«Гуманизм и жестокость в «Конармии»

В сборнике «Конармия» Исаак Эммануилович Бабель показывает нам гражданскую войну без всяких прикрас. Писателя волнует проблема гуманизма на войне. Остается ли место для добра среди суровых военных будней, сохраняются ли добрые чувства у привыкших к убийствам солдат, как соотносятся на войне гуманизм и жестокость? Все эти вопросы поставлены, в частности, в рассказе с очень простым названием «Соль».

Сюжет рассказа представляет собой трагическую историю женщины-спекулянтки, или, как тогда говорили, «мешочницы», пытающейся получить место в воинском эшелоне, прикинувшись матерью с грудным ребенком. Об этом говорится в письме в редакцию одного из бойцов, Никиты Балмашева. Бабель нарочно избрал для «Соли» форму письма малограмотного конармейца, чтобы рассказать о происшествии народным, безыскусным языком. Балмашев убеждает своих товарищей пустить несчастную женщину, будто бы едущую на встречу с мужем, к себе в вагон. Когда конармейцы отпускают сальности в ее адрес, Балмашев их урезонивает: «Удивляет меня слышать от вас такую жеребятину. Вспомните, взвод, вашу жизнь и как вы сами были детями при ваших матерях, и получается вроде того, что не годится так говорить...» Женщину пускают в эшелон. Однако во время поездки очень скоро открывается обман. Ребенок не кричит, не плачет, не сосет материнскую грудь. Балмашев раскрывает пеленки мнимого младенца и находит под ними «добрый пудовик соли». Мешочница просит

простить ее — лихо-де обмануло. Рассказчик ей отвечает: «Балмашев простит твоему лиху... Балмашеву оно немного стоит, Балмашев за что купил, за то и продает. Но оборотись к казакам, женщина, которые тебя возвысили как трудящуюся мать в республике. Оборотись на этих двух девиц, которые плачут в настоящее время, как пострадавшие от нас этой ночью. Оборотись на жен наших на пшеничной Кубани, которые исходят женской силой без мужей, и те, то же самое одинокие, по злой воле насильничают проходящих в их жизни девушек... А тебя не трогали, хотя тебя, неподобную, только и трогать. Оборотись на Расею, задавленную болью...» Однако возвышенный монолог бойца не произвел никакого впечатления на лишившуюся соли спекулянтку. Она бросает конармейцам в лицо страшные обвинения, будто они не «Расею» защищают, а «жидов» Ленина и Троцкого. Такого оскорбления бойцы стерпеть не могут. Балмашев в своем письме утверждает: «...Я действительно признаю, что выбросил эту гражданку на ходу под откос, но она, как очень грубая, посидела, махнула юбками и пошла своей подлой дорожкой. И, увидев эту невредимую женщину, и несказанную Расею вокруг нее, и крестьянские поля без колоса, и поруганных девиц, и товарищей, которые много ездют на фронт, но мало возвращаются, я захотел спрыгнуть с вагона и себя кончить или ее кончить. Но казаки имели ко мне сожаление и сказали:

— Ударь ее из винта.

И сняв со стенки верного винта, я смыл этот позор с лица трудовой земли и республики».

Конармейцы заботятся о женщине с ребенком, поскольку она напоминает им о доме, об оставленных женах и детях, о мирной довоенной жизни. Когда же обман раскрывается, гнев Балмашева и его товарищей не знает границ. Женщину ждет скорая смерть. Никто даже не задумывается, что, может, у злосчастнрй мешочницы действительно есть дети, что, может, ради них она повезла менять соль на другие продукты. Правда, после разоблачения мнимая мать ни разу не вспоминает о детях, и сначала, как подчеркивает автор, говорит с казаками очень «хладнокровно». Она скорее всего детей не имеет и нужды не знает. Поэтому, когда понимает, что драгоценной соли назад уже не вернуть, начинает вести прямо «контрреволюционные» речи, заявляя, что красноармейцы продали Россию. Это и провоцирует расправу.

Может показаться, что Бабель на стороне Балмашева, оправдывающего свой поступок тем, что «гнусная гражданка... есть более контрреволюционерка, чем тот белый генерал, который с вострой шашкой грозится нам на своем тысячном коне... Его видать, того генерала, со всех дорог, и трудящийся имеет свою думку-мечту его порезать, а вас, несчетная гражданка, с вашими антиресными детками, которые хлеба не просят и до ветра не бегают, — вас не видать, как блоху, и вы точите, точите, точите...» В финале же Балмашев приравнивает расстрелянную мешочницу к «изменникам», которые «тащат нас в яму и хотят повернуть речку обратно, и выстелить Расею трупами и мертвой травой...» Однако читателю-то понятно, что мелкая спекулянтка, собиравшаяся выменять на мешок дефицитной тогда соли мануфактуру, сахар, сало или что-нибудь еще нужное в хозяйстве, никак не могла иметь намерения «выстелить Расею трупами» и вряд ли заслуживала столь суровой кары как расстрел на месте без суда и следствия. На самом деле Бабель заставляет нас задуматься о стихийной жестокости народа в гражданской войне, о том, что тяга к дому, к нормальной мирной жизни, сохраняющаяся в обожженной войной душе буденновских казаков, может прорасти ростками гуманизма, и тогда они заботливо оберегают от опасности женщину с ребенком. Но может прорасти и необузданной жестокостью, когда, раскрыв обман, конармейцы легко расправляются с беззащитной женщиной, невольно посмеявшейся над их сокровенными чувствами