Политические технологии (избирательные технологии)

Начиная с 1991 г., Россия вступила в эпоху непрекращающейся избирательной лихорадки. Установившийся в России режим обновления состава государственных органов власти и управления чужд нормальной деловой активности. Те государственные институты, в которых должности определяются результатами выборов, фактически переродились в непрерывно функционирующие штабы избирательных кампаний. Более того, в силу своеобразия сформулированной представителями СМИ «эталонной модели» среднестатистического потребителя информационной продукции, СМИ способствуют закреплению у читателей (зрителей, слушателей) негативных стереотипов в отношении широчайшего спектра политических проблем, субъектов и объектов деятельности. Вследствие углубляющейся коммерциализации СМИ, журналисты в основной массе нацелены на поиск сенсаций негативной окраски (поскольку эти сенсации обладают большей коммерческой привлекательностью). Понимая это, заинтересованные в политической дезориентации населения лица непрерывно «подкармливают» журналистов компроматом, превращая СМИ в инструмент реализации политических интриг. Соответственно, в глазах избирателей большинство демократических институтов общества утрачивают авторитет, предстают в столь неприглядном виде, что говорить о доверии к ним просто не приходится.

Таким образом, можно говорить об установлении в России специфического режима информационного обеспечения общества, при котором электорат поддерживается в идеальном состоянии — состоянии готовности к совершению неаргументированного выбора! В целом, система средств массовой информации, несмотря на существование довольно большого количества объективно и профессионально оценивающих обстановку журналистов, переродилась в принципиально иную информационную систему — систему информационной дезориентации (СИД) населения. В стране начал функционировать уникальный институт, уже обеспечивающий в ходе выборов даже при значительных вариациях информационного фона избирательной кампании индифферентность населения к любым сообщениям, порочащим кандидата.

Но, сами того не ожидая, политтехнологи перекрыли себе важнейший канал воздействия на общество. Наравне с потерей чувствительности к негативным фактам, общество утратило восприимчивость ко всяческой политической рекламе. В канун избирательной кампании игнорируются как ложные, так и достоверные сообщения любой окраски: позитивной ли, негативной ли — уже несущественно. Авторитет СМИ в отношении политики безапелляционно признается только при разоблачении политтехнологов, по прочим вопросам доверие много ниже. Общество осознало свою беззащитность перед СМИ. Неслучайно книга С.Г. Кара-Мурзы «Манипуляция сознанием» приобрела небывалую для российской политической литературы популярность — россияне пытаются найти методологическое противоядие от манипуляции. Но в упомянутой книге методологии и в помине нет — есть только собрание описаний манипуляционных техник. В обществе наступил так называемый когнитивный диссонанс, следствием которого является неспособность и нежелание граждан увидеть перспективу развития общества, сформулировать свои позиции и цели в этом обществе. В частности, еще в 1995 г. в работе Н.В. Куликовой «Когнитивный диссонанс — показатель опасности всей системы власти» говорилось о возможности такого исхода, если не удовлетворить фрустрированную потребность общества в информации целеопределяющего характера.

Ориентация на совмещенную модель СМИ-СИД привела к тому, что единожды примененные в ходе выборов политические технологии утрачивают свою действенность, и при повторном применении уже не могут гарантировать успеха. Они утрачивают новизну, становятся легко узнаваемыми — их детали и содержание раскрываются не только в аналитических изданиях, но и в сообщениях оперативных СМИ. Поэтому каждый раз для того, чтобы гарантировать максимальный отклик социума (а значит, и коммерческий эффект), политтехнологи вынуждены изобретать новые технологии... Но именно в этой сфере наметился серьезный кризис — новых технологий на рынке не появляется.

Аналитика и политика

Отчасти, в отсутствии новых технологических идей повинны и авторы публикаций, посвященных аналитическому разбору различных избирательных кампаний — в их анализе превалирует феноменологический подход. Каждая кампания представляется, как уникальное сочетание факторов, а в результате авторам редко удается выйти на адекватный решаемой задаче уровень обобщения. Их работы, в большинстве своем, описывают именно технологии — подробно, методично и достоверно. Благодаря таким работам крепнет вера в могущество технологий. Новоявленные политтехнологи, активно потребляющие эту литературу, приходят к выводу о том, что незначительная модификация описанных технологий сможет в корне изменить ситуацию в пользу кандидата, однако серьезнейшим образом ошибаются: после единичного использования «отмирает» целый куст технологий, происходящих от единого корня-сценария. Уж если речь идет о манипулятивном варианте воздействия на избирателя (а политтехнологии именно таковы), то изменению должна быть подвергнута не форма реализации сценария, а заложенная в основу сценария стратагема.

Смена стратагемы — это уже высший пилотаж для политтехнолога регионального масштаба. Это действие сразу вышибает из седла оперативную прессу, а аналитические издания начинают отставать в оценках на интервал времени, достаточный для наступления необратимых последствий активированной стратегии. Инструменты анализа неэффективны. В результате и априорный, и апостериорный анализ предпочтений избирателей по материалам социологических опросов оказывается неадекватным. Достаточно заметить, что в ходе социологического опроса потенциальный избиратель (и отнюдь не каждый) отвечает на специальным образом подобранные вопросы, а на выборы приходят другие люди и отвечают уже на другие вопросы и в иных условиях.

Истинные причины выбора не всегда рациональны, более того, избиратель не всегда может признаться себе или интервьюирующему лицу в том, что выбор на самом деле был практически немотивированным. Нередко решение формулируется уже на избирательном участке — при взгляде на фото кандидата, по прочтении краткой биографической справки. Потом уже, по прошествии некоторого времени, разочарованный результатами выборов избиратель, стыдясь признаться в том, сколь иррациональным было его поведение, сообщит интервьюеру ложные сведения о мотивах или содержании выбора. Бывает так, что избиратель для себя даже формулирует целую теорию, оправдывающую его постыдный выбор.

Еще хуже обстоит дело с оперативной политической аналитикой, призванной обеспечить аналитическую поддержку избирательной кампании — что за толк от аналитики, если она необъективна или приходит к потребителю уже после того, как выбор избирателем сделан или выборы кандидатом проиграны? А уж тем более, если повторно использовать приемы и технологии не представляется возможным? Здесь задача аналитика состоит в том, чтобы еще до наступления активной фазы кампании выявить содержательные акценты, психологические нюансы и методы агитации конкурента, беспристрастно оценить план действий своего кандидата и его команды. При этом важно установить значимость предложений, лозунгов и аргументов кандидата для того контингента, который был избран им и его консультантами в качестве основного объекта информационного воздействия. В активный период задача усложняется — аналитик должен в режиме реального времени отслеживать, оценивать и реализовывать множество процессов: и действия своего штаба, и действия конкурентов, и реакцию электората, да еще и формулировать предложения по совершенствованию стратегии. По результатам анализа команде кандидата остается только определиться с тем, какими «магическими» приправами следует сдобрить персону кандидата для того, чтобы он смог прийти к искомому результату. При этом важно замаскировать стратегию от внешних глаз, не дать стороннему наблюдателю установить, какие «второстепенные» характеристики кандидата сыграют на финише решающую роль.

Аргументы и факты

Чтобы убедиться в справедливости приведенных рассуждений, рассмотрим эволюцию политических технологий, применявшихся в последнее время, а заодно попытаемся выяснить: появились ли на рынке политических технологий принципиально новые идеи?

Прежде всего, определимся с тем, какой уровень избирательных кампаний следует рассматривать. Для того чтобы определить этот круг, мы воспользуемся признаком, который условно будем именовать степенью политизации фрагмента общества, соответствующего масштабам рассматриваемой избирательной кампании. Степень политизации будем устанавливать исходя из того, по каким критериям отбирают кандидатов в этом фрагменте общества. Если брать грубую классификацию, то можно задаться критерием, учитывающим всего две характеристики кандидата — политическую ориентацию и степень проявленности деловых качеств. Относительно этого критерия кандидат оценивается либо как политик, либо как хозяйственник, либо как оптимальное их сочетание. Соответственно, если при принятии решения превалирует политический мотив, фрагмент общества считаем высоко политизированным, если предпочтения уравнены, то речь идет об умеренной политизации, если основной акцент делается на экономике, то фрагмент полагаем деполитизированным (может быть введена и пятиступенчатая система оценок). Итак, если в рассматриваемой территориальной единице имеются прецеденты принятия решений по «политическому критерию», то эта единица однозначно относится к интересующему нас классу. В соответствии с этим критерием мы оцениваем готовность некоторого фрагмента общества к рассмотрению (но отнюдь необязательно, что готовность к анализу содержания!) политических и идеологических систем. Безусловно, для различных по укладу жизни и экономики местностей, в зависимости от ветвей власти, в которые выдвигаются кандидаты, критерии предпочтений будут неоднородны. Но в рамках данного исследования нас, в первую очередь, интересует то, имеет ли смысл рассматривать некий класс территориальных единиц при анализе действенности тех или иных политических технологий.

Однако реальных условий для этого еще не существует — при решении задач местного масштаба среднестатистический избиратель все еще ориентирован на устаревший стереотип (стереотип сильного хозяйственника) и не готов видеть за ним некую идеологическую концепцию, отказывает кандидату в праве на самостоятельную политическую позицию. Избиратель по-прежнему считает, что уровень экономики ниже уровня политики и идеологии, что «хорошая» (социально-ориентированная) экономика может существовать под произвольным идеологическим лозунгом, а политика относится к компетенции высших органов власти и управления. Даже в ходе выборов на уровне субъектов федерации и государства имеют место факты принятия решений основанных на том же стереотипе — идеология и политика вновь и вновь маскируются или отодвигаются на задний план. Собственно, выражением именно такой позиции является «центристская концепция» — здесь неважно, кто и что предлагает, главное, чтобы «лодка не раскачивалась». То есть, главная установка формулируется так: «экономика вторична, просто государству нужны идеологически нейтральные патриоты-политики, которые сумеют перестроиться под текущие задачи совершенствования хозяйственных механизмов общества». У такого политика не может быть стратегической цели — устойчивое функционирование экономики не может быть глобальной целью политики (ее глобальные цели всегда затрагивали отношения распределительного плана). А значит, в итоге выборов может быть с успехом получен совершенно недееспособный парламент, хоть и объединенный желанием создать «хорошую экономику», но с полярно противоположными по содержанию представлениями о «хорошей экономике», разной методологией ее создания и использования результатов ее функционирования.

Обратим внимание на следующую особенность: на протяжении последнего десятилетия концепция развития общества определяется исполнительной, а не законодательной властью. Кандидаты идут на выборы со стандартным комплектом добродетелей: желанием возродить и усилить экономику, придать ей социальную направленность, повысить эффективность системы управления, сократить бюрократический аппарат, обеспечить реальную демократию. Комплекс программных заявлений стандартен, что обезоруживает рационального избирателя. Можно ли в таких условиях говорить о рациональном, обоснованном выборе?

В итоге — привычное уже «голосование по фото», когда родинка на губе кандидата весит больше, чем все статьи, в которых раскрывалась сущность его программы. Кстати, в ходе выборов последних лет проявился ряд своеобразных черт, указывающих на попытки дальнейшей деполитизации общества, размытия устоявшейся политической терминологии. Более подробно этот феномен рассматривается в работе П.Ю. Конотопова «Элитизм, как основа русской национальной идеи», в частности в статье приводятся следующие симптомы, проявляющиеся в политической жизни страны: сокращение числа партий и общественно-политических движений, формулирующих свою политическую позицию в терминах конечных политических целей, взамен этого указываются социально-экономические приоритеты, а также приоритеты в области общественного сознания; потеря политической окраски в наименованиях партий и общественно-политических движений, вытеснение устоявшейся в политической практике демократических государств терминологии; сближение партий и политических группировок с религиозными институтами, подмена идеологической системы совокупностью этико-моральных норм, заимствованных из религиозных догматов (более общих, нежели идеологические).

Таковы были технологии и при голосовании и в 1993, и в 2003 гг., однако на каждом этапе методы политической борьбы модифицировались: этап, характеризовавшийся борьбой личностей, олицетворявших различные политико-экономические концепции развития страны; этап, характеризовавшийся борьбой олигархических кланов, представленных собственной политической элитой; этап, характеризовавшийся борьбой профессиональных команд имиджмейкеров и политтехнологов. При этом основной темой, вроде бы, являлась политика, однако акценты расставлялись таким образом, что центральной фигурой на выборах выступал кандидат, а не идеи, выражаемые им — партии служили «гарниром к блюду». Партии и концепции создавались под кандидата, а не кандидат становился выразителем идей партии. Следуя такой логике, можно довести идею демократических выборов до очевидного абсурда: выставить одного кандидата от разных партий, а избирателю предоставить право выбрать то, от какой партии и идейного блока он избирает данного кандидата. Но для России этот абсурд является нормой — ведь так и получалось: независимый кандидат, пройдя в парламент, входил в некую фракцию, почитай, выбирал себе политическую платформу. Но процесс формирования партий продолжается по прежней схеме: «новые выборы — знакомые игроки — незнакомые партии», в то время, как схема должна быть иной «новые выборы — незнакомые игроки — знакомые партии». Да, новый политик может изменить политику партии, но происходить это должно так же, как в случае, когда время меняет лицо знакомого человека — основные черты лица при этом сохраняются. В России же партии рождаются и исчезают, а перечень лидеров остается прежним. Показательно, что при первой и единственной за последние годы попытке победить по политическим критериям (в 1996 г.), правящая партия с трудом сохранила свои позиции — в итоге все вернулось к знакомой модели с акцентом на персоне кандидата.

Вопреки утверждению, что по мере роста масштабов избирательной кампании, возрастает значимость политических и идеологических критериев, политтехнологи всех уровней предпочитают избегать политически и идеологически окрашенных лозунгов. Самые острые баталии происходят вокруг экономики, но при этом большинством участников политических столкновений стороной обходятся проблемы распределения конечного продукта — политика рассматривается в качестве инструмента создания условий устойчивого и комфортного функционирования экономики. Очевидно, что пока речь идет лишь о модификации привычных «персоноцентрических» технологий борьбы, придании им облика, более соответствующего масштабам эффективного политика-менеджера. Однако уже сейчас ясно, что дальнейшее развитие «темы» не сможет привести к существенному росту эффективности политических технологий — за счет массовости применения они начинают взаимно компенсироваться. В финале (то есть, на этот раз) должно произойти генеральное столкновение идей, в противном случае не исключен такой вариант развития событий, при котором избиратель сыграет по правилу «от противного», отдав предпочтение на основе совершенно непредсказуемой логики.

Идеи и люди

Разумным представляется такой подход, при котором политическая и идеологическая позиции кандидата должны учитываться избирателем даже на самых низких уровнях иерархии системы государственного управления. Но пока об этом говорить не приходится — практически повсеместно продолжается использование тактики соблазнения избирателя на короткий срок протекания кампании. Немалые, по меркам избирателя, средства, выделенные на проведение выборов, безвозвратно уходят из государственного бюджета, не приведя к позитивным сдвигам ни в социально-экономической, ни в политической сфере. Пассивно поспособствовав кандидату в решении его задачи по «выходу в люди», избиратели остаются при прежних проблемах до следующих выборов. Номинально, на рынке политических технологий сегодня присутствуют два технологических подхода: персонифицированный и командный (партийный). В прессе раздувается шумиха вокруг намерений сделать политику ареной исключительно партийных баталий, рассматриваются проекты перехода к партийному правительству... Но самого партийного строительства не видно — видна лишь деятельность по сплачиванию экономически успешного и активного населения вокруг личности (в частности, личности президента). Однако способ подачи кандидата остается прежним — избирателю «продается» личность кандидата с приданным ему «партийным наследством», не блок идей, а блок вокруг эффективного политика. Это означает, что сущность предлагаемых политических технологий прежняя — персонификация политики, «соблазнение толпы» кандидатом или развенчание «неугодного кандидата».

Делая ставку на личность кандидата, политтехнологу необходимо решить задачу разработки и навязывания населению специфического критерия эффективности кандидата. С другой же стороны, уже «для внутреннего потребления» аналитику требуется разработать объективный критерий для оценивания своего кандидата, сопоставления его с конкурентами и сопоставления их программ... Далее приходится рассмотреть весь перечень кандидатов, опираясь на введенную им систему критериев, по результатам анализа выработать предложения по коррекции имиджа, разработать программу доведения сконструированного имиджа кандидата до потребителей. После этого остается бережно «высадить» кандидата с подправленным имиджем на почву, заранее подготовленную за счет внедрения в сознание электората критерия эффективности политика. Естественно, что при решении задачи оптимального выбора в условиях наличия многообразных предпочтений критерий выбора должен быть комплексным. По существу, критерий выбора — это некая априори рассчитанная или интуитивно сформулированная характеристика, описывающая предполагаемые качества кандидата, на этапе, когда он будет выступать в роли депутата. Рассмотрим, какие характеристики кандидата целесообразно выделить для включения их в обобщенный критерий эффективности. В зависимости от ситуации, выделять будем следующие характеристики кандидата, по совокупности которых формулируется обобщенный критерий выбора для публичного оглашения: политическая ориентация, деловой имидж (социально-экономическая эффективность), пассионарность (яркость и самобытность личности), внешность и иные. Конкретный состав характеристик и коэффициенты важности устанавливаются в зависимости от специфики контингента избирателей. Но о какой эффективности кандидата можно говорить, если, фактически создав за время избирательной кампании информационную и организационную инфраструктуру, обеспечивающую решение задачи управления электоратом (а значит, и территорией), он позволяет созданной системе распасться, не принеся пользы региону? Вопрос об эффективности при таком подходе становится, скорее, риторическим. Но только не для аналитика-политтехнолога!

Словом, соблазнить избирателя имиджем все еще можно, но уже без гарантии. Для гарантированного результата требуется более значимое доказательство эффективности кандидата. Для этого необходимо предоставить ощутимые и подлежащие дальнейшему развитию доказательства эффективности политика за краткий период выборов. Важно показать цель, доказать ее значимость для избирателей, показать, что избрание кандидата в органы власти и управления равнозначно передаче в руки избирателей ключей от их судьбы. Такие технологии есть, они отчасти рассматривались в журнале — например, технологии синтеза устойчивых социальных иерархий и т.п. Однако, как бы хороши ни были упомянутые технологии, на первый план все равно выходят проблемы корпоративного целеполагания и целеопределения, анализа и согласования интересов избирателей. В противном случае, где гарантии, что предложенные цели общезначимы? Для того, чтобы предложить такие — общезначимые — цели, нужно провести комплекс работ по анализу и синтезу идей социума (микросоциума). При этом следует учесть, что системы идей — это весьма специфические системы, имеющие в основе массу трудноуловимых культурных символов, бытовых традиций, морально-этических установок и иных «тонких материй». Принято говорить, что идеи правят миром, но ими также можно управлять. Однако, чтобы управлять ими, нужна уже не технология, а методология. Для проведения такого анализа необходим комплекс концептуальных и формальных моделей, а также специальных методик анализа, учитывающих закономерности строения модельного мира субъекта деятельности, закономерности протекания процессов рефлексии, структуру сознания субъекта и ряд других факторов.

Выводы

Современные политические технологии переживают кризис развития, их действенность снижена в результате спровоцированного политтехнологами перерождения системы СМИ в систему информационной дезориентации населения. Наметилась тенденция к деполитизации общества, что снижает политический иммунитет общества, делает его беззащитным перед комплексом экстремистских идей. Необходим отказ от использования в политической практике манипулятивных технологий, ведущих общество к политическому кризису. Для выхода из кризисной зоны необходимо структурировать и политически образовывать общество, обеспечивать его консолидацию. Это возможно только за счет использования новой методологической и технологической платформы при проведении избирательных кампаний различного уровня. В этом случае в ходе подготовки к выборам может быть сформирована стабильная социально-значимая система самоуправления, ориентированная на цели и ценности региона, обеспечивающая возможность дальнейшего структурирования и целевой ориентации социума на достижение его задач в социально-экономической сфере, а также на развитие политической культуры населения.

По существу, опираясь на перечисленные принципы, депутат и общество в целом могут получить действенный инструмент коррекции социально-экономической ситуации в регионе, основанный на принципах взаимной поддержки населения, стимулирования и коллективного финансирования экономических инициатив.

Литература

1. Куликова Н.В. Когнитивный диссонанс — показатель опасности всей системы власти // Журнал «Безопасность». — 1995. — N.10. — М.: Международный фонд национальной безопасности».
2. Конотопов П.Ю. Элитизм, как основа русской национальной идеи // ТИАРА. — 2002. — N.3.