Вино

Автор: Аверченко А.Т.

Аннотация Литератор Бондарев приехал в город Плошкин прочесть лекцию о современных литературных течениях. На вокзале Бондарев был встречен плошкинским жителем Перекусаловым — ветеринарным врачом и старым гимназическим приятелем литератора. Перекусалов так обрадовался встрече с Бондаревым, что от него даже немного запахло вином…. I Литератор Бондарев приехал в город Плошкин прочесть лекцию о современных литературных течениях. На вокзале Бондарев был встречен плошкинским жителем Перекусаловым — ветеринарным врачом и старым гимназическим приятелем литератора. Перекусалов так обрадовался встрече с Бондаревым, что от него даже немного запахло вином. Он обнял Бондарева, отошел от него, раздвинул руки и, любуясь издали, со склоненной набок головой, сказал: — Ах ты свинтус этакий! Эх ты собака! Как возмужал!… Ка кой сделался знаменитый! Боюсь, что ты всех тут с ума сведешь! … У меня остановишься? — Нет, в гостинице, — пожимая руку Перекусалова, ответил Бондарев. — У тебя жена, дети, и я боюсь стеснить тебя. Приезжай вечером с женой на лекцию.

— Он еще приглашает! Не только я буду, но и инспектор народных училищ Хромов, и Федосей Иванович Коготь, и член управы Стамякин!! И жена Стамякина будет — прехорошенькое создание! Туземная царица красоты! Увидишь — влюбишь ся в нее, как собака. Вечером после лекции ко мне отправимся — отпразднуем приезд, как это говорится, — столичной звезды! Ах, как я тебя люблю и всегда любил, милый Бондарь! — Ты уже… обедал? — спросил Бондарев. — А что? Нет, брат… на дорогу посошок выпил — перед встречей то. Едем сейчас в отель Редькина. Там уж и пообедаем. Вечером, читая лекцию, Бондарев видел в первом ряду сияющего, торжественного Перекусалова, рядом с ним краснолицего мясистого человека, оказавшегося, как потом выяснилось, обладателем фамилии Коготь, а еще дальше — маленького хилого Стамякина с женой, которая действительно была на редкость красивой, интересной женщиной. Все эти люди неистово аплодировали Бондареву, радостно шумели, а Стамякин даже втайне гордился, что близко знаком с Перекусаловым, который в таких дружеских отношениях со столь известным литератором… После лекции все поехали к Перекусалову ужинать. II Сначала гости дичились Бондарева и жались по углам, но когда он рассказал два три смешных анекдота и какой то пикантный петербургский случай — все оттаяли. Обильный ужин, украшенный десятком бутылок с различными этикетками и разнообразным содержимым, окончательно сломал лед. Все зашевелились, оживились. Бондарев, сидя рядом с обаятельной Стамякиной, не сводил с нее глаз, подливал ей вина и без умолку рассказывал о Петербурге, о себе, сообщал тысячу смешных, забавных вещей, отчего Стамякина, красиво усмехаясь, придвигалась незаметно к Бондареву ближе и изредка бросала на него из под трепещущих ресниц сладкий, доходивший до самого сердца взгляд. — Да ведь она прелестна, — думал Бондарев, оглядывая ее. — Хорошо бы увезти ее в Питер… Фурор бы… Пили много, но никто, кроме хилого маленького Стамякина, не пьянел. Инспектор Хромов, сидевший сбоку Бондарева, бросал на него восторженные взгляды и все подстерегал удобный случай, чтобы вступить в разговор. Подстерег. И спросил робко, тронув литератора за рукав: — Как вам приходят в голову разные темы? Я бы думал, думал и целый век ничего не придумал! — Профессиональная привычка, — благодушно ответил Бондарев. — Мы уже совершенно бессознательно всасываем все, что происходит вокруг нас, — впечатления, наблюдения, факты, — потом перерабатываем их, претворяем и отливаем в стройные художественные формы. — Да… претворяем… в формы, — засмеялся инспектор. — В хорошую бы форму я бы претворил что нибудь. Из всех редакций помелом бы выгнали. Наливая своей соседке вино, Бондарев наклонился немного и шепнул одними губами, как шелест ветерка: — Ми ла я… Красивая Стамякина закрыла густыми ресницами глаза. — Кто? — Вы. — Смотрите, — улыбнулась тихо и ласково Стамякина, — вы играете я огнем. Я опасна. — Пусть. Я с детства любил пожары. — А как вам платят за принятые сочинения в редакциях? — любовно смотря на Бондарева, спросил инспектор. — Авансом или после? — Большей частью авансом, — улыбнулся Бондарев. — Мы стремимся вперед и спешим жить. — По моему, — заявил Хромов, — нужно бы людей, подобных вам, содержать за счет казны. Ешь, пей на казенный счет, веселись и не думай о презренном металле! Пиши о чем хочешь и когда хочешь… Гм… Или вас должно содержать общество, которое вас читает. — Это прекрасно, — сказал Бондарев, — пожимая под столом руку соседки. — Но это утопия. — Конечно, утопия, — подтвердила Стамякина, гладя бондаревскую руку. — Форменная утопия, — пожал плечами Бондарев, кладя руку на круглое колено соседки. — Безусловная утопия, — кивнула головой соседка и попробовала потихоньку снять руку, которая жгла ее даже сквозь платье. — Пусть так, как есть, — сказал Бондарев. — Нет, так нельзя, — улыбнулась Стамякина. — Нельзя? — вскричал инспектор Хромов. — А, ей Богу, можно. Вот, например, где вы, Николай Алексеевич, остановились? — В отеле Редькина. — И напрасно! И совершенно напрасно!! С какой стати платить деньги? Милый Николай Алексеич! Дайте слово, что исполните мою просьбу… Ну, дайте слово! — Если в моих физических силах — исполню, — пообещал, сладко улыбаясь, Бондарев. — Милый Николай Алексеич! Я преклоняюсь перед вами, перед вашим талантом. Сделайте меня счастливым… Бросьте вашего Редькина, переезжайте завтра утром ко мне! — Да я ведь послезавтра вечером уезжаю, зачем же? — сказал Бондарев. — Все равно! На один день! Если бы я был богат, я бы построил вам на берегу тихого моря мраморный дом и сказал бы: «Бондарев! Это ваше… Живите и пишите здесь, в этом доме!» Но я не богат и предлагаю вам более скромное помещение. Но от чистого сердца, Бондарев! А? — Спасибо, — сказал тронутый Бондарев. — Если вам это Доставит удовольствие — завтра же перееду к вам. — Браво! — восторженно вскричал инспектор Хромов, шумно вскакивая с места. — Господа! Предлагаю выпить за здоровье того светлого луча, который на мгновение осветил нашу тусклую темную жизнь! Урра! — Урра! — крикнули гости. III — Вы должны отказаться от своих слов! — бешено кричал бледный Перекусалов, тряся за плечо красного возбужденного Федосея Ивановича Когтя. — Нет, не откажусь! — ревел Коготь. — Ни за что не откажусь! Хоть вы меня режьте — не откажусь! Зачем мне отказываться? — Нет, ты откажешься! — Нет с, дудки. Вот еще какой! Не откажусь. Прочие гости столпились около этой пары и миролюбиво уговаривали: — Да бросьте! Чего там… Подумаешь! — Будто дети какие!… — Нет, я этого так не оставлю! Ты должен дать удовлетворение! Коготь презрительно вздернул плечами. — Когда и где угодно! — Послушай, — сказал Бондарев, беря под руку Перекусалова. — В чем дело? Чего ты так разъярился? — Он меня оскорбил, — тяжело задышал Перекусалов. — Такого рода оскорбления требуют для своего разрешения единственного пути! Ты, надеюсь, понимаешь?… — Ффу, как глупо! Надеюсь, это все не серьезно? — Что?? Ты что же думаешь, что если мы в медвежьем углу живем, то и вопросы чести разрешаем по медвежьи: ударом кулака или показанием языков друг другу? Не ет, брат!… Я, может быть, закис здесь в глуши, но поставить на карту жизнь — если затронута честь — всегда сумею. В глазах Перекусалова засветилось, засверкало что то новое, красивое и необычное. Бондарев с уважением посмотрел на него. — Надеюсь, ты не откажешься быть свидетелем с моей стороны? Бондарев положил ему руку на плечо и сказал: — Конечно. Я все это устрою. Но, скажи, пожалуйста… чем этот субъект тебя оскорбил? Может быть, пустяки? — Нет, не пустяки! Вовсе не пустяки, Бондарев! Я не могу тебе сказать, что именно — мне это слишком тяжело — но не пустяки. — Хорошо, — серьезно сказал Бондарев. — Тогда — решено! Завтра я заеду к тебе и сообщу о подробностях. Гости стали торопиться домой. Когда Стамякина хватилась мужа, то выяснилось, что он лежит в кабинете хозяина на диване. Когда его разбудили, он с трудом открыл глаза, заплакал и заявил, что пусть лучше завтра сошлют его на каторгу, чем сегодня поднимают с дивана. — Завтра можете меня ругать, бить по лицу, унижать, но сегодня — я вас очень прошу — не трогайте меня… Все равно я сейчас же упаду и разобью голову до крови. Не трогайте меня, миленькие! — Свинья! — прошептала Стамякина и взяла Бондарева под руку. — Вы не откажетесь проводить меня? Сердце Бондарева сладко заколотилось. — Вы… спрашиваете?… Господи! Когда ехали на извозчике, Бондарев держал красавицу за талию, а она смотрела ему в лицо отуманенными глазами и говорила: — Вы мой господин! Вы приехали дерзко равнодушный, схватили мою жизнь, как хрупкий орех, и раздавили ее властной рукой. А я то думала, что моя жизнь — крепкая, крепкая… прочная, прочная… Зачем вы сделали это? — Настя… если бы я тебе сказал: уедем со мной, брось все… ты бы бросила? Уехала? — С тобой? В Лондон, на Луну; умерла бы, если бы ты умиРал, плакала бы твоими слезами и смеялась бы твоим смехом… Она взяла руку Бондарева, поднесла к губам и поцеловала два раза… — Завтра я буду у тебя, — сказал Бондарев. — И завтра по зову тебя. Пойдешь? — Твоя. IV Утром, проснувшись, Бондарев долго лежал на кровати и мечтал. — Подумать только, что среди тысячи заброшенных, забытых точек на необъятной Руси — есть одна точка: микроскопический город Плошкин. И здесь люди, как это ни странно, — другие, и живут они и думают не захолустно: в один вечер я нашел и наивного фанатика, любителя литературы, моего восторженного поклонника, и смелую, с большим сердцем, женщину, и человека, готового рискнуть жизнью ради чести… И все это очень красиво и странно! Он оделся, уложил в небольшой сак вещи и, расплатившись, вышел на улицу. — Извозчик! Знаешь инспектора Хромова? Вези меня к нему!… — Пожалуйте! Хромова дома не было. Бондарева встретила бледная беременная жена инспектора и с пугливым недоумением осмотрела его. — Мужа хотели видеть? — Да видите ли… — нерешительно сказал Бондарев. — Ваш супруг пригласил меня вчера погостить у вас денек, вместо того чтобы жить в гостинице. — Я Бондарев. — Вечно он… — печально качнула растрепанной головой хозяйка. — А разве в гостинице вам нехорошо было? — Ничего себе… Но ваш супруг так настаивал… — Охота вам было этого дурака слушать? Разве он что нибудь понимает? Пригласил! У нас три комнаты всего, повер нуться негде — извольте видеть! Вы уж меня извините, но, когда это сокровище вернется, я его съем за это! — Приятного аппетита! — пожал плечами Бондарев, по вернулся и вышел. — Действительно, — подумал он, — идиот какой то… Очень нужно было принимать его приглашение. Изво-озчик, черт! Свободен? Вези меня к Когтю. Знаешь — Федосеем зовут. Иванычем. — Господи ж! — высморкался извозчик. — Завсегда. — С этой дуэлью еще запутался… черт знает, что такое! Если бы не дал Перекусалову слова — сразу бы плюнул на все. А то теперь мотайся, как дурак… Мимоходом он заехал к какому то доктору. Долго объяснял ему относительно дуэли, а доктор прихлебывал светлый чай и молча слушал. — Так как же, а? Вы не бойтесь. Вам, как врачу, не грозит никакая ответственность. Доктор встал, протянул литератору руку и сказал: — Плюньте! И ушел во внутренние комнаты. — Порядки! — размышлял Бондарев, трясясь на извозчике по направлению к Когтю. — Тут, пожалуй, и пистолетов не дос танешь… Коготь встретил Бондарева радостно. — А а!… Литератор! Звезда! Садись. Чаишки хотите? — Спасибо, — сказал Бондарев. — Я, собственно, насчет выработки условий… — Условий? Которых? — По поводу дуэли. — Какой дуэли? — Да вчера же! Перекусалов вызвал вас, и вы приняли вызов. — Юморист вы, — сказал одобрительно Коготь, — вечно у вашего брата заковыки. — Какие заковыки? Есть случаи, когда полагается быть серьезным. Надеюсь, вы не отказываете от дуэли? — Вы… в самом деле? Коготь загрохотал, обрушился на диван, закашлялся от стремительного хохота и заболтал мясистыми ногами. — Зарезал литератор! Уморил! Так Петька меня на дуэль вызвал? Го го! — В чем дело? — закричал Бондарев. — Вот — голубчик: режьте меня, жгите — буквально таки, ни капелюшечки не помню!! Где, когда, что? Правда, пили мы, как носороги. А скажите, милый… Мы… не дрались? — Нет, — сухо сказал Бондарев. — В таком случае, прощайте. Злой, поехал Бондарев к Перекусалову. Тот еще лежал в кровати. — Скажи, — спросил сердито Бондарев, — ты помнишь, как вчера вызвал господина Когтя на дуэль? — Неужто вызвал? — удивился Перекусалов. — За что, не помнишь? — Это тебе лучше помнить! — закричал Бондарев. — Это ты заставил меня сегодня дурака валять, ездить к доктору, к твоему противнику, который тоже решительно отперся от всякой дуэли. Как это глупо, как пошло! — Ты… доктора ездил приглашать? — дико посмотрел на литератора Перекусалов. Закрыл голову одеялом и захохотал стонущим, охающим смехом. — О ой, не могу! О ой, смерть пришла! Бондарев злобно ударил его по голове, выбежал на улицу и вскочил на извозчика. — На вокзал! Или нет… Постой… Ты знаешь, где Стамякин живет? Вези к ним. Стамякина не было дома. Красавица вышла к Бондареву, кокетливо кутаясь в розовый капот и щуря темные глаза. — Кого я вижу! Какой вы милый, что заехали! — Настя! — сказал страдальчески Бондарев, целуя ее руки. — Я только сегодня понял, среди какого ужаса, среди какой тины и пошлости ты живешь! Настя! уедем со мной… Она высвободила свои руки, погрозила ему пальцем и мягко, как кошечка, опустилась на диван. — Ответьте мне на один вопрос… — Спрашивай все, что угодно. Милая! — Сколько вы зарабатываете в год? — Зачем тебе? Тысяч пять-шесть… — Ну, будем благоразумны… Вы предлагаете мне уехать с вами. Вы, не спорю, мне нравитесь… Но что же будет!! Положение всеми уважаемой жены известного в городе человека я переменю на какое то жалкое, двусмысленное положение — любовницы человека, который ведь может меня и разлюбить. И — что такое 6 тысяч? Мы здесь проживаем восемь, а в Петербурге — чтобы жить так, нужно двенадцать. Ну, милый… Ну, не сердитесь же! Будьте рассудительны… — Настя! — закричал в ужасе Бондарев. — Грежу я, что ли? Где же вчерашнее?! Она погрозила ему пальчиком. — Вчерашнее? Не нужно было подливать мне так много вина за ужином. V Хотя Бондарев старался уехать из Плошкина незаметно, но провожать его собралась вся вчерашняя компания. В буфете пили вино. Общество оживилось. — Милый Николай Алексеич, — сказал любовно инспектор Хромов, — по моему, несправедливо, что министерство путей сообщения берет с таких людей, как вы, деньги за проезд. Таких людей нужно возить бесплатно, в купе первого класса. — Эх! — простонал Перекусалов, опуская голову. — Он хоть и вторым классом поедет, но едет на красивую, интересную жизнь. Ах, братцы, если бы вы знали, как я тянусь к красоте!! — Красота — это страшная сила! — подтвердил Коготь, выпивая залпом вино. Красивая Стамякина нагнулась к Бондареву, чокнулась с ним рюмкой и шепнула: — Скажите на прощанье что нибудь такое, отчего мне было бы хорошо… Что скрасило бы мою глупую жизнь. — Могу! — громко засмеялся Бондарев. — Господа! Пейте больше! Много пейте! Как можно больше…