги благоволили создать твое тело равным тщеславной душе твоей, целый свет не вместил бы тебя! Ты бы коснулся одной рукой Востока, другая бы возлегла на Западе, а после захотел бы проникнуть даже и туда, где Великий Зиждитель дня скрывает величество своего блистания. Таков, как ты есть, ты беспрестанно стремишься к вещам превыше твоей силы. Из Европы переходишь в Азию, из Азии переходишь в Европу; потом, ежели покоришь весь человеческий род, ты будешь воевать с лесами, против снегов, против рек, против ветров, с зверями дикими».³⁸

Так характеризовал завоевательную политику Александра посол народа, основой жизни которого был еще свободный труд, а не порабощение других народов.

«Разве ты не знаешь, — продолжал посол, — что большие деревья растут веками, но один миг исторгает их из утробы земной? Безумен, кто собирает плоды, не думая, как высоко растут они. Ты желаешь достигнуть вершины дерева, берегись не упасть долу с ветвями, за которые ухватишься».³⁹

Показав, таким образом, бесплодность и опасность непонятной скифам политики завоеваний, мудрый скиф привел меткую метафору: «Часто сам лев служит пищею маленьким зверям и ржавчина поедает железо. Нет ничего столь крепкого, что бы не могло быть разрушено слабейшим»⁴⁰

Далее скиф очень ярко и образно рассказал об особенностях экономического уклада и идеологии своего народа, о том, что он никогда не станет рабом: « О чем нам спорить с тобою? Никогда нога наша не была на земле твоей. Разве мирным обитателям пространных степей не позволяется, не знать, кто ты таков и откуда пришел? Мы не можем: повиноваться и ни над кем не желаем властвовать. Но чтобы ты знал скифов, скажу тебе, что небо дарит каждому из нас ярмо волов, стрелу, копье и чащу. Мы делаем из них употребление с друзьями и врагами своими... Мы победили царя сирийского, царя персов и мидян и проложили путь в самый Египет. Но ты, который: тщеславишься, что идешь для преследования разбойников, ты сам разбойник всех земель, куда ни вступил; ты взял Лидию, поработил Сирию, ты властелин Персии, Бактриана стонет в твоем владении, ты грозишь Индии и теперь твои жадные, ничем ненасытимые руки, устремляются даже к стадам нашим»⁴¹

Разоблачая бесплодные завоевательные планы Александра и возвеличивая достоинства своего миролюбивого народа, который способен постоять за себя, скиф говорил и о гибельности для самого победителя несправедливой, захватнической войны:

«оУж не забыл ли, сколько времени удержали тебя бактрианцы? Ты еще не успел покорить их, как согдиане взбунтовались. Для тебя: победа есть новый источник войны... Перейди только Танаис, ты увидишь, сколь обширны наши владения, однако тебе никогда не завоевать их; наше убожество легче, чем твое войско, обремененное корыстями стольких народов; считая, что мы еще далеко от тебя, ты редко не увидишь нас в середине своего лагеря, с одинаковой быстротой мы устремляемся вперед и убегаем».⁴²

Глубоко раскрыв преимущества своего народа перед вторгшимися захватчиками и справедливые его требования, посол закончил свою речь блестящим в дипломатическом отношении анализом стратегической обстановки, в которую попал Александр:

«Не упусти свое счастье... Один Танаис отделяет нас от Бактрии, по ту сторону оной реки до Фракии все области наши, а Фракия, как сказывают, сопредельна с Македонией; итак, с двух сторон скифы ограждают твое царство; подумай, что для тебя лучше, иметь ли нас твоими друзьями или неприятелями?»⁴³

Не раз уже испытавший на себе удары азиатских скифов, Александр,, выслушал до конца эту смелую, умную и честную речь. Он не только не решился идти против европейских скифов, но и не посмел обезглавить их посла за дерзкие слова в свой адрес.

Нет данных ни о каком-либо договоре, ни о союзе Александра со скифскими вождями. Однако, очевидно, какое-то соглашение было, потому что Александр стремился в Индию и тыл ему нельзя было оставлять необеспеченным, на что так прозрачно намекал скиф.

Ко времени завоевания Восточного Ирана и Средней Азии относятся первые открытые проявления недовольства в среде командного состава македонского войска. Это недовольство выливалось, главным образом, в форму заговоров против Александра. Об истинных причинах недовольства судить довольно трудно, так как источники подчёркивают в основном личные мотивы участников заговоров. Можно, однако, предположить, что оппозиционные настроения имели корни в старой борьбе между отдельными группировками македонской знати. Теперь эти настроения усилились, прежде всего, в тех её кругах, которые опасались, что они будут оттеснены на задний план в новой огромной монархии, всё больше принимавшей черты восточной деспотии.

Осенью 330 г. до н. э. Александр впервые столкнулся с заговором приближенных, намеревавшихся физически его уничтожить и посадить на царский трон более приемлемого для них властителя. Причин для недовольства было много, и прежде всего это сам факт продолжения войны. Цели, которые теперь Александр ставил перед собой, были чужды и непонятны его армии. В самом деле, из-за чего было еще воевать? Месть за поруганные греческие святыни свершилась. Добычи уже было награблено столько, что ее размеры превышали всякое воображение. Конечно, большая доля доставалась самому царю и его приближенным. В Сузах Александр подарил Пармениону дворец, принадлежавший раньше Багою — знатнейшему и богатейшему персидскому вельможе; только одних одежд в этом дворце было на 1000 талантов. Образ жизни сподвижников Александра, утопавших в роскоши и наслаждениях, казался греку, привыкшему к скромности и умеренности, отвратительным. Из уст в уста передавали рассказы о том, что теосиец Гагнон подбивает сапоги серебряными гвоздями, что Лоннату специальными караванами привозят за тридевять земель, из Египта, песок для гимнасия, что Филота пользуется охотничьими сетями размером в 100 стадий (примерно 18,5 км. Вообще по греческому миру ходили на этот счет всевозможные слухи и легенды. Призывы Александра быть сдержанными в наслаждениях, заниматься военными упражнениями и делами доблести пропадали втуне, тем более что он и сам был известен своею неумеренной страстью к пиршествам. “Друзья” Александра жаждали покоя, наслаждения роскошью и довольством, которые они для себя завоевали. Однако и рядовые солдаты греко-македонской армии получили в виде жалованья, всевозможных раздач и, главное, награбили столько, что им вполне хватило бы для более чем безбедной жизни в Македонии или Греции. Перспектива обосноваться в новом городе, который Александр создаст где-нибудь на краю света, в окружении варваров далеко не всех устраивала. Греки и македоняне желали провести остаток своих дней в родном селении, пользуясь уважением, право на которое им давало богатство, и иногда в час дружеского застолья пускаться в воспоминания о подвигах, совершенных в далеких странах. Когда во время стоянки в Гекаомпиле (Парфия) среди солдат разнесся слух, будто Александр решил возвратиться на родину, в лагере началась радостная суматоха, воины готовились к отъезду, собирали вещи, и их едва удалось успокоить.

Другая причина заключалась в постепенном отдалении Александра от македонян. Приход персов — вчерашних врагов — в царскую свиту и на высокие посты был явлением непонятным и неприятным для рядовых солдат и. более чем нежелательным для македонской аристократии и греческих приближенных Александра. Они понимали, что теряют свое исключительное положение, перестают быть замкнутой правящей элитой и оттесняются на задний план. Дело шло к созданию персидско-греко-македонской аристократии, но греки и македоняне вовсе не желали принимать в свою среду чужаков, а тем более персов, делиться с ними почетными должностями, доходами и добычей. Дело усугубилось нарочитым усвоением Александром всего персидского. В его поведении все отчетливее проглядывало желание в полной мере вкусить от роскоши и власти его предшественников — Ахеменидов. Однако значительно более существенными были политические соображения.

Превращаясь в царя Азии, Александр понимал, что, опираясь только на своих македонских дружинников, только на греко-македонскую армию, он не сможет сохранить это свое положение. Ему нужна была поддержка населения Ближнего Востока, но в особенности, конечно, поддержка персидской аристократии, сохраняющей, несмотря на военное поражение Дария III, прочные позиции в общественно-политической жизни Передней Азии и, разумеется Персии.. Идя по такому пути, Александр выбрал для себя единственно возможную линию поведения: он желал предстать перед своими новыми персидскими подданными и приближенными как законный преемник Ахеменидов.

Естественно, что Александр должен был явиться миру в привычном для персов облике. Он принял персидскую одежду и потребовал от своих приближенных последовать его примеру. Подобно персидским царям, Александр завел себе громадный гарем. Постепенно при дворе Александра умеренные и демократические греко-македонские обычаи сменялись торжественным и пышным персидским церемониалом. Персы, являясь к царю, обычно склонялись перед ним, целовали в знак почтения кончики своих пальцев, простирались ниц. Александр стал добиваться, чтобы эти церемонии, унизительные с точки зрения свободных греков, не считавших себя чьими-либо подданными, или македонян, как и прежде, видевших в царе только первого среди равных, совершали также и его греко-македонские “друзья”. Теперь царь принимал в громадном роскошном шатре, восседая на стоявшем посредине золотом троне; шатер был окружен тремя подразделениями стражников, греко-македонскими и персидскими. Уходили в прошлое времена, когда Клит или Каллисфен мог запросто явиться в палатку Александра и провести время за дружеской беседой; “друзья” Александра должны были испрашивать аудиенцию и участвовать в царском приеме, превращавшемся в пышное и унизительное для них зрелище. Впрочем, Александр не ограничивался попытками заставить греков и македонян усвоить персидские обычаи. Он стремился также внедрить в персидскую среду греко-македонские обычаи. Отобрав 30 тыс. мальчиков, он велел учить их греческой грамоте и македонским военным приемам. Греческое воспитание получали по его приказу и дети Дария III.

По существу политика Александра вела к постепенной ликвидации межэтнических перегородок, к слиянию всего населения Восточного Средиземноморья в некое культурно-языковое единство. Однако политика Александра была плохо рассчитана. Конкретная повседневная реальность виделась греко-македонскому окружению царя однозначно: он превращается в перса и заставляет становиться персами, врагами греков и македонян; превращается в восточного деспота и хочет сделать свободных греков и македонян своими рабами. Отмечалась очень показательная деталь: в адресные формулы своих писем Александр перестал вопреки греческому обыкновению вводить благопожелание адресату. Эта грубость, конечно, задевала тех, кто получал такие послания. Исключение Александр делал только для двух человек: Антипатра, которого боялся, и афинского политического деятеля Фокиона, которого высоко ценил и старался привлечь на свою сторону. Возмущение вызывало и обожествление Александра, также создавшее глубокую пропасть между ним и его греко-македонским окружением.

Как бы то ни было, в армии Александра появились недовольные. Руф так изображает сложившееся положение: «Этой роскоши и нравам, испорченным чужеземным влиянием, старые воины Филиппа, люди, не сведующие в наслаждениях, были открыто враждебны, и во всем лагере одно у всех было настроение и один разговор, что, мол, с победой потеряно больше, чем захвачено в войне. Теперь они в гораздо большей степени сами побеждены и усвоили гнусные чужеземные привычки. С какими же глазами они вернутся домой как бы в одеждах пленников? Они уже стыдятся самих себя, а царь, более похожий на побежденных, чем на победителей, из македонского главнокомандующего превратился в сатрапа Дария. Он знал, что и первых из друзей, и войско тяжело оскорбил, и пытался вернуть их расположение щедрыми дарами. Но, я думаю, свободным отвратительна плата за рабство!».⁴⁴ В этом отрывке отчетливо видится враждебное отношение к Александру. Однако рассказ Руфа отражает и объективную реальность: недовольство аристократов, солдат и командиров. Даже среди ближайших друзей Александра далеко не все следовали его примеру. Так, если Гефестион одобрял царя и, как и Александр, изменил образ жизни, то Кратер, занявший примерно с середины 220 г. до н. э. место, ранее принадлежавшее Пармениону, подчеркнуто сохранял верность “отеческим” обычаям.. Кратер, видимо, вообще не желал бездумно следовать за Александром, хотя, и считал своим долгом поддерживать носителя власти; вот почему последний говаривал, что Гефестион — друг Александра, а Кратер — друг царя.

Само собой разумеется, среди македонской аристократии были не только недовольные: многие приближенные царя из верхнемакедонской знати в целом его поддерживали, тогда как выходцы из Нижней Македонии были настроены враждебно. В этом сказывалось, очевидно, стремление верхнемакедонцев, занимавших при дворе второстепенные позиции, воспользоваться моментом и оттеснить нижнемакедонскую знать, издавна окружавшую царя. Александр, власть которого нижнемакедонская верхушка пыталась ограничить, естественно, видел в ее врагах своих ближайших союзников.

Александр, в общем, был хорошо осведомлен о настроениях своих солдат и командного состава, и это внушало ему глубокую тревогу. Он не постеснялся даже подвергнуть прочтению письма своих “друзей”, чтобы повыведать их образ мыслей. И все же известие о заговоре Александр воспринял как гром среди ясного неба.

Заговор обнаружился вследствие болтливости одного из участников, некоего Димна, открывшего тайну его существования своему возлюбленному Никомаху. Желая покрасоваться перед Никомахом, Димн поведал ему, что через три дня Александр будет убит и в этом замысле принимает участие он сам вместе со смелыми и знатными мужами. Угрозами и уговорами Димн добился от перепуганного Никомаха обещания молчать и присоединиться к заговору. Однако сразу же после встречи с Димном Никомах отправился к своему брату Кебалину и все ему рассказал. Братья условились, что Никомах останется в палатке, дабы заговорщики не заподозрили недоброго. Кебалин, встав у царского шатра, куда не имел доступа, ожидал кого-нибудь, кто бы провел его к царю. Ждал он долго, пока не увидел Филота, Он рассказал ему обо всем и попросил немедленно доложить царю. Филота снова пошел к Александру, но в беседе с ним не упомянул о заговоре. Вечером Кебалин, встретив его у входа в царский шатер, спросил, исполнил ли тот его просьбу. Филот отговорился тем, что у Александра не было времени для беседы с ним. На следующий день все повторилось.

Поведение Филота в конце концов стало внушать Кебалину подозрения, и он отправился к Метрону, ведавшему царским арсеналом. Укрыв Кебалина у себя, он немедленно доложил Александру, находившемуся в этот момент в бане, обо всем, что узнал. Александр тотчас послал своих телохранителей схватить Димна, а сам пошел в арсенал, чтобы лично допросить Кебалина. Получив сведения, которыми тот располагал, Александр спросил еще, сколько дней прошло с тех пор, как Никомах рассказал о заговоре; узнав, что идет уже третий день, он заподозрил недоброе и приказал арестовать самого Кебалина. Последний, естественно, стал уверять, что, узнав о готовящемся злодействе, сразу же поспешил к Филоту. Услышав имя Филота, Александр насторожился. Много раз повторял он одни и те же вопросы: обращался ли Кебалин к Филоту, требовал ли, чтобы Филот пошел к нему, — и постоянно получал удовлетворительные ответы.,. Тем временем Димн покончил с собой (у Плутарха — убит пришедшими его арестовать). В тот момент, когда Александр услышал имя Филота, судьба последнего и его отца Пармениона была решена. Все дальнейшее разбирательство было сосредоточено вокруг Филоты. В общем, такой поворот событий был вполне закономерен. Александр видел в Парменионе предводителя и самого влиятельного из тех аристократов, которые стремились не допустить абсолютизации царской власти. Почувствовав себя после битвы при Гавгамелах достаточно сильным, Александр начинает, соблюдая, внешний этикет, постепенно оттеснять его на второстепенные позиции. После выступления македонской армии из Экбатан особенно знаменательным было назначение Кратера командующим основной частью армии, двигающейся походным порядком, т. е. назначение его на пост, который раньше всегда занимал Парменион. Сам Парменион выполнял уже второстепенные функции: в момент, когда обнаружился заговор, он находился вдали от действующей армии.

Еще раньше до Александра доходили слухи, что Филота ведет разговоры о том, будто Александр, этот мальчишка, только благодаря им, Филоту и Пармениону, получил царскую власть и добился столь важных побед.

Сразу же после смерти Димна Александр вызвал к себе Филота и предложил ему опровергнуть обвинение. Филота попытался все обратить в шутку, что Кебалин передал ему слова Никомаха, но он не поверил столь ничтожному свидетелю и подумал, что над ним станут смеяться, если он будет рассказывать о ссорах между влюбленным и распутником. Александр сделал вид, что принимает объяснение, однако сразу же после его ухода созвал “друзей”; Допросив Никомаха, на обсуждение поставили дело о заговоре. Основным обвинителем выступил Кратер, стремившийся в своих карьеристских целях уничтожить и Пармениона, положение которого он только что занял, и его сына. Говорил Кратер, разумеется, то, что желал услышать Александр. Участники совещания пришли к выводу, что Филота был либо организатором, либо участником заговора (в противном случае он донес бы царю обо всем, что ему стало известно), и решили назначить следствие. Обо всем, что говорилось на совете, Александр велел молчать. На следующий день объявили поход; Филота, как будто ничего не произошло, был приглашен на царский пир, и Александр там дружески с ним беседовал. Тем временем все выходы из лагеря и дороги заняли солдаты. Филота взяли и отвели в шатер Александра.

На следующее утро Александр велел созвать всех своих воинов с оружием: он решил в соответствии с македонским обычаем предоставить дело Филота на рассмотрение войска. Здесь Александр прямо обвинил Пармениона и Филота в организации заговора. С обвинениями выступили также Аминта и Кэн. Наконец, прежде чем он начал свою речь, разыгралась характерная сцена. «Македоняне,— сказал Александр, — будут тебя судить. Я спрашиваю тебя: будешь ли ты среди них говорить на отеческом языке?” Филота отвечал:

“Кроме македонян, здесь много других, которые, я полагаю, легче поймут то, что я скажу, если я буду говорить на том же языке, на каком говорил и ты, не по какой-либо другой причине, думаю, но чтобы твою речь поняло общество”. “Видите,— воскликнул Александр,— до какой степени Филот питает отвращение даже к языку отечества? Ведь он один брезгует его изучать. Но пусть говорит, что хочет, а вы помните, что он так же пренебрег нашими обычаями, как и языком».⁴⁵ Этот диалог был для Александра очень важен, ведь его самого обвиняли в забвении македонских обычаев. Теперь ловким приемом он обрушил это же самое обвинение на того, кого считал одним из руководителей старомакедонской оппозиции. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что сам Александр только что говорил не по-македонски, а по-гречески».

Оправдаться Филоте не удалось, хотя ни Никомах, ни Кебалин в числе заговорщиков его не называли. Он не мог удовлетворительно объяснить свое молчание. Возбужденные солдаты требовали казни. Ночью по настоянию Гефестиона, Кратера и Кэна его подвергли пытке. Во время чудовищного по своей жестокости допроса он рассказал, будто уже в Египте, когда было объявлено о божественности Александра, Парменион и Гегелох (погибший в сражении при Гавгамелах) договорились убить Александра, но только после того как будет уничтожен Дарий III; потом его заставили признать свое участие в заговоре. В настоящее время трудно судить, насколько показания, вырванные у него под пыткой, соответствовали действительности.

Осенью 328 г. до н. э., г; во время пребывания Александра в Мараканде (ныне — Самарканд), произошло ещё одно событие, свидетельствующее о нарастании острых противоречий внутри македонской знати.. На царском пиру в порыве гнева Александр убил одного из самых преданных ему полководцев — Клита, обвинившего его в том, что он променял своего отца Филиппа на Амона и что на его пирах теперь нет места свободному человеку, но лишь рабам и варварам. Этот эпизод уже в древности послужил сюжетом для характеристики Александра как восточного деспота.

Таким образом можно сделать вывод, что борьба в рядах македонской знати, с одной стороны, и изменения в условиях ведения войны — с другой, обусловили необходимость проведения реформ в армии. Разные рады оружия соединялись теперь в одну тактическую единицу. Во главе частей были поставлены ближайшие сподвижники Александра. Прежние командиры — представители враждебной Александру части македонской знати — были либо смещены со своих постов, либо погибли. Александр придал большую мобильность македонской фаланге, увеличил конницу, создал специальные отряды конных копейщиков и лучников.

Походы Александра дают ясное представление о процессе образования характерных для Востока огромных держав. Завоеватели, прежде всего, стремились овладеть военными и торговыми путями и главными центрами страны. Рассеянное на громадной территории эксплуатируемое население, лишь слабо связанное с этими центрами, не оказало серьёзного сопротивления. Но в Восточном Иране и в Средней Азии— странах, населённых ещё преимущественно свободными общинниками, где сохранились сильные пережитки военной демократии,— обстановка оказалась иной. Здесь македонским войскам пришлось столкнуться со значительными трудностями и затратить на покорение среднеазиатских областей почти три года. Все эти три года были заполнены упорной борьбой с местным населением. Воинственные горные племена и племена пустыни в ожесточённой борьбе отстаивали свою независимость, снова и снова поднимая восстания. Стоило главным силам македонян уйти из покорённой области, как отряды местных жителей нападали на небольшие македонские гарнизоны, истребляли их, нарушали военные коммуникации.

ГЛАВА V

В конце весны 327 г. до н.э., Александр начал свой поход в Индию.

Поход был подготовлен очень тщательно. Получив новые подкрепления из Македонии и, включив в свою армию азиатские контингенты, он располагал, по единодушному свидетельству источников, 120 тыс. воинов. Это было втрое больше, чем в армии, с которой Александр высадился в Малой Азии. Пешая дружина состояла теперь из 11 “полков”. Перед началом экспедиции Александр провел в своей армии существенные преобразования: была увеличена численность отдельных воинских формирований; на командные должности поставлены люди, выдвинувшиеся в ходе расправы над враждебными царю аристократами и тем самым доказавшие свою преданность; сформированы воинские соединения, действовавшие по приказу царя самостоятельно и выполнявшие ставившиеся перед ними специальные задачи. Непосредственным поводом для организации военного похода в Индию являлось то обстоятельство, что ее западные области в долине Инда были (или, по крайней мере, считались) восточной окраиной Ахеменидского государства. Македонский царь имел в виду провозгласить и укрепить там свою власть как “царь Азии” и правопреемник Ахеменидов.

Одновременно он отправил посланца к правителям областей, находившихся на правом берегу Инда (самым значительным из них был Амбхи, владетель Таксилы, которого Арриан называет Таксилом — именем, данным ему Александром в соответствии с его титулом), предлагая им выйти навстречу и продемонстрировать признание верховной власти македонского царя. Они выполнили требование Александра, принесли ему богатые дары и пообещали дать 25 слонов. Пенджаб, который весной 326 г. до н.э. первым из основных индийских территорий подвергся нашествию, был в это время раздроблен на множество мелких государств. Наиболее важными были государства, царями которых были Таксил и Пор, как их называли греки. Таксил подчинился Александру добровольно, так как враждовал с Пором и надеялся найти у Александра поддержку в борьбе со своим соперником.

Александр разделил свою армию на две части. Одну из них, включавшую три “полка” пехоты, половину дружинников-всадников и всех наемных всадников, он поручил Гефестиону и Пердикке; к ним присоединились и союзные индийские войска. Гефестион и Пердикка получили приказ выйти к Инду; там они должны были навести мосты для переправы на восточный берег.

Во главе остальных войск Александр отправился на север, в области, заселенные племенами, которые греки называли аспасиями, гурайями и ассакенами. С большим трудом переправившись через реку Хой (совр. Кунар), он вторгся в Баджуар и узнал, что местные жители (у греков — аспасии) собираются в горах и укрепленных городах, где рассчитывают организовать оборону. Предполагая с ходу разгромить это неожиданное сопротивление, Александр оставил основную часть пехоты следовать походным порядком, а сам устремился во главе кавалерии и посаженных на коней 800 македонских пехотинцев в глубь страны. «Подойдя к первому же городу, который встретился на его пути, Александр загнал за стены аспасиев. Во время стычки он был легко ранен. На следующий день его солдаты без труда овладели городом. Из оборонявшихся многие скрылись в горах; пленных македоняне всех перебили, город по приказу царя был разрушен. Затем Александр повел свои войска к г. Андаке, который сдался без боя. Там он оставил Кратера, велев ему подавлять сопротивление и уничтожать города, не признающие власти македонского “царя Азии”. Сам Александр, развивая успех, направился к реке Еваспла, где находился правитель аспасиев. На второй день пути он подошел к прибрежному городу; жители подожгли свои дома и бежали в горы. Во время преследования многие из них были убиты; погиб и правитель аспасиев, павший от руки Птолемея».⁴⁶ Перейдя через горы, Александр приблизился к г. Аригэю (совр. Банджаур); здесь жители также предали огню свои жилища и скрылись. В Аригэе Александр соединился с Кратером, велел ему восстановить город, поселив там окрестных жителей и воинов, ставших непригодными к несению военной службы. Новый Аригэй должен был стать оплотом македонской власти в этом районе.

Между тем аспасии сконцентрировались в горах. Александр атаковал их тремя колоннами: одну вел он сам, другую Леоннат, третью — Птолемей. В ожесточенной схватке сопротивление аспасиев было подавлено. По имеющимся сведениям, в руки победителя попало более 40 тыс. пленных и более 230 тыс. голов рогатого скота. Самых лучших быков Александр приказал отправить в Македонию.

Отсюда Александр пошел в страну ассакенов, миновав область гурайев и с большим трудом форсировав р. Гурай (совр. Ландай). Ассакены тоже готовились защищаться от “царя Азии”, однако с приближением Александра разошлись по своим городам, надеясь отсидеться за их стенами. В результате инициатива оказалась в руках Александра, и он подступил к Массаге (совр. Мингловар) — главному политическому и административному центру ассакенов. Кроме жителей, город защищали наемники, собранные из различных местностей Индии.

«Военные действия начались с вылазки ассакенов. Надеясь разгромить их в открытом бою, Александр приказал своим воинам отступать. Ассакены устремились за ними. Когда Александр решил, что они уже достаточно удалились от городских стен, фаланга развернулась и перешла в наступление. Ее удара ассакены не выдержали: 200 их воинов погибли в рукопашной схватке, остальные укрылись в городе. На следующий день, подведя осадные машины, македоняне пробили стены, но сопротивление ассакенов заставило Александра прекратить штурм. На третий день осажденные были подвергнуты обстрелу с осадной башни из луков и метательных машин. Когда наступил четвертый день, Александр опять повел фалангу к стенам и велел в месте пролома перебросить с башни мост. Гипасписты должны были по нему ворваться в Массагу. Мост обрушился под тяжестью тел, атака сорвалась. На пятый день Александр собирался ее повторить, но после того как стрелой, пущенной из метательной машины, был убит местный правитель, защитники Массаги решили начать переговоры о сдаче».⁴⁷

Судя по дальнейшим событиям, главным вопросом для Александра была судьба наемников-индийцев, защищавших Массагу. Сговорились на том, что они вступят в армию Александра. Наемники вышли из города и расположились лагерем по соседству. Ночью македоняне напали на них и всех перебили. Потом была захвачена и Массага. Некоторое время спустя Александр штурмом взял г. Оры (совр. Удеграм); жители другого города, Базиры (совр. Биркот), после ожесточенного боя с македонянами бежали на скалу Аорн Там же собрались и жители других окрестных городов.

Находясь в области Сват, Александр овладел еще одним важным пунктом — Нисой, у подножия Кохи-Нора. К Александру явилось посольство из 30 знатнейших нисейцев во главе с местным правителем Акуфисом. «Пришедшие застали Александра в облике грозного воителя — еще не смывшего дорожную пыль, не снявшего шлем и не выпустившего из рук копье. Нисейцы простерлись ниц перед царем»⁴⁸; в сущности, это была та самая привилегия, о которой я упоминал ранее и чего усиленно добивался Александр от греков и македонян, однако официальная пропаганда изобразила, разумеется, дело так, что воинственный облик покорителя вселенной наполнил ужасом сердца послов.

Договор Александра с Акуфисом поражает мягкостью. Александр предоставил Нисе свободу и автономию (пользование собственными законами), подтвердил ее законы и государственный строй (аристократический, по представлениям греков); Акуфис сохранил свое положение, став по приказу Александра правителем города.

В Нисе Александр устроил шумное празднество в честь Диониса и принял в нем самое активное участие. Подчеркну, что поведение Александра в этом городе хорошо согласуется со всей его предшествующей политикой. Как на Ближнем Востоке и в Персии, он стремится привлечь на свою сторону местную аристократию. Однако, сделав своими приверженцами тех или иных представителей аристократической верхушки, умиротворив отдельные местности, македонский царь еще не ликвидировал сопротивления. Центром его стал Аорн.

Операции против него Александр начал с того, что подтвердил свою власть на западном берегу Инда, в том числе, в Певкелаотиде. Заняв г. Эмболимы вблизи Аорна, Александр устроил там склад продовольствия и снаряжения. Организацию македонской власти здесь он поручил Кратеру, а сам пошел к Аорну, стоявшему на скале. Взятие этого естественного укрепления было трудной задачей. «Распространились слухи, будто сам Геракл пытался овладеть скалой, но вынужден был отступить. Разговоры о Геракле подстегнули Александра: он должен и может сделать то, что не удалось герою, его предку, и превзойти своими подвигами самого Геракла».⁴⁹

Когда Александр стал лагерем в непосредственной близости от Аорна, к нему явились местные жители, обещавшие показать дорогу туда, откуда было легче и удобнее всего овладеть этим пунктом. Александр отправил с ними Птолемея во главе отряда легковооруженных воинов и гипаспистов. Поднявшись по труднопроходимой дороге царь на следующий день повел свою фалангу на штурм горной твердыни. Индийцы отбили атаку. На третий день боев решено было ударить по оборонявшимся с двух сторон: отрядом Птолемея и царским.. Новый штурм Аорна закончился безрезультатно: индийцы оказали упорное сопротивление и заставили греко-македонские войска отступить. Тогда Александр решил построить насыпь, чтобы обстреливать скалу из луков и метательных орудий. На четвертый день работ македоняне захватили также соседнюю гору, такую же по высоте, как и Аорн. Успешное продолжение работ делало оборону Аорна бесперспективной, и его защитники предложили Александру переговоры, обещая сдать скалу. Ночью они стали расходиться; Александр им не мешал. Он поднялся на покинутую твердыню во главе отряда из 700 телохранителей и гипаспистов; по данному им знаку они бросились на ассакенов и многих перебили.

Аорн был стратегически важным опорным пунктом в стране ассакенов, и Александр поместил там свой гарнизон. Командование отрядом он поручил индийцу Сисикотту (Сасигупта), который прежде служил у Бесса, а потом перешел к Александру, — назначение, несомненно, игравшее столь же принципиальную роль, как и союзы с правителями Нисы и Таксилы.

Дорога к Инду была для Александра открыта; в тылу у него находились замиренные территории. Заняв Дирту — город, покинутый жителями, приняв участие в охоте на слонов, прорубившись сквозь густые заросли в почти непроходимых джунглях, он вышел на берег великой реки. Там из строевого леса солдаты построили корабли, и греко-македонское войско поплыло вниз по течению, туда, где, наведя мосты, Александра ждал Гефестион и Пердикка.

Пребывание Александра в Таксиле ознаменовалось подтверждением и закреплением установленных ранее союзнических отношений (а фактически македонского господства) с ее правителем. Своей властью Александр присоединил к владениям Амбхи-Таксила все соседние земли, которых тот домогался. Договорные отношения установились, казалось, и со старым врагом Абисаром.

Власть в Таксиле Александр сохранил за Амбхи-Таксилом, но оставил в городе свой гарнизон. Сам же двинулся дальше, направляясь к реке Гидасп (совр. Джелум). На восточном берегу Гидаспа Александра ожидали войска Пора, владевшего обширным царством на равнине между Гидаспом и Акесиной (совр. р. Ченаб). Политическая линия Пора определялась, по-видимому, его враждебными отношениями с Амбхи-Таксилом и дружескими — с Абисаром. Александр послал к Пору своего приближенного с требованием уплатить дань и встретить его на границе. По преданию, Пор отвечал, что выполнит только одно из этих требований: встретит Александра на границе, но вооруженным. Столкновение было неизбежно.

«Застав Пора на левом берегу Гидаспа, Александр предпринял на правом берегу ряд обманных движений. По ночам его всадники поднимали такой шум, как будто начинали переправу, однако дело на этом и заканчивалось. В конце концов, Пор перестал обращать внимание на неприятеля. Усыпив бдительность Пора, Александр переправился на другой берег выше того пункта, где находился его лагерь. Оказавшись на левом берегу Гидаспа, Александр сосредоточил конницу и гипаспистов на правом фланге; перед строем всадников поместил конных лучников; на обоих флангах — легковооруженную пехоту. Устремившись во главе всадников на неприятеля, он приказал пехоте двигаться следом.

Переправе и дальнейшему продвижению Александре попытался воспрепятствовать отряд, который возглавлял сын Пора. Эта операция закончилась поражением индийцев и гибелью их командира.

Теперь сам Пор двинулся навстречу Александру.. Впереди в одну линию были построены боевые слоны, за ними — пехота, на флангах — конница и колесницы. Александр решил с большей частью своей кавалерии ударить по левому флангу неприятеля; остальных всадников под командованием Кэна он отправил против правого фланга противника с заданием, когда начнется конное сражение, зайти в тыл к индийцам. Атаки греко-македонской кавалерии вызвали замешательство в армии Пора, и Александр нанес еще один удар в глубь, по центру вражеского построения. Индийцы бросились к слонам. Вожаки слонов погнали животных против всадников Александра. И тогда он ввел в бой пехоту. Слоны топтали пехотинцев Александра, рассеивали фалангу; конница Пора атаковала греко-македонских всадников. Последние снова одолели индийцев, и те опять бросились к слонам. Между тем воины Александра оттеснили слонов в узкое место; раня их дротиками, они заставили животных повернуть против самих же индийцев. Началось преследование и избиение бегущих. С тыла на индийцев напали войска под командованием Кратера, который переправился к тому времени на восточный берег Гидаспа. Сам Пор, проявивший в бою исключительную энергию и большое личное мужество, попал в плен».⁵⁰ Сражение произошло в апреле — мае 326 г. до н.э. В ознаменование победы Александр распорядился выпустить памятную монету декадрахму с изображением всадника-македонянина, атакующего индийского царя, восседающего на слоне.

«Свою победу Александр использовал для того, чтобы заставить Пора пойти на союз с победителем.. История запомнила, что на вопрос Александра: “Как мне с тобой обращаться?” — Пор ответил: “По-царски”, а когда Александр пожелал услышать более точный ответ, тот сказал: “В этом ответе заключено все”. Александр не только сохранил Пору его царство (разумеется, под своей верховной властью), но и присоединил к его владениям еще и другие земли. На этой основе между победителем и побежденным был заключен союз».⁵¹

На берегах Гидаспа Александр основал еще два города: Никею (“победная”; название дано в честь победы над Пором) и Букефалию (город получил свое имя в память царского коня, павшего вскоре после битвы при Гидаспе от ран и старости).

Победа при Гидаспе сделала Александра хозяином Пенджаба. С изъявлениями покорности явились послы от Абисара и глав некоторых других индийских обществ.

Умиротворив племена, жившие к востоку от Гидраота, получив изъявления покорности от местных царей, Александр счел, что может теперь беспрепятственно продолжать свое движение на восток. Он пошел к р. Гифасис (совр. Биас), рассчитывая, переправившись через нее, вторгнуться в долину Ганга. Индийские союзники рассказали Александру, что за Гифасисом лежит богатейшая страна; имелось в виду государство Нандов, занимавшее долину Ганга и некоторые районы Западной Индии и Декана.

Объединение армии у Гифасиса и начало подготовки к совместной переправе были восприняты воинами как начало нового этапа похода. Распространились слухи об огромных пространствах за рекой и небывалой заселенности области Ганга. Все, вплоть до последнего воина, понимали: главные трудности еще впереди. Они начнутся после переправы.

Небольшая передышка в беспрерывном движении породила в войске растерянность. Нечто подобное уже происходило после смерти Дария, но тогда влияние Александра оказалось сильнее охватившей воинов тоски по родине. Стоило тогда царю напомнить о притаившемся Бессе и привлечь на помощь наемников, как ветеранов удалось увлечь за собой.

Но нельзя забывать о переменах происшедших с тех пор. На востоке не было настоящих противников, разве что где-нибудь в самых отдаленных уголках. Тоска по Родине сыграла свою роль, но главное заключалось в том, что силы воинов иссякли. Еще в Таксиле армия сохраняла хорошую форму, но как теперь все изменилось! Непривычная пища, жаркий, влажный климат, трудности перехода по пыли и грязи — все это породило многочисленные болезни. Да к тому же начался страшный период тропических дождей. Душевное и физическое состояние воинов было подорвано. Дожди продолжались уже семьдесят дней и сопровождались страшными грозами. Земля была покрыта водой, дороги — грязью; продовольствие портилось, оружие ржавело, люди страдали.. Когда-то могущественная армия превратилась в грязную, измученную толпу, одетую в индийское тряпье. У воинов оставались только усталость и отчаяние. «Что значили теперь Дионис и Геракл? Какое значение имели все эти призывы по сравнению с реальными тропическими ливнями и полным изнеможением?

Безнадежность проявлялась все сильнее, и отчаявшиеся недовольные люди, ничего не боясь, объединялись в группы. Царь понял, что необходимо срочно что-то предпринять. Он не рискнул обратиться к воинскому собранию, а вызвал только высшие командные чины. Он рассчитывал встретить понимание среди них, по и здесь положение изменилось. Год назад воины были готовы пойти ради Александра на все: их преданность помогала царю победить недовольство «офицерского корпуса». За это время ему удалось сломить волю аристократов, но теперь именно воины отказывались идти дальше. Если бы Александру удалось увлечь за собой военачальников, то, может быть, с их помощью он сумел бы все-таки одержать победу. Как это часто бывало и раньше, царь бросил на чашу весов все обаяние своей личности. Он говорил, он напоминал, что достаточно лишь одного последнего усилия, чтобы завершить великое дело. Он рисовал картину мира, какой видел ее сам, и показал, что в завоевании не хватает лишь последнего краеугольного камня. Может быть, царь подчеркнул, что не хочет никого принуждать, ему важна свободная воля подчиненных. Но уже во время своей речи, а особенно после нее он понял, как несказанно все устали. Не было криков одобрения самых преданных, надежных энтузиастов и льстецов».⁵² Царь тщетно требовал ответа от безмолвствующих сподвижников. В эту минуту он был совсем одинок. Наконец поднялся один из его близких людей. Человек неподкупный, дельный и способный — славный Кен. «К сожалению, в сообщениях Арриана и Курция его речь приведена не дословно, но сказывается роль Птолемея, который был свидетелем этой сцены. «Он одобрил план своего царя завоевать мир в: сказал, что готов участвовать в любом походе, в любую страну — от Индии: до Геракловых столпов. Но затем со спокойным достоинством он противопоставил слепой воле своего повелителя неосуществимость всего им задуманного. Его речь была основана не на личном мнению, а на реальных фактах — полном изнеможении македонского войска. За последнее время армия дошла до крайности! Осуществить планы Александра можно только с новыми силами. Простота, объективность и благородство речи Кена подействовали отрезвляюще. После семидесяти дней тропических ливней, после вымученной речи Александра все почувствовали облегчение. Пораженный речью Кена, а еще более успехом, который она имела, Александр немедленно закрыл собрание».⁵³

На следующий день он снова собрал его. Он сам, заявил Александр, пойдет дальше, но никого из македонян не станет: вынуждать следовать за собой. Найдется достаточно добровольцев; остальные пусть идут домой и расскажут своим соотечественникам, как они бросили царя среди врагов. Он удалился, оставив своих военачальников в смущении. Это была последняя попытка. Царь напрасно надеялся, что ему удастся вывести изможденных людей из апатии. Безмолвие повисло над залитым дождем лагерем. Прошло три дня. В нервном одиночестве Александр вел свою самую тяжелую битву — между волей и разумом.

Когда, наконец, эта внутренняя борьба закончилась, упали последние песчинки в часах восточной экспедиции.» Царь решил: спросить совета у богов. Предсказания его не удовлетворили. Он созвал самых близких друзей и приказал объявить войску о возвращении домой. Александр не захотел быть свидетелем перемены настроения; воинов, вызванной его сообщением. Радость и благодарность больше, чем что-либо иное, показали своевременность его решения. Только теперь было окончательно ясно, что поход продолжен: не будет.

На Гифасисе Александр оказался в полном одиночестве, и все же: приходится удивляться тому, что он, хотя и не без борьбы, так быстро примирился со своим поражением. Ведь у него оставалась возможность оттянуть решение до конца периода дождей, т. е. всего на несколько недель. Это было бы выходом для человека с твердой волей. Но в решающий момент оказалось, что Александр не обладает этим качеством. Такое можно объяснить только внутренней неуверенностью, охватившей в это время царя. Мне хочется отметить, что в душе Александра боролись две непримиримые силы — упрямое, непоколебимое стремление к овладению миром и чувство реальности, понимание несоразмерности его возможностей с пространствами Индии.

Свой отход Александр обставил, разумеется, приличествовавшими случаю церемониями, цель которых — показать, что он отступает только перед богами, а вовсе не перед людьми. По войску было объявлено: накануне переправы через Гифасис царь совершил жертвоприношения, и они оказались неблагоприятными; воля богов заставила Александра отменить свои намерения. По приказу царя на берегу Гифасиса воздвигли 12 громадных алтарей и принесли жертвы богам; вокруг лагеря на большом расстоянии от него македоняне соорудили глубокий ров, а в самом лагере устроили двухместные палатки с громадными (5 локтей, т. е. примерно 2,5 м) ложами и стойлами для коней, вдвое крупнее обычных; на месте лагеря и вокруг него разбросали оружие неправдоподобно больших размеров, чтобы индийцы поняли, с кем имеют дело.

Уходя к Гидаспу, Александр передал власть над всей территорией между этой рекой и Гифасисом Пору; правителем северных областей он был вынужден назначить старого врага Абисара. Однако, хотя последний и назывался сатрапом, в его реальной власти и фактической независимости никаких существенных изменений не произошло. Сатрапом провинции к западу от Индии до границ Бактрии Александр поставил Филиппа, сына Махаты. На Гидаспе Александра ждала большая флотилия, он собирался плыть вниз по этой реке и далее по Инду к Индийскому океану, армия должна была идти пешим порядком: одна часть под командованием Кратера — вдоль правого берега реки, а другая под водительством Гефестиона — вдоль левого. С пехотинцами шли и боевые слоны. Флотилией командовал выдающийся греческий флотоводец Неарх.Упорное сопротивление индийцев, видимо, произвело на воинов Александра большое впечатление, сказалась также усталость от многолетнего похода. Вероятно, немалую роль сыграло и то обстоятельство, что Индия, по крайней мере ее северо-западная часть, оказалась далеко не столь богатым объектом грабежа и наживы, как предполагали в начале похода. Александр вынужден был отступить.

На Александра и его окружение Индия произвела сильное впечатление, в особенности встреча с экзотическими для греков и македонян индийскими философами, которых греки называли обнаженными мудрецами (гимнософистами). Среди важнейших отличительных признаков как раз и было обнажение тела.

«Первая встреча Александра с гимнософистами произошла в окрестностях Таксилы; один из них, Дандамид, являлся советником Амбхи-Таксила, и именно ему последний был обязан решением дружески встретить Александра. «Александр послал к гимнософистам киника Онесикрита: кинизм имел немало черт, сближавших его с джайнизмом, и можно было ожидать, что философы найдут общий язык.

Когда Онесикрит явился к обнаженным мудрецам, один из них, Калан, предложил ему раздеться, сесть на камень поблизости и вести беседы на философские темы. Калан хотел, чтобы Онесикрит принял облик монаха-дигамбра. Похвалив Александра за его желание приобщиться к мудрости, он ограничился поучениями о необходимости быть выше наслаждений и страданий, отличать страдание от труда, в частности, умственного, прекращать распри и совершать добро обществу и отдельным лицам.

С помощью Амбхи-Таксила удалось уговорить Калана присоединиться к Александру. О его контактах с Александром известно мало, хотя источники и утверждают, что философ пользовался уважением царя. Рассказывают, будто однажды Калан продемонстрировал Александру притчу: расстелив перед ним иссохшую шкуру, он сначала наступил на один, потом на другой ее край — и противоположные края по очереди поднимались, потом встал на середину, а вся шкура продолжала лежать на земле. Александр должен был понять, что ему следует находиться в центре своего царства, а не бродяжничать по окраинам. Однако самое сильное впечатление на Александра и его окружение произвело самоубийство Калана, обставленное пышной театрализованной церемонией. Никогда не болевший престарелый философ занемог и решил умереть. По указанию Калана был сложен огромный костер; сопровождаемый торжественной процессией философ был принесен к месту действия (по другим вариантам — подъехал на коне) и величественно возлег на приготовленное для него ложе. Греки и македоняне особенно были поражены тем, что в бушующем пламени философ сохранил полную неподвижность. Передавали, будто, восходя на костер, Калан предсказал близкую кончину Александра, заявив о скорой встрече с ним в Вавилоне».⁵⁴

Из подчиненных территорий Синда и Пенджаба (к западу от Джелама) Александром были созданы две сатрапии; на остальной территории были оставлены местные правители, оказавшиеся теперь в зависимости от сатрапов. Сразу же после ухода армии Александра в Индии начались смуты самих македонян и антимакедонские восстания индийцев; результатом этого было быстрое изгнание завоевателей из страны.

Александр не был подобен монгольским ханам, захватывавшим новые земли ради самих завоеваний. Он мечтал о создании такого государства, которое объединило бы мир. Греческая культура должна была стать основой этого будущего объединения, но каждой отдельной части предстояло внести в него свою лепту. Все Средиземноморье уже подготовилось к подобному объединению; кроме того, можно было попытаться включить в него и Персидское царство. Но как быть с Индией? Три фактора, по-видимому, смущали царя.

Прежде всего, Александра отпугивала совершенно иная, далекая от греческой, культура Индии с ее чуждой кастовой организацией, консерватизмом воззрений и обычаев. Общаясь с Пором, Александр получил лишь смутное представление о духовной жизни индийцев. К несовместимости культур следовало добавить второй, осложняющий дело фактор — огромную протяженность индийской территории. По ту сторону Гималаев Александр, как и его учитель Аристотель, предполагал увидеть восточную часть океана. Считалось, что, двигаясь в этом направлении, они удалятся от обитаемой полосы земли. Искать океан следовало, двигаясь на Восток, т. е. в Индию. Но здесь перед ними предстали могучий Ганг и огромный ареал, густо населенный. Следовательно, Индию нельзя было рассматривать просто как придаток уже известной части света, тем более что земля простиралась в этом направлении еще дальше и имела более важное самостоятельное значение, чем предполагал Александр. Надо было или целиком посвятить себя завоеванию такой Индии, или отказаться от нее.

Наконец, третий фактор. Очень трудно было бы осваивать эти огромные пространства политически. Индия представляла собой нацию, но не единое государство, а великое многообразие политических образований: хорошо организованные княжества, управляемые раджами, или городские центры, и свободные народности, объединенные в недолговечные государства. Некоторые племена находились еще на очень низком культурном уровне. Различие этнического состава, религиозных взглядов, общественного и политического строя препятствовало восприятию единого руководства. Даже в небольших объединениях кастовость приводила к существованию строго изолированных друг от друга социальных слоев. Это была пестрая мозаика, которая могла в любой момент рассыпаться. Кроме всего прочего здесь постоянно ощущались напряженность, взаимное недоверие и вражда.

Ясно, что все эти обстоятельства не благоприятствовали цели Александра. Он мог, конечно, воспользоваться принципом «разделяй и властвуй» и противопоставить сопротивлению раздробленных княжеств единую власть. Если бы Александру при его умении побеждать противостояло единое государство, ему понадобилось бы всего несколько ударов, чтобы завоевать всю Индию. Если бы даже он привлек на свою сторону одни племена и направил их на другие, непокорные, он все равно неизбежно запутался бы в индийской политике. Александру уже довелось узнать, как трудно примирить в общей политике верного Таксила с не менее верным Пором.

Повторю, что Индия никогда не была единой империей, она не испытала влияния общей власти, и у ее населения не было чувства принадлежности к единому государству. Когда Александр осознал все, оно имело для него решающее значение. Царь понял, что здесь ничто не походило на Персидское царство.

«В Персии все было уравнено, и люди привыкли к существованию империи. Поэтому переход власти к Александру прошел легко, и спустя восемь лет Александр владел уже хорошо организованным государством от Эгейского моря до Инда. На пустом месте такого не смог бы добиться даже сын Зевса. Пробудить у индийца чувство принадлежности к империи — не был ли это сизифов труд? Если бы царь посвятил всю свою жизнь только этой задаче, решил бы жить только для Индии и сам превратился в индийца, тогда, возможно, ему удалось бы осуществить свои планы. Александр уже однажды показал подобную способность перевоплощаться, когда накрыл тело Дария своим плащом. Тогда он стал Великим царем, стал персом. А еще раньше принял Александр вавилонскую корону и титул фараона. В Индии, напротив, он избегал каких бы то ни было претензий на легитимную власть, хотя такая возможность представилась ему после победы над Пором. Он не стремился стать раджей. По-видимому, царь руководствовался теми же причинами, по которым раньше он отказывался от назначения македонских наместников над Пором, Абисаром,. Признание местных раджей означало вместе с тем и признание исключительности положения Индии, отказ от управления ею через сатрапов. Возникает вопрос: не усомнился ли Александр в своей божественной миссии?».⁵⁵ Правда, в Индии он тоже основывал города. Кроме того, нельзя с уверенностью утверждать, что Александр ввел бы сатрапии, если бы завоевал Западное Средиземноморье. Возможно, он признал бы и там местные государственные формы правления, особенно если встретил бы безоговорочное подчинение. В Александре меня особенно восхищает его удивительная способность, несмотря на властолюбие, приспосабливаться в случае необходимости к любым обстоятельствам и извлекать из своего опыта все новое и полезное.

Во всяком случае, проблема освоения Индии, как уже было сказано выше, связывалась не с военными задачами, а с трудностью освоения этой страны. Запад и Передний Восток относились друг к другу враждебно. С Индией Запад не связывала даже вражда. Никакая доктрина, никакая воля не могли здесь ничего изменить. Безнадежность освоения Индии была очевидна.

Что при этом думал царь, мы не знаем. Вряд ли даже с самыми близкими доверенными людьми он был полностью откровенен. В источниках, во всяком случае, историки об этом ничего не находят.

Возможно, для Александра отказ от подчинения воинов на Гифасисе был лишь поводом для прекращения похода. Решение же возникло в результате понимания сложившейся обстановки. Легко, конечно, догадаться, что принять это решение ему было не просто. Его даже не так огорчал отказ от захвата Индии, как тяготила необходимость покончить с идеей объединения мира. «Идея, которой он посвятил всю свою жизнь, провалилась, ибо на востоке круг земель не удалось замкнуть. Это была рана, которая постоянно мучила Александра. Он не мог избавиться от нее не потому, что несколько македонских подразделений отказались наступать, а потому, что Восток оказался недоступен покорителю мира. Чем дальше царь продвигался по Пенджабу, тем больше волновала его «проблема Инда». Теперь он все свои силы бросил на решение этой задачи. Он надеялся достигнуть великой цели — дойти до края земли, до океана. Пусть не на крайнем востоке, пусть в другом месте, но надо было дойти до границы мира. Достигнув ее, можно было приблизиться к познанию вселенной. Если покорителя мира и постигла неудача, то исследователь мира мог найти утешение в этом успехе».⁵⁶

Поход Александра не был столь значительным событием для Индии, как для стран Ближнего Востока и Средней Азии. Завоеватели пробыли в стране только несколько лет и подчинили себе сравнительно небольшую ее часть, к тому же малозначительную с политической и экономической точки зрения. Тем не менее, для Индии этот поход не остался бесследным. С этого времени Индия начинает играть все большую роль в системе международных отношений; выросла сухопутная торговля между Индией и странами Средиземноморья; обмен посольствами между индийскими царями и царями эллинистических государств, а позже и Римом, становится все более частым явлением. Страны Средиземноморья ближе познакомились с Индией благодаря рассказам, запискам и воспоминаниям участников похода Александра.

ГЛАВА VI

Сразу же по возращении перед Александром встала сложная задача по организации управления огромной державой, которая возникла в результате завоеваний. Мероприятия, проведенные Александром за тот недолгий срок, который ему еще оставалось жить (немногим более года), вся его политика несут на себе черты определенной двойственности. Александр действовал как владыка огромной многонациональной державы, центром которой он сделал Вавилон. Он стремился укрепить единство государства, сгладить противоречия между завоевателями и побежденными. Отсюда – так называемая политика «слияние народов», которая нашла наиболее яркое выражение в свадьбе в Сузах, когда в один день пышно отпраздновали бракосочетание 10 тыс. воинов – греков и македонян – с местными девушками. Все новобрачные получили от Александра богатое приданое. Александр привлекал местную знать к управлению государством. Эти и ряд других факторов позволили некоторым ученым говорить об Александре как провозвестнике «братства народов». Однако его деятельность свидетельствует о другом – о стремлении расширить свою социальную базу, слить воедино персов и македонян, особенно их знать, создав своего рода «господствующий народ», верную опору власти и орудие угнетения и эксплуатации других народов. Кроме того, поскольку македонская монархия сохраняла еще отдельные пережитки военной демократии (роль общего собрания воинов), Александр, объединяя македонян с персами, тем самым низводил и их до уровня поданных.

В этой политике разрыва со старыми македонскими традициями препятствием для Александра стала его собственная армия, до сих пор представляющая основную опору его власти. Поэтому Александр стремится изменить ее характер, включив в нее 30 тыс. юношей, которые еще во время похода мальчиками были отобраны из местного населения и обучены греческой грамоте и умению обращаться с македонским вооружением. С этой целью, а также заботясь о боеспособности войска, царь велел отправить по домам воинов, «не годных к военной службе по старости и увечьям». Приказ вызвал настоящий бунт, в котором приняли участие и другие македоняне, но Александр круто расправился с зачинщиками и в результате 10 тыс. македонян были отправлены по домам. Он проводит и некоторые другие реформы в армии, включая в нее новые контингенты из местных племен, но теперь уже соединяя македонян и персов внутри отдельных подразделений.

Вместе с тем греки и македоняне оставались народами-завоевателями.

Александр по существу мало изменил прежнюю административную систему Ахеменидов; сочетание сатрапий и зависимых государств. Правда, боясь сепаратизма сатрапов, он ограничил их власть гражданскими делами, поставив наряду с ними военных комендантов, подчиненных непосредственно ему самому.

«Среди других мероприятий Александра в политической области особое место занимает указ 324 г. до н. э. о возвращении в греческие города всех изгнанников и восстановлении их в правах собственности. Отношения Александра с греками Балкан формально регулировались статьями соглашения о Коринфском союзе. Указ 324 г. до н. э. противоречил принципам невмешательства во внутренние дела полисов, предусмотренным этим соглашением. Изменения, которые произошли в характере власти Александра во время похода, сделали Коринфский союз ненужным, и если раньше Александр трактовал его принципы так, как ему было нужно, то теперь он просто игнорирует этот союз, поручая Антипатру в случае необходимости применить против ослушавшихся военную силу».⁵⁷

В организации управления и эксплуатации местного населения немаловажная роль принадлежала вновь основанным городам. Проблема колонизации, вопрос о том, сколько именно городов основал Александр и с какой целью, вызвали оживленную дискуссию среди ученых нашего времени.

Что касается социально-экономических отношений, то война, сопровождающаяся продажей в рабство огромных масс населения, несомненно, способствовала распространению рабства в его классической форме, а массовая чеканка монет из сокровищ персидских царей стимулировала развитие товарно-денежных отношений.

Александр не успокоился на достигнутых успехах. Трудно сказать, насколько достоверны сохранившиеся свидетельства о дальнейших планах Александра: походе против Карфагена, завоевании Италии и Сицилии, экспедиции к Геракловым столбам (совр. Гибралтар). Но жажда деятельности не оставляла его. Восточный поход во многом расширил географические знания, новый морской путь открыло плавание Неарха из устьев Инда по Индийскому океану и Персидскому заливу. Но этих знаний было теперь мало. С греками связано еще одно мероприятие Александра – это насильственное обожествление его личности.

Из Суз были посланы в Грецию гонцы, принесшие эллинам еще одну неожиданность: требование царя оказывать ему почести как богу.

Сколь бы странным ни казалось нам это требование, оно легко объяснимо, если рассматривать его как продолжение тяжелейшей борьбы, которую Александр вел в течение всей своей жизни,— борьбы за признание своего абсолютного авторитета, соответствующего его личности.Как уже говорилось, царь ощущал в себе поистине вулканические силы, его одолевали грандиозные замыслы, нечто сверхъестественное, таинственное и он стремился найти этому объяснение. И когда жрец Аммона приветствовал его как сына бога, он воспринял это как откровение. Что-то божественное действительно было в его натуре; ведь он считал себя наследником своего мистического отца. Но вскоре обнаружилось, что очень немногие разделяли его взгляды. Большинство македонян не поняли ни изречения бога, ни невероятных требований царя. Они замкнулись и предпочли молчать, как обычно молчат люди при проявлении тщеславия у лиц, облеченных властью. Но их мысли и чувства иногда прорывались наружу, как это было с Клитом или в Описе.

«Во время инцидента в Бактрии Александру казалось, что с помощью проскинезы найден путь для утверждения сверхъестественного, божественного авторитета царя. Но попытка была слишком смелой, и осуществлялась она сугубо по-восточному. Александр шел на большой риск и проиграл. Казалось, завоевание божественного авторитета для него невозможно».⁵⁸

Но жажда признания своей божественной сущности у Александра росла по мере того, как созревали его планы владычества над миром. Ему уже недостаточно было называться сыном бога, он ощущал богом себя. Кроме того, интересы империи тоже требовали, чтобы властелин мира пользовался абсолютным божественным авторитетом, и немедленно, а не после его смерти, как это произошло с Гераклом. Таким образом, желание Александра вызывалось не только личными мотивами. Как это не раз бывало, устремления царя сочетались с вполне рациональной необходимостью.

Следует отметить, что укреплять авторитет царя требовалось не повсеместно. Египтянами он мог быть доволен, ведь, будучи фараоном, Александр и так воспринимался ими как бог. В Иране, как и вообще в Передней Азии, не существовало обожествления царской власти, но огни, возжигаемые в честь царей, горели теперь для Александра точно так же как прежде для Ахеменидов. Признание величия и всемогущества царя выражалось здесь в обряде проскинезы. Большего и не требовалось пока от Востока. А на будущее Александр, может быть, помышлял об учреждении единого культа для всей империи.

Но совсем иначе обстояло дело с македонянами и греками. Сам Александр лишил всякого значения свою роль лидера эллинского союза, так как она больше не отвечала его намерениям и целям, и, конечно, всемогущему властелину титул царя Македонии казался недостаточным. Таким.образом, Александру нужно было, чтобы именно на Западе признали его божественную сущность, ведь только так можно было сгладить противоречия между существующими там представлениями о свободе и новой автократией.

Македонии было чуждо обожествление правящих царей; согласно древним традициям лишь умершим властелинам оказывались почести как героям. Правда, Филипп во время последнего свадебного празднества приказал, чтобы его статую пронесли сквозь толпу вместе со статуями двенадцати богов, как бы приравнивая себя к бессмертным. Это произошло, наверное, под греческим влиянием, ведь уже в Эресе греки посвятили алтарь Зевсу-Филиппиосу, а Исократ обещал Филиппу бессмертие в награду за объявление войны персам. Но для Филиппа все это означало, вероятно, не больше чем еще один драгоценный камень в короне Македонии. Ему и в голову не могло прийти променять родовое царство, полученное по праву наследования, на царство, полученное по божественному праву.

Именно в этом и состояла главная трудность, возникшая перед Александром. Македоняне очень хорошо понимали, что для него новый титул означал конец прежней царской власти. Этим и объясняется их сопротивление и отрицательное отношение Антипатра к обожествлению Александра.

Весной 323 г. до н. э. к Александру прибыли послы, чтобы приветствовать его как нового бога. Они явились как посланцы отдельных государств, а не Союза, и это больше, чем что бы то ни было, доказывает постепенное разрушение единства Союза. Но желание царя было исполнено, и подготовленная им почва принесла свои плоды..

Теперь я остановлюсь на общественной структуре, которой Александр покровительствовал в своей империи. Несомненно, он оказывал предпочтение четырем общественным прослойкам: землевладельцам, горожанам, воинам и жрецам. Аристократы, зависимые от царей, имелись как в Македонии, так и в Персии. Александр признавал и тех и других, но хотел их объединения. В высших слоях общества великодушно были приняты и греки; при этом они приравнивались к македонской знати. Высшая прослойка должна была давать империи военачальников, чиновников и наместников. При этом царь требовал, чтобы лица, даже имевшие высокие полномочия сатрапов, полностью отказывались от всех своих прав на власть и были лишь орудием в его руках. Это требование оказалось, однако, трудно выполнимым.

Большое внимание во вновь основанных городах уделялось развитию и процветанию городского сословия. Архитектура, образ жизни должны были иметь греческий или греко-семитский характер. Предполагалось, что полноправными гражданами этих городов будут переселенцы-эллины. Но в городах разрешалось селиться и местным жителям. Становясь горожанами, они возвышались бы над сельским населением. Предполагалось, что они смогут постепенно эллинизироваться. Царская политика и здесь, несомненно, приветствовала смешанные браки. Таким образом, понятие «гражданин» доселе неведомое Востоку, постепенно завоевало бы мир. Поселенец стал бы гражданином города и в то же время мира. Однако предоставление гражданских прав, как и существование отдельных государств, не предполагалось.

Как видно из последних, оставшихся невыполненными планов Александра, он возлагал большие задачи на эллинских и семитских горожан. Следует обратить внимание на то, что царь видел не только в греках, но и в эллинизированных финикийцах основателей будущей культуры городов..

«При проведении так называемой культурной политики царь проявлял чрезвычайную осторожность. Он не хотел распространением греческой культуры оскорблять чувства местного населения. Александр мечтал привлечь местных жителей на свою сторону добром, не прибегая к насилию. Поэтому он не только не искоренял восточные языки, а, наоборот, всячески поддерживал Певкеста, который пользовался персидским языком и чтил персидские обычаи. Повсюду на Востоке царь оставлял в силе местные восточные правовые нормы и традиции; привести народы к единому общегреческому знаменателю казалось ему более опасным. Он добивался единодушия и согласия между ними. Введение греческой традиции было здесь вовсе не самоцелью, а лишь средством».⁵⁹

Таковы были принципы управления Александра. Во многих отношениях они кажутся незавершенными, незаконченными. Но в главном они предельно ясны. Нет сомнения, что Александр стремился к созданию благоденствующего всемирного государства. Только это благо должно было быть продиктовано, предписано свыше.

На Инде Александра впервые с необычайной силой охватила страсть к открытиям. С тех пор его не переставали занимать планы исследований и изысканий. И время для этого вполне подходило, так как до создания новой имперской армии нельзя было и помышлять о серьезных завоеваниях.

Конечно, не следует думать, что царь предпринимал исследовательские экспедиции только ради науки. Он по-прежнему помышлял о благе империи, и открытия должны были в равной мере служить и государственным интересам и исследовательским. Он открывал, чтобы в то же самое время завоевывать и осваивать.. При этом он думал о торговле, благосостоянии и выгоде, но не только тех, кто открывал новые страны и народы, но и тех, кого «открывали». Ведь все новые народы становились теперь подданными империи. Таковы были замыслы и намерения Александра. Но в каждом отдельном случае выяснялось, как будут распределены эти блага и что останется на долю местных жителей. Именно так действовал Александр на Инде и в Гедросии: в одно и то же время он открывал, завоевывал, осваивал, а затем вынуждал покоренные народы заключать с ним мир. Так же предполагалось действовать и в будущем.

После Индийского похода планы завоевания мира вступили в некую новую фазу. Теперь Александр хотел включить в империю и окружающие земли, лежащие на границах земли. Правда, пустыни завоевывать было ни к чему, царь намеревался осваивать реки, побережье и сам Мировой океан. Как уже говорилось выше, Александр увлекся в Индии идеей морских путей, проходящих по краю земли. После Гедросии планы судоходства еще больше завладели Александром. Ведь сухопутный поход оказался чрезвычайно трудным, да и неудачным, а Неарху удалось достичь цели почти без потерь. Не было ли это лучшим доказательством превосходства морских путей? Но морские маршруты следовало немного изменить и продлить.

Сразу после того как Неарх прибыл в Карманию и встретился с царем, оба друга, окрыленные успехом, наметили новый план Подобно тому как удалось проложить морской путь из Индии в Персию, теперь было решено пройти вдоль берегов Аравии, а затем обогнуть Африку. Может быть, удалось бы даже напасть на Карфаген с запада, со стороны Геркулесовых столпов. Конечно, часть этих замыслов была просто порождением минуты упоенного радостью царя, но он ухватился за главную мысль и тотчас приказал начать строительство флота в далекой Финикии. Дерево для этих целей должен был поставлять Ливан, медь, паклю и парусину — Кипр. Корабли в разобранном виде доставлялись к Евфрату, а от Тапсака флот спускался вниз по течению до Вавилона. В этом был весь Александр, быстро и легко принимающий решения, изменяющие мир.

После Суз планы освоения морских путей постепенно стали приобретать более определенные очертания. В Месопотамии, так же как некогда в Индии, в первую очередь предстояло освоить большие реки, и прежде всего их устья. Однако открытие судоходства по Тигру и Евфрату столкнулось с некоторыми трудностями. Томимый желанием скорее достичь моря, Александр спустился по Эвлею и основал у устья новую Александрию, затем поднялся вверх по течению Тигра. Остальные суда воспользовались каналом, ведущим к Тигру. Сухопутные войска прибыли туда же. Началась весьма трудная работа: Тигр во многих местах был перекрыт плотинами, благодаря чему вода поступала на поля, и царь со свойственной ему беспощадностью повелел срыть их. Он жертвовал плотинами для решения более важной, с его точки зрения, задачи — превращения Тигра в судоходную реку.

Александр не забывал о своем плане обогнуть Аравию. Правда, следовало дождаться, когда в Финикии закончится постройка новых судов; к тому же осень и зима задержали царя в Мидии. Таким образом, удалось подготовить все с большей тщательностью, чем это было сделано во время первого путешествия Неарха. Теперь не было необходимости рисковать целым флотом, а можно было послать всего несколько кораблей для предварительной разведки. То, что не удалось бы сделать этим кораблям (имеется в виду главным образом завоевание и заселение прибрежных земель), завершила бы следующая за ними большая экспедиция.

Еще до того как Александр в 323 г. до п. э. вплотную занялся подготовкой Аравийской экспедиции, он отдал распоряжение, чрезвычайно характерное для его планов освоения мира: он приказал Гераклиду создать в Гиркании флот для исследования Каспийского моря. Выше мы уже говорили, что не только греческие географы, жившие до Александра, но и сам Александр полагал, что земля имеет симметричное строение. И так как Александр считал Персидский залив и Красное море как бы юго-восточными заливами океана, Каспийское море, по его мнению, было его северо-восточным эквивалентом. Если бы эта мысль подтвердилась, то Каспийское море, подобно Персидскому заливу, имело бы выход к океану; тогда отсюда можно было бы проложить пути на север. Конечно, сначала предстояло выяснить, не является ли Каспийское море внутренним, как полагали большинство географов и сам Александр. В таком случае ничего здесь сделать было бы нельзя. Поэтому в задачу Гераклида не входили ни завоевание, ни освоение, а лишь исследование Каспийского моря. Если бы выяснилось, что выход к океану действительно имеется, царь занялся бы этим проектом всерьез.

Когда Александр весной 323 г. до н. э. прибыл в Вавилон, подготовка к Аравийской экспедиции шла полным ходом. Из Финикии через город Тапсак прибыли левантийские мореходы, а одновременно с ними и первые суда, предполагалось использовать их впоследствии на судах и заселить ими побережье.

Для местных нужд Александр приказал построить в Месопотамии еще ряд судов; кроме того, он сконцентрировал в Вавилоне флот Неарха. Здесь проводились различные морские маневры, устраивались соревнования гребных команд. Сам Александр предпринял на корабле путешествие по Евфрату.

Царь не успел осуществить Аравийскую экспедицию. Александр умер, когда подготовка к ней была закончена. Мы можем составить себе представление о его намерениях, только судя по подготовительным работам.

Несомненно, в задачи экспедиции входило освоение внутренних областей полуострова, но в первую очередь царя занимали прибрежные области, их освоение и подчинение, а также торговля с Индией.

«Вся операция была направлена сначала против аравийцев, живущих на востоке Месопотамии; возможно, существовало и намерение пройти от Евфрата в глубь страны. Несомненно, из расположенного в устье порта Тередона флот направился к острову Икар, где, предполагалось основать город и порт. Затем корабли должны были пройти вдоль геррейского побережья, а сухопутным войскам предстояло захватить и подчинить его. Ведь здесь находился центр торговли, которая велась между Индией и Финикией. Товары переправлялись на кораблях и верблюдах в обход Персидского царства, а вся прибыль попадала в руки аравийцев. Одной из главных задач экспедиции было, конечно, взять аравийскую торговлю под контроль империи. Несомненно также, что дальше экспедиция направлялась к Тилу, где предполагалось основать новую Александрию. Царь намеревался расселить в областях у Персидского залива западных семитов с Леванта и с их помощью оживить торговлю, с тем чтобы она достигла такого же расцвета, как на Средиземном море.

Таковы были цели и планы экспедиции — может быть, не столь грандиозной, как походы против Персии или Индии. Но этой же весьма значительной операции царь собирался посвятить несколько месяцев; предприятие было смелым и рискованным, а учитывая страшный летний зной, не менее опасным, чем поход через Гедросию. Морской поход мог быть удачным, но сухопутная операция летом, как нам представляется, была обречена.

От фантастического плана обойти и Аравию, и всю Африку за один поход Александр давно отказался. К Карфагену не было подхода с запада. У царя за это время созрел еще один проект: двинуть вновь созданную армию с востока, от Финикии и Александрии, и завоевать таким образом господство над Средиземным морем. Это был последний грандиозный план Александра».⁶⁰

Одним из самых значительных замыслов был намеченный, но неразработанный план переселения людей из Азии в Европу, а из Европы в Азию. В больших азиатских государствах всегда имели место такие переселения, но, как правило, они проводились в наказание, чтобы покарать и политически обезвредить города и народы. Намерения Александра были совсем другими,он думал, что с помощью браков и привыкания друг к другу оба континента должны объединиться.

Как бы это ни выглядело с современной точки зрения, речь идет здесь о браках и братании людей разных национальностей. Все это наряду с имеющей несколько иной характер попыткой перемешать македонян и иранцев, безусловно, отвечало интересам империи. Мировая империя, занимавшая огромную территорию, конечно, была главной побудительной причиной такого переселения.

В этой связи понятно распоряжение Александра, сделанное им незадолго до смерти: расселить финикийцев и сирийцев вдоль Персидского залива. До сих пор царь размещал в новых городах наряду с местным населением греков и македонских ветеранов. Однако теперь все изменилось: в планирование империи впервые были включены как самостоятельный, активно действующий фактор семиты левантийского побережья. Александр, по-видимому, всегда ценил семитов как купцов. Поэтому им разрешалось сопровождать армию в качестве торговцев. Кроме того, финикийские города занимали особое положение и пользовались самоуправлением, а Газа и Тир после истребления их населения были восстановлены не как греческие, а как семитские города. Со временем Александр понял, что семиты гораздо охотнее идут навстречу его планам создания всемирной империи, чем все другие народы. Как противились этим планам македоняне, нам уже известно. Но и греческие наемники, осевшие на Востоке, страдали от ностальгии и бунтовали. К тому же они отличались сильно развитым националистическим высокомерием. Время расцвета национальной истории западных семитов, за исключением иудеев, давно уже миновало: они привыкли покоряться могущественным государствам и охотно поддерживали их, извлекая из этого пользу. Финикийская городская культура достигла очень высокой ступени развития, переняв многое от греков. А кроме того, семиты побережья отличались необыкновенной ловкостью, умением приспосабливаться к любым климатическим условиям и новому образу жизни. Их легче было привлечь на свою сторону и удобнее использовать, чем даже греков. Если македоняне и персы могли взять на себя управление и армию, греки — духовную культуру, то Финикия с Сирией, да и Левант в целом занимали первое место в торговле. Заселение же новых городов и мореплавание им следовало поделить с греками. Таким образом, когда Александр незадолго до смерти обнаружил, что перед ним открылись совершенно неожиданные перспективы.

Если сопоставить выражение «переселение народов» со всей деятельностью Александра, оно может иметь еще одно истолкование. Одновременно с вербовкой людей в Леванте царь приказал покупать рабов. Причем последние должны были разбираться в мореплавании и, что немаловажно, отвечать требованиям, которые он предъявлял к переселенцам. Может быть, царь намеревался при их переселении к берегам Персидского залива предоставить им свободу? А может быть он хотел в основном использовать рабов для своих планов смешения и переселения народов? Ведь найти добровольцев среди свободных не всегда оказывалось легким делом. Эллинских наемников, правда, удалось одурачить и обмануть, применив военную дисциплину. Свыше 23000 человек переселилось таким образом только в северо-восточные провинции. Наемники стали уклоняться от царской службы. Они чуть ли не грозили открытым неповиновением. По-видимому, следовало искать другие формы скрытого, а порой и явного принуждения. Поэтому попытка использовать рабов в целях переселения совершенно естественна и понятна. Все эти планы представляются нам значительными и интересными, но, несомненно, самым грандиозным замыслом было намеченное Александром завоевание запада Средиземноморья. Некоторые исследователи считают, что Александр не стремился к завоеваниям после покорения Персии, при этом подвергается сомнению последние планы Александра, и отрицают наличие других доказательств стремления Александра к мировому господству. Однако подобные мнения совершенно несостоятельны. Действия Александра в Индии и Аравии однозначно свидетельствуют о его замыслах. На мой взгляд, имеется еще одно важное доказательство в пользу существования замыслов всемирного господства. Во время походов на восток от Персидского царства Александр, несмотря на полное отсутствие поводов к войне, везде выступал как завоеватель и агрессор. «Он считал своим врагом любой народ, любое государство, любого правителя, не приветствующего его и заранее не выражающего покорности и смирения. В качестве примера можно привести завоевание пограничных индийских провинций или покорение племен в Аравии. Покоренным Александр предоставлял только один выбор: либо полное подчинение, либо гибель».⁶¹

Такие действия можно было бы признать странными и необъяснимыми, если бы не притязание Александра на завоевание всего мира. «Для властелина, считавшего покорение мира своей ниспосланной свыше миссией, все это совершенно естественно. Если Александр считал себя властелином мира, он мог, более того, должен был вести себя именно так. Когда же в нем пробуждалась совесть, царь успокаивал себя прорицанием Аммона. Поэтому кажется неправдоподобным предположение,что мысль о западной экспедиции возникла у царя только в Кармании, когда Неарх рассказал ему о своем морском походе. Если поход против Индии был обусловлен концепцией господства над миром, то и операция против Запада, конечно, давно входила в планы завоеваний, охватывающие весь мир. Именно поэтому на далеком Востоке Александр изучал историю Сицилии Филиста и охотно слушал рассказы сицилийских художников об их родине. В Кармании эти тайные замыслы проявились впервые и породили план проложить морской путь вокруг Африки до Геркулесовых столпов. Но царь вскоре отказался от этого плана».⁶²

Однако в мирные годы (324 и 323) сформировался новый, менее фантастический проект Александра. Прежде чем более подробно рассмотреть этот проект, коснемся существовавших до сих пор отношений Александра с Западом.

«Намеченное Александром завоевание стран Средиземноморья занимало и заботило эти страны больше, чем самого царя. Ничего определенного еще не было известно, однако, когда на Западе узнали о возвращении Александра, которого считали пропавшим без вести, и о создании новой армии в Вавилоне, все поняли, что предстоят новые походы. Ведь только на западе и оставались страны, которые стоило покорять».⁶³

Неудивительно поэтому, что некоторые правители стран Средиземноморья решили отрядить послов к царю. Ведь никто пока не требовал выражения покорности и готовности к подчинению, можно было для начала приветствовать царя, передать ему подарки и добрые пожелания, испросить согласие на заключение с ним союза. Послов отряжали главным образом потому, что соседи уже опередили их. Было целесообразно поэтому опровергнуть возможную клевету на себя, а если представится случай, и оклеветать самих соседей. Более слабые надеялись на защиту от более сильных или хотя бы на справедливое разрешение споров. Таким образом, Запад сам втягивал Александра в свои проблемы, ибо положение там было неустойчиво: Рим противостоял самнитам, этруски — галлам, Сиракузы — Карфагену. Все было раздроблено, ничего не решено, много было сильных, но ни одного сильнее других, а разрешить все проблемы мог только сильнейший.

Александр принимал послов в огромном, блиставшем роскошью и великолепием шатре, специально предназначенном для аудиенций, используя для вящего впечатления слонов и пышно одетых воинов. Легко можно понять, что во время таких приемов сам царь и его приближенные проникались идеей мирового господства.

Нельзя точно перечислить все государства и народы, которые направили к Александру своих послов. Достоверно известно лишь о ливийцах из Северной Африки, а также о посольствах бруттов, луканов и тирренов из Италии.

С античных времен не угасают споры вокруг вопроса, прибыли ли на Евфрат посланцы с Тибра. Рим тогда только начал выходить за пределы, он уже утвердил свое господство над Кампанией и присоединил Капую к своему Союзу. Таким образом, Рим перешагнул свои границы и становился самой молодой великой державой, и не должно удивлять, что ни Птолемей, ни Аристобул не заметили в толпе чужестранцев римских послов. Но представляется чрезвычайно важным тот факт, что погибший в Италии царь Эпира, союзник римлян в борьбе против италийских горных племен, был родственником Александра. Можно было ожидать, что Александр захочет отомстить за смерть своего родственника. Это обстоятельство должно было представляться римлянам подходящим поводом для возобновления союза с Македонией, но это вовсе не означало, что посольство римлян прибыло с выражением покорности.

Перейду теперь к роли Западной экспедиции в последних планах Александра. До нас дошло только краткое сообщение о последнем грандиозном военном замысле царя. В Финикии, Сирии, Киликии и на Кипре намечалось построить тысячу военных кораблей, которые по размеру превосходили триеры.

С новым флотом и новой имперской армией можно было идти па Карфаген, выступать против всех народов Средиземноморья, захватить Ливию, Иберию и примыкающие прибрежные страны, наконец, Сицилию. Северная Африка, Пиренейский полуостров, Южная Франция и вся Италия включались, таким образом, в эти планы. Намечалось проложить широкую дорогу вдоль Африканского побережья, которая протянулась бы до самых Геркулесовых столпов. Во время похода в подходящих местах предполагалось сооружать верфи и порты.

Вот и все, что мы знаем о последнем неосуществленном замысле Александра. Больше ничего не дошло до нас о его самом грандиозном плане. Ведь то, чего Риму с трудом удалось достичь за столетия, Александр намеревался осуществить за несколько лет. В военном отношении эта задача сравнима с завоеванием Персии, организационно же она была более сложной и многообразной.

И опять-таки я говорю о «мирном предприятии», но мирным оно было бы лишь там, где армия встретила бы безусловное повиновение и подчинение. Собравшись в Александрии, войска должны были достичь Карфагена и Гибралтара. Здесь перед ними вновь бы открылся океан, только на другом краю земли. И опять были запланированы две разведывательные экспедиции: одна — на юг, вокруг Африки, другая — на север, вдоль побережья Европы. До этой экспедиции следовало, конечно, выяснить, можно ли, продвигаясь по северу Европы, дойти до Каспийского моря. Сам замысел продвижения войск как бы предвосхищал поход Ганнибала, осуществленный позже. Может быть, Александр покорил бы Альпы, как некогда Гиндукуш. Во всяком случае, он намеревался закончить поход завоеванием Италии и Сицилии. Повсюду намечалось сооружать новые торговые пункты, новые Александрии. Предполагалось также проложить новые дороги, что привело бы к расцвету торговли и ремесел. Тогда бы на всех трех континентах процветало единодушие и согласие.

Не следует забывать и о том, что царь объявил траур для всей армии, когда узнал о гибели в Нижней Италии своего родственника, царя Эпира. Следовательно, безусловно, замышлялось кровавое отмщение: о мирном походе не могло быть и речи.

Несомненно, Александр с его полководческим гением и огромной военной мощью довел бы и этот план до победного конца. Ему удалось бы подчинить себе Карфаген и Сиракузы, но только не Рим. После смерти Александра его чудовищная империя, наверняка, распалась бы, какую бы долгую жизнь ни уготовила ему судьба. Но римлянам по уже проторенной Александром дороге удалось бы раньше установить свое господство над странами Средиземноморья. В заключении мне хочется, что в этом последнем плане завоевания мира Александр предстает перед нами как человек, лишенный каких бы то ни было колебаний и угрызений совести. Все существующее, все священные права он готов был бросить под ноги своим воинам, повинуясь только внутренним импульсам идущим от его «отца Аммона.». «Он разрушал лишь для того, чтобы строить, но его идеи не имели ничего общего с органическим развитием народов. Это было такое стремительное и внезапное ниспровержение мира, что удары его Геркулесовой палицы могли заставить побледнеть даже богов Олимпа».⁶⁴

ГЛАВА VII

Грандиозность походов Александра, открывших грекам новые земли, масштабы его завоеваний произвели на современников огромное впечатление и в течение многих веков продолжали волновать умы и сердца людей. Александр становиться героем не только исторических, но и литературных произведений. В античной историографии сложилось три основных направления в оценке деятельности Александра: апологетическое, сторонники которого превозносили подвиги и доблести Александра, его благородство, великодушие и другие добродетели; негативное, последователи которого видели в Александре тирана, восточного деспота, жестокого и несправедливого; третье направление связывают с философской школой перипатетиков (учеников Аристотеля), которые положительно оценивают деятельность Александра в первые годы, когда он следовал советам своего учителя, но пишут о порче нрава царя по мере роста его власти (переломным моментом они считают казнь Каллисфена). Уже в эллинистическую эпоху в Египте возникает чисто литературная традиция, мало связанная с реальной деятельностью Александра, — роман Псевдокаллисфена. Он приобретает огромную популярность, известно более 80 вариантов этого романа на 24 языках. Образ Александра вплетается в фольклор самых различных народов – Средней Азии и Китая, Исландии и Индии, он претерпевает фантастические изменения в легендах и сказаниях Запада и Востока. Низами, Навои и Фирдоуси сделали Александра героем своих поэм, литературные произведения об Александре создаются в Европе.

Оценка деятельности Александра не может быть однозначной. Это был, несомненно, крупный государственный деятель и великий полководец. В результате его походов была уничтожена держава Ахеменидов, но греко-македонская армия несла опустошения, рабство и смерть; во время походов разрушились города и села, гибли люди, стирались с лица земли целые племена. В своей державе, превосходившей своими размерами Персидское государство, Александр силой оружия объединил самые различные страны и народы – культурные греческие полисы и сохранявшую еще пережитки первобытно-общинного строя Македонию, долину Нила и Месопотамию с их тысячелетней культурой и кочевые племена Восточной Персии. Эта держава не имела единой экономической базы и представляла собой чисто военное объединение. «Македонское завоевание свелось главным образом к захвату крупных городов, важных в стратегическом отношении опорных пунктов и дорог. Государство, возникшее на развалинах Персидской державы, во многом ее напоминало».⁶⁵ Александр ограничивался признанием своей власти и уплатой налогов, сбор которых был поставлен под контроль македонян и греков. Но в условиях жизни, особенно отдаленных от центов областей, не произошло коренной ломки.

Еще Ахемениды заботились о преуспевании своего царства. И Александр многое перенял у персов, например заботу об оросительных сооружениях, о системе дорог, о государственной почте. Особенно благотворно повлияло на развитие коммуникаций основание новых городов в местах, где пересекались наиболее важные торговые пути; большое значение имело и развитие морского судоходства, а также речного, которым персы раньше пренебрегали. К этому следует добавить открытие новых земель и освоение их, производство новых изделий, знакомство с новыми ремеслами. Насколько важно все это было, можно судить хотя бы по тому, что в Индии европейцы впервые ознакомились с продуктами и сырьем этой тропической зоны.

Александр не смог обеспечить создание единого народа "персоэллинов", о котором он мечтал, ни даже обеспечить целостность созданного им государства. Но он содействовал созданию новых, более гибких политических форм на Ближнем Востоке. Первым важным шагом Александра, способствовавшим упрочению центрального правительства, было разделение власти в сатрапиях. Ставя в Иране на первых порах сатрапов-персов, Александр лишал их финансовой и военной власти. Наряду с сатрапом назначался специальный военачальник, а сбор налогов и все другие финансовые вопросы были поручены особому чиновнику, подчинявшемуся не сатрапу, а главному казначею, ответственному только перед царем.

У сатрапов было отнято право чеканить монету, которым они пользовались при Ахеменидах. Лишь Вавилон да некоторые финикийские и киликийские, а также греческие города продолжали еще чеканить монету самостоятельно. Царь не только взял в свои руки чеканку монеты, но и произвел существенную денежную реформу, перейдя целиком на серебряную основу и объединив аттическую денежную систему с ахеменидской. Введенная Александром серебряная драхма привилась на Востоке и с некоторыми видоизменениями просуществовала много столетий. Эти финансовые меры способствовали объединению государства и упрочению экономических, а следовательно, политических и культурных связей между отдельными частями обширного государства. Росту производства содействовало и то, что огромные сокровища Ахеменидов, лежавшие в казне мертвым капиталом, были при Александре пущены в оборот. Конечно, введение новой монеты было не выгодно для Афин – главного торгового конкурента. Однако вывод однозначен, таким образом для торговли открылись рынки всего мира.

Важной стороной деятельности Александра в покоренных областях было градостроительство. Античной историей приписывается ему основание 70 городов, но цифра эта, вероятно, преувеличена (нам сейчас известно об основании им около десятка). Не все основанные Александром "города" были действительно городами - большей частью это были македонские военные поселения, колонии, находившиеся на царской земле, лишь впоследствии получившие полисные права; в ряде случаев мы имеем дело не с основанием нового города, а с расширением старого восточного города и предоставлением ему полисных прав. Во всяком случае, при Александре на Востоке появляется много новых центров городской жизни - от Александрии в Египте до Александрии-Опианы на восточном берегу Инда. Новые города основывались на важных стратегических и торговых путях и служили связующим звеном между сатрапиями. Политически они подчинялись наместникам, назначаемым Александром, и, по-видимому, сатрапам. Градостроительная политика Александра преследовала главным образом военные цели, но значение ее вышло далеко за пределы замыслов завоевателя; эта политика в еще более внушительном масштабе и планомерно проводилась его непосредственными преемниками, так называемыми диадохами, и позднейшими эллинистическими царями, являясь важнейшей опорой их государственной системы.

За армией Александра последовали тысячи греческих торговцев и ремесленников в надежде на выгодные предприятия в новых странах. Большинство их осело в создавшихся городах, передавая свой богатый опыт и основывая ранее здесь неизвестные отрасли торгово-промышленной деятельности, а их старые связи с греческими торговыми центрами способствовали расширению товарного обмена между Ближним Востоком и Грецией. Расширению экономических и торговых связей содействовали также географические открытия, сделанные во время походов, и налаживание новых торговых путей. Держава Александра к моменту его смерти состояла из разнородных областей, мало связанных между собой. Прежде всего это была старая Македония, сохранявшая все эти годы под управлением царского наместника Антипатра свой прежний жизненный уклад.

Затем шли зависимые от Македонии полисы европейской Греции, где многие еще мечтали о полной самостоятельности. Малая Азия тоже делилась на несколько зон. Греческие полисы западного побережья тяготели к Европе и, несмотря на многолетнее господство там персов, мало чем отличались от своих европейских собратьев. Города южного побережья представляли совсем иной тип как в социальном, так и в политическом отношении, вероятно больше походя на финикийские города. Центральные и северо-восточные районы, населенные фригийцами и другими народностями, по существу, не были покорены Александром, равно как армяне, а также различные закавказские и прикаспийские народы и племена. Некоторые из них номинально признавали власть Александра, другие же остались совершенно независимыми. Египет, мало связанный с Ахеменидской державой, и при Александре сохранял почти полную самостоятельность. Финикия и Сирия, несмотря на трагическую судьбу Тира, продолжали, как и при персах, играть важную роль посредников между Западом и Востоком и поэтому мирились с македонским завоеванием.

По мысли Александра, Месопотамия должна была стать центром новой державы, а Вавилон - ее столицей. В этом отношении он был прав. Конечно, Месопотамия, старый культурный центр Ближнего Востока, соединенный караванными путями с Ираном, Кавказом и Средиземноморьем и водными - с Персидским заливом, Аравией и Индийским океаном, была естественным экономическим и политическим центром всех больших ближневосточных держав вплоть до средневековья.

Дальше на восток простирались обширные пространства Иранского плато, населенные различными племенами, в большинстве своем стоявшими на более низком по сравнению с завоевателями уровне общественного развития. Многие из этих племен, особенно на востоке Ирана и в Средней Азии, отнюдь еще нельзя было считать покоренными окончательно.

Вставленные в эту "варварскую" (по греческой терминологии) карту малочисленные гарнизоны, состоявшие главным образом из греков, а не македонцев, чувствовали себя очень неуверенно и часто стремились покинуть негостеприимные места. Восстания гарнизонов начались уже после смерти Александра.

Громадное значение для всего последующего времени имели географические открытия и изыскания Александра, улучшение дорог, судоходство, прокладка новых путей сообщения; все это значительно раздвинуло рамки тогдашнего мира, и позволила расширить экономические и торговые связи. Греческий язык и греческая культура в результате походов Александра проникли далеко на Восток, даже туда, где власть Александра не утвердилась в Индию, Армению. С другой стороны, восточная культура, наука, производственный опыт, особенно в отраслях хозяйства, не известных грекам. оказали влияние на греков. Особенно отчетливо влияние Востока сказывается в религиозных представлениях. Расширение географических, этнографических, естественнонаучных познаний эллинов дало мощный толчок развитию греческой науки, расцвет которой относится к периоду после Аристотеля. «В результате походов Александра во всех странах, вошедших в состав его державы, создается единство производственной техники, единство военного дела и вооружений и, поскольку речь идет о греках и о народах, усвоивших греческий язык- единство языка».⁶⁶ А между тем продолжали действовать и силы, направленные к расторжению этого объединения. Неравномерность социально- экономического развития различных частей государства Александра, пережитки примитивных отношений в самой Македонии. «Прочно держалось убеждение в невозможности равенства между господами и рабами, эллинами и варварами, а на Востоке религиозные предрассудки - все это противодействовало развертыванию и реализации тех тенденций, которые проявлялись в деятельности Александра и были обусловлены всем предшествующим историческим развитием. Возможно поэтому, что если бы Александр не умер так рано, ему самому пришлось бы стать свидетелем крушения своих грандиозных планов. Преждевременная смерть Александра лишь ускорила развитие событий, но в более скромных размерах, в соответствии с реальными возможностями»⁶⁷

Сама организация культурной жизни общества получила широкий размах, невозможный раньше в маленьких отгороженных друг от друга полисах. В период эллинизма литература и наука получают свой богатый центр в Александрийском музее. Библиотека этого музея имела до 700 тысяч свитков. Здесь не только собирали, но и изучали литературу. Здесь возникла филологическая наука, унаследованная последующими пополнениями. Греческие игры и празднества, греческие гимназии, школы, театр получают широкое распространение в странах Востока и становится важным фактором не только эллинизации Востока, но и ориентации Запада. Громадное значение имело при этом возникновение обще греческого языка (на базе аттического диалекта), постепенно вытеснившего из литературного языка местные диалекты. Общность языка была одним из весьма действенных способов «смешения жизней, быта и нравов». Вместе с греческим языком к народам Востока проникают и греческие литературные жанры. Наконец, как известно, греческая литература эллинистического периода послужила исходным пунктом для создания римской литературы.

Религия тоже не стояла на месте. Греческая религия, не имевшая своего богословия, была основана на предании, зафиксированном в многочисленных памятниках искусства. В поэмах Гомера греки видели не только поэтические мифы, но и историю. В эллинистический период мифология перестает удовлетворять верующего. В качестве источника веры и религиозных исканий выдвигается теперь не предание, а личное откровение. Верующие искали опору в восточных религиях. Странным и трудно объяснимым на взгляд позднейших поколений представляется культ царствующих особ, появляющихся в эллинистических государствах. Новые явления в эллинистической религии не означали исчезновения старой религии классического периода. Старые боги не исчезли, но они изменили свой облик, стали "представителями общественных сил". Религия в эллинистический период становится впервые предметом изучения. Этот период характеризуется религиозными поисками. Новые боги должны были больше говорить сердцу верующего, дать ему утешение, опору в создании возможности спасения если не на земле, то в ином мире. Встреча эллинской религии с восточными произвела изменения и в религиях Востока. Перемены были не очень значительны, так как изменения условий общественной жизни на Востоке в результате создания эллинских монархий не затронули достаточно глубоко условия жизни масс народов. Но эллинизм не привел к полному слиянию с Востоком, не ликвидировал разрозненности, обособленности племен и народов. «Единая религия поэтому не могла быть создана. Старое отмирало, новое не было прочным и глубоким. В религиозном отношении эллинистический период – период исканий новых форм религии и религиозного сознания».⁶⁸

Это время отмечено успехами науки, математики, механики (Евклид, Архимед), астрономии (Аристарх Самосский), медицины, географии, филологии. Происходит изменение во всех сферах жизни: научной, политической, общественной и духовной.

Эллинистическая культура распространилась и сохранилась даже там, где ее социально-экономическая и политическая база оказалась слабой и недолговечной. Она проникла в Среднюю Азию и Индию. В далеком Причерноморье, в Ольвии, Херсонесе, в Боспорском царстве эллинистическая культура достигла высокого развития. Отсюда вышли знаменитые философы Биони Сфер, историки Сириск и Посидоний Ольвиополит, географ Дионисий Ольвийский, поэт Исим. Конечно, не везде и всегда эллинистическая культура пускала прочные корни, ее распространение и развитие были неравномерны. Изучение истории походов Александра не только вскрывает закономерность исторического процесса развития античного рабовладельческого общества, оно позволяет сделать и более общий вывод: когда социально-экономическая формация находится на стадии упадка и разложения, попытки господствующего класса упрочить свою власть путем введения новых форм экономического и политического господства обречены на провал. Но чтобы не говорилось, ясно одно, что эпоха Александра оставила как историческое, так и культурное наследие.

В конечном итоге, я могу сказать, македонское завоевание изменило расстановку и соотношение сил в Восточном Средиземноморье и Передней Азии, но оно, как показало ближайшее будущее, не смогло обеспечить целостность и прочность греко – македонской монархии и лишь еще более обострило социальные противоречия, существовавшие на Востоке.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Двенадцать лет прошло с того дня, когда пурпурная мантия облекла юные плечи Александра, и за все это время правление Александра не принесло македонянам ничего, кроме продолжительных маршей, неустанных походов и почти бесконечной цепи завоеваний. Казалось весьма сомнительным, что царь когда-нибудь направит свои силы на мирные дела. И все же это чудо свершилось: после многих лет военных походов наступило затишье. Правда, иногда слышалось бряцание оружия, по это относилось скорее уже к делам внутриполитическим. Если не считать Аравийскую экспедицию, никто не объявлял ни новых противников, ни новых военных целей. Деятельность царя определялась в основном мирными намерениями.

Завоевательные походы Александра Македонского на Востоке - одна из наиболее популярных тем в мировой и отечественной историографии. Отчасти это объясняется исключительной важностью данного исторического периода для дальнейших судеб мировой цивилизации. Но главная причина, на мой взгляд, заключается в другом. Это устойчивый интерес массового сознания к личности и военно-политической деятельности полководца. Сохранились пять основных античных произведений об Александре, они принадлежат Плутарху, Арриану, Курцию Руфу, Юстину и Диодору «Стиль книги об Александре неизбежно связан с оценкой его личности».⁶⁹ Дело вовсе не в том, что при исследовании данной проблемы допускаются оценочные суждения.

Целью моей работы было - выявить основные «вехи» восточного похода, учитывая не только военный, но и социально-политический критерий. Поэтому я и рассматривал объективные исторические предпосылки восточного похода Александра; отслеживал эволюцию взаимоотношений Александра и так называемой «старой македонской знати» Фактор исключительно важный.

Личность македонского завоевателя, его блестящие военные успехи производили огромное впечатление и на современников и на последующие поколения. В древности об Александре рассказывали многочисленные легенды, был создан целый фантастический роман, героем которого являлся македонский завоеватель. Хочу отметить, что в зависимости от своего мировоззрения и политических симпатий одни историки прославляли его доблесть и великодушие, другие яркими красками изображали его как восточного деспота, представляли его в образе тирана. Античная традиция нашла своё отражение в фольклоре и художественной литературе европейских и азиатских народов. Великие поэты Низами и Навои создали поэмы, в центре которых стоит образ Александра Македонского. Александр, несомненно, был одним из величайших полководцев и государственных деятелей античности. В своей деятельности он далеко вышел за пределы Македонии. Ему пришлось считаться со сложными социальными и международными отношениями, с борьбой интересов различных групп азиатского, македонского и греческого населения. Именно эти сложные и противоречивые отношения, глубоко уходившие своими корнями в особенности экономического и политического развития древнего мира, определяли собой и характер завоеваний Александра и их конечный исход. В результате похода возникла новая громадная империя, в состав которой вошёл не только ряд областей на Востоке, уже не раз объединяемых в рамках одного государства, но весь бассейн Эгейского моря и значительная часть Балканского полуострова.

Ранее мной было отмечено, что держава Александра Македонского принадлежала к тем империям, которые не имели единой экономической базы и представляли собой временные и непрочные военные объединения. Экономически и культурно высоко развитые греческие полисы сильно отличались от полуварварской Македонии; Нильская долина с её тысячелетней культурой и, казалось, раз навсегда установившейся сложной системой управления — от областей Восточного Ирана с их полукочевыми племенами, жившими в условиях ещё очень примитивного быта; богатые многолюдные центры Междуречья — от малонаселённых областей Персиды и Индии. В этом отношении новая держава была сходна с царством Ахеменидов, также представлявшим собой конгломерат, образовавшийся из многих неоднородных частей. Македонское завоевание свелось, главным образом, к захвату богатых городских центров, военных опорных пунктов, важных в стратегическом отношении дорог. Александр ограничивался требованием признания его верховной власти и уплаты податей под контролем македонских правителей и не стремился к изменению и ломке вековых устоев местной жизни.

. Успех македонской армии, её исключительная боеспособность были обусловлены, на мой взгляд, спецификой македонского общества (или той стадии, которую оно проходило в своём развитии в эпоху Филиппа и Александра). Разумеется, огромную роль сыграл и «субъективный фактор», личность самого Александра. Но необходимо отметить, что военный успех сопутствовал македонянам до тех пор, пока не была окончательно разрушена «патриархальная» связь царя со своим войском. Победы сопутствовали македонянам до тех пор, пока «интересы» царя соответствовали чаяниям македонской аристократии и общинников-крестьян.

«Основную тенденцию развития взаимоотношений царя и войска (разумеется, речь идёт о старом, «филипповском» поколении) можно сформулировать так: каждый новый военный успех македонских войск приносил всё большее отчуждение в эти отношения. И это лишь на первый взгляд кажется необъяснимым парадоксом. Невозможно наладить механизм управления и контроля над огромной империей, опираясь на народ небольшой страны».⁷⁰ Подтверждается вывод, что «основателем «империи Александра» был не вовсе Александр, а Кир».⁷¹

Для осуществления успешной завоевательной политики на Востоке Александр был вынужден опираться на македонскую аристократию; а для удержания завоёванного он должен был склонить на свою сторону аристократию персидскую. Но нельзя забывать, что между этими двумя группировками существовало антагонистическое противоречие (а оно, на первых порах, безусловно, существовало, их интересы были несовместимы), а идея всемирного господства изначально была обречена остаться только идеей. Потребность удержания и освоения (хозяйственного, культурного и политического) завоёванных земель на определённом этапе вступила в противоречие с осуществлением идеи всемирного господства.

Быстрая гибель мировых держав древности обусловливалась причинами как внутреннего, так и внешнего характера. По этому к причинам внутреннего характера я отношу: 1)отсутствие общей экономической основы, мирового рынка и хозяйства, что лишало мировое государство длительной жизнеспособности; 2) быстрорастущие противоречия между народными массами и господствующей верхушкой, вызывавшие внутренние волнения; 3) невозможность обеспечения и укрепления победы армией завоевателя ввиду необходимости беспрерывного наступления и расширения коммуникаций, требующих огромной оккупационной армии, а также ввиду увеличения в ходе войны в составе армии роста наемников, которые были лишенны патриотизма и чужды к интересам завоевателей. К причинам внешнего характера следует отнести военный удар извне, который дал рост сил внутреннего сопротивления завоеванных народов. Все отмеченные закономерности были присущи огромной империи Александра, распад которой был предопределен не отдельными неудачами и ошибками или ранней смертью македонского царя, не притуплением его военного гения, а этими причинами, которые я отметил выше.

Примечателен и другой факт, который также требует объяснения. Ассирийское мировое объединение складывалось в течение шести веков, Персидское мировое государство — около двух веков, а империя Александра Македонского — около десяти лет. Ассирийское государство распалось за сорок лет, Персидское — за четыре года, империя Александра не пережила своего основателя и распалась, как карточный домик, в процессе ее сложения. Короткий промежуток времени в 43 года (323—280 гг. до н.э.), в которой действовали диадохи, представлял собой переходный период от одного этапа развития древнего мира, характеризующегося процессом возникновения и распада мировых империй, к другому этапу, характеризующемуся развитием эллинистических государств. Хочется отметить, что это был не столько распад, сколько сложение новой политической формы рабовладельческого общества. Необходимость создания более прочной политической организации, чем лишенное экономической основы государство, диктовалось потребностью хозяйственного развития античного мира: ростом товарного производства и экономических связей между отдельными областями. Конкретно историческим выражением этого процесса и явилось возникновение эллинистических государств. Весьма характерно и то, что два первых мировых государства пали в результате внутренних противоречий и внешнего удара, а империя Александра Македонского — только в результате внутренних причин.

Из этого явствует, что в процессе распада конгломератных государств действуют не только общие закономерности, но и конкретные, специфические особенности. И то и другое представляет собой большую теоретико-методологическую проблему, которую важно решить как в конкретных исторических исследованиях, так и в общих теоретических построениях.

В заключении, мне еще раз хотелось отметить, что уроки истории неодолимы. История наказывает тех, кто не хочет учиться у нее. Ни одному из претендентов на мировое господство не удалось осуществить своих намерений. Народы не любят, «претендентов». Это доказал исторический опыт, это подтверждает наша современность.

В заключении мне хочется привести цитату Петра I, который так охарактеризовал Александра Македонского: «Какой тот великий герой, который воюет ради собственной только славы, а не для обороны Отечества, желая быть обладателем Вселенной?». И отвечал: «Александр... хотел быть великаном всего света»

ИСТОЧНИКИ

1. Квинт Курций Руф «История Александра Македонского» / Под ред. М. Томашевской. М., 1989.

ИССЛЕДОВАНИЯ

2. Колобова К.М. «Очерки истории Древней Греции» М., 1958.

3. Сергеев В.С. «История Древней Греции» М., 1958.

4. Вершигора П.П. «Военное творчество народных масс» Воениздат М., 1961.

5. Энгельс Ф. «Избранные военные произведения» Воениздат М., 1956. С.144

6. Киселев Е. В. «Походы Александра Македонского. Правда и вымысел» М., 2005.

7. Ксенофонт «Греческая История» / Под ред. М. Томашевской. М., 1989

8. Шофман А.С. «История античной Македонии» Ч.2 М., 1963.

9. Резников И. «Александр Македонский» Воениздат. М., 1950.

10. Шахермайр Ф. «Александр Македонский» Наука. 1981.

11. Шахермайр Ф. «Александр Македонский» М., 1986.

12. Шахермайр Ф. «Александр Македонский» Ростов на Дону., 1996.

13. Ошанин Л. «Воды бессмертия» М., 1975

14. Резников И. «Александр Македонский» Воениздат. М., 1950.

15. Энгельс Ф. «Избранные военные произведения» Воениздат. М., 1956.

16. Гафуров Б.Г. «История таджикского народа в кратком изложении» Т.1 М., 1955.

17. Авдиев В. «История Древней Греции» М., 1972.

1^ Сергеев В.С. «История Древней Греции» М., 1958. С. 34

2^ Колобова К.М. «Очерки истории Древней Греции» М., 1958. С. 17

3^ Сергеев В.С. «История Древней Греции» М., 1958. С. 40

4^ Вершигора П.П. «Военное творчество народных масс» Воениздат М., 1961. С.25

5^ – Энгельс Ф. «Избранные военные произведения» Воениздат М., 1956. С.144

6^ Киселев Е. В. «Походы Александра Македонского. Правда и вымысел» М., 2005. С. 2

7^ Ксенофонт «Греческая История» / Под ред. М. Томашевской. М., 1989

8^ Вершигора П.П. «Военное творчество народных масс» Воениздат. М., 1961. С.27

9^ Вершигора П.П. «Военное творчество народных масс» Воениздат. М., 1961. С.28

10^ Шофман А.С. «История античной Македонии» Ч.2 М., 1963. С.52

11^ Сергеев В.С. «История Древней Греции» М., 1958. С.61

12^

13^ Вершигора П.П. «Военное творчество народных масс» Воениздат. М., 1961. С.29

14^ Резников И. «Александр Македонский» Воениздат. М., 1950. С. 22

15^ Шахермайр Ф. «Александр Македонский» Наука. 1981. С. 74-75

16^ Ошанин Л. «Воды бессмертия» М., 1975

17^ Вершигора П.П. «Военное творчество народных масс» Воениздат. М., 1961. С.30

18^ Резников И. «Александр Македонский» Воениздат. М., 1950. С. 26

19^ Киселев Е. «Походы Александра Македонского. Правда и вымысел» М., 2005. С.5

20^ Энгельс Ф. «Избранные военные произведения» Воениздат. М., 1956. С. 145

21^ Вершигора П.П. «Военное творчество народных масс» Воениздат. М., 1961. С.31

22^ Там же. С. 31

23^ Вершигора П.П. «Военное творчество народных масс» Воениздат. М., 1961. С.32

24^ Резников И. «Александр Македонский» Воениздат. М., 1950. С. 64

25^ Киселев Е. «Походы Александра Македонского. Правда и вымысел» М., 2005. С.7

26^ Резников И. «Александр Македонский» Воениздат. М., 1950. С. 65

27^ Вершигора П.П. «Военное творчество народных масс» Воениздат. М., 1961. С.34

28^ Киселев Е. «Походы Александра Македонского. Правда и вымысел» М., 2005. С. 9

29^ Там же. С. 10

30^ Резников И. «Александр Македонский» Воениздат. М., 1950. С. 68

31^ Там же. С. 68

32^ Вершигора П.П. «Военное творчество народных масс» Воениздат. М., 1961. С.36

33^ Резников И. «Александр Македонский» Воениздат. М., 1950. С. 70

34^ Гафуров Б.Г. «История таджикского народа в кратком изложении» Т.1 М., 1955. С. 67

35^ Там же. С. 67

36^ Там же. С. 68

37^ Квинт Курций Руф «История Александра Македонского» / Под ред. М. Томашевской. М., 1989. VII С. 33

38^ Там же. С. 33

39^ Квинт Курций Руф «История Александра Македонского» / Под ред. М. Томашевской. М., 1989. VII С. 33

40^ Квинт Курций Руф «История Александра Македонского» / Под ред. М. Томашевской. М., 1989. VII С. 34

41^ Там же. С. 34

42^ Там же. С. 35

43^ Там же. С. 35

44^ Квинт Курций Руф «История Александра Македонского» / Под ред. М. Томашевской. М., 1989. VII С. 41

45^ Квинт Курций Руф «История Александра Македонского» / Под ред. М. Томашевской. М., 1989. VII С. 42

46^ Вершигора П.П. «Военное творчество народных масс» Воениздат. М., 1961. С.38

47^ Вершигора П.П. «Военное творчество народных масс» Воениздат. М., 1961. С.38

48^ Резников И. «Александр Македонский» Воениздат. М., 1950. С. 74

49^ Вершигора П.П. «Военное творчество народных масс» Воениздат. М., 1961. С.39

50^ Вершигора П.П. «Военное творчество народных масс» Воениздат. М., 1961. С.40

51^ Резников И. «Александр Македонский» Воениздат. М., 1950. С. 75

52^ Киселев Е. «Походы Александра Македонского. Правда и вымысел» М., 2005. С. 10

53^ Киселев Е. «Походы Александра Македонского. Правда и вымысел» М., 2005. С. 10

54^ Резников И. «Александр Македонский» Воениздат. М., 1950. С. 76

55^ Шофман А.С. «История античной Македонии» Ч.2 М., 1963. С.74

56^ Киселев Е. «Походы Александра Македонского. Правда и вымысел» М., 2005. С. 10

57^ Киселев Е. «Походы Александра Македонского. Правда и вымысел» М., 2005. С. 11

58^ Киселев Е. «Походы Александра Македонского. Правда и вымысел» М., 2005. С. 11

59^ Сергеев В.С. «История Древней Греции» М., 1958. С. 71

60^ Киселев Е. «Походы Александра Македонского. Правда и вымысел» М., 2005. С. 12

61^ Киселев Е. «Походы Александра Македонского. Правда и вымысел» М., 2005. С. 13

62^ Шахермайр Ф. «Александр Македонский» М., 1986. С. 45

63^ Киселев Е. «Походы Александра Македонского. Правда и вымысел» М., 2005. С. 14

64^ Киселев Е. «Походы Александра Македонского. Правда и вымысел» М., 2005. С. 14

65^ Гафуров Б.Г. «История таджикского народа в кратком изложении» Т.1 М., 1955. С. 69

66^ Киселев Е. «Походы Александра Македонского. Правда и вымысел» М., 2005. С. 16

67^ Там же. С. 16

68^ Авдиев В. «История Древней Греции» М., 1972. С. 392

69^ Шахермайр Ф. «Александр Македонский» Ростов на Дону., 1996. С 30

70^ Киселев Е. «Походы Александра Македонского. Правда и вымысел» М., 2005. С. 17

71^ Шахермайр Ф. «Александр Македонский» Наука. 1981. С. 82