Житие Сергия Радонежского

Автор: Древнерусская литература

ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО И БОГОНОСНОГО ОТЦА НАШЕГО, ИГУМЕНА СЕРГИЯ ЧУДОТВОРЦА. НАПИСАНО ПРЕМУДРЕЙШИМ ЕПИФАНИЕМ

Слава богу за все и за всяческие дела, за которые всегда прославляется великое и трисвятое имя, которое и вечно прославляемо! Слава богу вышнему, в троице славимому, который упование, свет и жизнь наша, в которого мы веруем, ради которого мы крестились, им мы живем, и движемся, и существуем! Слава показавшему нам жизнь мужа святого и старца духовного! Ведь господь знает, как прославлять славящих его и благословлять благословляющих его, и он всегда прославляет своих угодников, славящих его жизнью чистой, и богоугодной, и добродетельной.

Благодарим бога за великую его благость, сошедшую на нас, как сказал апостол: “Благодарность богу за неизреченный его дар!” Ныне же мы должны особенно благодарить бога за то, что даровал он нам такого старца святого,— говорю о господине преподобном Сергии,— в земле нашей Русской, в стране нашей полунощной, в дни наши, в последние времена и годы. Гроб его находится у нас и перед нами, и, приходя к нему с верой всегда, великое утешение душам нашим мы получаем и большую пользу; воистину великий это нам от бога дар дарован.

Удивляюсь я тому, сколько лет минуло, а житие Сергия не написано. И охватила меня великая печаль, что с тех пор, как умер такой святой старец, чудесный и предобрый, уже двадцать шесть лет прошло, и никто не дерзнул написать о нем,— ни далекие ему люди, ни близкие, ни великие люди, ни простые: известные не хотели писать, а простые не смели. Через один или два года после смерти старца я, окаянный и дерзкий, дерзнул сделать это. Вздохнув пред богом и имя старца призвав в молитве, начал я подробно кое-что записывать о жизни старца, себе втайне говоря: “Я не возношусь ни перед кем, но для себя пишу, про запас, и на память, и для пользы”. Были у меня за двадцать лет приготовлены с записями свитки, в которых написаны были некоторые главы о жизни старца для памяти: кое-что в свитках, кое-что в тетрадях, хотя и не по порядку, начало в конце, а конец в начале.

Так я ждал в то время и в те годы, желая, чтобы кто-нибудь значительнее меня и разумнее меня написал, а я бы пошел поклониться ему, чтобы и меня он поучил и вразумил. Но, расспросив, я услышал и узнал точно, что никто нигде так и не собрался писать о нем; и когда я вспомню или услышу об этом, то думаю и размышляю: почему такая тихая, и чудесная, и добродетельная жизнь его оставалась не описанной столь долгое время? Пребывал я несколько лет как бы в безделье и в размышлении, погружаясь в недоумение, в печали скорбя, умом удивляясь, желанием обуреваем. И объяло меня страстное желание хотя бы как-то начать писать, пусть немногое из многого, о жизни преподобного старца.

И нашел я неких старцев, премудрых в ответах, рассудительных и разумных, и расспросил я о Сергии, чтобы они успокоили мое желание, и спросил у них, следует ли мне писать. Они же в ответ сказали: “Насколько плохо и насколько не подобает о жизни нечестивых спрашивать, настолько не подобает жизнь святых мужей забывать, и не описывать, и молчанию предавать, и в забвении оставлять. Если мужа святого житие написано будет, то от этого будет польза большая вместе с утешением писателям, рассказчикам, слушателям; если же старца святого житие не написано будет, а знавшие и помнившие его умрут, то зачем такую полезную вещь оставлять в забвении и, как пучине, молчанию предать. Если не будет написано житие его, то как узнать не знавшим и не ведавшим его, како он был или откуда происходил, как родился, и как вырос, и как постригся, и как воздержанно существовал, и как он жил, и каков был конец жизни его. Если же будет написано житие, то, услышав о нем, кто-нибудь последует примеру жизни Сергия и от этого пользу получит. Ведь пишет Великий Василий: “Будь подражателем праведно живущим, и их жизнь и деяния запечатлей в сердце своем”. Видишь, как повелевает он жития святых писать — не только на пергамене, но и в сердце своем пользы ради, а не скрывать и не таить: ведь тайну цареву следует хранить, а дела божьи проповедовать — дело доброе и полезное”.

И поэтому пришлось мне допытываться и расспрашивать древних старцев, хорошо сведущих, поистине знающих жизнь его, как говорит Святое писание: “Спроси отца твоего, и он возвестит тебе, и старцев твоих, и они скажут тебе”. Все, что я услышал и узнал — отцы сказали мне, кое-что от старцев слышал, и кое-что своими глазами видел, и кое-что из уст самого Сергия слышал, и кое-что узнал от человека, прислуживавшего ему немалое время и лившего воду на руки его, и кое-что еще слышал от брата его старшего Стефана, который был родным отцом Федора, архиепископа ростовского; иные же вещи я узнал от других старцев древних, достоверных очевидцев рождения его, и воспитания, и обучения грамоте, возмужания его, и юности до самого пострижения его; а другие старцы были очевидцами и свидетелями правдивыми и пострижения его, и начала пустынножительства его, и поставления его на игуменство", а о других событиях у меня были другие повествования и рассказчики.

Но на множество трудов старца и великих дел его взирая, я был как бы безгласен и безделен, находясь в недоумении от ужаса, не находя слов нужных, достойных деяний его. Как могу я, бедный, в нынешнее время все житие Сергия по порядку написать, и о многих делах его и бессчетных трудах его рассказать? Откуда начну, чтобы по достоинству обо всех деяниях его и подвигах рассказать слушателям? Или что подобает прежде всего вспомнить? Или какие слова нужны для похвалы ему? Где найду мудрость, нужную для этого рассказа? Как такую, трудно передаваемую, повесть расскажу, не знаю,— не будет ли это свыше моих сил? Как не может маленькая лодка удержать большой и тяжкий груз, так не может вынести наше бессилие и ум этого рассказа.

Хотя и свыше наших сил этот рассказ, но мы все же молимся всемилостивому и всесильному богу и пречистой его матери, чтобы он вразумил и помиловал меня, грубого и неразумного, чтобы он дал мне дар слова, который раскроет уста мои,— не ради меня, недостойного, но ради молитв святых старцев. И самого этого Сергия я призываю на помощь, и осеняющую его духовную благодать, чтобы он был мне помощником и поддержкой в рассказе, а также его стадо, призванное богом, благое общество, собрание честных старцев. К ним я со смирением припадаю, и касаюсь их ног, и на молитву их призываю и побуждаю. Ведь очень в их молитвах я всегда нуждаюсь, особенно же сейчас, когда я начинаю это начинание и стремлюсь повесть эту рассказать. И пусть никто не осуждает меня, дерзающего на это. я сам не имел бы возможности и сил начать писать, но любовь и молитва преподобного старца влечет и томит мои помыслы и принуждает рассказывать и писать.

Следует яснее сказать, что хотя бы я, недостойный, и мог писать, но мне все же следовало бы со страхом молчать и на уста свои перст наложить, зная свою немощь, а не произносить устами слова, какие не подобает, и не следовало бы дерзать на дело, которое выше сил моих. Но все же печаль отягощает меня, и жалость охватила меня: жизнь такого великого старца святого, знаменитого и прославленного, всюду известна — ив дальних странах, и в городах об этом муже, известном и славном, все рассказывают — и за столько лет житие его не было составлено и написано. Я думал это молчанию предать, как будто в пучину забвения погрузить. Если не будет написано житие старца и оставлено без воспоминания, то не повредит это святому тому старцу, если не останется у нас воспоминаний и писаний о нем: ведь тем, имена которых на небесах богом написаны, нет надобности в писаниях и воспоминаниях людских. Но мы сами тогда пользы не получим, пренебрегши таким полезным делом. И поэтому, все собрав, начинаем писать, чтобы и остальные монахи, которые не видели старца, прочли этот рассказ и последовали добродетели старца и поверили в его жизнь; ведь сказано “Блаженны не видевшие и уверовавшие”. Более других одна печаль сокрушает меня и обуревает меня если я не напишу и никто другой не напишет житие, то боюсь быть осужденным согласно притче о рабе ленивом, скрывшем талант и обленившемся. Ведь добродетельный старец Сергий, чудесный страстотерпец, без лени всегда в подвигах добрых пребывал и никогда не ленился; мы же не только не стремимся к подвигам, но даже об известных чужих трудах, которыми славна жизнь Сергия, ленимся сообщить в повести, рассказать об этом слушателям.

Теперь же, если бог поможет, хочу уже приступить к рассказу, начиная от рождения Сергия, и поведать о его младенчестве, и детстве, и юности, и об иноческой жизни его, и об игуменстве, и до самой кончины его, чтобы не забыты были великие деяния его, чтобы не забыта была жизнь его, чистая, и тихая, и богоугодная. Но сомневаюсь, боюсь приступить к написанию повести, не смею и недоумеваю, как начать писать, ведь свыше сил моих дело это, ведь я немощен, и груб, и неразумен.

Но, однако, надеюсь на милосердного бога и на молитву угодника его, преподобного старца, и у бога прошу милости, и благодати, и дара слова, и разума, и памяти. И если бог даст мне это, и вразумит меня, и научит меня, своего раба недостойного, то не отчаиваюсь я получить милость его благую и благодать его сладостную. Ведь он может творить все, что хочет, может даровать слепым прозрение, хромым исцеление, глухим слух, немым речь. Так и мое помрачение ума он может просветить, и мое неразумие поправить, и мое неумение умением сделать во имя господа нашего Иисуса Христа, сказавшего: “Без меня вы не можете ничего сделать; ищите и найдете, просите и получите”. Господа бога, Спаса и помощника на помощь призываю: он есть бог наш, великодатель, подающий благо, дарователь богатых даров, наставник в премудрости и дающий разум, неученых учитель, учащий людей разуму, дающий умение неумеющим, дающий молитву молящемуся, дающий просящему мудрость и разум, дающий всякое дарование благое, дающий дар на пользу просящим, дающий незлобивым хитрость, и отроку юному чувство и ум, проповедование же слов его просвещает и разум дает младенцам.

Здесь кончаю предисловие, бога вспомнив и на помощь призвав его: хорошо с богом начать дело, и с богом кончить его, и с божьими рабами беседовать, и о божьем угоднике повесть писать. Начнем уже самое главное, возьмемся за повествование, чтобы приступить к началу рассказа; и вот уже о жизни старца с божьей помощью начинаем писать так.

НАЧАЛО ЖИТИЯ СЕРГИЯ. БЛАГОСЛОВИ, ОТЧЕ!

Преподобный отец наш Сергий родился от родителей благородных и благоверных: от отца, которого звали Кириллом, и матери, по имени Мария, которые были божьи угодники, правдивые перед богом и перед людьми, и всякими добродетелями полны и украшены, что бог любит. Не. допустил бог, чтобы такой младенец, который должен был воссиять, родился от неправедных родителей. Но сначала создал бог и предуготовил таких праведных родителей его и потом от них произвел своего угодника. О достохвальная чета! О добрейшие супруги, бывшие такому младенцу родителями! Сначала подобает почтить и похвалить родителей его, и это неким добавлением будет к похвалам и почестям ему. Ведь нужно было, чтобы дарован был Сергий богом многим людям для блага, для спасения и для пользы, и поэтому не пристало такому младенцу от неправедных родиться родителей, и другим, то есть неправедным родителям, не пристало бы родить это дитя. Только тем избранным родителям бог его даровал, что и случилось: соединилось добро с добром и лучшее с лучшим.

И свершилось некое чудо до рождения его: случилось нечто такое, что нельзя молчанию предать. Когда ребенок еще был в утробе матери, однажды — дело было в воскресенье — мать его вошла в церковь, как обычно, во время пения святой литургии. И стояла она с другими женщинами в притворе, а когда должны были приступить к чтению святого Евангелия и все люди стояли молча, тогда внезапно младенец начал кричать в утробе матери, так что многие ужаснулись от этого крика — преславного чуда, совершившегося с этим младенцем. И вот снова, перед тем, как начали петь херувимскую песнь, то есть “Иже херувимы”, внезапно младенец начал вторично громко кричать в утробе, громче, чем в первый раз, так что по всей церкви разнесся голос его, так что и сама мать его в ужасе стояла, и женщины, бывшие там, недоумевали про себя и говорили: “Что же будет с младенцем?” Когда же иерей возгласил: “Вонмем, святая святым!” — младенец снова, в третий раз, громко закричал.

Мать же его чуть на землю не упала от сильного страха и, ужаснувшись, в великом трепете, начала тихо плакать. Остальные же благоверные женщины подошли к ней, стали спрашивать ее, говоря: “Что это — не ребенок ли у тебя за пазухой в пеленках, а мы его детский крик слышали, раздававшийся по всей церкви?” Она же в растерянности из-за обильных слез не могла ничего им сказать, но только ответила: “Ищите,— сказала она,— в другом месте, а у меня нет ребенка”. Они же допытывались, спрашивая друг друга, и поискали, и не нашли. Снова они обратились к ней, говоря: “Мы по всей церкви искали и не нашли младенца. Кто же тот младенец, который кричал?” Мать же его, не в силах утаить того, что произошло и о чем они спрашивали, ответила им: “Младенца за пазухой у меня нет, как вы думаете, но в утробе у меня ребенок, еще не родившийся. Он и кричал”. Женщины же сказали ей: “Как может быть дарован голос до рождения младенцу, еще находящемуся в утробе?” Она же ответила: “Я тому и сама удивляюсь, вся объята страхом, трепещу, не понимая случившегося”.

И женщины, вздыхая и бия себя в грудь, возвращались каждая на свое место, так говоря про себя: “Что же это будет за ребенок? Да будет с ним воля господня”. Мужчины же в церкви, все это слышавшие и видевшие, в ужасе стояли молча, пока иерей совершил святую литургию, снял ризы свои и отпустил людей. И разошлись все восвояси; и страшно было всем, слышавшим это.

Мария же, мать его, с того дня, когда было это знамение и происшествие, с тех пор пребывала благополучно до родов и носила младенца в утробе как некое бесценное сокровище, и как драгоценный камень, и как чудесный жемчуг, и как сосуд избранный. И когда в себе ребенка носила и была им беременна, тогда она себя блюла от всякой скверны и от всякой нечистоты, постом ограждала себя, и всякой пищи скоромной избегала, и мяса, и молока, и рыбы не ела, лишь хлебом, и овощами, и водой питалась. От пьянства совершенно воздерживалась, а вместо различных напитков одну только воду, и ту понемногу, пила. Часто же втайне наедине вздыхая, со слезами молилась богу, так говоря: “Господи! Спаси меня, соблюди меня, убогую рабу твою, и младенца этого, которого ношу я в утробе моей, спаси и сохрани! Ты, господи, охраняющий младенца,— да будет воля твоя, господи! И да будет имя твое благословенно во веки веков! Аминь!”

И делая так, жила она до самого рождения ребенка; усердно постилась и молилась, так что само зачатие и рождение ребенка произошли во время поста и молитв. Была она добродетельна и весьма богобоязненна, так как уже до рождения ребенка поняла и уразумела такое знамение и явление, достойное удивления. И советовалась она с мужем своим, говоря так: “Если родится у нас мальчик, дадим обет принести его в церковь и отдать его благодетелю всех богу”; что и сбылось. О вера славная! О любовь благая! Еще до рождения ребенка обещали родители привести его и отдать дарователю благ богу, как в древности сделала Анна-пророчица, мать Самуила-пророка.

Когда настал срок родов, родила она своего младенца. И, весьма радостно рождение его встретив, родители позвали к себе родных, и друзей, и соседей, и предались веселью, славя и благодаря бога, давшего им такое дитя. После рождения его, когда в пеленки был завернут младенец, нужно было к груди его приносить. Но когда случалось, что его мать ела некую мясную пищу, которой она насыщала и наполняла свою плоть, тогда младенец никак не хотел грудь брать. И это случалось не один раз, но иногда день, иногда два дня ребенок не ел. Поэтому страх вместе со скорбью овладевал родившей младенца и родственниками ее. И с трудом они поняли, что не хочет младенец пить молоко, когда мясом питается кормящая его, но согласен пить, только если она не будет разрешаться от поста. И с той поры мать воздерживалась и постилась, и с тех пор младенец стал всегда, как должно, кормиться.

И пришел день исполнения обета его матери: после шести недель, то есть когда наступил сороковой день после рождения его, родители принесли ребенка в церковь божью, отдавая то, что получили от бога, поскольку они обещали отдать ребенка богу, даровавшему его; к тому же иерей повелевал, чтобы ребенок получил крещение божественное. Иерей же, приготовив ребенка к таинству и много молитв сотворив над ним, с радостью духовной и старанием окрестил его во имя отца, и сына, и святого духа — именем Варфоломей в святом крещении назвав его. Он вынул ребенка, принявшего обильно благодать святого духа, из купели, и почувствовал иерей, осененный духом божественным, понял, что сосудом избранным будет этот младенец.

Отец его и мать хорошо знали Святое писание, и рассказали они иерею, как их сын, еще находившийся в утробе матери, в церкви три раза прокричал “Не знаем мы, что означает это”. Иерей же, по имени Михаил, разбирающийся в книгах, поведал им из божественного Писания, из обоих законов, Ветхого и Нового, и сказал так “Давид в Псалтыри сказал, что “Зародыш мой видели очи твои”; и сам господь святыми своими устами ученикам своим сказал “Потому что вы с самого начала со мною”. Там, в Ветхом завете,

Иеремия-пророк в чреве матери освятился; а здесь, в Новом завете, Павел-апостол восклицает “Бог, отец господа нашего Иисуса Христа, воззвавший меня из чрева матери, чтобы открыть сына своего во мне, чтобы я благовествовал его в странах”. И много других вещей поведал иерей родителям из Святого писания. О младенце же сказал родителям. “Не скорбите о нем, но, напротив, радуйтесь и веселитесь, ибо будет ребенок сосуд избранный бога, обитель и слуга святой троицы”; что и сбылось. И вот, благословив дитя и родителей его, он отпустил их домой.

Потом, через некоторое время, по прошествии немногих дней, другое некое знамение чудодейственное было младенцу, нечто странное и невиданное, в среду и в пятницу он не брал грудь и не пил молока коровьего, но воздерживался, и не сосал грудь, и так без еды оставался в течение всего дня. А кроме среды и пятницы, в прочие дни как обычно питался; по средам же и пятницам оставался голодным младенец. Так было не один раз, не дважды, но много раз повторялось это, то есть в каждую среду и пятницу. Поэтому некоторые думали, что ребенок болен; и об этом мать его с прискорбием сетовала. И с другими женщинами, с иными кормящими матерями, она думала об этом, считая, что от какой-нибудь болезни происходило это с младенцем. Но, однако, осматривая младенца со всех сторон, они видели, что он не болен и что на нем нет явных или скрытых признаков болезни он не плакал, не стонал, не был печален. Но и лицом, и сердцем, и глазами младенец был весел, и всячески радовался, и ручками играл. Тогда все увидели, и поняли, и уразумели, что не из-за болезни по пятницам и средам младенец молока не пил, но это проявилось некое знамение того, что благодать божья была на нем. Это был образ будущего воздержания, того, что когда-нибудь в грядущие времена и годы младенец прославится постнической жизнью; что и сбылось.

В другой раз мать его привела к нему некую женщину-кормилицу, у которой было молоко, чтобы она его накормила. Младенец же никак не хотел от чужой матери питаться, но только от своей родительницы. И когда это увидели, приходили к нему и другие женщины, такие же кормилицы, и с ними было то же самое, что и с первой. Так он питался только молоком своей матери, пока не был выкормлен. Некоторые думают, что и это было знамение, означающее, что от благого корня благая ветвь неоскверненным молоком должна быть вскормлена

Нам же думается так: этот ребенок с детства был почитатель господа, еще в самой утробе материнской и после рождения он к набожности был склонен, и от самых пеленок господа познал, и поистине уразумел; будучи еще в пеленках и в колыбели, к посту привыкал; и, материнским молоком питаясь, вместе с вкушением этого молока воздержанию учился; и, будучи возрастом младенец, не как младенец поститься начинал; и младенцем воспитан был в чистоте; и более благочестием, чем молоком, вскормлен был; и до своего рождения он избран был богом, и было предсказано его будущее, когда, находясь в утробе матери, трижды он в церкви прокричал, что удивляет всех, кто слышит об этом.

Но более подобает удивляться тому, что младенец в утробе не прокричал вне церкви, без народа, или в другом месте, втайне, наедине,— но именно при народе, чтобы много было слушателей и свидетелей этому истинному событию. И удивительно также, что не тихо он прокричал, но на всю церковь, чтобы по всей земле прошел слух о нем; удивительно, что не прокричал он, когда мать его или на пиру была, или ночью спала, но когда она была в церкви, во время молитвы — да будет родившийся усердно молиться богу. Удивительно, что прокричал он не в каком-нибудь доме или каком-нибудь нечистом и неизвестном месте, но, напротив, в церкви, стоящей на месте чистом, святом, где и подобает литургию господню совершить,— это означает, что ребенок будет в страхе божьем совершенным святым у господа.

Также следует удивляться, что он прокричал не один раз или дважды, но и в третий раз, чтобы ясно было, что он ученик святой троицы, так как число три больше всех иных чисел почитается. Везде ведь число три является началом блага и поводом для троекратного возвещения, и я вот что скажу: трижды господь к Самуилу-пророку воззвал; тремя камнями из пращи Давид Голиафа поразил; трижды повелел лить воду Илья на поленья, сказав: “Сделайте это трижды”,— и три раза так сделали; трижды также Илья дунул на отрока и воскресил его; три дня и три ночи Иона-пророк внутри кита находился; три отрока в Вавилоне печь огненную погасили; трижды было повторено Исайе-пророку, видевшему серафимов своими глазами, когда он на небе слышал пение ангелов, восклицающих трижды святое имя: введена была в церковь, в Святая Святых, пречистая дева Мария; в тридцать же лет Христос был крещен Иоанном в Иордане; трех учеников Христос поставил на Фаворе и преобразился перед ними; через три дня Христос из мертвых воскрес; трижды Христос после воскресения спросил: “Петр, любишь ли ты меня?” Что же я говорю о числе три и не вспомню о более величественном и страшном, о триедином божестве: в трех святынях, трех образах, трех ипостасях, в трех лицах едино божество пресвятой троицы, и отец, и сын, и святой дух; почему не вспомню триипостасное божество, у которого единая сила, единая власть, единое господство? Следовало и этому младенцу трижды прокричать, находясь в утробе матери, до рождения, указывая этим, что будет ребенок некогда учеником троицы, что и сбылось и многих приведет к разумению и к познанию бога, уча словесных овец веровать в святую троицу единосущную, в единое божество.

Не указание ли это явное, что с ребенком в будущем произойдут удивительные и необычные вещи! Не знамение ли это верное, чтобы ясно было, что младенцем этим свершатся дела чудесные впоследствии! Подобает видевшим и слышавшим первые знамения верить последующим событиям. Так, еще до рождения святого бог отметил его: ведь было не простое, не пустое это, достойное удивления, первое знамение, но началом было пути будущего. Об этом мы постарались сообщить, потому что об удивительного человека удивительной жизни рассказывается.

Следует здесь вспомнить и древних святых, которые в Ветхом и Новом законе воссияли; ведь многих святых зачатие и рождение откровением божественным как-то было отмечено. Ведь мы не от себя говорим это, но из святых писаний берем слова и с нашим рассказом мысленно сравниваем другой рассказ: ведь и Иеремию-пророка бог во чреве матери освятил, и до рождения его предвидя все предвидящий Бог, что будет Иеремия вместилищем святого духа, наполнил его благодатью с юных лет. Исайя же пророк сказал: “Говорит господь, призвавший меня из утробы, и, из чрева матери избрав меня, он назвал мое имя”. Святой же великий пророк Иоанн Предтеча еще в утробе матери познал господа, носимого во чреве пречистой приснодевы Марии; и взыграл младенец радостно во чреве матери своей Елизаветы, и ее устами пророчествовал. И воскликнула она тогда, говоря: “Откуда это мне, что пришла мать господа моего ко мне?” Что же касается святого и славного пророка Ильи Фезвитянина, то, когда родила его мать, видели родители его видение,— как мужи прекрасные и светлые лицами называли имя ребенка, и в огненные пелены заворачивали его, и пламя огня давали ему есть. Отец его, отправившись в Иерусалим, сообщил об этом архиереям. А они сказали ему: “Не бойся, человек! Ибо жизнь ребенка будет как свет и слово как суд, и он будет судить Израиль оружием и огнем”; что и сбылось.

А святой Николай-чудотворец, когда начали омывать его после рождения, внезапно встал на ноги свои и стоял так в ночвах полтора часа. А о святом преподобном отце нашем Ефреме Сирине рассказывается, что, когда родился младенец, родители его видение видели: виноградник на языке у него был посажен, и вырос, и наполнил всю землю, и приходили птицы небесные, и клевали плоды виноградные; виноградник означал разум, который будет дан святому. А о преподобном Алимпии-столпнике известно, что перед рождением ребенка мать его видела такой сон,— как будто она носила на руках красивого ягненка, у которого на рогах были свечи. И тогда она поняла, что у нее должен родиться мальчик, и будет он добродетельным; что и сбылось. И святой отец наш преподобный Симеон-столпник, на Дивной горе чудотворец, был зачат, как обещал Предтеча,— ведь Креститель матери его возвестил об этом. И когда ребенок родился и его кормили грудью, он не брал левый сосок. Бог показал этим, что правый путь следования заповеди господа возлюбит младенец. Когда святой Федор Сикеот-чудотворец был еще в утробе матери, мать его видение видела: звезда с небес сошла и упала ей на чрево. Эта звезда указывала на всякие добродетели младенца. Написано в житии Великого Евфимия, что до рождения его, в одну из ночей, когда родители его молились ночью в одиночестве, некое божественное видение явилось им, говоря: “Радуйтесь и утешьтесь! Ведь даровал вам бог ребенка радости одноименного, и рождением его радость даровал бог своим церквам”. И еще в житии Федора Едесского написано, что родители его, Симеон и Мария, в молитве просили себе сына. Однажды, в первую субботу Великого поста, когда они молились в церкви, прекрасное некое видение было им, каждому из них в отдельности: казалось им, что они видят великого мученика Федора Тирона, стоявшего вместе с апостолом Павлом и говорившего: “Воистину дар божий будет ребенок, который родится, по имени Федор”; что и сбылось. Написано в житии святого отца нашего Петра митрополита, нового чудотворца на Руси, что было такое знамение. До рождения его, когда он еще был в утробе матери, однажды ночью, на рассвете в воскресный день, видела такое видение его мать: казалось ей, что держит она ягненка на руках своих; а между рогов его растет дерево с прекрасными листьями, и многими цветами и плодами покрыто оно, и посреди ветвей его многие горят свечи. Пробудившись, недоумевала его мать, что это, на что указывает и что означает это видение. Хотя видения своего она и не поняла, но последующие события, удивления достойные, показали, какими дарами угодника своего бог наградил.

Зачем еще говорить и длинными речами слушателей слух утомлять? Ведь излишество и пространность в рассказе — враг слуха, как изобильная пища — враг тела. Пусть никто не осуждает меня за грубость, за то, что я удлинил рассказ: когда вспоминаются случаи из житий других святых, и в подтверждение приводятся свидетельства, и делаются сравнения, тогда разъясняются в нашей повести удивительного мужа удивительные дела. Удивительно ведь слышать, что в утробе матери он начал кричать. Удивительно также в пеленках поведение этого младенца — это, думается, доброе знамение было. Так и следовало с чудесным знамением родиться такому ребенку, чтобы поняли другие люди, что у такого удивительного человека удивительно и зачатие, и рождение, и воспитание. Такую благодать господь даровал ему, больше, чем другим младенцам новорожденным, и такими знамениями проявилось премудрое божье промышление о нем.

Хочу также сказать о времени и годе, когда преподобный родился: в годы правления благочестивого, славного и державного царя Андроника, самодержца греческого, который царствовал в Царьграде, при архиепископе Константинополя Каллисте, патриархе вселенском; родился он в земле Русской, в годы княжения великого князя тверского Дмитрия Михайловича, при архиепископе преосвященном Петре, митрополите всея Руси, когда приходило войско Ахмыла.

Младенец же, о котором идет речь, о котором начинается рассказ, после крещения через несколько месяцев был вскормлен по закону природы, и от груди матери его отняли, и развернули из пеленок, и из колыбели вынули. Рос ребенок в следующие годы, как и полагается в этом возрасте, мужала его душа, и тело, и дух, наполнялся он разумом и страхом божьим, и милость божья была с ним; так он жил до семи лет, когда родители его отдали учиться грамоте.

У раба божьего Кирилла, о котором шла речь, было три сына: первый Стефан, второй — этот Варфоломей, третий Петр; их воспитал он со всякими наставлениями в благочестии и чистоте. Стефан и Петр быстро изучили грамоту, Варфоломей же не быстро учился читать, но как-то медленно и не прилежно. Учитель с большим старанием учил Варфоломея, но отрок не слушал его и не мог научиться, не похож он был на товарищей; учащихся с ним. За это часто бранили его родители, учитель же еще строже наказывал, а товарищи укоряли. Отрок втайне часто со слезами молился богу, говоря: “Господи! Дай мне выучить грамоту эту, научи ты меня и вразуми меня”.

О ТОМ, КАК ОТ БОГА БЫЛО ДАНО ЕМУ УРАЗУМЕТЬ ГРАМОТУ, А НЕ ОТ ЛЮДЕЙ

Поэтому сильно печалились родители его; а тщетности усилий своих весьма огорчался учитель. Все печалились, не ведая высшего предначертания божественного промысла, не зная, что хочет бог сотворить с этим отроком, что не оставит господь преподобного своего. Так по усмотрению бога нужно было, чтобы от бога книжное учение он получил, а не от людей; что и сбылось. Скажем же и о том, как, благодаря божественному откровению, научился он грамоте.

Однажды отец послал его искать лошадей. Так все было по предначертанию всемудрого бога, как Первая Книга Царств говорит о Сауле, который послан был отцом своим Кисом искать осла; Саул пошел и увидел святого пророка Самуила, которым был помазан на царство, и важнее обычных дел дело нашел. Так и блаженный отрок важнее дел обычных дело нашел; когда он послан был отцом своим Кириллом искать скот, он увидел некоего черноризца, старца святого, удивительного и неизвестного, саном пресвитера, благообразного и подобного ангелу, на поле под дубом стоящего и прилежно со слезами молящегося. Отрок же, увидев его, сначала смиренно поклонился ему, затем приблизился и стал около него, ожидая, когда тот кончит молитву.

И когда кончил молиться старец и посмотрел на отрока, увидел он духовным взором, что будет отрок сосудом избранным святого духа. Он обратился к Варфоломею, подозвал его к себе, и благословил его, и поцеловал его во имя Христа, и спросил его: “Что ищешь и чего хочешь, чадо?” Отрок же сказал: “Душа моя желает более всего знать грамоту, для чего я отдан был учиться. Ныне скорбит душа моя, так как учусь я грамоте, но не могу ее одолеть. Ты же, святой отче, помолись за меня богу, чтобы смог я научиться грамоте”.

Старец же, подняв руки и очи к небу и вздохнув перед богом, помолился прилежно и после молитвы сказал: “Аминь”. И, взяв из мошны своей как некое сокровище, он подал ему тремя пальцами нечто похожее на анафору, с виду маленький кусок белого хлеба пшеничного, кусок святой просфоры, и сказал ему: “Отвори уста свои, чадо, и открой их. Возьми это и съешь,— это тебе дается знамение благодати божьей и понимания Святого писания. Хотя и малым кажется то, что я даю, но велика сладость вкушения этого”. Отрок же открыл уста и съел то, что ему было дано; и была сладость во рту его, как от меда сладкого. И сказал он: “Не об этом ли сказано: “Как сладки гортани моей слова твои! Лучше меда устам моим”; и душа моя возлюбила это”. И ответил ему старец: “Если будешь верить, и больше этого увидишь. А о грамоте, чадо, не скорби: да будет известно тебе, что с сего дня дарует тебе господь хорошее знание грамоты, знание большее, чем у братьев твоих и чем у сверстников твоих”. И поучил его на пользу души.

Отрок же поклонился старцу, и, как земля плодовитая и плодоносная, семена принявшая в сердце свое, стоял он, радуясь душой и сердцем, что встретил такого святого старца. Старец хотел пойти своей дорогой; отрок же упал на землю лицом перед ногами старца и со слезами его молил, чтобы поселился старец в доме родителей его, говоря так: “Родители мои очень любят таких, как ты, отче”. Старец же, удивившись вере его, поспешил войти в дом родителей его.

Они же, увидев старца, вышли ему навстречу и поклонились ему. Благословил их старец; они же собирали еду, чтобы накормить его. Но старец не сразу пищи отведал, но сначала вошел в молитвенный храм, то есть в часовню, взяв с собой освященного в утробе отрока. И начал он “Часы” петь, а отроку велел псалом читать. Отрок же сказал: “Я не умею этого, отче”. Старец же ответил: “Сказал я тебе, что с сего дня дарует тебе господь знание грамоты. Произноси слово божье без сомнения”. И случилось тогда нечто удивительное: отрок, получив благословение от старца, начал петь псалмы очень хорошо и стройно; и с того часа он хорошо знал грамоту. И сбылось пророчество премудрого пророка Иеремии, говорящего: “Так говорит господь: “Вот я дал слова мои в уста твои”. Родители же отрока и братья его, увидев это и услышав, удивились неожиданному его разуму и мудрости и прославили бога, давшего ему такую благодать.

Когда они со старцем вышли из часовни, те поставили перед ним пищу. Старец отведал пищи, благословил родителей и хотел уйти. Родители же умоляли старца, спрашивая его и говоря: “Отче, господин! Подожди еще, чтобы мы могли расспросить тебя, и ты бы успокоил и утешил скудоумие наше и печаль нашу. Вот смиренный отрок наш, которого ты благословляешь и хвалишь, которому предсказываешь ты многие блага. Но он удивляет нас, и печаль о нем весьма огорчает нас, потому что случилось с ним нечто страшное, удивительное и непонятное — вот что: когда он был в утробе матери, незадолго до рождения его, когда мать была в церкви, трижды прокричал он в утробе, при народе, в то время когда святую пели литургию. Нигде в другом месте такое не слыхано, не видано; и мы этого боимся, не понимая, чем кончится это или что случится в будущем?”

Старец же святой, уразумев и поняв духом будущее, сказал им: “О блаженная чета! О прекрасные супруги, ставшие родителями такого ребенка! Зачем вы устрашились страхом там, где нет страха. Напротив, радуйтесь и веселитесь, что смогли такого ребенка родить, которого бог избрал до рождения его, которого бог отметил еще в утробе материнской. Вот последнее слово я скажу и потом умолкну: будет вам знамением истинности моих слов то, что после моего ухода вы увидите — отрок хорошо знает всю грамоту и все святые книги понимает. А вот второе мое знамение вам и предсказание — будет отрок славен перед богом и людьми из-за своей добродетельной жизни”. И, сказав это, старец ушел, промолвив им такие непонятные слова: “Сын ваш будет обителью святой троицы и многих приведет вслед за собой к пониманию божественных заповедей”. Так сказав, старец ушел от них. Родители же провожали его до ворот; он же внезапно стал невидимым.

Они же, недоумевая, решили, что это ангел послан был даровать отроку знание грамоты. Отец и мать, приняв от старца благословение и слова его сохранив в сердцах своих, возвратились в дом свой. После ухода этого старца отрок внезапно всю грамоту постиг, изменился странным образом: какую книгу ни раскроет, хорошо ее читает и понимает ее. Достоин был даров духовных добрый сей отрок, который от самых пеленок бога познал, и бога возлюбил, и богом спасен был. Он жил, во всем повинуясь своим родителям: старался повеления их исполнять и ни в чем не ослушаться их, как и Святое писание говорит: “Чти отца своего и мать и будешь долголетен на земле”.

О ЮНЫХ ГОДАХ

И еще об одном деянии этого блаженного отрока скажем, как он, молодой, проявил разум, достойный старца. Через несколько лет, он стал поститься строгим постом и от всего воздерживался, в среду и в пятницу ничего не ел, а в прочие дни хлебом питался и водой; по ночам часто бодрствовал и молился. Так вселилась в него благодать святого духа.

Мать же его своими материнскими словами увещевала, говоря: “Чадо! Не погуби свою плоть излишним воздержанием, как бы тебе не заболеть,— ведь ты еще мал, тело твое растет и расцветает. Ведь никто такой молодой, в таком юном возрасте, как ты, столь жестокого поста не соблюдает; никто из братьев твоих и сверстников твоих так строго не воздерживается от еды, как ты. Ведь есть и такие, которые и все семь дней в неделю едят, с утра пораньше начинают и поздно ночью кончают есть, пьют без меры. Ты же иногда один раз днем поешь, иногда ни одного раза, но через день питаешься. Прекрати, чадо, такое длительное воздержание, ты не достиг еще зрелости, не настало еще для этого время. Все ведь хорошо, но в свое время”. Прекрасный отрок отвечал ей, одновременно умоляя ее и говоря так “Не уговаривай меня, мать моя, чтобы не пришлось мне невольно ослушаться тебя, разреши мне делать так, как я делаю. Не вы ли говорили мне, что “когда был ты в пеленках и в колыбели,— тогда,— говорили вы,— каждую среду и пятницу ты молока не ел”. И это слыша, как я могу в меру своих сил не стремиться к богу, чтобы он избавил меня от грехов моих?”

На это ответила ему мать, говоря так: “И двенадцати лет нет еще тебе, а о грехах говоришь. Какие же у тебя грехи? Мы не видим знамений грехов твоих, но видели знамение благодати и благочестия твоего, благую участь избрал ты, и не будет отнята она у тебя”. Отрок же отвечал: “Перестань, мать моя, что ты говоришь? Это ты говоришь как мать, любящая свое чадо, как мать, радующаяся за своих детей, движимая естественной любовью. Но послушай, что говорит Святое писание: “Никто да не похвалится из людей; никто не чист перед богом, если и один день жить будет; никого нет без греха, только один бог без греха”. Не слышала ли ты, что божественный Давид, я думаю, о нашем убожестве говорил: “Вот я в беззаконии зачат, и в грехах родила меня мать моя”.

Сказав так, он больше прежнего придерживался своего правильного пути. и бог помогал ему в его благом намерении. Этот прекрасный и замечательный отрок еще некоторое время жил в доме родителей своих, мужая и укрепляясь в страхе божьем: к детям играющим он не ходил и с ними не играл; бездельникам и суетным людям не внимал; со сквернословами и насмешниками он совсем не общался. Он только лишь упражнялся в славословии бога и тем наслаждался, в церкви божьей он прилежно стоял, на заутреню, и на литургию, и на вечерню всегда ходил и часто читал святые книги.

И всячески всегда он изнурял тело свое, и иссушал плоть свою, и чистоту душевную и телесную без осквернения соблюдал, и часто он в тайном месте один со слезами молился богу, говоря: “Господи! Если все так, как сказали мне родители мои, что до рождения моего твоя благодать, и твое избрание, и знамение осенили меня, убогого, да будет воля твоя, господи! Да будет, господи, милость твоя на мне! Дай мне милость твою, господи! С детства всем сердцем и всей душой моей от утробы матери к тебе я привержен, от рождения, от груди матери моей — ты бог мой. Когда я был в утробе матери, благодать твоя посетила меня, и сейчас не оставляй меня, господи, как отец мой и мать моя оставляют меня. Ты же, господи, прими меня, и приблизь меня к себе, и причисли меня к избранному твоему стаду: ведь на тебя оставлен я, нищий. С детства избавь меня, господи, от всякого зла и от всякого осквернения телесного и душевного. И совершать святые дела в страхе твоем помоги мне, господи. Пусть сердце мое возвысится к тебе, господи, и все прелести этого мира пусть не услаждают меня, всякая красота житейская пусть не волнует меня. Но пусть прирастет душа моя к тебе, и пусть примет меня десница твоя. Пускай я не ослабну, услажденный мирскими красотами, пусть я не буду нисколько радоваться радостью мира сего. Но исполни меня, господи, радости духовной, радости несказанной, счастья божественного, а дух твой благой пусть наставит меня на путь истинный”. Старцы и прочие

поди, видя такую жизнь юноши, удивлялись, говоря "Кем будет юноша этот, которого уже с детства одарил бог столь великой добродетелью?”

До этого места было рассказано обо всем, что случилось, когда жил Кирилл в деревне в той области, которая находится в пределах Ростовского княжества, не очень близко от города Ростова. Следует теперь рассказать и о случившемся переселении: ведь переселился Кирилл из Ростова в Радонеж. О том, как и почему он переселился, я мог бы многое рассказать, но мне, однако, нужно об этом написать.

О ПЕРЕСЕЛЕНИИ РОДИТЕЛЕЙ СВЯТОГО

Этот ранее названный раб божий Кирилл прежде обладал большим имением в Ростовской области, был он боярином, одним из славных и известных бояр, владел большим богатством, но к концу жизни в старости обнищал и впал в бедность. Скажем и о том, как и почему он обнищал: из-за частых хождений с князем в Орду, из-за частых набегов татарских на Русь, из-за частых посольств татарских, из-за многих даней тяжких и сборов ордынских, из-за частого недостатка в хлебе. Но хуже всех этих бед было в то время великое нашествие татар, во главе с Федорчуком Туралыком, и после него год продолжалось насилие, потому что княжение великое досталось князю великому Ивану Даниловичу, и княжение Ростовское также отошло к Москве. Увы, увы, плохо тогда было городу Ростову, а особенно князьям ростовским, так как отнята была у них власть, и княжество, и имущество, и честь, и слава, и все прочее отошло к Москве.

Тогда по повелению великого князя был послан и выехал из Москвы в Ростов воеводой один из вельмож, по имени Василий, по прозвищу Кочева, и с ним Мина. И когда они вошли в город Ростов, то принесли великое несчастье в город и всем живущим в нем, и многие гонения в Ростове умножились. И многие из ростовцев москвичам имущество свое поневоле отдавали, а сами вместо этого удары по телам своим с укором получали и с пустыми руками уходили, являя собой образ крайнего бедствия, так как не только имущества лишились, но удары по телу своему получали и со следами побоев печально ходили и терпели это. Да к чему много говорить? Так осмелели в Ростове москвичи, что и самого градоначальника, старейшего боярина ростовского, по имени Аверкий, повесили вниз головой, и подняли на него руки свои, и оставили, надругавшись. И страх великий объял всех, кто видел и слышал это, — не только в Ростове, но и во всех окрестностях его.

Из-за этого несчастья раб божий Кирилл выехал из той деревни ростовской, о которой уже говорилось; собрался он со всем домом своим, и со всеми родными своими поехал, и переселился из Ростова в Радонеж. И, пришедши туда, поселился около церкви, названной в честь святого Рождества Христова,— и поныне стоит церковь эта. И здесь он жил с родными своими. Не только он один, но с ним и другие многие люди переселились из Ростова в Радонеж. И были они переселенцами на земле чужой, а в числе их Георгий, сын протопопа, со своими родными, Иван и Федор, род Тормоса, Дюдень, зять его, со своими родными, Анисим, дядя его, который впоследствии стал дьяконом. Говорят, что Анисим с Протасием-тысяцким пришли в ту же деревню, называемую Радонеж, которую дал князь великий сыну своему младшему князю Андрею. А наместником он поставил в ней Терентия Ртища, и многие льготы людям даровал, и также он обещал уменьшить многие налоги. И из-за этих льгот там собралось много людей, так как из ростовских земель из-за нужды и несчастья разбежались многие.

Отрок же преславный, преславного отца сын, о котором мы речь ведем, подвижник, о котором всегда помнят, родившийся от родителей благородных и благоверных, вырос как от доброго корня добрая ветвь, воплотив в себе всяческие достоинства доброго корня этого. Ведь с молодых лет он был подобен саду благородному и вырос как богатый плод, был отроком красивым и благонравным. Хотя по мере роста он становился все лучше, но красоты жизни он ни во что не ставил и всякую суету мирскую, как пыль, попирал ногами, так что, можно сказать, самую природу свою хотел презреть, и унизить, и преодолеть, часто нашептывая про себя слова Давида: какая польза в крови моей, когда я сойду в могилу?» Ночью же и днем он не переставал молить бога, который начинающим подвижникам помогает спастись. Как я смогу перечислить прочие добродетели его: спокойствие, кротость, молчаливость, смирение, негневливость, простоту без ухищрений. Он любил одинаково всех людей, никогда не впадал в ярость, не препирался, не обижался, не позволял себе ни слабости, ни смеха; но когда хотелось ему улыбнуться (ведь и ему это было нужно), он и это делал с великим целомудрием и воздержанием. Он всегда сокрушаясь ходил, как будто в печали; еще же более плакал, часто слезы из очей по щекам испуская, на плачевную и печальную жизнь этим указывая. И слова Псалтыри всегда на устах его были, он воздержанием всегда был украшен, тяготам телесным всегда радовался, бедную одежду прилежно носил. Пива же и меда он никогда не вкушал, никогда к устам их не подносил и даже запаха их не вдыхал. К постнической жизни стремясь, он все это не нужным для человеческой природы считал.

Сыновья Кирилла, Стефан и Петр, женились; третий же сын, блаженный юноша Варфоломей, не захотел жениться, а весьма стремился к иноческой жизни. Об этом он многократно просил отца, говоря: «Теперь дай мне, владыка, свое согласие, чтобы с благословением твоим я начал иноческую жизнь». Но родители его ответили ему: «Чадо! Подожди немного и потерпи для нас: мы стары, бедны, больны сейчас, и некому ухаживать за нами. Вот ведь братья твои Стефан и Петр женились и думают, как угодить женам; ты же, неженатый, думаешь, как угодить богу, — более прекрасную стезю избрал ты, которая не отнимется у тебя. Только поухаживай за нами немного, и когда нас, родителей твоих, проводишь до гроба, тогда сможешь и свой замысел осуществить. Когда нас в гроб положишь и землей засыплешь, тогда и свое желание исполнишь».

Чудесный же юноша с радостью обещал ухаживать за ними до конца их жизни и с того дня старался каждый день всячески угодить родителям своим, чтобы они молились за него и дали ему благословение. Так жил он некоторое время, прислуживая и угождая родителям своим всей душой и от чистого сердца, пока родители его не постриглись в монахи и каждый из них в различное время не удалился в свой монастырь. Немного лет прожив в монахах, ушли они из жизни этой, отошли к богу, а сына своего, блаженного юношу Варфоломея, каждый день они много раз благословляли до последнего вздоха. Блаженный же юноша проводил до гроба родителей своих, и пел над ними надгробные песнопения, и завернул тела их, и поцеловал их, и с большими почестями положил их в гроб, и засыпал землей со слезами как некое бесценное сокровище. И со слезами он почтил умерших отца мать панихидами и святыми литургиями, отметил память родителей своих и молитвами, и раздачей милостыни убогим, и кормлением нищих. Так до сорокового дня он отмечал память родителей своих.

И вернулся Варфоломей в дом свой, радуясь душой и сердцем, как будто некое сокровище бесценное приобрел, полное богатства духовного. Сам же преподобный юноша очень хотел начать монашескую жизнь. Он возвратился в дом после смерти родителей своих и начал расставаться с житейскими заботами этого мира. На дом и на все вещи, необходимые в доме, он смотрел с презрением, вспоминая в сердце своем Писание, гласящее, что «многих вздохов и печалей жизнь этого мира полна». Пророк сказал: «Покиньте их, и отлучитесь от них, и нечистого в мире не касайтесь». И другой пророк сказал: «Покиньте землю и взойдете на небо». И Давид сказал: «Прилепилась душа моя к тебе; меня поддерживает десница твоя»; и еще он сказал: «Вот я удалился, убегая, и оставался в пустыне, надеясь на бога, спасающего меня». И господь в Евангелии сказал: «Кто хочет следовать за мной, если он не отречется от всего, что есть в мире этом, тот не может быть моим учеником». Так укрепив себе душу и тело, он призывает Петра, своего родного младшего брата, и оставляет ему отцовское наследство и попросту все, что было в доме его потребное для житейских дел. Сам он не взял себе ничего, следуя словам божественного апостола, сказавшего: «Я за сор все почитаю, чтобы приобрести Христа».

Стефан же, родной брат его старший, немного лет пожил с женой, и жена его умерла, родив двух сыновей: Климента и Ивана, а этот Иван впоследствии стал Федором Симоновским. Стефан же вскоре оставил мир и стал монахом в монастыре Покрова святой богородицы в Хотькове. Блаженный юноша Варфоломей, пришедши к нему, просил Стефана, чтобы тот пошел с ним искать место пустынное. Стефан, повинуясь словам блаженного юноши, пошел вместе с ним.

Обошли они по лесам многие места и наконец пришли в одно место пустынное, в чаще леса, где была и вода. Братья осмотрели место это и полюбили его, а главное — это бог наставлял их. И, помолившись, начали они своими руками лес рубить, и на плечах своих они бревна принесли на выбранное место. Сначала они себе сделали постель и хижину и устроили над ней крышу, а потом келью одну соорудили, и отвели место для церковки небольшой, и срубили ее. И когда была окончательно завершена постройка церкви и пришло время освящать ее, тогда блаженный юноша сказал Стефану: «Поскольку ты брат мой старший в нашем роде, не только телом старше меня, но и духом, следует мне слушаться тебя как отца. Сейчас не с кем мне советоваться обо всем, кроме тебя. В особенности я умоляю тебя ответить и спрашиваю тебя: вот уже церковь поставлена и окончательно отделана, и время пришло освящать ее; скажи мне, во имя какого

праздника будет названа церковь эта и во имя какого святого освящать ее?» В ответ Стефан сказал ему: «Зачем ты спрашиваешь, и для чего ты меня испытываешь и терзаешь? Ты сам знаешь не хуже меня, что нужно делать, потому что отец и мать, родители наши, много раз говорили тебе при нас: «Будь осторожен, чадо! Не наш ты сын, но божий дар, потому что бог избрал тебя, когда еще в утробе мать носила тебя, и было знамение о тебе до рождения твоего, когда ты трижды прокричал на всю церковь в то время, когда пели святую литургию. Так что все люди, стоявшие там и слышавшие это, были удивлены и изумлялись, в ужасе говоря: «Кем будет младенец этот?» Но священники и старцы, святые мужи, ясно поняли и истолковали это знамение, говоря: «Поскольку в чуде с младенцем число три проявилось, это означает, что будет ребенок учеником святой троицы. И не только сам веровать будет благочестиво, но и других многих соберет и научит веровать в святую троицу». Поэтому следует тебе освящать церковь эту лучше всего во имя святой Троицы. Не наше это измышление, но божья воля, и предначертание, и выбор, бог так пожелал. Да будет имя господа благословенно вовеки!» Когда это сказал Стефан, блаженный юноша вздохнул из глубины сердца и ответил: «Правильно ты сказал, господин мой. Это и мне нравится, и я того же хотел и думал об этом. И желает душа моя создать и освятить церковь во имя святой Троицы. Из-за смирения я спрашивал тебя; и вот господь бог не оставил меня, и желание сердца моего исполнил, и замысла моего не лишил меня».

Решив так, взяли они благословение и освящение у епископа. И приехали из города от митрополита Феогноста священники, и привезли с собой освящение, и антиминс, и мощи святых мучеников, и все, что нужно для освящения церкви. И тогда освящена была церковь во имя святой Троицы преосвященным архиепископом Феогностом, митрополитом киевским и всея Руси, при великом князе Семене Ивановиче; думаю, что это произошло в начале княжения его. Правильно церковь эта названа была именем святой Троицы: ведь поставлена она была благодатью бога отца, и милостью сына божьего, и с помощью святого духа.

Стефан же, построив церковь и освятив ее, недолго прожил в пустыни с братом своим и увидел, что трудна жизнь в пустыне, жизнь печальная, жизнь суровая, во всем нужда, во всем лишения, неоткуда взять ни еды, ни питья, ни чего другого, нужного для жизни. Ведь не было к тому месту ни дорог, ни подношений ниоткуда; ведь не было тогда вокруг пустыни этой поблизости ни сел, ни домов, ни людей, живущих в них; ниоткуда не было к тому месту тропы человеческой, и не было ни прохожих, ни посетителей, но вокруг места этого со всех сторон был только лес, только глушь. Увидев это и опечалившись, Стефан оставил пустыню, а также брата своего родного, преподобного пустыннолюбца и пустынножителя, и ушел оттуда в Москву.

Придя в rород, он поселился в монастыре святого Богоявления и нашел себе келью, и жил в ней, весьма преуспевая в добродетели: ведь и он любил жить в трудах, жил он в келье своей жизнью суровой, постился и молился, и от всего воздерживался, и пива не пил, и скромные носил одежды. В то время в

этом монастыре жил митрополит Алексей, который еще не был поставлен в митрополиты, но иноческую жизнь с честью вел. Они со Стефаном в монашеской жизни вместе жили и в церкви на клиросе оба, рядом стоя, пели; также некто Геронтий, известный и славный старец, в том же монастыре жил. Когда узнал князь великий Семен о Стефане и славной жизни его, он повелел митрополиту Феогносту поставить его в пресвитеры, облечь его в священнический сан, а потом велел игуменство ему поручить в том монастыре, и взял его себе духовным отцом; так сделали и Василий-тысяцкий, и Федор, брат его, и остальные бояре старшие сделали так один за другим.

Но вернемся к славному, блаженному верному юноше, который был родным и единоутробным братом этого Стефана. Хотя они и родились от одного отца и хотя одно чрево произвело их на свет, но не одинаковые устремления они имели. Разве не были они братьями родными? Разве не сообща они захотели и стали жить на месте том? Разве не вместе они решили обосноваться в малой той пустыни? Как же расстались они друг с другом? Один так пожелал жить, другой же иначе: один в городском монастыре подвизаться решил, другой же пустыню сделал подобную граду.

Не презирайте грубости моей за то, что я до сих пор писал и растягивал рассказ о младенчестве его, и о детстве его, и вообще обо всей мирской жизни его: потому что хотя он в миру жил, но душу и желания свои к богу обращал. Я показать хочу читающим и слушающим житие его, каков был он с младых лет и с самого детства своего верой и чистой жизнью, и как был он всеми добрыми делами украшен — таковы были дела его и жизнь в миру. Хотя этот прекрасный и достойный отрок мирскую жизнь вел тогда, но все же бог свыше заботился о нем, удостаивая его своей благодатью, защищая и обороняя его святыми ангелами своими, во всяком месте сохраняя его и во всяком путешествии, куда бы тот ни пошел. Ведь бог, знающий сердца, один ведающий сердечные тайны, один, провидящий сокрытое, предвидел будущее его, знал, что есть в сердце его много добродетелей и стремления к любви, предвидел, что будет отрок сосудом избранным по благой воле его, что станет он игуменом многочисленной братии и основателем многих монастырей. Но в то время Варфоломей более всего хотел принять пострижение монашеское: сильно стремился он к иноческой жизни и пребыванию в посте и молчании.

О ПОСТРИЖЕНИИ ВАРФОЛОМЕЯ, КОТОРОЕ СТАЛО НАЧАЛОМ ИНОЧЕСКОЙ ЖИЗНИ СВЯТОГО

Преподобный отец наш не принял ангельский образ до тех пор, пока не изучил все монастырские дела: и монашеские порядки, и все прочее, что требуется монахам. И всегда, в любое время, с большим прилежанием, и с желанием, и со слезами

он молился богу, дабы удостоиться принять ангельский образ и приобщиться к иноческой жизни. И призвал он к себе в пустыньку, о которой мы говорили, одного старца духовного, украшенного чином священника, почтенного священнической благодатью, игумена саном, по имени Митрофан. Варфоломей просит и умоляет его, смиренно кланяясь, перед ним радостно преклоняет голову свою, желая, чтобы Митрофан в

иноки его постриг. И повторял ему святой: «Отче! Сотвори доброе дело, постриги меня в монашеский чин, ведь я с юности моей давно очень хочу этого, но воля родителей удерживала меня. Сейчас же, от всего освободившись, я так жажду этого, как олень стремится к источнику водному; так жаждет душа моя иноческой и пустынной жизни».

Игумен немедля вошел в церковь и постриг его в ангельский образ, месяца октября в седьмой день, на память святых мучеников Сергия и Вакха. И дано было имя ему в монашестве Сергий: ведь так в то время давали случайные имена, не считаясь с мирским именем; но какого святого память отмечалась в тот день, когда постригали, такое имя и давали постригающемуся. Было святому, когда он стал иноком, двадцать три года. А в церкви, о которой я говорил, самим Сергием созданной и названной в честь святой Троицы, в этой церкви игумен тот вместе с чином пострига отслужил и божественную литургию. Блаженный же Сергий, только что постриженный инок, когда совершен был постриг, причастился святых тайн, вкусил пречистое тело и кровь господа нашего

Иисуса Христа, как достойный сподобился такой святыни. Так вот, после святого причащения или во время самого причащения снизошла на него и вселилась благодать и дар святого духа. Откуда же это известно? Были некие люди здесь в то время, поистине правдивые свидетели того, что, когда Сергий причастился святых тайн, тогда внезапно наполнилась вся церковь благоуханием: не только в церкви, но и вокруг церкви чувствовался запах благовонный. И все видевшие и ощутившие этот запах прославили бога, так прославляющего своих угодников.

Он был первым иноком, постриженным в той церкви и в той пустыни. Первый в начинании, но высший мудростью; первый челом, но высший трудами. Я скажу, что он был и первый, высший: ведь многие в той церкви постриглись, но ни один из. них не смог достичь его совершенства; многие так начинали, но не все так окончили свое дело; многие потом в том месте — и при жизни Сергия, и после него — были иноками, поистине все они славными были, но не все могут сравниться с ним. Это был в том месте первый инок, он положил начало подвигам; всем другим монахам, живущим здесь, он примером был. Ведь когда он постригался, он не только постригал волосы на голове своей, но вместе с бесчувственными волосами он плотские отсекал желания; а когда одежды мирские сбрасывал, он с ними отвергал от себя эти желания. Это был тот, кто с себя прежнего человека совлекал и удалял, а в нового превращался. И, крепко подпоясавшись, приготовился он подвиги духовные мужественно начать, оставив мир и отрекшись от него и от всего, что в миру, от имущества и всех остальных житейских благ. И, попросту говоря, все узы мирские он разорвал,—как некий орел, легкие крылья подняв, как будто по воздуху на высоту взлетает — так и этот преподобный оставил мир и все мирское, бежал от всех житейских благ, оставив род свой и всех близких и родственников, дом и отечество, подобно древнему патриарху Аврааму.

Находился блаженный в церкви семь дней, ничего не ел он, только лишь просфору, взятую из рук игумена; от всего отстранившись, только лишь в посте и молитве пребывал. Песня Давида постоянно была на устах у него, слова псалмов, ими он себя утешал, ими же и бога хвалил. Пел он про себя и так благодарил бога: «Господи! Я возлюбил красоту дома твоего и место вселения славы твоей; в доме твоем пребудет святость господня долгие дни. Как вожделенны села твои, господи сил! Истомилась душа моя по дворам господним; сердце мое и плоть моя возрадовались о боге живом. И птица находит себе жилье, и горлица гнездо себе, где положить птенцов своих. Блаженны живущие в доме твоем; во веки веков будут они восхвалять тебя. День один во дворах твоих лучше тысячи дней; лучше быть у порога в доме бога моего, нежели в жилище грешников».

Когда же провожал Сергий игумена, который постриг его, со многим смирением сказал он ему: «Вот, отче, уходишь ты теперь отсюда, а меня, смиренного, как я и хотел, одного оставляешь. Долгое время я всеми помыслами моими и желаниями стремился к тому, чтобы жить мне одному в пустыне, без единого человека. Издавна я этого просил у бога в

молитвах, всегда слыша и вспоминая пророка, восклицающего и говорящего: «Я удалился, убежав, и остался в пустыне, надеясь на бога, спасающего меня от малодушия и от бури. И поэтому услышал меня бог и внял гласу моления моего. Благословен бог, который не отверг молитвы моей и не отвратил милости своей от меня». И сейчас я благодарю бога, сделавшего все по моему желанию, за то, что он дал мне одному в пустыне жить в одиночестве и безмолвии. Ты же, отче, ныне уходя отсюда, благослови меня, смиренного, и помолись о моем уединении, а также и научи меня, как жить мне одному в пустыне, как молиться богу, как без напасти прожить, как противиться нашему врагу и гордым его помыслам. Ведь я, новопосвященный, только что постригся и стал иноком, поэтому я должен обо всем расспросить тебя».

Игумен, охваченный ужасом, ответил, удивляясь: «И ты меня, — сказал он, — спрашиваешь о том, что ты много лучше нас знаешь, о достойный человек! Ведь привык ты всегда таким образом пример смирения показывать. Но все же ныне и я отвечу, как подобает мне словами молитвы отвечать тебе, так: господь бог, еще раньше избравший тебя, пусть щедро одарит тебя, вразумит тебя, научит тебя и радости духовной да исполнит тебя». И, немного о духовном побеседовав с Сергием, он хотел уже уйти. Но преподобный Сергий, поклонясь ему до земли, сказал: «Отче! Помолись за меня богу, чтобы помог он мне терпеть плотские искушения, и бесовские нашествия, и зверей нападения, и труды в пустыне». Игумен же в ответ сказал: «Говорит Павел-апостол: «Благословен господь, который не даст нам сверх сил искушений». И еще сказал: «Все могу, если укрепит меня бог». И снова, уходя, игумен поручает его богу и оставляет его в пустыне одного безмолвствовать и жить в одиночестве.

Сергий же, провожая игумена, еще раз просил у него благословения и молитвы. Игумен же преподобному Сергию сказал: «Вот я ухожу отсюда, а тебя оставляю богу, который не допустит гибели преподобного своего, который не даст грешным поднять жезл на жизнь праведных, который не предаст нас в зубы грешников. Ведь господь любит праведника и не оставит преподобных своих, но навеки сохранит их; господь сохранит тебя в начале твоей жизни и в конце ее отныне и навеки, аминь». Сказал это игумен и, помолившись и благословив Сергия, ушел от него; и пошел туда, откуда и пришел. Следует также вот что знать читающим житие: в каком возрасте постригся преподобный. Ему можно было дать больше двадцати лет по внешнему виду, но более ста лет по остроте разума: ведь хотя он и молод был телом, но стар разумом я совершенен по божественной благодати. После ухода игумена преподобный Сергий в пустыне подвизался, жил один, без единого человека. Кто может рассказать о трудах его или кто в силах поведать о подвигах его, которые он совершил, один оставаясь в пустыне? Невозможно нам рассказать, с

каким трудом духовным и с многими заботами он начинал начало жизни в уединении, сколь продолжительное время и сколько лет он в этом лесу пустынном мужественно оставался. Стойкая и святая его душа мужественно выносила все вдали от всякого лица человеческого, прилежно и непорочно хранила устав жизни иноческой, беспорочно, не спотыкаясь и оставаясь чистой.

Какой ум или какой язык желания святого, и его изначальное первое рвение, и любовь его к богу, тайные добродетели его подвига сможет представить себе или передать, — и как ясно написать об уединении святого, и дерзании, и стенаниях, и о постоянных молитвах, которые он всегда к богу обращал; кто опишет его слезы теплые, плач душевный, вздохи сердечные, бдения всенощные, пение усердное, молитвы непрестанные, стояние без отдыха, чтение прилежное, коленопреклонения частые, голод, жажду, лежание на земле, нищету духовную, скудость во всем, во всем недостаток: что ни назовешь — того не было. Ко всему же этому прибавлялась борьба с бесами, видимые и невидимые с ними сражения, борьба, столкновения, устрашения демонов, дьявольские наваждения, страшилища пустыни, неизвестных бед ожидание, нападения зверей и их свирепые поползновения. Но несмотря на все это и при всем том бесстрашен был Сергий душой и смел сердцем, и ум его не ужасался перед такими вражескими кознями, и лютыми нападениями, и устремлениями: многие тогда звери часто приходили к нему, не только ночью, но и днем; а были эти звери — стаи волков, которые выли и ревели, а иногда и медведи. Преподобный Сергий, хотя немного и боялся, как всякий человек, но, однако, молитву прилежно к богу обращал и ею укреплялся; и таким образом, по милости божьей, остался не тронут ими: звери отходили от него, а зла ему никакого не причиняли. Ведь когда только начинало устраиваться место то, тогда преподобный Сергий много огорчений и зла претерпел от бесов, и от зверей, и гадов. Но никто из них не прикоснулся к нему и не обидел его: потому что благодать божья охраняла его. И пусть никто не удивляется этому, зная воистину, что если бог живет в человеке и если дух святой осеняет его, то все ему покоряются, как в древности Адаму первозданному до нарушения им заповеди господней; также и Сергию все покорялись, когда он жил один в пустыне.

ОБ ИЗГНАНИИ БЕСОВ МОЛИТВАМИ СВЯТОГО

Однажды преподобный Сергий ночью вошел в церковь, собираясь петь заутреню. И когда он начал пение, внезапно стена церкви расступилась, и вот воочию сам дьявол со множеством воинов бесовских появился, — вошел он не дверьми, но как вор и разбойник. А предстали бесы перед святым так: были они в одеждах и шапках литовских островерхих; и

устремились они на блаженного, желая разорить церковь и сравнять то место с землей. А на блаженного они зубами скрежетали, желая убить его, и так говорили ему: «Беги, исчезни отсюда и более не живи здесь, на месте этом: не мы напали на тебя, но, скорее, ты напал на нас. Если же ты не убежишь отсюда, то мы растерзаем тебя; и ты умрешь в руках наших, и не быть тебе живым». Привычка есть у дьявола в его гордости: когда начнет он перед кем-нибудь похваляться или угрожать, тогда он хочет и землю уничтожить, и море высушить, а сам не имеет власти даже над свиньями.

Преподобный же Сергий, вооружась молитвой к богу, так начал говорить: «Боже! Кто уподобится тебе? Не молчи, не оставайся безучастным, боже! Ибо вот враги твои разбушевались». И еще сказал: «Да воскреснет бог, и исчезнут враги его, и да бегут от лица его все ненавидящие его. Как рассеивается дым, так и они пусть исчезнут; как тает воск от огня, так да погибнут грешники от лица божьего, а праведники да возвеселятся». Так Сергий, именем святой троицы. имея помощницей и заступницей святую богородицу, а вместо оружия — честной крест Христов, поразил дьявола, как Давид Голиафа. И тотчас дьявол с бесами своими невидимы стали, и все исчезли, и без вести пропали. Преподобный же великую благодарность воздал богу, избавившему его от такой бесовской напасти.

Через несколько дней, когда блаженный в хижине своей всенощную свою молитву в одиночестве непрерывно творил, внезапно раздался шум, и грохот, и волнение великое, и смятение, и страх, — не во сне, но наяву. И вот бесы многие вновь напали на блаженного, стадом бесчинствующим, вопя и с угрозами говоря: «Уйди, уйди с этого места! В поисках чего ты пришел в пустыню эту? Что хочешь найти на этом месте? Чего ты добиваешься, в лесу этом сидя? Или жить здесь собираешься? Зачем ты здесь обосновываешься? Не надейся, что сможешь здесь жить: и часа ты никак не сможешь здесь оставаться. Ведь тут, как ты и сам видишь, место пустынное, место неудобное и трудно доступное, отсюда во все стороны до людей далеко, и никто из людей не приходит сюда. Не боишься ли, что ты можешь от голода умереть здесь или душегубцы-разбойники найдут и убьют тебя; ведь и звери многие кровожадные живут в пустыне этой, и волки свирепые воют, стаями приходят сюда. Также и бесы многие пакостят злобно, и страшилищ много всяких грозных появляется здесь, которым нет числа; поэтому пусто издавна место это, к тому же и неудобно. Что хорошего, если звери нападут и растерзают тебя здесь или если ты какой-нибудь другой безвременной, ужасной, напрасною смертью умрешь? Но без всякого промедления встань и беги скорее отсюда, нисколько не задумываясь, не сомневаясь, не оборачиваясь, не озираясь по сторонам — не то мы тебя отсюда быстро прогоним или

убьем».

Преподобный же, имея крепкую веру, любовь, надежду на бога, прилежную со слезами молитву против врагов творил, чтобы избавиться ему от таких бесовских происков. Благой же человеколюбец бог, быстрый в помощи, готовый к милости, не допустил, чтобы раб его продолжительные сражения и многие напасти терпел; но, думаю, менее, чем через час,

послал бог милость свою, чтобы враги, бесы, этим были посрамлены и чтобы познали они и божью помощь святому, и свою немощь. Чтобы преподобный, твердый душой, видимо и невидимо с бесами борющийся, победителем бесов стал, для этого вскоре некая божественная сила внезапно его осенила, и лукавых духов разогнала она быстро, и окончательно без вести рассеяла их, и преподобного утешила, и божественным неким наполнила его весельем, и усладила сердце его сладостью духовной. Сергий же, тотчас осознав быструю помощь бога и милость, и благодать божью уразумев, благодарность и похвалы к богу воссылал, говоря: «Благодарю тебя, господи, так как ты не оставил меня, но быстро услышал и помиловал меня. Сотворил на мне знамение благое, чтобы увидели ненавидящие меня, как ты, господи, помогаешь мне и сейчас утешил меня, и устыдились. Десница твоя, господи, прославится твердостью, десница твоя, господи, сокрушила врагов наших, бесов, и властная твердость твоя окончательно их погубила».

Пусть поймет и осознает всякий, кто разум имеет, что это было дело лукавого дьявола злобного и зломудренного, и источника зла. Ведь хотел дьявол прогнать преподобного Сергия с места того, завидуя спасению нашему, а также опасаясь, что святой на пустом этом месте обоснуется с божьей благодатью, и, благодаря своему терпению, монастырь воздвигнет, и своим тщанием и прилежанием некую деревню создаст здесь, или некое населит селение, и некий воздвигнет городок, обитель священную и пристанище для монахов создаст для славословия и непрестанного воспевания бога. Что и сбылось по благодати Христовой, и это мы видим сегодня: ведь не только этот великий монастырь, Троицкую лавру в Радонеже, он создал, но и многие другие монастыри различные он основал и в них множество монахов собрал по отеческому обычаю и преданию.

Прошло время, и дьявол был побежден блаженным во всех своих проявлениях, — напрасно он трудился вместе с бесами своими: хотя многими и различными видениями Сергия смущал, но, однако, не смог в ужас повергнуть этого твердого душой и храброго подвижника. Еще более после различных наваждений и грозных видений преподобный Сергий храбро вооружался и ополчался на бесов, смело встречал их, уповая на божью помощь; и так, оберегаемый божьей благодатью, он невредим остался. Порой его смущали демонские козни и ужасы, а иногда зверей нападения, — ведь много зверей, как было сказано, в этой пустыне тогда жило. Некоторые из них стаями выли и с ревом проходили, а другие не вместе, но по два или по три или один за другим мимо проходили; некоторые из них вдалеке стояли, а другие близко подходили к блаженному и окружали его, и даже обнюхивали его.

Был среди них один зверь, называемый аркуда, то есть медведь, и он всегда имел обыкновение приходить к преподобному. Преподобный, видя, что не из злобы приходит к нему зверь, но чтобы взять из еды что-нибудь немного для пропитания себе, выносил зверю из хижины своей маленький кусок хлеба и клал его или на пень, или на колоду, чтобы, когда придет, как обычно, зверь, готовую себе нашел пищу; и он брал ее в пасть свою и уходил. Когда же не хватало хлеба и пришедший по обыкновению зверь не находил приготовленного для него привычного куска, тогда он долгое время не уходил. Но стоял медведь, озираясь туда и сюда, упорствуя, как некий жестокий заимодавец, желающий получить долг свой. Если же был у преподобного лишь один кусок хлеба, то и тогда он делил его на две части, чтобы одну часть себе оставить, а другую зверю этому отдать: не было ведь тогда в пустыне у Сергия разнообразной пищи, но только хлеб один и вода из источника, бывшего там, да и то понемногу. Часто и хлеба на день не было; и когда это случалось, тогда они оба оставались голодными, сам святой и зверь. Иногда же блаженный о себе не заботился и сам голодным оставался: хотя один только кусок хлеба был у него, но и тот он зверю этому бросал. И он предпочитал не есть в тот день, а голодать, нежели зверя этого обмануть и без еды отпустить. Не один раз и не дважды зверь этот приходить привык, но несколько раз каждый день, и более года это продолжалось.

Блаженный же все посылавшиеся ему испытания с радостью терпел, за все благодарил бога, а не протестовал, не унывал трудностях. Ибо он приобрел разум и великую веру в бога, которой мог все стрелы вражеские огненные погасить, с которой он мог победить все, что желает быть выше разума божьего, и с которой демонских нападений он мог не бояться. Ведь написано: «Праведник, как лев, смел», и на все дерзает ради веры, не искушая бога, но надеясь на него: «Надеющийся на господа, как гора Сион, не подвигнется вовек». Надеющийся воистину на господа твердого, как и тот блаженный, будет как некий храбрый воин, вооруженный и облеченный силой духа, так что не только он всегда будет думать о боге, но также и бог о нем скажет: «С ним я в скорби; избавлю егo и прославлю его. Долготою дней насыщу его и явлю ему спасение мое». Слабый и ленивый в делах своих такой надежды не может иметь; но лишь тот, кто с богом непрестанно пребывает во всех занятиях своих, и приближается к богу благодаря своим добрым делам, и щедро и неуклонно доверяет сохранение своего сердца благодати его, как Давид пророк сказал: «Истомились глаза мои от ожидания бога моего».

Такое упование имел преподобный Сергий, и с этим дерзновением дерзнул он пойти в пустыню эту, один уединиться и безмолвствовать; и, божественной сладости безмолвия вкусив, он уже не хотел от нее отступиться и оставить ее. И звериных нападений, и бесовских наваждений он не боялся, как написано: «Не убоишься страха ночного, стрелы, летящей во дне, язвы, ходящей во мраке, встречи с бесом полуденной и полночной». Против страхов пустыни Сергий молитвой вооружался, как в Лествице сказано: «В тех местах, — сказано, — где ты боишься, не ленись с молитвой проходить, но молитвой вооружись, и, простерши руки, именем Иисуса бей врагов. Молитву быстро услышав, помолится с нами тогда явившийся благой наш ангел-хранитель».

И преподобный возложил на господа печаль свою, и возложил на бога упование свое, и всевышнего сделал убежищем своим, и пребывал он от страха без страха, и без пакости, и без вреда. Ведь бог — благой человеколюбец, который быстрое и верное утешение дарует рабам своим, который всегда щадит и сохраняет угодника своего, как говорит Святое писание: «Ибо ангелам своим заповедует охранять тебя». Так и здесь, послал бог милость свою и благодать свою на помощь Сергию, чтобы сохранить его от всяких досаждений, видимых и невидимых. Преподобный же, видя, что охраняет его бог своей благодатью, и днем и ночью прославлял бога и благодарные хвалы воссылал к богу, не позволяющему грешным принести зло жизни праведных, который не дает нам сверх силы искушений. Он часто священную читал книгу, чтобы оттуда всякую почерпнуть добродетель, сокровенными мыслями укрепляя разум свой для достижения бесценных вечных благ. И еще удивительнее то, что никто его суровую добродетельную жизнь не знал, один только бог, который все тайное зрит и все тайное узнает, и скрытое перед очами видит; так что безмолвной и безмятежной жизни святой лишен был. Но ведь то прекрасным казалось святому, чтобы единому богу частые, и прилежные, и тайные возносить молитвы, и с богом одним беседовать, и к превышнему вездесущему помыслы обращать, и к нему одному приближаться и от него благодатью просвещаться. И, таким предаваясь мыслям, он хотел, чтобы угоден был богу подвиг его и безупречен; и для этого ежедневно в бдении проводил он ночи, частые к богу молитвы усердно вознося все время. Бог же по милосердию своему и безграничной щедрости своей мольбы его не отверг, — не привык он отвергать мольбы боящихся его и послушных воле его. Шло время, а Сергий оставался в пустыне один в уединении, — или два года, или больше, или меньше, сколько — он не знал; бог знает.

И потом бог, видя великую веру святого и большое терпение его, смилостивился над ним и захотел облегчить труды его в пустыне: вложил господь в сердца некоторым богобоязненным монахам из братии желание, и начали они приходить к святому. Это было устроено промыслом всесильного и милосердного господа бога, который хотел, чтобы не один Сергий жил в пустыне этой, но многочисленная братия, как сказал Павел-апостол: «Не ищу пользы лишь для себя, но для многих, чтобы спаслись». Или можно сказать, что захотел бог прославить место это, и пустыню эту преобразить, и здесь монастырь устроить, и множество братьев собрать. Поскольку бог так пожелал, начали посещать святого монахи, сперва по одному, потом иногда по два, а иногда по три. И молили они преподобного, преклоняясь перед ним и говоря: «Отче, прими нас, мы хотим с тобой на месте этом жить и души свои спасти».

Но преподобный не только не принимал их, но и запрещал им оставаться, говоря: «Не можете вы жить на месте этом и не можете терпеть трудности в пустыне: голод, жажду, скорбь, неудобства, и бедность, и нужду». Они же отвечали: «Хотим мы терпеть трудности жизни на месте этом, а если бог захочет, то и сможем». Преподобный же еще раз спросил их: «Сможете ли вы терпеть трудности жизни на месте этом: голод, и жажду, и всякие лишения?» Они же ответили: «Да, честный отче, мы хотим и сможем, если бог поможет нам и твои молитвы поддержат нас. Только об одном молим тебя, преподобный: не удаляй нас от лица твоего и с места этого, милого нам, не прогоняй нас».

Преподобный же Сергий, убедившись в вере их и усердии, удивился и сказал им: «Я не выгоню вас, ибо Спаситель наш говорил: «Приходящего ко мне не изгоню вон»; и еще сказал: «Где двое или трое собраны во имя мое, там и я посреди них». И Давид сказал: «Как хорошо и как приятно жить братьям вместе». Ведь я, братья, хотел один жить в пустыне этой и скончаться здесь. Но если так пожелал бог и если угодно ему, чтобы был на месте этом монастырь и многочисленная братия, да будет воля господня! Я же вас с радостью принимаю, только пусть каждый сам построит для себя келью. Но да будет вам известно: если в пустыню эту вы жить пришли, если со мной на месте этом жить хотите, если служить богу вы пришли, приготовьтесь терпеть скорби, беды, печали, всякие несчастья, и нужду, и лишения, и бедность, и недосыпание. Если вы служить богу желаете и для этого пришли, приготовьте сердца ваши не для пищи, не для питья, не для покоя, не для беспечности, но для терпения, чтобы претерпеть всякое искушение, и всякую скорбь, и печаль. И приготовьтесь к тяготам, и к постам, и к подвигам духовным, и ко многим скорбям: «Многими ведь скорбями надлежит нам войти в царствие небесное»; «Узок путь и скорбен, ведущий в жизнь вечную, и немногие находят его»; «Силой берется царство небесное, и употребляющие усилие восхищают его»; «Много званых, а мало избранных». Ибо мало спасающихся, поэтому мало избранное стадо Христово, о котором в Евангелии сказал господь: «Не бойся, малое мое стадо! Ибо благоволил отец мой дать вам царство небесное». Когда блаженный Сергий так сказал им, они с радостью и с усердием обещали: «Все, что повелел ты, сделаем, и ни в чем не ослушаемся тебя».

И, построили они каждый отдельную келью и жили для бога, глядя на жизнь преподобного Сергия и ему по мере сил подражая. Преподобный же Сергий, живя с братьями, многие тяготы терпел и великие подвиги и труды постнической жизни совершал. Суровой постнической жизнью он жил; добродетели его были такие: голод, жажда, бдение, сухая пища, на земле сон, чистота телесная и душевная, молчание уст, плотских желаний тщательное умерщвление, труды телесные, смирение нелицемерное, молитва беспрестанная, рассудок добрый, любовь совершенная, бедность в одежде, память о смерти, кротость с мягкостью, страх божий постоянный. Ведь «начало мудрости — страх господен»; как цветы — начало ягод и всяких овощей, так и начало всякой добродетели — страх божий. Он страх божий в себе укрепил, и им огражден был, и закону господнему поучался денно и нощно, подобно дереву плодовитому, посаженному у источников водных, которое в свое время даст плоды свои.

Из-за того, что Сергий был молод и крепок телом (ведь сила у него была в теле, как у двух человек), дьявол стрелами похоти хотел уязвить его. Преподобный же, почувствовав нападение вражеское, подчинил себе тело и поработил его, обуздав постом; и так благодатью божьей был он избавлен от искушений. Научился он против бесовских нападений обороняться: как только бесы стрелами греха поразить его хотели, преподобный стрелы чистоты пускал в них, стреляющих во мраке в праведных сердцем.

Так и жил он с братьями, и хотя не был поставлен в священники, но очень с ними пекся о церкви божьей. И каждый день пел он с братьями в церкви и полунощную, и заутреню, и «Часы», и третий, и шестой, и девятый, и вечерню, и мефимон, как сказано: Седмикратно в день прославляю тебя за суды правды твоей». В промежутках они устраивали частые молебны, — ведь для того и ушли из мира, чтобы беспрестанно молиться богу и в церкви, и в кельях, как сказал Павел: «Непрестанно молитесь богу». А обедню служить Сергий призывал кого-нибудь другого, в сане священника или старца игумена, встречал их и просил служить святую литургию: сам Сергий сначала не хотел быть поставленным в священники или игуменство принять из-за великого и беспредельного смирения. Ведь был он полон кротости большой и великого истинного смирения, во всем всегда подражая своему владыке, господу нашему Иисусу Христу, давшему пример для подражания желающим подражать ему и следовать ему и сказавшему: «Придите ко мне, все труждающиеся и обремененные, я успокою вас. Возьмите иго мое на себя и научитесь от меня: ибо я кроток и смирен сердцем». Из-за этого смирения Сергий не хотел быть поставленным в священники или игуменство принять: говорил он всегда, что желание быть игуменом — начало и корень честолюбия.

Собралось монахов не очень много, не больше двенадцати человек: среди них был некий старец Василий, по прозванию Сухой, который в числе первых пришел с верховьев Дубны; другой же монах, по имени Иаков, по прозванию Якута — был он за посыльного, его всегда посылали по делам, за особенно нужными вещами, без которых нельзя обойтись; еще один был по имени Анисим, который был дьяконом, отец дьякона по имени Елисей. Когда кельи были построены и тыном ограждены, не очень большим, поставили и привратника у ворот, сам же Сергий три или четыре кельи сам своими руками построил. И в прочих всех монастырских делах, нужных братии, он участвовал: иногда дрова на плечах своих из леса носил и, разбив и наколов, на поленья разрубив, разносил по кельям. Но зачем я вспоминаю о дровах? Ведь удивительно поистине было видеть то, что у них было тогда:

был от них недалеко лес,— не так, как теперь, но где кельи строящиеся были поставлены, здесь же над ними и деревья были, осеняя их, шумели над ними. Вокруг церкви много колод и пней повсюду было, здесь же различные сеяли семена и выращивали огородную зелень. Но вернемся снова к оставленному рассказу о подвиге преподобного Сергия, как он без лености братии как купленный раб служил: и дрова для всех, как было сказано, колол, и толок зерно, и жерновами молол, и хлеб пек, и еду варил, и остальную пищу, нужную братии, готовил; обувь и одежду он кроил и шил; и из источника, бывшего там, воду в двух ведрах черпал и на своих плечах в гору носил и каждому у кельи ставил.

Ночью же Сергий в молитвах без сна проводил время; хлебом и водой только питался, да и этого мало употреблял; и ни часа праздным не оставался. И так истощил он свое тело суровым воздержанием и великими трудами. Когда в нем плотские волнения бес возбуждал, он великий подвиг за подвигом совершал, заботился о процветании места того, чтобы только угоден был богу труд его. И что бы он ни делал, псалом на устах его всегда был, в котором говорится: «Всегда видел я господа пред собою, ибо он одесную меня; не поколеблюсь». Так пребывал он в молитвах и в трудах, плоть измучил свою и иссушил, желая быть небесного города гражданином и вышнего Иерусалима жителем.

Прошел один год, и игумен, о котором шла речь и который постриг блаженного Сергия, разболелся, и, некоторое время поболев, умер, и к господу отошел. Преподобный же Сергий печалился очень, и молился богу, и молитву прилежную к богу воссылал о том, чтобы бог дал игумена, наставника обители этой, отца и правителя, который сможет направить корабль духовный всемирной жизни к пристанищу спасения и избавит его от волн гибельных, от злых духов. Так он молился богу, прося игумена и настоящего устроителя месту тому, и бог услышал молитву угодника своего, и молению его внял, чтобы слова Давида ложными не оказались: «Желание боящихся его он исполняет, и молитву их слышит, и спасет их». Бог пожелал дать в игумены самого просившего просителя, праведного правителя; и кого просил Сергий, того и получил, и обрел, и приобрел поистине праведного правителя, который смог управлять обителью этой. Он не себя самого просил, но другого кого-нибудь, кого бог даст; бог же, который все предвидит, провидя будущее и желая создать н устроить обитель эту и прославить ее, никого лучше Сергия не нашел, но именно самого просившего дарует братии, зная, что может Сергий с этим управлением управиться во славу имени его святого.

Как же и каким образом началось игуменство Сергия? Вложил бог в сердце братьям желание сделать так, чтобы Сергий начальствовал как начальник их. Осенила некая мысль братию; и сошлись монахи сначала сами по себе, и совет собрали они; так утвердившись в своем намерении, они все вместе пришли к преподобному Сергию, говоря: «Отче! Мы не можем жить без игумена! Ныне мы пришли к тебе открыть мысли наши и желания: мы очень хотим, чтобы ты был нашим игуменом и наставником душ и тел наших, чтобы мы приходили к тебе с покаянием исповедоваться в грехах своих; хотим от тебя прощение, и благословение, и молитву каждый день получать и видеть, как ты ежедневно совершаешь святую литургию; хотим всегда из честных рук твоих причащаться пречистых тайн. Да, честный отче, этого мы желаем от тебя, только не отказывайся».

Преподобный же Сергий вздохнул из глубины души и сказал им: «У меня и помысла не было стать игуменом, но только желает душа моя скончаться в иноках на месте этом. Не принуждайте меня, но оставьте меня богу, и он, что захочет, то и сделает со мной». Они же ответили: «Мы, отче, желаем, чтобы был ты нашим игуменом, а ты отказываешься. Мы же говорим тебе: или сам будь игуменом, или иди и попроси нам игумена у епископа. Если же ты не сделаешь так, то из-за такого несчастья мы разойдемся все с места этого». Преподобный же Сергий, стеная сердцем, снова сказал им: «Сейчас разойдемся каждый в свою келью, и все помолимся богу прилежно о том, чтобы он явил и открыл нам, что следует делать». Они же разошлись каждый в свою келью.

По прошествии нескольких дней опять пришла братия к преподобному Сергию, говоря: «Мы, отче, пришли на место это, потому что слышали о тебе, что ты начал славное подвижничество и церковь основал, которую своими руками построил. Имея благодать святой троицы, мы к ней обращаемся, на нее мы всю надежду и упование возложили под твоим началом, и теперь стань нам отцом и игуменом. И будешь предстоять у престола святой троицы, серафимскую трисвятую песнь воссылать к богу, бескровную совершая службу, и своими руками подашь нам пречистое тело и божественную кровь господа нашего Иисуса Христа, и, устроив старость нашу, гробу предашь нас». Отец Сергий долго отказывался и не хотел этого, умолял их и говорил, успокаивая: «Простите меня, отцы мои и господа мои! Кто я такой, чтобы посметь дерзнуть на то, чего со страхом и ужасом ангелы не могут достигнуть? Как же я, недостойный, на сию дерзость решусь, не достигнув такой веры? Я и начала монашеского устава и жизни не смог еще постигнуть; как посмею я к этой святыне приступить или прикоснуться к ней? Мне бы о своих грехах плакать и с вашей молитвой этого блага достигнуть, страны желанной, к которой стремился я с юности моей». И такие слова, и многие другие он им сказал и удалился в келью свою.

Блаженные же эти старцы через несколько дней снова пришли и стали беседовать с Сергием, повторяя те же доводы и другие приводя, и сказали они: «У нас, отче духовный, распри никакой с тобой нет: поскольку бог наставил нac, мы к тебе пришли сюда, и твоей жизни и благонравию уподобиться захотели, и наслаждения будущими благами сподобиться надеялись. Если же ты не хочешь заботиться о наших душах и пастухом у нас, овец словесных, быть не хочешь, мы уходим с места этого и от храма святой Троицы и обет наш невольно нарушаем. И будем блуждать, как овцы без пастуха, в горах гордости и распутства; дурным мыслям предаваясь, ямы побеждены будем мысленным зверем, то есть дьяволом.

Ты же ответ дашь беспристрастному судье вседержителю-богу». Так говорила ему братия, страхом устрашая и угрозами угрожая: ведь много раз прежде, много дней умоляли они Сергия, понуждая его или смирением, или же спокойными и ласковыми словами, иногда же угрозами и строгими словами они угрожали в горести. Он же, крепкий душою, твердый в вере, смиренный умом, и на ласковые слова не отзывался, и угрозам не внимал, но был мужем выше угроз.

Долго принуждала его братия стать игуменом, он же, смиренный разумом, не хотел игуменство принять и не хотел с детства присущее ему и к богу приближающее его смирение оставить. Отверг он эти мольбы братии, грешным себя считая и недостойным, и добавил вот что: «Мои слова не согласны с вашими словами, потому что вы чересчур упорно принуждаете меня стать игуменом, а я чересчур упорно отказываюсь. Ведь я и сам в поучении нуждаюсь и более хочу учиться, чем других поучать: я больше стремлюсь сам у других в подчинении быть, чем над другими властвовать и начальствовать. Боюсь я суда божьего; если же будет богу угодно то, что вы повелеваете мне, да будет воля господня!» Ибо одержало в нем верх его сердечное братолюбие и его усердие и старательность — и он наконец внял их мольбам. И пообещал он исполнить просьбу их, и повиновался воле их, — вернее сказать, воле божьей. И после этого всего преподобный Сергей восстонал из глубины сердца, и все мысли, упование возложив на вседержителя бога, сказал им со смирением душевным: «Отцы и братья! Я наперекор вам ничего говорить не буду, воле господней предавшись: ведь бог знает сердца и помыслы. Пойдем в город к епископу».

Митрополит же всея Руси Алексей тогда был в Царьграде, оставив в городе Переяславле вместо себя епископа Афанасия Волынского. К нему и пришел преподобный отец наш Сергий. взяв с собой двух старцев, и, войдя, поклонился епископу. Епископ же Афанасий, увидев его, благословил его и спросил имя его; Сергий же имя свое назвал. Афанасий, узнав, кто он, обрадовался и по-христиански поцеловал его: ибо

раньше он слышал о Сергии, о начале славного подвижничества его, о построении церкви и об основании монастыря, обо всех богоугодных деяниях Сергия, любви его и заботе о братии, и о многих добрых делах его. И он побеседовал с Сергием о духовных делах; когда же закончилась беседа, Сергий снова поклонился епископу.

Блаженный отец наш Сергий начал умолять святителя дать игумена — наставника душам монахов. Преподобный же Афанасий, исполненный святого духа, сказал: «Возлюбленный! Бог через святого духа устами Давида сказал: «Выведу избранного из народа моего»; и еще: «Ибо рука моя поможет ему, и мышца моя укрепит его». Апостол же Павел сказал: «Никто не приемлет ни чести, ни сана, но только призываемый богом». Тебя, сын и брат, бог призвал от утробы матери твоей, и я от многих слышал о тебе; да будешь ты отныне отцом и игуменом братии, богом собранной в обители святой Троицы». Когда же преподобный Сергий отказывался и о своем недостоинстве говорил, Афанасий, исполнившись благодати святого духа, отвечал ему: «Возлюбленный! Всем обладаешь ты, а послушания нет у тебя». Отец наш Сергий поклонился и ответил: «Как господу угодно, так пусть и будет; благословен господь навеки!» И все сказали: «Аминь!»

Тогда святой епископ Афанасий повелел священникам войти в святой алтарь; сам же он взял блаженного Сергия и вошел с ним в святую церковь. И оделся он в священные одежды, взял блаженного Сергия и повелел ему произнести изложение символа святой веры, то есть: «Верую во единого бога». После этого Сергий голову преклонил, а святитель его перекрестил, и сотворил молитву для посвящения в сан, и поставил его иподьяконом, а затем дьяконом, и совершил божественную литургию, и вместе, они причастились божественного тела и крови господа нашего Иисуса Христа. Наутро же он посвятил Сергия в священнический сан и вновь повелел ему совершить святую литургию и своими руками принести бескровную жертву. Преподобный же отец Сергий все повеления со страхом и радостью духовной выполнил.

Епископ же Афанасий в сторону отвел его и о правилах апостольских, и об учении отцов церкви, о том, что нужно для усовершенствования и исправления души, беседовал с ним: «Следует тебе, возлюбленный, как говорит апостол, «немощи немощных сносить, а не себе угождать. Во благо ближнему каждый угождать должен». И в послании к Тимофею Павел говорит: «Это передай верным людям, которые были бы способны других научить». И еще: «Друг друга бремя носите и таким образом исполните закон Христов». Выполнив это, и сам ты спасешься, и те, кто с тобой». Так сказав, епископ духовными дарами наградил его, и по-христиански поцеловал его, и отпустил его, воистину игумена, и пастуха, и сторожа, и врача духовной братии.

Благодаря боголюбивому нраву Сергия случилось это, из-за божьего промысла это произошло; ибо не по своей воле Сергий игуменство получил, но от бога поручено было ему начальство. Он не стремился к этому, не вырывал сана у кого-нибудь, посулов не сулил за это, платы не давал, как делают некоторые честолюбцы, друг перед другом скачущие, вертящиеся и вырывающие все друг у друга, не понимая Писания,

говорящего: «Не от желающего, не от подвизающегося, но от милующего бога, от которого всякое даяние доброе, всякий дар совершенный свыше нисходит от бога, отца светов». Так воеводство божьего полка вручено будет Сергию здесь, где такое множество иноков, как воинство духовное храбрецов, всеобщему владыке привести он хотел. Из-за чистоты жизни Сергий удостоен был такой благодати, удостоен был стать настоятелем, пастырем пастве; стаду словесных овец и священному монастырю начальником он стал, ибо бог произвел угодника своего в игумены.

О НАЧАЛЕ ИГУМЕНСТВА СВЯТОГО

И пришел преподобный отец наш игумен Сергий в свой монастырь, в обитель святой Троицы. Братия же встретила его и поклонилась ему до земли, радостью исполнившись. Он же, войдя в церковь и пав ниц на землю, со слезами молился невидимому царю, взирая на икону святой Троицы, на помощь призывал святую богородицу, служителя престола небесных сил Предтечу и мудрых апостолов, — с ними и первых святителей — Василия Великого, Богослова Григория и Златоуста Иоанна, и всех святых. Молиться их просил Сергий, чтобы десница вседержителя дала ему твердую решимость встать у престола славы живоначальной Троицы и коснуться руками агнца божьего, за мир закланного Христа, сына божьего.

И начал блаженный учить братию, так передавая сказанное господом: “Старайтесь, братья, войти в узкие ворота; “силой берется царство небесное, и употребляющие усилие восхищают его”. Павел же галатам говорит: “Плод духа есть любовь, радость, мир, терпение, благоверие, кротость, воздержание”. А Давид так сказал: “Придите, дети, послушайте меня: страху господню научу вас”. И, благословив братию, сказал Сергий им: “Молитесь, братья, обо мне: ведь грубости и неразумия я исполнен. Я талант принял от небесного царя, и за это ответ должен держать, ведь пекусь о стаде словесных овец. Боязнь внушают мне слова, господом сказанные: “Если кто соблазнит одного из малых сих, лучше было бы ему, если бы мельничный жернов повесили на шею ему и бросили в море”.

Насколько хуже будет тому, кто многие души утопит из-за своего неразумия! Смогу ли я смело сказать: вот я и дети, которых ты мне дал, господи! Услышу ли я этот божественный голос высших и низших пастыря, великого господа, по доброте сердца говорящего: “Добрый раб, верный! Войди в радость господина твоего”.

Так он сказал, воскрешая в уме жития великих светил, которые, во плоти живя на земле, ангельской жизнью прожили, то есть Антония Великого и Великого Евфимия, Саввы Освященного, ангелоподобного Пахомия, Феодосия, создателя монашеского общежития, и прочих. Их жизни и нравам дивился блаженный, — как они, будучи из плоти, бесплотных врагов победили, ангелам подобны были, дьявола устрашили. К ним цари и люди, удивляясь, приходили, больные различными недугами от них исцелялись, были они и от бед верные избавители, и от смерти быстрые заступники, на дорогах и в море они путь делали легким, нуждающимся обильно подавали, нищих кормильцами были, для вдов и сирот были неистощимым сокровищем, — как сказал божественный апостол: “Ничего не имели, но всем обладали”. Их жития в сердце имея, блаженный молился святой троице, чтобы смог неуклонно идти по стопам этих преподобных отцов.

Ежедневно он служил божественную литургию, утренние и вечерние молитвы легко произносил — и за смирение всего мира, и за долговечность святых церквей, и за православных царей, и князей, и за всех православных христиан. Говорил он братьям: “Подвиг великий должны мы совершить в борьбе с невидимым врагом: ведь он как лев рыкающий ходит, стремясь каждого растерзать”. Наставляя братию, немногие он речи говорил, но гораздо больше пример подавал братии своими делами.

Кто может правдиво поведать о добродетельной жизни eго, о благодати, цветшей в душе его? Все больше вооружался он на враждебные силы, а ему силы давала святая троица. Часто дьявол хотел устрашить Сергия,— иногда в зверей, а иногда в змей преображаясь. И в собственном облике — либо в келье, либо в лесу, когда блаженный дрова собирал для нужд монастырских,— внезапно враг разными злыми способами старался мысли Сергия отвратить от молитвы и от добродетельных трудов его. Богоносный же отец наш Сергий все враждебные его наваждения и козни разгонял, как дым, и, как паутину, разрывал, силой креста вооружаясь, евангельское слово в сердце сохранял, сказанное господом: “Я дал вам власть наступать на змею, и на скорпиона, и на всю силу вражию”.

В начале игуменства его было братии двенадцать человек монахов, не считая самого игумена, тринадцатого. В числе двенадцати человек собрались монахи, и так они жили и два года, и три, ни больше их не становилось, ни меньше. Если один из них или умирал, или уходил из обители, то другой брат на его место приходил, так, чтобы число их не уменьшалось. Но только лишь в числе двенадцати они жили, так что некоторые об этом говорили: “Что же будет? Или всегда двенадцать монахов будет на месте этом, по числу двенадцати апостолов, как написано: “Призвал господь учеников своих, и избрал из них двенадцать, и апостолами назвал их”; или по числу двенадцати племен израильских; или по числу двенадцати источников воды; или по числу избранных камней драгоценных двенадцати, бывших на ризах архиерейских по чину Аарона?” И так монахи жили, пока не пришел к ним Симон, архимандрит смоленский, и он разрушил число двенадцать; и с тех пор, с того дня, братия умножалась все более, и уже они исчислялись большим числом, чем двенадцать.

Поскольку уже об этом Симоне мы мимоходом вспомнили, не поленюсь еще рассказать о нем подробнее, так как память о нем не исчезла, и рассказ о нем сделает его известным, и добродетели его будут сейчас мною раскрыты.

Этот удивительный муж Симон был архимандритом старейшим, славным, известным, в особенности же отличался он добродетелью, и жил он в городе Смоленске. Там услышал Симон о жизни преподобного отца нашего Сергия, и воспламенился он душой и сердцем: он оставляет архимандритство, оставляет честь и славу, оставляет славный город Смоленск, а вместе с ним оставляет родину и друзей, родных, близких, и всех знакомых, и доброжелателей; и становится он смиренным, и решает странствовать. И оттуда двинулся он, из такого далекого конца земли, из Смоленска, в московские пределы, то есть в Радонеж. Пришел Симон в монастырь к преподобному отцу нашему игумену Сергию и с большим смирением умолял Сергия, чтобы тот ему разрешил жить под твердым руководством его в повиновении и в послушании. Еще же Симон имущество свое принес с собой и передал его игумену на устроение монастыря. Преподобный Сергий принял Симона с радостью. Симон же много лет прожил с покорностью и послушанием, а также в странничестве и в смирении, и был он всеми добродетелями исполнен, и в старости праведно отошел к богу. Игумен Сергий проводил его до гроба и с братьями похоронил его, как подобает. И так осталась вечная о нем память.

О ИВАНЕ, СЫНЕ СТЕФАНА

Стефан же, родной брат Сергия, пришел из города Москвы и привел с собой своего младшего сына по имени Иван. Стефан вошел в церковь, взял за правую руку сына своего и препоручил его игумену Сергию, повелев постричь сына в иноки. Игумен же Сергий постриг его и дал имя ему в монашестве Федор. Старцы, увидев это, подивились вере Стефана, сына своего не пощадившего, еще отрока, но с детских лет отдавшего его богу,— как в древности Авраам не пощадил сына своего Исаака. Федор же с детских лет воспитан был в посте, и во всяком благочестии, и в чистоте, как научил его дядя, и был он всеми добродетелями монашескими исполнен и украшен, пока не достиг возраста зрелого мужчины. Некоторые говорили, что в десять лет он был пострижен, а другие, что в двенадцать; о других же его деяниях потом будет написано, потому что в другое время об этом следует сказать. Мы же к прежнему рассказу возвратимся, чтобы не прервалось наше повествование.

Многие люди из различных городов и мест пришли к Сергию и жили с ним, а их имена в книгах жизни. Так понемногу монастырь увеличивался, братья умножались, кельи строились. Преподобный Сергий, видя, что братия умножается, и сам труды свои все более умножал, подавая пример стаду своему, как сказал апостол Петр: “Пасите стадо, какое у вас, надзирая за ним не по принуждению, но охотно, не господствуя над братией, но пример подавая стаду”. И еще написано в книгах святых отцов, то есть в Патерике: “Сошлись святые отцы, и пророчествовали о последнем поколении, и сказали, что последнее поколение будет слабым”. Сергия бог укрепил для себя в последнем поколении, как одного из древних святых отцов. Бог сделал его тружеником, наставником множеству иноков, многочисленной братии игуменом и главой.

И еще — кто бы мог подумать, что на месте, где был прежде лес, чаща, пустыни, где жили зайцы, лисицы, волки, а иногда и медведи заходили, порою же и бесы бывали, — на этом месте ныне церковь поставлена будет, и монастырь великий воздвигнется, и иноков множество соберется, и слышно будет славословие и в церкви, и в кельях, и молитва постоянная богу? Всего же этого зачинатель и основатель — преподобный отец наш Сергий. Но узнайте, как прославил господь преподобного своего. С тех пор, как поставлен был Сергий игуменом, каждый день святая литургия была, просфоры же он сам пек: сначала пшеницу толок и молол, муку просеивал, тесто месил и квасил. Так, испекши просфоры, служил он богу от своих праведных трудов, а другому не разрешал никому, хотя очень хотели многие из братьев печь просфоры. Но преподобный старался быть учителем и исполнителем: и кутью сам варил, и свечи делал, и кануны творил.

Преподобный отец наш игумен Сергий, хотя и принял игуменство, чтобы стать старшим, но не изменил правила свои монашеские, помня того, кто сказал: “Кто из вас хочет быть первым, да будет из всех последним и слугой всем”. Это поучение Спаса зная, он смирял себя, и ниже всех ставил себя, и собой пример всем подавал, и на работу раньше всех шел, и на церковном пении раньше всех был, и на службе никогда к стене не прислонялся; и с тех пор процветало место то, и умножалась братия.

Обычай Сергий в начале игуменства своего такой имел: из всех, кто приходил к нему и хотел стать монахом, желая постричься, Сергий не прогонял никого, ни старого, ни юного, ни богатого, ни бедного; но всех он принимал с усердием и с радостью. Но он не сразу постригал желающего, но сначала повелевал ему надеть одежду длинную из сукна черного и в ней находиться вместе с братьями продолжительное время, пока не узнает тот все правила монастырские. Тогда Сергий облачал его в монашескую одежду, как человека, во всех делах искушенного; и, постригши его, облачал в мантию и клобук. А если окажется тот хорошим чернецом и в жизни чистой преуспеет, такому Сергий разрешал принять святую схиму.

Когда же началось игуменство его, когда преподобный Сергий прославился в месте этом, в монастыре, названном — “который в Радонеже”, когда имя его стало известно всюду, в разных местах и городах (ведь может добродетель озарить того, кто обладает ею, не меньше, чем свеча несущего ее), тогда многие, любящие Христа, ради любви к богу издалека стали приходить к нему; оставляли они жизни суету и под благой ярем господа свои шеи подставляли. Ведь всегда к Сергию ученики приходили: обращались они к источнику благодатей — к его добродетельной душе, подобно оленям словесным, жаждущим воды духовной.

Такой был обычай у блаженного сначала: после повечерия позднего или совсем глубоким вечером, когда уже наступала ночь, особенно же в темные и долгие ночи, завершив молитву в келье своей, выходил он из нее после молитвы, чтобы обойти все кельи монахов. Сергий заботился о братии своей, не только о теле их думал, но и о душах их пекся, желая узнать жизнь каждого из них и стремление к богу. Если слышал он, что кто-то молится, или поклоны совершает, или работой своей в безмолвии с молитвой занимается, или святые книги читает, или о грехах своих плачется и сетует, за этих монахов он радовался, и бога благодарил, и молился за них богу, чтобы они до конца довели добрые свои начинания. “Претерпевший,— сказано,— до конца — спасется”.

Если же Сергий слышал, что кто-то беседует, собравшись вдвоем или втроем, или смеется — негодовал он об этом, и, не терпя такого дела, рукой своей ударял в дверь или в окошко стучал и отходил. Таким образом он давал знать им о своем приходе и посещении и невидимым посещением праздные беседы их пресекал. Затем утром на следующий день призывал он к себе провинившихся; но и здесь не сразу запрещал им беседы, и с яростью не обличал их, и не наказывал их, но издалека, тихо и кротко, как будто притчи рассказывая, говорил с ними, желая узнать их прилежание и усердие к богу. И если был брат покорным, и смиренным, и горячим в вере и в любви к богу, то вскоре, поняв свою вину, со смирением он падал и склонялся перед Сергием, умоляя простить его. Если же был брат непокорным, с сердцем, исполненным помрачением бесовским, и стоял, думая, что не о нем говорит святой, чистым себя почитая, пока преподобный терпеливо обличал его, как сказано: “Пусть накажет меня праведник милостью своею, пусть обличит меня”, — то на такого непокорного брата игумен епитимию накладывал, потому что тот не понял своей вины и не осознал своих грехов; и так провинившегося, на путь исправления наставив, он отпускал. Таким образом Сергий всех учил прилежно молиться богу, и не беседовать ни с кем после павечерия, и не ходить из своей кельи по чужим кельям без большой необходимости в чем-либо нужном, но в своей келье каждому втайне молиться богу наедине и заниматься по возможности своей работой, которую руки его могут делать, во все дни псалмы Давида всегда на устах своих имея.

ОБ ИЗОБИЛИИ ВСЕГО НУЖНОГО

Сначала, когда начинала устраиваться обитель эта, тогда многого не хватало; лишены были монахи всего необходимого из-за совершенной бедности и безлюдности того места, так что ждать им неоткуда было какого-нибудь утешения, а также всяких нужных вещей, и неоткуда было им получить что-либо нужное. Ведь пустынным было место то, и не было тогда вокруг места того ни сел поблизости, ни домов. Долгое время и дороги хорошей не было к месту этому, но по одной узкой, и плохой, и неудобной дороге, как по бездорожью, вынуждены были приходить к монастырю. Большая и широкая дорога проезжая была далеко, на большом расстоянии от места того проходила; вокруг же монастыря того было безлюдно, со всех сторон леса, всюду пустыня: пустыней справедливо называлось это место. Так жили монахи, пока не прошло много лет,— я думаю, больше пятнадцати.

Через некоторое время — думаю, что во время княжения князя великого Ивана, сына Ивана, брата же Семенова,— начали приходить сюда христиане, проходя через леса те, и понравилось им здесь жить. И многие люди захотели остаться там, начали по обе стороны места этого селиться, и начали рубить леса те,— ведь никто не запрещал им. И сделали они себе многие выселки, прежнюю изменив пустыню, и, не пощадив ее, преобразили пустыню в широкое чистое поле, которое и теперь мы видим. И построили они села, и дома многие, и засеяли поля, и собрали урожай, и умножилось весьма их число, и начали они приходить и часто посещать монастырь, принося разнообразные и различные нужные вещи, которым не было числа. Но мы теперь эти размышления оставим, а к прежнему повествованию вернемся,— к тому, о чем в начале главы я начал говорить: о всяческой бедности и недостатках в нужных вещах, без которых нельзя обойтись.

Когда сначала устраивалось место это, когда немного братьев жило здесь, когда немного было людей, приходящих и приносящих все нужное,— тогда часто недостаток ощущался в необходимых вещах, так что много раз с утра и хлеба не хватало. Да и кто может перечислить все лишения, которые испытывал преподобный отец наш Сергий? В первое время, когда начиналось устроение места этого, порой не было хлеба, и муки, и пшеницы, и всякой пищи; иногда же не было масла, и соли, и всяких съестных припасов; порой не было вина, чтобы обедню служить, и фимиама, чтобы кадить; иногда не было воска, чтобы свечи делать, и пели монахи ночью заутреню, не имея свеч, но только лучиной березовой или сосновой светили себе, и так вынуждены были каноны петь или по книгам читать, и так совершали ночные службы свои. Преподобный же Сергий всякую нужду, и затруднение, и всякую скудость, и лишения терпел с благодарностью, ожидая от бога большой милости.

Случилось однажды такое испытание, — потому что с испытанием свершается и милость божья: как-то не было хлеба и соли у игумена, и во всем монастыре истощилась всякая еда. А была заповедь у преподобного игумена для всех братьев такая: если когда-нибудь приключится такое испытание — или хлеба не будет, или кончится всякая еда, — то не выходить за этим из монастыря в деревню какую-нибудь или в село и не просить у мирян нужного для пропитания, но сидеть терпеливо в монастыре, и просить, и ждать милости от бога. Как братьям он повелевал и заповедовал, так и сам поступал, и терпел, и оставался три или четыре дня без всякой еды.

Когда прошло три дня и четвертый уже наступал и светало, Сергий взял топор, и пришел к одному из старцев, живущему в монастыре его, по имени Данило, и сказал ему: “Слышал я, старче, что хочешь ты сени соорудить перед кельей своей. И я для этого пришел, чтобы руки мои не были праздными,— построю сени тебе”. В ответ Данило сказал ему: “Да, я очень хочу и давно собираюсь это сделать, но жду плотников из села. С тобой договариваться боюсь, как бы ты большую плату не взял с меня”. Сказал ему Сергий: “Я не очень большую плату прошу у тебя, но нет ли у тебя гнилого хлеба, потому что очень хочется мне поесть такого хлеба. Ничего же другого сверх этого я не прошу, не нужно мне никакой платы: у меня нет и такого хлеба. Не говори, старче, что ты будешь ждать другого плотника вместо меня; кто у тебя будет лучшим плотником, чем я?” Старец же Данило вынес ему решето гнилого хлеба, наломанного, и сказал: “Если вот такого захотелось тебе, то вот, я охотно отдаю тебе; а больше этого у меня нет”. Отвечал Сергий: “Довольно мне и этого, и это больше, чем нужно мне. Но только сохрани хлеб до девяти часов, потому что я прежде, чем руки мои не потрудились и до работы, платы не беру”.

И сказав это, опоясал чресла свои крепко и начал работать и тесать с утра до вечера. И доски все обтесал, также и столбы обработал и поставил, с божьей помощью сени построил к вечеру и поставил их. Уже поздно, в вечернее время, Данило-старец снова вынес ему решето хлебов тех, плату за дело рук его. Сергий же взял хлеб, и положил его перед собой, и попросил в молитве благословения, и начал есть хлеб с водой, а другого не было ничего — ни вареного, ни соли, ни питья; было это ему и обедом, и ужином. Некоторые из братии видели, что из уст Сергия как будто дымок исходил, когда он такой ел хлеб. Тогда друг к другу наклонившись, говорили они: “Вот, братья, каково терпение мужа этого и воздержание Сергия! Ведь он четыре дня ничего не ел и на четвертый только поздно гнилым хлебом голод свой утоляет и усмиряет; и хлеб гнилой не даром, но, дорогой ценой получив, ест”.

Один же из братьев возроптал тогда на Сергия: ведь не ели они больше двух дней. И возмутились иноки, оставшись без еды, и пришли они к Сергию, и стали они его ругать и поносить, говоря: “Заплесневел хлеб у нас! Доколе нам к мирянам не ходить просить хлеба? Вот мы на тебя смотрели, как ты учил нас; послушались мы тебя и теперь вот умираем от голода. Поэтому утром рано уйдем с этого места куда нужно за едой, и больше мы не возвратимся сюда, не в силах будучи терпеть здесь лишений и скудости”. Не все, однако, роптали, но некий брат, один из них.

Из-за него Сергий всю братию созвал: видя, что они ослабели и опечалены, преподобный Сергий малодушие их своим терпением, и кротким нравом, и мягкостью исправить хотел. Он поучал их словами Святого писания, из Ветхого и Нового завета, говоря так: “Зачем скорбите, братья? Зачем смущаетесь? Уповайте на бога; ведь написано: “Посмотрите на древние роды и увидите: кто уповал на бога — был постыжен когда-либо? Или кто верил в господа — и посрамлен был? Или кто пребывал в страхе его — и оставлен был? Или кто призывал его — и не был услышан и презрен был им?” Ведь говорит господь: “Не я ли есть податель пищи, и урожаи хлеба приносящий, и житницы наполняющий, и кормитель всего мира, и питатель вселенной, дающий пищу всякой плоти, дающий пищу в свое время, раскрывающий руку свою, насыщая все живущее по благоволению?” И в Евангелии господь сказал: “Ищите и просите прежде всего царствия божьего и правды его, и это все приложится вам. Посмотрите на птиц небесных, которые не сеют, не жнут, не собирают в житницы, но отец небесный кормит их: лучше ли они вас, маловерные? Терпите поэтому, ведь терпение нужно вам: терпением нашим спасайте души ваши; претерпевший же до конца спасется”. А вы ныне из-за голода скорбите, который на короткое время для испытания с вами приключился. Но если вы будете терпеть с верой и с благодарностью, то пользу вам принесет испытание это и большую выгоду: ибо благодать божья всем дается не без испытания, как в Лествице сказано: “Без искуса золота не бывает; после скорби мы на радость надеемся, потому что следует за скорбью радость: ведь вечером, — сказано, — водворится плач, а наутро радость”. И у вас сейчас недостает хлеба, и не хватает всякой пищи сегодня, а завтра множеством еды всякой нужной и обильем всякой пищи и питья вы насладитесь: я верю, что не оставит бог места этого и живущих здесь”.

И когда еще Сергий это говорил, кто-то вдруг постучал в ворота. Привратник, быстро посмотрев в глазок, увидел, что принесли много пищи необходимой; он от радости — ведь и он был голоден — и ворот не открыл, и, повернувшись, стремительно побежал и явился к преподобному Сергию, говоря: “Отче! Благослови принесших хлеб! Благодаря молитвам твоим получили мы много еды необходимой, и все это находится у ворот”. Преподобный же велел: “Быстрее откройте ворота, чтобы люди вошли внутрь”. Когда открыли ворота, увидели привезенную в монастырь пищу на телеге и в корзинах. И прославили братья бога, пославшего им эту пищу и ужин удивительный, приготовленный на земле, чтобы накормить их и души алчущие насытить, чтобы напитать их в день голода.

Преподобный Сергий повелел монахам позвать к столу тех, кто привез еду, и сказал монахам так: “Вы сами голодны, но насытьте сытых досыта, накормите кормящих вас, напитайте питающих вас, и угостите их, и почтите: ведь достойны они угощения и почитания”. Сам он не сразу взял принесенную ему готовую еду, хотя и очень голоден был, но сначала повелел бить в било, и вошел с братьями в церковь петь молебен, и великую благодарность и хвалы воссылал к богу, не оставляющему надолго рабов своих, страдающих ради него. Выйдя из церкви, Сергий сел с братьями за трапезу, а перед ними положены были свежеиспеченные хлеба эти, только что принесенные. Преподобный встал и совершил молитву, и благословил, и преломил, и разделил хлеб, и дал чернецам своим; и ели все, и насытились, прославили бога, так накормившего их. Были же хлеба теплыми и мягкими, как обычно бывает свежеиспеченный хлеб. Вкус же их удивительным каким-то и непонятным казался, словно медовой некой сладостью были наполнены, насыщены и пропитаны, как будто с маслом постным они были испечены и приготовлены, будто какие-то в них пряности были положены ароматные, и вкус постный, как кажется, и от этого они имели. Так же и в древности некогда в пустыне бог манну послал израильтянам, о которых сказал Давид-пророк: “Дождем послал им манну в пищу и хлеб небесный дал им. Хлеб ангельский ел человек, пищу послал бог им в изобилии, и они ели, и насытились весьма”. И нерукотворной поистине казалась ниспосланная пища.

Так показал бог преподобному Сергию плоды терпения и воздержания его, которые претерпел он в течение четырех дней. Страдая от голода и жажды, с голодом борясь, терпел он бога ради, как сказал пророк Давид: “Терпение бедных не погибнет до конца; плоды трудов твоих ешь; блажен ты и добро тебе будет”. За хлеба эти гнилые бог такую вкусную послал ему пищу: вместо гнилых хлебов не гнилые, но свежеиспеченные, вкусные, ароматные, вместо истлевающих нетленные, земными благами наслаждение. Это только еще в настоящей жизни, а в будущей жизни бог пошлет вместо земных благ небесные, вместо временных благ наслаждение вечными, как сказал апостол: “Того глаз не видел, и ухо не слышало, и на сердце человеку не приходило то, что приготовил бог любящим его и хранящим заповеди его”. Не только Сергию одному, но и всякому, кто от всей души возлюбил бога, и выполняет волю его, и хранит заповеди его, будет воздаяние великое.

Когда ела братия, сказал преподобный: “Где тот брат, который раньше роптал и сказал, что хлеб заплесневел? Пусть он увидит теперь и поймет хорошо, что не заплесневелые у нас хлеба, но весьма вкусные и мягкие. Как не вспомнить пророка, говорящего: “Я пепел как хлеб ел и питие мое слезами растворял”. Потом начали расспрашивать, чей это хлеб, и где принесшие его, и кто послал их. И смотрели монахи друг на друга, допытываясь и расспрашивая один другого. Никто не мог до конца понять случившегося, пока преподобный не спросил их: “Не говорил ли я вам: позовите есть привезших хлеба эти, где же они теперь? Почему они с самого начала не ели с нами?” Монахи же ответили: “Мы, как ты сказал, звали их и о хлебах спросили их, говоря: “Чей это хлеб, который сюда послан с вами?” Посланные же сказали: “Один христианин, очень богатый, живущий в дальних странах, послал хлеб на имя Сергия и живущих с ним братьев”. И снова монахи, по велению Сергия, посланных позвали на обед. Те же не захотели, но пожелали обратно идти; и вот исчезли из глаз монахов. Это было удивительно, что тогда монахи не поняли, не уразумели, кто привез хлеб этот и кто послал их. Братья только пришли к игумену, в удивлении говоря: “Отче! Как пшеничный хлеб, с маслом и с пряностями испеченный, остался теплым, — ведь он издалека привезен?” На другой день также много пищи привезено было в монастырь, и еды, и питья. Вновь на третий день, с другой стороны, таким же образом, как мы только что рассказали, привезена была пища.

Игумен Сергий, видя и слыша это, со всеми братьями прославил бога, говоря: “Видите ли, братья, что заботящийся обо всех бог не оставит места этого, и никогда не оставляет рабов своих, вместе иночествующих, живущих на месте этом, работающих для него денно и нощно и терпящих все с верой и с благодарностью?” Напоминал братьям старец слова, Павлом-апостолом сказанные: “Имея пищу и одежду, тем довольны будем”; “а ни о чем бесполезном,— говорил Сергий, — не нужно заботиться, но следует уповать и взирать на бога, который может кормить нас, и одевать, и обо всех наших делах заботиться: и от него следует ожидать всего, что нужно доброго и полезного душам и телам нашим. Помолимся богу, чтобы он заботился о нас, и будем надеяться на него всегда; ведь он в древности израильтян, столь жестоких и непокорных, накормил такое множество тысяч в пустыне, и впоследствии также не раз насыщал многих: “Одождил на них манну в пищу и хлеб небесный дал им. Хлеб ангельский ел человек, они просили, и налетели перепелы, и бог одождил на них, как пыль, мясо, и, как песок морской, птиц пернатых; они ели и насытились весьма”. Сам бог теперь о нас будет заботиться,— сказал Сергий,— ведь он не стал силой слабее теперь, и заботы его не преуменьшились, но как прежде в древности, так и теперь нам всегда сможет пищу подавать”.

С тех пор уже монахи привыкли больше не роптать в печали и в лишениях, если когда-нибудь случались лишения, или скудость, или недостаток в необходимых вещах. Но все терпели с усердием и с верой, надеясь на господа бога, залогом имея преподобного отца нашего Сергия.

О БЕДНОСТИ ОДЕЖДЫ СЕРГИЯ И О НЕКОЕМ КРЕСТЬЯНИНЕ

Рассказывали некоторые из монастырских старцев о преподобном Сергии, что одежда новая никогда не прикрывала тело его, ни сукно немецкое нарядное, разукрашенное, — ни синего цвета, ни багряного, или коричневого, ни других многих различных ярких цветов, ни белая или пышная и мягкая одежда: “Мягкие одежды носящие, — сказано,— находятся в домах царских”. Но только из сукна простого, то есть из сермяги, одежду, из шерсти и из руна овечьего спряденного связанную, и ту простую, и не окрашенную, и не выбеленную, и не разукрашенную, но только из грубой шерсти, то есть из сукна он одежду носил, ветхую, не раз перешитую, и неотстиранную, и грязную, и многим потом пропитанную, а иногда даже и с заплатами.

Иногда же и так получалось: однажды нашлось у братьев сукно некое негодное — и плохое, и некрасивое, так что оно даже полиняло, — и вся братия с презрением гнушалась им и отворачивалась. И если какой-нибудь брат это сукно брал, то, немного подержав его, назад возвращал и бросал; так делал и другой, и третий, вплоть до седьмого. Преподобный же не отвернулся, но аккуратно взял сукно, благословил, и начал кроить, и шить, и сделал рясу, которую не погнушался надеть. И не захотел снять ее и выбросить ее, но, напротив, начал с благодарностью на теле своем носить ее, пока через один год она, обветшав, не разорвалась и не распалась. Отсюда можно понять, сколь усерден был Сергий в своем смирении, если ходил в облачении нищего.

Ведь на нем обычно была весьма плохая одежда, которую он каждый день носил, так что если бы кто-нибудь не видел его, и совершенно не знал его, и посмотрел на него где-нибудь, одетого в такую одежду, то не подумал бы, что это сам игумен Сергий, но решил бы, что это один из иноков, нищий, и убогий, и пришелец, работник, на всякой работающий работе. И если попросту сказать: настолько бедную одежду он носил, что она была беднее и хуже, чем у любого из иноков его, так что некоторые, не знающие его, из-за этого могли смутиться и впасть в заблуждение; так и случалось, что многие впадали в обман и ошибались, и я вам об одном крестьянине подробно рассказать постараюсь.

Когда слух о жизни преподобного этого широко распространился, тогда много людей из различных мест посетить его приходили, желая лишь увидеть его, и те, кто видел его, возвращались восвояси и, друг другу рассказывая о Сергии, удивлялись. Услышав об этом, некий человек, христианин, поселянин, пахарь, земледелец, живший в селе своем, пашущий землю плугом своим и своим трудом питающийся, живший в отдаленных краях, слыша много о Сергии, желанием возгорелся увидеть его. Однажды, освободившись от работы, пришел он в монастырь Сергия; а до этого он никогда не видел святого. В то время получилось так, что преподобный мотыгой работал, в огороде копал землю для насаждения какой-то огородной зелени. Когда пришел усердный земледелец этот, чтобы увидеть Сергия, начал он искать святого и спрашивал: “Кто здесь Сергий, и где чудесный и славный этот муж, о котором я слышал столько? И как мне увидеть его?” И у каждого из братьев он допытывался, спрашивал и умолял, чтобы ему показали того, кого он ищет. Братья же сообщили ему: “В огороде он, один уединившись, копает землю. Немного потерпи, пока он не придет”. Тот в большом нетерпении не дождался, но, приникнув к щели, увидел блаженного в бедной одежде, весьма рваной и залатанной, в поте лица трудящегося. Он никак не мог подумать, что это тот, кого он хотел увидеть, которого он ищет, и никак не верил, что это тот, о котором он слышал. Снова земледелец приставал к братьям, досаждая им и говоря: “Почему вы не укажете мне того, к которому я издалека поклониться пришел? — и дело важное у меня есть к нему”. Они же сказали: “Мы показали тебе его, и ты его видел в щель. Если же не веришь нам, то убедишься в этом, увидев его снова”. Он же упрямо не хотел верить, но около дверей стоял, неизвестно откуда ожидая Сергия.

Когда же преподобный, сделав дело свое, из-за ограды в монастыре появился, монахи быстро указали на него земледельцу, говоря: “Вот тот, кого ты желал увидеть”. Но этот земледелец отвернул лицо свое от блаженного, и начал смеяться, и гнушался им, говоря: “Я пророка увидеть пришел, вы же мне сироту показали. Издалека я шел, надеясь получить пользу, а вместо пользы ничего не получил. Хотя я и в честный монастырь пришел, но никакой здесь пользы не получил; вы глумитесь надо мной, думаете, что я обезумел. Я святого мужа Сергия, как я слышал о нем, надеялся увидеть в большой чести, и славе, и величии. Ныне же из всего этого в человеке, указанном вами, ничего не вижу, — ни чести, ни величия, ни славы, ни одежды красивой и дорогой, ни отроков, служащих ему, ни спешащих слуг, ни множества рабов, прислуживающих или честь воздающих ему; но все на нем бедное, все нищенское, все сиротское. И думаю я — не он это”. Так говорил монахам поселянин этот, земледелец, — и поистине он поселянин, потому что невежда и не смотрит внутренними глазами, но внешними, не знает книжной мудрости, как премудрый Сирах сказал: “Человек смотрит на лицо, а бог зрит в сердце”. Этот земледелец внешние вещи видел, а не внутренние, и, на теле блаженного бедную одежду увидев, убедившись, что тот трудами земледельческими занимается, он добродетель старца и нищету хулил, никак не веря, что это тот, о ком он слышал. В мыслях его было какое-то недоверие, и он думал про себя так: “Не может такой муж, честный и славный, в нищете и бедности жить, а я о его многом величии, чести и славе рассказы прежде слышал”.

Братия же игумену сказала: “Не смеем и боимся сказать тебе, честный отче, а гостя твоего мы бы отослали отсюда как человека негодного и бесчестного, потому что он невежа и поселянин: он тебе не поклонился, ни чести достойной не воздал, а нас укоряет и не слушает, считая, что мы лжем. Хочешь, мы выгоним его?” Божий человек Сергий, посмотрев на братию, увидел их смущение и сказал: “Ни в коем случае, братья, не делайте этого, ведь он не к вам, но ко мне пришел. Зачем вы обижаете его? Ведь он доброе дело сделал мне, и я вины не нахожу за ним. Если вы находите за ним вину, услышьте Павла-апостола, говорящего: “Если человек впадает в некое прегрешение, вы, духовные, исправляйте такого в духе кротости”; и подобает таких людей смирением и кротостью исправлять”. И, сказав это, не дождавшись от крестьянина поклона, Сергий сам опередил его, подошел и поцеловал земледельца старательно и поспешно. И с великим смирением Сергий поклонился ему до земли, и с большой любовью по-христиански поцеловал его, и, благословив, весьма похвалил крестьянина, который так о нем подумал. Этот случай дает понять, сколь великое смирение внутри себя имел Сергий, ибо такого поселянина, невежду, который негодовал и гнушался им, святой сверх меры полюбил: потому что насколько гордые почестям и похвалам радуются, настолько радуются смиренные своему бесчестию и осуждению. И не только поцеловал его, но взял его за руку преподобный и посадил справа от себя, едой и питьем насладиться предлагая ему, с честью и любовью обходился с ним. Крестьянин же печаль свою объяснял: “Сергия ради я постарался сюда прийти и его увидеть, но не исполнилось желание мое”. Преподобный же Сергий сказал ему: “Не печалься! Здесь милость божья такая, что никто печальным не уходит отсюда. И о чем ты печалишься, что ищешь и чего желаешь,— тотчас даст тебе бог”.

И в то время, пока еще Сергий говорил, вдруг князь некий подошел к монастырю в великой гордости и славе, и полк великий окружал его, бояре, и слуги, и отроки его. Идущие впереди телохранители князя и подвойские крестьянина этого взяли за плечи руками своими и далеко куда-то отбросили его от лица князя и Сергия. И еще издалека князь поклонился Сергию до земли. И Сергий благословил его; и поцеловались они, и сели вдвоем только, а все стояли. Крестьянин же тот бегал вокруг. И кем он прежде пренебрегал и гнушался, к тому теперь стремился, — где бы только посмотреть на него, — и не находил места. И спросил он одного из стоящих там: “Кто этот монах, который сидит справа от князя, скажи мне?” Тот посмотрел на крестьянина и сказал ему: “Разве ты не здешний? Не слышал ли ты о преподобном отце Сергии? Говорящий с князем он и есть”. Услышав это, крестьянин ощутил стыд и трепет.

Когда же князь из монастыря ушел, тогда этот крестьянин взял с собой некоторых из братии и за себя их молить попросил, и сам с ними и перед ними кланялся до земли игумену, говоря: “Отче! За все мои нечестия и прегрешения прости меня и помоги в моем неверии. Теперь я узнал истину о тебе, отче; что слышал, то и увидел”. Преподобный же Сергий простил его, и благословил, и побеседовал с ним душеполезными, утешительными словами, и отпустил его домой. С тех пор человек этот великую веру имел в святую троицу и в преподобного Сергия до своей смерти. И через несколько лет он пришел из села в монастырь к преподобному, и постригся в монахи, и, прожив несколько лет в покаянии, и исповедаясь, и исправляясь, отошел он к богу.

ОБ ИЗВЕДЕНИИ ИСТОЧНИКА

Хочу вам, возлюбленным, рассказ продолжить о славных чудесах, которые творил бог через угодника своего. Как мы раньше говорили про этого великого пастыря и мудрого человека, когда он в пустыню пришел и один хотел на том месте безмолвствовать, тогда воды не было вблизи от обители. После того как братия умножилась, неудобно весьма было издалека воду приносить. И по этой причине некоторые возроптали на святого: “Зачем, — говорили они, — ты, не подумав, решил на этом месте, где воды нет поблизости, обитель создать?” Так многократно они с упреками говорили; а святой им отвечал: “Ведь я один на этом месте хотел безмолвствовать, бог же захотел такую обитель воздвигнуть, чтобы прославлялось святое его имя. Так просите в молитве своей и не отчаивайтесь! Ведь если бог непокорным людям еврейским из камня воду источил, то вас, работающих для него днем и ночью, разве оставит он?” И отпустил он монахов в их кельи.

Сам же он вышел из монастыря, одного брата взяв с собой, и зашел в глушь леса около монастыря, — а не было здесь нигде проточной воды, как старые люди определенно сказали. Нашел святой в одной канаве немного воды, оставшейся после дождя, и, преклонив колени, начал молиться, говоря так:

М о л и т в а: “Боже, отец господа нашего Иисуса Христа, сотворивший небо и землю, и вся видимая и невидимая, создавший человека из небытия, не желающий смерти грешников, но жизни! Молимся тебе, и грешные, и недостойные рабы твои: услышь нас в этот час и яви славу свою. Как в пустыне чудодействовала крепкая твоя десница через Моисея, который из камня по твоему повелению воду источил, так и здесь яви силу твою. Ведь ты неба и земли творец; даруй нам воду на месте сем! И пусть узнают все, что ты слушаешь боящихся тебя и имени твоему славу воздающих, отцу, и сыну, и святому духу, ныне, и присно, во веки веков, аминь”.

И когда это сказал святой и место указал, внезапно источник большой появился, который и до сих пор все видят и из которого черпают для всяких нужд монастырских, благодаря бога и его угодника Сергия. Многие исцеления происходят от воды той для приходящих с верой, и различными недугами страдающие исцеление получают. И не только те, кто к самой этой воде приходит, исцеляются, но и те, кто из дальних мест присылают людей, которые черпают воду эту и к себе уносят, и больных своих поят или кропят, — и те исцеление получают. Таких не один или два, но бесчисленное множество есть даже и доныне. И с тех пор источник называли именем Сергия лет десять или пятнадцать. Разумный же этот человек, поскольку он не любил славы, из-за этого негодовал, говоря: "Чтобы я никогда не слышал, как вы моим именем источник этот называете. Ведь не я дал воду эту, но господь даровал нам, недостойным”.

О ВОСКРЕШЕНИИ ОТРОКА МОЛИТВАМИ СВЯТОГО

Некий благочестивый человек, живущий в окрестностях монастыря того, имел веру великую в святого Сергия. Сын же человека этого, малолетний отрок, единственный ребенок его, от болезни страдал. Отец отрока, зная Сергия добродетель, понес сына в монастырь к святому, размышляя так: “Если только живым донесу его к человеку божьему, он обязательно выздоровеет”. Принес он сына в монастырь, умоляя святого помолиться.

Но пока человек этот просьбу излагал, отрок, жестокой болезнью страдавший, ослабел и испустил дух. Когда увидел человек этот, что умер сын его, он всякую надежду утратил и заплакал: “Увы! — говорил он. — О, человек божий! Я с верой и слезами в безмерной печали к тебе пришел, надеясь утешение получить, а теперь вместо утешения вверг себя в большую печаль. Лучше бы мне было, чтобы в моем доме отрок мой умер! Увы мне! Что делать? Что этого страшнее или хуже?” Пошел человек приготовить гроб, чтобы положить умершего сына, а тело ребенка оставил в келье. Святой же сжалился над человеком этим, преклонил колени и начал молиться за умершего. И внезапно отрок ожил, и душа к нему возвратилась, и начал он двигаться.

Пришел отец отрока, неся все, что нужно для погребения; увидев его, святой сказал ему: “Зачем ты, человек, трудишься, неверно помыслив: отрок твой не умер, но жив”. Тот же не мог поверить: ведь был убежден он, что сын его умер. И пришел он, и нашел сына живым, как сказал святой; и припал он к ногам человека божьего, благодарность ему принося. Святой же ему сказал: “Ошибся ты, о человек, и не знаешь, что говоришь: потому что отрок твой, когда нес ты его сюда, по пути от холода ослабел, и тебе показалось, что он умер. Теперь же он в теплой келье согрелся, а ты думаешь, что он ожил. Ведь не может ожить никто до общего воскресения”. Но человек упорствовал, говоря: “Он твоими молитвами ожил”. Святой же запретил ему так говорить, сказав: “Если разгласишь это, сам себе навредишь и отрока окончательно лишишься”. Тот обещал никому не говорить; и, взяв отрока здорового, ушел в дом свой. Молчать он не мог, а разглашать не смел; но только про себя удивлялся, хвалу воздавая богу, совершающему удивительные и славные вещи, “которые видели,— как сказано,— глаза наши”. Известно же стало чудо это от ученика святого.

О БЕСНОВАТОМ ВЕЛЬМОЖЕ

Жил далеко от лавры преподобного отца нашего один вельможа на реке, называющейся Волга. Этот самый вельможа от беса мучился жестоко, непрестанно, днем и ночью, так что он даже железные путы разрывал. И ничем не могли его удержать, даже десять или более мужчин крепких; потому что одних он руками бил, других же зубами кусал. Так, от них убегая в пустынные места, там жил, жестоко мучаясь от беса, пока снова не находили его и, связав, не вели его в дом.

Жалеющие его люди услышали про святого, о том, что творит бог чудеса ради него, и, поразмыслив, повели бесноватого в монастырь к человеку божьему. В пути со многими трудностям столкнулись те, кто вел его; он, беснуясь, громким голосом кричал: “О, какое несчастье! Куда вы меня силой ведете, хотя я не хочу даже слышать, а тем более видеть Сергия нисколько? Верните меня снова и дом мой!” Но они, хотя тот и не хотел, силой тащили его. И когда приблизились к монастырю, он, беснуясь, путы разорвал и на всех набросился, говоря: “Не хочу туда, не хочу! Я возвращусь назад, откуда пришел!” Такой он рев издавал, как будто сейчас лопнет, так что и в монастыре вопль и крик был слышен. Сообщили об этом святому; блаженный же повелел в било ударить, и когда братия собралась, он начал петь молебен за больного. И тогда беснующийся начал понемногу успокаиваться. Когда привели его в монастырь, преподобный вышел из церкви, неся крест в руке. Когда же он перекрестил его, безумный зарычал громким голосом и отскочил от места того. А около места того была вода, после дождя собравшаяся; увидев ее, больной бросился в нее, воскликнув: “Какое мучение от пламени этого страшного!” И с тех пор он вылечился по благодати Христа и молитвами святого, и разум к нему вновь возвратился, и начал он говорить осмысленно. Когда же спросили его, почему он кричал, он рассказал так: “Потому что когда привели меня к преподобному и хотел он меня осенить крестом, тогда я увидел пламя огромное, из креста исходящее, которое всего меня окружило. Тогда я бросился в воду: ведь я думал, что сгорю от пламени этого”.

Так он оставался в монастыре несколько дней, кроткий и разумный, и, по благодати Христа, ушел здоровым в дом свой, радуясь и славя бога, и хвалу воздавая святому, потому что, благодаря его молитвам, он получил исцеление. После этого по божьей благодати великим стал Сергий общим помощником для всех. И уже многое множество людей стекалось из различных мест и городов, особенно же монахи, свои обители оставляя, к нему приходили, считая, что лучше жить с ним и от него учиться добродетели. И не только монахи или вельможи, но даже простые люди, которые в селах живут: ведь все считали его одним из пророков.

Однажды святой согласно своему правилу бодрствовал и за братию молился, чтобы господь помог им в трудностях жизни и подвигах. Когда он так молился, уже поздним вечером, услышал он голос, говорящий: “Сергий!” Он удивился необычному для ночи звуку и, сотворив молитву, открыл в келье окошко, желая узнать, чей это голос. И вот узрел он видение чудесное: появился на небе свет яркий, который всю ночную тьму разогнал; и ночь эта озарена была светом, дневной свет превосходившим в яркости. Услышал он вторично голос, говорящий: “Сергий! Ты молишься за своих детей, и господь моление твое принял. Смотри же внимательно и увидишь множество иноков, во имя святой и живоначальной троицы собравшихся в твое стадо, которое ты наставляешь”. Святой взглянул и увидел множество птиц очень красивых, прилетевших не только в монастырь, но и в окрестности монастыря. И голос был слышен, говорящий: “Как много ты видел птиц этих, так умножится стадо учеников твоих и после тебя не истощится, если они захотят по твоим стопам идти”.

Святой же дивился такому несказанному видению. Очевидца и свидетеля желая иметь этого видения, Сергий крикнул и позвал известного уже Симона, который близко находился. Симон удивился, что старец зовет его, и скоро пришел. Но все видение не удостоился лицезреть, а только часть света того увидел и весьма удивился. Рассказал ему святой все по порядку, что он видал и что слышал; и вместе они радовались, душой трепеща от неизреченного видения.

О СОЗДАНИИ ОБЩЕЖИТЕЛЬСТВА

Потом однажды пришли греки из Константинополя, патриархом посланные к святому. Они поклонились ему, говоря: “Вселенский патриарх константинопольский, владыка Филофей благословляет тебя”. Также от патриарха подарки они передали ему: крест, и параманд, и схиму; затем и послание отдали ему. Святой же сказал им: “Подумайте, не к другому ли вы посланы: кто я такой, грешный, недостойный такие дары получить от святейшего патриарха?” Они же сказали: “Мы, отче, ничуть не ошиблись относительно тебя, святой Сергий. К тебе мы посланы”. Старец поклонился им до земли. Затем поставил перед ними трапезу, и, хорошо угостив их, он повелел разместить их на отдых в обители. Сам же пошел к митрополиту Алексею, относя послание, полученное от патриарха, и отдал его митрополиту, и сообщил о принесших его. Митрополит же послание повелел прочитать; а написано было следующее:

П о с л а н и е: “Милостью божьей архиепископ Константинополя, вселенский патриарх владыка Филофей в святом духе сыну и сподвижнику нашего смирения Сергию. Благодать и мир и наше благословение пусть будет с вами! Слышав о твоей в боге жизни добродетельной; весьма восхвалили и прославили бога. Но одной вещи еще недостает - общежительство у вас не устроено: потому что все, о преподобный, и сам прародитель бога пророк Давид, который все охватил разумом, ничто другое так не хвалят, только вот что: “Что может быть лучше и прекрасней, чем жить братьям вместе”. Поэтому и я совет добрый даю вам, чтобы вы устроили общежительство. И милость божья и наше благословение пусть будет с вами”.

Старец же спрашивает митрополита: “Ты, святой владыка, что повелеваешь?” Митрополит же в ответ старцу сказал: “Поскольку, преподобный, ты таких благ сподобился, так как бог прославляет славящих его, поскольку дальних мест достигла слава жизни твоей, — поэтому тебе великий и вселенский патриарх дает совет для великой пользы. Мы также настоятельно советуем так сделать и весьма славим тебя”.

С этого времени устанавливается в обители святого общежительство. И распределяет блаженный и премудрый пастырь братию по службам: одного ставит келарем, а других в поварню и для печения хлеба, еще одного назначает немощным служить со всяческим прилежанием; в церкви же ставит: во-первых, екклесиарха, а потом параекклесиархов, пономарей и других. Все это чудесный тот человек хорошо устроил. Повелел он твердо следовать заповеди святых отцов: ничем собственным не владеть никому, ничто своим не называть, но все общим считать; и прочие должности все на удивление хорошо устроил благоразумный отец. Но это рассказ о делах его, а в житии много распространяться об этом не следует. Поэтому мы здесь рассказ сократим, а к прежнему повествованию возвратимся.

Так как все это чудесный отец хорошо устроил, число учеников умножалось. И чем больше их становилось, тем больше вкладов приносили ценных; и насколько в обители вклады умножались, настолько страннолюбие увеличивалось. И никто из бедных, в обитель приходивших, с пустыми руками не уходил. Никогда блаженный не прекращал благотворительность, и служителям в обители наказал нищим и странникам давать приют и помогать нуждающимся, говоря так: “Если эту мою заповедь будете хранить безропотно, воздаяние от господа получите; и после ухода моего из жизни этой обитель моя эта весьма разрастется, и долгие годы нерушимой будет стоять по благодати Христа”. Так была рука его раскрыта для нуждающихся, как река полноводная с тихим течением. И если кто-нибудь оказывался в монастыре в зимнее время, когда морозы суровые стоят или же снег сильным ветром заметается, так что нельзя из кельи выйти, какое бы время он ни оставался здесь из-за такого ненастья, — все нужное в обители получал. Странники же и нищие, а из них особенно больные, многие дни жили в полном покое и пищу, сколько кому нужно было, в изобилии получали согласно наказу святого старца; и до сих пор все так сохраняется. А поскольку дороги здесь из многих мест проходили, то князья, и воеводы, и воины бесчисленные — все получали нужную им достаточную искреннюю помощь, как из источников неисчерпаемых, и, в путь отправляясь, необходимую пищу и питье достаточное получали. Все это служащие в обители святого всем с радостью подавали в изобилии. Так люди знали в точности, где все необходимое находится в храмах, пища и питье, а где хлеб и варения, и это все умножалось из-за благодати Христа и чудесного его угодника святого Сергия. Мы же к прежнему вернемся и расскажем вот о чем.

ОБ ОСНОВАНИИ МОНАСТЫРЯ НА РЕКЕ КИРЖАЧ

В скором времени вновь началось смятение. Ненавидящий добро враг, который не мог терпеть от преподобного сияющую зарю, видя, что его унижает преподобный, в помыслы вложил братьям противиться наставничеству Сергия. В один из дней, — а день был субботний, — вечерню пели; игумен же Сергий был в алтаре, облаченный в священническую одежду. Стефан же, брат его, на левом стоял клиросе и спросил канонарха: “Кто тебе дал книгу эту?” Канонарх же ответил: “Игумен дал мне ее”. И сказал Стефан: “Кто игумен в месте этом: не я ли раньше пришел на место это?” И другие некоторые слова неподобающе произнес. Услышал это святой в алтаре, но не сказал ничего. А когда вышли из церкви, святой не пошел в келью, но сразу же покинул монастырь, так что никто не знал об этом, и отправился один по дороге, ведущей в Кинелу. Так наступила ночь, и он в пустыне спал; утром же, встав, он пошел дорогой своей и пришел в монастырь на Махрище. И попросил у Стефана, который был в том монастыре, какого-нибудь брата, который смог бы показать ему место пустынное. Многие места обойдя наконец нашли они место, красивое весьма, -- и река была поблизости, называющаяся Киржач, где теперь монастырь стоит честного Благовещения пречистой владычицы нашей богородицы.

Когда Сергий, как мы раньше сказали, ушел из монастыря, хватились и не нашли его. Тогда все весьма встревожились и отправили повсюду братию искать его, — одних в пустыни, других же в город: ведь не могли они с таким пастырем разлучиться. Один же из братьев пришел к Стефану на Махрище, желая узнать о Сергии. И услышал он, что Сергий в далекую пустыню ушел, желая монастырь построить, и весьма обрадовался. И, хотя в радости хотелось ему идти к святому, но он все же назад возвратился в монастырь, чтобы братию утешить в скорби о святом. Когда же братия услышала о святом, она весьма обрадовалась, и начали приходить к Сергию — иногда по два человека, иногда по три, а иногда и больше.

Сам же отец наш Сергий сначала поставил келью, чтобы в покое пребывать после великого труда. Затем он посылает двух учеников своих к всесвятейшему митрополиту Алексею, прося благословения, на основание церкви. Получив благословение, он начал строить церковь, сначала молитву произнеся такую: “Господи боже сил, в древности Израиль обративший к вере многими великими чудесами и законодателю Моисею многие давший знамения, Гедеону с помощью руна победу предсказавший! Ныне, владыка-вседержитель, услышь меня, грешного раба своего, молящегося тебе! Прими молитву мою и благослови место это, которое по твоему изволению создалось для славы твоей, в похвалу и честь пречистой твоей матери, честного ее Благовещения, чтобы и здесь всегда славилось имя твое, отца, и сына, и святого духа”. Он закончил молитву, и работа успешно пошла благодатью Христовой. И было много людей, помогающих в этом деле, иноков и мирских, — одни кельи строили, другие же службы монастырские. Иногда же и князья, и бояре приходили к нему, серебра много давали для построения монастыря. Так по благодати божьей быстро церковь поставлена была, и множество братьев собралось.

Некоторые из монастыря святой Троицы, не вынося с духовным учителем разлуки и любовью великой возгоревшись, пошли в город к митрополиту и сказали: “Святой владыка! Знаешь ты, святой владыка, о нашей разлуке с духовным пастырем. Сейчас мы живем, как овцы, не имеющие пастыря: священноиноки, и старцы, и святое богом собранное братство, не вынося разлуки с отцом, уходят из монастыря; и мы не можем больше не видеть святого его лица. Поэтому если ты соизволишь, богом данный нам наставник, прикажи Сергию назад вернуться в его монастырь, чтобы не до конца изнемогли мы без него”.

Услышал это митрополит от пришедших братьев и немедля посылает двух архимандритов, Герасима и Павла, некоторые поучения посылая Сергию из божественного Писания: ведь митрополит его как отец учил и как сына наставлял. Пришли архимандриты те и, поцеловав Сергия, как принято, сказали: “Отец твой, Алексей-митрополит, благословляет тебя. “Весьма, — сказал он, — обрадовался я, услышав про твою жизнь в дальней пустыне, что и там многими прославляется имя божье. Но подобают тебе тобой построенная церковь и богом собранное братство, поэтому, кого ты считаешь в добродетели преуспевшим из своих учеников, — того поставь вместо себя настоятелем святого монастыря. Сам же назад возвратись в монастырь святой Троицы, чтобы больше братия, скорбя о разлуке со святым твоим преподобием, из монастыря не уходила. А тех, кто досаждает тебе, я изгоню из монастыря, чтобы не было там никого, кто бы обиды тебе наносил; но только не ослушайся нас. Милость же божья и наше благословение всегда пусть будет с тобой”. Услышав это, святой ответил им: “Так скажите господину моему митрополиту: “Все, что исходит из твоих уст, как из уст Христа, я приму с радостью и ни в чем не ослушаюсь тебя”.

Пришли архимандриты и сообщили митрополиту сказанное святым Сергием. Услышав это, митрополит весьма обрадовался совершенному его послушанию; и быстро посылает священников, и они освящают церковь в честь Благовещения пречистой владычицы нашей богородицы,— а церковь та и до сего дня стоит по благодати Христа. Избрал Сергий одного из учеников своих, по имени Роман, и посылает его к митрополиту. И вот, благословив его на священничество и игуменство в новооснованном монастыре, оттуда назад возвращается святой в монастырь святой Троицы.

Весьма желал святой Сергий, чтобы был Исаакий-молчальник игуменом в монастыре святого Благовещения. Тот же никак не хотел, но, как мы сказали, полюбив безмолвие и молчание, упорно умолял святого, чтоб тот наконец благословил его молчать и ничего совсем не говорить. Святой в ответ на просьбу его сказал ему: “Чадо Исаакий! Если молчать желаешь, наутро, когда закончим божественную службу, ты приходи к северным дверям, и я благословлю тебя молчать”. Исаакий, следуя словам святого, когда увидел, что закончилась божественная служба, пришел к северным дверям. Святой же старец, перекрестив его рукой, оказал: “Господь пусть исполнит желание твое!” И когда он благословлял Исаакия, тот увидел, как некое огромное пламя вышло из руки Сергия и всего Исаакия окружило. И с того дня пребывал тот в молчании бесстрастном благодаря молитвам святого Сергия: если порой и хотел тихо что-нибудь сказать, то запрещали ему это святого молитвы. Так пребывал он в молчании до конца дней своих, как сказано: “Я, как глухой, не слышу, и как немой, который не открывает уст своих”. Так совершал он подвиги великого воздержания, тело свое удручая или постом, или бдением, или же молчанием, и, наконец, послушанием до последнего своего вздоха. Так он отдал душу свою господу, к чему и стремился с юности своей.

Когда услышали в монастыре о возвращении святого, вышла братия навстречу ему, и когда увидели они его, то показалось им, что второе солнце воссияло. И из всех уст слышно было: “Слава тебе, боже, обо всех заботящийся!” И было чудесным зрелище и умиления достойным: потому что одни руки отца лобызали, иные же ноги, а другие к одеждам прикасались и целовали их, а иные впереди шли только из-за желания увидеть его. Все вместе радовались и славили бога за возвращение их отца. Что же отец? Духом и он радовался, детей своих увидев вместе.

О ЕПИСКОПЕ СТЕФАНЕ

Поскольку нужно еще о других свершившихся чудесах и о даре пророческом святого вспомнить, к чудесному повествованию обратимся. Сейчас же расскажем о епископе Стефане, который был мужем добродетельным, который был в жизни благочестив, который с детства чистотой сердца светился. Этот во многих добродетелях воссиявший Стефан, скажем мы, любил по-христиански духом весьма блаженного отца нашего святого Сергия. Однажды пришлось ему путь совершать из своей епархии, называемой Пермской, к царствующему городу Москве. Дорога же та, по которой шел епископ, находится от монастыря святого Сергия на расстоянии десяти поприщ или больше. И решил он торопясь в дороге, тогда не заходить к святому в обитель, но когда возвращаться назад будет, тогда побывать в обители у преподобного.

Когда же находился чудесный епископ Стефан напротив обители святого, он остановился, и произнес “Достойно есть” и положенную молитву, и, поклонившись святому Сергию в ту сторону, где тот жил, сказал так: “Мир тебе, духовный брат!” Блаженный же тогда за трапезой с братьями сидел. Уразумел и он в тот час духом, что сделал епископ Стефан, и, от трапезы святой встав, немного постоял, и молитву совершил, и, поклонившись, сказал: “Радуйся и ты, пастух Христова стада, и мир божий пусть будет с тобой!” Братия же удивилась, что неожиданно встал святой до положенного времени; поняли некоторые из них, что не зря встал святой, но каким-то видением объяснили это. По окончании трапезы начали ученики его спрашивать о случившемся. Он же все открыл им, говоря: “Встал я, когда епископ Стефан шел по дороге к городу Москве и напротив монастыря нашего поклонился святой Троице и нас, смиренных, благословил”. Он указал и место, где это случилось. Некоторые из учеников его поспешили к названному месту, желая точно узнать; догнав тех, кто шел с епископом, они спросили, правду ли сказал Сергий. И они точно узнали, что поистине было так, как сказал святой; они же удивлялись пророческому дару, которым был наделен святой, и хвалу воздали богу за чудеса, которые он совершает через святого своего угодника.

НАЧАЛО АНДРОНИКОВА МОНАСТЫРЯ

Необходимо рассказать и о создании монастырей учениками блаженного, и в дальнейшем об этом будет сказано; сначала же начнем повесть об ученике его, по имени преподобный Андроник. Он происходил из города и мест святого Сергия; и, еще юным будучи, он пришел к блаженному отцу в монастырь, и в иноки был пострижен Сергием. И многие годы он оставался в полном послушании, всякими добродетелями будучи украшен. Поэтому и святой очень любил его из-за доброго его нрава и цветущих в нем добродетелей; и молил бога за него отец, чтобы была славной его жизнь. И через много лет этот чудесный муж Андроник желание возымел обитель создать, и общежительство в ней устроить, и об этом размышлял про себя, и на бога надеялся, говоря: “Если будет угодно богу, он сможет и в жизнь это воплотить”.

В то время, как он однажды размышлял об этом, пришел к преподобному Сергию Алексей-митрополит в обитель навестить его: ведь он всегда был исполнен любви великой к святому и был с ним в близости духовной, обо всем советовался с ним. Так беседовали они между собой, и наконец митрополит сказал святому: “Возлюбленный! Одно хочу просить у тебя благодеяние, чтобы сказала мне его духовная твоя любовь”. Старец же архиерею ответил: “Святой владыка! В руках твоих все мы, и ничто не запрещено святыне твоей”. Архиепископ же сказал: “Хочу я, если мне бог поможет, основать и устроить монастырь. Однажды, когда плыли мы из Константинополя в Русские земли, в свою митрополию, ветер сильный бушевал в море, так что корабль был в опасности от большого волнения. И всем смерть страшная грозила, и все на корабле начали молиться богу. С ними и я в бедствии великом также начал молиться всесильному богу, чтобы он избавил нас от грозящей беды; и обет свой дал богу: в день какого святого поможет господь достигнуть пристани, в честь того святого создать церковь. И в тот же час прекратилось в море волнение и спокойствие великое наступило, и мы достигли пристани месяца августа в шестнадцатый день. Я хочу исполнить обет свой: церковь поставить в честь Нерукотворного Образа господа нашего Иисуса Христа, и устроить хочу монастырь, и создать по благодати Христа общежительство. И я прошу у твоей милости, чтобы ты дал мне возлюбленного твоего ученика и мне угодного Андроника”.

Святой же просьбой святителя не пренебрег и отдал ему Андроника. Сделав большой вклад в монастырь, митрополит ушел, взяв Андроника с собой. И он нашел место, подходящее для построения монастыря на реке Яузе. Сначала создана была церковь на диво в честь славного Образа Нерукотворного великого господа Спаса нашего Иисуса Христа. Церковь ту он чудесно украсил и честную икону образа Христова, которую он сам принес из Константинополя, чудесную и золотом украшенную в церкви поставил, и до сих пор стоит икона по благодати Христа. Поручив наставничество тому Андронику, он все, что нужно для устройства монастыря даровал ему; и так образовалось общежительство. Вскоре пришел святой Сергий посмотреть сделанное учеником его на то место и, увидев, похвалил его и благословил, говоря: “Господи, взгляни с неба, и посмотри, и посети место это, которое по твоему соизволению создалось для славы святого твоего имени и благослови его”. И, дав полезные наставления, он назад возвратился в свою лавру.

Так повсюду распространилась слава великая о чудесном Андроника монастыре, так что многие к нему стекались. Он же всем хорошо управлял, и насколько стадо умножалось, настолько в больших подвигах он упражнялся, в воздержании великом усердствовал, и во всенощном бдении, в посте и молитве. И кто расскажет, какие подвиги этот славный муж совершил? Каждого он как отец наставлял и общее согласие поддерживал; он заповедовал и умолял, вооружал на невидимых врагов и тяготы всех носил: ведь он был образцом кротости; такого кроткого учителя благоразумный ученик. Братство же умножалось все больше, и стал монастырь великим и славным из-за благодати божьей и стараний добродетельного мужа Андроника. Так он благочестиво прожил долгие годы, хорошо охраняя порученное ему богом стадо; предчувствуя же к господу свой уход, он вручает стадо своему ученику, по имени Савва, в добродетели весьма прославившемуся. И, дав полезные наставления, он к господу, которого с младенчества возлюбил, отошел месяца июля в тринадцатый день.

И этот преподобный отец наш великий в добродетелях Савва также руководил преданным ему стадом в благочестии, и чистоте, и в святости большой. И великими князьями, и во всех местах он всеми почитаем был из-за великих его добродетелей и чудесной и славной его жизни. И еще больше умножилось стадо его добродетельных мужей, великих, честных, из которых многие произведены были в честных местах в игумены, а другие в епископы. Так много лет богоугодно и благочестиво пожив, он к господу отошел, а после смерти чудеса творил. Из них об одном расскажем; некий из учеников его, которого многие знают ныне, священноинок по имени Ефрем, бесом блудным, плотской страстью одолеваем был. Верой побуждаемый, он пришел к гробу преподобного Саввы, и он призывает отца, чтобы тот помог ему в жестоких страданиях: и быстро в тот час получил исцеление.

Позднее в той обители был игуменом Александр, ученик упомянутого выше игумена Саввы, муж добродетельный, мудрый, славный весьма; был там и другой старец, имени Андрей, иконописец необыкновенный, всех превосходящий мудростью великой, в старости честной уже, и другие многие. Они хорошо управляли обителью, поддерживаемые благодатью Христовой и божьей помощью. Создали они в обители своей церковь каменную весьма красивую и росписями чудесными своими руками украсили ее на память об отцах своих, а церковь и сегодня все видят, во славу Христа бога. Так все те чудесные незабвенные мужи устроили и, богоугодно прожив, к господу отошли, в обитель отцов своих, и пусть удостоит их бог соучастниками быть славы отцов и небесного царства. Вот и все об этом.

НАЧАЛО СИМОНОВСКОГО МОНАСТЫРЯ

Раньше мы рассказывали вам о Стефане, родном брате святого, который привел сына своего Федора в возрасте двенадцати лет и отдал его в руки святому Сергию; а тот постриг его в иноки. Так оставался Федор у святого в полном послушании, жизнь добродетельную вел, тело свое изнурял великим воздержанием, так что удивлялись многие этому. Удивительно было и вот что: никогда он свои помыслы от преподобного не утаивал — ни ночью, ни днем. Когда же он достиг совершенства и священничества удостоился, появилось у него желание найти место и основать монастырь общежительный. И пришел он, и признался преподобному в мыслях своих; и так было не один раз, но многократно. Святой же, видя упорное таковое желание его, подумал, что это от бога.

И по прошествии многого времени благоразумный пастырь благословляет Федора и отпускает; и кто из братии захотел, пошел с ним, куда он решит. Он же нашел место очень красивое для построения монастыря, по имени Симоново, около реки Москвы. Услышав об этом, святой пришел посмотреть место это, и, увидев, что подходит место для создания монастыря, он повелел Федору строить. Федор же благословение от архиерея получил и создал церковь на том месте в память честного Рождества пречистой владычицы нашей богородицы. Так он устраивает монастырь, все в нем, как полагается, и весьма основательно; и общежительство организовал, как подобает по преданию святых отцов, — для славы божьей монастырь чудесный создал. И множество братьев из различных мест собралось, потому что слава великая во всех местах о Федоре распространялась, так что многие приходили и великую пользу получали от его наставлений.

И видели Федора светло в добродетелях сияющим, в зрелости и благолепии многом, весьма премудрого и умом рассудительного. Так из-за многих его добродетелей он всеми почитаем был, и день ото дня росла слава о нем, так что порой старец святой Сергий весьма беспокоился о чести и славе его; и молитвы непрестанные к богу обращал, чтобы не случилось какого-либо Федору преткновения. Многие же ученики Федора в добродетелях прославились великих, так что произведены были в честные игумены, а также в епископы в больших городах. Однажды пришлось этому чудесному мужу Федору в Царьграде быть; и там вселенским патриархом, владыкой Нилом, он очень почтен был и среди архимандритов всех русских высшей чести удостоен, потому что на Руси Симоновский досточтимый монастырь Федора переходит в подчинение патриарха. И во время устройства монастыря на другом месте основана была церковь каменная архимандритом Федором, прекрасная весьма, в память честного Успения пречистой богородицы. Так все это сделано было, и на том месте по благодати Христа устроен был монастырь славный, который и сегодня все видят и почитают. Мы же к прежнему возвратимся, о чем речь идет.

Позднее же Федор, архимандрит честный, возведен был в архиереи города Ростова, и так прожил он долгие годы весьма славно, как свеча на подсвечнике горящая. Так он достойно пас порученное ему стадо и к господу отошел в год 6903 (1395), месяца ноября в двадцать восьмой день. Мы же теперь прекратим этот рассказ о Симоновской обители и к следующим событиям обратимся теперь.

О ВИДЕНИИ АНГЕЛА, СЛУЖАЩЕГО С БЛАЖЕННЫМ СЕРГИЕМ

Однажды, когда еще жил Федор священный в обители у блаженного Сергия, служил святой Сергий божественную литургию с выше упоминавшимся Стефаном, братом своим родным, и с этим Федором, родственником своим. Известный же Исаакий-молчальник стоял в церкви; и поскольку он был, как мы раньше сказали, муж добродетельный весьма, откровение было ему: видит он в алтаре четвертого служащего с ними мужа, чудесного весьма, а облик его — удивительный и несказанный, светлости великой,— и внешностью он сиял, и одеждами блистал. И во время первого выхода этот ангелоподобный и чудесный муж вышел вслед за святым, и сияло, как солнце, лицо его, так что Исаакий не мог на него смотреть; одежды же его необычны — чудесные, блистательные, а на них узор златоструйный видится. И вот спрашивает Исаакий поблизости стоящего отца Макария: “Что за видение это чудесное, отче? Кто этот явившийся чудесный муж?” Макарий же, удостоенный этого видения — мужа великой светлости, — сказал: “Не знаю, чадо, ужасное видение и несказанное я вижу, но думаю, чадо, что он с князем пришел”; ведь тогда был Владимир в монастыре. Они подошли и спросили одного из людей князя, с ними ли пришел священник; и ответил тот: “Нет”. И точно узнали они, что ангел божий служил в алтаре.

Но тогда нельзя было говорить; а по окончании святой литургии, улучив подходящий момент, наедине подошли к святому Сергию те ученики его, которые были удостоены чудесного видения, и спросили его о том, кто это. Сергий утаить хотел, говоря: “Что вы увидели чудесного, чада? Служил божественную литургию Стефан, брат мой, и сын его Федор, и я, недостойный, с ними, а больше никакой священник не служил с нами”. Ученики же упорствовали, умоляя святого, чтобы он сказал им, и тогда он открылся: “О чада любимые Если господь бог вам открыл, смогу ли я это утаить? Тот, кого вы видели,— ангел господень: и не только сегодня, но и всегда по воле божьей служу с ним я, недостойный. Но то, что вы видели, никому не рассказывайте, пока я не уйду из жизни этой”. Ученики же удивлены были весьма.

Эти рассказы о создании монастырей учениками святого должны следовать за рассказом об основании монастыря, который был на Дубенке; а о начале этого монастыря рассказ вот какой.

О ПОБЕДЕ НАД МАМАЕМ И О МОНАСТЫРЕ НА ДУБЕНКЕ

Известно стало, что божиим попущением за грехи наши ордынский князь Мамай собрал силу великую, всю орду безбожных татар, и идет на Русскую эемлю; и были все люди страхом великим охвачены. Князем же великим, скипетр Русской земли державшим, был тогда прославленный и непобедимый великий Дмитрий. Он пришел к святому Сергию, потому что великую веру имел в старца, и спросил его, прикажет ли святой ему против безбожных выступить: ведь он знал, что Сергий — муж добродетельный и даром пророческим обладает. Святой же, когда услышал об этом от великого князя, благословил его, молитвой вооружил и сказал: “Следует тебе, господин, заботиться о порученном тебе богом славном христианском стаде. Иди против безбожных, и если бог поможет тебе, ты победишь и невредимым в свое отечество с великой честью вернешься”. Великий же князь ответил: “Если мне бог поможет, отче, поставлю монастырь в честь пречистой Богоматери”. И, сказав это и получив благословение, ушел из монастыря, и быстро отправился в путь.

Собрав всех воинов своих, выступил он против безбожных татар; увидев же войско татарское весьма многочисленное, они остановились в сомнении, страхом многие из них охвачены были, размышляя, что же делать. И вот внезапно в это время появился гонец с посланием от святого, гласящим: “Без всякого сомнения, господин, смело вступай в бой со свирепостью их, нисколько не устрашаясь, — обязательно поможет тебе бог”. Тогда князь великий Дмитрий и все войско его, от этого послания великой решимости исполнившись, пошли против поганых, и промолвил князь: “Боже великий, сотворивший небо и землю! Помощником мне будь в битве с противниками святого твоего имени”. Так началось сражение, и многие пали, но помог бог великому победоносному Дмитрию, и побеждены были поганые татары, и полному разгрому подверглись: ведь видели окаянные против себя посланный богом гнев и божье негодование, и все обратились в бегство. Крестоносная хоругвь долго гнала врагов, множество бесчисленное их убивая; и одни ранеными убежали, других же живыми в плен захватили. И было чудесное зрелище и удивительная победа; те, кто прежде блистали оружием, тогда все были окровавлены кровью иноплеменников, и все трофеи победные носили. И тут сбылось пророческое слово: “Один преследовал тысячу, а двое тьму”.

Святой же, как было сказано, пророческим обладая даром, знал обо всем словно находился поблизости. Он видел издалека, с расстояния во много дней ходьбы, на молитве с братией к богу обращаясь о даровании победы над погаными. Когда немного времени прошло, так что окончательно побеждены были безбожные, все предсказал братьям святой: победу и храбрость великого князя Дмитрия Ивановича, славную победу одержавшего над погаными, и из русского войска убитых по имени назвал Сергий, и службу за них всемилостивому богу совершил.

Достохвальный же и победоносный великий князь Дмитрий, славную победу над враждебными варварами одержав, возвращается весело в радости большой в свое отечество. И незамедлительно он пришел к старцу святому Сергию, благодарность принеся ему за добрый совет, и всесильного бога славил, и за молитвы благодарил старца и братию, в веселье сердца о случившемся все рассказывал, — как показал господь милость свою к нему; и вклад большой в монастырь дал. Тогда напоминает о своем желании великий князь старцу и то, что он обещал, хочет быстро в жизнь воплотить, — в честь пречистой Богоматери монастырь построить на месте, подходящем для этого. Старец Сергий пошел и, поискав, нашел место подходящее на реке, называемой Дубенка; и с соизволения великого князя на том месте святой Сергий церковь поставил Успения владычицы нашей богородицы, в честь пречистой богоматери. В скором времени, благодаря помощи необходимой великого князя, возник монастырь чудесный, всем необходимым наполненный. Поручил святой игуменство ученику своему, по имени Савва, мужу очень добродетельному; он устроил общежительство на удивление хорошо, как подобает для славы божьей. И многочисленное братство собралось, а необходимое они достаточно по милости пречистой богородицы и до сих пор имеют. Об этом все.

О ГОЛУТВИНСКОМ МОНАСТЫРЕ

В другой раз великодержавный князь великий Дмитрий, о котором идет речь, просил святого старца Сергия, чтобы он пошел и благословил место для построения монастыря в честь святого Богоявления в Коломне, в вотчине его, на месте, называемом Голутвино, и чтобы он сам место это благословил и церковь поставил. Преподобный же имел обыкновение всегда пешком ходить; и послушался он великого князя из-за веры его и любви, пошел в Коломну, благословляет место, которое великий князь облюбовал, и церковь поставил в честь святого Богоявления. Просил его князь, чтобы дал Сергий из учеников своих одного для устройства монастыря, и дал ему святой из учеников своих одного, Григория-священноинока, мужа благочестивого, многими добродетелями исполненного. И вскоре многочисленное братство собралось, и устроено было общежительство по божьей благодати, монастырь, почитаемый весьма всеми и великим князем любимый, и до сих пор он наполнен всяких благ. А позднее церковь построена была каменная, которая стоит и до сих пор. Так вот это все было.

О МОНАСТЫРЕ ВЫСОКОМ

Не следует также умолчать о Высоком монастыре, о котором в этой главе речь пойдет. Однажды упомянутый уже знаменитый князь Владимир попросил святого Сергия, чтобы он таким же образом пришел в вотчину его, город Серпухов, и благословил место на реке Наре, и воздвиг церковь в честь Зачатия пречистой богородицы. Послушался преподобный; ведь все князья в него великую веру всей душой имели, потому что великую пользу и утешение духовное от него получали. И исполняет желание желающего святой: пришел он и названное место благословил и церковь воздвиг. Также просит боголюбивый князь, чтобы дал ему Сергий одного из учеников его, по имени Афанасий. Святой же из-за любви исполнил просьбу, хотя и дорог ему был ученик; ведь был Афанасий в добродетелях муж чудесный, и в божественных писаниях очень сведущий, и книги многие руки его до сих пор известны, и поэтому любил его очень старец. Его и оставляет святой строить монастырь и общежительство создавать; что и свершилось. Благодаря молитвам святого устроен был монастырь чудесный и весьма красивый, называемый “что на Высоком”. И собралась многочисленная братия в стадо доброе мужа благочестивого и добродетелями украшенного, этого славного Афанасия; этот монастырь по благодати божьей и до сих пор стоит, у всех на виду. Об этом закончим, чтобы не распространяться больше. И зачем много писать о насаждении святым плодов духовных? Хорошо известно всем, сколько сам божий человек, разумный великий пастырь, монастырей построил, и духовные сыновья его, и сыновья сыновей его, как светильники видны везде и сияют во всех местах светлой и чудесной жизнью всем на пользу.

Но мы об этом закончим рассказ, к дальнейшему перейдем, на последующих событиях в жизни святого остановимся. Вот о чем нужно рассказать.

О ТОМ, КАК ХОТЕЛИ СВЯТОГО ВОЗВЕСТИ НА МИТРОПОЛИЮ

Блаженный митрополит Алексей, состарившись и видя, что он слабеет и к концу приближается, призывает святого Сергия. Когда Сергий пришел и начали беседовать они, повелел митрополит вынести крест с парамандом, золотом и камнями драгоценными украшенный, и подарил это святому. Тот же со смирением поклонился, говоря: “Прости меня, владыка, но я с юности не носил золото, в старости же особенно хочу в нищете жить”. Архиерей же ему сказал: “Знаю, возлюбленный, что жил ты так. Но будь послушным: прими то, что мы даем тебе с благословением”. Так он возложил дары своими руками на святого как некий залог. Снова начал он говорить и сказал святому: “Знаешь ли ты, преподобный, зачем я призвал тебя и что хочу в отношении тебя сделать?” Святой же ответил: “Как я могу, господин, знать?” Тот же сказал ему: “Вот я управлял, когда бог поручил мне, русской митрополией, как богу угодно было. Теперь же вижу, что мой конец приближается, только не знаю дня кончины моей; хочу я при жизни моей найти мужа, который сможет после меня пасти стадо Христово. Но во всех сомневаясь, лишь тебя я выбрал как достойного выполнить завет истинный: ведь знаю хорошо, что от великих князей и до последнего человека все требуют на это место тебя. И ты сначала сана епископа удостоен будешь, а после моей смерти мой престол унаследуешь”.

Святой, когда услышал это, сильно опечалился, ибо весьма суетным делом считал для себя это, и архиерею ответил: “Прости меня, владыка, но выше моих сил ты требуешь; и на это никогда я не соглашусь. Кто я такой, грешный и худший из всех людей?” Архиерей же многие слова привел старцу из божественных писаний, желая ими заставить Сергия последовать его воле. Смиренный же человек никак не соглашался, но сказал: “Владыка святой! Если не хочешь, чтобы ушел я, нищий, и не слышал святыню твою, больше не продолжай об этом говорить со мной, бедным, и другому никому не разрешай, потому что никто меня не сможет переубедить”. Когда увидел архиерей, что святой в этом непреклонен, не стал он ничего больше ему об этом говорить, побоявшись, как бы святой не испугался и не ушел в далекую пустыню, и тогда он такого светильника лишится. И, успокоив его словами духовными, митрополит отпустил его в родной монастырь.

Через немногое время, в год 6885 (1378), уходит из жизни митрополит Алексей. И снова начинают господа великодержавные князья умолять святого принять архиерейский сан. Но его, как твердый алмаз, никак нельзя было к этому склонить. Взошел тогда на престол архиерейский некий архимандрит, по имени Михаил, осмелившись надеть одежду святителя и возложить на себя белый клобук. Начал он против святого ополчаться, думая, что будет противиться дерзости его преподобный, желая сам архиерейский престол занять. Услышал блаженный, что ополчается Михаил на него, и сказал ученикам своим, что Михаил, ополчающийся на святую обитель эту, не сможет получить желанного, потому что гордостью побежден, и Царьграда не сможет увидеть. Так и случилось, как пророчил святой: когда Михаил плыл к Царьграду, он недугом был поражен и скончался. И все считали святого Сергия одним из пророков.

О ПОСЕЩЕНИИ БОГОМАТЕРЬЮ СВЯТОГО

Однажды блаженный отец молился по своему обычаю перед образом матери господа нашего Иисуса Христа и, часто обращая взор к иконе, говорил: “Пречистая матерь Христа моего, покровительница и заступница, верная помощница рода человеческого! Будь нам, недостойным, защитницей, постоянно моли сына своего и бога нашего, чтобы не оставил святого места этого, которое создано для похвалы и чести святого имени вовеки. На твою, мать любимого мною Христа, защиту и молитвы мы надеемся, ибо великую смелость имеют рабы твои перед богом, который для всех — упокоение и пристанище спасения”. Так он молился и пел благодарственный канон пречистой богоматери, то есть акафист, а когда он завершил канон и сел немного отдохнуть, сказал ученику своему, по имени Михей: “Чадо! Будь бдительным и бодрствуй, потому что видение чудесное и ужасное будет нам в сей час” И пока он это говорил, вдруг глас раздался: “Се пречистая грядет!” Святой, услышав, быстро вышел из келии в пруст, то есть в сени. И вот свет ослепительный, сильнее солнца сияющий, ярко озарил святого; и видит он пречистую богородицу с двумя апостолами, Петром и Иоанном, в несказанной светлости блистающую. И когда увидел ее святой, он упал ниц, не в силах вынести нестерпимый этот свет.

Пречистая же своими руками прикоснулась к святому, говоря: “Не ужасайся, избранник мой! Ведь я пришла посетить тебя. Услышана молитва твоя о учениках твоих, о которых ты молишься, и об обители твоей, — и не скорби больше: ибо отныне всего будет здесь в изобилии, и не только при жизни твоей, но и после твоего к господу ухода не покину я обители твоей, все нужное подавая в изобилии, и снабжая всем, и защищая”. Сказав это, стала она невидима. Святой же в смятении ума страхом и трепетом великим объят был. Когда он понемногу в себя пришел, увидел Сергий ученика своего лежащим от страха, словно мертвого, и поднял его. Тот же бросился к ногам старца, говоря: “Скажи мне, отче, господа ради, что это было за чудесное видение? Ведь дух мой едва не разлучился с телом из-за блистающего видения”. Святой же радовался душой, так что лицо его светилось от радости той, но ничего не мог ответить, только вот что: “Потерпи, чадо, потому что и во мне дух мой трепещет от чудесного видения”.

Они стояли и дивились про себя; наконец святой сказал ученику своему: “Чадо, призови ко мне Исаака и Симона”. Когда они пришли, рассказал Сергий все по порядку, как он видел пречистую богородицу с апостолами и какие она дала святому чудесные обещания. Когда ученики услышали это, охватила их радость несказанная; все вместе отпели молебен богоматери и прославили бога. Оставался святой всю ночь без сна, думая о несказанном видении.

О ЕПИСКОПЕ, ПРИШЕДШЕМ УВИДЕТЬ СВЯТОГО

Некоторое время спустя пришел некий епископ из Константинополя в великокняжеский город Москву. Многие вещи слышал он о святом, ибо слух великий о нем распространился повсюду, вплоть до самого Царьграда. Был этот епископ неверием одержим относительно святого и говорил: “Как может в этой земле такой светильник появиться, особенно же в последние эти времена?” И решил он пойти в обитель и увидеть блаженного. Когда епископ приблизился к обители, начал он страх ощущать; а когда он вошел в обитель и увидел святого, поразила его слепота. Преподобный же взял его за руку и ввел в келью свою. Тот епископ начал со слезами молить старца, рассказал ему поневоле о своем неверии, а также прозрения просил, окаянным и с правого пути уклонившимся себя называя. Незлобивый же смиренный человек прикоснулся к ослепшим его зеницам, и как будто чешуя отпала от глаз его, и он прозрел.

Сказал преподобный епископу: “Вам, премудрым учителям, подобает учить нас, — не мудрствовать, не возноситься над смиренными. Нам же, неученым и невежам, какую ты принес пользу, только чтобы узнать о неразумии нашем ты пришел. А праведный судья все видит”. Епископ же, который был раньше неверием одержим, с правой верой и громким голосом во всеуслышание признался, что святой — истинный божий человек, и сказал так: “Сподобил меня бог увидеть сегодня небесного человека и земного ангела”. И отправился он в путь свой, получив полезные и подобающие наставления от преподобного, и славил он бога и его угодника святого Сергия.

ОБ ИСЦЕЛЕНИИ МУЖА МОЛИТВАМИ СВЯТОГО СЕРГИЯ

Человека некоего, живущего в близлежащих от обители святого местах, поразила болезнь тяжкая весьма, так что он двадцать дней мучительно болел, пребывая без сна и пищи. Братья же его родные жалели его, видя, что он долгое время так страдает. Осенила благая мысль сердца их: “Сколько, — говорили они, — бог творит чудес через угодника своего святого Сергия; может быть, он и над нами смилостивится”. И, так посовещавшись, они понесли больного к святому, и, положив его у ног Сергия, умоляли святого помолиться за него. Святой же взял освященную воду и, молитву сотворив, окропил больного; и в тот же час почувствовал больной, что проходит болезнь его. И вскоре погрузился в продолжительный сон, бессонницу от болезни возмещая; и с тех пор он выздоровел и пищу с этого времени начал принимать. И, радуясь, вернулся в дом свой, великую благодарность воэдавая богу, творящему удивительные и славные чудеса через своего угодника.

ОБЛИЧЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА, ПОПРОБОВАВШЕГО ПОСЛАННУЮ ЕДУ

И это пусть не будет предано забвению. В те времена преждеупомянутый благоверный князь Владимир, который полон был великой веры и любви к преподобному (ведь обитель святого находилась в вотчине его), часто навещал Сергия, иногда же необходимые вещи ему посылал. Однажды посылает он таким образом одного из слуг своих к преподобному с различной пищей и напитками на утеху старцу и братьям. Пока шел посланный к обители святого, прельщен был сатаной человек этот: взял пищу посланную и попробовал ее; также и напитков отведал. И вот пришел он к преподобному и передает посланное ему по любви благоверным князем. Но прозорливый в чудесах великий тот муж понял прегрешение этого человека, и не захотел принять даров, и, в случившемся упрекая слугу, говорил: “Зачем ты, брат, врага послушался, прельстился и попробовал пищи? То, что тебе не следует до благословения есть, то ты попробовал”. Тот же, обличенный святым, в грехе своем признался, и, упав в ноги святого, плакать начал, и прощения просил за совершенное. Святой же, приказав ему больше так не делать, простил его. И отпустил слугу, приняв посланное; и, молитву над пищей и напитками совершив, он христолюбивому князю молитву свою и благословение передать приказал. Об этом все, а перед этим случилось следующее.

О ЛИХОИМЦЕ

Некий человек жил около обители святого, а был он корыстолюбив, — ведь и до сих пор имеют обыкновение богатые бедных обижать. Этот человек насилие сотворил над своим соседом-сиротой такое: отнял у него борова, откармливаемого для себя, а платы не дал ему, и заколоть повелел борова. Обиженный же пришел и упал к ногам святого, скорбя и плача, и умолял его, о помощи просил. Милосердный же этот человек, утешающий скорбящих, защищающий нищих помогающий бедным, призывает того насильника и, укоряя, наставляет его так “Чадо! Веришь ли ты, что есть бог, судья праведным и грешных, отец сирот и вдов, готовый к отмщению, и страшно попасть в попасть руки его? Как мы не трепещем, но грабим, насильствуем, и бесчисленное зло совершаем, и, не довольные дарованной богом благодатью, чужого хотим непрестанно и презираем терпение божье? Не перед глазами ли нашими случаи, когда делающие все это становятся нищими и дома их пустеют; и многие богатые забыты будут, а в будущей жизни их мучение бесконечное ждет”. Долго наставлял его Сергий и повелел деньги сироте отдать, говоря: “Больше не обижай сирот”. Тот же в страхе обещал исправиться, начать добропорядочную жизнь и обиженному отдать деньги; так он вернулся в дом свой.

Но вскоре стал он забывать о наставлениях святого старца, и решил он не отдавать денег сироте. С такими помыслами вошел он, как обычно, в кладовую свою, — и видит, что туша борова того сгнила, червями вся кишит, а было тогда зимнее время. Тогда страх великий охватил его, и затрепетал он весьма из-за непослушания святому старцу, и не знал, как он предстанет перед лицом того, от которого ничего не может утаиться. И тотчас отдал деньги тому, с кем не хотел расплачиваться. Туша же того борова брошена была на съедение псам и птицам, но даже они не прикоснулись к ней для обличения лихоимцев, чтобы они перестали других обижать. Человек же тот не мог из-за стыда появиться перед лицом блаженного; и кого он раньше весьма хотел видеть, того поневоле избегал.

О ВИДЕНИИ БОЖЕСТВЕННОГО ОГНЯ

По прошествии некоторого времени служил как-то блаженный божественную литургию, а был тогда екклесиархом ученик преподобного Симон, о котором мы выше вспоминали, человек, многими добродетелями украшенный, о котором и сам святой старец говорил, что совершенна его жизнь. И видит этот Симон чудесное видение: когда служил, как рассказывал он, святой, виден был огонь, ходящий по жертвеннику, осеняющий алтарь и со всех сторон святую трапезу окружающий. А когда святой хотел причаститься, тогда божественный огонь свернулся, как некая плащаница, и вошел в святой потир; так преподобный причастился. Симон же, увидев это, ужасом и трепетом охвачен был и про себя дивился. Когда святой вышел из жертвенника, он понял, что Симон видения чудесного удостоен был, призвал ею и сказал: “Чадо, почему устрашился дух твой?” А тот ответил: “Господин! Я видел чудесное видение, как благодать святого духа содействует тебе”. Святой же запретил ему говорить об этом, сказав: “Никому не передавай о том, что ты видел, пика господь не возьмет меня из жизни этой”. Так они общую хвалу воздали Господу. Об этом все.

О КОНЧИНЕ СВЯТОГО

Жил святой долгие годы в совершенном воздержании, труде, и непередаваемые, несказанные чудесные дела совершил, и старости глубокой достиг, никогда от божественного пения или службы не уклоняясь. И чем больше старел он, тем больше укреплялся и возвышался, в усердии божественных подвигов мужественно и с любовью упражняясь, и никак его старость не побеждала. Но ноги его костенели день ото дня, как будто по ступеням приближались к богу. Предвидел он за шесть месяцев свою кончину и, призвав братию, вручил игуменство своему самому любимому ученику, в добродетелях совершенному и во всем без исключения следующему своему учителю, и хотя возрастом был он молод, — ум его был весьма сединами убелен; впоследствии он чудесами прославился, о которых следующая повесть расскажет, — по имени Никон. Сергий повелел ему пасти стадо Христово внимательно и праведно, ибо ответ ему придется держать не за себя, но за многих. И с тех пор Сергий, этот великий подвижник в вере благочестивейший, недремлющий хранитель, непересыхающий источник, славный именем, безмолвствовать начал.

И в сентябре месяце недугом телесным был поражен и, видя, что он уже к богу отходит, чтобы природе отдать долг, дух же любимому Иисусу предать, он призывает священное братство и новособранное стадо. И беседу повел подобающую, и полезным вещам учил, неуклонно в православии оставаться веля, и завещал единомыслие друг другом хранить, иметь чистоту душевную и телесную и любовь нелицемерную, от злых и скверных похотей остерегаться, пищу и напитки вкушать трезвенные, а особенно смирением укрощать себя, страннолюбия не забывать, от противоречия уклоняться, и ни во что ставить честь и славу жизни этой, но вместо этого от бога воздаяния ожидать небесных вечных благ наслаждения. И другому многому Сергий поучал, говоря “Поскольку бог зовет меня, я ухожу от вас, а вас передаю всемогущему господу и его пречистой богоматери, чтобы она была для вас прибежищем и стеной от сетей вражеских и козней их”. И перед самой смертью, когда должна была душа его с телом paзлyчитьcя, он тела и крови владыки причастился, а ученики руками своими его немощные члены поддерживали. Он простер к небу руки и, молитву совершив, чистую свою и священную душу с молитвой господу предал, в год 6900 (1392) месяца сентября в 25 день; жил же преподобный семьдесят восемь лет.

Распространилось тогда благоухание великое неизреченное от тела святого. А братия вся собралась и в плаче и рыдании сокрушалась; и, в гроб честное и трудолюбивое тело положив честно, они псалмами и надгробным пением его провожали. Ученики проливали слез ручьи, кормчего лишившись, с учителем разъединенные; с отцом разлуки не вынося, плакали они и, если бы могли, умерли бы тогда с ним. Лицо же святого было светлым как снег, а не как обычно у мертвых, но как у живого человека или ангела божьего, показывая этим душевную его чистоту и от бога воздаяние за труды его. Похоронили честное его тело в обители, которая им была создана. Сколько после смерти и после кончины Сергия чудесных дел произошло и происходит: расслабленных членов укрепление, от лукавых духов людям освобождение, слепых прозрение, горбатых выпрямление — только от приближения к его раке. Хотя и не хотел святой, как и при жизни, после смерти славы, но крепкая сила божья его прославила. После кончины перед ним летели ангелы к небесам, двери открывая ему райские и в вожделенное блаженство вводя, в покой праведных в свет ангельский; и увидел святой то, о чем мечтал, и всесвятой троицы озарение получил, как подобает постнику, иноков украшению.

Таково было житие отца, таковые дарования, таковые чудес его проявления, — причем не только при жизни, но и после смерти, — о которых нельзя написать; потому что чудеса его до сих пор все видят.

Покажи мне в древности прославившихся, сравним с ним тех, кто известен добродетельной жизнью и мудростью и увидим, что поистине святой ничем не хуже был тех ветхозаветных божественных мужей как великий Моисей и после него Иисус, он вождем был и пастырем людям многим, и поистине незлобивость Иакова имел и страннолюбие Авраама, законодатель новый, и наследник небесного царства, и истинный правитель стада своего. Не пустыню ли он наполнил заботами многими? Разумен был Великий Савва, общежительства создатель, но не обладал ли Сергий, как он, добрым разумом, так что многие монастыри общежительные создал Не обладал ли и он чудотворным дарованием, как до него прославившиеся, так что весьма бог его прославил и сделал знаменитым по всей земле? Мы восхваляем не того, кто в похвале нуждается, но того, кто за нас молится, кто во всем предавшему себя на мучения Христу подражал. Но не будем удлинять рассказ. Ведь кто сможет по достоинству святого прославить?

СЛОВО ПОХВАЛЬНОЕ ПРЕПОДОБНОМУ ОТЦУ НАШЕМУ СЕРГИЮ; СОЗДАНО БЫЛО УЧЕНИКОМ ЕГО СВЯЩЕННОИНОКОМ ЕПИФАНИЕМ.

БЛАГОСЛОВИ, ОТЧЕ!

Тайну царскую следует хранить а дела божьи проповедовать похвально; ибо не хранить царской тайны — пагубно и опасно, а молчать о делах божьих славных — беду душе приносить. Поэтому и я боюсь молчать о делах божьих, вспоминая мучения известного раба, получившего от господина талант, и в землю его зарывшего, и не пустившего его в оборот. Никто недостоин писать, у кого нечисты внутренние помыслы; таков и я, одержимый страстями, как пленник, многими грехами моими связанный, и к таким славным вещам не следовало бы мне прикасаться, но только лишь в беззаконии моем каяться и заботиться о грехах моих. Но желание обуревает меня и мне недостойному, молчать не дает, и грехи мои тяготеют надо мной, как бремя тяжкое. И что мне делать осмелюсь ли, недостойный, начать? Что делать — говорить мне или запретить себе это. Буду ли оплакивать себя, окаянного? Буду ли внимать приходящим на сердце мое блаженным мыслям о преподобном?

Но ты сам, отче, помоги мне, чтобы у недостойного меня не помрачался ум мой, но сам ты (когда и не пишу я в мыслях своих, пусть восстанут они на похвалу тебе), пока я пишу это, вразуми и научи меня. Много раз в уме перебирал свои пороки и слезы из-за них источал, боялся, что не исполню своего желания, — того, что начал, — если ты мне руку помощи не подашь. Ведь не способен я по достоинству хвалы тебе воздать, но только немногое из великого рассказать могу. Но, однако, помоги мне восславить тебя, приносящего мольбы за меня, бедного, Христу, богу нашему. Ведь если другие достойны, я не достоин, стремлюсь и желаю хотя бы крупицы от трапезы избранных получить: может ведь и множество крупиц насытить алчущую душу, особенно же духовных отцов учения и душеполезные слова могут не только тело, но и саму душу укрепить и насытить для духовных подвигов: потому что светлая, и сладостная, и просвещающая о наших честных отцах нам сияет память; ибо они, светлой зарей и. славой просвещаясь, и нас озаряют. Светлая их память поистине и просвещающая, и всякой почести от бога и радости достойная, которая ваши боголюбивые души, как возлюбленных сыновей отец, к духовному веселью теперь созвав и, как любимого отец, в светлой этой церкви радостно приняв и с любовью веселя, до плотской духовную вам приготовляет трапезу: их память наполнена радости и веселья духовного и наполнена сладостных божественных слов, ангельской пищи. Ведь пищей ангельской в Писании духовные слова называются, которыми наслаждается душа и внимает ум; и как пищей тело, так словом укрепляется душа. Сладость слов вкусив, Давид, дивясь, богу говорит: “Как сладки гортани моей слова твои, лучше меда устам моим! Повелениями твоими я вразумлен, потому ненавижу всякий путь лжи”. Так же и древние отцы наши и прочие все, кто в посте прославился.

По их стопам следуя и жизни их подражая, всякий путь лжи возненавидел и истину возлюбил тот, о котором мы в написанном раньше слове вспоминали и которого мы сейчас здесь хвалим — Сергий, блаженный и преподобный отец наш. Ему поистине подобает удивляться, и его следует прославить: потому что он, хотя был человек, подобный нам, но больше нас бога возлюбил, и все прелести мира этого, как прах, отверг и презрел, и усердно за Христом последовал, и бог возлюбил его; так как он угодить богу искренне старался, бог возвеличил и прославил его; “славящих меня,— сказано,— я прославлю, а уничижающие меня без чести будут”. Кого бог прославил, кто может того величие скрыть? Следует и нам его поистине достойно прославить и похвалить: ведь похвала наша Сергию не ему пользы приносит, но для нас спасением будет духовным. Поэтому у нас и установился обычай полезный, чтобы почести от бога святым для последующих поколений в писаниях передавать, чтобы в глубине забвения не погрузились святого добродетели, но, разумными словами о них рассказывая, следует о них сообщить, чтобы принесли они пользу слушателям.

Ведь о добродетели рассказ может многих умилить, словно жалом уязвить душу и к богу чистой жизнью подвигнуть. Так и он привел к богу многие души своей чистой и непорочной жизнью, преподобный игумен отец наш святой Сергий: старец чудесный, добродетелями всякими украшенный, тихий, кроткий нрав имевший, смиренный и добронравный, приветливый и благодушный, утешительный, сладкогласный и мягкий, милостивый и мягкосердечный, смиренномудрый и целомудренный, благочестивый и нищелюбивый, гостеприимный и миролюбивый, и боголюбивый; он был отцам отец и учителям учитель, предводитель вождям, пастырям пастырь, игуменам наставник, монахам начальник, монастырям строитель, постникам похвала, молчальникам поддержка, иереям красота, священникам благолепие, настоящий вождь и неложный учитель, добрый пастырь, праведный учитель, неподкупный наставник, умный правитель, всеблагой руководитель, истинный кормчий, заботливый врач, прекрасный заступник, священный очиститель, создатель общежительства, милостыню подающий, трудолюбивый подвижник, в молитвах крепкий, и чистоты хранитель, целомудрия образец, столп терпения; он прожил на земле ангельской жизнью и прославился в земле Русской, как звезда пресветлая; великая его добродетель многим людям на пользу была, для многих спасение, для многих успех душевный, для многих поддержка, для многих опора; он был для благоверных князей великих русских учителем православия; вельможам же, и тысяцким, и прочим начальникам, и всем придворным, и благоверному всему войску благочестия твердый поборник; архиепископам же, и епископам, и прочим святителям, архимандритам благоразумный и душеполезный предстатель и испытатель; честным же игуменам и пресвитерам прибежище, инокам как лестница, возводящая на высоту небесную; сиротам как отец милосердный, вдовицам как заступник горячий; печальным утешение, скорбящим и сетующим радость, воюющим и гневающимся умиротворение, нищим же и слабым сокровище неистощимое, бедным, не имеющим повседневной пищи, великое утешение, страдающим многими недугами успокоитель, изнемогающим укрепление, робким опора, злосчастным заступник, обиженным помощник, насильников и хищников твердый обличитель, находящимся в плену избавитель, в трудах изнемогающим освободитель; в темницах в оковах содержащимся избавление, должникам выкуп, просящим подаяние, пьяницам трезвость, горделивым целомудрие, чужое грабящим обуздание, лихоимцам запрещение; грешникам кающимся и всем приходящим к нему, как к источнику целительному, — верный помощник.

Все видели, что его внешность честная была прекрасна ангельской сединой, постом он был украшен, воздержанием сиял и братолюбием цвел, кроткий взором, с неторопливой походкой, с умиленным лицом, смиренный сердцем, возвышен жизнью добродетельной, удостоен божьей благодати. Он бога почитал, и поэтому бог почтил его, божью честь великую даровал ему. Он бога прославил, и бог на земле прославил его, как сказал господь в святом Евангелии. “Да светит свет ваш перед людьми так, чтобы они видели дела ваши добрые и прославляли отца вашего небесного”. И также сказал: “Не укроется город, на верху горы стоящий. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике” и прочее.

Этого угодника своего, преподобного отца нашего и преблаженного Сергия, так бог почтил и так прославил, что благодаря молитвам его многие от болезней выздоравливали и многие от недугов исцеление получали, многие от бесов избавились и от различных искушений очистились. Так бог прославил угодника своего не только в том месте, где жил святой, но и в других городах, и в дальних краях, и у всех народов от моря до моря не только в Царьграде, но и в Иерусалиме. Не только одни православные изумлялись добродетельной жизни преподобного, но и неверные многие удивлялись блаженной жизни его ведь он бога возлюбил всем сердцем своим, и ближнего своего — как самого себя. Ведь одинаково он любил всех и всем добро творил, и все его благодарили; и ко всем любовь имел, и все к нему любовь имели и искренне его почитали. И многие к нему приходили, не только из ближних мест, но издалека, и из дальних городов и краев, желая увидеть его и услышать поучение его, и великую польза и душевное спасение получали oт поучения и дел его: он учил и творил как в Деяниях святых Апостолов сказано: “Потому что начал Иисус творить и учить”; чему словом учил, то сам делом творил.

И не только поучения его пользу приносили, но много раз, взглянув на него только, от лицезрения его получали пользу многие. Многих он научил душеполезными словами, и на покаяние к богу обратил, и многих спас, и в иноческий облек образ, даже в ангельский, и, честные мощи их своими руками одев, погребению предал. И многих души он к богу привел, и многие благодаря поучениям его спаслись и доныне спасаются, — не только иноки, но и миряне, — вспоминая душеполезные его слова и поучения; он пас порученное ему богом стадо в благочестии, правде, примером во всем будучи своим ученикам. Прожил он на земле жизнь чистую, непорочную и угодную господу, начиная с юности ранней и до старости глубокой, не отступив от правил иноческих во все годы жизни своей; никогда не ленился, не унывал, что начинал, то и завершал и насколько мужественно и свято он начал, настолько же твердо и чудесно закончил; радостно начал, а свято завершил жизнь в страхе божьем. “Ведь начало премудрости страх господа”; так как он верой, и надеждой, и любовью в изобилии обладал, он благочестиво начал, и благочестиво прожил, и свято закончил жизнь. Он неуклонно течение жизни закончил, веру сохранил, и венец праведный получил, и мзду заслуженную принял за труды и деяния свои, которые он совершил на земле, подвиг великий совершил, и трудности великие преодолел, — тяжесть жары дневной терпел и зной полуденный доблестно переносил, и от стужи зимней весьма страдал, и морозы лютые нестерпимые терпел во имя божье; и за это теперь получил мзду заслуженную и великую милость.

Это я подробно писал не для тех, кому все доподлинно известно и кто хорошо знает жизнь его: они ведь не нуждаются в этом рассказе. Но хотел я вспомнить это и сообщить для новорожденных младенцев и молодых отроков, у которых еще детский ум, чтобы, когда они вырастут, и возмужают, и преуспеют, и достигнут зрелого возраста, и достигнут совершенства разума, и друг друга спросят о Сергии, — чтобы тогда они прочли это, и уразумели, и другим сообщили, как в Святом писании сказано: “Спроси, — сказано, — отца твоего, и он возвестит тебе, старцев твоих, и они скажут тебе. Что видели мы, и слышали, и узнали, отцы наши сообщили нам, чтобы не скрылось это от детей их, которые расскажут сыновьям своим, чтобы знал грядущий род, сыновья, которые родятся, и чтобы они в свое время возвещали сыновьям своим, чтобы они не забыли дел божьих”. Ведь те из них, которые были великому тому и святому старцу слугами и очевидцами дел его, учениками и сподвижниками, особенно же послушники, которые своими глазами видели его, и ушами своими слышали его, и руки их осязали его, которые и трапезу делили с ним, которые учением его насытились и добродетелью его насладились,— те не нуждаются в этом убогом нашем рассказе. Ведь они и сами могут других научить, а особенно меня самого исправить, и вразумить, и наставить на путь правый; но для тех, которые теперь только на свет появились, как было сказано, которые не видели и не знали Сергия, и для всех прочих, особенно же для начинающих монахов, эта повесть очень полезна и нужна. Чтобы не забыта была жизнь святого — тихая, и кроткая, и незлобивая; чтобы не забыта была жизнь его чистая, и непорочная, и безмятежная; чтобы не забыта была жизнь его добродетельная, и чудесная, и прекрасная; чтобы не забыты были многие его добродетели и великие деяния; чтобы не забыты были хорошие обычаи его и добрый пример; чтобы не остались без воспоминания такие удивительные милости, которыми его прославил бог, а нас сподобил увидеть такого мужа святого и великого старца, который жил в дни наши.

О, возлюбленные! Хотел я молчанию предать многие его добродетели, как я сказал, но, однако, внутреннее желание заставляет меня говорить, а недостатки мои запрещают мне молчать. Мысль моя убогая идет впереди, повелевая мне говорить, скудость же ума заграждает мне уста, повелевая мне умолкнуть. Но хотя одержим я и побеждаем обоими желаниями, все же лучше мне говорить, чтобы получить понемногу некое облегчение и успокоение от многих помыслов, смущающих меня, и решаюсь я кое-что о жизни святого рассказать, то есть из многого малое. Я взял, написал и запечатлел все здесь, в убогой нашей похвале на славу и честь святой и живоначальной троице и пречистой богоматери и на похвалу преподобному отцу нашему Сергию, убогим своим разумом и растленным умом. Хотя и сомневаюсь, но дерзаю писать, надеясь на молитву блаженного, потому что жизнь его была добродетельна и совершенна, и он богом прославлен. Я же убоялся, потому что немощен я, грубым и злым будучи; но, даже подробно повествуя о Сергии, невозможно понять его до конца, даже если бы кто-нибудь смог изложить все исчерпывающе о преподобном этом отце, великом старце, который жил в дни наши, и времена, и годы, в стране нашей и среди народа нашего, прожил на земле ангельскую жизнь, закалился в терпении кротком и воздержании твердом, в девственности, и в чистоте, и целомудрии, достиг святыни божьей и удостоен был божественной благодати: потому что с юности он очистился, чтобы церковью стать святого духа, и сделал себя сосудом святым избранным, чтобы вселился бог в него, согласно апостолу, говорящему: “Братья, вы церковь бога живого, как сказал бог: “Вселюсь в них”.

Этот преподобный отец наш Сергий с детского возраста, и с юных лет, и с младых ногтей предался богу, и с самых пелен богу был посвящен, с молодых лет церковь весьма любил, и, часто в нее ходя, наставляясь по святым книгам, выучил божественные писания, и, радостно их слушая, по ним учился, как пророк Давид сказал: “Будет учиться день и ночь и будет как дерево, посаженное при потоках вод, которое плод свой приносит во время свое”. Ибо с молодости он возлюбил монашескую одежду и в нее облекся, с молодости в различных добродетелях прилежно постился и все добродетели иноческой жизни постиг, и свет благодатный воссиял в сердце его, и просветлилась мысль его благодатью духовной, благодаря которой он преуспевал в жизни добродетельной.

Воздержание великое он хранил, смирение, целомудрие и ко всем любовь нелицемерную. Слава его и слух о нем разнеслись повсюду, и все, слыша о нем, издалека приходили к нему, и великое благо, и многую пользу, и спасение получали от него: ведь дал ему господь разум всяческий, который мог утешить опечаленных. Все усердие его было направлено на то, чтобы не обратился ум его ни к каким вещам земным и житейским печалям; и никаких он не стяжал себе стяжаний на земле — ни имения от тленного богатства, ни золота или серебра, ни сокровищ, ни храмов светлых и высоких, ни домов, ни сел прекрасных, ни одежды драгоценной. Но он стяжал, вместо всего этого, истинное нестяжание и бедность, а вместо богатства — нищету духовную, смирение великое и любовь нелицемерную равно ко всем людям. Он всех вместе равно любил и равно почитал, не выбирая, не судя, не взирая на лицо человека, ни над кем не возносясь, не осуждая, не клевеща, ни с гневом, ни с яростью, ни с жестокостью, ни со свирепостью; и зла он не имел против кого-либо; но слово его в благодати солью было растворено с приятностью и с любовью.

Кто услышав добрый его сладостный ответ, не насладился когда-либо сладостью слов его? Или кто, взирая на лицо его, не веселился? Или кто, видя святую его жизнь, не покаялся? Или кто, видя кротость его и незлобивость, не умилился? Или какой стяжатель, видя его нищету духовную, не удивился? Или какой хищник, в гордости всеносящийся, видя его высокое смирение, не поразился? Или какой блудник, видя чистоту его, не прекратил жизнь блудную? Или какой гневливый и несдержанный человек, беседуя с ним, в кроткого не превратился? Ибо я не видел в дни наши, и в нынешние времена, и в наши годы такого мужа святого, и совершенного во всяком деле благом, и украшенного всякими добродетелями всесторонне. Ибо кого из прочих святых столь возлюбил бог, как этого преподобного Сергия?

Он для меня первый и последний в нынешние времена; его бог даровал в последние времена перед концом света нам, последним людям, его бог прославил в Русской земле в конце седьмого тысячелетия; этот преподобный отец наш воссиял в стране Русской, и как светило светлое воссиял посреди тьмы и мрака, и как цветок прекрасный среди терниев и колючек, и как звезда незаходящая, как луч, тайно сияющий и блистающий, и как лилия в ущелье земном, и как кадило благоуханное, как яблоко благовонное, как шиповник благоуханный, как золото посреди пыли, как серебро раскаленное, и испытанное, и очищенное семь раз, как камень прекрасный, и как жемчуг драгоценный, и сапфир светлый, и как финиковая пальма он расцвел, и как кипарис у воды, как кедр в Ливане, как маслина плодовитая, как ароматы благоуханные, как миро излитое, и как сад пышный, как виноградник плодоносный, и как гроздь богатая, и как огород запертый, и как вертоград затворенный, и как сладостный скрытый источник, как сосуд избранный, как алавастр с миром ценным, и как город несокрушимый, и как стена неподвижная, и как крепость твердая, и как сын крепкий и верный, и как основание церкви, как столб неколебимый, как венец славный, как корабль, наполненный богатством духовным, как земной ангел, как небесный человек.

Скончался старец ради господа в старости глубокой, славно прожив, в добродетели, в правде и целомудрии, в смирении, во всякой чистоте и святости, кончив дни духовные, ушел из жизни этой в семьдесят восемь лет. А иноком он был пятьдесят пять лет со всяким прилежанием и воздержанием, леностью никогда не одолеваем, но с бодростью и в великой трезвости, и всех иноков превзошел во времена наши трудами своими и терпением, и многих превзошел добродетелями и деяниями своими. Что наша жизнь или что наше существование по сравнению с подвигами и другими добродетелями святого? Ничто по сравнению с ним наше иночество, и наша молитва только отблеск его молитвы. И насколько отстоит восток от запада, настолько нам трудно постигнуть жизнь блаженного и праведного мужа. Такова жизнь его и таковы труды его, и деяния, и подвиги, и тяготы, и многие болезни, мы же из множества о малом только постарались рассказать, хотя и не по заслугам сообщили о нем, не по достоинству написали.

Когда пришло время кончины его, он наставление дал ученикам своим и не разрешил им в церкви положить себя, но вне церкви скромно повелел похоронить себя с прочими братьями. Братия же, услышав это от святого, весьма печальна была и об этом спросила пресвятейшего архиепископа. Тогда в славном и знаменитом в великом городе Москве, украшая престол пресвятой и славной владычицы нашей Богородицы, был митрополитом преосвященный Киприан. Подумав и рассудив про себя, как и где должен быть погребен блаженный, он благословил братьев и повелел им положить его в церкви с правой стороны; так и сделали. Положено было тело преподобного в церкви, которую он сам создал, и воздвиг, и устроил, и основал, и украсил ее всякими подобающими украшениями, и назвал ее в честь святой, и живоначальной, и неразделимой, и единосущной Троицы; в честном его монастыре, и в знаменитой лавре, в великой отраде, и в славной обители, которую он сам воздвиг, и создал, и устроил; где он братию собрал, словесное стадо Христа, и как спасенное стадо пас ее в доброте сердца своего, и разуму наставлял; где и сам он принял иноческий образ, даже ангельский, и многие неисчислимые тысячи трудов совершил, и бесчисленные подвиги творил; где он непрестанные молитвы возносил; где он в повседневном и ночном пении в благодарности славословил и воспевал бога; где он многолетний и многострадальный путь жизни своей закончил и завершил, не уходя с места своего в другие земли, за исключением особой на то нужды.

Не стремился он к Царьграду, Святой горе или Иерусалиму, как я, окаянный и лишенный разума. Увы, тяжко мне! Я ползаю здесь и там, и плаваю туда и сюда, и с места на место перехожу; не скитался так преподобный, но в молчании похвальном оставался и к себе прислушивался: ни во многие места, ни в далекие края он не ходил, но на одном месте жил и бога воспевал. Ибо он не искал суетных и трудных вещей, в которых нужды нет, но более всего стремился к единому истинному богу, чтобы душу спасти, что и удалось ему: “Ищите, — сказано, — и найдете, и стучащему отворяется”. Кто ныне так стремился к богу всем сердцем и от всей души его любил, как этот преподобный отец наш, как пророк сказал: “Всем сердцем моим искал тебя”; а также: “Я искал господа, и он услышал меня”.

Во время кончины Сергия собралось множество народа из городов и из мест многих, каждый желал весьма настойчиво приблизиться и прикоснуться к честному телу его или взять что-нибудь из одежды его в качестве благословения себе. Болел старец некоторое время и так ушел к господу, к вечным обителям, иссушив тело свое постом и молитвами, изнурив плоть и умертвив части тела земного, страсти телесные покорив духу, победив зло душевное, поправ сладости жизни, отвергнув земные заботы, одолев страстные устремления, презрев мирскую красоту, золото, и серебро, и прочее имущество соблазнительное света этого как дурные вещи отверг и презрел. И легко переплыв мутное море жизни, он невредимым провел душевный корабль, наполненный богатством духовным, без ущерба дошел до тихой пристани, и достиг ее, и крыльями духовными вознесся на высоту разумную, и венцом бесстрастия украсился, отошел к господу и перешел из смерти в жизнь, из труда в покой, из печали в радость, из подвига в утешение, из скорби в веселье, из суетной жизни в вечную жизнь, из быстротекущего мира в мир бесконечный, из тления в нетление, из силы в силу, из славы в славу. И все пришедшие в монастырь и находившиеся там плакали о нем.

Князья, и бояре, и другие вельможи, и честные игумены, попы, и дьяконы, и иноков множество, и прочие люди со свечами и кадилами проводили честно его священные и мученические мощи, пели над ним положенное пение, и благодарность воздали в надгробных песнях и, достаточно помолившись, обрядили и благочинно положили его в гроб, как выше было сказано. И многие часы плакали над ним беспрестанно и едва разошлись все восвояси, многими слезами и печалью полные. Особенно непрестанные слезы изливали его старые ученики и любимые послушники, которые в стаде его жили, весьма все были скорбны и ходили, сетуя, вздыхали и рыдали, стонали смиренные, со слезами, дряхлые, печальные, умиленные, поникшие, не имея утешения; и, друг друга встречая и вопрошая, они со многими слезами умиленно говорили: “Прости, отче, и благослови нас, возлюбленный во Христе брат! Вот добрый и блаженный наш старец от нас к господу отошел, нас осиротевшими оставив. Ушел туда, где получит мзду великую и воздаяние за дела его; ушел с миром к господу, которого с молодости возлюбил. Успокоился в сне вечном и заслуженном и почил о господе в покое вечном, только нас осиротевшими оставил. Поэтому сейчас мы о нем жалеем и плачем, так как остались без него и обнищали очень, так как осиротели и уменьшились, так как смирились и в презрении остались, так как мы опечалены и обеднели, и в растерянности находимся, как стадо без пастыря и корабль без кормчего, как виноградник плодовитый без сторожа и больной без врача; мы смущены и отвержены”. Такие слова и подобные этим, скорбя и плача о нем, они говорили.

Многие из тех, которые к нему веру и любовь имели не только при жизни, но и после смерти, к гробу его всегда приходили, и со страхом прибегали, и с верой приступали, и с любовью припадали, и с умилением приближались, и руками обнимали благочестиво и с благоговением, и взирали очами, и головой своей прикасались, и с любовью целовали раку с мощами его, и устами чистыми лобзали, и верой исполненные и страстным желанием, с великой любовью беседовали с ним, как с живым, — воистину после смерти живым, — и со слезами говорили ему:

М о л и т в а: “О святой божий, угодник Спаса! О преподобный избранник Христа! О священный муж, преблаженный отец Сергий великий! Не забудь нас, нищих твоих, окончательно, но вспоминай о нас всегда в святых твоих благих молитвах к господу. Вспомни стадо свое, которое ты сам пас, и не забывай посещать детей своих. Молись за нас, отче священный, за детей своих духовных, поскольку ты имеешь дерзновение перед небесным царем, и не умолкай, взывая за нас к господу, не оставь нас, с верой и любовью почитающих тебя. Вспомни нас, недостойных, у престола вседержителя. Не переставай молиться за нас к Христу богу, — ведь тебе дана благодать за нас молиться. Мы не считаем тебя мертвым, хотя тело твое скончалось для нас, но не отступай от нас духом, пастух наш добрый. Вот гроб с мощами твоими перед глазами нашими стоит всегда, но святая твоя душа невидимо с ангельским войском, с бесплотными лицами, с небесными силами у престола вседержителя прекрасно и достойно радуется. Ибо мы знаем про тебя, что жив ты и после смерти, — ведь так написано пророком, сказавшим: “Души праведных в руке божьей, и не коснется их мучение; надежда их полна бессмертия, потому что бог испытал их и нашел их достойными его; как золото испытал их и как жертву принял их; ибо благодать и милость с избранными его, и он посещает преподобных своих”. “А праведники, — сказано, — вовеки живут, мзда им от господа и помощь им от всевышнего; поэтому они получат царство красоты и венец доброты из рук господа. Память о праведном с похвалами бывает, и благословение господа над головой праведного; хотя и скончался праведный, в покое будет; ибо старость честная не в долговечности, не числом лет измеряется, — разум есть седина для людей, а возраст старости — жизнь непорочная. Угоден богу был и возлюблен им был, жил среди грешников и преставился, чтобы злоба не изменила разума его, и лесть чтобы не помрачила его; он скончался, в короткое время прожив годы многие: ибо была угодна господу душа его. Поэтому господь любит праведника, сохранит его, сбережет ему жизнь, блажен будет он на земле, и не будет никогда в смятении праведник, и не даст бог увидеть тление преподобному своему. Высок господь и смиренных возвышает, и принимает кротких господь, и близок господь ко все призывающим его в истине; желание боящихся его он исполняет, молитву их услышит, и спасет их; хранит господь всех любящих его; любит господь праведных сердцем, приятны ему все, идущие непорочным путем; хранит господь все кости их, и ни одна из них не сокрушится; когда хвалят праведника, веселятся люди. Вот так благословится человек, боящийся господа, и живущий с помощью всевышнего под кровом бога небесного водворится; посаженный в доме господа, во дворах дома бога нашего расцветет и, как кедр в Ливане, умножится. Вот слава церковная, слава всем преподобным бога. Радуйтесь, праведные, о господе, праведным подобает похвала!” “В памяти вечной, — сказано, — будет праведник, и род праведных благословится. Сколь славны для меня друзья твои, боже, и как утвердилась власть их”. Как сказал Павел-апостол: “Братья, радуйтесь о господе”, и снова сказал: “Радуйтесь”. И сказал праведник: “Поскольку я смирился, спас меня господь. Поэтому возвратилась душа моя в покой твой, ибо добро сотворил душе господь, ибо он избавил душу мою от смерти, очи мои от слез, ноги мои от преткновения; я угодил господу в стране живых. Это покой мой навеки, здесь вселюсь; желаю быть у порога в доме бога моего больше, чем жить в селах грешников. Когда приду и явлюсь перед лицом божьим с голосом радости и славословия шума праздничного? Поэтому я не умру, но жить буду и возвещать дела господни; строго наказал меня господь, но смерти не предал меня. Отворите мне ворота правды, и я войду в них и прославлю господа, говоря: “Господи, боже сил! Как возлюбленны жилища твои! Желает душа моя скончаться во дворах твоих, ибо день один во дворах твоих лучше тысяч; ибо тысяча лет пред очами твоими, господи, как день вчерашний, когда он прошел; и как тянется олень к источнику воды, так тянется душа моя к тебе, боже; ибо для всех веселящихся жилище у тебя и источник жизни. Блаженны живущие в доме твоем: они будут восхвалять тебя во веки веков. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю и будут обладать ею”.

Ясно, что праведники, и кроткие, и смиренные сердцем, наследуют землю тихую и безмолвную, веселящую всегда и наслаждающую, не только тела, но и саму душу несказанным весельем постоянно наполняющую, и на ней будут веселиться всегда.

Так и этот преподобный отец наш Сергий ради того все прелести мира здешнего презрел и к ней стремился, и ее прилежно искал, землю спокойную и безмолвную, землю тихую и безмятежную, землю прекрасную и всяким исполненную утешением, как сама истина сказала в святом Евангелии: “Стучите и откроете себе, ищите и найдете жемчуг бесценный”, то есть господа нашего Иисуса Христа, и царство небесное от него получат, и пусть все мы получим его по благодати господа нашего Иисуса Христа, которому подобает всякая слава, честь, поклонение с безначальным его отцом и с пресвятым, и благим, и животворящим его духом ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.