Содержание

Введение

1. История создания и постановки пьесы

2. Проблема искусства в произведении

2.1 «Новые формы» Треплева

2.2 «Муки творчества» Тригорина

2.3 «Чудесный мир» Заречной

2.4 «Жрица искусства» Аркадина

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Антон Павлович Чехов – один из самых читаемых прозаиков и самых репертуарных драматургов в мире. Он прожил в двадцатом веке всего несколько лет, но искусство этого столетия неотделимо от его имени. История двадцатого века связана с крушением многих идеологических систем и концепций. Многие авторитеты – культурные и художественные – поднятые на вершинах славы, затем рушились и погружались в реку Забвения. Но облик Чехова – писателя и человека - не тускнел, он оставался дорогим для людей всех стран и континентов.

Его знают и любят миллионы, но к каждому он приходит как незаменимый, единственный в своем роде друг.

Когда Чехов умер, Лев Толстой сказал:

«Достоинство его творчества в том, что оно понятно и сродно не только всякому русскому, но и всякому человеку вообще. А это главное».

Переходя от оценки творчества Чехова к самой сути моего реферата необходимо сказать, что автор (кстати, как один из героев данного произведения) нашёл весьма оригинальный подход к работе. Он не пошёл старым, испытанным традициями путём:

«Ну-с, пьесу я уже кончил, - сообщал Чехов Суворину в письме 21 ноября 1895 года. – Начал её forte и кончил pianissimo – вопреки всем правилам драматического искусства».

Речь шла о «Чайке» - она, действительно, написана «вопреки всем правилам», опрокидывает наши привычные представления о том, как надо писать пьесы.

Станиславский писал, работая над мизансценами «Чайки»: «Я понимаю пока только то, что пьеса талантлива, интересна, но с какого конца к ней подходить – не знаю».

Спустя несколько месяцев переводчик произведений Чехова на немецкий язык говорил ему в своем письме примерно тоже самое: «Я еще раз прочитал «Чайку» и нахожусь просто в отчаянии: чувствую, что это почти необычайно прелестное, но в чем именно эта прелесть, никак разобраться не могу».

Интерес критики к пьесе, большое количество статей и монографий, споры на темы, поднятые А.П.Чеховым в пьесе «Чайка», дают основание определять актуальность данной работы, основной целью которой является изучение проблемы искусства в пьесе и отношения главных героев к этой теме. Отражение позиций автора и их анализ является основой моей работы.

При выборе именно этой темы для своей работы мною руководил ещё и личный интерес: как студентку колледжа искусств меня очень заинтересовала тема творца и творчества, так как в будущем моя жизнь и профессия будет неразрывно связана с искусством. Особенно мне хотелось узнать различные типы людей творчества и сравнить их взгляды с моими личными чувствами и мыслями.

1. История создания и постановки пьесы

Большая чеховская драматургия берёт своё начало с гениальной пьесы «Чайка» (1896). Сюжет здесь – не одноколейная тропа, но, скорее, лабиринт увлечений, роковых привязанностей, из него нет выхода. «Чайка» резко отличается от предыдущих пьес Чехова своим лиризмом, символикой и ярко очерченным столкновением различных концепций искусства и концепций жизни, неотделимо связанных друг с другом. Именно эта глубокофилосовская проблема поставлена в предложенном нашему вниманию произведении: автор пытается раскрыть проблемы сложной, запутанной и противоречивой жизни людей творчества, их сверхчувствительность. «Чайка» - самая трагичная комедия в русской комедиографии.

Чехов начал работать над пьесой в Мелихове в 1895 году. Местом её рождения сам писатель называл «мелиховский флигель». Там развернулись все грани его таланта: он лечил людей, строил школы и, конечно, творил. Осенью 1895 года в этом флигеле Чехов работал над пьесой «Чайка».

«Комедия, три женских роли, шесть мужских, четыре акта, пейзаж (вид на озеро); много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви», - писал Чехов 21 октября 1895 года А.С. Суворину.

«Чайка» по праву считается наиболее автобиографичной пьесой Чехова по сравнению с другими его произведениями; в ней улавливаются отклики мыслей Чехова на волновавшие его мысли об искусстве, о борьбе с рутиной, о поисках новых форм, о муках творчества, об ответственности таланта перед требованиями жизни. Интересно наблюдение английского драматурга Д. Пристли о том, что Чехов «поделил свою собственную личность между тремя персонажами: Тригориным, популярным беллетристом, чья слава приелась как автору, так и его герою; Треплевым, борющимся, как и он сам, за новые формы выразительности в литературе; и доктором Дорном – врачом (как и сам Чехов), симпатизирующим исканиям Треплева».

Кроме того, в пьесе нашли свое отражение судьбы людей, близких Чехову. Так, в сложной сюжетной канве «Чайки» своеобразно преломилась история неудачной попытки самоубийства И.И. Левитана, жившего в имении А.Н. Турчаниновой на берегу озера в тверской губернии, куда был вызван Чехов. Л.С. Мизинова, близкая приятельница Чехова, полагала, что в «Чайке» многое «заимствовано» из её жизни, а именно переплетения её романа с писателем И.Н. Потапенко, хорошо известные автору, с романом в пьесе. Писательница Л.А. Авилова вспоминала о подаренном Чехову брелоке, где были указаны страница и строки книги Чехова – если найти эти строки, то можно прочесть: «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми её». В характере Аркадиной современники узнавали некоторые черты актрисы Л.Б. Яворской, которой одно время был увлечен Чехов.

Премьера «Чайки» состоялась 17 октября 1896 года в Александринском театре в Петербурге и вошла в историю театра как небывалый, скандальный провал. Ставил пьесу Е.П. Карпов, бесталанный режиссер, которого Чехов всегда не любил.

Ко времени постановки чеховской «Чайки» на сцене Александринского театра необходимость искания «новых тонов» окончательно созрела в сознании молодых драматургов, но еще совсем не проникла в сознание большой публики. М.М. Читау, актриса Александрийского театра, писала: «За кулисами заранее уже говорили, что «Чайка» написана «совсем, совсем в новых тонах», это интересовало будущих исполнителей и пугало, но не очень».

Еще во время репетиций Чехов писал сестре из театра, что все кругом фальшивы, злы, мелочны, что спектакль, по всем видимостям, пройдет хмуро и что настроение у него неважное.

Как писала сестра Чехова: «С первых же сцен в театре произошел скандал. Шумели, кричали, шикали, произошла полная неразбериха, все превратилось в один сплошной, бесформенный хаос. Чехов куда-то исчез из театра. Его везде искали по телефону, но его нигде не могли найти. На следующее утро он уехал обратно в Мелихово, не простившись ни с кем».

Провал «Чайки» был для Чехова тяжелейшим ударом – была осмеяна и освистана пьеса, утверждавшая отказ от рутины, штампа, прокладывающая новые пути в искусстве. Однако ближайшее будущее показало, что это был провал не «Чайки», а старых, рутинных, отживших свой век театральных традиций, против которых как раз и выступал решительно Чехов в своей пьесе.

Спустя 2 года состоялась вторая, на сей раз, триумфальная премьера «Чайки» в Художественном театре. Среди исполнителей были О.Л. Книппер (Аркадина), К.С. Станиславский (Тригорин), В.Э, Мейерхольд (Треплев), М.Л. Роксанова (Нина Заречная), М.Н. Лидина (Маша). Режиссерская партитура была разработана К.С. Станиславским. С тех пор силуэт летящей чайки стал эмблемой театра, а Чехов – постоянным автором репертуара театра.

2. Проблема искусства в произведении

«Чайка» – это самая «театральная» пьеса Чехова, потому что в ней действуют писатели Тригорин и Треплев и две актрисы – Аркадина и Заречная. Можно сказать, что искусство, творчество и отношение к ним – это, пожалуй, одни из наиболее важных действующих лиц в комедии, если вообще не самые. Именно оселком искусства, так же, как и любви, проверяет и правит Чехов своих героев. И выходит кругом прав – ни искусство, ни любовь не прощают лжи, наигрыша, самообмана, сиюминутности.

Основная идея «Чайки» - утверждение мысли о неразрывной связи писателя с действительностью, являющейся подлинным источником его творчества, об активном гражданском общественном долге художника, раскрывается тема творца и творчества. Подлинные причины обмельчания искусства – в отрыве художника от народа, от жизни его родины. И если этот отрыв серьезен, начинается разложение искусства. Тогда-то из-под пера художника и начинает появляться что-то странное, неопределенное, не несущее смысловой нагрузки.

Стремится ли Чехов в своей пьесе обсуждать проблемы искусства, его сущности, назначения, традиций и новаторства? Несомненно, стремиться. Об искусстве, а точнее о литературе и театре, рассуждают в «Чайке» не только двое мужчин - писателей и две женщины - актрисы, но и рассуждает медик Дорн, вторгающийся в область духовного творчества со своими неуклюжими, но очень кстати звучащими парадоксами. Каждый персонаж пьесы, как мы видим, вовлечен в орбиту искусства. Отношение к литературе, к творчеству во многом определяет его место в сложной расстановке действующих лиц.

Особое место в пьесе занимает образ Дорна. Это врач, умный, проницательный и человечный. Ему писатель передает очень глубокие рассуждения об искусстве, в частности оценки произведений Треплева. Дорн высказывает мысли Чехова. О Треплевской прозе он говорит: «Что-то есть! Он мыслит образами, рассказы его красочны, ярки, и я их сильно чувствую. Жаль только, что он не имеет определенных задач... на одном впечатлении далеко не уедешь».

В этом конфликте проступает кризисная ситуация в русском искусстве и в жизни конца XIX века, когда “старое искусство разладилось, а новое еще не наладилось”. Старый классический реализм выродился лишь в ловкое техническое ремесло.

У каждого героя имеется своё собственное, особенное отношение к искусству. На протяжении всей пьесы мы видим неизбежное столкновение взглядов не только в плане искусства, творчества и таланта, но и жизненных принципов в целом.

2.1 «Новые формы» Треплеева

Треплев с его маниакальной мыслью о новых формах – один из «полюсов» пьесы. Это человек, для которого подлинное искусство, свободное, чистое, не знающее рутины, дороже жизни. Более того, в начале он считает, что искусство должно быть свободно и от грубой реальности. На слова Сорина: «Через двести тысяч лет ничего не будет», - Треплев отвечает: «Так вот пусть изобразят нам это ничего». Эстетический принцип Треплева: «Надо писать жизнь не такою, как она есть, и не такою, как должна быть, а такою, как она представляется в мечтах», - этот принцип символико-декадентского искусства глубоко враждебен Чехову. Его принцип: «Лучшие из писателей реальны и пишут жизнь такой, какая она есть, но оттого, что каждая строчка пропитана, как соком, сознанием цели, кроме жизни, какая есть, чувствуется ещё та жизнь, какая должна быть, и это пленят…». Он, как представитель идей модернизма, зародившихся в начале XX века в России, ищет новые формы, полностью отрицая устоявшиеся традиции.

Таков закон подлинного искусства. И Треплев, выступающий против этого закона, предстает лже-новатором, пытающимся разлучить искусство с реальной жизнью, увести искусство от жизни в узкий мирок прихотливых, капризных, иллюзорных мечтаний.

У Треплева две великие, может быть, равновеликие страсти: искусство и Нина. Первое действие овеяно высокимим чувствами влюбленного и драматурга-дебютанта. «Я талантливее вас всех!» - кричал Треплев, обращаясь и к своей матери, и к Тригорину, и ко всем «захватившим первенство в искусстве». «Вы рутинеры!» - гневно бросал он им в лицо. Но, выдвинув горделивое утверждение, что он талантлив, он не смог доказать это тем единственным способом, которым это доказывается: делом. Провал пьесы становится и провалом любви Треплева. Во втором действии он скажет: «Это началось с того вечера, когда так глупо провалилась моя пьеса. Женщины не прощают неуспеха».

Во многих критических работах о «Чайке» Треплев изображался как декадент, кончающий полным банкротством. Но незадолго до прихода Нины в финале, вычеркивая в своей рукописи заезженные обороты, Треплев говорит: «Да, я все больше и больше прихожу к убеждению, что дело не в старых и новых формах, а в том, что дело человек пишет, не думая ни о каких формах, пишет, потому что это свободно льется из его души».

С самого начала пьеса Треплева встречается иронией. Аркадиной кажется, что пьеса претензионна, это что-то декадентское. Играющая в ней главную роль Заречная, упрекает автора в том, что играть пьесу трудно: «В ней нет живых лиц, мало действия, одна только читка, а в пьесе непременно должна быть любовь». Его пьеса действительно безжизненна. Однако Аркадина поняла далеко идущие претензии Треплева: «Ему хотелось поучить нас, как надо писать и что нужно играть».

Однако пьеса Треплева – не только дань литературной моде. Есть в ней скрытая поэтичность, неясная мечта о какой-то другой жизни, пускай наивная. Монолог, который произносит Нина на фоне озера и луны, отразившейся в воде, не оставляет равнодушным. В нем чувствуется ритм, отчасти даже сближающий прозаическую речь со стихотворной. Картина земли с угасшей жизнью всех существ изображена с какой-то печальной выразительностью. Трудно назвать автора этой пьесы бесталанным.

Треплев не удовлетворен традиционным искусством. Он стремится создать драму, яркую, сильную и самобытную. Однако он не идет дальше субъективных мечтаний. Холодная риторика, абстрактность образов губят его пьесу. Даже сам Треплев не удовлетворен своим произведением: он видит, что оно насквозь субъективистское. Поиски Треплевым новых форм не поддержаны поисками больших идей, не имеют под собой мировоззренческих оснований. Увидев ненужность своего искусства, Треплев убеждается и в бессмысленности своего существования.

Трагедия Треплева как раз в его отличии и от матери, и от Тригорина. Он полная противоположность Тригорину с его колебаниями, с его, как говорит о нем Треплев, «и тут и там». Слова Треплева о «круговой поруке» художников, добивавшихся признания не кажутся преувеличением, когда прослеживаешь отношение «старших» к «младшим». Это тем более ощутимо, что сам Треплев повышенно чуток и внимателен к Аркадиной. Его сердит и раздражает её поведение, связь с ненавистным Тригориным, но он её любит. А у неё не хватило времени даже прочитать, что он пишет.

Формула Треплева: там или нигде. Он еще не больной, не совсем одержимый, подобно Тригорину, но он далеко не циник от искусства, как его мать, более того, с образом Треплева Чехов вводит в пьесу всегда животрепещущую тему новаторства и поиска в искусстве. Он считает: «Где не новаторски – там уже и бездарно, почти пошло, и уж во всяком случае, нечего сказать людям».

Однако есть ирония в том, что «новатор», так много говоривший о «новых формах», кончает возвращением к рутине. Он оказался жертвой неумолимого закона, по которому из сотни начинающих и подающих надежды лишь двое-трое выходят в люди.

2.2 «Муки творчества» Тригорина

чехов драматургия пьеса чайка

Тригорин значительно старше Треплева, он принадлежит к другому поколению и в своих взглядах на искусство выступает как антипод Треплеву. Он как бы является противоположным ему полюсом.

Тригорин, несомненно, как писатель значительнее и интереснее, чем как человек. Он писатель всеизвестный, в полушутку или вполусерьез о нем говорят, что только с Толстым и Золя его не сравнишь, и многие считают его стоящим сразу после Тургенева. Всерьез, конечно, с классиками его сравнивать не следует. По тем мелким свидетельствам, которые разбросаны по страницам пьесы, можно судить о том, что Тригорин, действительно, талантлив. Однако для него творчество – это не просто хлеб, забава и поклонники, как для Аркадиной, для него это и мучительный недуг, и наваждение, но и синоним жизни. Тригорин - один из немногих, кто осознаёт недолжность своего ролевого существования: «Я не люблю себя как писателя. Хуже всего, что я в каком-то чаду и часто не понимаю, что я пишу». Но это осознание не становится подлинным драматическим избытком его «Я».

Как трактовать разговоры Тригорина в самом начале знакомства с Ниной о своем писательском ремесле? Они ведутся достаточно просто, всерьез, доверительно. Чувствуется, что автор пьесы отдает и Тригорину, и Треплеву, и Нине Заречной свои любимые мысли об искусстве. Но как-то на грани невольной авторской иронии остаются признания Тригорина о своих «муках творчества»: он любит после припадков божественного вдохновения, посещающего его бог знает когда и где, сидеть с удочками и не спускать глаз с поплавка.

А между тем и ему, видимо все же средней величине в искусстве, принадлежат заявления, что он враг шаблонов: он умеет едко высмеивать «общие места». Манера творчества его не новаторская, но и он ищет новые формы, например, обращает внимание, что облако похоже на «рояль», а даже Тургенев не осмелился бы на такое сравнение. Искатель же новых форм Треплев с завистью замечает в каком-то рассказе Тригорина лаконичное описание лунной ночи, где сказано, что на плотине мельницы блестело горлышко бутылки, - вот вам и вся ночь.

Тригорин слеп и глух для всего, кроме своих блокнотов, он видит только образы. Он – Сальери, неспособный осознать, что разымает музыку как труп. Растаскивая пейзажи на талантливые, даже гениальные миниатюры, он делает из них натюрморты, natur mort – мертвую природу. Даже понимая гражданские задачи своего творчества, ответственность за слово перед читателем, «воспитательную функцию искусства», он не чувствует в себе способности сделать что-либо на этом поприще – не тот талант. А ведь поэт в России – больше, чем поэт.

Страдания Тригорина более значительны, глубоки, содержательны, чем страдания Треплева. Опытный мастер, Тригорин мучительно чувствует тяжесть таланта, не вдохновляемого большой целью. Он ощущает свой талант как чугунное ядро, к которому он привязан, подобно каторжнику, а не как «божественный дар».

Немало своего, личного связал Чехов с писательскими раздумьями Тригорина. Это особенно ясно чувствуется в тех трагических словах, которыми Тригорин отвечает на детские восторги Нины, на её преклонение перед его успехом, славой.

«Каким успехом? - искренне удивляется Тригорин. – Я никогда не нравился себе. Я не люблю себя, как писателя… Я люблю вот эту воду, деревья, небо, я чувствую природу, она возбуждает во мне страсть, непреодолимое желание писать. Но ведь я не пейзажист только, я ведь ещё гражданин, я люблю родину, народ, я чувствую, что если я писатель, то я обязан говорить о народе, об его страданиях, об его будущем, говорить о науке, о правах человека и прочее и прочее, и я говорю обо всем, тороплюсь, меня со всех сторон подгоняют, сердятся, я мечусь из стороны в сторону, как лисица, затравленная псами, вижу, что жизнь и наука все уходят вперед и вперед, а я все отстаю и отстаю, как мужик, опоздавший на поезд, и, в конце концов, чувствую, что я умею писать только пейзаж, а во всем остальном я фальшив, и фальшив до мозга костей». Тригорин ощущает свой долг перед родиной как писатель, он чувствует необходимость донести до людей высокие гражданские чувства. В русской литературе тему «поэта и гражданина» наиболее громко поднимает Н. А. Некрасов. Но потребность в ней эхом отзывалась в душе каждого творца.

Тригорину угрожает опасность утраты творческого вдохновения, страсти, пафоса, опасность, вытекающая из отсутствия общей идеи. Трудности художника предстают в образе Тригорина в гораздо более серьезном варианте, чем вариант Треплева. Треплев не мучился поисками мировоззрения, сознанием долга и ответственности писателя перед родиной, народом.

Из того обстоятельства, что Тригорину угрожает утрата творческого огня, было бы, конечно, неверно делать вывод, что Тригорин и есть холодный ремесленник, равнодушный рутинер, каким представляет его Треплев. Разве страдал бы так равнодушный рутинер от сознания слабостей и недостатков своего искусства, как страдает Тригорин?

С образом Тригорина связана и ещё одна большая тема, мучившая многих художников. Искусство настолько поглощает, съедает Тригорина, что для обычной человеческой жизни у него не остается ни воли, ни даже способности к большим и цельным чувствам. Это общая проблема художника в буржуазном обществе, в котором, как указывал Маркс, победы искусства достигаются ценою известной моральной ущербности художника. Тригорин жалуется Нине: «…я чувствую, что съедаю собственную жизнь, что для меда, который я отдаю кому-то в пространство, я обираю пыль с лучших своих цветов, рву самые цветы и топчу их корни. Разве я не сумасшедший?»

Но как бы то ни было, Тригорин тоже не заслуживает глубокой, «вечной» любви искусства. Он сам уходит от этой любви. У него, при всех его преимуществах переел Треплевым, все-таки нет большой, сильной души, способности к цельным чувствам. И его творческие возможности ограничены. Свой талант он ощущает не как свободу, а скорее как рабство, держание своей личности на привязи.

3.3 «Чудесный мир» Заречной

Нина Заречная – мечтательница, художественно одаренная, артистичная натура. Но Нина всеми фибрами своей души желает оказаться в большом городе, на большой сцене, жаждет признания толпы, славы. Дом Петра Николаевича Сорина на другом берегу озера притягивает ее, как магнит. В лице Аркадиной и Тригорина она видит своих кумиров, пытается подражать им, стать такой же, как они. А надо ли Нине это? Что скрывается за масками великой актрисы и известного писателя? Неискушенная девушка еще этого не поняла, не осознала, но она летит на приветливые огни дома Сорина, как глупый мотылек: «Чудесный мир! Как я завидую вам, если бы вы знали! Жребий людей различен. Одни едва влачат свое скучное, незаметное существование, все похожие друг на друга, все неизвестные; другим же, как, например, вам – вы один из миллиона, - выпала на долю жизнь интересная, светлая, полная значения … Вы счастливы…». Как наивно ее понятие о счастье, как неопытны ее размышления о жизни! По сути дела, Нина не видела еще жизни как таковой, она еще не поворачивалась к нашей героине спиной.

В Нине же поначалу не больше, чем в Аркадиной, понимания литературы, новаторских поисков Треплева и сути творчества вообще. Зато Нина талантлива как личность, она открыта, восприимчива, доверчива, это благодатная почва для того, чтобы в ней созрели семена истинного искусства. Увы, ей просто не везет. Она недостаточно сильна и талантлива как актриса, чтобы пробиться без школы, связей, денег. Она учится, падая и спотыкаясь, сопровождаемая предательством и крушением иллюзий. Ей очень дорого дается «опьянение на сцене», но под конец она уже вполне мудра, чтобы по достоинству оценить эти проблески и положить на алтарь Мельпомены остаток своей изломанной жизни. Как просто остаться в теплой усадьбе, осчастливить Треплева, отдохнуть и успокоить себя тем, что потом – когда-нибудь – все еще будет. Нет. Нина, подобно чайке, горда и предпочитает одиночный полет, пусть и рискованный. Она оттолкнула Треплева, и она не станет искать у него защиты. От этой человеческой гордости тоже можно перекинуть мостик к искусству. Искусство – дело индивидуалистов. Вдесятером не пишутся романы, а хором пели только в древней Греции. Человек, ступивший на эту стезю, одинок, и одиночество творца так или иначе читается в судьбах всех людей искусства, выведенных в пьесе.

«Если бы я была таким писателем, как вы, то я отдала бы толпе всю свою жизнь, но сознавала бы, что счастье ее только в том, чтобы возвышаться до меня, и она возила бы меня на колеснице…» Тригорин для нее в эту минуту – лицо почти неземное, полубожественное. Он «оттуда». Его рыболовство кажется ей занятием недостойным, оскорбительным. Любовь к нему и «тяга к чудесному миру» избранников, кумиров толпы для нее не разделима.

Нина стремится в «чудесный мир» славы, избранных, но ведь это дается далеко не каждому, а только истинно талантливому человеку. Нашей героине показалось достаточной оценка ее таланта Аркадиной: «У вас должен быть талант…»

А если его всё же нет, а если и есть, то не такой уж значительный. Чтобы быть причисленной к группе избранных? Эти вопросы Нина не задает себе, она стремится к славе, известности, всеобщему обожанию. О своей мечте она говорит как одержимая, не может остановится, ее выносит как волной: «За такое счастье, как быть писательницей или актрисой, я перенесла бы нелюбовь близких, нужду, разочарование, я жила бы под крышей и ела бы только ржаной хлеб, страдала бы от недовольства собой, от сознания своих несовершенств, но зато бы уж я потребовала славы настоящей, шумной славы… (закрывает лицо руками). Голова кружится… Уф!». В этот момент ей даже неважно – быть писательницей или актрисой. О самом искусстве она не говорит – ее манит и увлекает награда за искусство, слава, приобщение к избранным.

Путь Нины связан с отказом от прежних младенчески-эгоцентрических притязаний. «Я теперь знаю, понимаю, Костя, что в нашем деле – все равно играем мы на сцене или пишем – главное не слава, не блеск, не то, о чем я мечтала, а уменье терпеть. Умей нести свой крест и веруй» - говорит Заречная Треплеву.

Искусство представлялось Нине лучезарным путем к славе, прекрасным сном. Но вот она ступила в жизнь. Сколько тяжелых препятствий сразу нагромоздила жизнь на её пути, какой страшный груз упал на е плечи! Её бросил человек, любимый ею до самозабвения. У нее умер ребенок. Она столкнулась с полным отсутствием помощи при первых шагах её ещё робкого таланта, который, как дитя, не умеющее ходить, нуждался в поддержке. Любимый человек, к тому же столь авторитетный для нее во всем, что относилось к искусству, «не верил в театр, все смеялся над моими мечтами, и мало-помалу я тоже перестала верить и пала духом, - рассказывает Нина Треплеву. – А тут заботы любви, ревность, постоянный страх за маленького… Я стала мелочною, ничтожною, играла бессмысленно… Я не знала, что делать с руками, не умела стоять на сцене, не владела голосом. Вы не понимаете этого состояния, когда чувствуешь, что играешь ужасно».

3.4 «Жрица искусства» Аркадина

Основа характера Аркадиной — воля к самоутверждению и славе. Всю свою жизнь она поставила на службу профессии. Актерство пронизывает сердцевину ее личности и многое, если не все, определяет в ее характере. Судя по репертуару, Аркадина — актриса «великосветских ролей». Гардероб — половина сценического успеха актрисы этого амплуа. Отсюда пресловутая скупость Аркадиной: «Ведь я артистка; одни туалеты разорили совсем». Отсюда ее «моложавость», необходимая для сцены. Для поддержания профессиональной формы, жизненного тонуса ей необходимо быть постоянно в работе, в движении, в «суете»; необходимо держать себя «в струне»: «Чтобы я вышла в сад непричесанная или в блузе…» Отсюда же ее лидерство в диалогах: она умеет «взять внимание», «задать тон», «захватить площадку», умеет «вести действие». В деревне она «скучает и злится»: для нее «сидеть у себя в номере и учить роль гораздо веселее».

Аркадина осмеяла пьесу сына. По словам Треплева, ей ещё до представления досадно, что успех будет иметь не она. Когда Треплев все-таки становится литератором, становится более или менее известным, Аркадина не проявляет к его произведениям никакого интереса. Дорн спрашивает, рада ли она, что её сын писатель, - она отвечает: «Представьте, я ещё не читала. Все некогда».

У Аркадиной есть самодовольство. Когда, в сцене ссоры Аркадиной с Треплевым, сын говорит ей, что она играет в жалких, бездарных пьесах, Аркадина отвечает: «Никогда я не играла в таких пьесах!» А ведь она действительно играет в мелких, ничтожных постановках, и это свидетельствует о её непомерном самолюбии и о художнической ограниченности, потому что репертуар тогдашнего театра включал в себя множество «жалких, бездарных пьес», и, конечно, её нередко приходилось играть в них. Треплев прав, обвиняя её в том, что она мирится с этим. Слишком много внимания Аркадина уделяет своим успехам, шумихе, внешней, поверхностной стороне, - недаром она оказывается живой собеседницей беспросветного Шамраева, интересующегося в искусстве только шелухой, чепухой. А она способна со вкусом рассказывать ему, как «её принимали в Харькове», что ей поднесли поклонники её таланта. Все это говорит о том, что для Аркадиной её искусство тоже в известной мере стало обыденщиной.

Искусство для Аркадиной это лишь инструмент, с помощью которого она обеспечивает себе безбедное существование, тешит свое тщеславие и черпает жизненную энергию в сценических триумфах у студенческой молодежи. Её привлекает совсем не искусство, как Заречную или Треплева. Театр для Аркадиной только способ вознесения себя самой на ступень выше по сравнению с другими людьми. Ей не нужны высокие чувства, она упивается лишь своей славой и самолюбованием.

Заключение

Пожалуй, ни одна из пьес Чехова не вызывала столько споров как у современников писателя, так и у более поздних исследователей его творчества. Это не случайно, так как именно с “Чайкой” связывают становление Чехова как драматурга, его новаторство в этой области литературы. «Чайка» резко отличается от предыдущих пьес Чехова своим лиризмом, символикой и ярко очерченным столкновением различных концепций искусства, концепций жизни.

"Чайка" — произведение для самого Чехова наиболее автобиографическое, личное, раскрывающее лирическое самовыражение автора. В пьесе, написанной в маленьком мелиховском флигеле, Чехов, пожалуй, впервые так откровенно заявил свою жизненную и эстетическую позицию. Пьеса впервые подняла занавес над таинственным миром театра литературы. Чехов откровенно говорит о проблемах современного искусства, изучая его влияние на формирование характеров героев, их судьбу.

«Чайка» тесно связана со всеми раздумьями Чехова о сущности таланта. Талант без мировоззрения, без большой художественной мысли – ядовитый цветок, несущий гибель его обладателю. И не смотря на это, совершенно очевидно, что все симпатии Чехова на стороне молодого, ищущего поколения, тех, кто только входит в жизнь. Позиция автора такова, что искусство живёт как единое целое: оно не делится на живопись, вокал, писательство или что-либо другое. Но тем не менее столько различных характеров и творческих концепций представил перед нами автор. Раздумывая о Треплеве и его судьбе, можно сказать: «Талант! Как это ещё мало!» Думая о Нине и о её судьбе, нужно сказать: «Талант! Как это много!». Чехов, конечно, сочувствует Треплеву, быть может, так же глубоко, как сочувствовал он своим братьям, и не только кровным братьям, а и всем братьям по искусству, всем людям таланта.

"Сон!" – восклицает Нина в конце второго действия. Что все эти страсти по искусству, как не сон?.. Лишь вполне реальный выстрел в конце пьесы показывает нам, что люди жили, а не играли, что они дорого и реально расплатились за свои сны, что служение Искусству, действительно, требует жертв. И самое болезненное, когда эти жертвы приносят те, кого ты любишь.

Анализируя личность каждого из главных действующих лиц, я попыталась отразить их характерные особенности и разницу между собой. Проделав данную работу, я считаю, что смогла раскрыть основные мысли писателя на тему моего исследования. Автор даёт широкую почву для размышлений, поэтому влияние пьесы «Чайка» на мою творческую деятельность неоценимо.

Список использованной литературы

1.А.П. Чехов в воспоминаниях современников. – Москва, 1986.

2.Громов М.П. Книга о Чехове. – Москва, 1989.

3.Захаркин А.Ф. А.П. Чехов. – Москва, 1961.

4.Кулешов В. И. Жизнь и творчество А. П. Чехова. – Москва, 1985

5.Паперный З.С. «Чайка» А. П. Чехова. – Москва, 1980.

6.Смирнова А. С. По страницам жизни и творчества Чехова – Москва, 1993.

7.Чехов А.П. Собрание сочинений: в 12 т. – Москва, 1956.

8.Юшманова Н.Е. А.П. Чехов: уроки нравственности. – Москва, 1985.