Художественное осмысление взаимоотношений человека и природы в тувинском фольклоре

Искусство как форма общественного сознания наиболее четко и последовательно отражает взаимоотношения человека и природы с древних времен до наших дней. Как утверждают ученые, особенно интересно исследовать это явление в художественном творчестве так называемых малых народов. Исторические условия их развития позволяют проследить идею неразрывности человека и природы в более чистой форме.

Исторические связи между человеком и природой запечатлелись почти во всех видах художественного творчества тувинского народа и определяют одну из характерных особенностей его эстетического мышления. Это своеобразие обусловлено географическими и историческими условиями развития древнего кочевого народа, охотничьей, собирательской и скотоводческой формами его хозяйствования. Чувство нераздельности с окружающим миром было присуще тувинцу еще с древних времен языческого поклонения силам природы. В ходе исторического развития отношение народа к природе претерпело огромную эволюцию. Обожествление природы, смешанное с суеверным страхом перед её стихией, постепенно сменилось активным, преобразующим отношением к миру.

Тувинский народ в своем эстетическом развитии прошел путь от мифологического сознания к современному профессиональному искусству. Начиная от древних наскальных рисунков с изображениями животных, орнаментов растительного характера и до скульптуры малой формы современных камнерезов; от обрядовых охотничьих песен, мелодий приручения животных, горлового пения и до симфонической музыки; от этиологических сказок, богатырского эпоса и до письменной литературы — всё это духовное наследие тувинцев проникнуто поэтическими образами растительного и животного мира. Во всем этом многообразии жанров декоративного, изобрази тельного, музыкального и словесного искусств народ удивительно бережно пронёс через века идею неразрывности человека и природы. И в то же время необычайно гибко трансформировал её в художественных формах своего творчества.

Исследование взаимоотношений человека и природы в тувинском искусстве является, на наш взгляд, одной из ключевых проблем современного тувиноведения.

В данной статье проблема взаимоотношения человека и природы впервые рассматривается на материале устного народного творчества. Статья написана на основе сообщения, сделанного на методологическом семинаре ТНИИЯЛИ. Поэтому здесь предпринята попытка осветить данную проблему в философском аспекте.

В настоящее время, когда Тувинский НИИ участвует в составлении 60-томной серии «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока», текстологическая подготовка фольклорных произведений стала одним из первостепенных научных задач. Изучение вариантов, отбор лучших образцов, их систематизация и комментирование невозможно без чёткого жанрового разграничения. В определении жанровых критериев этих произведений решающую роль играет соотношение в них реального и фантастического, рационального и иллюзорного. Трудности при их жанровой классификации вызывают также меж- и внутрижанровые пересечения и трансформации.

Специфика текстологической подготовки произведений тувинского фольклора связана, на наш взгляд, с рассмотрением проблемы взаимоотношения человека и природы в двух конкретных аспектах. С точки зрения отражения роли этих отношений: 1) в формировании стихийно-материалистических и религиозных воззрений народных масс; 2) в определении жанровых особенностей мифа, эпоса, сказки и её разновидностей.

В работах советских фольклористов, разрабатывающих данную проблему', основополагающими методологическими принципами стали положение исторического материализма о том, что народные массы являются основными творцами материальных и духовных благ, и признание социально-исторической обусловленности духовной культуры.

Стихийно-материалистические воззрения народных масс содержат в себе представления о материальности и познаваемости мира. Творцы фольклора знали, что явления природы, конкретные материальные предметы подвержены изменению.

Эти знания о материальности и познаваемости мира у тувинцев, как и у других народов, наиболее ёмко выражены в малых жанрах фольклора - пословицах, поговорках и загадках. В них преобладают именно прямые аналогии, связанные с образами природы и человека.

О материальности и изменяемости мира говорят пословица «Шаг шаа-биле турбас, чавылдак кегу-биле чытпас» («Траве вечно не зеленеть, времени на месте не стоять») и загадки «Черден унгеш, дээрге четти» («Вышло из земли, достигло неба»

- дым, туман), «Хунден кезээде чаштып чоруур» («Всегда пря
чется от солнца» - тень), «Кеерге кезулбес, тударга туттун-
мас, базарга бастынмас" («Смотришь - не видать, хватаешь -
не поймать, давишь - не задавить» - ветер), «Холу чокта, буду
чокта кончуг чараш чурук чураан» («Без рук, без ног, а рисует
причудливые картины» - мороз) и т.д.

Пространство в пословицах и загадках не отрывается от материи, рассматривается не как пустое место, вместилище материи, а в неразрывной связи с ней. Это позволило загадкам «Тии чок торгум, дизии чок чинчим» («Шелк мой без краев, бусы мои без связки» - небо, звезды), «Санаттынмаан хой, хемчээттинмээн мал» («Несчитанные овцы, неисчислимый скот»

- небо, звезды) выразить множественность миров, близкую к
его бесконечности.

Народные массы выработали понимание изменяемости и представление о бесконечности мира, выразив их довольно определенно и точно в художественно-образной форме: «Кижи озер, кидис шейлур» («Человек растет, войлок растягивается»), Л.П..1 олур оглу артар, аът калыр - баглаажы артар» («Отец умрет - сын останется, конь падет - коновязь останется») и т.д. Народу было свойственно понимание причинно-следственной связи явлений. Это видно, например, в таких тувинских пословицах, как «Хат чокта сиген бажы шимчевес» («Без ветра трава не колыхнется»), «Чаштанчыдан ерт унер, чаашкындан yep унер» («Из искры возгорает пожар, от дождя начинается потоп»).

Пословицы отрицают возможность полного, исчерпывающего знания всего, но не в принципе, а лишь для одного, отдельного человека. Убеждение в принципиальной познаваемости мира содержится в тувинской пословице «Угаанда тончу чок» («Познание бесконечно»), в загадке «Карак чивеш ара-зында каяа-даа чеде бээр» («В мгновение ока доходит хоть докуда» — мысль).

Философы полагают, что народный материализм, будучи стихийным и совершенно наивным, не может предохранять его созидателей и носителей от воздействия религиозно-идеалистической идеологии, которая не только внедряется в их сознание извне, но и имеет прочную базу в общественно-экономических условиях бытия самих народных масс.

В представлениях тувинцев о мире, окружающей природе значительное место занимали мифологические воззрения, на которые опирались и шаманизм, и ламаизм. В основе мифологических представлений давних предков тувинцев, как и у многих первобытных племен, лежит вера во всемогущество природы. Отсюда чрезвычайная распространенность и относительная стабильность в произведениях тувинского фольклора разнообразных воззрений, содержащих идею неразрывности человека и природы.

Особенно широко в тувинском фольклоре отразились тотемистические, фетишистские и анимистические воззрения.

В работах по древнейшим периодам человечества² более ранней формой возникающего религиозного сознания и чувства считается тотемизм. В родоплеменных коллективах создавались представления об их родстве с покровителями из мира природных явлений, животных, птиц, растений, предметов, которые считались первопредками людей, тотемами. В связи с этими поверьями возникли самые причудливые обряды, часть которых нашла свое отражение в древних фольклорных жанрах. Поскольку в качестве тотемов выступали животные, иногда растения, то их в данном роде или племени запрещалось уничтожать и употреблять в пищу.

Как отмечают исследователи³, такие запреты существовали и у тувинцев. В некоторых родоплеменных группах не убивали медведей, змей, обожествляли лебедя, орла, считая их своими первопредками. Об этом существует множество сказок, легенд, преданий.

Бытуют, например, легенды о той или иной генеалогической или магической связи некоторых родоплеменных групп тувинцев с животными или птицами. Это выражено, например, в самоназвании родов куулар (куу - лебедь), адыг-тюлюш (адыг - медведь).

Фетишизм у первобытных людей является древним представлением о том, что будто бы между людьми, предметами и их наименованиями есть также сверхъестественные связи и что благодаря этому скрытые добрые и злые силы могут оказывать свое влияние на судьбу человека.

В произведениях тувинского фольклора фетишистские представления выражены в образах священных скал и деревьев. Все те магические предметы, с помощью которых герой со-оершает те или иные чудодействия, составляют основную специфическую особенность волшебной сказки.

В тувинской сказке «Хайындырынмай Багай-оол с конем Хан-Шилги», например, Ак-Мёге умирает, когда герою удается попасть стрелой в белую волосинку, протянутую между луной и священной скалой или когда он убивает также Хурен-Мёге, оборвав коричневую волосинку, протянутую от священной скалы к солнцу⁴.

Более поздним проявлением первобытного мышления, по предположению ученых, явился анимизм — представление о душе как ведущем, самостоятельном, внутреннем и невидимом начале людей, птиц и самых различных предметов и про-ннлений природы.

В тувинском фольклоре элементы анимистического воззрения встречаются довольно часто. Характер анимистических пред-■ киш. ним в разных жанрах меняется. Если в эпосе или волшебной сказке обычно душа героя хранится в воробьях, он пре-11|>.|щ,1сч себя r стебелек ковыля, коня — в высохший конский навоз, невеста героя превращается то в ястреба, то в бабочку, н бытовой сказке перевоплощения героя чаще всего связаны с более реальными представлениями, иногда социального характера, например, герой превращается в мальчика в войлочной одежде, а его конь — в плохого хромого конька и т.д.

Формирование специфических различий между сказкой и мифом в народном творчестве происходило на путях борьбы стихийно-материалистического миропонимания с первобытным идеализмом, т.е. с религиозными верованиями.

В специальных исследованиях, посвященных рассмотрению жанровых особенностей мифа, эпоса и сказки, основное вни мание уделяется характеру взаимоотношений человека с природой. В этих работах обобщается положение о социальной обусловленности форм общественного сознания.

Мифология и фольклор возникли в первобытном обществе в тот период, когда низкому уровню производства соответствовала нерасчлененность общественного сознания. Для этого уровня сознания характерными были представления о «слитности» человека с окружающей средой и с той общностью, к которой он принадлежал (Вспомним мифологические образы о разного рода духах природы).

В процессе разложения родоплеменного строя и формирования классового общества происходит разрыв родовых уз, возникают борющиеся друг с другом классы. На этой основе развертывается самосознание индивида, свидетельствующее о том, что человек стал выделять себя из окружающей природной и общественной среды и противопоставлять ей себя. Эти процессы находят свое отражение в общественном сознании. В частности, падает социальная роль мифа, происходит зыделе-ние фольклора из мифологического сознания.

В качестве примера можно лривести трансформацию образа Сагаан-Огбена от духа-хозяина природных объектов в тувинских мифах и до буддийского божества-покровителя в религиозных легендах (ср. с образом белобородого старца в сказках).

Существенное принципиальное различие между мифом и фольклором специалисты видят в том, что мифологическая фантазия не связана с определенным творческим замыслом, а фантазия в фольклоре — это такая форма творчества, в которой человек сознательно реализует свой творческий замысел. По отношению к созданному образу миф и фольклор резко различаются. Восприятие мифа предполагает веру в реальность мифологических образов и сюжетов, восприятие фольклора не связано с такого рода верой.

Образы албыса, шулбуса, мангыса в тувинской мифологии и фольклоре, например, несут различные функции: в мифе это часто действующие лица со странной реальной силой, в сказке, например, это вспомогательные персонажи с волшебными способностями.

При переходе от мифа к фольклору художественная фантазия претерпевает качественные изменения и приобретает новые функции: в ней в форме вымысла начинают выражаться нравственные принципы народа, его взгляды на жизнь, мечты О будущем, эстетические идеалы и т.д. Зависимость от мифологического мышления в фольклоре уменьшается по мере роста реального господства людей над силами природы.

В ходе развития общества в фольклоре соответственно усиливается изображение реальных, социально-бытовых элементов, уменьшается роль фантастического.

В произведениях раннего фольклора восприятие человеком окружающей среды и органической связи между собой и природой носило антропоморфный характер. Антропоморфные воззрения в сказках, легендах представлены в сверхъесте-< твенных и мифологических образах. Этим силам человек либо подчинен, когда природа представляется ему как чуждая и неприступная сила (многоголовое чудовище Амырга-Моос или Чылбыга часто господствуют над героями тувинской сказки), либо подчиняет их себе (сивого быка или двух свирепых коней i ерой эпоса побеждает в единоборстве). Когда человек в борьбе с силами природы в сказках и других жанрах фольклора • ч.1. iумает победителем, развивается эпическое миропонимание жизни.

Эпос, как форма художественного сознания, обобщает и т.ip.окает в конкретно-образной форме переживания, пред-■ I.ишемия и идеи людей, формирующейся народности. В нем о||>,|>к<«мо пицо рода, так как он, по словам М. Горького, со-тдавая эпическую личность, наделял ее «всей мощью коллективной психики». Именно эта личность выступает в эпосе на мгрвый план, а не боги и не олицетворения стихийных сил и т.п.

Образы героического эпоса, воплощающие представления
м.1|)од.1 о < 1тыре времен разложения родового строя, отли
чаются большой выразительностью. Если в сказке народные герои как бы безлики, слиты с общей массой рода и племени, даже безымянны (в поздних социально-бытовых сказках появляются Оскюс-оолы и т.п.), то в героических сказаниях герои уже индивидуализированы, отделены от рода, нередко стоят над ними.

В тувинском героическом эпосе образ богатыря всегда наделен именно такими необыкновенными качествами. Возьмем, например, описания богатыря из героического сказания «Теве-не-Мёге с конем Демир-Шилги»: «Он не из нашего мира! Он -истинный богатырь! В нем совместились облики ста человек. Он похож на черного яростного быка. В нем совместились облики ста человек. Он похож на яростного, бешеного быка! Человек с ним спорить не может: он знает тысячи разных волшебств. А конь его безупречный знает больше, чем богатырь. Нет в этом мире силы, чтобы тягаться с hhm»^s.

Основные различия мифа, сказки, эпоса ёмко выразил Е.М. Мелетинский: «Если при переходе от мифа к сказке мифологический космос отчасти заслоняется семьей, то при переходе от мифа к героическому эпосу на первый план выходят отношения племени и архаических государств, как правило, исторически существовавших»⁶. Здесь же он выделяет следующие основные ступеньки трансформации мифа в сказку: деритуализа-ция и десакрализация, ослабление строгой веры в истинность мифологических «событий», развитие сознательной выдумки, потеря этнографической конкретности, замена мифических героев обыкновенными людьми, мифологического времени — сказочно-неопределенным, ослабление или потеря этиологизма, перенесение внимания с коллективных судеб на индивидуальные и с космических на социальные, с чем связано появление ряда новых сюжетов и некоторых структурных ограничений.

Трансформация мифа в сказку в тувинском устном народном творчестве происходила не в такой строгой последовательности и полноте элементов, как в обобщающей схеме Е.М. Мелетинского, а имеет некоторые свои особенности. Специфика тувинского фольклора характеризуется его архаичностью и жанровой синкретичностью. В одном произведении архаической эпики, например, продолжают сосуществовать мифологические и сказочные образы, сюжеты, мотивы, чередую щиеся то с сильно выраженными социальными элементами, то С религиозными напластованиями, то с этиологическими концовками орнаментального характера. Но в целом процесс перехода от мифа к фольклору в художественном мышлении 1увинцев подчинен закономерностям развития общечеловеческой культуры.

Взаимоотношения человека и природы интересно проследить и и |i,i тиши сказки, во всех ее разновидностях, начиная от сказки

0 животных, богатырской, волшебной и до социально-бытовой.

Древнее олицетворение, связанное с невыделением первобытным человеком себя из природы, нашло свое отражение в сказках о животных и природе. Первые рассказы, отвечающие на нопросы «почему» и «каким образом», были не только олицет-иорением природы, но и первым выражением осознания чело-иеком окружающей среды в целом. Это находит свое подтверждение в сказках всех народов мира, в том числе и тувинского, где «ишь природы изображалась, как известно, по аналогии с жизнью пюдей, и человек отождествляет себя со зверями, птицами, р.к юниями и т.п. Верно отражены в образах сказок и характерные свойства изображаемых животных.

Разновидность сказки, именуемая фольклористами герои-ко-эпической или богатырской, широко распространена и в тувинском фольклоре. Некоторые специалисты⁷ считают ее переходной формой от героического сказания к обыкновенной волшебной сказке.

В отличие от героического эпоса с центральным персонажем - богатырем, который в борьбе за невесту состязается с врагами из другого рода и различными мифическими существами из других миров (например, в эпосе это огромный человек Даг-Иргек, чудовища Кара-Була и Амырга-Кара-Моос, рогатый бык и т.д.), в богатырской сказке герой борется в пределах своего аала или других мифологических миров, освобождает своих старых родителей от разного рода чудовищ или от плохого хана. Это такие сказки, как «Дээр-Мёге и шестиго-ловый мангыс Калчаа-Мерген», «Хан Хюлюк» и т.п., в которых подвигам героя способствуют не его собственное физическое могущество, а волшебно-фантастические предметы и действия.

Сверхъестественное и мифологическое в сказках не главное. Действительной основой сказки являются процессы труда и борьбы, а элементы сверхъестественного и мифологического фигурируют лишь как обстановка. Наличие такой обстановки обусловлено мировоззрением. Особенно широко используются в сказке представления о множественности миров и анимистическом перевоплощении, причем если в религии эти представления связаны с культовым поклонением, то в сказке они выступают как обстановка действия.

Для подтверждения сказанного сошлемся на трансформированную из мифа тувинскую сказку «Кодур-оол и Биче-кыс»⁸. В этой сказке в образе лесной царевны-дангыны, способствующей удачной охоте, воплотилось анимистическое представление тувинцев о существовании духа-хозяина тайги. Этот образ создает особую таинственную обстановку для динамического развертывания основной сюжетной линии и не вызывает суеверного поклонения.

В бытовых сказках, отражающих более поздние отношения между героями, социальные противоречия улавливаются более чутко и подаются более выпукло, чем в волшебных.