Лосось без рек.

История кризиса тихоокеанского лосося.

Джим Лихатович.

Перевод А.Р. Моисеева

Содержание.

Предисловие . . . . . . . . . 3

Благодарности . . . . . . . . . 4

Введение . . . . . . . . . . 5

Глава 1 . . . . . . . . . . 10

Глава 2 . . . . . . . . . . 20

Глава 3 . . . . . . . . . . 32

Глава 4 . . . . . . . . . . 38

Глава 5 . . . . . . . . . . 55

Глава 6 . . . . . . . . . . 76

Глава 7 . . . . . . . . . . 100

Глава 8 . . . . . . . . . . 111

Глава 9 . . . . . . . . . . 133

Эпилог . . . . . . . . . . 146

Приложение А . . . . . . . . . 152

Приложение В . . . . . . . . . 153

Приложение С . . . . . . . . . 156

Предисловие

Как случилось, что лососи тихоокеанского побережья Северной Америки оказались в столь тяжелом положении? Почему мы не смогли остановить их сползание к краю гибели вчера, а сегодня лишь начинаем восстанавливать популяции лососей до малой толики прежнего изобилия? Нельзя утверждать, что мы не предпринимали героических попыток исправить положение. Уже три четверти столетия мы прилагаем немалые усилия, затрачивая при этом огромные суммы денег. По некоторым подсчетам, в три миллиарда долларов обошлись программы, связанные с охраной и восстановлением красной рыбы в бассейне одной только реки Колумбии, но повернуть вспять процесс исчезновения лососей нам так и не удалось.

В последние годы я часто обсуждал этот вопрос с биологами, экологами, работниками корпораций, рыбаками, индейцами, журналистами, адвокатами и просто заинтересованными гражданами. И я пришёл к выводу, что большая часть людей вообще не в состоянии понять, насколько стара эта проблема. Большинство полагает, что своим критическим положением лососи обязаны событиям последних двадцати-тридцати лет. Возможно, это и не удивительно, ведь в это время мы стали свидетелями быстрого исчезновения лесов, строительства крупнейших плотин, стремительной урбанизации, и других форм наступления на лосося и его реки. Но вопрос выживания лосося возник гораздо раньше - в момент прибытия на Северо-Запад первых евроамериканцев. Белые люди привели рогатый скот, принесли плуги, семена, топоры и другие предметы первой необходимости, без которых они не могли выжить. К несчастью, поселенцы также принесли своё мировоззрение и индустриальную экономику.

Взирая на рыбу и реки через призму своего восприятия природы, евроамериканцы видели картину, отличную от той, в которой несколько тысяч лет в высшей степени гармонично жили индейцы. Они видели пугающую их дикую природу, которую необходимо было приручить, упростить и сделать управляемой. Они видели богатые ресурсы, которые были нужны им, чтобы прокормить жадную индустриальную экономику. Как и следовало ожидать, мировоззрение евроамериканцев заставило их перестраивать Северо-Запад, делая похожим на места, из которых они прибыли.

Цель этой книги - показать историю влияния нашей культуры на лосося. Эта история необычайно важна. Она ясно даёт понять, почему все усилия по возрождению лосося до настоящего времени, несмотря на хорошее финансирование, потерпели неудачу. Потому, что все эти усилия продиктованы тем же мировоззрением, которое породило проблему. До тех пор, пока мы не поймём, в чём настоящие корни проблемы лосося и не займемся её решением на фундаментальном уровне, рыба будет продолжать своё движение к грани исчезновения.

Когда узнаёшь историю отношений между людьми и лососем, особенно за последние 150 лет, на душе становится грустно. Мы могли бы смотреть в будущее с большим оптимизмом, но это зависит от Вас.

Книга разделена на две основные части. Главы 1 и 2 описывают эволюционную историю лосося и развитие экономики подарка у северо-западных индейцев, которая в значительной степени базировалась на лососе. Главы с 3 по 9 описывают влияние индустриальной экономики евроамериканцев на красную рыбу. В главе 3 осмысливается переход от экономики подарка к экономике индустриального типа. Глава 4 детально показывает, как происходило разрушение среды обитания лосося до 30-х годов прошлого столетия. Следующая глава описывает развитие промышленного рыболовства и рыбоконсервной промышленности на северо-западном побережье Северной Америки. История создания рыбоводных заводов, которые использовались для поддержания численности лосося в условиях промыслового прессинга на него и разрушения среды обитания красной рыбы, представлена в шестой главе. О начале научного понимания биологии лосося читатель сможет прочесть в седьмой главе. Основные идеи, изложенные в предыдущих главах, систематизируются в восьмой главе, на примере двух самых значительных нерестовых рек региона - Фрейзера и Колумбии. Заключительная глава охватывает последние десятилетия. В ней же анализируется влияние на сложившуюся ситуацию федерального закона «Об Исчезающих Видах». Эпилог предлагает пути создания дружественной лососю культуры.

Благодарности

Эту книгу я не смог бы завершить без помощи, поддержки, и конструктивной критики моей жены и лучшего друга, Паулетт. Гораздо большим, чем можно выразить словами, я обязан Чарльзу Уоррену, который остается моим другом и наставником последние тридцать лет. Мой сын Тим, его жена Чарлейн, и Кэрри Хоффман провели много часов в библиотеках, копируя материалы, делая другую работу, необходимую для написания книги. Выражаю благодарность за столь важные минуты поддержки моему сыну Джиму. Многим я обязан Мардж и Дейву Буханан из «Tyee Winery» за воодушевлявшую меня их поддержку, а также за предоставленный в мое распоряжение пляжный домик, в котором были написаны несколько глав этой книги. Спасибо Рону Хирши за подсказанное название книги, и за многое другое.

Дейв Буханан, Дэн Боттом и Чарльз Уоррен читали рукопись на различных стадиях её написания и давали мне конструктивные предложения по её улучшению.

Энн Вилейсис технически помогла превратить мой проект в книгу, доступную читателям. Я очень ценю её помощь. Я также ценю поддержку Барбары Дин из «Айсленд Пресс», которая терпеливо переносила одну просроченную дату сдачи рукописи за другой.

Многие идеи этой книги родились в последние тридцать лет из тысяч часов споров с прекраснейшими биологами и защитниками лосося. Среди них Дейв Буханан, Дэн Боттом, Рег Райзенбиклер, Чарльз Уоррен, Стив Джонсон, Гомер Кэмпбелл, Гарри Вагнер, Джек Мак-Интайр, Джей Николас, Билл Бэкки, Том Лихатович, Боб Муллен, Боб Хутон, Ларс Мобранд, Крис Фриссел, Билл Лисс, Джим Холл, Курт Бёрдсли, Рон Хирши, Том Джей, Чип Мак-Коннаха и многие, многие другие.

Отдельную благодарность выражаю сотрудникам отделения «Секвиум» библиотеки «North Olympic», отыскавшим через межбиблиотечный обмен много ранее мне неизвестных документов. Большую помощь оказали также сотрудники Национального Архива города Вашингтон, округ Колумбия и г. Сиэтл; библиотеки Вашингтонского Университета; и библиотеки Университета штата Орегон. Высоко ценю зоркий взгляд профессора Джима Холла и его внимание к деталям.

Введение

Проблема лосося.

Сейчас конец декабря, и я собираюсь принять участие в ежегодном подсчете нерестящегося лосося. Каждую зиму, начиная с конца 1940-ых годов, биологи на всем Северо-Западе подсчитывают лососей, которые, избегнув рыбацких сетей и крюков, возвращаются в свои родные реки метать икру. Ученые, идущие на реку каждую зиму, первыми узнают, силен или слаб нерестовый ход, но что более важно, они - те немногие, кто становится свидетелем рождения новых поколений дикого лосося.

Я покидаю шоссе и еду глубоко изрытой колеями дорогой для перевозки леса в водораздел Пишта, маленькой реки в предгорьях полуострова Олимпик (рисунок I.I). Грузовик застревает на повороте, и я допиваю последний кофе из термоса прежде, чем выйти на ледяной воздух. Сквозь прохудившиеся болотные сапоги я чувствую холод, особенно неприятны сырые стельки. Но, несмотря на протест ног, скольжу по берегу реки и ступаю в холодную воду. Стайка корольков и гаичек роится в кроне голой ольхи. Голоса птиц звучат подобно прозрачным перезвонам в замороженном воздухе. Солнце декабря висит низко над горизонтом, но несколько золотых лучей слабого света побиваются через тонкий занавес пара, поднимающийся от реки. Эта декорация сцены первозданного мира так подходит древнему ритуалу дикого лосося, ритуалу, который я собираюсь увидеть и записать.

В былые времена в устье реки Пишт жили индейцы. Несколько маленьких поселений сгруппировались у рек Пишт, Хоко, и Клаллам на западном конце пролива Хуан Де Фука. В некоторых из этих деревень индейцы жили ещё 3 тысячи лет назад. Археологи подсчитали, что коренное население, жившее возле этих небольших рек, добывало около 45 тысяч лососей каждый год.

Если они вылавливали до 50 процентов идущего на нерест лосося, то общее количество входящей ежегодно в эти небольшие реки рыбы составляло 90 тысяч. Сегодня дикого кижуча мало, осталась лишь тень его прежнего изобилия, а дикая чавыча в Пиште почти исчезла.

Существует, по крайней мере, три гипотезы о происхождении названия реки. Некоторые думают, что судно с таким названием потерпело поблизости кораблекрушение, другие считают, что это название произошло от слова из языка индейцев Клаллам (S'Klallam), которое можно перевести, как «где ветер дует со всех сторон». Но гипотеза, которой придерживаюсь я, говорит, что название реки Пишт происходит от слова «рыба» из языка пиджин - жаргонного языка индейцев Чинук, возникшего при общении между коренными народами и евроамериканцами.

За четыре часа я сделал двадцать одну отметку в своей водонепроницаемой записной книжке. Двадцать один кижуч возвратился из своего океанского путешествия, чтобы отложить икру в гравий этого небольшого притока Пишта. Мои отметки будут переведены в цифры, отосланы в большое здание офиса и превращены в «данные».

Биологи, работающие там, проанализируют данные со всех рек, а потом будут проводить бесконечные встречи, истолковывая их снова и снова. В искусственном климате офиса сырые болотные сапоги, ледяной воздух, гаички, реки и даже лосось невозможны. Контакт с естественным, внешним миром в офисах осуществляется через горы компьютерных распечаток. Биологи много говорят о лососе, но они говорят о сухом, безжизненном подобии этой великолепной рыбы. Лосось, которого они видят, глядя на цифры, не та рыба, которую довелось узнать мне. В той «реальности», что сконструирована в залах заседаний, лосось во многом далек от себя живого, отделен от среды обитания, среда обитания оторвана от реки, река - от экосистемы. Мир компьютеров, цифр и конференций – неотъемлемая часть современной системы управления лососем, но я живу и работаю в этом мире, и меня беспокоит то, что он всё больше теряет свою связь с реками и лососем.

Однажды я спросил одного биолога, прекрасного специалиста в области математического анализа, что он узнал о лососе реки, которую изучал около десяти лет. Что понял он, каждодневно бывая там, наблюдая за рекой и работая с её серебристой рыбой? Узнал ли что-то, что он не смог бы выразить в цифрах? Есть ли вопросы, на которые не могли ответить его математические модели? Проник ли он в суть? Он вручил мне несколько листков бумаги, заполненных математическими уравнениями, и сказал: «Все, что я знаю - там, в цифрах». Технически он сделал свою работу, но близорукий подход помешал рождению другого взгляда, понимания или гипотезы, которая могла бы обогатить историю. Вот о чем поведали мне его уравнения.

Биологи, изучающие рыбу, обычно сосредотачивают свое внимание на популяциях, которые можно описать в цифрах. Они обращаются со статистикой так, как будто сами не зависят от экосистемы, которая их породила, и относятся к рыбе так, как будто она находится в полной власти управляющих ею людей. Биологи полагаются исключительно на модели, в которых популяции лосося - шахматные фигуры, перемещаемые по доске, а не живые создания, непрерывно взаимодействующие с окружающей средой, связанные с ней...

Рисунок I.1. Полуостров Олимпик и Национальный парк Олимпик в штате Вашингтон. (Источник: Рэнделл Мак-Кой, специалист ГИС, племя Клаллам, низовья Эльва Ривер) (Source: Randall McCoy, Geographic Information Systems [GIS] Technician, Lower Elwha Klallam Tribe)

Закончив наблюдения, я задерживаюсь на несколько минут. Сажусь на бревно рядом с большим, темным водоемом, и чищу апельсин. В быстро исчезающем свете водоем - чаша черных чернил. Я уверен, что мое присутствие прервало строительство кладки парой кижучей, скрывающихся в темноте водоема. Если повезет, в умирающем свете этого декабрьского дня мне удастся наблюдать, как спаривающаяся рыба движется от места укрытия к порогам, чтобы вырыть лунку для кладки. Кижуч здесь с единственной целью, здесь и повсюду на Северо-Западе. Взрослые лососи отдают последние дни и часы своей жизни, чтобы протянуть тонкую нить к следующему поколению. Эта нить тянется, по крайней мере, уже 10 тысяч лет, с того времени, когда дикий пейзаж полуострова Олимпик и его реки возникли из тающих ледников Висконсинского ледникового периода.

То, что совершит трудный прыжок от немногих оставшихся диких лососей к следующему поколению, находится в гравии, затонах, и стремнине этой реки и всех маленьких ручейков и рек региона. Тысячи икринок лосося уже отложены в гравий этого потока, миллиарды на всех реках. Они будут оставаться в кладках несколько недель в этот особенно опасный ранний период жизни. Множество икринок будет съедено хищниками вроде бычков, которые скрываются на дне потока или крохалями, которые тычут свои клювы в гравий, отыскивая икринки.

Обширная заготовка леса в бассейне Пишта усиливает опасность для икринок, лежащих в инкубаторах из гравия. Недавно, например, большая часть дороги для перевозки леса обрушилась. Треть мили её сдвинулось в приток, прихватив с собой большие куски склона холма и засыпав несколько лососевых кладок. На Северо-Западе дорожные разрушения и оползни - обычный побочный продукт лесозаготовок. Наводнения, ставшие сильнее после вырубки леса на склонах холмов, вымывают икру из кладок и перемалывают её в гравии. Смерть тысяч, а возможно и миллионов икринок лосося - издержки бизнеса, которые нельзя обнаружить в бухгалтерских книгах корпораций и агентств природных ресурсов. Нет записей, которые смогли бы сообщить нам, сколько икринок убито удушающим слоем грязи или каменной мясорубкой. Эти издержки спокойно перекладываются на лосося, и, в конечном счете, на семьи, которым его промысел даёт средства для существования.

Личинки кижуча из сохранившихся кладок покидают гравий и становятся свободно плавающей добычей. Они останутся в реке до тех пор, пока не отправятся в море весной второго года своей жизни. До того времени юный лосось должен пережить многие другие опасности. Те же оползни, что душат икринки, уничтожают и среду обитания молоди лосося, заполняя заводи, разрушая водные пищевые цепочки. Вырубка деревьев и кустов по берегам приводит к тому, что солнце нагревает воду до температур, невыносимых для молодой рыбы. И в лучших условиях лососи, начинающие жизнь маленькими розовыми шариками в гнездах гравия, не все доживают до выхода в море, а в условиях нашествия человека на среду их обитания всё меньшее количество молоди переживает период роста в реке и мигрирует к морю.

Короткий декабрьский полдень сменился почти полной темнотой, прежде чем кижучи двинулись к перекатам стремнины выше заводи. Я не могу видеть их, но слышу, как они плещутся. Я представляю их избитые, израненные о гравий тела, бьющиеся в гонке создания жизни до тех пор, пока смерть не настигает их. Послушав несколько минут, я выбираюсь из реки и прокладываю себе путь через путаницу веток и пней на вырубке к дороге, по которой начинаю длинный путь назад, к моему грузовику.

Это был холодный, тоскливый полдень. Пришло слишком мало лосося. Леса быстро исчезают, и дом лососей пустеет. Но в темноте, спотыкаясь на замерзших колеях, я думаю о том, как умирает дикий лосось, плещущийся в темноте, и это даёт мне надежду. Нить жизни, такая хрупкая в разоренных реках Северо-Запада, ещё не прервана. Дикий лосось уцелел, пережив времена вулканической активности, ледникового периода, созидания гор, пожаров, наводнений и засух. Я уверен, лосось выживет, если мы сможем управлять нашими действиями и отдавать обратно то, что мы берем у рек, чтобы сохранить их здоровые экологические функции. Пока я еду домой, мои мысли продолжают возвращаться к реке, текущей в темноте, и обнадеживающему плесканию кижуча, прокладывающего путь следующему поколению.

А на другой стороне Земли человек, который владеет большей частью бассейна реки, сидит в Лондонском офисе и решает судьбу Пишта и лосося. Как и биологов с их компьютерными распечатками, этого человека связывают с рекой лишь сухие, безжизненные колонки цифр. Принимая решения по уничтожению леса в бассейне Пишта, он думает о ценах на древесину на мировых рынках, о прибылях от различных сделок и о сотне других факторов. В груде документов на его столе нет ничего, что говорило бы ему о диком лососе, что плещется в исчезающем свете декабря в день своего последнего прыжка в следующее поколение.

Я биолог, мне много раз приходилось наблюдать дикого лосося на нересте, но мне приходилось работать и с колонками цифр. Двадцать восемь лет я работаю в реальном мире лососевых рек и абстрактном мире управления ими и вижу, что они всё больше отдаляются друг от друга. Это отдаление - результат отрицания связей, существующих между людьми и лососем, связей между людьми и любой частью природы. Господствующее в нашем обществе мировоззрение считает экосистемы складами для хранения и производства предметов потребления. Упорно утверждая, что человек стоит вне этих экосистем, мировоззрение требует управлять, манипулировать и «улучшать» их. Даже менеджеров ресурсов обучают тому, что раскол между людьми и экосистемами нужно сохранять и усиливать. Такой взгляд на мир породил конфликт, противоречия и исчезновение лосося.

Всё это ускользало от меня, пока я искал причины вне противоречий, вне конфликта, и вне попыток всех, включая менеджеров лосося, переложить вину за состояние лосося на кого-то еще. Когда я изучил историю отношений между лососем и людьми, я осознал силу нашего мировоззрения. Оно заставило нас делать ложные предположения о природе и своей роли в исчезновении лосося. То, что я обнаружил - и есть предмет этой книги.

Лососёвые – одни из древнейших обитателей тихоокеанского Северо-Запада, более миллиона лет они учились заселять и использовать почти всю пресноводную область, эстуарий и морскую среду обитания. Чавыча, например, процветает в потоках, текущих и через дождевые леса, и в пустыне. Она нерестится и в притоках всего в нескольких милях от моря, и в Скалистых горах в 900 милях от солёной воды. От вершины горы, где орел несёт лосося, чтобы накормить своих птенцов, до далеких океанских вод Калифорнийского течения и Аляски, лососи заполнили Северо-Запад, распространившись на площади, непревзойденной ни одним другим животным. Они подобны серебряным нитям, глубоко вплетенным в ткань экосистемы края. Уменьшение их численности до грани исчезновения - признак серьезных проблем. Красивый экологический гобелен, который обитатели региона называют домом, распускается, его серебряные нити потерты и порваны.

Миллионы лет главной силой лососей была их способность проникать везде и обитать в широком разнообразии сред обитания. Но с прибытием евроамериканцев эта черта сделала лосося уязвимым. Его повсеместное распространение привело к тому, что он вступил в контакт со всем диапазоном проявлений экономической активности человека. Это горная промышленность и вырубка леса в верховьях, пастбищное животноводство, ирригация и другая сельскохозяйственная деятельность вдоль всего течения, индустриальное и жилое развитие в низовьях реки и в устье, крупномасштабный коммерческий лов рыбы в океане.

Решение проблемы лососей трудно отчасти потому, потому что их обширные перемещения в течение жизни создают идеальную ситуацию для путаницы. Любая промышленность, предприятие, или индивидуум, вносящие вклад в истощение лосося в одном месте их большой экосистемы, с готовностью укажут на другую промышленность, предприятие или индивидуума, как на причину проблемы, действующую на лосося в другом месте его экосистемы. В последние полвека быстрое уменьшение численности лосося породило лицемерные увиливания и бесконечные попытки свалить вину на кого-то другого. Уменьшение численности лосося - совокупный эффект многих факторов активности человека от истоков до океана. Доказательство действия определенного фактора получить невозможно. Истощение стад лосося разожгло споры и подтолкнуло нас к его изучению. Но на безнадежный поиск единой причины было потрачено впустую много времени, усилий и денег. И что более важно, он мало что дал для решения проблемы, которая действительно стала всеобщей.

Жителям Северо-Запада предстоит ответить на важные вопросы. Ценят ли они лосося настолько, чтобы предпринять усилия к восстановлению среды его обитания, и тем самым спасти рыбу от полного исчезновения? Желают ли они сохранить лосося, даже если это будет означать кардинальное изменение стратегии экономического использования земель, вод и других ресурсов региона? А если они не желают необходимых перемен, то сохранит ли тихоокеанский Северо-Запад без лосося свою прежнюю привлекательность для людей, как край с почти нетронутой природной средой?

Многие жители региона считают важной задачей возрождение тихоокеанского лосося. Многие обожают рыбалку и изумительный вкус свежей рыбы. Коренные американцы ловят её, чтобы получить средства к существованию, удовлетворить свои культурные и религиозные потребности. Промышленные рыбаки хотят продолжать ловить рыбу – это их образ жизни. Многие жители региона видят в лососе важный символ чистой и здоровой окружающей среды. Многие желают, чтобы лосось был восстановлен до уровня, соответствующего требованиям закона «Об Исчезающих Видах». Все, кто выражают беспокойство состоянием красной рыбы и желание восстановить её прежнее изобилие, имеют широкий спектр ценностей, но разделяют одну цель - вернуть здорового лосося, плывущего по рекам Северо-Запада.

Некоторые люди полагают, что длящееся более ста лет снижение численности тихоокеанского лосося, последовавшее за прибытием евроамериканцев, происходило по причине неразумного управления, жадности, и захвата политической власти теми, кто извлекал выгоду от доступа к природным ресурсам. Но это объяснение слишком просто и вводит нас в заблуждение. Понятно, что намерение людей, их политических лидеров, и учреждений не состояло в том, чтобы уничтожить лосося. Уже в 1848 году штат Орегон запретил строительство препятствий проходу лосося. В 1870-е годы штаты Орегон и Вашингтон пробовали защищать среду обитания лосося, издав законы о запрете сброса опилок в реки. Если мы хотим правильно понять, как разрушалась продуктивность лосося, мы должны заглянуть глубже жадности, двигавшей эксплуатацию водоразделов Северо-Запада, глубже слабости бюрократов, слишком робких, чтобы добиваться исполнения законов, защищающих лосося.

По существу, уменьшение численности лосося – следствие господства мировоззрения, основанного на ложных предположениях и неподтвержденных мифах – мировоззрения, которое определяло отношения между лососем и людьми последние 150 лет. Мы полагали, что можем управлять биопродуктивностью лосося и совершенствовать естественные процессы, которые даже не пытались понять. Мы полагали, что сможем иметь лосося без рек. Как прямое следствие этого, мы верили, что экономическая активность человека вроде горной промышленности, заготовки леса, и лова рыбы не связана с экологическими процессами, создавшими рыбу. Естественные пределы экосистем казались не относящимися к делу, ведь люди полагали, что могут обходить их, используя технологии. Напрасно доверяя технологическим решениям, менеджеры лосося уверовали в миф, что управление воспроизводством лосося в рыбоводных заводах, в конечном счете, приведет к увеличению его продуктивности. Несмотря на наилучшие намерения, эти трудолюбивые люди произвели бедствие, потому что их усилия были основаны на ложных предпосылках. Их рассуждения - классический пример того, что историк Дональд Ворстер, называл «инструментальным мышлением»: «Размышляющий тщательно и постоянно о средствах не думает о цели».

Таким образом, итог, к которому мы пришли сегодня, таков: мы всё ещё цепляемся за средства, искалеченные мифическими предположениями. В настоящее время рыбоводство остается главным способом восстановления лосося, несмотря на то, что многочисленные программы, использующие его, не могут достигнуть своей цели уже больше столетия.

Писатель Тим Эган описывал тихоокеанский Северо-Запад как страну, в которой «лосось может забраться в любое место», но соответствующий этому определению регион сжимался в течение последних 150 лет. За двадцатое столетие естественная производительность лосося в штатах Орегон, Вашингтон, Калифорния и Айдахо уменьшилась на 80 процентов из-за уничтожения речной среды обитания. Чтобы противостоять этой потере, нам нужен другой взгляд, другая история, определяющая отношения между лососем и людьми. Чтобы дать лососю надежду на восстановление, мы должны вырваться из плена мифов, которые привели нас к этой точке кризиса.

ГЛАВА 1

Ястребиный нос

Ещё не вышел закон «Об Исчезающих Видах» и торговые центры не погребли реки под асфальтом. Плотины и динамо-машины не начали использовать энергию их течений. Ещё ирригация не иссушила реки, и защищавшие их леса не были уничтожены массовой вырубкой. Ещё сплошной паутиной сетей рыбаки не опутали реки и заливы, ещё люди не перешли через Берингов пролив на северо-запад американского континента. Даже задолго до того, как ледники проложили Пьюджет-Саунд, а побережье Орегона отодвинулось от штата Айдахо, задолго до всего этого уже жил лосось.

В системе классификации растений и животных Карла Линнея тихоокеанский лосось попадает в семейство Salmonidae и род Oncorhynchus, Тихоокеанского лосося и форели (Приложение A). Название «Oncorhynchus», русский термин «крючконосый», относится к крючковатой верхней челюсти, которая развивается у самцов в период спаривания. Существует семь разновидностей тихоокеанского лосося, принадлежащих роду Oncorhynchus. Пять из них обнаружены в Северной Америке: горбуша (O. gorbuscha), кета (O. keta), нерка (O. nerka), кижуч (O. kisutch), и чавыча (O. tshatvytscha). Два найдены только в Азии: сима (O. masou) и amago (O. rhodurus). Тихоокеанская форель в пределах рода Oncorhynchus включает анадромную форму стальноголового лосося (стилхед), O. mykiss, и проходную форму форели Кларка, (O. Clarki). Пять разновидностей тихоокеанского лосося и две анадромной форели создали богатое множество жизненных стратегий, типов локального и регионального распространения, которые представлены в Приложении В.

Коренные американцы иногда называли лососей – «молнии, следующие одна за другой» - название, которое вызывает в воображении образ большой серебряной рыбы, сверкающей в быстрой воде.¹ В нашей культуре самый распространенный образ лосося - рыба, изогнувшаяся на фоне стены кажущегося непреодолимым водопада, извивающаяся и бьющаяся за точку опоры для следующего прыжка. Для нас лосось ассоциируется с сильным, боевым духом и неудержимым стремлением вернуться в реку своего рождения, чтобы дать жизнь следующему поколению. Этот образ породил веру в то, что лосось может преодолеть любые препятствия. Эта его способность - больше, чем просто легенда. Природа и, в последнее время, люди неоднократно создавали условия, угрожавшие существованию лосося, и всё же он выжил.

Все живые организмы - суть явления исторические, и лосось среди них - не исключение. Тысячи или даже миллионы лет лососёвые аккумулировали историю своих видов и сохраняли её в генах особей и популяций.² В результате, генетическая программа лососей, закодированная в ДНК, стала учебником, содержащим тысячи лет эволюционных уроков того, как выжить в быстро меняющемся мире. То, что тихоокеанский лосось в последние 150 лет пережил необузданное давление человека на него самого и его среду обитания, доказывает ценность уроков, которые каждая особь несёт в своих генах. И именно потому, что лососи так стойки и выносливы, катастрофическое снижение их численности в Калифорнии, штатах Орегон, Вашингтон и Айдахо столь трагично. Когда мы узнаем историю лососей, мы увидим, что их исчезновение служит очевидным доказательством провала работы наших институтов управления и стремительного, массового разрушения среды их обитания, происходившего в течение прошлого столетия. Чтобы в полной мере оценить стойкость лососёвых, мы должны сделать экскурс в историю их эволюции и катастрофических изменений окружающей среды, которые они пережили.

Экскурс в эволюцию

Тихоокеанский лосось принадлежит к группе рыб, ветвь которых на эволюционном древе появилась относительно недавно, около 400 миллионов лет назад. За недолгие 40 миллионов лет эти новички, лучеперые рыбы, стали доминировать во многих пресноводных средах обитания и имели хорошие перспективы для господства в море. Лучеперые рыбы включают три основных группы, каждая из которых достигала выдающегося положения на какое-то время. Осетровые и веслоносые - выжившие члены самой древней группы, а панцирники дают нам представление о второй группе. Teleosts - последняя и всё ещё распространенная группа, которая включает хорошо знакомых нам лососей, форелей, окуней, щук и полосатой зубатки.³Изученные окаменелости показывают, что teleosts появились на западе Северной Америки относительно поздно. Они начали доминировать в пресных водах Запада приблизительно 55 миллионов лет назад.⁴

Teleosts, подобно другим рыбам до них, достигли господства потому, что развили улучшенные структурные и физиологические свойства, которые изменили форму их тел и мускулатуру так, что позволили совершать более быстрые и сложные движения – важное свойство для выживания и добычи, и хищника. Среди этих столь эффективно созданных природой рыб - семейство Salmonidae, в которое входят лосось, форель, сиг, хариус и ряпуха.

Никто не знает, когда семейство лососёвых отделилось от других древних рыб teleost, но этому семейству возможно уже 100 миллионов лет.⁵ Это означает, что первый лосось мог плавать в тех же водах, что и динозавры в последние несколько миллионов лет их господства на земле. Самая древняя достоверная окаменелость Salmonidae - Eosalmo driftwoodensis, чьи кости были найдены в отложениях Эоцена в Британской Колумбии (Приложение C). Он напоминал современного хариуса и жил в древних озерах западной Канады приблизительно 40 - 50 миллионов лет назад. Изучение окаменелостей позволяет предположить, что доисторический диапазон распространения лососёвых на западе Северной Америки простирался от бассейна Юкона (66 северной широты) на севере до бассейна озера Чапала в Мексике (31 северной широты) на далеком юге.⁶

Фауна родного для рыбы северо-западного региона прошла трудный эволюционный путь. Никакая другая область Северной Америки не была так геологически активна, как эта, испытавшая несколько глобальных преобразований окружающей среды. Горы поднимались и опускались, значительно колебался уровень океана, резко менялся климат, вулканы заливали большие области региона толстым слоем горячей лавы. Щука, пресноводная полосатая зубатка, окунь, ушастый окунь не пережили геологических катаклизмов радикальных перемен климата. Но стойкий лосось выдержал всё, и его эволюционная выносливость остаётся источником надежды на будущее.

Происхождение анадромных видов

Лосось относится к анадромным породам рыб. Взрослая особь мечет икру, из икры выводятся мальки, которые от нескольких недель до нескольких лет развиваются, живя в пресной воде. Потом покатники мигрируют в солёные воды моря, где проводят от нескольких месяцев до нескольких лет перед тем, как вернуться в свою родную реку, метать икру в пресной воде и повторить цикл заново. Около века ученые спорят, где возник лосось - в пресной или солёной воде. Последние данные склоняют чашу весов в этом споре в сторону его пресноводного происхождения.⁷ Палеонтологи нашли окаменелости древней форели, кости примитивных лососёвых типа хариуса и сига только в пресноводных отложениях. Поскольку вымершие представители семейства и старейшие из существующих Salmonidae проживали и проживают исключительно в пресной воде, мы можем заключить, по крайней мере, экспериментально, что жить в реках и озерах лососи начали раньше, чем в океане.⁸

Какие преимущества получал лосось, мигрируя из пресной воды в морскую и обратно? Какими бы они ни были, они должно были перевешивать тяжелые физиологические затраты, ведь переход из пресной воды в солёную - серьёзный стресс для рыбы, требующий серьёзной перестройки организма. Перед выходом в море живущие в реке молодые лососи превращаются в смолтов (мальков-покатников). Происходит трансформация, которая включает физиологическую и поведенческую адаптацию к обитанию в солёной воде. Например, когда молодой лосось становится смолтом, у него в организме увеличивается содержание пурина и гуанина.⁹ В результате естественный окрас молодого лосося, который хорошо подходит для маскировки в реке, уступает место однородному серебру на его боках и окраске брюшка, лучше подходящей для жизни в море. Концентрация кислорода в морской воде ниже, и смолт лосося должен начать вырабатывать другой, более эффективный гемоглобин, чтобы справиться с уменьшением кислорода.¹⁰ Кроме того, солевые насосы в жаберных мембранах должны начать работать в обратном направлении. В пресной воде эти насосы предотвращают растворение плазмы, а в солёной воде они должны предотвратить концентрацию соли в плазме выше нормального уровня.¹¹ Вдобавок к физиологической трансформации, лосось должен радикально изменить своё поведение. Жизнь под нависающим берегом в маленьком ручье весьма отличается от жизни в открытых океанских просторах, изобилующих хищниками.

Существует два типа пересечения границы пресных и солёных вод. Рыбы анадромных видов, типа лосося, рождаются в пресной воде, а затем мигрируют к морю, чтобы кормиться и созревать. Катадромные рыбы, например, угорь, в море рождаются, и мигрируют для роста и созревания в пресные воды. Рыбы анадромных видов обитают чаще в северных широтах, в то время как катадромные - в тропиках. В середине 1980-ых биолог Март Гросс и его коллеги изучали эти два типа и обнаружили важный ключ к разгадке анадромии. Ключом, как оказалось, было питание. В северных широтах океаны более биологически продуктивны, чем смежные пресные воды, а в южных широтах ситуация противоположная. Очевидно, тихоокеанский лосось оставил пресную воду для роста на более благоприятных океанских пастбищах северных широт.¹²

Эта гипотеза имеет смысл в масштабе времени эволюции, ведь океан у побережья Северо-Запада не всегда был так холоден и продуктивен, как сегодня. До эпохи Олигоцена, приблизительно 40 миллионов лет назад, океаны были теплее на 10°C (около 18°F) и потому вероятно менее продуктивны. Позднее, около 25 миллионов лет назад, они начали охлаждаться, достигнув своего нынешнего температурного режима приблизительно 8 миллионов лет назад.¹³ По мере того, как моря и океаны охлаждались, их продуктивность увеличивалась. Согласно существующей теории, тихоокеанский лосось развил анадромию, чтобы воспользоваться этим богатством.

Лосось в океанах рос быстро. Благодаря большему размеру в зрелости повышалась вероятность их выживания в реках Северо-Запада. Происходило это, по крайней мере, по трем важным причинам. Лосось анадромного вида мог производить больше потомства, потому что крупные самки несли больше икры к местам нереста. Кроме того, большая, сильная рыба с большей вероятностью могла проложить себе путь через водопады и сильные течения, расширяя диапазон распространения лосося по всей сети рек Северо-Запада. Наконец, обладая большей массой, лосось мог рыть более глубокие лунки, обеспечивая лучшую защиту отложенной икре.

Анадромия принесла пользу и рекам Северо-Запада. Нерестовый ход лососей на просторах Северо-Запада на самом деле становится перемещением питательных веществ из моря вверх по течению, к истокам рек. Эти питательные вещества повышали продуктивность менее производительных речных экосистем, улучшая условия выживания юных лососей.¹⁴

Если лосось возник в пресной воде, то «крючконосый» вероятно начал развивать анадромию в период позднего Олигоцена, когда океаны начали охлаждаться (Приложение C). Сегодняшние окаменелости могут доказать только то, что лососёвые, подобные существующим сейчас разновидностям анадромных видов, жили в реках тихоокеанского побережья по крайней мере 10 миллионов лет назад. Подтверждение более древнего происхождения анадромии должно подождать, пока не будут найдены окаменелости в отложениях эпохи Олигоцена на участках, закрытых морем.¹⁵

Подъем земной коры и извержения

Биологи полагают, что предки современного лосося были обитателями озёр, потому что окаменелости самых ранних лососёвых обычно находят в мелкогравийных отложениях, связанных с озерами или медленными реками низкого градиента. Согласно этой гипотезе, ранние Salmonidae колонизировали внутренние системы озёр, где они жили в изоляции и развили богатое разнообразие видов.¹⁶ В отложениях позднего Миоцена (приблизительно от 10 до 15 миллионов лет назад), окаменелости лососёвых попадаются и в грубом гравии. Это позволяет предположить, что древняя рыба расширила диапазон своей среды обитания на быстрые реки.¹⁷ По окаменелостям установлено, что Oncorhynchus, род, включающий тихоокеанского лосося, появился, вероятно, в это время.

Наиболее примечательным из населявших в тот период реки лососей был ныне вымерший саблезубый лосось (Smilodonichthys rastrosus).¹⁸ Эта огромная рыба шести футов длиной имела пару огромных, изогнутых от рождения зубов, но, несмотря на её свирепый вид, питалась прежде всего планктоном, во многом подобно более мелкой современной нерке. Окаменелости саблезубого лосося были найдены в грубом гравии, и указывали, что он проводил часть жизни в реках центрального Орегона и побережья Калифорнии. Его кости были найдены вместе с окаменелостями другого Oncorhynchus, напоминающего современного кижуча. Поскольку питание планктоном предполагает в качестве среды обитания озеро или океан, S. rastrosus вероятно использовал реки только для нереста. Судя по местоположению окаменелостей, найденных в центральном Орегоне, саблезубый лосось, вероятно, нерестился в водоразделе реки Колумбия.¹⁹

Когда кости первого из лососёвых, Eosalmo, 40 - 50 миллионов лет назад легли в отложения озера в Британской Колумбии, прибрежные горы Калифорнии, Орегона и Вашингтона лежали ниже уровня Tихого океана, волны которого омывали берега континента близ границы нынешнего штата Айдахо. Гряда вулканических островов прорезала морскую гладь далеко от берега между будущими штатами Орегон и Калифорния. Эти острова позднее поднялись и стали частью гор Кламат. Северные Калифорнийские и прибрежные горы Орегона начали принимать свою современную форму приблизительно 12 миллионов лет назад.²⁰

Любой, кому довелось проехать по шоссе № 101 на западном побережье, воспринимал прибрежный горный пейзаж как нечто незыблемое. Но за свою геологическую историю прибрежные области претерпели перемещения не менее захватывающие, чем миграции лосося. Пятнадцать миллионов лет назад береговая область Орегона, которая охватывала западный край Каскадных гор, была развернута на 32° на север от своего нынешнего местоположения. В то время, как прибрежные горы вращались и вздымались, реки, сохраняя темп в нижнем течении, пробивали себе путь через поднимающуюся сушу. К началу Плиоцена, от 2 до 5 миллионов лет назад, бассейны рек побережья уменьшились до современных размеров. На развитие рек Северо-Запада в этот период также повлияло формирование Каскадных гор. Разбег с высоты поднявшихся пиков позволил нескольким большим рекам - Фрейзеру, Колумбии, Умпква, Сиусло, Рогу, Кламату, Сакраменто, и Чехалису - пробить себе путь через растущие горы достаточно быстро, чтобы сохраниться на карте региона.²¹

Если «крючконосый» появился раньше, чем поднялись горы, а побережье приняло своё нынешнее очертание, то первым представителям рода пришлось пережить миллионы лет катастрофического разрушения среды обитания. Одним из последствий активного поднятия гор и прокладывания нового русла рекой были оползни, достаточно большие, чтобы блокировать поток или создать неодолимые водопады. Возникновение гор, в конечном счете, превращалось в замкнутый круг разрушения и созидания сред обитания. Популяции лосося, отрезанные от мест нереста или попавшие в условия, неприемлемые для жизни, были обречены на вымирание. В то же время беспризорному лососю приходилось колонизировать новые места обитания, и процесс адаптации начинался снова, как только новые популяции находили себе новый дом. Локальное исчезновение одних популяций, сбалансированное переселением других, долго оставалось важным механизмом выживания тихоокеанских лососей.

В то время, как водоразделы рек побережья уменьшались из-за наступления поднимающихся западных областей, восточнее земля разверзлась и извергала лаву на пологие холмы современных Орегона, Вашингтона и Британской Колумбии. 12-17 миллионов лет назад массивные потоки горячей лавы, перемещающиеся со скоростью двадцать пять-тридцать миль в час, неоднократно покрывали землю. Каждое последующее извержение погребало прежнюю среду обитания лососей под 100-футовым слоем лавы, и возвращало экологические часы назад, почти к нулю. Реки должны были пробить новые русла, должна была возникнуть почва, растения и животные должны были заново заселить бесплодный пейзаж.

Древние потоки лавы в бассейне реки Колумбии хорошо видны сегодня, особенно в тех местах, где река прорезала базальт и вскрыла их страты, подобные слоям гигантского пирога. Наиболее захватывающие пейзажи можно наблюдать в каньоне реки Гранд-Ронде на востоке штата Орегон, и вдоль 72-х мильного ущелья Колумбии. Лава затекла и в древнее русло Колумбии, закупорив её, заставив отклониться на север и пробить новый путь к океану. По этому руслу река несёт свои воды и в наши дни.²²

Около 2 миллионов лет назад водоразделы Северо-Запада приобрели свой современный вид (Рисунок 1.1). Генетический анализ тихоокеанского лосося позволяет предположить, что за это время его современные виды возникли из трех наследственных линий. Первые две отделились чуть раньше двух миллионов лет назад; одна произвела стилхеда, кижуча и чавычу, в то время как вторая - нерку. Третья линия отделилась приблизительно 1.25 миллионов лет назад, произведя горбушу и кету.²³ Если, как говорит анализ, «крючконосый» появился в течение Миоцена, то рыба прошла 10 миллионов лет эволюционного развития прежде, чем появились наследственные линии, из которых произошел современный лосось.

Рисунок 1.1.Основные реки и горные области Тихоокеанского Северо-Запада.

Стабильность водоразделов и появление современных видов лосося ещё не означали для него конца катастрофических перемен. Наступал ледниковый период, который разительно изменил климат, реки и среду обитания лосося в регионе, особенно на побережье штата Вашингтон, в Пьюджет-Саунд и в бассейне реки Колумбия.

Наступление льдов

Последний ледниковый период, известный под названием Висконсин, достиг своего пика около 18 тысяч лет назад. Льды покрыли Северную Америку двумя большими пластами. Ледяной лист Лаурентиды(Laurentide) охватил большую часть северо-центральной и восточной Северной Америки, в то время как ледник Кордильер закрыл тихоокеанский Северо-Запад (Рисунок 1.2). В период максимального похолодания покров льда Кордильер протянулся в долину Пьюджет, где закрыл район сегодняшнего Сиэтла ледяным слоем толщиной 4 тысячи футов. Своим южным краем ледяной покров достиг области города Олимпия, штат Вашингтон. Медленное движение ледниковых масс вырезало рельеф Пьюджет-Саунд.

На время, пока реки Пьюджет-Саунд, Британской Колумбии, и юго-востока Аляски были заморожены, лосось нашёл убежище в речных бассейнах юга и, что удивительно - к северу от ледника Кордильер. Он жил в реках, свободных ото льда, включая Сакраменто, Колумбию и Чехалис, также как и в реках Берингии - большой, свободной ото льда области на северо-западе Аляски, которая простиралась дальше в Сибирь. К югу от Колумбии, ледники, сформировавшиеся только на возвышенностях, оставили существовавший дренаж рек неповрежденным.²⁴

Из всех рек самый большой бассейн вблизи южного края ледника Кордильер имела Колумбия. Хотя две трети нижнего течения реки не покрылись льдом, река не избегла побочных катастрофических последствий. С началом глобального потепления таяние льда произвело гигантские наводнения, которые сформировали пейзаж северо-восточной части штата Вашингтон и оставили заметные шрамы в областях, которые были свободны ото льда.

Рисунок 1.2. Ледниковое озеро Миссула и путь её потока около 15,000 лет назад, во время последнего ледникового периода на Тихоокеанском Северо-Западе. (По Альту и Хиндману 1995)(After Alt and Hyndman 1995)

Пока не закончился Висконсинский ледниковый период, ледник наступал и отступал много раз. Во время некоторых таких периодов ледник простирался южнее Британской Колумбии, мимо нынешнего местоположения озера Пенд Орейли в штате Айдахо и доходил до реки Кларк-Форк. Каждый раз, когда ледник достигал Кларк-Форк, он заполнял её долину, закупоривая русло стеной льда. которая время от времени достигала 2,500 футов в высоту. Ледник Кларк-Форк собрал воду из западной части современного штата Монтана, иссушив эту область, и создал древнее озеро Миссула, которое имело площадь 3,000 квадратных миль. При глубине, достигавшей в некоторых местах 2,000 футов, этот громадный водный резервуар имел объём, примерно равный половине озера Мичиган.

В конце концов, уровень воды в озере Миссула повысился настолько, что она смогла приподнять ледяную плотину со дна долины. Это привело к катастрофическому наводнению. Гигантская стена воды неслась через штат Айдахо со скоростью пятьдесят миль в час. Она промыла северо-восточный Вашингтон, создав рельеф, известный сегодня как направленный scablands. Потом вода заполнила русло Колумбии, глубина которой выросла до 1000 футов в таких местах, как, например, Уоллула Гап, вблизи устья Снейка. Ниже по течению Колумбии наводнение залило участок современного Портленда в штате Орегон и превратило долину Вилламетт в озеро глубиной более 200 футов. Такие наводнения происходили около сорока раз, или примерно каждые пятьдесят пять лет в последний период Висконсинского похолодания 12800 – 15000 лет назад²⁵.

Самое крупное из этих наводнений освободило энергию, эквивалентную 106 процентам электричества, произведенного в Соединенных Штатах в 1970 году. Разрушительная мощь воды, смешанной со льдом, валунами, гравием и илом вырезала ущелье Колумбии, ряд каналов и водопадов в среднем течении реки, известные, как Селило.²⁶ Лосось, вероятно, пережил эти наводнения в приютивших его притоках Колумбии: Дешуте, Джон-Дее, Снейке и некоторых других.

Даже в реках, расположенных южнее авангарда ледниковых полей, среда обитания лосося изменилась из-за похолодания и связанных с ним климатических изменений. К югу от главного ледника Кордильер малые ледники покрыли вершины гор Каскадных, Голубых, Стинс и Кламат.²⁷ В короткие периоды быстрого таяния эти ледники тоже высвобождали обильные водные потоки, формировавшие среду обитания лосося, но эти наводнения были гораздо менее серьезны, чем те, что производил ледник Кордильер. Ещё южнее, в Сьерра-Неваде, ледник толщиной 2 тысячи футов накрыл долину Йосемит, создав там плоские луга.²⁸

Вероятно, ареал распространения лососей во время Висконсинского ледникового периода из-за понижения температур расширился на юг. Однако вскоре последовал период интенсивного потепления, и южная граница распространения лосося начала смещаться к северу. Косвенные свидетельства, полученные при исследовании древних индейских стоянок, позволяют предположить, что в реках севера Калифорнии и юга штата Орегон стада лосося в то время были довольно небольшими. Реки стали для красной рыбы слишком теплыми.²⁹ Потом, приблизительно 4 тысячи лет назад климат северо-запада начал становиться прохладнее, приближаясь в современному. Это позволило лососёвым повторно колонизировать южные области современного диапазона распространения. Стилхед распространился далеко на юг, до мексиканской границы, а чавыча достигла реки Вентура чуть севернее Лос-Анджелеса.

Лосось, переживший ледниковый период в притоках Колумбии, заново осваивал северные просторы вплоть до реки Стикин в Британской Колумбии и юго-востока штата Аляска. Популяции лосося расселялись на юг и из рек Берингии. Через десять тысяч лет после отступления льдов река Колумбия станет мощным двигателем индустриальной экономики в регионе. Но в период, наступивший вслед за потеплением, она стала большой «органической машиной», рекой-матерью современного тихоокеанского лосося, который заполнял потоки, освобождавшиеся ото льда.³⁰

После льда

Тающий лед оставлял за собой пустынный ландшафт, состоящий из ледниковых вымоин, нагромождения валунов, гравия и обломков скал, размолотых движущимся ледником. Частые наводнения создавали этот каменный пейзаж постепенно, по мере того, как во время беспорядочного отступления ледников формировались и рушились ледяные плотины. Период быстрого потепления начался приблизительно 14 тысяч лет назад, достиг пика 5-6 тысяч лет назад и завершился около 4 тысяч лет назад. Сухой, жаркий климат, пришедший на смену ледниковому периоду, замедлял возвращение лесов на голые равнины. Cосна скрученная широкохвойная и ель, которые постепенно заполняли бесплодный пейзаж, были лишь маленькими, чахлыми версиями своих современных родственников. Небольшие деревья и кусты не могли удержать ни скалистую почву, ни реки в стабильных руслах.

Чередуя рев наводнений с обедневшими струйками воды, недавно оттаявшие реки текли в широких, мелких руслах по ледниковым вымоинам. Тысячи лет медленно перемещающиеся ледники вбирали в себя миллионы тонн гравия, почвы и валунов. Когда тающий лед высвобождал эти массы, недавно сформировавшиеся реки заполнялись осадком, объем которого в шестьдесят раз превышал тот, что несут современные реки тихоокеанского Северо-Запада.³¹ Лишенные постоянного русла постледниковые реки смещались из стороны в сторону по широким долинам, повсюду оставляя толстый слой осадков. Во время наводнений мутные реки часто выходили из своих мелких русел и захлёстывали местность подобно вырвавшимся на свободу языкам пламени.

Широкие, мелкие реки, переполненные грязью, песком и гравием, были враждебны к любому бездомному лососю, заплывавшему в них на нерест. Несколько икринок все-таки избегали гибели среди перемещавшегося грунта, размалывающего гравия и удушающего ила. Но появившиеся мальки не находили тихой воды и глубоких водоемов, в которых они смогли бы отдыхать, прятаться и питаться. Редкая растительность не могла затенить потоки и укрепить берега «гуляющих» рек. Недостаток тени приводил к повышению температуры воды в жарком, сухом климате. Хорошо развитая прибрежная флора является важным источником не только тени, но и продовольствия. Насекомые, падающие с деревьев и кустов в воду, составляют значительную часть летнего рациона мальков. На постледниковых реках этот источник питания был недоступен. Реки разбивались на множество мелких, запутанных проток, текущих между грудами гравия и земляными холмами, скрепленными слабой растительностью. В мелких протоках юный лосось был особенно уязвим для хищных птиц. Время от времени мелкие протоки высыхали, и погибала вся оказавшаяся в них рыба. Формирующиеся постледниковые реки несли лососю смерть.

4-5 тысяч лет назад климат начал меняться, становясь более прохладным и сырым, каким он и сохраняется в наши дни. Эти перемены способствовали росту лесов. В начале периода похолодания доминировали ели Дугласа, которые предпочитают более сухие условия; потом, особенно в более влажных областях, начали преобладать западная тсуга и западный красный кедр. В конечном счете, леса, которые мы теперь называем старовозрастными, создали устойчивые, хорошо затененные ручьи и реки, благоприятные для обитания лосося. Обширные корневые системы больших деревьев держали реки в устойчивом русле и предотвращали эрозию почвы, в то время как густые кроны, смягчая солнечный жар, помогали поддерживать невысокую температуру воды. Когда большие деревья умирали и падали в ручьи, они создавали затоны и омуты, внося разнообразие в структуру среды водных организмов. Бревна накапливались, и, в конечном счете, удерживая воду, создавали боковые протоки и затоны. Тысячи деревьев, падающих поперек потоков, выполняли роль маленьких плотин. Они фильтровали воду, удерживали на себе тонны осадочных пород и позволяли рекам и ручьям оставаться чистыми. В результате, такие потоки несли гораздо меньшее количество осадка, чем реки незатененные. Реликтовые леса создали сложную и устойчивую среду обитания в реках. Популяции лосося достигли своей численности уровня восемнадцатого-девятнадцатого веков, возможно, ещё пять тысяч лет назад.³²

Эволюционное наследство

Несколько миллионов лет и лосось, и регион подвергались значительным изменениям. Три-пять тысяч лет назад меняющаяся среда обитания и развивающийся лосось сошлись в экологической гармонии, которая привела к изобилию, которое считается одним из естественных чудес света. Чтобы достичь этой гармонии, лососи должны были пройти трудный путь эволюции. Им приходилось непрерывно приспосабливаться к ландшафту с высоким уровнем пространственного и временного разнообразия. Мало того, что ландшафт менялся время от времени, но и в любой момент он представлял собой путаницу разнообразных геологических, климатических, и биотических условий.

По мере эволюции видов тихоокеанских лососей, они приобретали черты, повышавшие вероятность их выживания в различных средах обитания рек. Результатом этого эволюционного процесса стал раздел мест обитания в водоразделе между различными видами. Рисунок 1.3 показывает, как места нереста гипотетических водоразделов поделены между кетой, горбушей, кижучем, чавычей и неркой. Горбуша и кета в основном мечут икру в нижнем течении рек, и покатник мигрирует к морю после недолгого периода жизни в пресной воде. Кижуч мечет икру, и его мальки подрастают в малых притоках верхней части водораздела. Летняя и осенняя чавыча для нереста используют соответственно середину и низовья реки. Когда мальки нерки появляются из гравия, они мигрируют в озера, где заканчивают своё пресноводное развитие.

Общие принципы разделения мест нереста, показанное на рисунке 1.3, как и жизненные циклы видов в приложении B - это не незыблемые законы, высеченные в камне. Каждый вид имеет свой жизненный цикл с уникальными признаками, отличающими его от другого вида. Среди этих признаков - возрастная структура, время пресноводной жизни, распределение мест нереста и роста в пределах водораздела. Но обобщенные жизненные циклы - действительно центральный стержень, вокруг которого каждая популяция развила богатое разнообразие, подстроившись к местной среде обитания. Например, кета обычно мечет икру в низовьях рек, включая приливно-отливную зону. Однако, в реках Амур в России и Юкон в штате Аляска и Канаде кета, чтобы метать икру, проходит от моря расстояние до 1,560 миль. Мальки кижуча обычно растут в малых реках и притоках в течение пресноводного периода своей жизни, но в некоторых водоразделах на юго-западе штата Орегон они проводят большую часть этого периода в прибрежных озерах. Наоборот, нерка почти всегда проводит ранний период своего развития в пресноводных озерах; хотя мальки некоторых популяций на Аляске и в Канаде не живут в озере, а могут мигрировать к морю вскоре после появления из гравия, или растут в реке и боковых протоках.³³

Вариации жизненных циклов - важное наследие, накопленное лососем за время выживания и эволюции среди геологических и климатических событий, отметивших историю Северо-Запада. Разнообразие жизненных циклов - это ответ лосося на старую пословицу о том, что не стоит держать все яйца в одной корзине. Их многообразие - решение проблемы выживания в изменяющейся окружающей среде. Оно демонстрирует, что лосось и среда его обитания неразрывно связаны, что они должны рассматриваться как нечто единое, особенно, если мы пытаемся управлять лососем или ищем пути его восстанавления.³⁴

Рисунок 1.3. Распределение мест нереста тихоокеанского лосося в гипотетическом водоразделе. Типичное распределение кеты(a), горбуши (b), кижуча (c), чавычи (d), и нерки (e).

Биолог Б. Ф. Томпсон описал экосистему лосося, как «цепь благоприятных условий окружающей среды, соединяющихся в определенное время года во времени и пространстве». В пределах водораздела, писал он, существуют «разные возможные комбинации или цепочки, которые могут соединяться во времени и пространстве множеством способов».³⁵ Каждая из цепочек - вариант жизненного цикла, свой путь, которым лосось следует через череду благоприятных мест обитания, вместе составляющих его экосистему. Вероятность выживания лосося, следующего своим путём или иначе – своему жизненному циклу, будет меняться со временем в ответ на естественные или искусственные перемены, происходящие в среде его обитания. По мере изменения климата или среды обитания, какие-то жизненные циклы будут способствовать выживанию, в то время как другие – нет. Таким образом, ценность каждого жизненного цикла для выживания со временем может меняться.

Я ещё вернусь к значению разнообразия жизненных циклов, но пока важно признать, что они – важнейшее эволюционное наследство лосося, они - ключ к выживанию в сложных природных условиях Северо-Запада. Как основная часть эволюционного наследства, разнообразие жизненных циклов должно учитываться во всех программах управления и восстановления лосося. К сожалению, наше управление и программы восстановления фактически внесли свой вклад в потерю этого разнообразия.

Изучение эволюции лосося и геологической истории Северо-Запада изменило мой взгляд на проблему. Теперь я вижу больше чем просто серебристую рыбу, оказавшуюся в центре регионального кризиса. Когда я смотрю на лосося сегодня, я вспоминаю всю долгую историю края. Мощный, вскормленный океаном лосось воскрешает в моей памяти охлаждение моря, происходившее 10 миллионов лет назад, рождение гор и наступление ледников, формировавшие способность лососей осваивать новую среду обитания. Разнообразие их жизненных циклов отражает богатство пейзажа, климата и растительности региона. Я смотрю на рыбу, и вижу физическую красоту земли: древние леса, которые защищают и питают среду обитания лососей, дикие и свободные реки, текущие через эти леса, горы, дающие гравий, в который можно метать икру, и прохладный, влажный климат, хранящий полноводность рек. И, наконец, лосось напоминает мне о людях: об индейских рыбаках, их уникальных сообществах и образе жизни, о рыбаках-спортсменах, отовсюду приезжающих ловить лосося. Когда я смотрю на лосося, я вижу не только рыбу в серебристой чешуе, я вижу весь Северо-Запад.

ГЛАВА 2

Пять домов Лосося

Человек и его семья жили под нависающим выступом скалы, высоко вздымавшейся над рекой. Неглубокая пещера защищала их от дождя, ветра и солнца, имела свободный выход к реке, текущей внизу, и вверх, к лугам на плато. Несмотря на то, что пышная трава всё ещё покрывала нагорье, еды становилось недостаточно. Другие семьи, жившие на плато, уже ушли на восток в поисках исчезающих мамонтов и других больших млекопитающих, но эта семья осталась, и в поисках пропитания обратилась к реке.

В один из дней 12 тысяч лет назад семейство направилось по узкой тропинке вниз, к дну каньона. Большая река притупляла все чувства. Непрекращающийся грохот заполнял уши, тонны воды, падали с большой высоты, крутились в скатах, выточенных в базальтовой скале. Туман, поднимавшийся от пенящейся реки, наполнял землю прохладной сыростью, а воздух нес запах плесени, идущий от тысячелетней воды, выпущенной тающими ледниками выше по течению.

Когда семья проходила вдоль одной из небольших проток, человек увидел большую серебристую рыбу, которая выпрыгнула из водоема и, пробившись через струи воды, падавшей с трехфутового водопада, уплыла в реку выше него. Вскоре второй лосось выпрыгнул из водоема и, преодолев напор спадающей каскадами воды, исчез в потоке выше водопада. Человек был наготове, когда из водоема выпрыгнула третья рыба - он проколол её своим копьем. Семья быстро забила добычу и уложила её в грубую корзину, а мужчина вернулся, чтобы продолжить охоту.

Вся семья была занята ловом лосося и никто не заметил свежеющего бриза, не расслышал зловещего грохота, терявшегося в реве реки. Когда мужчина набил достаточно рыбы, чтобы нагрузить каждого члена семьи, он опустил копье. Грохот выше по течению выделился из звуков бурной реки. Только теперь человек почувствовал холодный, свежий ветер и его сильный, земляной аромат. Он поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как стена грязи, больших валунов, и блоков льда размером с дом выворачивает из-за изгиба реки. Грозная масса заполнила каньон разрывающим потоком, движущимся со скоростью сорок миль в час. Через две минуты рыбацкий участок был под 300 футами грязной воды.¹

Приход людей на Северо-Запад совпал с последним большим наводнением из древнего озера Миссула. Хотя лосось существовал и в то время, первые люди не находили рек, изобилующих им, потому что эффект похолодания и перемены климата объединились, ограничивая его количество. Однако за последующие несколько тысяч лет ручьи, реки, и озера Северо-Запада превратились в одну из богатейших в мире экосистем лосося. В течение этого времени первые североамериканцы создавали богатую культуру и экономику, основанную на ежегодном возвращении серебристой рыбы в свои родные реки.

Люди приходят на тихоокеанский Северо-Запад

Во время кульминации Висконсинского ледникового периода мелеющие океаны, отступая, оставили за собой сухой перешеек между Сибирью и Аляской, который первые люди использовали, чтобы достичь Северной Америки. Поскольку сухопутный мост и большие области Северо-Запада Аляски оставались свободными ото льда в течение Висконсинского похолодания, археологи предполагают, что эта область, известная как Берингия, и была тем местом, куда, где-то между 15 и 13 тысячами лет назад, ступила нога первого в Северной Америке человека.² Ледяные пласты Кордильер и Лаурентиды двигались навстречу друг другу, но так никогда и не встретились. Поэтому между ними остался свободный ото льда коридор через современную Альберту, который был одним из возможных маршрутов движения людей, шедших на Северо-Запад. Другой возможный маршрут проходил побережьем. По крайней мере, 12 тысяч лет назад люди уже расселялись, мигрируя через свободные ото льда области Северной Америки.

Поход первых североамериканцев вдоль края ледников высотой в милю к районам, свободным ото льда, был, возможно, одним величайших исторических приключений всех времен - удивительной историей, которая никогда полностью не будет рассказана. Одна только погода превращала поход в кошмар. Резкие перепады температур по краю ледника создавали ужасающие штормы и суровые ветра.³ Но, как только путешественники достигали областей, свободных ото льда, они, наверное, застывали в благоговении перед богатством природы, которое находили в Северо-Западной части Северной Америки. Регион в то время не только имел богатый и разнообразный растительный покров, он также изобиловал большими млекопитающими, включая мамонтов, мастодонтов, наземных ленивцев, верблюдов, лошадей и гигантских бобров.⁴

Большие травоядные, обитавшие тогда в Северной Америке, не имели опыта контактов с людьми, а потому не обладали защитным поведением, которое помогло бы им спастись от новых хищников. Поскольку животные не опасались хрупко выглядящих людей, охота для последних была легким делом даже с каменными копьями, и результатом было исчезновение крупных млекопитающих на больших территориях. За относительно короткий период времени Северная Америка потеряла 74 процента своей мегафауны.⁵

Первые люди тихоокеанского Северо-Запада не оставили письменных или устных свидетельств этой децимации, но мы можем собрать воедино фрагменты картины их первого контакта с североамериканской мегафауной благодаря косвенным свидетельствам. Некоторые экосистемы не были затронуты людьми до восемнадцатого столетия, когда в аналогичных ситуациях исследователи оставляли обширные отчеты о первых контактах с беззащитными животными. Например, когда Артур Боувс Смит высадился на Лорд Хоув Айленд в южной части Тихого океана в 1788, он написал: «я не [мог| не представить себе картину Золотого Века, описанную Овидием, видя птиц...тысячи...гуляющих абсолютно бесстрашно и спокойно вокруг нас, так что нам не приходилось делать ничего, кроме как просто стоять минуту или две и убивать их в количестве, в котором нам было необходимо короткими палками - если вы бросали и промахивались, или даже попадали, но не убивали их, они не делали ни малейшей попытки улететь, а на самом деле только отбегали на несколько ярдов от вас и оставались такими же спокойными и беззаботными, как будто ничего не случилось».⁶

Чарльз Дарвин, который имел подобные опыты во время своего рейса на «Бигл», описал наивность животных, не имевших ранее контакта с человеком, таким образом: «Из этих фактов мы можем сделать вывод о том, какое опустошение должно причинить добыче появление в стране любого нового хищника, прежде, чем инстинкты местных обитателей приспособятся к ремеслу незнакомца или его силе».⁷

Поскольку сухопутный мост через Берингов пролив оставался открытым в течение нескольких тысяч лет, происходили многократные миграции - люди разных культурных традиций переселялись из Азии в Северную Америку. По данным антропологов, этот мост пересекли четыре основные культуры, каждая из которых названа по способу обработки ими наконечников копий и ножей: Stemmed Point, Fluted Point, Pebble Tool и культура Micro Blade. На Северо-Западе культуры Stemmed и Fluted Point охотились и кормились вблизи плювиальных озер в штатах Орегон и Калифорния. Десять тысяч лет назад эти две охотничьи культуры передвигались в восточном направлении, преследуя исчезающих мамонтов – свой основной источник продовольствия.⁸ В результате, культура Stemmed Point быстро распространилась по континенту, заняв большую часть Северной Америки, и в конечном счете достигла Южной Америки.

Другие две культуры были теснее связаны с приречной зоной (Pebble) и прибрежными экосистемами (Micro Blade), и именно эти культуры, в конечном счете, населили тихоокеанский Северо-Запад. Хотя представители этих культур ловили рыбу и моллюсков, первоначально их экономика не зависела от лосося. Держась небольшими группами - по 25-40 человек, первые жители Северо-Западного побережья постоянно перемещались в поисках продовольствия. Они использовали любую возможность, и собирали всё, что было доступно на земле или в воде. Их рацион включал различных грызунов, лосей, оленей, тюленей, морских свинок, моллюсков, шлемоносного бычка, камбалу, томкода, сельдь, хека, осетра, корюшку и лосося. Там, где лосось входил в их питание, обычно он составлял лишь малую его часть.¹⁰

Антропологи предлагают различные объяснения того, почему лосось не был важен для самых первых жителей Северо-Запада. Одна из теорий утверждает, ценность продовольственного ресурса зависит в какой-то мере от его доступности и распространенности, а доступность лосося высоко сезонна, длится обычно лишь несколько недель или месяцев во время нерестового хода. Ценность также зависит от технологий, необходимых, чтобы поймать рыбу за время короткого периода нереста и обработать мясо для употребления впоследствии. Чтобы поймать больше лосося, люди вынуждены были создать инструменты типа плотин, ловушек и неводов. Кроме того, как продовольствие он мог использоваться лишь в течение относительно короткого периода времени (несколько недель или месяцев самое большее). Так было, пока люди не обнаружили способы хранить его в течение года и дольше. Наконец, лов, обработка и распределение большого количества лосося требовали высокоразвитой социальной организации и системы управления, которая регулировала бы добычу рыбы, чтобы избежать перелова и голодания. Развитие экономики на основе лосося требовало существенных затрат сил, времени и средств на создание технологий и социальную организацию.

Антропологи, которые подписываются под этой теорией, заключают, что первые люди в Северной Америке приложили бы усилия к созданию технологий и социальной организации, необходимых для использования лосося, только в крайнем случае. Возможно, это происходило в условиях роста населения, при недостатке других доступных источников продовольствия. По этому сценарию экономика на основе лосося развивалась медленно, независимо от обилия рыбы, и только для того, чтобы уменьшить проблемы дефицита, вызванного ростом населения.¹¹ Это предположение исходит из аргумента, что действия людей определяются в значительной степени социальными, экономическими, и демографическими факторами.

С другой стороны, некоторые антропологи полагают, что действия человека определены прежде всего окружающими его биологическими и физическими условиями. Сторонники этого подхода доказывают, что лосось играл незначительную роль в ранних индейских экономиках, потому что условия окружающей среды в постледниковый период создали нестабильную и неблагоприятную для лосося среду обитания. Поскольку лосось не водился в изобилии, он не мог стать основой региональной экономики. Согласно этой теории, возникновение экономики на основе лосося связано с постледниковым появлением продуктивных сред обитания, увеличением количества и стабильности ежегодных подходов лосося.¹² Важными событиями в формировании этой среды обитания были: стабилизация уровня моря; рост лесов, создавший старовозрастные леса западной тсуги, западного красного кедра, и ели Дугласа; и смена горячего, сухого, постледникового климата на прохладный и влажный, который преобладает сегодня. (Постледниковое развитие среды обитания лосося было описано в Главе 1.)

В действительности процесс появления экономики на основе лосося, вероятно, включал в себя элементы обеих теорий. Каким бы ни был процесс на самом деле, мы знаем, что он был долгим и постепенным. Климат, ландшафт, леса, популяции лосося, речная среда обитания и экономика человека кружились в долгом экологическом танце эволюционных перемен. Сначала, танцоры были, вероятно, неуклюжи, и все сбивались с ритма. Нет сомнений в том, что коренные американцы совершали ошибки и голодали, усваивая трудные уроки. Тысячи лет, по мере того, как люди приспосабливали свою экономику к изменениям окружающей среды и ресурсов, причудливый танец совершенствовался. Ко времени прибытия на Северо-Запад евроамериканцев местные жители создали экономику, слившуюся в едином движении с сезонным циклом лосося. Этот сложный танец биологии и культуры длился от 2 до 5 тысяч лет, в зависимости от области, и завершился лишь с массовым прибытием в регион евроамериканцев.

Возникновение экономики на основе лосося

Согласно данным археологов, отношения между людьми и лососем на Северо-Западе начали складываться около 9 тысяч лет назад. В то время мужчины и женщины сидели на берегах реки Фрейзер близ Милликен, ели дикие вишни и сплевывали косточки в ямы костров. Антропологи обнаружили обугленные ямы, но они не нашли прямых доказательств того, что любители вишни лакомились ещё и лососем. Дикие вишни созревают в августе и сентябре - в это время нерка заходит во Фрейзер - так что кажется, более вероятно, что рыба, а не зрелые вишни привлекала людей к Милликен 9 тысяч лет назад. Хрупкие кости лосося просто не сохранились в таком месте.¹³

Поскольку на время Висконсинского ледникового периода лосось нашёл приют в водоразделе Колумбии, не удивительно, что некоторые свидетельства самого раннего лова лосося людьми были найдены именно там. Данные археологических исследований позволяют предположить, что местные жители ловили лосося на участке близ Даллеса в низовьях Колумбии и у Бернард-Крик Рок Шелтер на на Снейке, примерно 7-8 тысяч лет назад – к этому же времени относится и самый ранний улов, найденный на Фрейзер.¹⁴

Существует объяснение, почему свидетельства первого потребления лосося человеком найдены на реках Колумбия и Фрейзер, самых больших в регионе. На обоих водных путях самые древние из обнаруженных рыбацких участков расположены в каньонах, там, где горы физически сжимают потоки, концентрируя лосося и делая его легкой добычей, даже если его количество мало. Представьте себе большой речной бассейн в виде симметричной трубы с узкой горловиной посередине (каньон) и широкими отверстиями по обоим концам (устье и прибрежный океан на нижнем конце трубы и рассеянные притоки в верхнем её конце). Когда лососи оставляли кормившие их просторы далёкого океана и достигали устья реки, они входили в широкий рот туннеля. Потом они плыли вверх по течению и попадали в узкие каньоны. Там бурные, быстрые потоки замедляли их движение, сбивали их в стада и вынуждали идти предсказуемыми путями. Как только лососи проходили узкий каньон, они рассеивались среди притоков. Пока непосредственно после ледникового периода лосося было мало, речные каньоны были единственными местами, где он концентрировался в количестве достаточном, чтобы сделать его лов выгодным занятием.

В этих каньонах рыбаки усаживались над бурлящей водой на небольших скальных выступах. Они закидывали свои сети в водовороты и затоны, в которых стоял лосось, отдыхая перед тем, как начать пробивать себе путь вверх по течению через пенящуюся быстрину. Большой обруч держал падающую сеть открытой, и был прикреплен к ручке, которая, возможно, достигала двадцати футов в длину. Рыбак-индеец опускал сеть в воду и располагал её открытым концом к плывущему лососю. Когда он чувствовал, что рыба попала в сеть, он быстро тянул её вверх и вылавливал. Такие закидные сети использовались широко по всему Северо-Западу, но как орудие лова, наиболее важны были в каньонах Фрейзера, Колумбии и Кламата.¹⁵

Несмотря на то, что коренные народы добывали лосося в речных каньонах ещё 8 тысяч лет назад, рыба не стала тогда основным продуктом питания на Северо-Западе. Она была важна только в местном масштабе: лосось мог быть важнейшим источником продовольствия вблизи хорошего рыбацкого участка, но уже не в притоках реки неподалёку от него. Археологические свидетельства локального характера добычи лосося получены на реке Томпсон, притоке Фрейзера. В низовьях Томпсон, близ города Спенсис Бридж, самый древний из достоверно определенных рыбацких участков лова лосося в Британской Колумбии датируется, по крайней мере, 7,500 лет назад. При этом химический анализ останков мальчика, захороненного 8 тысяч лет назад в селе на юг от Томпсон, показывает, что он ел скорее наземных животных, чем рыбу из океана.¹⁶

Рисунок 2.1. Тихоокеанский Северо-Запад, Британская Колумбия и юго-восточная Аляска. (по Lewis 1994, courtesy Raincoast Books)

Исследуя кости животных, найденные в навозных кучах и очагах древних стоянок, археологи восстановили диету доисторических людей так же, как и в других областях. Анализ пищевых остатков в местах трех стоянок - одна в Гленроуз в низовьях Фрейзера, другая в Беар Коув на севере острова Ванкувер и третья на озере Такенич в центральной части побережья штата Орегон - показали, что 8-9 тысяч лет назад коренные американцы прежде всего охотились на сухопутных млекопитающих. Они только лишь начинали использовать прибрежные источники продовольствия - моллюсков, морских млекопитающих и рыб, включая небольшие количества лосося. Например, в Гленроуз люди ели главным образом лосей, оленей и тюленей, но в небольших количествах употребляли и красную рыбу. В Беар Коув она составила 10 процентов фаунистических восстановленных остатков, а на участке Такенич побережья Орегона археологи и вовсе не нашли лосося, хотя остатки других рыб присутствовали в избытке.¹⁷

К северу от острова Ванкувер, на побережье Британской Колумбии, рядом с устьем реки Белла Кула расположено селение Наму (Рисунки 2.1 и 2.2). Наму означает «вихрь», что точно описывает зимние шторма, которые могут обрушиваться на этот участок побережья. Поскольку люди жили в Наму непрерывно в течение 10-ти тысяч лет, это место важно при изучении истории поселений на Северо-Западе и истории развития крепких связей между лососем и людьми. Археологические находки из Наму дают представление о деталях быта людей на Северо-Западном побережье почти с того времени, когда первые из них прибыли в регион.

Рисунок 2.2. Основные реки и места древних стоянок Британской Колумбии. (по Fladmark 1986, courtesy Canadian Museum of Civilization)

По данным археологов, 6 тысяч лет тому назад лосось и другие морские обитатели ещё не были фундаментом экономики в Наму. Зато позднее красная рыба составляла до 80 процентов останков животных в поселении. По мере того, как сообщество адаптировалось к потреблению прибрежных ресурсов, росло и значение лосося для экономики. Три с половиной тысячи лет назад он составлял уже 94 процента фаунистических остатков, найденных на участке.¹⁸

В то время, как экономика Наму зависела от лосося ещё 6 тысяч лет назад, южнее ситуация была иной. Например, у озера Такенич на побережье Орегона индейцы тоже учились добывать продукты моря, но в большой коллекции, содержащей 17 тысяч фрагментов останков рыбы, лосось или форель составляли менее 1 процента. Археологические раскопки на других участках в Орегоне и северной Калифорнии дают ту же самую картину. Хотя зависимость коренных американцев от ресурсов приречной и прибрежной зон росла, лосось продолжал составлять незначительную долю в их питании. Полноценная экономика на базе лосося в северной Калифорнии и на юге Орегона возникла только около полутора тысяч лет назад, вероятно потому, что лосось на южном краю диапазона своего распространения дольше, чем в северных областях, восстанавливался от постледникового жаркого, сухого климата.¹⁹

Около 3 тысяч лет назад открытие и совершенствование технологий хранения, включая вяление и копчение, увеличили ценность лосося для экономики индейцев. Умение сохранить рыбу, выловленную во время нереста для того, чтобы питаться ею в течение голодных зим и вёсен, значительно повысило заселенность региона. Иначе говоря - увеличилось количество людей, которое экосистема могла прокормить.²⁰ Хранение также дало возможность накапливать богатства и помогло развитию сложных культурных обычаев, таких, как сотрудничество общины при добыче и обработке лосося. Как только лосось стал надежным источником продовольствия на весь год, коренные народы стали основывать постоянные или временные жилища в больших, многосемейных домах. По мере того, как росла зависимость индейцев от лосося, экономика и правила, управляющие взаимоотношениями между рыбой и людьми, становились всё более сложными.

Экономика подарка

В 1790-ых, когда Хуан Франсиско Де Ла Бодега и Джордж Ванкувер исследовали тихоокеанское Северо-Западное побережье для Испании и Англии соответственно, они встретили коренных американцев, обладающих хорошо развитой экономикой, специальными технологиями и богатой мифологией, которая обеспечивала правила мудрого использования их основного ресурса - тихоокеанского лосося. Северо-Западная прибрежная культура сложилась и существовала в течение, уже, по крайней мере, полутора тысяч лет (и гораздо дольше в некоторых областях) прежде, чем европейцы «открыли» регион.

Длительная устойчивость экономики, основанной на лососе, дала некоторым ученым основание заключить, что индейцы Северо-Запада жили в рамках натуральной экономики. Экономики, которая продемонстрировала, по крайней мере, в зрелой стадии развития, высокую степень экологической гармонии между людьми и природой.

Существует опасность прямого переноса экологических принципов нашей культуры в другую, вера и предположения которой об окружающем мире весьма отличаются от наших. Индейцы развивали экономику, основанную на лососе, силой собственного мировоззрения - образа мышления, который, вероятно не смог бы вместить современные экологические концепции, будь они даже тогда доступны. Устойчивые отношения между тихоокеанским лососем и коренными американцами возникли не из экологических убеждений, a из экономики, основанной на древней концепции дара, и вере, согласно которой ко всем частям мира - растениям, животным, камням - следовало относиться, как к равноправным членам сообщества.

В экономических укладах древних народов таких непохожих частей мира, как юго-восток Аляски, Полинезия и Европа, дар создал базис для обмена и торговли. В настоящее время мы думаем о нём, как о товаре: как только он дарится, одариваемый вступает во владение, и дар становится его или её собственностью. Но в древних экономиках дар не был чем-то, чем можно владеть. Он скорее воспринимался, как нечто, подлежащее передаче. Сам акт принятия дара подразумевал, что получатель также принимает на себя обязательство сделать ответный подарок в знак благодарности дарителю. Подобно движению товаров на рынке, экономика на основе дара работала через цикл обязательного возврата. Дарение порождало обязательства, определявшие структуру кредита общества. В древних экономиках дар и обязательства, которые он приносил, были скорее ссудой банка и её выплатой, чем нашим обменом подарками на Святки. Антрополог Марсель Маус приравнивал дары в древних экономиках «невидимой руке» Адама Смита в современной, рыночной экономике.²¹

В экономиках дара люди или племена достигали престижа и высокого положения благодаря размеру своих даров, а не накопленного богатства (как в рыночной экономике). Племя, деревня или семейство сохраняли устную историю дарения подарков, великодушие, с которым они были отдарены, и обязательства, всё ещё невыполненные. Эти истории были эквивалентны листу баланса бухгалтера, и племенные старейшины часто повторяли их во время празднований потлача. История даров была очень важна. Народы индейцев Салиш, жившие на побережье Пьюджет-Саунда и пролива Джорджия, считали тех, кто утерял память о дарах, поднесенных и полученных - по существу, свою историю - второразрядными членами племени.²² Неспособность великодушно ответить на дар была сродни некредитоспособности в нашей экономике, с той же, если не большей потерей статуса.

На Северо-Западном побережье одним из наиболее важных институтов экономики дара был потлач, формальное собрание с четким набором обычаев и ритуалов. Племя или деревня оказывали гостеприимство приглашаемым гостям - обычно из других племен или деревень, хотя некоторые группы проводили потлач среди семей в пределах одного племени или деревни. Потлач проводился, чтобы отпраздновать разные события деревни, включая браки, похороны, избрание нового вождя, присвоение имени ребенку или необходимость смыть позор какого-то прошлого проступка. Во время потлача племя хозяев рассказывало свою историю в песнях и танцах, демонстрировало унаследованное имущество. История племени обязательно включала учет прошлых подарков, полученных и сделанных. Участвуя в потлаче, гости свидетельствовали и утверждали браки, присвоения имён или снятие позора. Потлач включал много ритуальных действий, в которых угощение играло едва ли не самую главную роль. Племя, готовясь к празднику, могло провести месяцы в сборе и заготовке лосося, моллюсков, ягод и оленины. Хотя потлач служил многим целям, дары всегда были ядром праздника. Племя хозяев засыпало приглашенных гостей мехами, каноэ, корзинами и коробками кедра, которые могли быть приобретены у соседних племен за излишки высушенного лосося.²³

Поскольку получение даров накладывало обязательство ещё более щедрого ответа, система потлача эффективно перераспределяла богатства в пределах региона. С экономической точки зрения потлач действовал во многом подобно нашей системе налогов и социального обеспечения. Но с точки зрения экологической перспективы он делал гораздо больше.

Численность лососёвых стад меняется естественным образом. Пожары, оползни, засуха, наводнения, и смена океанских течений могут уменьшить число взрослой рыбы, возвращающейся в реку. Лосось не плывет без разбора из океана в самую близкую, а возвращается только в родную реку. Поэтому люди могли быть облагодетельствованы большим заходом лосося и избыточным богатством или поставлены на грань голодания, в зависимости от природных условий в этом водоразделе. Избыток или голод могли случиться и на реках в пределах одной области. Потлач сглаживал эффект естественных подъемов и падений изобилия лосося. Дарение подарков в праздник повышало стабильность экономики, в которой поставка основного ресурса могла сильно колебаться.

Экономика, основанная на дарах, не только регулировала экономические отношения среди аборигенов, она влияла на отношения между индейцами и естественным миром. Согласно верам коренных американцев, люди жили в мире равных существ; деревья, камни, олени, вороны и люди - все имели равное положение, как члены одного сообщества. Когда индеец убивал оленя, медведя, или лосося, их смерть не означала доминирования человека в природе. Скорее, убийство понималось как дар пищи или меха, полученный человеком от животного. Лосось или олень разрешили человеку убить их, и в соответствии с правилами экономики дара, охотник принимал обязательство обращаться с животным (даром) с уважением. Животные, как считалось, приняли бы ответные меры, если с ними не обращались уважительно, и множество табу в отношении животных сохранялись, укрепленные этой верой. Таким образом, правила экономики дара предотвращали расточительность и ограничивали добычу животных.²⁵

У прибрежных народов особенно хорошо был сформулирован такой аспект экономики дара, как уважение к красной рыбе. По вере коренных американцев, лосось был расой сверхъестественных существ, которые жили под морем в пяти больших домах. Каждый вид - горбуша, кета, кижуч, нерка и чавыча - жил в отдельном доме. Во время пребывания под морем люди лосося принимали человеческий облик. Каждый год, однако, по приказу своего короля люди лосося надевали серебряные кожи и представали перед индейцами, как монарший подарок. Племя обращалось с первым пойманным в году лососем с уважением, подобающим королевскому послу. Его приветствовали сложной церемонией, предназначенной продемонстрировать ценность полученного племенем подарка.²⁶

От центральной Британской Колумбии до северной Калифорнии и вглубь континента до реки Лемхи в штате Айдахо племена проводили «Церемонию Первого Лосося». Каждое племя имело свои собственные уникальные ритуалы, но в общем случае церемония включала особую обработку первой рыбы и ритуал её умерщвления, завершавшиеся жаркой лосося и общим пиршеством. Первого лосося помещали на новый поднос из коры кедра, украшали перьями, и убивали специальным ножом, сделанным из раковины мидии. Пока его несли, голову рыбы всегда держали направленной вверх по течению, выказывая тем своё особое уважение. Во время церемонии люди произносили речи, умоляя лосося возвратиться к королю с благоприятным сообщением о внимании, оказанном посланцу монарха.²⁷ В конечном счете, приготовленную рыбу делили между всеми членами племени, кроме тех, кого считали нечистым. После того, как лосось был съеден, племя завершало цикл дара, бережно возвращая кости рыбы в реку. Индейцы полагали, что лосось бессмертен. Если они возвращали все кости в реку, рыба воссоздавала себя и уходила к своему большому дому под морем до следующего года.²⁸

Легко понять, как из жизненного цикла лосося индейцы получили концепцию его бессмертия. Каждый год они наблюдали за лососем, мигрирующим вверх по реке; потом они видели тела отнерестившейся рыбы, дрейфующие вниз по течению мимо их деревни назад, к морю. И всё же на следующий год живой лосось возвращался в реку.

«Церемония Первого Лосося» возобновляла и укрепляла веру в то, что лосось сохранит своё изобилие, если отнестись с уважением к его дару. Как ритуальный обмен услугами и обязательствами между равными сторонами, церемония усиливала связь людей и лосося. Но церемония была чем-то большим, чем просто ритуал. Обмен подарками между лососем и человеком - предоставление продовольствия в обмен на почтительное обращение - фактически обеспечивал непрерывную поставку продовольствия для коренных американцев. Заставляя людей уважительно обращаться с лососем, церемония закрепляла поведение, которое минимизировало траты и уменьшало шанс избыточной добычи ресурса. И потлач, и «Церемония Первого Лосося» иллюстрируют, как северо-западные индейцы объединили концепцию дара и биологию тихоокеанского лосося в жизнеспособной экономике до контакта с европейцами.

Индейцы умели внимательно наблюдать за природой, и я подозреваю, что потлач, с его массовыми подношениями и экономика дара могли быть подсказаны щедрым даром лосося естественной экономике рек. Потлач несёт в себе замечательное соответствие циклу жизни тихоокеанского лосося. Юные лососи мигрируют к морю, где они пасутся на пастбищах океана и накапливают биологическое богатство в быстро растущих телах. Зрелый лосось возвращается в родной поток и, в оргии рождения и смерти, отдает своё тело - своё накопленное богатство – реке своего рождения. В результате, здоровая популяция лосося перемещает питательные вещества из океана в водораздел. Подарок лосося приносит пользу целой экосистеме, включающей по крайней мере двадцать две разновидности млекопитающих и птиц, которые питаются плотью лосося, типа медведей, орлов, и даже небольшого зимнего крапивника.²⁹ Распадающиеся тела освобождают питательные вещества назад - в реку и окружающий лес. Когда медведь вытаскивает лосося из реки и оставляет несъеденную часть под кедром, рыба удобряет кедр, который в свою очередь затеняет поток и сохраняет его прохладу для молоди лосося. Экономика подарка аборигенов Северо-Запада находилась в фундаментальной гармонии с собственной экономикой природы.

Первое управление лососем

Тихоокеанский лосось, среда его обитания и основанная на лососе экономика даров развивались вместе несколько тысячелетий. В ходе этого эволюционного процесса аборигены развивали знание, навыки и технологии эффективного лова рыбы. Одновременно они создали набор обычаев, ограничивающих её лов. Полезно было бы подумать о технологиях индейцев и их культуре, как о системе управления лососем. Эта система обеспечила жизнеспособность экономики, базировавшейся на лососе в течение, по крайней мере, полутора тысяч лет в южных областях и в течение более 4 тысяч лет ближе к центру области его распространения.

Северо-западные индейцы разработали много способов добычи лосося. Они ловили тихоокеанского лосося крюками, острогами, копьями, сетями, плотинами и ловушками разнообразных конструкций. Но разные орудия имели одну общую особенность: все они делались из природных материалов. В то время как технологии позволяли индейцам ловить рыбу, в которой они нуждались, их обычаи, церемонии, мифы и табу создали систему управления, которая определяла и ограничивала масштабы лова.

Например, индейцы использовали сухожилие кита и плетеные волокна растений, включая бычью водоросль, внутреннюю кору кедра и стебли крапивы, чтобы делать сильные лески и ткать различные типы сетей.³⁰ В устье Колумбии люди племени чинук ловили рыбу береговыми неводами, сделанными из этих материалов. По словам Джеймса Свана, который жил вблизи устья Колумбии в 1852 году, люди чинук ловили рыбу сетями, начиная «с пика паводка, как только поток начинает убывать.... Два человека входят в каноэ, на корме которого намотанная на раму сеть.... Она потом кидается в воду, ближе к берегу, где поток не очень силен. Буксировочный фал с деревянным поплавком, привязанным к нему, бросается третьему лицу, которое остается на берегу, и немедленно двое в каноэ налегают на весла, чтобы завести её в быстрый поток как можно быстрее, и все время вытравливают сеть. Когда она вся вытравлена, они гребут к берегу, быстро привязав конец другого буксира к каноэ... Тянут все вместе».³¹ Индейцы чинук обычно ловили достаточно лосося своими неводами, чтобы выжить. Так как неводами можно было ловить рыбу только в малой части ширины реки, они не уменьшали огромную производительность Колумбии.

Хотя невода были важны, плотины были намного более значимым и эффективным средством лова. Их использовали культурные группы всего Северо-Запада. На меньших реках одиночки или семьи ставили участки плотин, но на больших реках общины строили и использовали плотины коллективно. Поскольку плотины блокировали потоки полностью, была возможность выловить всё стадо лосося. Но племенные обычаи, связанные с использованием плотин, устраняли эти проблемы, создавая эффективную систему управления. Плотина могла означать зиму изобилия или голодания для всей деревни, поэтому члены племени часто сопровождали её строительство большой церемонией и религиозным ритуалом. Весь процесс возведения и использования плотины проходил под руководством вождя племени или шамана.

Рыболовная дамба Кепел, построенная племенем юроков на реке Кламат в Калифорнии демонстрирует глубокое переплетение ритуалов, религии и рыбацких технологий. Легенда племени описывает первоначальный выбор участка для плотины Кепел – чуть выше крутого изгиба реки, на широком плёсе. Воуг, древние предки юроков, пробовавшие строить плотину в разных местах, методом проб и ошибок определили, что участок Кепел был лучшим. Юроки имели табу, запрещавшее лов первой рыбы, шедшей на нерест летом, но как только они убеждались, что лосось возвратился в изобилии, шаман, а в действительности комбинация главного механика, священника и менеджера лосося, сообщал о начале строгого ритуала строительства плотины. Сначала шаман выполнял очищающие обряды: отмечал участок будущей плотины, постился, избегал смотреть на женщин, и читал молитвы деревьям, которым предстояло стать бревнами. Потом рабочие нескольких деревень рубили деревья, необходимые для различных частей плотины. Когда весь материал для постройки был собран, шаман отдавал приказ начинать строительство.

Согласно традиции юроков, плотину следовало построить за десять дней и использовать в течение ровно десяти дней; потом её разрушали. Причины такого самоограничения неясны, но результат очевиден. Период лова, ограниченный десятью днями, позволял лососю пройти вверх по течению, туда, где его могли выловить жители других деревень, также строившие плотины. И что более важно, была гарантия, что часть рыбы достигнет нерестилищ и даст жизнь новому поколению.³²

Коренные жители северо-запада обладали навыками, технологиями и знаниями, позволяющими им успешно ловить лосося в устьях и руслах рек, и даже вблизи океанских берегов. Мы сегодня обладаем недостаточными знаниями, чтобы судить о ходе развития промысловых технологий, но сведения, которыми мы располагаем, убедительно свидетельствуют о том, что индейцы научились жить, не истощая окружающей среды. Их основанное на лососе хозяйство, своей эффективностью в немалой степени обязано вере аборигенов в то, что рыба - родственная душа, с которой необходимо поддерживать доверительные отношения. Экономика дара укрепила взаимодействие между человеком и лососем. Подношения, полученные от океанских родственников, принимались с уважением. Мироощущение аборигенов привело к созданию социального механизма, который антрополог Ричард Нельсон называет идеологией ограничения. Индейцы табуировали бесконтрольное использование технологий³³. Разрушение плотины Кепел после десяти дней лова рыбы иллюстрирует практическое действие идеологии ограничения. Происхождение многих механизмов, сдерживающих потребление основного ресурса, остается для нас не до конца ясным. Очевидно, что доисторические рыбацкие хозяйства сталкивались и решали те же проблемы разумной достаточности, которые возникают перед менеджерами современной рыбной промышленности.³⁴

Пока экономика дара и система управления лососем развивались, индейцы, несомненно, делали ошибки, которые вели к избыточной добыче, краху источников продовольствия и голоданию. Археологи раскрыли прямое свидетельство такой «ошибки» в куче отходов доисторических алеутов на острове Арнчитка, Аляска. Охотники-аборигены, очевидно, выбили морскую выдру на Алеутских островах, что привело к размножению морского ежа - главной добычи каланов. Избыток морского ежа стал причиной исчезновения водорослей, из-за чего рыба покинула прибрежные воды. Анализ пищевых остатков показал резкое изменение рациона питания. Доминировавших ранее калана и рыбу сменили морские ежи и другие беспозвоночные.³⁵ Подобные, изменения в структуре морского сообщества, спровоцированные человеком, произошли в Калифорнийском заливе в конце девятнадцатого столетия.³⁶

Память о таких ошибках передавалась из поколения в поколение, со временем приобретая форму мифов, религиозных ритуалов и табу, которые предотвращали избыточную добычу, ведущую к экологическим и социальным катастрофам. Основой праздника первой рыбы была вера в то, что король лососей мог запретить своим подданным входить в реку, если к рыбе не относились с должным уважением. Эта вера отражала прошлый опыт, который включал в себя естественные провалы в заходах лосося и результаты избыточного вылова рыбы. ³⁷

Уроки, полученные путем проб и ошибок, вылились в различные механизмы удержания объёмов добычи в пределах естественной производительности рыбы. Некоторые механизмы, вроде ограничения времени лова рыбы, разделения рыбацких участков и разностороннего развития экономики, имеют аналоги и в современной индустриальной экономике, но фундаментальная вера в одушевленность всего сущего, была уникальной верой коренных американцев.³⁸ Для индейцев естественный мир был сообществом родственных духов, с которыми люди могли поддерживать выгодные отношения, чтобы гарантировать непрерывную поставку продовольствия. Непочтительность могла настраивать духов животных против людей. Например, индейцы пуйаллуп на Пьюджет-Саунд полагали, что кета заберет душу расточительного человека в свой дом под морем и убьёт её.³⁹ Опасение возмездия помогало установить самоограничения, которые уменьшали вероятность перелова.⁴⁰

Писатель Мари Жирадо Бек пересказала историю тлинкитов, иллюстрирующую веру в то, какую огромную власть животные имели над людьми, обращавшимися с ними непочтительно. История эта произошла в деревне, люди которой несколько лет наслаждались богатыми уловами лосося. Сытые времена ослабили веру людей, и они стали их пренебрегать традиционными табу. Однажды четыре мальчика поплыли на каноэ к близлежащему потоку ловить рыбу. Лосося было в избытке, ребята развели костер и начали нагревать камни, чтобы приготовить на обед свой улов. Скоро они так увлеклись удачной рыбалкой, что, вылавливая все больше и больше рыбы, в азарте не заметили, как бросили на горячие камни живую рыбу. Когда рыба корчилась, мальчики смеялись. Один из них даже бросил на камни лягушку только лишь для того, чтобы помучить её. Из-за своих непочтительных действий к животным эти мальчики умерли, но духи продолжали мстить. Умерли и другие дети, и вся деревня находилась в опасности. Когда смерть шамана племени, наконец-то успокоила духов, деревня была спасена, но люди поклялись никогда больше не обращаться с животными непочтительно.

Сравните эту историю раскаяния в растрате и непочтительности с первыми днями коммерческого лова рыбы в начале двадцатого столетия. Во время нереста рыбацкий флот так переполнял рыбой консервные заводы, что груды её накапливались, пока она не начинала гнить. Тогда её сгребали назад в реку. Такое преступное отношение к лососю было невозможно в культуре, связывающей людей и лосося личными отношениями, в культуре, люди которой считали лосося ценным даром, требующим должного уважения.

К началу девятнадцатого столетия индейцы северо-запада построили здоровую экономику и богатую культуру, полностью приспособленную к местным климатическим условиям, продовольственным ресурсам, ландшафтным особенностям и природным материалам. Но пришли перемены. Подобно не услышавшей шума приближающегося наводнения семье, с рассказа о которой мы начали эту главу, индейцы не смогли расслышать грохота новой культуры, пересекающей континент. Они не уловили ветра перемен, а когда оторвали взоры от привычных дел, то увидели, что противостоят новой культуре. Она оказалась настолько мощной, что приспосабливаться к местным условиям не намеревалась. Когда новая культура со своей экономикой заполонила северо-запад, она изменила экосистемы региона значительно мощнее, чем самое сильное наводнение из древнего озера Миссула.

ГЛАВА 3

Новая цена Земли и Воды

Зачастую после недель серых, тусклых дней и дождя январь дарит пару дней, столь редких на тихоокеанском Северо-Западе - солнечных и ясных. Этот контраст делает их особенными. В один из таких солнечных январских дней из Корваллис, штат Орегон, я направился на запад, чтобы делать то, что делаю часто, когда приходиться принимать трудное решение - я шел смотреть на реку. Давно уже забыв о том, что меня волновало, почему мне был нужен покой и одиночество реки, в тот день я обнаружил, что нахожусь на реке Олси, наблюдая, размышляя, позволяя потоку и ритму реки прояснить мои мысли.

Серо-зеленая вода Олси спокойно скользила по скальному дну. Утренняя тишина была бы полной, если бы не нежное журчание реки, разрезаемой ветвями склонившейся ольхи. Несколько минут прошло прежде, чем я понял, что делю это место на реке с кем-то ещё. Сначала я увидел его уголком глаза: светлое пятно под поверхностью воды перемещалось вверх по течению и затем дрейфовало назад. Я сфокусировал на нем взгляд, и силуэт чавычи постепенно вырисовался в темной воде. Она дрейфовала вниз по течению и затем, с легкостью изогнув хвостовой плавник, выстреливала назад, к верхней полке скального дна. Но это было в конце января, а чавыча обычно заканчивает метать икру в Олси в конце декабря. Эта старая самка была живым примером биологического разнообразия лосося.

Я наблюдал за большой самкой чавычи и думал о том, что пережил её вид с того времени, как прибыли евроамериканцы со своими переплетениями сетей и крюков, заготовкой леса, сплавными плотинами, ГЭС, ирригацией и загрязнением воды. Я думал о высокомерии людей, которые в 1915 году попытались улучшить природу, построив плотину через Олси в нижней части водораздела, и закрыв всем лососям, кроме немногих, проход в верхнюю часть реки для нереста. Большая часть рыбы была выловлена у плотины, и её икра была отправлена на рыбоводные заводы для инкубации. Немногие мальки спаслись, но так или иначе предки этой чавычи сохранили нить жизни, тянущуюся из поколения в поколение.

Я продолжал наблюдать за чавычей. То, что она делала, продолжает удивлять и озадачивать меня каждый раз, когда я вспоминаю об этом. Она плыла вверх по течению, переворачивалась на бок, и билась о твердое скальное дно типичными движениями построения кладки. Я задавался вопросом: “Какой инстинкт привёл её сюда, сказал ей, что здесь то самое место, до которого она могла идти, и заставил биться насмерть об эту неприступную скалу? Может быть, это место было правильным, но только столетием раньше? Как выглядел этот участок реки сто лет назад, прежде чем деревья были вырублены и прежде, чем лосось был «защищен» рыбоводными заводами?»

Наблюдение за этой единственной самкой совсем не было похоже на наблюдение за лососем, делающим нормальную кладку. Каждый раз, когда она переворачивалась и билась уставшим телом о скалу, на меня накатывало ощущение неотвратимости. Она упорно пыталась осуществить генетический план, который несла в своей крови, костях и плоти в течение четырех или пяти лет. Цель всей её жизни заключалась сейчас в том, чтобы протянуть нить жизни к следующему поколению, нить, которая соединит её потомство с десятью тысячами лет жизни предков. Это было её миссией, и всё же каждый раз, когда она начинала обыскивать этот голый участок речного дна, нить становилась всё слабее. Эта борьба была наглядным противоречием. Она демонстрировала движущую силу инстинкта выживания и, в то же время, уязвимость естественного воспроизводства перед лицом изменений, сотворенных людьми.

Борьба этой самки лосося была трагедией одиночки. На большой картине её битва не значила много. Она не была частью большого, зашедшего на нерест стада. Но в то же время она воплощала собой биологическое разнообразие, которое хранило лосося тысячелетиями.

С тех пор, как евроамериканцы прибыли на Северо-Запад, вера в то, что экосистемы можно упростить и контролировать, руководила их отношениями с лососем. Мало того, что разнообразие игнорировалось при управлении водоразделами и рыбой, люди даже вели борьбу с ним. Программы рыбоводных заводов, регулирование уловов и разрушение среды обитания – всё это уменьшало биологическое разнообразие лосося.

Когда люди пытаются управлять экосистемой, им приходится решать, что будет жить, а что умрет. Они должны определить, какой лосось является «жизнеспособным», а какой - нет. На протяжении большей части прошлого столетия жизнеспособность измерялась исключительно экономическими показателями.¹ С точки зрения экономической перспективы эта самка считалась нежизнеспособной. Она не принадлежала основному стаду, которое обеспечивает рыболовство и преобразуется в наличные деньги. Но она была важной частью биоразнообразия чавычи в реке Олси, и хотя она была бесценна для естественной экономики лосося, оценивала её индустриальная экономика. Индустриальная экономика стала последним арбитром её жизнеспособности.

Пока я наблюдал за чавычей, исполняющей бесплодный танец рождения, завершающий её жизнь, мне припомнилась история, которую я читал об индейских танцорах духа. Властью своего танца они пытались вернуть культурные обычаи предков и исчезающий образ жизни.

Конфликтующие экономики

Тысячи лет индейцы использовали природные ресурсы лесистых равнин и рек. Хотя использование ими ресурсов не приводило к таким глобальным изменениям ландшафта, которые последовали за приходом евроамериканцев, индейцы широко использовали огонь для формирования растительности и экологии лесов и прерий. Они делали это, чтобы увеличить рост съедобных растений типа камас или привлекать оленя и лося к молодой растительности на местах пожарищ.²

Прибыв на тихоокеанский Северо-Запад, первый евроамериканец нашел землю и воду, изобилующую, казалось бы, неистощимыми ресурсами. Первые поселенцы полагали, что это естественное изобилие было частью нетронутой, дикой природы, но в действительности они находились в мире, сформированном и управляемым руками человека. Это управление было частью жизнеспособных отношений между естественными экосистемами региона и экономикой даров индейцев. В большинстве областей Северо-Запада это были, прежде всего, отношения между индейцами и одним из основных ресурсов - лососем.

Тысячи лет строились эти отношения. Но вскоре после прибытия евроамериканцев другая экономика, другое мировоззрение и другой набор правил пользования природными ресурсами изменили издавна существовавшие порядки. Первые бледнокожие люди на плавающих островах желали меха и рыбу в обмен на невиданные новые инструменты. Потом индейцы умирали от странных болезней, над которыми их шаманы не имели никакой власти. Стойки для сушки лосося и потлач вскоре заменили шумные консервирующие машины и управляемая деньгами рыночная экономика. Лосось больше не был подарком от всесильного короля лосося, он был товаром - бесхозным богатством, доступным любому, кто желал его взять. Меньше чем пятьдесят лет новая, абсолютно чуждая экономика и культура, видевшая в природе склад, заместила экономику индейцев и их взгляд на природу, как на сообщество. Сначала индейцы пробовали приспособиться к ситуации и работали, чтобы снабдить консервирующие механизмы лососем. Но лов рыбы для пропитания не давал преимуществ в условиях новой рыночной экономики, и старая экономика подарка индейцев разрушилась. В конечном счете, рыбаки-аборигены были в значительной степени заменены белыми поселенцами.

Когда евроамериканцы прибыли на Северо-Запад, индустриальная экономика перевела стрелки часов совместной эволюции назад, к нулю, отбросив в сторону все, что было изучено с тех пор, как люди выловили первого лосося в Милликен или Даллес. С прибытием белых людей отношения между лососем и людьми стали складываться заново в контексте новой экономики и по новым правилам. Индустриальная экономика не подстраивалась к естественной экономике лосося; вместо этого она настаивала на новых правилах, новых верах и новых технологиях, не попадающих в естественный ритм природы Северо-Запада. По мере того, как она захватывала власть, происходил переход: от рыбаков-аборигенов и улова ради пропитания - к некоренным рыбакам и промышленному лову, от сбора дара продовольствия - к увеличению прибыли. Как следствие, лососю пришлось столкнуться с совершенно новыми трудностями.

Во всем мире рыбаки-аборигены заменялись и заменяются новым классом рыбаков, работающих по правилам индустриальной экономики. Когда увеличение прибыли становится доминирующей целью, разнообразная и трудоемкая рыбная ловля, которую ведут местные общины рыбаков, обычно заменяется дорогой техникой, управляемой несколькими людьми и отдаленным централизованным бюрократическим аппаратом.³ Эта замена ослабляет обратную связь между рыбой и рыбаками, делая фактически невозможным создание устойчивых, жизнеспособных отношений между рыбой и индустриальной экономикой.

На Северо-Западе, например, если племя добывало слишком много лосося на реках своей территории, оно получало дополнительные запасы продовольствия и, возможно, престиж большого потлача. Но, если перелов продолжался, в какой-то момент времени срабатывала отрицательная обратная связь: племя сталкивалось с уменьшением захода лосося и возможно - с голодом. Во время развития индустриального рыболовства в конце девятнадцатого столетия размеры уловов определяли далекие рынки, которые создавали атмосферу конкуренции. Она не стимулировала рыбаков ограничивать лов, беспокоясь о будущих уловах, совсем наоборот. Эта ситуация вызвала общую трагедию.⁴ Если один рыбак ограничивал свой улов, беспокоясь о будущем, он лишь оставлял больше рыбы тем, кто стремился увеличить добычу, и получить большую прибыль в ближайшее время. Конечным результатом было стремление каждого выловить как можно больше рыбы в кратчайший срок. Как только легенды и табу, которые регулировали использование индейцами лосося, были разрушены и заменены мифом неистощимого изобилия, рыбаки получили свободный доступ к рыбе, немного или вовсе никак не ограниченный и не регулируемый.

Кроме того, в условиях управляемой рынком индустриальной экономики последствия перелова сказывались на местных рыбаках, а выгоды в значительной степени пожинались предпринимателями в Лондоне, Нью-Йорке, и других финансовых центрах. Удаленность от тихоокеанского Северо-Запада и мобильность капиталов изолировали их от последствий перелова. Они относились к региону исключительно как к колонии, источнику сырья для восточных рынков и промышленности.⁵ Когда рыбоконсервная промышленность истощала запасы рыбы на одной реке, далёкие предприниматели просто перемещали свои заводы на другие реки, к другим запасам лосося. Некоторые консервные заводы сразу строились на баржах, чтобы облегчить такие перемещения. А социальные последствия - исчерпанные запасы лосося и безработные рыбаки - доставались местным общинам.

У новой индустриальной экономики был неуёмный аппетит и на другие ресурсы. Пока водоразделы региона использовали аборигены, их воздействие на среду обитания лосося было, вероятно, незначительно. Недавно прибывшие пионеры и предприниматели напротив, всецело эксплуатировали все экономические ресурсы водоразделов, охотясь, развивая горную промышленность, заготовку леса, выпасая домашний скот и развивая ирригацию. В результате, лосось вошёл в прямой контакт с индустриальной экономикой по всей цепочке сред обитания, из которых состоит его экосистема - с заготовкой леса и горнодобывающей промышленностью в истоках, с сельским хозяйством ниже по течению рек, с городами и промышленностью в широких аллювиальных равнинах и устьях, и наконец, с загрязнением и крупномасштабным ловом рыбы в океане. Одна из главных сторон проблемы лосося, тогда и сейчас состоит в том, что существует не одна какая-то угроза их существованию, а непрерывный их ряд - почти в каждой точке обитания, в течение всего жизненного пути. В каждой точке контакта с индустриальной экономикой, от истоков до моря, лосось ведёт безнадёжную борьбу за среду обитания.

Хотя первые пионеры Северо-Запада полагали, что лосось неистощим, непрерывное уменьшение рыбных запасов в течение последних 100 лет сделало слишком очевидной их уязвимость перед индустриальным развитием, чтобы её игнорировать. Осознание проблемы, однако, не привело к её решению. Фактически, индустриальная экономика и её мировоззрение настолько доминируют в нашей культуре, что наши попытки восстановить лосося неизбежно формировались в соответствии с её принципами, а значит - наши усилия часто находились в противоречии с естественной экономикой. Например, вера в то, что рыбоводные заводы помогут обойтись без большей части периода пресноводной жизни лосося и устранят потребность в здоровых реках, позволила экосистемам приречной зоны деградировать дальше. Там, где рыбоводные заводы считаются главным источником воспроизводства, к рекам относятся, как к простым трубопроводам, по которым юный лосось следует к морю после того, как его выпускают из бетонных водоемов. На индустриально высокоразвитой Колумбии теперь даже простой путь к

Таблица 3.1. Характеристики природной и индустриальной экономик

Индустриальная экономика

Природная экономика

Политическое разграничение территорий (страны, штаты, области, города, частные владения)

Разграничение территорий на водоразделы (устье, основное русло, притоки, ручьи, озера,)

Политические разделы конкурируют и часто конфликтуют из-за владения, использования и распределения ресурсов. Водоразделы зачастую разрезаны политическими границами.

Лососёвые и среда их обитания вовлечены в родственные отношения. Границы диктуются биофизическими связями. Водоразделы неделимы.

Инфраструктура индустриальной экономики видима и узнаваема, а её функции в целом понятны – дороги, плотины, города, фабрики и т. д.

Инфраструктура естественной экономики видна лишь частично, её функции слабо понимают даже специалисты.

Индустриальная экономика движима ископаемым топливом и требует аккумуляции капитала.

Естественная экономика движима энергией солнца и нуждается в репродуктивности.

Индустриальная экономика предпочитает большие, централизованные производства (заводы/фабрики), что ведет к созданию биологических и технологических монокультур.

Естественная экономика предпочитает производство, рассеянное по нескольким небольшим группам (стада лососей), что увеличивает разнообразие

В биологических монокультурах плодовитость, изобилие поддерживается использованием пестицидов, удобрений и гибридов, произведенных вне экосистем.

Плодовитость, изобилие поддерживается внутренними процессами экосистем, включая массовый перенос питательных веществ из моря в истоки рек в телах лососей.

Индустриальная экономика линейная и добывающая, производящая продукцию.

Естественная экономика циркулирует и возобновляется, развивая репродуктивность.

Индустриальная экономика вырабатывает отходы – токсичные, и отходы неполной переработки ресурсов.

В естественной экономике нет отходов, ресурсы используются полностью.

Водоразделы разделены разными отраслями экономики: горнодобыча, лесная промышленность, животноводство, сельское хозяйство, транспорт, промышленное использование воды, захоронение отходов и т.д. Каждая отрасль действует независимо от другой.

Для лососей водораздел – это лабиринт взаимосвязанных сред обитания.

Реки перестроены, упрощены и контролируются человеком, удовлетворяя его нужды.

Реки – это комплекс и лабиринт взаимосвязанных сред обитания, к которым лососи адаптировались, используя разнообразные жизненные циклы.

морю слишком опасен из-за плотин в основном русле реки, поэтому молодь из рыбоводных заводов загружают в баржи и на них отправляют к устью реки. Принципы индустриальной экономики повлияли и на проекты восстановления рек, в которых часто пытаются «проектировать» специальные участки обитания лосося вместо того, чтобы восстановить естественные процессы приречной зоны, создающие и поддерживающие среду обитания лосося на всём протяжении их жизненного пути. Эти программы в лучшем случае сделали мало, чтобы остановить исчезновение лосося и, в худшем случае, внесли в это свой вклад.

Корни проблемы лосося - в столкновении экономик двух типов: индустриальной и естественной. Экономика подарка индейцев создала жизнеспособный баланс с естественной экономикой. В конечном счете, индустриальная экономика тоже будет вынуждена искать баланса с естественной экономикой тихоокеанского Северо-Запада. Как показала эрозия почв, разорившая засушливые районы на западе США в 1930-ые годы, если потребности экосистем игнорируются слишком долго, за это приходится платить большую цену. Чтобы остаться производительной, индустриальная экономика Северо-Запада должна будет выйти из конфликта с естественной экономикой и искать способы достижения баланса с ней.⁶

Главным препятствием, мешающим этим двум экономическим системам достигнуть баланса, является тот факт, что они по-разному представляют себе будущий мир, стремятся к разным целям и каждая имеет свой принцип действия. Индустриальная экономика поощряет индивидуализм, потребление, масштабность и упрощение естественных систем, в то время как здоровье естественной экономики основано на взаимозависимости, возобновлении, рассеянном производстве и разнообразии. Но центры организации в индустриальной экономике - города, железные дороги, шоссе, линии электропередачи, фермы, фабрики, порты и торговые центры - ясно видны нам и знакомы. Не нужно иметь ученую степень в экономике, чтобы понять, каким образом они работают на индустриальную экономику. А вот центры производства естественной экономики - поймы, грунтовые воды, заболоченные земли, прибрежная растительность, область аллювиальных потоков и естественные события, такие, как, например, оползни, которые организуют структуру водоразделов - не очевидны ни для кого, кроме экспертов. Но даже они не полностью понимают или не имеют единого мнения о том, каким образом особенности организации водоразделов вносят свой вклад в здоровую, естественную экономику.

Простое сравнение индустриальной экономики и природы - первый шаг к пониманию корней их конфликта, первый шаг в поиске путей к их гармонии (см. Таблицу 3.1). Индустриальная экономика организует пространство по принципам политической иерархии, включающей государства, округа, городки, города, и владельцев собственности. Соединенные Штаты разделены на сектора, ограниченные прямыми линиями и иногда представляющие собой идеальные квадраты. Это деление не зависит от природных особенностей. Для лосося же естественный логический способ организации пространства - деление на водоразделы. В индустриальной экономике политические организации зачастую работают над достижением противоположных целей. Например, штаты могут требовать конфликтных прав на использование и распределение ресурсов - особенно таких, как лосось и вода, которые движутся через политические границы. В естественной же экономике лосось своим жизненным циклом и видовым распределением объединяет экологические процессы водораздела.

Индустриальную экономику приводит в движение ископаемое топливо, в то время, как естественную экономику - солнечная энергия. Индустриальная экономика мотивируется стремлением накопить капитал, а в естественной экономике мерой успеха является выживание и воспроизводство.

В индустриальной экономике лосось обретает ценность только, если его достали из океана, поместили в банку и превратили в деньги - поездка в один конец, делающая упор на производство. В естественной экономике лосось имеет ценность, если его гены вносят вклад в выживание следующего поколения. Это - подход с акцентом на воспроизводство.

Индустриальная экономика производит отходы: токсичные отходы, а также худшую, но и менее очевидную форму «отходов» - недоиспользование ресурсов. В природе перерабатывается все, отходов нет. Есть люди, которые говорят о «потере» не срубленных старовозрастных деревьев, о «потере» воды, утекшей к морю, или о «потере» лосося, который избежал рыбацких сетей и дошел до нерестилищ. Они выражают ценности индустриальной экономики.

Наша промышленность предпочитает производство на больших, централизованных заводах, специализирующихся на выпуске технологических и биологических монокультур: например, сборочные линии по производству тысяч идентичных автомобилей, фермы, выращивающие тысячи акров одного и того же гибрида кукурузы или пшеницы, и больших рыбоводных заводов, производящих генетически однородного лосося. Самая большая проблема индустриальных и биологических монокультур состоит в том, что они не умеют приспосабливаться к изменениям окружающей среды. Наиболее известная технологическая монокультура, пожирающий топливо автомобиль, не смогла справиться с топливными нехватками 1970-ых. Его неспособность ответить на изменения в окружающей среде открыла американский автомобильный рынок иностранным конкурентам. В случае с лососем, выживаемость монокультурной рыбы, выпущенной из рыбоводных заводов, приблизительно вдвое меньше, чем у её диких кузенов после попадания в естественную среду. Производство в природе предпочитает рассеянные репродуктивные единицы: в данном случае - тысячи имеющих индивидуальный генетический рисунок стад лосося.

В индустриальной экономике водораздел не рассматривается, как нечто неделимое. Для неё это набор сфер независимых экономических интересов; например, лесоперерабатывающая компания требует деревьев, фермер требует воды, а фабрика требует электроэнергии. Хотя сферы интересов обычно пересекаются в каком-то месте или времени, работают они так, как будто не зависят друг от друга и от экологических процессов, поддерживающих экосистему. С точки зрения лосося водоразделы - сложные лабиринты связанных сред обитания. Чтобы использовать их полнее, виды, стада и популяции лосося развили богатое биоразнообразие.

Различия между индустриальной экономикой и естественной экономикой региона повлекли за собой тяжелые последствия для лосося. Со своей исключительной нацеленностью на прибыль и эффективность индустриальная экономика быстро захватила власть на Северо-Западе. Мощные рыночные силы добрались до эксплуатации водоразделов и неосторожно разрушили экологические связи между рыбой и её средой обитания.⁷ Деградация водоразделов и экосистем регионов была не следствием особой недоброжелательности к лососю, а следствием каждодневных действий индустриальной экономики и мировоззрения, порождаемого ею.

Чтобы проиллюстрировать власть этого подхода, взгляните, как менеджеры лосося оценивают успех своей работы. Начиная с развития индустриальной экономики, успех управления рассчитывался прямо - в экономических или производственных показателях: фунты выловленной рыбы, розничная и оптовая стоимость улова, число проданных лицензий, количество дней лова и число рыбы, выпущенной рыбоводными заводами.⁸ В своём исследовании калифорнийской рыбной промышленности Артур Мак-Эвой подчеркнул преобладание экономических интересов над экологией при управлении рыболовством: «Экономическое бедствие было стимулом для действий общества, а экономика собрала их плоды...Реальная же причина истощения - социальные проблемы, возникшие в рыбной промышленности из-за разрушения экологии и социальные силы, которые поддержали Гоббсовскую* борьбу всех против всех, в которую были вовлечены рыбаки - совсем не была учтена».⁹ А поскольку мы привыкли управлять только тем, что можем измерить, менеджеры лосося сосредоточили своё внимание на немногих экономических показателях, и игнорировали ухудшение экосистем, от которых зависит лосось.

В итоге, евроамериканцы рассматривают водоразделы с позиции выгод индустриальной экономики, исключительно в экономических показателях. Такой взгляд идёт рука об руку с верой пионеров девятнадцатого века в то, что их судьба и обязанность - управлять природой и использовать её только в своих целях. С их точки зрения прогресс был неразрывно связан с изменением природы по желанию людей. А если это было желание заработать как можно больше денег, все остальные соображения – такие, как сохранение лесов для будущих поколений и красота нетронутой природы - считались второстепенными. Этот подход, вкупе с индустриальной экономикой, понизил значение всех природных ресурсов, включая лосося и даже воду, которая текла в великих реках Северо-Запада, до статуса предметов потребления или инструментов, стоимость которых оценивалась только экономической выгодой. Превращение ресурсов в товар и господство экономических оценок затруднило признание и принятие ценностей естественной экономики и взгляд на водоразделы с точки зрения лосося.

Ненасытный аппетит индустриальной экономики вместе с убеждением, что человек должен управлять природой, в конечном счете, вёл к истощению лосося на всем тихоокеанском Северо-Западе. Мы должны изучить уроки заблуждений, вплетенные в эту историю уничтожения, если желаем найти баланс между естественной и индустриальной экономиками и возродить лосося. В следующих трёх главах рассматривается, как индустриальная экономика и её мировоззрение уничтожали лосося разрушением среды его обитания (Глава 4), переловами (Глава 5) и с помощью рыбоводных заводов (Глава 6).

• Гобсс Томас (1588-1679) – англ. философ-материалист. Защитник теории общественного договора. Создатель теории механистического материализма. Считал, что государство – результат договора между людьми, положившего конец естественному состоянию «войны всех против всех».

ГЛАВА 4

Индустриальная экономика приходит на Северо-Запад

В понедельник, 12 августа 1805 года капитан Меривезер Льюис с тремя своими людьми достиг истоков реки Mиссури. Один из членов группы, Хью Мак-Нил, стоял, поставив ноги на оба берега Mиссури и благодарил Господа за то, что дожил до момента, когда смог перешагнуть могучую и казавшуюся бесконечной реку. Льюис со своей небольшой группой перевалил через Великий Водораздельный Хребет Скалистых гор и двинулся вниз по Хорзшу-Бенд, притоку реки Лемхи. Позже Льюис освежился у чистого, холодного ручья и сделал в дневнике запись: «Здесь я впервые попробовал воду Великой реки Колумбии».¹

На следующий день группа, двигаясь по тропе в долину Лемхи, время от времени замечала индейцев шошонов. В тот же день около шестидесяти воинов выехали прямо навстречу исследователям. Льюис вышел вперед невооруженным и приветствовал шошонов, изо всех сил демонстрируя радушие. «Обе стороны подошли друг к другу, - написал он, - и [мы] обнимались и пачкались жиром и краской, пока я основательно не был утомлен национальными объятьями».² После того, как Льюис и его люди выкурили с индейцами трубку и сообщили, что не ели весь день, индейцы дали им сухие лепешки с виргинской вишней и канадской иргой, немного мяса антилопы и куски лососины. Льюис написал: «Это был первый лосось, которого я увидел, и который совершенно убедил меня, что мы находимся у берегов Тихого океана».³ Когда Меривезер Льюис пришел на тихоокеанский Северо-Запад, его встретили пищей, приготовленной из тихоокеанского лосося.

Льюис и Кларк не были первыми белыми людьми, проникшими в регион. Испанские и английские моряки посетили побережье Северо-Запада за несколько лет до них в поисках Северо-Западного Прохода, мифического водного пути, который, как некоторые верили, шел через Североамериканский континент и открывал короткий торговый путь в Ост-Индию и Китай. Капитан Джеймс Кук искал Северо-Западный Проход в 1779 году. Несмотря на то, что он потерпел неудачу в своей главной миссии, он нашёл нечто, имеющее большую коммерческую ценность. Во время пребывания в Нутка Саунд, на западном побережье острова Ванкувер, Кук купил 1,500 шкур бобра для того, чтобы команда смогла починить или заменить ужасно изношенную одежду. Позднее, по прибытии в Китай он продал кожи, которые стоили ему несколько пенни за штуку, по $100 за каждую.⁴ Вести об удивительной прибыли Кука разожгли интерес американских, испанских, и английских торговцев и положили начало масштабной морской торговле мехом.

Столкновение с рыночной экономикой изменило отношение индейцев к бобрам и выдрам. Меха больше не были подарком бобра индейцу; они были товаром, который покупали европейцы, чтобы удовлетворить спрос на далеких рынках. Торговля мехом создала первую, толщиной в волосок, трещину в экономике подарка Северо-Западного побережья. Но, пока европейцы оставались на своих судах, как они обычно это делали, индейцы управляли торговлей и минимизировали вторжение в свою традиционную культуру и экономику. Индейцы, внезапно оказавшиеся в условиях рыночной экономики, по крайней мере, в своих деловых отношениях с европейцами, быстро изучили искусство торговли. Они часто настраивали английских торговцев против испанских или американских, чтобы получить лучшие условия сделок по продаже меха.⁵

Сухопутные исследователи Александр Маккензи, Льюис и Кларк, Дэвид Томпсон расширили трещину в традиционной экономике региона и положили начало тому, что впоследствии превратилось в лавину перемен на Северо-Западе. Маккензи пересек Скалистые горы в 1789 году, спустившись вниз по Фрейзеру и срезав затем путь по суше к Белла Кула, что недалеко от Наму. Следующими были Льюис и Кларк со своим эпическим путешествием 1805 - 1806 годов. Потом Дэвид Томпсон исследовал верховья Колумбии и прошел по ней до океана в 1811 году. К тому времени, как Томпсон достиг устья Колумбии, американцы уже установили пост для торговли мехом в Астории. Северо-Запад сжимался перед евроамериканскими поселениями, наступающими с востока и запада.

Президент Томас Джефферсон послал Льюиса и Кларка, чтобы они обследовали новую территорию, приобретенную в Луизиане и нашли «наиболее прямую и практичную водную связь через этот континент в торговых целях».⁶ Но даже в самых буйных мечтах Джефферсон и посланные им исследователи не могли себе представить, до какой степени расширится торговля после экспедиций 1805-1806 годов. И не могли вообразить, насколько глубоко будет преобразован регион. Волны людей, которые последовали вслед за этим в 1840-ые и 1850-ые годы, принесли на Северо-Запад масштабные и необратимые перемены, навсегда изменившие отношения между людьми и лососем.

Первопроходцами Северо-Запада были торговцы мехом и охотники. За ними последовали волны шахтеров, лесорубов, скотоводов, рыбаков, и фермеров, и все отыскивали свободную долю природных ресурсов. Каждая новая волна преследовала другой ресурс, исчерпывала его, и затем отступала, оставляя за собой необратимые изменения ландшафта и среды обитания лосося. Пока волна росла, экономические интересы вели к тому, что росла и её политическая власть. А когда она отступала, политическая власть оставалась сильной, позволяя лесорубам, скотоводам, земледельцам и шахтерам придерживаться тех же методов работы, которыми они разрушали среду обитания и продолжать успешно бороться против принятия законов, которые уменьшили бы их губительное воздействие на дом лосося. Политическое наследие, полученное нами от истории - сплав законов, политики и мифов, возникший в девятнадцатом столетии, когда общество принимало, а правительство поощряло свободный рыночный доступ к общественным ресурсам. Ученый юрист Чарльз Вилкинсон назвал эти экономические интересы, обладающие затянувшейся властью над землей и водой – «Боги Вчерашнего дня».⁷

Больше столетия Боги Вчерашнего Дня использовали свою власть, задерживая, запутывая и предотвращая попытки создания баланса между естественной экономикой Северо-Запада и индустриальной экономикой евроамериканцев. Они бдительно охраняли свою власть над водоразделами Северо-Запада. Последствия ясны и очевидны. Лосось ныне вымер на 40 процентах исторического диапазона своего обитания на тихоокеанском Северо-Западе. Списки и потенциальные списки закона «Об Исчезающих Видах» включают популяции лосося от Пьюджет-Саунда до северной Калифорнии и на восток до Снейка в штате Айдахо. Боги Вчерашнего Дня добились успеха отчасти потому, что наше понимание процессов разрушения окружающей среды и истощения стад лосося испытывало недостаток знания истории. К тяжелому положению лосося, в общем, относятся, как к недавнему явлению, как к побочному результату быстрого роста населения после развития гидроэнергетического потенциала региона. Рост населения Северо-Запада и его способность уничтожить среду обитания с помощью современных технологий, конечно, представляют серьезную угрозу тому, что осталось от экосистемы лосося. Но ещё до 1930-ых годов меньшее население, используя меньше технологий, но при слабом законодательном ограничении, произвело массовые перемены в среде обитания лосося. Эти изменения были начаты первыми людьми, прибывшими на Северо-Запад в поисках меха.

Торговля мехом

Сухопутные торговцы мехом и охотники следовали по пятам за первыми исследователями тихоокеанского Северо-Запада. К 1824 году, когда Гудзонская Компания переместила свой штаб из форта Джордж (Астория) к форту Ванкувер, стоявшему у слияния Колумбии и Виламетте, промышленность меха твердо обосновалась на тихоокеанском Северо-Западе. Торговцы компании строили заставы по всему бассейну Колумбии, и охотники очень скоро извели бобров.⁸

Исчезновение этих животных, особенно в бассейне Колумбии, было результатом политики выжженной земли, которую проводила Гудзонская Компания. Бобра намеренно истребляли во многих частях бассейна реки, поскольку владельцы компании полагали, что Соединенные Штаты будут, в конечном счете, управлять тихоокеанским Северо-Западом, особенно к югу от Колумбии. Гудзонская Компания не видела никакого смысла в том, чтобы оставлять хоть какие-то ценные ресурсы своим американским конкурентам. Работник компании Джордж Симпсон изложил её политику так: «Первый шаг, который американское правительство сделает в направлении колонизации - торговля с индейцами, а если страна бедна мехом животных, у них не будет никакого стимула идти туда. Поэтому мы просим использовать все методы, чтобы искать и вылавливать(бобра) во всех уголках страны».⁹ И они делали это. За пятнадцать лет торговля мехом бобра промчалась весь путь: от открытия ресурса, богатой его добычи, до истощения и местами - исчезновения.

Отчеты Гудзонской Компании из округа Колвилл демонстрируют результаты этой политики. С 1826 по 1834 годы охотники района ловили в среднем 3 тысячи бобров за год, но к 1850 году, после пятнадцати лет устойчивого спада, ловцы смогли добыть только 438 шкурок.¹⁰ К 1843 году центр мехового промысла переместился на север, на остров Ванкувер.¹¹

Даже после того, как Англия и США уладили пограничный спор, подписав в 1846 году соглашение, американцы продолжали интенсивную охоту на бобра. К 1900 году его почти истребили не только на Северо-Западе, но и по всей Северной Америке.¹² Разрушение среды обитания лосося в реках тихоокеанского Северо-Запада началось с почти полного уничтожения бобра во второй половине девятнадцатого столетия.¹³

Бобры - природные речные инженеры, однако, в отличие от Инженерного Корпуса армии США, они жили бок о бок с лососем в Северо-Западных водоразделах тысячи лет, развивая механизмы, позволявшие им сосуществовать. Фактически, действия бобра меняли экологию рек таким образом, что увеличивали среду обитания лосося. Бобровые плотины создают водоемы, которые хранят осадок, органический материал и питательные вещества, медленно выпуская их в поток. Они уменьшают флуктуации водного потока, увеличивают растворение кислорода в вытекающих водах, создают заболоченные земли, и изменяют прибрежную зону. Всё это стабилизирует экосистему и смягчает воздействие таких природных катаклизмов, как наводнения и засухи.¹⁴ Обширная деятельность бобра в водоразделе стабилизирует среду обитания лосося и сглаживает колебания его численности. В бесплодных регионах вода и заболоченные земли, сохраненные действиями бобра, были особенно важны для лосося.¹⁵

Исчезновение бобров в 1830-ых произошло за 100 лет до первых глубоких исследований и изучения среды обитания лосося. Бобровые плотины и их благотворное влияние не исчезли сразу, как только бобры были выловлены, но к тому времени, как биологи начали свои исследования, осталось мало свидетельств существования плотин и их влияния. На протяжении столетия после того, как Гудзонская Компания истребила бобра, на реки Северо-Запада нападали шахтеры, скотоводы, земледельцы и лесозаготовители. Их действия продолжали ухудшать качество окружающей среды. В разгар этого штурма, до появления действенного защитного законодательства, дом лосося очень нуждался в стабилизационном эффекте, который бобры когда-то принесли в экосистемы рек Северо-Запада.

Река Джон-Дей течет через пустынное плато штата Орегон. Это - одна из немногих крупных рек без больших плотин и рыбоводных заводов. Несмотря на то, что она течет через суровую пустыню, она содержит пять из двадцати трех самых здоровых стад лосося и стилхеда в штате Орегон.¹⁶ Многие полагают, что относительно здоровым лососем Джон-Дей обязана работе биолога Эррол Клэр.

Клэр начал свою карьеру как управляющий лососем на Джон-Дей в 1959 году, и в течение следующих четырех десятилетий он сосредоточился на защите среды обитания и выращивании дикого лосося без помощи рыбоводов. Когда я спросил Клэр о важности бобра для лосося в Джон-Дей, я обнаружил, что он не только бился в ежедневных сражениях за среду обитания лосося, но и глубоко изучал экологическую историю водораздела. Он рассказывал мне, что прибрежные области его реки когда-то представляли собой обширные заросли тополей и ивняка - пищи бобров, которые были почти уничтожены выпасами рогатого скота. «Коровы и бобры не совместимы» - сказал он, чтобы подчеркнуть свою мысль. Он описывал плотины бобра в 100- 200 футов длиной, который пересекали поймы по главным притокам. Остатки этих плотин, многим из которых уже более лет 100, всё ещё можно отыскать. Бобры пустыни, которые строили эти плотины, были большими, весом до 100 фунтов и достигали пяти футов в длину.¹⁷

Клэр верит, что бобры были чрезвычайно важной частью экосистемы лосося. В суровой окружающей среде пустыни водоемы бобра и прибрежная растительность обеспечивали сохранение среды обитания, особенно во время летнего спада воды. Бобровые запруды сегодня служат важными областями роста молоди стилхеда, а взрослый стилхед использует их, как среду обитания перед нерестом. Особенно они важны, как области роста. Клэр утверждает, что любая попытка восстановить здоровье экосистемы Джон-Дей должна включать и возвращение речных инженеров.¹⁸

Бобры создавали среду обитания лосося и к западу от Каскадных гор. Исследования биологов в штате Орегон недавно документально подтвердили пользу водоемов бобра для мальков кижуча в реках побережья. Небольшие водоемы – наиболее благоприятная среда обитания мальков кижуча летом, но с началом зимних, обильных потоков мальки резко меняют свои предпочтения на запруды бобров или тихую воду боковых рукавов. Запруды когда-то были в избытке, но теперь они составляют менее 9-ти процентов среды обитания лосося в этих реках. Недостаток защищенной, тихой воды, которую когда-то обеспечивали эти водоемы во время сильных зимних течений - теперь самое узкое место в зимнем выживании малька кижуча в реках побережья.¹⁹

Горная промышленность

19 января 1848 Джеймс В. Маршалл обнаружил в мельничном лотке Джона Суттера золото. Это событие вызвало Золотую Лихорадку, которая, в конечном счете, имела серьезные последствия для тихоокеанского лосося. Совками, землечерпалками и брандспойтами золотоискатели сорок девятых годов вывернули водораздел реки Сакраменто наизнанку. Они смывали в реку целые горы, душа лосося в верхней части речного бассейна булыжником и илом. Интенсивная добыча золота, как и охота на бобра, длилась недолго, но азартный поиск золота настолько изуродовал среду обитания лосося, что шрамы, оставшиеся после него, видны на многих реках и по сей день. Глядя на реки со своей узко-экономической точки зрения, мало думая о лососе, горняки методично перепахивали реки и смежный ландшафт. Разрушение шло беспрепятственно до тех пор, пока осадок, уносимый течением, не начал снижать урожайность ферм на центральных равнинах Калифорнии. В 1884 году Девятый Окружной апелляционный суд наконец издал судебный запрет и запретил методы горной промышленности, сокращавшие прибыль сельского хозяйства. Но к тому времени лосося в реках Сан-Хоакин, Туолумне и Станиславс уже не было.²⁰

Первая волна золотоискателей быстро обработала русла рек и собрала россыпное золото. Затем, чтобы добыть золото, скрытое в породе, горняки обратились к гидравлическим методам добычи. Используя водяные брандспойты, они буквально дробили целые склоны и вымывали их в притоки Сакраменто. Вода реки несла землю, та забивала жабры лосося и плотно укрывала речное дно, душа икру и водяных насекомых, таких как мухи-однодневки и веснянки - основной пищи мальков. В реки было вымыто столько гравия и грязи, что к 1884 году глубина Сакраменто в месте её слияния с Физер уменьшилась на двадцать футов.²¹ Согласно данным Калифорнийского Отдела Рыбы и Дичи, горная промышленность явилась одной из главных причин уменьшения лосося в Сакраменто.²² Ущерб среде обитания лосося не ограничился только этой рекой, подобные повреждения перенесли и реки северной Калифорнии, такие, как Тринити и Кламат.²³

Переход к более капиталоёмким методам гидравлической добычи золота побудил многих независимых золотоискателей оставить Калифорнию. Они переместились на север, где желтый металл был найден в реке Рог на юге штата Орегон в 1852, и в Джон-Дей в 1862 году.²⁴ Удары по рекам также были нанесены в штатах Айдахо, Вашингтон и Британская Колумбия. После первого натиска искателей-одиночек шли горнодобывающие компании, использующие более разрушительные технологии, вроде гидравлики и землечерпания. Они занимали эти места и продолжали работу ещё десятилетия. На Роге горняки работали, используя гидравлическое оборудование и землечерпалки до начала двадцатого столетия.

В период пика их деятельности вода в Роге и двух её основных притоках, Иллинойсе и Апплегате была кирпично-красного цвета от обилия ила. Среда обитания лосося была испорчена и его количество сократилось.²⁵ В 1888 году Правление Специальных уполномоченных рыбной промышленности штата Орегон сетовало на то, что стада лосося, заходящие в Джон-Дей, серьёзно истощены. Причиной считали то, что река была «почти полностью подчинена интересам горной промышленности и земледелия», и это очень загрязняло воду.²⁶ Управляющие также отметили, что из-за горнодобывающей промышленности тяжелая ситуация сложилась и на других реках, таких как Гранде-Ронде.²⁷

Драги золотодобытчиков физически пожирали целые реки, выбрасывая гравий из русла на берега, туда, где он во многих местах лежит и сегодня. Некоторые из механизмов были огромны. Драга, что работала на Джон-Дей, была 100 футов длиной и три этажа высотой. Она выполняла функции землечерпалки и золотого прииска, и могла расширять небольшие реки, непрерывно роя канал, достаточно большой, чтобы плыть в нём. Горнорудная компания строила её около реки, вырыв для этого водоем, достаточно большой, чтобы та могла плыть. Потом драга начала уничтожать русло реки и направлять гравий через водоводы, вымывая из него в небольших количествах золото. Землечерпалка прорыла себе путь через речной канал, и прорезала новые каналы через приречные луга. В трудные времена владельцы ранчо продали права на золото, находящееся в залежах гравия под их лугами. Когда драга закончила работу, остались только бесплодные груды гравия. Растительный слой почвы был уничтожен навсегда.²⁸ Эффект воздействия на среду обитания лосося был катастрофический. Драги проглотили сложную физическую и биологическую структуру потока и выплюнули груды гравия. Они изменили даже сами курсы рек, потому что «куда шла драга, туда следовала река», по словам одной статьи, описывающей её работу.²⁹ Но то, что драга оставляла за собой, было лишь гротескным изображением живой реки - уродливые груды гравия и простые каналы, в которых текла вода. Сохранялись немногие экологические связи, когда-то сделавшие её живой экосистемой.

Следы работы драг видны и по сей день. Например, ручей Булл-Ран в Голубых горах штата Орегон был когда-то центром быстро развивающегося района золотодобычи. Чавыча, прокладывающая себе путь к этому малому притоку реки Джон-Дей, должна подняться почти на 5 тысяч футов выше уровня океана. В нижнем течении Булл-Ран извивается по красивым лугам, но в верхней своей части внезапно становится прямым искусственным каналом. Весь его гравий выброшен в высокие груды по берегам. Мало лосося в этой части ручья. Он - бесплодное и неприветливое напоминание о наследстве, которое мы получили от целеустремленного преследования богатства. Ручей мог предложить человеку больше, чем немногие золотые самородки, найденные там 100 лет назад: Он мог вырастить в своих водах лосося. Он мог поить траву на лугах, где выпасают скот. Он мог лить свою чистую, прохладную воду в Джон-Дей. Он мог дать мужчинам и женщинам городов ощущение мира и спокойствия. Теперь он - лишь напоминание об уроках, которые мы должны выучить.

Вырубка леса

В ноябре 1852 года Джеймс Г. Сван плыл на север на бриге “Ориентал” из Сан-Франциско в бухту Шаул Уотер на Вашингтонском побережье. В одну из ночей во время путешествия небольшое судно попало в непогоду. На следующее утро, проснувшись в тридцати милях от устья Колумбии, Сван увидел странную картину. «Река Колумбия, из которой вытекал огромный объем воды, - написал он в дневнике, - несла в своём потоке великое множество дрейфующих бревен, досок, щепы и опилок, которыми была закрыта вся вода вокруг нас».³⁰ То, что Сван увидел в тридцати милях от побережья штатов Орегон и Вашингтон, было подобно верхушке айсберга признаком чего-то намного большего, скрытого от взора. Источник опилок, закрывших море, лежал глубоко в зеленых прибрежных холмах и речных долинах. Если даже один единственный шторм смог заполнить поверхность океана опилками на расстоянии тридцати миль от берега, маленькие потоки, где эта грязь производилась, должно быть, были закрыты душащим слоем этих отходов производства. Действительно, деревоперерабатывающие заводы выбрасывали опилки тоннами в реки и ручьи по всему Северо-Западу. Зимние шторма, в конечном счете, смывали отходы в море, но не раньше, чем душили миллионы отложенных икринок и мили среды обитания мальков.

Первые деревоперерабатывающие заводы на Северо-Западе были небольшими и в работе использовали энергию падающей воды. Располагались они на реках, используя их в качестве источников энергии. Превращая гигантские ели Дугласа в кубометры древесины, заводы производили огромные груды опилок и других отходов. Некоторые из них сжигали отходы, но большинство использовало близлежащие потоки, чтобы убрать опилки с глаз долой. Когда обильные осенние и зимние дожди заливали Северо-Запад, потоки поднимались и смывали отходы заводов вниз - в большие реки, и, в конечном счете, к морю. Опилки закрывали речное дно, душа отложенную икру лосося и убивая природные пищевые цепочки. Когда отходы начинали гнить, они забирали из воды кислород. Кроме того, опилки, рассеянные в потоке, могли забивать жабры юного и взрослого лосося. В своём первом ежегодном сообщении специальный уполномоченный по рыбному хозяйству штата Вашингтон Джеймс Кроуфорд описал убийственное воздействие опилок на рыбу: «В одно из моих посещений Чинук Бич этим летом я видел прекрасного лосося весом около 25 - 30 фунтов, задыхающимся на берегу; исследовав его жабры, я обнаружил, что они забиты опилками, и раздражение, произведенное чужеродным веществом, вызвало гноящуюся рану, которая разъела большую часть жабр».³¹

В конечном счете, многочисленные свидетельства губительного действия опилок на лососёвые реки побудили законодательные органы к действию. В 1876 году законодатели Вашингтонской территории утвердили устав, запрещающий сброс отходов деревообработки в реки и ручьи.³² Законодатели Орегона издали подобный закон в 1878 году.³³ Но эти указы, как и ранее предпринимавшиеся попытки защиты лосося и его среды обитания, исполнялись от случая случаю или вовсе никак. Лесопилки продолжали сбрасывать отходы в реки в течении ещё пятидесяти лет.

Менеджеры лосося не могли провести в жизнь законы, защищающие среду обитания лосося по многим причинам. Законодательные органы слали противоречивые директивы. Они издавали законы, но во многих случаях не могли обеспечить их финансирование. Политическая амбивалентность, вероятно, была порождением конфликта. Противоречия между осознанной необходимостью защитить среду обитания и тем гарантировать работу лососёвой рыбопромышленности, и господством рыночных отношений в отраслях промышленности, использующих другие ресурсы. Законодательные органы отказывались ограничивать лесоперерабатывающую промышленность, даже понимая, что методы её негативно сказываются на рыбной индустрии. В те дни, когда Джеймс Сван плыл по покрытому опилками морю, Северо-Запад находился на вершине бума деревообрабатывающей промышленности, поощряемой демографическим взрывом в Калифорнии после открытия золота в Суттер Милл. В 1848 году около двадцати двух заводов работали на западе штата Орегон и Вашингтоне, а к 1851 число заводов только в штате Орегон превысило сотню.³⁴ Растущее число заводов нуждалось в устойчивых поставках леса, а это было нелегкой задачей, даже в областях, покрытых густыми лесами. Лошади и волы не могли перевезти достаточное количество леса по плохим дорогам или бездорожью. Когда вырубка отодвигалась от заводов, владельцы заводов и лесорубы решали проблему с транспортом так же, как и проблему опилок. Для доставки бревен к заводам они использовали реки.

Чтобы не тащить огромные бревна от места вырубки к ближайшей точке на реке, подходящей для транспортировки, сначала вырубали деревья по берегам рек. К примеру, к 1881 году лесорубы вырубили полосу шириной в полторы мили по берегам Вашингтонс Худ Кэнел.³⁵

От 3 до 5 тысяч лет прибрежные реки текли через древние рощи западного красного кедра, ели Дугласа, западной тсуги и ели Ситка. Своими массивными корневыми структурами эти гиганты защищали берега рек от эрозии. Леса смягчали действие таких природных бедствий, как засуха, наводнения и даже пожары. Деревья затеняли потоки, храня их прохладу. Стволы, падая, перекрывали реки, создавали каналы, в которых собирался гравий, необходимый для нереста и водоемы, в которых росли мальки лосося. Большие приречные кедры, ели, и тсуга играли важнейшую роль в стабилизации среды обитания лосося. Именно они были вырублены в первую очередь.

Срубая большие деревья, лесорубы буксировали бревна к реке и складывали их на берегу. Там они лежали все лето, покуда осенние дожди и паводки, наконец, не смывали их вниз по течению - к заводу. К концу 1880-ых для транспортировки использовали любую реку, по которой могло проплыть бревно.³⁶ Уровень рек Северо-Запада сезонно меняется, и заводы часто оставались без устойчивой поставки древесины, особенно во время сухих летних месяцев, когда воды было особенно мало.

Сплавные плотины позволили преодолеть проблему сезонных перепадов уровня воды. Лесоруб Алекс Пойзон построил первую такую плотину в Пасифик Коунти, штат Вашингтон, в 1881 году, а Чарльз Грэнхолм - первую в штате Орегон на северной вилке реки Кус в 1884.³⁷ Эти бревенчатые конструкции перекрывали течение реки и создавали большие запруды. Пока плотина поддерживала уровень воды, бревна сплавлялись от места вырубки и попадали в растущий бассейн. В соответствующее время ворота водовода открывались, быстро выпуская бревна и воду вниз по течению. Такой «выплеск» плотины мог происходить один раз в неделю, а мог и каждый день. Всё зависело от полноводности реки и темпов работы лесорубов. Смываемые бревна частенько застревали в русле и сбивались в массивный залом, который мог тянуться вверх по течению на милю. Чтобы разбить заломы, обычно использовался динамит. На реке Хамртулипс на юго-западе штата Вашингтон на это уходило ежедневно пять коробок динамита.³⁸

Резкая смена силы тока воды, «поток» бревен и вольное использование динамита убивало и калечило огромное количество рыбы, разрушало среду её обитания.³⁹ На те семьдесят лет, что лесорубы использовали сплав и плотины, реки стали опасным местом для лосося. Гигантские бревна - каждое весило много тонн - волочились по дну реки, сокрушая и сметая все на своем пути, отрывая большие куски земли от берегов, и окрашивая реку в шоколадно-коричневый цвет. Убежищ для лосося почти не оставалось.

Каждый выплеск бревен и воды оставлял за собой опустошенную реку. Всё меньше и меньше оставалось условий, необходимых лососю в его среде обитания. Потайные места под нависающими берегами исчезли, гравий для нереста исчез. Осталась лишь опасность быть убитым следующей партией бревен через несколько часов или дней. Сплавные плотины сделали особенно опасной жизнь чавычи, потому что она нерестится и подрастает в основном русле - прямо на пути движущихся бревен. Старые леса когда-то затеняли реки и хранили их прохладу, защищали берега потока от эрозии и давали питательные вещества водным пищевым цепочкам. Упавшие деревья корневыми комлями создавали водоемы, в которых рос молодой лосось. Теперь бревна этих лесов убивали реки и лосося. Сотни сплавных плотин использовались по всей сети рек побережья штатов Орегон и Вашингтон, и на внутренних реках таких, как Джон-Дей, Минам и Гранде-Ронде на северо-востоке штата Орегон.⁴⁰ К 1900 году разрушенная среда обитания ограничила воспроизводство и значительно сократила численность чавычи в прибрежных водах Орегона.⁴¹

Сплавные плотины и простой сплав леса становились всё более и более спорными средствами по мере того, как все больше людей расселялось вдоль рек. Периодические потоки воды и бревен не только ухудшали среду обитания лосося. Они разрушали доки и препятствовали речным перевозкам - главному средству передвижения и связи первых поселенцев на реках побережья. Сталкиваясь с растущей критикой, лесопромышленные компании, чтобы сохранить свой контроль над использованием рек, делали упор на экономические аргументы. Дешевле использовать реки, чтобы транспортировать бревна, заявляли они, а владельцам заводов на реках побережья это было необходимо, чтобы сохранить конкурентоспособность с большими заводами, работающими на Пьюджет-Саунд.⁴² Этот аргумент действовал в течение семидесяти лет. Лесопромышленники получали экономическую выгоду, используя сплавные плотины. Эту прибыль с лихвой оплатил лосось и семьи рыбаков, жизнь которых от него зависела. Сплавные плотины в реках побережья действовали до 1959 года, а последний сплав леса имел место в 1970 на реке Клеаруотер штата Айдахо.

Кроме физических повреждений, сплавные плотины оставили рекам другое негативное наследство, которое сказывалось десятилетия после запрета сплавов. Они помогли сформироваться ошибочному представлению о здоровых реках. До прибытия белых пионеров реки побережья Орегона, Вашингтона и Пьюджет-Саунд представляли собой путаницу бревен, бобровых плотин, боковых проток и заболоченных земель. Такое состояние рек обеспечивало благоприятную среду обитания для молодого лосося.⁴³ Чтобы использовать реки как «шоссе» для перевозки леса на заводы, лесорубы очищали русла рек от этих преград. Они взрывали большие камни, освобождая каналы, они очищали течение от естественных пробок. Боковые протоки, которые необходимы для зимовки лосося, блокировались, чтобы удержать бревна в основном русле реки.

В результате, люди стали считать очищенные реки без больших древесных дебрей, бобровых плотин и боковых проток стандартом экономически здоровой реки. Это видение заразило даже мышление биологов рыбы, в ущерб среде обитания лосося. Например, в 1953 Роберт Шоеттлер, директор Вашингтонского Отдела Рыбной промышленности, приравнивал реки к шоссе: «Так же, как автомобили нуждаются в гладких дорогах, чтобы ездить, - писал он, - рыба нуждается в чистых, свободных реках и ручьях».⁴⁴ В некоторых случаях, особенно с 1930-ых по 1950-ые, завалы из брёвен блокировали перемещение лосося, и их необходимо было удалять. Но «чистое шоссе» в качестве руководящего видения, заставляло агентства управления быть излишне фанатичными в освобождении рек от древесины. В 1950-ые и 1960-е годы было удалено столько древесных завалов, что речная среда обитания лосося фактически деградировала.⁴⁵

В конечном счете, после того, как ближайший к рекам лес был вырублен, работа переместилась в горы, но наносимый вред не уменьшился. Используя паровые лебёдки, лесорубы тянули бревна по крутым склонам к центральным пунктам трелевания и грузили их на платформы для транспортировки к заводам. Использовать эту новую технологию эффективно можно, если ровные склоны не имеют преград движению брёвен.⁴⁶ Позже, после того, как корни срубленных деревьев сгнивали и теряли способность удерживать почву, крутые склоны осыпались в потоки, заваливая русла отложениями и отходами лесозаготовок, создавая новые, но столь же смертельные проблемы для лосося. Рубка на крутых склонах и строительство дорог для лесозаготовки, в конечном счете, сменили сплавные плотины и сплав леса на месте главной причины разрушения среды обитания.

Первые лесорубы не владели технологиями, которые помогли бы уменьшить ущерб земле и рекам, да и не были особенно склонны к этому. В своём романе “Woodsmen of the West”(«Лесоруб Запада»), Аллердейл Грейнгер подметил настрой, царивший в лесной промышленности на стыке 19 и 20 веков, когда «лесорубы выполняли отчаянную работу, борясь со временем, чтобы успеть поместить капитал в лес и продать его, пока цены были столь высоки». Немногие думали о будущем, за исключением тех, что мечтали о повышении цен на землю и богатстве, которое они приобретут. «Кто-то нашел бы это заслуживающим внимания, когда-нибудь, - писал Грейнгер, - покупать у [лесоруба] участки леса, береговые края которого он разрушил и оставил бурелом. Что касается него, то он собирался рубить свой лес так, как ему это нравится. Оно того стоило».⁴⁷ Этот дух эксплуатации для личной выгоды сохранился, даже, несмотря на то, что последствия беспечной заготовки леса стали очевидными.

Когда пионеры рубили лес для строительства или расчищали места для садов, потеря деревьев в необъятных лесах Северо-Запада проходила незамеченной. Экосистемы сохранили свою естественную устойчивость и производительность после тех первых нашествий. Но вскоре экономика пропитания уступила место рыночной экономике, и деревья начали падать в головокружительном темпе, стремясь насытить лесом отдаленные рынки. Задолго до начала двадцатого столетия методы добычи леса, увеличившие прибыли лесоперерабатывающей промышленности, обернулись экономическими потерями, которые понесли рыбаки и индейцы. Вопросом десятилетий было разрушение этими методами естественной экономики лесных водоразделов, которая развивалась 4-5 тысяч лет. Лосось всё ещё оплачивает цену за экономическую эффективность таких методов лесной промышленности, как сплавные плотины, сплав леса и сплошная вырубка.

Лесная промышленность, как один из Богов Вчерашнего Дня, использовала свою власть, чтобы утвердить господство индустриальной экономики над естественной и пожать быструю прибыль за счет долгосрочной производительности экосистем приречной зоны. Она защищала разрушение природы, говоря, что это - экономическая необходимость - необходимость индустриальной экономики. Как следствие, многие реки были забиты до краев бревнами прежде, чем появились законы о защите леса в штатах Орегон (1971) и Вашингтон (1976).⁴⁸ Эти попытки защитить среду обитания реки были серьёзным прогрессом, но они не выполнили свою цель. Например, в 1986 году специальная комиссия законодательного органа штата Орегон заключила, что «текущее выполнение закона о лесе в недостаточной степени защищает прибрежную рыбу и среду обитания живой природы».⁴⁹

Сегодня, после того, как человечество уже сто лет терпит провалы в поиске баланса между естественной и индустриальной экономиками, кижуч, чавыча и стилхед находятся на грани исчезновения. Издаются новые законы в их защиту, но их может понадобиться ещё больше, чтобы гарантировать восстановление. Тем временем, мешая достижению баланса в краю лесной промышленности, Боги Вчерашнего Дня используют в споре те же аргументы экономической целесообразности, которые они использовали полстолетия назад, чтобы продолжать использование разрушительных сплавных плотин.⁵⁰

Пастбища

Открытие золота и последовавшее за ним нашествие волн шахтеров и разведчиков, породили спрос на мясо, который был в значительной степени удовлетворен путём увеличения местных стад на всём Северо-Западе. Фермеры, не ушедшие в Калифорнию на поиски золота, обнаружили, что превращать траву в говядину столь же выгодно, как добывать золото. Даже после того, как волны золотоискателей достигли максимума, рост городского населения в быстро развивающихся областях востока Соединенных Штатов и Европы продолжал поддерживать высокий спрос на западную говядину.

Сначала разведение домашнего скота было сосредоточено во влажных западных долинах штатов Орегон и Вашингтон. В этих замкнутых областях последствия чрезмерного выпаса проявились ещё до того, как первый золотоискатель 49-ых годов проложил себе дорогу в Калифорнию. В 1848 году равнины Туалейтин к югу от Портленда в Орегоне уже подавали первые признаки истощения пастбищ, а к 1860 году 100 тысяч голов рогатого скота, принадлежащего фермерам западных областей Орегона и Вашингтона, уничтожили природный слой травы на больших территориях долин.⁵¹ Между 1860 и 1890 годами фермеры освоили плодородные земли к западу от Каскадных гор и Сьерра-Невады для выращивания зерновых культур. В результате, производство рогатого скота, которое зависело от выпаса открытого типа, было вынуждено переместиться на общественные пастбищные земли горных долин на востоке Каскадных гор.⁵²

На засушливых равнинах к востоку от Каскадных гор и Сьерра-Невады рогатый скот обитал в областях, окружавших реки и заболоченные земли. По мере того, как количество рогатого скота росло, он съедал и вытаптывал приречную растительность, и когда она исчезала, среда обитания лосося быстро деградировала. Потеря обширных галерей тополя и плотно растущего ивняка подставила реки солнцу пустыни. Вода нагревалась до смертельных для лосося температур. Берега рек, разрушавшиеся под постоянными ударами копыт скота, выпускали в воду тяжелый осадок. Избыток осадка оседал на дне потока и душил отложенную икру лосося, разрывал водные пищевые цепочки. Лишившись стабилизирующего влияния прибрежной растительности и страдая от исчезновения бобровых плотин, реки лосося стали особенно уязвимы к естественным катаклизмам, таким как наводнения и засухи. Наводнения выдирали берега и вымывали каналы, образуя овраги. В результате понижался уровень воды, что ещё больше затрудняло восстановление прибрежной флоры.⁵³ Потоки, когда-то круглый год несущие прохладную, чистую воду, высыхали летом или превращались в цепочку водоемов со стоячей водой на дне сырых оврагов.

Иногда не скот, а сами скотоводы разрушали прибрежные области и заболоченные земли. Герман Оливер писал о ранчо своего отца на Джон-Дей в 1880-ые годы: «Одной из главных работ на ферме Кларка была очистка территории от кустарника и деревьев. Большие тополя росли вдоль реки, а луга были покрыты диким колючим кустарником, и всё это нужно было вырубить вручную». Кроме уничтожения растительности, Оливер описал, как его отец «выбирал большие изгибы реки, выправлял канал, разрывал, обстукивал берега, чтобы обезопасить каждый луг. Он высушил влажные места. Для осушения он рыл вручную канавы в два фута глубиной и 18 дюймов шириной».⁵⁴

Скотоводческая промышленность, которая развивалась на плато Колумбии до 1900 года, не представляла собой организованное предприятие, в котором владелец тщательно управлял процессами, ведущими к росту производства и прибыли. Свободный и открытый доступ к общественным землям подразумевал, что жадность и природа были единственными ограничивающими факторами. Первые скотоводы мало заботились о связи между производством говядины и экосистемой поля, которая делала это возможным, ну а любая возможная связь с лососем не могла им даже прийти в голову. Как вспоминал пионер У.Дж. Дэвенпорт, «термин «промышленность»... предполагал деловые методы, надлежащий контроль и осторожность... развивающееся скотоводство было полностью лишено этих качеств. Чтобы быть заводчиком рогатого скота в те дни, было достаточно купить стадо скота и стать свободным, чтобы передвигаться с ним как можно удачнее без продовольствия и крова в зимние месяцы. Если стада выживали в этих условиях, их владелец считался хорошим скотоводом».⁵⁵

Бесплатная трава на доступных общественных землях привлекла надеявшихся разбогатеть людей и корпорации. К 1890 году, имея, по крайней мере, 26 миллионов голов скота в регионе, Запад стал большим, не огороженным пастбищем рогатого скота, на котором не существовало запретов.⁵⁶ Рост стад привел к снижению цен и длительной депрессии в промышленности, начавшейся в начале 1870-ых. Поскольку рынок был насыщен, владельцы ранчо не могли продать говядину. Стада увеличивались, истощая пастбища и разрушая растительность по берегам рек. Скотоводы искали альтернативные рынки. Некоторые из них перерабатывали говядину на лососёвых консервных заводах в период межсезонья. Излишки, однако, сохранялись, пока суровые зимы 1881 и 1882 годов не погубили большое количество рогатого скота.⁵⁷

Переполнение пастбищ в то время разрушило множество рек и среду обитания лосося в них. Ручей Кэмп, приток реки Крукед в центральной части штата Орегон, наглядно демонстрирует, какие драматические перемены на земле произошли за двадцать пять лет интенсивного выпаса скота в конце девятнадцатого столетия.

Сегодня Кэмп-Крик течет по дну глубокого, с вертикальными стенами оврага, который тянется через бесплодную равнину, известную под названием долина Прайс. Ручей течет только весной; всю остальную часть года он остаётся сухим. В долине преобладает полынь, разросшаяся до краёв оврага. Нет никаких признаков здоровой экосистемы - бобров, заболоченных земель, травы, ив и осин - всего того, что евроамериканцы нашли, когда они впервые вступили в долину Прайс в начале девятнадцатого века.

Когда охотник Петер Скин Огден посетил область ручья Кэмп в 1826 году, лосось ещё возвращался в реку Крукед. Дневник Огдена содержит описание индейской рыбацкой плотины около северной вилки Крукед, которая находится вблизи устья Кэмпа.

Между 1826 и 1885 годами ивы и осины густо росли по берегам ручья. Первые визитеры отметили невысокую сложность пересечения потока, а это указывает, что ручей не лежал в овраге, в котором он течет сегодня. Ранние исследователи описали травянистые луга, обилие бобра и богатые растительностью заболоченные земли в пойме. Ещё в 1876 году Главный государственный комитет по регистрации земельных сделок в своём обзоре отмечал, что пойма Кэмп обеспечила богатое пространство для рыхлокустовых злаков, дикой ржи, и болотистых трав.

В конце девятнадцатого века число людей, живущих в области, увеличилось. По мере того, как росло население, росло и количество домашнего скота. За двадцать пять лет состояние Кэмпа резко изменилось. В 1903 исследователь описал долину как покрытую полынью равнину, пересеченную глубоким оврагом от 60 до 100 футов шириной и в 25 футов глубиной. Пышная трава, прибрежная растительность, заболоченные земли и бобры уже исчезли. Инспектор в своих заметках высказал предположение, что высохшее русло реки в овраге было результатом выпаса скота.⁵⁸

Местные жители соглашались с этим. Как сказал один из жителей долины Прайс того времени: «было слишком много скота... он поел ивняк и всё, что мог, и вот, что получилось... Было слишком много людей и слишком много домашнего скота. Скот был у всех».⁵⁹

Джефф Бакли, аспирант Университета штата Орегон, тщательно задокументировал изменения дренажа Кэмпа в то время. Он приписывал перемену ландшафта изменениям климата и выпасу скота. Как только домашний скот разрушил природную растительность в конце девятнадцатого века, земля и ручей стали уязвимы во время периодов сильных ливней и наводнений, которые впоследствии промыли и вырезали канал.⁶⁰ Писатель Чарльз Уилкинсон сказал: «Свой Кэмп есть в любом месте американского Запада - их тысячи».⁶¹

К концу девятнадцатого столетия множество факторов, в том числе оскудение пастбищ, большие потери скота в суровые зимы, ирригация и сельскохозяйственное регулирование внесли свой вклад в сокращение масштабов скотоводства открытого типа. Массовый падеж рогатого скота в суровые зимы 1880-ых убедил большинство скотоводов отказаться от открытого выпаса и применять более консервативную практику. Животных выращивали на открытых пастбищах только в течение лета, а затем переводили в постоянные, закрепленные места, где кормили их сеном на протяжении зимних месяцев. Эта стратегия означала уменьшение стад до размеров, которые можно было содержать в течение зимы. Но в то время, как стада рогатого скота уменьшались, количество овец увеличивалось. В 1879 года в бассейне Якима паслось 5 тысяч овец, а к 1899 их число взлетело до 250 тысяч голов.⁶² К 1900 году в западных штатах овцы по численности превзошли рогатый скот.⁶³ Маленькие города в высокогорной пустыне, типа Шанико, штат Орегон, внезапно оказались окружены морем пасущихся овец. Миллионы долларов, заработанные на продажах шерсти, дали право Шанико называться «Мировой Столицей Шерсти» в 1903 году.⁶⁴

Движение больших скоплений пасущихся овец через горы Запада заставило защитника природных ресурсов Джона Муира назвать их «копытной саранчой».⁶⁵ Но не только последствия выпаса породили такое презрение к овцам. Некоторые действия пастухов также наносили ущерб природе. Чтобы «улучшить» пастбища, пастухи поджигали леса, удаляли кусты, стимулируя рост нового фуража. Время от времени пожары серьёзно повреждали экологию пастбищ и рек.⁶⁶ В бассейне реки Якима на стыке 19 и 20 веков пожары были столь обширны, что американское управление, руководящее изысканиями в области геологии, геодезии и гидрографии предсказало, что их воздействие нарушит нормальное функционирование водораздела и уменьшит летние потоки, угрожая поставке воды для ирригации.⁶⁷

Пытаясь сохранить природные ресурсы общественных земель, Конгресс в 1891 году пропустил закон, который дал президенту Бенджамину Харрисону право создания федеральных запасов леса, что он и сделал. Но владельцы ранчо возражали. Они утверждали, что президент мог распоряжаться лишь запасами, созданными ранее, особенно в случаях, когда он мог далеко зайти в регулировании коммерческого использования лесов. В 1894 году, когда Министерство внутренних дел пыталось прекратить выпас скота на территории федеральных запасов леса, армия отказалась патрулировать территории, а западные скотовладельцы энергично протестовали против удаления овец и рогатого скота с пастбищ. Их протесты привели к изменениям в национальной политике, и в 1899 правительство начало выдавать разрешения на выпас рогатого скота на территориях большинства федеральных запасов леса. Овцы были запрещены везде, кроме штатов Орегон и Вашингтон.⁶⁸ Это была первая попытка управлять выпасом на общественной земле - земле, которая примыкала к рекам и определяла качество сотен миль среды обитания лосося. Бесконтрольное использование пастбищ вне федеральных запасов леса и их истощение осталось нерешенной проблемой. Истощение пастбищ и изменения климата совместно усиливали разрушение экологии региона.

Серьезная засуха в 1930-ых вкупе с неограниченным выпасом ухудшила состояние общественных земель достаточно, чтобы сподвигнуть Конгресс к дальнейшему регулированию эксплуатации земель законом «О Пастбищах» Тейлора от 1934 года.⁶⁹ Закон создавал американскую Службу Пастбищ, которая позже стала Комитетом Управления Землей. Хотя доступ к землям уже не был открыт и неограничен, регулирование выпаса сделало мало для обуздания разрушения прибрежных зон и среды обитания лосося. В том виде, в котором закон выполнялся, он не мог защитить среду обитания рек. До 1950 года исполнение закона на местах было во власти интересов скотоводов.⁷⁰ Движение в защиту окружающей среды в 1960-ые и 1970-ые годы постепенно ослабило власть владельцев ранчо. В 1975 году, однако, через пятьдесят лет «управления», лишь 17 процентов общественных земель были в хорошем или превосходном состоянии.⁷¹

В наши дни в июне, до того, как фермеры отведут большую часть воды к полям с зерновыми культурами, в Джон-Дей ещё достаточно воды, чтобы мирно течь через зачаровывающую пустынную страну каньонов. Двигаясь по каньону, трудно вообразить, что эти холмы когда-то были покрыты миллионными стадами овец и рогатого скота. Ещё труднее представить эту пустынную реку такой, какой её видели первые поселенцы. Большие стада рогатого скота и скопления овец ушли в прошлое, но они оставили свои следы, сто лет назад пройдя через эту страну. Холмы покрыты старыми тропами, прорезавшими крутые склоны. Эти маленькие горные хребты и полки настолько постоянны и повсеместны, что сначала кажутся естественной частью пейзажа, хотя на самом деле - это следы, прорезанные в холмах миллионами копыт. Тропы, которые охватывают стены каньона Джон-Дей - молчаливое напоминание о том, что случилось в горных долинах Запада сто лет назад. Стада коров и овец оставили после себя следы, которые продолжают напоминать нам об их историческом присутствии здесь, в этих пустынных краях. Что тяжелее найти - так это следы прибрежных зон, обширных галерей тополя и ив с отделкой из бобровых плотин и заболоченных земель. Экосистемы, которые когда-то помогали питать миллионы лососей в этих реках пустыни, надолго стали забытой частью истории Запада.

Ирригация

В начале двадцатого столетия Лестер Кэмпбелл нанялся на сезонные работы на сельскохозяйственную экспериментальную станцию орегонского Университета. Он часто уезжал из своего дома в Корваллис, что на западе Орегона, на полевую станцию в Юнион, находящуюся восточной границе штата. Во время своих поездок между Корваллисом и Юнионом Кэмпбелл обычно останавливался в маленькой гостинице в Боардмене, городке в высокогорной пустыне близ реки Уматилла. В то время в Уматиллу заходили на нерест большие стада весенней и осенней чавычи, кижуча и стилхеда. И годы спустя Кэмпбелл прекрасно помнил вид, открывавшийся из этой небольшой гостиницы. Весной и летом он окидывал взглядом близлежащие сельхозугодья и видел обработанные поля, покрытые мерцающим слоем серебра, которым сияли миллионы смолтов лосося, сохнущие под солнцем пустыни.⁷² Ирригационные отводы на Уматилле перехватывали молодь стилхеда и лосося в период, когда она мигрировала в море, и направляли её в оросительные каналы. Оттуда уже рыба попадала на поля фермеров, где и погибала. К 1904 году фермеры забирали из Уматиллы столько воды, что время от времени река пересыхала в нижнем течении. Молодой лосось, избежавший ирригационных отводов, обнаруживал, что путь к морю ему блокирован сухим руслом реки. В результате, немногая рыба попадала в океан. Чавыча в Уматилле исчезла вскоре после последнего «большого» захода 1914-го года.⁷³

С самого начала, пионеры, обосновавшиеся в бесплодных высокогорных равнинах восточного Вашингтона, Орегона и Айдахо стремились превратить бесконечную дикую местность, покрытую песком, полынью и заячьим кустарником в сад - зеленый заповедник для себя и немногих избранных растений и животных.⁷⁴ Природа в своём естественном состоянии казалась им темным и запретным местом, наполненном дикими животными, вовлеченными в дарвинскую борьбу за выживание.⁷⁵ Такое восприятие природы позволяло пионерам приравнивать ирригацию к восстановлению. Используя ирригацию, они могли востребовать пропадающую попусту дикую землю и, заботой человека превратить её в сад, предназначенный людям Богом. Поселенцы считали «восстановление» пустыни божественным предопределением, полностью соответствующее их миссии управления и подчинения природы.

Первые ирригаторы не претендовали на достижение гармонии индустриальной экономики и природы. Ирригация была оружием в войне против природы, и единственным приемлемым результатом была полная победа индустриальной экономики над своей естественной коллегой. Фермеры и владельцы ранчо, обосновавшиеся на Северо-Западе, начали отводить воду из рек к зерновым культурам вскоре после своего прибытия. Поскольку все отводы были совершенно открыты, не существовало ничего, что удерживало бы молодь лосося и не позволяло ей заходить в каналы и попадать на обрабатываемые поля.

Поскольку сначала ирригационные проекты были главным образом частными, они приводили к земельной спекуляции, конфликтам по водному праву, и многим другим ошибкам.⁷⁶ Несмотря на эти проблемы, распространение ирригации шло настолько быстро, что на повороте столетия количество воды, требовавшееся фермерам, превысило естественные водотоки рек. Например, водные права, затребованные на реке Дешут выше города Бенд, штат Орегон, в 1914 году в сорок раз превышали объём воды в реке.⁷⁷ Забор всей воды, необходимой, чтобы подавить жажду зерновых культур фермеров, совсем немного или вовсе ничего не оставлял для лосося. Русла многих рек были сухими ниже последних водоотводов, а в других из-за совокупного воздействия значительного уменьшения водных потоков, недостатка бобров, потери прибрежной тени из-за заготовки леса и пастбищ оставшаяся вода быстро нагревалась до температур, которые или убивали лососей или затрудняли их воспроизводство и рост.

В 1890 году, при посещении лососёвых рек на востоке штата Орегон, специальные уполномоченные штата по рыбе выслушали много жалоб о её потере в ирригационных каналах. По их докладу, весенней порой «очень много молодой рыбы всех видов, спускаясь по реке, попадается в эти каналы и выплывает на поля, где и остается, чтобы погибнуть». Они рекомендовали издать закон, который бы потребовал от владельцев всех каналов, использующих воду рек, населенных рыбой, помещать экран из мелкой проволочной сети, перегораживая отводы на апрель, май и июнь. «Это никому не создаст затруднений, - объяснили они, - поскольку очень мало воды используется в течение этих месяцев, и экраны могут быть устроены так, чтобы отразить очень небольшую часть водотока».⁷⁸

Хотя штаты сделали некоторые попытки экранировать ирригационные отводы, их слабые усилия дали небольшой эффект. В штате Вашингтон в 1904 году на нескольких водоотводах были установлены примитивные устройства, чтобы отделить лосося от ирригационных вод, но они были неэффективны.⁷⁹ В Калифорнии примитивные устройства экранирования были установлены на многих ирригационных отводах ещё до 1900 года, но они также не сумели остановить массовое убийство молодого лосося.⁸⁰ В ирригационных канавах и каналах терялось так много рыбы, что Калифорнийское Отделение Рыбы и Дичи в конечном счете попробовало действовать другим путём, создав в 1928 году Комитет Спасения и Восстановления Рыбы. Он должен был вылавливать потерявшегося лосося и возвращать его в естественные воды - но эта попытка также имела слабый успех.⁸¹ В Орегоне законодатели наконец-то вняли рекомендациям комиссии по рыбе и в 1929 выпустили закон, требующий экранировать ирригационные канавы. Однако, когда комиссия дичи штата привлекала упрямого фермера к суду, требуя соблюдения требований, судья в окружном суде решал дело в пользу ответчика, и закон становился бессилен.

Война с бесплодной, дикой местностью и пыл, с которым она велась, прекрасно иллюстрирует пьеса под названием «Осуществленные мечты», написанная Алисой М. Теннесон и Сью М. Ломбард и поставленной жителями городка Якима, штат Вашингтон, в 1917 году. Занавес поднимался над пейзажем в его девственном состоянии - пустыней, заполненной «шумными демонами» которые прорезали тишину своими «жестокими насмешками». По мере того, как сюжет разворачивался, выяснялось, что демоны держат в плену «прекрасную деву Ирригацию». Индейцы игнорировали мольбы Ирригации о помощи, но пионеры услышали её призыв и проложили себе дорогу через «сонмы глумящихся демонов». Усердно работая, пионеры скоро начали освобождать деву. Один актёр возвещал: «Эта помощь освободила её руки, тело её изящно движется. И хотя её ноги всё ещё скованы, земля освобождена из пустынных отвалов песка». Поскольку работа по полному освобождению Ирригации была слишком велика для пионеров, они обратились к Дяде Сэму, который послал свою дочь, Рекламацию, окончательно освободить Ирригацию от демонов пустыни. Театрализованное представление оканчивалось словами: «Не позволяй медведю притеснять слабых - и дай нам не... забыть ценить жизнь превыше всего».⁸² Но пионеры ценили только те жизни, которые они выбрали, чтобы забрать с собой в свой ухоженный сад. Многие евроамериканцы полагали, что западные пустыни были временным состоянием - что это тайный сад, только ожидающий, чтобы его нашли. Агенты по торговле недвижимостью, работавшие на железные дороги и других спекулянтов, убеждали множество потенциальных переселенцев, что дождь будет следовать за их плугами, что сама колонизация и занятия сельским хозяйством устрашат Природу настолько, что она принесёт воду в пустыню.⁸³ Очень скоро люди узнали, что для этого от них потребуется гораздо больше усилий.

Фермеры использовали для ирригации уже большую часть естественных летних вод, но земля всё ещё оставалась сухой. Положение можно было исправить только, сохраняя воду обильных зимних и весенних потоков и используя её затем весь год для орошения больших площадей зерновых культур. Реконструкция больших рек для соответствия человеческим потребностям была вне возможностей частного капитала. Финансирование, строительство и эксплуатация массовых ирригационных проектов требовало поддержки федерального правительства. Но прежде, чем федеральные ресурсы смогли быть использованы для управления реками, должна была быть написана «наиболее важная часть законодательства в истории запада».⁸⁴ Под давлением сенатора от штата Невада, Фрэнсиса Ньюлэндса, Конгресс одобрил Национальный закон об охране и развитии внутренних водных ресурсов в 1902 году, дав жизнь федеральному агентству ирригации - Бюро Рекламации.⁸⁵

Освоением западных пустынь с помощью крупных федеральных проектов занялись прогрессивные реформаторы стыка веков Теодор Рузвельт и Гиффорд Пинчота. Они полагали, что реки должны находиться под управлением специалистов, которые бы использовать науку, технологии и централизованное планирование, чтобы наиболее эффективно эксплуатировать природные ресурсы. На их взгляд, было лучше использовать речную воду для сельского хозяйства вместо того, чтобы её «тратить», позволять ей утекать к морю и растить дикого лосося. Ирония в том, что слово «сохранение» произошло из взглядов Прогрессоров на хранение воды в резервуарах так, чтобы она могла использоваться для орошения зерновых культур в течение летнего сельскохозяйственного сезона. Для Прогрессоров ключ к сохранению был в эффективном использовании всех естественных ресурсов.⁸⁶ Фактически, Прогрессорское движение сохранения не стремилось прекратить массовую эксплуатацию природных ресурсов; скорее, оно стремилось заменить чисто рыночную эксплуатацию хорошо организованной и планируемой эксплуатацией.⁸⁷ В 1900 году термин «сохранение» имел значение, отличное от сегодняшнего.

Бюро Рекламации применило всю власть и ресурсы федерального правительства, чтобы перестроить сезонные потоки западных рек для нужд ирригации, но слабо при этом представляло, какой эффект его методы «сохранения» оказывают на лосося. Бюро строило плотины водохранилищ без каких-либо условий прохода взрослого и молодого лосося и не экранировало ирригационные каналы, чтобы предотвратить попадание рыбы на поля фермеров.

Уже в 1931 году менеджеры лосося и рыбаки жаловались, что Бюро Рекламации небрежно относится к законам штатов, направленным на защиту лосося. Хотя Генри О'Молли, американский специальный уполномоченный по рыболовству, полагал, что «федеральное правительство в своем рассмотрении проектов плотин и ирригации должно следовать законам штата, в котором они работают», Вашингтонский Департамент Рыбы и Дичи указал, что Бюро Рекламации игнорирует законы штата, требующие путей прохождения рыбы через плотины.⁸⁸ С присущим ему стремлением к максимальной эффективности бюро заявило, что сельское хозяйство гораздо лучше использует воду, чем рыба. Такое отношение было выражено генеральным директором управления, Б. Е. Стаутмайером, в письме об ирригации на Якима: «Поскольку в долине Якима проживает приблизительно 100,000 людей, зависящих от ирригации, я не думаю, что есть какой-либо серьезный аргумент, чтобы забрать воду у ферм и садов для улучшения положения рыболовства».⁸⁹

Пока орошаемое сельское хозяйство распространялось по Северо-Западу, огромное количество молодого лосося было убито способом, подобным тому, свидетелем которого стал Лестер Кэмпбелл, описавший сельхозугодья, покрытые ковром серебристого лосося. Когда оглядываешься назад с ясным пониманием ошибок, кажется невероятным, что серебряные поля, подобные полям вблизи Боардмена, штат Орегон, можно было найти повсюду, где водился лосось. Хотя менеджеры знали о проблеме ирригации и понимали её воздействие на рыбу, они делали мало попыток документального подтверждения количества потерянной молоди.⁹⁰ Один биолог пробовал оценить число молодого лосося, убитого ирригационными отводами в Якима. В 1916 году федеральный биолог рыболовства Франк Брайант изучил площадь в 200 орошаемых акров в бассейне реки. После того, как поля были напоены водой, он прошел по всем 200-ам акрам и сосчитал мертвую рыбу. На девяноста процентах площади лежал молодой лосось, в среднем - двадцать штук на каждом акре земли. Принимая, что двадцать рыб погибало на каждом акре орошаемой земли в каждый полив, Брайант, расширил изучаемый участок до полной площади орошаемой земли в акрах в водоразделе и заключил, что каждый полив уничтожал в бассейне Якима 4,500,000 молодого лосося.⁹¹

В 1927 году биологи подсчитали, что 20 миллионов молодых лососей всё ещё гибли ежегодно в незакрытых ирригационных отводах одной только Якимы.⁹² Несмотря на столь массовые потери, до 1930-ых годов было предпринято немного серьезных или эффективных действий, чтобы предотвратить попадание рыбы на сельскохозяйственные поля. Прошло уже более восьмидесяти лет с тех пор, как первые ирригационные каналы начали посылать молодь лосося на смерть. И вот федеральное правительство начало экспериментировать с различными механическими устройствами, чтобы предотвратить вход молодой рыбы в водоотводы.⁹³

В 1949, чтобы компенсировать воздействие крупных проектов развития водного хозяйства на лососей, была инициирована Программа Развития Рыболовства в нижнем течении реки Колумбии. Как часть программы, федеральное правительство финансировало экранирование ирригационных отводов, но тридцатью семью годами позже программа всё ещё обнаруживала неэкранированные отводы в бассейне Колумбии.⁹⁴ Не далее как в 1996, Национальный Совет Научных Исследований в своей работе по изучению лосося сообщил, что менее одной из 55 тысяч водоотводов в Орегоне было экранировано, и 3,240 были внесены в список, как имеющие высокую необходимость экранирования. Кроме того, осмотр насосных участков на орегонском берегу Колумбии в 1994 году обнаружил, что 80 процентов из них не исполняют требований по защите молодого лосося.⁹⁵

Но экранирование ирригационных каналов исправляет только часть проблемы. Вода всё ещё отводится, иссушая потоки или причиняя их перегрев. Недостаток воды в реках остается проблемой, которая в значительной степени игнорировалась.

Плотины

У большинства людей плотины и проблемы, которые они создают для лосося, ассоциируются с большими плотинами, построенными на реках типа Колумбия, Снейк, Скагит, Рог, Тринити и Сакраменто между 1930-ыми и 1970-ыми. Однако ещё до 1930-ых были построены сотни меньших плотин для муниципальных водных хранилищ, запасов для полива, ирригации, золотодобывающей промышленности и выработки энергии. Подобно своим большим копиям, эти малые плотины также не давали лососю достигнуть области нереста, затопленной вверх по течению среды их обитания, и ухудшали среду его обитания ниже по течению, изменяя свойства потока. В бассейне одной только Колумбии до 1930 года на притоках были построены тридцать две крупные плотины. Многие из них превышали в высоту пятьдесят футов.⁹⁶ Проблемы, которые плотины ставили перед лососем, были хорошо известны уже тогда, когда пионеры только прибыли на Северо-Запад. В Новой Англии, где заводская промышленность активно использовала энергию рек, атлантический лосось был уничтожен во многих потоках уже к середине девятнадцатого столетия.⁹⁷ В результате, законодатели Северо-Запада издали законодательство, чтобы защитить лосося от плотин почти сразу, как только началось заселение и развитие региона. Уже в 1848 году граждане Орегона включили в свою территориальную конституцию пункт, утверждающий, что «реки и потоки…в которых лосось найден или в которые он заходит, не должны перекрываться плотинами или чем-то подобным, если только такие плотины или преграды не построены так, чтобы позволить лососю проходить свободно вверх и вниз по таким рекам и потокам».⁹⁸ В 1890 году главный законодательный орган штата Вашингтон также издал закон, требующий обеспечить проход рыбы через все плотины.⁹⁹ Но эти законы, подобно большинству других, направленных на защиту среды обитания лосося, плохо исполнялись.

На юго-западе штата Орегон, в бассейне Рог, например, на притоках в пределах диапазона распространения лосося было построено несколько сот плотин. Они в основном обеспечивали водой горную промышленность и ирригацию. До 1920 года многие из этих конструкций не имели устройств для прохождения лосося. Общественное давление и движение, организованное Р. Д. Хьюмом – владельцем рыбоконсервного завода в нижнем течении Рог - наконец привело к строительству лестниц для рыбы на большинстве плотин-убийц.¹⁰⁰

На стыке столетий две плотины, построенные в основном русле Рога близ Грантс Пасс, штат Орегон, не обеспечивали возможность прохода лосося. Одна из них, сложенная из бревен, 12 футов высотой, была построена энергетической кампанией “Grants Pass Power Supply Company” в 1890 году. Несколько лососей могли преодолеть конструкцию какими-то путями, но большинство было блокировано. В течение всего лета река была переполнена рыбой на расстоянии полмили ниже плотины. В 1905 году наводнение разрушило её, но сразу же была возведена шестифутовая конструкция, в которой также недоставало лестницы для рыбы. Постепенно разрушаясь, к 1940 она уже перестала быть проблемой.¹⁰¹

Вторая плотина наносила столь очевидный вред, и настолько явно игнорировала закон, что простые граждане приняли собственные меры. Амент Дам была конструкцией в 25 футов высотой, построенной в 1905 тремя милями выше Грантс Пасс. Сначала она вообще не имела лестницы рыбы, и ни один лосось не мог пройти вверх по течению. В 1906 лестница была построена в центре дамбы, но действовала неэффективно. Кто-то неизвестный, возмутившись полной блокадой идущего на нерест лосося, пустил по течению на плотину лодку, начиненную динамитом, и повредил так, что восстановить её было невозможно.¹⁰²

В 1930-ые годы федеральные органы планирования заложили основу сорокалетнего безумного строительства плотин на реках, которые всегда были домом лосося. Но задолго до начала этой крупной программы небольшие запруды уже разрушили среду значительного числа мест обитания лосося в небольших притоках. Например, в 1932 году Комиссия Рыбы Орегона подготовила «многоцветную карту промышленности» бассейна Колумбии, создав её на основе данных, собранных за пятнадцать лет. Карта наглядно показала, что «около 50 % наиболее высокопродуктивной области бассейна были потеряны для [лососёвой] промышленности из-за строительства для ирригации и энергетики плотин, изолирующих области нереста».¹⁰³ Плотины уничтожили лосося в крупных реках, особенно в засушливых внутренних областях. В реках высокогорной пустыни, таких как Бойс, Молхеур, Овайхи, Пейит, Уэйзер, Бёрнт и Паудер он исчез в первые десятилетия двадцатого века.¹⁰⁴ На Бруне и Овайхи плотины блокировали всю чавычу, которая шла из океана в Неваду.¹⁰⁵

С 1932 года, когда Комиссия Рыбы Орегона провёла свои исследования, до появления первых систематических обзоров среды обитания должно было пройти ещё шесть лет, так что оценка 50-ти процентной потери, вероятно, не включала ущерб, созданный заготовкой леса, пастбищами и горной промышленностью. С 1840 по 1930 годы, за короткий девяностолетний период (двадцать два поколения лосося чавычи), который последовал за первой мощной волной вторжения пионеров в Северо-Запад, реки региона и среда обитания лосося подверглись существенной перестройке и деградировали. Волны поселенцев делили водоразделы между собой по экономическим интересам. Торговцы мехом брали бобра, горняки - золото и гравий, лесорубы - деревья и берега рек, скотоводы - поля и прибрежные зоны, фермеры – воду, а плотины - энергию рек и жизненное пространство лосося. Каждый хватал часть экосистемы, немного или вовсе сдерживаемый правительством, немного или вовсе не обеспокоенный тем, как его действия повлияют на других. Так они разделили, разбили на части и разрушили дом лосося.

Чтобы всесторонне оценить последствия этого процесса деградации среды обитания, нам нужно вспомнить об эволюционном наследстве лосося - тема, которой мы коснулись в конце первой главы. Как уже было сказано, пейзаж тихоокеанского Северо-Запада невероятно разнообразен. Он включает горы, пустыни, плоские долины, прибрежные предгорья, scablands, и потоки лавы. Большие и малые реки прокладывают себе путь через эту сложную мозаику. Реки, меняя свой вид от сезона к сезону, непрерывно поддерживают основную структуру среды обитания лосося. Взаимодействуя, земля и вода создают множество разнообразных сред обитания, в которых может жить лосось, непрерывную цепочку от устья до истоков. Вдобавок к этому - мешанина природных условий. Климат прибрежных и внутренних областей, зона тени дождя на восточной стороне гор, влажные области на их западных склонах. В этой сумасшедшей неразберихе - тысячи микросред обитания, каждая со своими собственными требованиями к выживанию рыбы.

Для лосося эта путаница сред обитания – набор, состоящий из благоприятных областей, где вероятность его выживания высока, и областей, где она маловероятна. Пики и провалы выживания в этом наборе постоянно меняются, во многом подобно пикам и провалам в морской среде обитания. Например, икра чавычи, отложенная в чистом гравии истоков, имеет большую вероятность выжить, чем икра, отложенная в заиленном гравии нижнего течения реки. Позже, молодая чавыча в нижнем течении реки и в устье имеет большие шансы на выживание, чем рыба, оставшаяся в холодной воде истоков. С другой стороны, через несколько лет вода в нижнем течении может стать слишком теплой для лосося, чтобы он мог пережить в ней лето. Лосось отвечает на пики и провалы выживания в этом наборе благодаря Жизненным Циклам – тем путям, которыми он проходит по реке на всех стадиях жизни. Разнообразие Жизненных Циклов – это способ решения проблемы выживания в многообразной и постоянно меняющейся смеси сред обитания.

На нетронутых реках каждая популяция лосося состоит из нескольких стад, имеющих свои собственные жизненные циклы, иначе говоря - альтернативные стратегии выживания. В отличие от лососей, выросших в инкубаторе, в режиме откормочной площадки, лососи естественных популяций не делают одно и то же в одном и том же месте и в одно время. Они следуют различными тропами жизни через время и пространство. По ходу того, как речная среда обитания меняется из-за стихийных бедствий (пожары, наводнения, засуха, и так далее), одни жизненные циклы поднимают лосося на пик вероятности выживания, в то время как другие – снижают её. Это многообразие жизненных циклов уменьшает риск высокой смертности и гибели всей популяции в естественным образом меняющейся среде. Даже если среда обитания менялась из-за природных катаклизмов и колебаний климата, сложносоставная стратегия выживания лосося позволяла ему оставаться продуктивной и надежной основой экономики индейцев - системы, существовавшей несколько тысяч лет.

Когда белые поселенцы начали перестраивать реки Северо-Запада, одна за другой тропы жизни лосося превращались в смертельные ловушки. Ирригация иссушила реки в нижнем течении, прерывая движение лосося на летние месяцы. Выпас скота уничтожил прибрежную растительность, подняв температуру воды и сократив области обитания подрастающего лосося в потоках. Заготовка леса разрушила среду обитания в реках. Рыбоводные заводы содрали биоразнообразие, как бесполезное лепное украшение, приводя лосося к однородности, больше соответствующей фабричному производству. Плотины отрезали области нереста, роста и перекрыли миграционные пути. На многих реках Северо-Запада нерест и рост молоди лосося ограничены маленькими областями в истоках рек. Проход рыбы ограничен узким окном весной. Разнообразие Жизненных Циклов, сложное множество тропинок жизни в речной среде обитания сильно сократилось. Результат потери разнообразия становится наиболее очевиден в периоды природных катаклизмов, таких как длительная засуха или изменения продуктивности океана.

Сегодня рыбоводы плодят гигантские косяки одомашненного лосося, который запрограммирован мигрировать к морю и возвращаться на нерест в одно и то же время. Эти стада однородного лосося, выпущенного из инкубаторов, порождены видением контролируемых рек и экосистем. Они - проявление попытки загнать рыбу в рамки нашего мировоззрения. И, несмотря на то, что какие-то из тропинок жизни в речной среде обитания сохранились, возрождение тихоокеанского лосося будет невозможно, пока мы порождаем призраков тех жизней лососей, которые когда-то существовали в здоровых реках.

Глава 5

Ничьё богатство

Первая волна евроамериканцев пришла на тихоокеанский Северо-Запад за мехом. Но в скором времени, несмотря на то, что добыча меха оставалась главной задачей, нужда заставила их обратиться к лососю, и не проходило много времени с момента прибытия, как траппер съедал свой первый кусок серебристой рыбы. В первые годы, прежде чем фермерство разнообразило рацион торговцев мехом, многие одиночки, добывавшие мех на отдалённых форпостах Гудзонской компании, жили исключительно на однообразной диете из вяленого лосося. Большинство из них не считало заполнявшую реки серебристую рыбу чьим-то даром и не относилось к ней, как к важному коммерческому товару. После зимы, проведенной почти исключительно на вяленом лососе, они считали его проклятием. При употреблении в больших количествах и в течение длительного времени, сочное мясо лосося оказывает мощное слабительное воздействие. Томас Дирс, служащий форпоста на реке Томпсон, жаловался на это в письме своим друзьям: «Вы знаете, что я человек стройный, и что бы вы сказали, увидев теперь моё истощенное тело. Каждое утро, одеваясь, я подвергаюсь опасности провалиться в брюки и упасть в ботинки. Каждый вечер я ложусь в постель голодным и страстно мечтаю о чём-то лучшем, чем этот ужасный вяленый лосось, которому мы обязаны жизнью. А вот совершенно медицинский факт – этим самым утром один из моих людей, справляя естественные надобности, опорожнил желудок на расстояние в 6 футов. Это реальный и почти невероятный факт, но такое часто бывает у всех нас».¹

Евроамериканцы покупали лосося у индейцев в основном для личного потребления, и незначительное количество.² В некоторых местах, однако, торговцы потребляли больше рыбы. Например, торговцы мехом форта Окаган съели 18411 вяленого и 739 штук свежего лосося в 1826 году. В другом поселении, на озере Стюарт, жители съели 12 тысяч хвостов. Столь сильная зависимость от лосося в первые годы освоения региона на дальних форпостах означала, что в годы слабых подходов лосося трапперам приходилось зимой жить впроголодь.³

Интенсивный вылов истощал популяции бобров, и некоторые торговцы, включая Джона Мак-Лохлина и Джорджа Симпсона, начали в своих мыслях заглядывать вперёд, дальше торговли мехом. Они видели региональную экономику, основанную на экспорте лосося и сельскохозяйственной продукции. Мак-Лохлин и Симпсон верили, что лосось потенциально более важен для долгосрочного экономического успеха их компании на тихоокеанском Северо-Западе, чем сельское хозяйство.⁴

Другие пришельцы тоже видели в массовых подходах лосося коммерческие возможности. Капитан Джон Доминис из Бостона привел свой бриг “Овайхи” в Колумбию в 1829 году и стал первым американцем, солившим и доставлявшим тихоокеанского лосося на Восточное побережье. Заготовка соленого лосося была проста, если не аппетитна. Голову отрезали, и рыбу пластали в длину. Филе снимали и укладывали в большие бочонки с солевым раствором, настолько крепким, что в нем могло плавать сырое яйцо. Когда бурая пена всплывала, рассол сливали и заменяли свежим. Процесс повторяли несколько раз, а потом рыба в свежем рассоле запечатывалась в бочонке.⁴ Заготовленный таким образом лосось обычно хранился несколько недель, достаточно долго для того, чтобы доплыть по океану до пункта назначения.

Доминис засолил и упаковал лосося в 53 большие бочки из-под рома, которые продал в Бостоне на оптовом рынке, получив 742 доллара. Несмотря на первый успех, капитан Доминис не отправился за лососем снова, отчасти потому, что имел трудности с британскими чиновниками из Гудзонской компании. Кроме того, он был раздражен тем, что его заставили уплатить импортную пошлину в 106 доллара, поскольку американское правительство считало тогда нижнюю Колумбию иностранным государством. Но, скорее всего, Доминис забросил лососёвый бизнес потому, что его солёная рыба имела настолько плохой вкус, что весьма слабо продавалась в розницу.⁶ Плохой вкус переработанной рыбы оставался камнем преткновения для раннего лососевого бизнеса.

Как бы то ни было, другой житель Бостона, капитан Натаниэль Вайет, прибыл на Колумбию, чтобы торговать мехом и поставлять соленого лосося. Добираясь сухим путем, Вайет отправил груз бочек и соли по морю, на судне «Султан». Прибыв в форт Ванкувер в 1834 году, он узнал, что «Султан» пропал в море. Пришлось послать за новыми припасами. Тем временем он построил на острове Сауви форт и начал добывать рыбу на месте слияния Колумбии и Вилламетта. Поскольку индейцы были лучшими рыболовами, Вайет планировал нанимать их для лова лосося, которого он хотел солить и продавать на Гавайи и в Бостон. Но у Гудзонской компании были свои планы на этот счёт. Привыкшая к монопольной торговле в регионе, она не намеревалась уступать лов лосося американцам. Мак-Лохлин поднимал цену, которую он платил индейцам за рыбу до тех пор, пока Вайет не понял, что он уже не сможет с ним конкурировать. Через год он свернул свои операции и покинул Колумбию, лишь частично загруженный соленой рыбой.⁷

Гудзонская компания продавала лосося через сеть своих магазинов. В Лондоне вспомогательная фирма «Пелли, Симпсон и Компани» помогала расширять рынок потребления соленого лосося в Европе, но стоимость экспортируемого лосося оставалась небольшой. Из-за частой нехватки соли и бочек, из-за того, что продукт получался низкокачественным, Гудзонская компания не могла расширить свой бизнес рыбных поставок настолько, чтобы полностью использовать огромное количество рыбы, входившее в реки каждый год. Из-за плохого качества товара рынок сужался и в конце концов экспорт солёного лосося в Англию компания прекратила.⁸ Но даже при этих проблемах суда, покидающие Колумбию, обычно везли несколько бочек солёного лосося в качестве груза. Когда Британия и Америка в 1846 году подписали международный договор, устанавливающий границу по 49-ой широте, Гудзонская компания покинула низовья Колумбии, оставив рыбалку индейцам и американским поселенцам.

Когда в 1840-ые и 1850-ые годы эмигранты потекли на Северо-Запад, привлеченные плодородными полями долины Вилламетт в Орегоне или золотом Калифорнии, американские бизнесмены попытались возобновить коммерческий лов лосося. В 1850-ые годы 60 судов ловили рыбу в Сакраменто между фортом Саттера и бухтой Суисин. К 1853 году солёный лосось, добытый на Сакраменто, проложил себе путь через рынок Сан-Франциско в Австралию. Но рабочие волнения в среде рыбаков, стремления к поиску золота и недостаток соли мешали работе зарождавшейся рыбной промышленности Калифорнии.¹⁰

Американские бизнесмены попытались возобновить коммерческий лов лосося севернее – на Колумбии. Местные жители ловили его жаберными сетями, солили и отправляли на Гавайи и Восточное побережье. В 1861 году Х. Н. Райс и Джотэм Рид засолили 600 бочек лосося, в каждой около 200 фунтов, и продали их по $12 за бочку. Через год они засолили и продали 2 тысячи бочек лосося, но растущее предложение сбило цену до 6 $ за бочку.¹¹ В 1860-ых коммерческая лососёвая промышленность появилась и на Колумбии, но непредсказуемое и зачастую плохое качество солёного лосося мешали увеличению рынков и прибылей. Каждый год, когда лосось возвращался с кормивших его океанских пастбищ на нерест, бесхозное богатство наполняло реки Северо-Запада. Чтобы завладеть им, рыбаки должны были понять, как превратить лосося в ходовой товар.

Зарождение и развитие промышленности консервирования лосося.

Первым белым рыбакам пришлось столкнуться с той же проблемой, с которой столкнулись три тысячи лет назад индейцы. Лосося легко было выловить в больших количествах за то короткое время, пока он шел на нерест, но добыча пропадала через несколько дней, если не была обработана. Соленый или копченый лосось терял свои вкусовые качества, а плохой вкус мешал увеличению потребительского рынка до размеров, которые возможно было обеспечить. Предпринимателям был необходим такой способ заготовки рыбы, который сохранял бы её вкусовые качества даже после долгого хранения. Первые рыбаки не знали, что решение этой ключевой проблемы уже существовало. На самом деле оно было известно уже более полувека.

В 1809 году французский биохимик Николас Апперт участвовал в конкурсе изобретателей по изысканию способа сохранения здоровой пищи для измученной цингой армии Наполеона Бонапарта. Он получил приз – 12 тысяч франков за довольно простую, но эффективную идею. Он укладывал свежие или приготовленные мясо, рыбу или овощи в бутыли, запечатывал их и нагревал в кипящей воде. Еда, приготовленная таким образом, сохраняла свои вкусовые качества и могла храниться несколько месяцев. Изначально придуманное для армии Наполеона, консервирование, в конце концов, произвело революцию во всей пищевой промышленности.¹²

Николас Апперт подал идею, а Уильям Хьюм приложил энергию, воображение и смелость, принеся её на Северо-Запад и положив начало промышленности консервирования лосося. Хьюм был одним из тысяч американцев, пересекших в 1849 году континент, чтобы найти золото в горах Калифорнии, но его мотивы и цели были иными, чем у его товарищей. Прежде, чем покинуть Аугусту, штат Мэн, Хьюм занимался ловом атлантического лосося. И в отличие от других эмигрантов он не собирался искать золото в гравии калифорнийских ручьев. Он пришел, неся с собою сделанные им самим жаберные сети, чтобы добывать серебро, заплывающее в Сакраменто. Через несколько лет лова и продажи лосося на рынке свежей рыбы, Хьюм вернулся в 1856 году в Mэн и рассказал своим братьям историю о миллионах лососей в реках западного побережья и о том, как легко его ловить. Он убедил братьев Джорджа и Джона, и они поехали с ним в Калифорнию. Во время своей поездки в Калифорнию братья Хьюм и увидели связь между открытием Николаса Апперта и тихоокеанским лососем.

Поскольку в то время каждая консервная банка делалась и запечатывалась вручную, жестяные работы были неотъемлемой частью ранней рыбоконсервной промышленности. Братья Хьюм знали, как ловить рыбу, но у них не хватало знаний и умения для того, чтобы запустить рыбоконсервное производство. К счастью, один из одноклассников Джорджа Хьюма работал жестянщиком и уже имел некоторый опыт в консервировании лобстера и атлантического лосося. Джордж вернулся в Мэн в 1863 году и убедил своего друга, Эндрю Хэпгуда, присоединиться к братьям в Калифорнии следующей весной.

Самый младший из братьев – Роберт Денистон также присоединился к компании в качестве заместителя на небольшом жаловании. Ещё мальчиком он был свидетелем публичного спора двух богатейших людей Аугусты о том, как разделить лосося в реке Кеннебек; лосося было уже настолько мало, что только богачи могли себе его позволить, но даже тогда его не хватало.¹³ Сейчас он стремился увидеть собственными глазами миллионы лососей, наполняющих западные реки. Следующей весной, на барже, стоявшей на якоре напротив K. Стрит в Сакраменто, фирма Хэпгуд, Хьюм и Компания начала паковать чавычу в сделанные Эндрю Хэпгудом жестяные банки.¹⁴

Тридцать девять лет спустя Р.Д. Хьюм, к тому времени главная фигура в индустрии консервирования лосося, вспоминал тот первый год. Они законсервировали 2 тысячи ящиков лосося, но трудности были столь велики, что он не понимал, почему они не бросили дело. Все банки нужно было запаивать вручную грубым инструментом Хэпгуда. Процесс этот зачастую давал неполную герметичность, а способа проверить качество пайки не было. Несколько банок взорвалось при варке, а половина упакованного лосося испортилась, ещё на барже из-за негерметичной консервации. Трудности были велики, но ещё тяжелее оказалось убедить торговцев в Сан-Франциско покупать новый продукт. К концу первого сезона все эти проблемы довели компаньонов до грани отчаяния, так как «несколько сотен долларов представляли весь их интерес в этом бизнесе». И вот, когда они уже были готовы всё бросить, один бизнесмен из Сан-Франциско оплатил расходы по доставке и нашел рынок сбыта консервированного лосося по цене $5 за ящик. Индустрия выжила.¹⁵

Но эйфория продлилась недолго. Хэпгуд верил, что он сможет решить проблему некачественной пайки банок, но существовал фактор, который братья Хьюм не могли контролировать - подходы лосося. К 1864 году стада лосося на Сакраменто быстро истощались. Ирригация, строительство железных дорог, гидравлические методы горнодобывающей промышленности стремительно разрушали среду обитания лососёвых, сокращая подходы рыбы.

Несмотря на обескураживающе слабый подход рыбы в 1865 году, Хэпгуд, Хьюм и Компания смогли законсервировать ещё 2 тысячи ящиков чавычи на своей временной барже, но братья понимали последствия ухудшения среды обитания в реке. Три поколения Хьюмов ловили атлантического лосося на Кеннебеке в Мэне и за это время они стали свидетелями коллапса рыболовства из-за загрязнения и непреодолимых плотин. Мрачная ситуация, складывавшаяся на Сакраменто, была им слишком знакома. Но братья оставались оптимистами. В конце концов, это же был Запад. Здесь было, куда отправиться, и всегда находилась река, в которой ещё можно было ловить рыбу. И в 1866 году Джордж и Уильям Хьюм отправились на север, к Колумбии, в которую ещё возвращались на нерест миллионы лососей.

Они выбрали место у Игл Клифф, в сорока милях от моря, на вашингтонском берегу реки. Построили консервный завод и перевезли всё своё оборудование из Калифорнии. В первый год они произвели 4 тысячи ящиков, в каждом 48 однофунтовых банок.¹⁶ Чтобы оценить значение перемен, которые новая технология консервирования привнесла в лов лосося, посмотрим на быстрое изменение объемов вылова.. В 1860 году вся добыча лосося в Орегоне оценивалась в $13450.¹⁷ В 1866 году 4 тысячи ящиков консервированного лосося братьев Хьюм стоили $32 тысячи, а четырнадцать лет спустя стоимость лосося, добытого на Колумбии, увеличилась стократно, до $3,257,790.¹⁸ Хьюм разбогатели, а их открытие дало толчок очередному наплыву искателей приключений, на этот раз стремящихся добыть лосося из рек.

Предприниматели, глядя на древние реки Северо–Запада, ежегодно привлекающие миллионы лучшего лосося, видели перед собой лишь бесхозное богатство, плывущее из океана прямо в их сети. Всё, что им нужно было сделать – превратить лосося в товар и, в конце концов – в деньги. Но, чтобы сделать это, им нужно было решить четыре основные проблемы. Они нуждались в технологии, которая сделала бы лосося вкусным продуктом с долгим сроком хранения. Им нужен был рынок сбыта больший, чем тот, который когда-то был создан Гудзонской компанией. Им необходимо было создать рыбное производство с эффективными технологиями. И, наконец, нужен был капитал, чтобы производить и покупать консервирующее оборудование.

Пионерское производство Хьюмов решило первую проблему. Лосось из грубых, сделанных вручную консервных банок на вкус был гораздо лучше, чем соленая или вяленая рыба. Рынки были готовы расширяться, особенно в индустриально развитых городах востока США и Англии, где растущее число рабочих вызвало большой спрос на дешевую, здоровую пищу. В Англии, например, рабочие покупали консервированного лосося по цене, вдвое меньшей, чем свежее мясо. Консервированный лосось стал настолько привычен в Англии, что даже британская армия внесла его в свой обычный рацион.¹⁹ Эффективные технологии, необходимые для механизации консервирования, уже были разработаны на восточном побережье и в Англии, где массовое производство мяса, рыбы, фруктов и овощей было хорошо развито.²⁰ И еще, Западу нужен был капитал.

К счастью для предпринимателей, США тогда находились на волне экономического роста, подхлестнутого индустриальной революцией. Как это видел французский политолог Эмил Буотми, основной движущей силой Америки в то время была не её хвалёная демократия, а экономика. Эмиль Буотми сравнивал страну с огромной коммерческой компанией, имеющей целью разработку, освоение и капитализацию огромных пространств своей территории.²¹ Америка желала инвестировать разработку своих природных ресурсов. Капитал искал вложений в потенциальную прибыль, даже если это была лишь искра идеи, мерцание которой в просторах дикого запада поддерживали в борьбе четыре рыбака из Мэна. Хьюмы легко нашли инвесторов с деньгами, которые позволили им получить больший доступ к бесхозному богатству, которое заплывало в реки Северо-Запада.

С притоком капитала индустрия консервирования лосося вступила в период быстрого роста. За два десятилетия был освоен весь регион. Когда Хьюмы переехали в Игл Клифф, они привезли с собой только заводик, который до того стоял на Сакраменто. Однако в 1874 году увеличение подходов лосося стимулировало новые инвестиции в индустрию консервирования лосося. Производство на Сакраменто достигло своего пика в 1882 году, когда на 19-ти заводах было произведено 200 тысяч ящиков лосося.

После первого года успешной работы на Колумбии братья Хьюм и Хэпгуд приобрели финансовую самостоятельность, и каждый построил свой собственный завод. Огромные прибыли и свободный лов рыбы привлекали многих в новую индустрию. К 1883 году на Колумбии действовал уже 31 завод. В тот год добыча весенней и летней чавычи на реке достигла своего пика. Когда стада весенней чавычи стали подавать первые признаки истощения, заводы начали консервировать считавшуюся худшей по качеству осеннюю чавычу. В конце концов, потребность растущего числа заводов в рыбе стали обеспечивать другие виды лососёвых, такие как нерка, кижуч и горбуша (Рисунок 5.1).

Рыбоконсервные заводы распространились по всем рекам Северо-Запада. Например, самый молодой из Хьюмов, Роберт, в 1876 году продал свой завод на Колумбии и переехал на юг, на реку Рог. В том же году фирма Джексон, Майерс и Компания направилась на север к Пьюджет-Саунд, где построила рыбоконсервный завод севернее Сиэтла у Мукилтео.²² Подобно гигантскому спруту, лежащему на Колумбии, промышленность простерла свои щупальца к большим и малым рекам в самых отдаленных уголках тихоокеанского Северо-Запада. К концу 1880-ых добыча рыбы велась в большинстве рек побережья штатов Орегон, Вашингтон и Калифорния, в которых популяции лосося были достаточно большими, чтобы обеспечить работу консервного завода (Таблица 5.1). Даже в малых реках лосося вылавливали и отправляли к ближайшим заводам.

Рисунок 5.1. Уловы Чавычи, кижуча, кеты и нерки в Колумбии, 1866-1994 (Источники: Бейнинген 1976, Департаменты Рыбы и Дикой Природы штатов Орегон и Вашингтон 1995)

Одновременно промышленность развивалась и в Канаде. Джеймс Сим в порядке эксперимента законсервировал несколько ящиков лосося на Фрейзере уже 1867 году. Он экспортировал дюжину упаковок в Англию и прекратил операции. Небольшие рыбоконсервные заводы появились снова в 1870 году и остались в постоянной работе. Как только заводы закрепились на Фрейзере, они быстро распространились на другие реки. К 1900 в Британской Колумбии действовало уже семьдесят восемь рыбоконсервных заводов.²³

На Колумбии переход к лову и консервированию других, помимо чавычи, видов лосося лишь на время отодвинул неизбежное. Общий объем производства консервных заводов по всем видам лосося на Колумбии достиг максимума в 635 тысяч ящиков в 1895 году. К тому времени лосось не только подвергался интенсивному лову, но и страдал от быстрого ухудшения среды обитания в обширной сети притоков Колумбии. Несмотря на то, что рыбы всё ещё было в достатке, многим наблюдателям становилось ясно, что консервная промышленность не выживет, если штаты не примут меры по защите лосося.²⁴ Колумбия сохраняла свое лидирующее место в промышленности недолго. В 1897 производство лосося в Британской Колумбии превысило один миллион ящиков. Потом консервные заводы Пьюджет-Саунда упаковали почти один миллион ящиков в 1899. В том же году продукция консервных заводов штата Аляска впервые превысила показатель в один миллион ящиков.

Лов лосося, который зародился на Сакраменто и за тридцать лет превратился в полноценную отрасль промышленности на Колумбии, где с тех пор и находится её центр, обязан этим богатству вод штатов Аляска и Британская Колумбия. К 1915 году уловы лосося во всех реках к югу от Фрейзера достигли своего пика и прошли его (Таблица 5.2).Уже никогда не стояло больше тридцати девяти консервных заводов на Колумбии, а после 1887 года число действующих рыбоконсервных заводов начало медленно, но неуклонно уменьшаться.²⁵ Последний из стоящих на Сакраменто закрылся в 1919 году, упаковав всего 3,125 ящиков рыбы. Менее чем за пятьдесят лет (а это двенадцать поколений чавычи), запасы природы были разграблены. Её не принадлежащее никому богатство - тихоокеанский лосось - пожиралось на жадных линиях заводов. Рыбоконсервная промышленность к югу от Британской Колумбии уже посеяла семена своего окончательного упадка.

Таблица 5.1. Даты строительства первых рыбоконсервных заводов в штатах Орегон, Вашингтон и Калифорния.

Местоположение

Первый завод

КАЛИФОРНИЯ

Sacramento River (Сакраменто)

1864

Smith River (Смит)

1878

Klamath River (Кламат)

1888

Noyo River (Нойо)

1917

ОРЕГОН

Columbia River (Колумбия0

1866

Rogue River (Рог)

1877

Siuslaw River (Сиусло)

1878

Umpqua River (Умпква)

1878

Coquille River (Кокуиль)

1883

Tillamook Bay (Бухта Тилламук)

1886

Alsea River (Олси)

1886

Nehalem River (Нехалем)

1887

Nestucca River (Нестакка)

1887

Coos River (Кус)

1887

Yaquina River (Якина)

1887

Siletz River (Силез)

1896

ВАШИНГТОН

Puget Sound (Пьюджет-Саунд)

1877

Grays Harbor (Залив Грейс)

1883

Willapa Bay (Бухта Уиллапа)

1884

Queets River (Квитс)

1905

Quinault River (Квиналт)

1911

Soleduck River (Соулдак)

1912

Hoh River (Хо)

1917

Источник: Кобб 1930.

Таблица 5.2. Максимальные значения выработки продукции из всех видов лосося некоторыми рыбоконсервными заводами на южном берегу Фрейзер. Источник: Кобб 1930.

Местоположение

Год максимального производства

Количество ящиков

Sacramento River (Сакраменто)

1882

200,000

Columbia River (Колумбия)

1895

634,696

Willapa Bay (Бухта Уиллапа)

1902

39,492

Coastal Oregon rivers

(Реки побережья штата Орегон)

1911

138,146

Grays Harbor (Залив Грейс)

1911

75,941

Klamath River (Кламат)

1912

18,000

Puget Sound (Пьюджет-Саунд)

1913

2,583,463

Coastal Washington rivers

(Реки побережья штата Вашингтон)

1915

31,735

Консервирование лосося

Ветреным мартовским днем 1916 года в парке Волантир города Сиэтла шестнадцать мужчин и женщина позировали для фотографии перед статуей Уильяма Сьюарда, человека, благодаря которому был куплен штат Аляска и его богатые лососем реки. Глядя на эту фотографию через восемьдесят с лишним лет, понимаешь, что люди, одетые в темные костюмы, пальто и мягкие фетровые шляпы – сливки американского капитала и его индустриальной экономики. В центре стояла большая гора банок, которую собирались отослать президенту Уилсону и его кабинету по случаю четвертой годовщины «Дня Консервированного Лосося». Гора лососёвых консервов была символом того, что могли сделать люди, которые обладали достойными качествами «бережливости и предприимчивости», если им был предоставлен неограниченный доступ к свободным богатствам дикого запада.²⁶

Одетые в темное люди представляли крупнейшие продовольственные, рыболовные и железнодорожные компании. Их стараниями возвращение лосося стало уже не локальным событием, которое праздновали индейские племена или изолированные общины финских и норвежских рыбаков. День Консервированного Лосося заменил Церемонию Первого Лосося индейцев и, следуя за расширяющимися рынками, праздновался в таких отдаленных и маловероятных местах, как Миннеаполис, Цинциннати, Лос-Анджелес, Бостон, Денвер и Нью-Йорк. В тот мартовский день 1916 года промышленность консервирования крепко стояла на ногах, и ожидала первого весеннего лосося, возвращающегося в Северо-Западные реки. Рыбаки, китайские рыбообработчики, закатчики консервов, инженеры железной дороги и банкиры ждали и задавались вопросом: “Хорошим или плохим будет этот год?”, почти так же, как коренные народы региона ждали и задавались этим вопросом тысячи лет.

Рыбак, работник консервного завода, железной дороги и банкир не собирались обращаться с лососем как с подарком, они не выказывали какого-то особого уважения первой или последней рыбе сезона. Они не пели песен мольбы лососю, но принимали участие в церемонии и пели песни другого рода. Мисс Джой Дженотт, единственная на фотографии дама, выпрыгивала из больших красных, белых и синих копий консервной банки и пела «Сказ о Лососе», который включал лирику вроде: «Вы лучше выгляньте, мистер Лосось, или жестянщик доберется до Вас».²⁷ В своей речи перед собравшейся толпой Председатель Большой Северной Железной дороги Ф. В. Браун обобщил взгляд индустриальной экономики на лосося следующим образом: консервированный лосось «высоко ценится железной дорогой», но его коллеги ничем не могут помочь живому лососю, потому что «он сам обеспечивает свою собственную транспортировку».²⁸ Лосось больше не был гражданином одного с людьми общества. Вместо этого он был низведен до уровня товара, и имел ценность, только если был помещен в банки и продан.

Мало того, что владельцы консервных заводов смотрели на лосося, как на товар, но в духе игры, они ещё и относились к рыбе, как к простым цифрам. Историк Диана Невелл назвала такое отношение «играми взрослого человека».²⁹ В ранней промышленности консервирования лосося взрослые люди старались обойти друг друга в высоко спекулятивной игре без правил, в которой сколачивались и терялись состояния.

После того, как Р. Д. Хьюм перевёз свой консервный завод на Рог в 1876 году, он предпринял некоторые шаги по защите своих вложений от свободного лова, из-за которого он покинул Колумбию. Он выкупил всю приливно-отливную зону в устье и быстро установил монополию на лов лосося по всей реке. Но Хьюм не удовлетворился простым объединением своей экономической и политической власти над южным побережьем Орегона. Он не смог удержаться от игры, и решил бросить вызов одному из индустриальных гигантов, Рыбоконсервной Ассоциации Аляски (Alaska Packers Association (APA)). Созданная в 1893 году, APA представляла собой слияние нескольких независимых компаний, и была призвана регулировать цены и объединить производство на меньшем количестве заводов для сокращения издержек. APA делала то же самое, что и Хьюм на Роге, но в большем масштабе. Ассоциация контролировала 72 процента от всего лосося, производимого в штате Аляска.³⁰

В 1893 году сутяга Хьюм предъявил APA иск по использованию торговой марки. Хотя дело было формально улажено в суде, оно, очевидно, осталось для Хьюма нерешенным, потому что в том же году он послал судно «Ferns S. Thompson» к Аляске, чтобы бросить вызов монополии APA. Его авантюра на Аляске провалилась, а APA приняло ответные меры, послав свой пароход «Thistle» на Рог, чтобы подорвать монополию Хьюма. Ведя торговлю различными товарами, арендуя сети рыбакам и заготавливая лосося, капитан «Thistle» заявлял, что река Рог открыта для любого, кто хочет ловить рыбу.

19 октября 1893 года, через несколько месяцев после того, как APA появилась на Роге, ночной пожар полностью уничтожил рыбоконсервный завод Хьюма. «Gold Beach Gazette», газета Хьюма, обвиняла в диверсии APA, но многие подозревали, что Хьюм сам совершил поджог, чтобы получить страховку. Борьба на реках Аляски и Орегона дошла до судов и даже до американского Конгресса. APA легко сохранял свое давление на рыболовство на Роге, а Хьюм, которому не удалось выиграть дело в судах, вынужден был занимать деньги, чтобы продолжать держать «Ferris S. Thompson» в водах Аляски. Наконец, 20 марта 1895 года противники внезапно уладили спор, и каждый освободил территорию другого.³¹

APA наверняка не был заинтересован в лососе маленькой реки на юге штата Орегон. Это была игра, шахматный матч в региональном масштабе, в котором люди пробовали «вытолкнуть» друг друга и в залах заседаний и на диких реках.³² В основе игры, поддерживая всю суперструктуру промышленности, лежало обилие лосося, свободно вылавливаемого, и, по-видимому, неистощимого, способного стерпеть злоупотребления человека и всё ещё возвращающегося каждый год миллионами в свои родные реки. Эти драмы обычно назывались рыбными войнами, но поединки в действительности шли не из-за рыбы. Они велись за власть и контроль над ресурсами - любыми ресурсами. Когда исчез лосось, его место в качестве повода войн заняли вода для ирригации, гидроэлектроэнергия, общественные пастбища или деревья. Игра, в которую играли люди, расхватывая бесхозные богатства Северо-Запада, не требовала лосося. Фактически, как только стало ясно, что защита среды обитания лосося становится помехой для индустриальной экономики, приоритет и рыбы и рыбоконсервной промышленности быстро понизили. Но эта часть истории была всё ещё на сорок лет в будущем.

Предприниматели не размышляли о лососе в философских категориях. В то время как мир индейцев был сосредоточен на сезонных циклах природы и ритме жизненного цикла лососей, мир предпринимателей - в махинациях на рынках. Ежедневно руководитель предприятия заботится о разнице между вложениями в лосося и ценой, которую получает за него. Чтобы максимизировать эту разницу, производственные линии должны работать максимально эффективно, особенно когда много компаний конкурирует за место на рынке.

В сердце действий каждого консервного завода была абсолютная потребность поддерживать непрерывную поставку рыбы. Поскольку рыба была дешева, лучше было иметь в наличии избыточную поставку, чем рисковать и при недостатке рыбы получить 200 - 400 бездельничающих рабочих на линии. Рыбаки шли на это. Они ловили всю рыбу, какую могли, чтобы заработать достаточно денег за короткий период, и обеспечить себя на весь год. Результатом становились огромные отходы. Избытки лосося сваливались на полу консервных заводов, где они начинали гнить прежде, чем их сгребали назад в реку. Как только заводы заполняли свои емкости, рыбаки, которые не могли продать улов, просто сбрасывали рыбу за борт. В первые годы работы рыбопромышленности на консервных заводах перерабатывались только основные стада весенней и летней чавычи Колумбии и нерки Фрейзера. Другие виды лосося заводы не принимали.³³

Монт Хауторн был ещё молодым человеком в 1883 году, когда он прибыл в Асторию, штат Орегон, чтобы начать изучение бизнеса в рыбоконсервной промышленности. Он остановился в Астории во время одного из самых больших подходов лосося в истории Колумбии. Рыба была всюду, поэтому его первой задачей было просто научиться справляться с ароматом, исходящим от больших груд гниющего лосося и отходов консервного завода, которыми был завален берег реки. Хауторн был настолько расстроен огромными отходами рыбы, что захотел с этим что-то сделать. В последующие годы он вспоминал разговор с представителем правительства, который прибыл в город, чтобы строить рыбоводные заводы. Человек из правительства считал, что трата рыбу впустую была позорной практикой, но ничего не мог поделать, потому что «он был послан, чтобы сохранить лосося, строя рыбоводные заводы». Хауторн вспоминал, что каждую ночь назад в реку выбрасывали около 500 больших рыбин.³⁴ То, чему он стал свидетелем, было типично для консервных заводов, работавших на Северо-Западе.

Отходы были повсеместными и потрясающими. Некоторые из консервных заводов, работавших на Фрейзере, упаковывали только брюшки лосося и выбрасывали спинки. В годы самых больших заходов нерки заводы на Фрейзере обрабатывали 25-35 миллионов из общего количества выловленной рыбы в 35 - 50 миллионов. Разница в основном становилась отходами.³⁵

С появлением промышленного рыболовства рыбаки подобно акулам в безумии жажды крови напали на огромные стада лосося. Тысячи, а возможно и миллионы лососей были убиты впустую рыбаками, которые продолжали фанатично ловить рыбу и после того, как заводы прекращали её покупать, хорошо понимая, что им придётся выбросить свой улов. Не убранные невода продолжали захватывать лосося, и заполнялись мертвой рыбой, покуда она не превращалась в гниющую плоть.³⁶ Обработчики, охваченные безумием, иногда перерабатывали рыбу, пролежавшую несколько дней, даже если она уже была наполнена личинками. Конгресс не издавал федеральных инструкций, которые помогли бы гарантировать качество консервированного лосося до 1906 года.

Для индейцев Северо-Запада лосось был даром, требующим уважения. Но для белых людей и их индустриальной экономики рыба была неистощимым сырьем, необходимым для их механизмов. Эти взгляды на лосося не могли быть более разными. И хотя некоторые люди, подобно Р.Д. Хьюму, высказывались за хозяйский подход и рачительность, большинство, склонившись перед духом наживы, редко думало о лососе - по крайней мере, до тех пор, пока снижение уловов не начинало угрожать прибылям.

Рыбаки

Несмотря на то, что рыбопереработчики строили свои склады и линии заводов у самой воды, они были далеки от рек, текущих у их порогов. Их интересам ближе были восточные города с большими рынками и финансовыми учреждениями - источники прибыли и капитала. Их достаток и уровень жизни рос или падал в зависимости от решений, которые принимали люди в Нью-Йорке, Лондоне и Чикаго, мало, что знавшие о Северо-Западе, его реках, людях или лососе, в которого были вложены их капиталы.

Рыбаки – другое дело. Их судьба экономически тоже, в конечном счете, была связана с восточными промышленниками, но рыбаки всё же сильнее были связаны с рекой - рекой, чей лосось мог кормить их и их семьи, рекой, чьи сердитые капризы могли убить их. Рыбак, река, лосось, лодка и сеть, слитые в образ жизни. Как сказал сэр Вальтер Скотт: «Вы покупаете не рыбу, а человеческие жизни».³⁷

Почти все первые рыбаки использовали тяжелое полотно жаберной сети длиной от 250 до 1,500 футов и ловили рыбу ночью, когда ячея сети была невидима для лосося. Каждый вечер в сезон его хода они выводили флот маленьких лодок под особыми парусами «бабочкой», подсвечиваемыми закатным солнцем . Флот приплывал в «рыбью темноту» - время, когда лосось начинал двигаться, пока река меняла свой цвет от ярко синего к золотому и, наконец, к черному.³⁸ На воде рыбаки боролись с ветром и дождём и проклинали стволы огромных деревьев, захороненные на речном дне, за которые цеплялись сети. Рыбаки знали не понаслышке, что река капризна. Однажды, сильно прогневавшись, она могла уничтожить их, а на другой день могла стать такой тихой, что казалось, ласкала лодку. Река была продолжением их жизней, живым существом, которое они должны были хорошо знать, чтобы выжить. Те, кто не знал, платили высокую цену. Каждый год в течение 1880-ых Колумбия забирала от двадцати до шестидесяти жизней рыбаков. Однажды после окончания рыбацкой забастовки, когда все они помчались на реку прямо в челюсти шторма, погибло сразу двадцать человек. По всему побережью каждый год жизни теряли до 250 рыбаков.³⁹

Рыбаки существовали на то, что историк Карлос Швантес назвал «пределом заработной платы рабочего». Скудно населенный Северо-Запад не имел местных рынков сбыта для потребления производимых здесь товаров, поэтому древесину, рыбу и полезные ископаемые отправляли на восток. Рыбаки, горняки и лесорубы были всегда на милости тех, кто управлял рынками, удерживал низкую заработную плату и заставлял их жить безо всякой надежды на лучшее будущее и лишь чуть лучше черты бедности.⁴⁰ Лосось в изобилии приплывал в реки в первые годы рыболовства, но рыбаки получали за свой труд немного. По словам А.Л. Флешера, который ловил рыбу в Якина Бей на орегонском побережье: «Вы ничего не смогли бы сделать при 2-3 центах за фунт. Не было никакого выхода. Вам пришлось бы ловить тонны и тонны чтобы хоть что-нибудь сделать... У нас был целый акр сада - вот как мы выжили».⁴¹

Это была трудная жизнь, но были времена, как вспоминал Эдвард Берд, когда рыбаки и река, казалось, жили в гармонии. Родившийся в 1895 году в Янгс Бей, что в низовьях Колумбии, Эдвард Берд провел свою рабочую жизнь в индустрии лосося. «Не было более красивого вида, - вспоминал он, - чем флот из 3 или 4 сотен рыбацких лодок, раскрывших паруса и плывущих из Астории воскресным вечером почти на закате, чтобы найти место, которое они полагали благоприятным для того, чтобы бросить сети и надеяться на хороший улов».⁴²

Рыбаки лососёвой промышленности конца 19-го века были загадкой, их трудно охарактеризовать, используя общепринятые понятия. Лов рыбы и работа рыбоконсервных заводов обеспечивали сезонную занятость иммигрантам из Европы и Китая, а многие из них были неуправляемыми бродягами, которые пьянствовали и пробивали свою дорогу в жизни через стада лосося. В 1880 году около 90 процентов рабочей силы, используемой в рыбной промышленности Орегона составляли иностранцы, и около половины из них были китайские рабочие консервных заводов.⁴³ Через некоторое время приезжих рыбаков сменили постоянно проживающие, которые ловили рыбу во время хода лосося и работали на заготовке леса в течение всего остального года. Эта, более поздняя группа, сформировала крепкие, трудолюбивые общины, большую часть которых представляли выходцы из Скандинавии. Они выразили свои опасения, трудности работы, неуверенность в завтрашнем дне и радость жизни рыбака в высказывании: «Начинать всегда трудно, работа - наша радость, а трудолюбие преодолевает неудачу».⁴⁴

В свободном, ничем не ограниченном рыболовстве конкуренция была напряженной. В отсутствие эффективной государственной власти рыбаки сами боролись между собой за право лова и использование орудий лова. Через какое-то время набор неписаных правил создал подобие порядка. Этнические общины часто устанавливали требования к определенному способу лова, в случае лосося, например, определяли дрейф жаберных сетей. Греческие рыбаки имели свой собственный участок для сплава жаберных сетей, отмеченный флагами, в нижнем течении Сакраменто, и строго запрещали другим этническим группам использовать его.⁴⁵ На Колумбии в местах лучшего лова преобладали шведы и финны. Правительственного регулирования лова не было, и рыбаки руководствовались своими собственными обычаями, что иногда приводило к фатальным результатам.

Китайских рыбаков совершенно лишили права ловить лосося. В 1887 году в сообщении о рыболовстве на Сакраменто профессора Стаэндфордского Университета Дэвид Старр Джордан и Чарльз Гилберт отмечали, что все рыбаки лосося были белыми. Согласно Джордану и Гилберту, не было законов, регулирующих национальность рыбаков, но каждый знал, что любая попытка китайца ловить лосося встретит «всеобщее и вероятно фатальное возмездие».⁴⁶ Китайские рыбаки в северной Калифорнии добывали креветку, кальмара и морское ухо, но и там их всячески притесняли и, в конечном счете, исключали в соответствии с уставом. Джордж Хьюм привёз китайских чернорабочих на Колумбию в 1872 году, но их участие в производстве было ограничено работой на заводе, так как неписаные правила не позволяли им ловить рыбу. В 1880 году группа китайцев восстала и попыталась ловить лосося на Колумбии. Части их лодок и сетей были найдены на берегу, и местные рыбаки не скрывали тот факт, что китайцев утопили.⁴⁷

Китайцы были не единственной этнической группой, исключенной из лова рыбы. Любого, кто не входил в группу, контролирующую местный лов, могли посчитать иностранцем, и этого было достаточно, чтобы запретить ему участие в рыбалке. Иностранцы часто характеризовались как люди жадные, выступающие против бережного отношения к рыбе, и значит, необходимо было их остановить, чтобы спасти рыболовство.

Ксенофобия работала против китайских рыбаков в Сан-Франциско Бей и на Колумбии. Она также использовалась и против австрийцев, которые начинали ловить лосося кошельковыми неводами на Пьюджет-Саунд и в нижнем течении Колумбии в 1914 году. Тот факт, что Первая мировая война сделала Соединенные Штаты и Австрию врагами, увеличил список обид на них. Коренные народы региона, для которых все были пришельцами, также оказались вне новых рыбацких общин. И хотя они ловили лосося здесь тысячи лет, с ними теперь обращались так, будто они были иностранцами, и обвиняли их в истощении лососевых стад.⁴⁸

Замещение индейских рыбаков

Среди разнообразного множества природных ресурсов, на которых основывалась экономика индейцев, лосось был уникален, потому что имел коммерческий интерес и для экономики белого человека. Лов лосося мог бы стать способом подключения индейцев к рыночной экономике, но этого не случилось, по крайней мере, в первые десятилетия промышленного консервирования лосося.

Когда первые белые поселенцы вступили на Северо-Запад, индейцы продолжали ловить рыбу обычными, давно известными способами, но начали добывать рыбы больше, чем им было необходимо для пропитания - излишками они торговали для получения предметов потребления типа кофе, патоки, и железных орудий. Поскольку коренные народы обладали лучшим знанием привычек лосося и техники его лова, они могли бы существовать на краю рыночной экономики, сохраняя большую часть своей культуры. Но как только начали действовать консервные заводы, прибыль и спрос на рыбу резко увеличились, что в свою очередь привлекло к рыболовству большее количество евроамериканцев, которые постепенно заместили индейцев. Немногие индейцы работали, поставляя рыбу консервным заводам, но, в конце концов, с немногими исключениями, и они теряли свои рыбалки. Многие из соглашений между коренными американцами и американским правительством давали индейцам эквивалент права собственности на половину лосося. Несмотря на эти соглашения, индейцев непрерывно вытесняли из рыболовства по всему Северо-Западу. Евроамериканцы заменили не только рыбацкие деревни и рыбаков: они заменили мировоззрение индейцев и экономику, которая работала несколько тысяч лет. Новое мировоззрение делало основной упор на экономической эффективности, краткосрочной прибыли и массовому использованию технологий. В конце девятнадцатого и начале двадцатого столетий два взгляда на мир и вытекающие из них два типа экономики были совершенно несовместимы. Возможно, главной причиной несовместимости было то, что индустриальная экономика, никем не ограниченная, использовала весь водораздел целиком и, в результате, разрушила экосистемы, которые были основой изобилия лосося. Она разрушила природную базу экономики подарка коренных народов.

Реки находились в фокусе культуры и экономики индейцев региона - они были источником жизни. До прибытия евроамериканцев река была большим столом, наполненным дарами продовольствия от короля лососей, дарами, которые разделял каждый.⁴⁹ Индустриальная экономика отказала индейцам в месте за этим столом, а затем разделила сам стол на независимые экономические сферы. Ирригаторы, грузоперевозчики, лесорубы, скотоводы, рыбопереработчики и рыбаки, каждый требовал не места за столом, но свою часть стола. Реки были расколоты на мозаику собственности, принадлежащей разным людям, каждый из которых преследовал свои законные экономические интересы, не принимая во внимание интересы других. Только потом, когда индустриальная экономика разрушит экологический баланс рек, и борьба за уменьшающиеся ресурсы усилится, правительство запоздало будет пытаться исправить положение в расколотой на куски экосистеме.

Права индейцев на лов рыбы гарантировались соглашениями, но их права собственности на рыбу находились в противоречии с правами собственности евроамериканцев, которые теперь владели землей, через которую реки текли. Когда индейцы пробовали следовать своему сезонному укладу лова рыбы, охоты и сбора, они натыкались на заборы и знаки «НЕ ВХОДИТЬ». Хотя суды, а особенно высокие судебные инстанции, поддерживали права индейцев на лов рыбы так же, как на их доступ к местам рыбалок, местные суды и местные органы власти ясно давали понять, что коренные рыбаки могут ловить лосося только согласно правилам, продиктованным новой культурой. Чтобы заняться коммерческим рыболовством, индейцы должны были сделать больше, чем просто поймать рыбу. Они были должны изучить целый набор новых правил, основанных на ценностях и обычаях тех, кто был у власти.

Агент индейцев Маках Генри Вебстер предлагал правительству в 1865 году помочь индейцам Северо-Запада сохранить их рыболовство, но в политике правительства преобладало стремление переселить индейцев в резервации, где их поощряли заниматься сельским хозяйством и оставить в прошлом их отношения с лососем.⁵⁰ В действительности цель состояла в том, чтобы убрать индейцев с пути белых поселенцев, которые полагали, что могут лучше и эффективнее использовать природные ресурсы Северо-Запада.

В некоторых областях, подобных золотым полям Калифорнии, индейских рыбаков вытесняли потому, что вновь прибывшие буквально отрывали желтый металл от земли. Там, где индейцы не уходили с пути достаточно быстро, их просто убивали. Коренные жители Калифорнии, зависевшие от лосося, были наиболее уязвимы. Мало того, что им приходилось конкурировать с такими людьми, как братья Хьюм за рыбу, но и другие отрасли новой экономики, типа горной промышленности, заготовки леса и животноводства опустошали среду обитания лосося и всё сильнее уменьшали количество и качество традиционного продовольствия индейцев.

Племена юрок, хупа и карок системы рек Кламат и Тринити были исключением из общей ситуации вытеснения коренного населения Калифорнии. В отличие от других племен в северной Калифорнии, племена в нижнем течении Кламат не в полном объеме использовали чавычу до контакта с белыми иммигрантами. Не вылавливаемый остаток сработал, как буфер против болезненного влияния поселений белых людей на экологию бассейна. Кроме того, физическая изоляция и непроходимость водораздела Кламат замедлили вторжение белых, помогая индейцам сохранить их рыболовство дольше, чем большинству других племен.⁵¹

Организация и культура племен нижнего течения Кламат также помогли индейцам сохранить их рыболовство. Культуры племен юрок, хупа и карок придавали индивидууму или семейной группе значение более высокое, чем сообществу или племени.⁵² Этот акцент на индивидууме был сродни бурному индивидуализму, характерному для белого пионера. Индейцы Кламат в значительной степени были подготовлены к ценностям новой культуры. Эта черта позволила им пережить заселение белых лучше, чем соседним племенам, чей образ жизни резко контрастировал с таковым у вторгшейся культуры.⁵³

Индейцы Кламат начали продавать лосося бизнесменам из Кресцент Сити в 1876 году. Джон Борнхофф строил свой консервный завод в устье Кламат в 1886 году. Поскольку консервный завод находился в резервации индейцев Кламат, Борнхофф сначала должен был получить разрешение от агента индейцев и затем предоставить большую часть работы по лову рыбы и консервированию людям племени. Даже армия вмешивалась, чтобы выселить поселенцев с оспариваемой земли и защищать рыболовство индейцев.

В 1887 году Р.Д. Хьюм решил добавить реку Кламат к своему лову рыбы и операциям консервирования на реке Рог. Ему было отказано в аренде или покупке земли, но так или иначе он вступил на реку, размахивая новенькой винтовкой Генри и угрожая маленькому армейскому подразделению. Солдаты арестовали его, но в суде он выиграл право на ведение лова рыбы. К тому времени стадо чавычи на реке Кламат было так истощено добычей золота, что Хьюм не смог получить приличную прибыль. В конечном счете, он продал дело Борнхоффу и покинул реку.⁵⁴ Индейцы сохранили контроль над рыболовством, по крайней мере, на время.

Однако то, что случилось с индейцами племени якама, более типично. До колонизации белыми водораздела реки Якима коренное население добывало 160 тысяч из 500 тысяч лососей, которые возвращались в реку каждый год на нерест. К 1900 году индейцы выловили 20 тысяч лососей из 50 тысяч, пришедших в реку - всего одну десятую часть её прежнего изобилия. Улов продолжал снижаться до 1930-ых, когда он упал до 1,000 - 1,500 штук, а это составляло менее одного процента от былых уловов.⁵⁵

Интенсивное рыболовство в нижнем течении Колумбии частично объясняло уменьшение лосося, входящего в Якима, но и развитие орошаемого сельского хозяйства оказывало большое воздействие. Индейцы якама, кроме того, потеряли доступ к реке и своим старым рыбацким участкам. По мере колонизации пионерами среднего бассейна Колумбии люди племени находили свои обычные рыбацкие участки по ту сторону заборов белого человека. К 1888 году вся земля вблизи Даллес, где индейцы ловили рыбу в течение 10 тысяч лет, перешла в частные руки. Колючая проволока и запертые ворота быстро положили конец тысячелетним традициям. Хотя права на лов рыбы гарантировались соглашениями, права эти, как оказалось, ничем не были подкреплены. Когда индейцы якама находили место для лова рыбы, пионеры обвиняли их в лове молоди лосося и в уменьшении уловов.⁵⁶ Чтобы добавить обиду к ущемлению прав, на лучшие места традиционного лова донными сетями помещались гигантские приспособления для лова рыбы, которые были по существу автоматизированными донными сетями. Так что не удивительно, что белые люди часто наблюдали, как индейцы ловили лосося и затем строили свои машины для лова рыбы в тех же самых местах.⁵⁷

Летним вечером 1889 года, когда прохладные бризы, дувшие с реки, начали умерять дневную жару, специальный агент Генри Марчант наблюдал за группой голодных индейцев якама. С места, которое вероятно было одним из их старых рыбацких участков, они наблюдали, как белые рыбаки загружали 38 тысяч фунтов лосося в железнодорожные вагонетки. К 1919 году индейцы Якама унизились настолько, что забирали выброшенную из рыбоводных заводов рыбу.⁵⁸ Король лосося всё ещё посылал свои дары в реку, чтобы кормить людей, но для индейцев якама больше не было места за столом.

Из всех учреждений белого человека лишь суды подтверждали за индейцами якама права на лов рыбы. В ряде постановлений до 1919 года высокие суды объявляли, что якама имеют право занимать свои традиционные места лова и ловить там рыбу. Но суды, которые поддержали права рыболовства якама, оставили открытым вопрос о регулировании лова рыбы индейцами. Например, в США v. Winans (1905), американский Верховный Суд твердо установил право Якама ловить рыбу в местах традиционного лова. Но при использовании этого права суд дал преимущество штату следующим образом: «В компетенции Нации сохранить за индейцами такой остаток тех великих прав, которыми они обладали, чтобы они «брали рыбу во всех обычных и привычных местах». Это вовсе не может необоснованно ограничивать штат в вопросах регулирования права».⁵⁹

Нестесненное дискриминационными постановлениями право якама действительно ловить рыбу в традиционных местах продолжали оспаривать до 1969 года, когда решение судьи Роберта Беллони в Sohappy v. Smith и United States v. Oregon подтвердило право индейцев и присвоило им роль со-менеджеров лосося с государственными и федеральными агентствами.

Управление ловом

В своем послании к стране в 1908 году президент Теодор Рузвельт обратил внимание нации на некоторые тяжелые проблемы, в том числе: на финансовое положение нации; реорганизацию нескольких правительственных бюро; несоответствие американских законов здравоохранения; присвоение статуса штата Нью-Мексико и Аризоне; и прискорбное состояние управления рыболовством в государственных и международных водах. Особое внимание он обращал на лов лосося в Колумбии и Пьюджет-Саунде. Поскольку различные законодательные органы штатов, казалось, были неспособны достичь соглашения по инструкциям, которые защитили бы и рыбу и рыбаков, Рузвельт грозил федеральным правлением. Он верил, что «проблемы, которые в качелях конфликтующих законодательных органов кажутся абсолютно неразрешимыми, достаточно легко могут быть решены Конгрессом».⁶⁰ Мастер рыболовства штата Орегон Х. C. Мак-Аллистер был огорчен возможным введением федерального контроля над ловом лосося на Колумбии, «потому, что это лишит штат тысяч долларов ежегодных поступлений, и возможно, станет смертью индустрии».⁶¹ Но Портлендский «Oregonian» имел другую точку зрения. В передовой статье газета говорила, что будет лучше забрать управление у штатов, чем позволить уничтожить лосося.⁶²

Рузвельт так никогда и не осуществил свою угрозу, но через девяносто лет, после того, как лосось подошел к грани исчезновения, федеральное правительство в действительности получило некоторый контроль в управлении лососем. Сразу вслед за этим последовало внесение нескольких стад лосося в списки федерального закона «Об Исчезающих Видах». Чиновники штатов теперь оплакивают потерю своей власти в управлении лососем - власти, которую они больше столетия не могли мудро использовать.

Теодор Рузвельт был ведущим проводником идей сохранения и защиты рыбы и дикой природы, но в своем обращении к нации он не указал нового направления для движения сохранения. Вместо этого он выразил беспокойство проблемой, которую все признавали уже несколько десятков лет - исчезновение рыбы и дикой природы. В конце девятнадцатого столетия быстрая индустриализация американской экономики активно меняла ландшафт, уничтожая среду обитания, и заметно влияя на обилие рыбы.

Приезжающие в Америку путешественники видели, что случилось с природной флорой и фауной. После своей поездки по Америке британский путешественник Джереми Бентам настоятельно рекомендовал провести полную каталогизацию американской дикой природы потому, что «прогресс цивилизованного населения, изменяющий облик природы в целом, стирает многие свидетельства прежнего состояния вещей». Бентам отметил, что крупные дикие животные исчезают и «несметное число более простых видов животной жизни, также как и растений, исчезают с разрушением лесов, дренажом болот». В Европе, писал он, биологи не смогли восстановить естественный вид экосистем, потому что нет никаких записей о том, что было потеряно, «но в Северной Америке изменения идут прямо на глазах наблюдателей».⁶³

Растущая обеспокоенность состоянием популяций диких животных в Америке привела к росту числа частных клубов и организаций, деятельность которых была направлена на сохранение дикой природы. Число таких организаций резко увеличилось в конце девятнадцатого века, и к 1878 году уже 342 организации, занимавшиеся культурой рыболовства и охоты, работали над улучшением сохранения рыбы и дикой природы. Четыре национальных издания: «American Sportsman», «Forest and Stream», «Field and Stream», и «American Angler», основанные между 1871 и 1881 годами, вели хронику борьбы спортсменов против потерь рыбы и дичи. В 1875 году «American Sportsman» напоминал своим читателям о приближении столетнего юбилея США и спрашивал: «Следует ли нам гордиться тем, что в местах, где олень, бизон, лосось и крылатая дичь... водились когда-то в изобилии... теперь мы можем бродить в их поисках весь длинный летний день и не найти ни одного экземпляра! " Организованное давление спортсменов заставило многие штаты создать управления по защите и сохранению рыбы и дикой природы.⁶⁴ К 1882 году тридцать один штат создал комиссии по рыболовству.⁶⁵ Законодательный орган Калифорнии создал Правление Специальных уполномоченных Рыболовства в 1870; Комиссия Рыбы Орегона была создана в 1878; и Вашингтонская Комиссия Рыбы начала работу в 1890 году.

Даже после создания в штатах Комиссий Рыбы законодательные органы сохранили свои полномочия по регулированию коммерческого рыболовства. В Орегоне, например, Комиссия Рыбы сосредоточила свои усилия на культивировании коммерчески важной чавычи, в то время как законодательный орган продолжал регулировать время лова.⁶⁶ В штате Вашингтон законодатели не давали прав регулирования департаменту Рыболовства штата до 1921; в штате Орегон такие же полномочия не предоставлялись до 1941 года.⁶⁷

Законодатели штата Вашингтон сделали одну из первых попыток управлять ловом лосося в 1859 году, запретив лов на рыболовных участках Колумбии всем, кто не являлся жителем штата. В 1866 году, когда братья Хьюм открыли свой консервный завод, законодатели штата Вашингтон постановили, что орудия лова не могут превышать размерами две трети ширины реки. Но жаберные сети, основной инструмент рыбака, остались неподконтрольными. Промышленности консервирования лосося и интенсивному рыболовству было уже десять лет к тому моменту, когда Орегон и Вашингтон сделали первую, скромную попытку упорядочить лов. В 1877 году законодатели Вашингтонской Территории закрыли лов лосося на март, апрель, август, и сентябрь. В следующем году Орегон закрыл рыболовство на те же месяцы, кроме апреля.⁶⁸ Таким образом, в апреле половина реки была закрыта для коммерческого лова рыбы (вашингтонская сторона), а половина была открыта (орегонская сторона). Эти противоречивые инструкции положили начало четырем десятилетиям беспорядка в управлении ловом на Колумбии. Год за годом два штата в нижнем течении реки состязаясь, издавали инструкции, вносящие путаницу. Это приводило к тому, что эффект от исполнения законов был минимален - состояние, которое и вызвало угрозы Рузвельта в 1908 году.

Вне Колумбии ограничения лова были минимальны. Прежде всего они состояло из ограничения периодов лова, запрета лова в уик-энд, запрещения ловить нерестящегося лосося и некоторого ограничения на орудия лова. Первые попытки законодателей управлять рыболовством, были, в основном, результатом интуитивных решений и политического давления со стороны промышленности. Научные данные при этом либо мало использовались, либо не использовались вовсе. В 1878 году в Орегоне был принят закон об однодневном запрете лова - от субботнего до воскресного заката в реках побережья всего штата. В 1891 году был издан закон, установивший сезон лова - с 1 апреля до 15 ноября. В течение нескольких последующих десятилетий сроки открытия и закрытия сезона менялись. Некоторые области, обычно в верхних частях водоразделов или притоках, были закрыты для лова, были установлены ограничения на орудия лова. Штат Вашингтон выбрал аналогичный подход к регулированию лова лосося на Пьюджет-Саунд. В Британской Колумбии первые инструкции, предписанные в 1878 году, запретили рыбопереработчикам сброс рыбных отходов в реку и закрывали лов рыбы на тридцать шесть часов каждый уик-энд. Рыболовство на Аляске управлялось федеральным правительством, но Конгресс ждал 1889 года, прежде чем начал законодательно регулировать там лов лосося, а фонды на проведение в жизнь этих законов не выделял до 1892 года. В своей первой попытке регулировать и сохранить рыболовство на Аляске Конгресс обратил внимание только на наиболее вопиющую форму лова рыбы. Вне закона объявлялось использование дамб или плотин, которые перекрывали русло и мешали лососю достичь мест нереста.⁶⁹

Эти первые слабые попытки ограничить лов и позволить части лосося достичь нерестилищ, как и законы о защите среды обитания, или не претворялись в жизнь, или совершенно не исполнялись растущим числом рыбаков и рыбоконсервных заводов. Даже в лучших условиях менеджерам лосося пришлось бы нелегко, попытайся они ограничить рыболовство, которое десятилетиями было вольным и неконтролируемым. А тот факт, что владельцы рыбоконсервных заводов были зачастую богатыми и политически влиятельными членами общества, ещё более затруднял исполнение законов.

Тем не менее, в некоторых случаях менеджеры лосося пытались следить за исполнением первых постановлений. Книга Джека Лондона «Рассказы Рыбного Патруля» описывает зачастую тяжелейшие попытки проследить за исполнением инструкций по рыболовству в низовьях Сакраменто и заливе Сан-Франциско. Обычно этому мешал недостаток средств, которые законодатели выделяли на управление лосося. В 1887 году Управление Специальных уполномоченных по Рыболовству Орегона жаловалось что, хотя их всего только трое, законодатели ожидают от них, что они смогут патрулировать 200 миль Колумбии, отслеживая исполнение постановления о закрытии сезона лова. Чтобы затруднить контроль, рыбаки вели лов преимущественно ночью.

Помимо этих трудностей, менеджеры лосося зачастую сочувствовали рыбакам и неохотно претворяли законы в жизнь. Они понимали прямое влияние этих законов на рыбаков и зачастую придавали больший вес ему, а не долгосрочному здоровью лосося и индустрии. Например, через шесть лет после того, как Орегон и Вашингтон ввели первые сезонные закрытия промысла, Специальные уполномоченные по Рыболовству Орегона выражали уверенность в том, что, если они проследят за закрытием лова, чего они не делали, инвестиции в консервные заводы, составляющие «$200 тысяч перестанут что-либо стоить». Далее они утверждали, что соблюдение постановления создаст больше затруднений для рыбаков, чем для консервных заводов, так как «всё, что они имеют – это орудия лова, и что это единственный способ прокормить их семьи». Кроме того, они считали, что штраф в $500 или один год тюрьмы - слишком тяжелое наказание для рыбаков.⁷⁰ Инструкции промысла в Вашингтоне, на Пьюджет-Саунд, также исполнялись кое-как.⁷¹

Во многих отношениях быстро растущее рыболовство просто подавило слабое регулирование. Изобретения вроде разделочной машины, стандартной консервной банки и двойного сшивателя, который устранил ручную пайку, значительно увеличили объем продукции, выпускаемой промышленностью, и необходимость загрузить линии заводов создала огромный спрос на рыбу. Например, в Британской Колумбии в 1877 году продукция среднего завода составляла 240-450 ящиков в день при количестве рабочих от 130 до 300. Уже к 1883 году производительность в среднем выросла до тысячи ящиков в день при количестве рабочих 120–140 человек.⁷² Южнее, на Пьюджет-Саунде, средняя производительность рыбоконсервного завода в 1880-ые годы была приблизительно 9 тысяч ящиков в год. В 1890-ых ежегодная продукция консервных заводов подскочила до 24 тысяч ящиков. В то же время число заводов выросло с четырех в 1888-ом до девятнадцати в 1900-ом году. Повышение производительности и увеличение числа заводов стимулировало спрос на всё большее количество лосося для загрузки производственных линий.

Рыбаки отвечали на увеличение спроса на рыбу увеличением числа орудий лова. На Колумбии количество используемых жаберных сетей увеличилось с 900 в 1880 до 2,200 в 1894, количество ловушек с 20 в 1881 до 378 в 1895, а количество фишвилл (fishwheel) от одного в 1882 до пятидесяти семи в 1895 году.⁷³ Лов был настолько интенсивен, что консервным заводам, стоящим в двадцати милях вверх по реке приходилось посылать рыбаков к устью, чтобы обеспечить поставку рыбы.⁷⁴ К 1887 году на реке было столько жаберных сетей, что Корпус Инженеров армии США как ни удивительно, заключил, что они замедляют течение и приводят к существенному обмелению реки. Наблюдение корпуса указывало на интенсивность рыболовства, хотя обмеление, вероятнее стало последствием свободного выпаса скота, работы горняков и исчезновения бобра. Все эти факторы дестабилизировали поток и приводили к тому, что большое количества осадка уносилось течением по реке и оседало в низовьях.

Первые ограничения лова, как предполагалось, увеличивали количество лосося, достигающего мест нереста. Лишь в 1895 году эксперт рыболовства Маршалл Мак-Дональд из Американской Комиссии по Рыбе и рыболовству изучил состояние нерестящихся стад, пытаясь оценить эффективность существующих ограничений. Основываясь на уменьшении числа лосося, достигающего мест нереста, он заключил, что перелов очевиден и предсказал, что число лосося будет уменьшаться. Его заключение не было «удивительным фактом» заявил он, «на самом деле, удивительным был тот факт, что лосось ухитрялся пройти лабиринт сетей, которые преграждали ему дорогу к Верхней Колумбии».⁷⁵ Через сорок пять лет биолог Уиллис Рич изучил подсчеты лосося, проходящего по лестницам для рыбы на недавно построенной плотине Бонневиль. Он пришел к заключению, что ограничения к тому времени сделали немного для того, чтобы уменьшить интенсивность лова рыбы или увеличить её выживаемость (т.е. число лосося, возвращающегося к местам нереста).⁷⁶

Войны орудий лова

Растущая интенсивность промысла приводила к тому, что всё меньше лосося делилось всё большим количеством рыбаков. Конкуренция усиливалась и перерастала в сражения, особенно среди пользователей различных типов орудий лова. Каждая группа рыбаков – ловцы жаберными сетями, ловушками, неводами и операторы фишвилл (fishwheel) пытались использовать своё политическое влияние, чтобы обойти конкурентов и добиться принятия законодательства, которое одобряло бы именно их способ лова рыбы. Некоторые из менеджеров лосося, такие, как Генри Ван Дусен, начальник рыболовства Орегона занимали одну из сторон в конфликте орудий лова и намеренно усиливали накал борьбы.

Ван Дусен жил в Астории, которая была центром лова жаберными сетями в низовьях реки, и он нехотя следил за соблюдением правил лова, которые затрагивали его друзей и соседей. Частично нежелание Ван Дусена следить за исполнением законов было вызвано путаницей, созданной законодателями Орегона и Вашингтона. Они издавали законы, которые открывали или закрывали лов в разное время, накладывали разные ограничения на использование орудий лова. Например, в 1905 году Орегон закрыл сезон весеннего лова 1 марта, а Вашингтон - 15 марта. Орегон закрыл осенний сезон лова 10 августа, а Вашингтон - 15 августа.⁷⁷ Вдобавок к несогласованности законов, Орегон и Вашингтон не могли прийти к соглашению о том, где по руслу реки проходит граница между штатами.

Попытки устранить различия между правилами рыболовства в Орегоне и Вашингтоне не удавались в значительной степени потому, что Ван Дусен настраивал рыбаков родного города против любого законопроекта, который не давал преимуществ рыболовам в нижнем течении реки. Фактически, критики обвиняли его в защите интересов рыбаков Астории.⁷⁸ Многие люди, включая президента Теодора Рузвельта, признавали, что необходимо устранить перелов прежде, чем лососёвая индустрия уничтожит саму себя. Но поддержка Ван Дусеном рыбаков с жаберными сетями в низовьях реки и его политическое маневрирование завели законодательный процесс в тупик. Его «вредные», пробуждающие «анархию» действия, в конечном счёте, стоили ему поста.⁷⁹

Признание президентом Рузвельтом кризиса лососёвой промышленности последовало за проявлением жителями Орегона их чувства глубоко беспокойства этой проблемой. Своим голосованием в двух референдумах, проведенных в 1908 году, они непреднамеренно вынудили Вашингтон и Орегон к сотрудничеству в вопросах регулирования рыболовства. Процесс пошел, когда рыбаки низовьев Колумбии, использующие жаберные сети, подали инициативную петицию, требующую запретить весь лов лосося, кроме как на крючок и леску выше линии реки Санди (119 миль от устья Колумбии). Это ходатайство уничтожало промышленный лов рыбы в верхней части реки. Промышленники из областей выше Санди противопоставили своё собственное ходатайство, требующее объявить вне закона лов рыбы сетями ночью. Так как жаберные сети были основным орудием лова в низовьях и были эффективны только ночью, второе ходатайство закрыло бы речную рыбалку в низовьях за исключением лова ловушками близ устья реки в Бейкерс Бей (Рисунок 5.2).

Когда эти два ходатайства были представлены обеспокоенной общественности на всеобщее обсуждение, одобрены были оба, и таким образом, они закрыли большую часть рыбалок на Колумбии, что ввергло лососёвую промышленность в хаос. Х. К. Мак-Аллистер, новый начальник рыболовства Орегона, хорошо понимал, что его предшественника критиковали за мягкость к промышленному лову, и продолжил энергично осуществлять желание народа. Он нанял специальных представителей и начал арестовывать рыбаков с обеих сторон реки, независимо от того, имели ли они лицензию на лов рыбы от Орегона или Вашингтона. Штат Вашингтон немедленно испросил у федерального суда судебный запрет, который и был предоставлен. Но он запрещал Мак-Аллистеру следить за исполнением закона только на Вашингтонской стороне реки. Мак-Аллистер посчитал несправедливым, что вашингтонские рыбаки могут продолжать лов рыбы, в то время, когда рыбаки Орегона должны сидеть без дела или ловить рыбу под риском ареста, и убедил федеральный суд расширить судебный запрет на всю реку. На этой точке президент Рузвельт и поднял конфликт до национального уровня в своем обращении.

Рисунок 5.2. Концентрация рыболовецких ловушек (отмечены треугольниками) и рыбоконсервные заводы (отмечены кружками) в низовьях Колумбии и в реке Бейкерс в 1887.(По Джонсу 1887) (After Jones 1887)

Оказавшись на краю бедствия и под угрозой потери контроля над главной отраслью промышленности, законодатели Орегона и Вашингтона в 1909 году, наконец-то, начали совместную работу по определению единых инструкций лова. Штаты руководствовались параллельными инструкциями до 1918 года, пока Конгресс не одобрил договор между ними, регулирующий лов лосося на Колумбии.

Хотя промысел в низовьях Колумбии вёлся теперь по одним правилам, конкуренция и конфликты между рыбаками, работавшими разными орудиями лова, продолжали кипеть. Генри Ван Дусен полагал, что законодатели Орегона предали рыбаков низовьев реки за свои интересы в её верховьях. В апреле 1909 года, после того, как Объединенный Законодательный Комитет штатов Орегон и Вашингтон составил проект единых инструкций по рыболовству, Ван Дусен написал угрожающее письмо председателю комитета, сенатору И.Х. Бингхэму: «Наши рыбаки собираются и очень надеются, что в один из этих дней они будут иметь шанс дать Вам затрещину за позицию, которую Вы приняли по этому вопросу».⁸⁰ Сенатор И.Х. Бингхэм ответил: «Осуждение нашей работы, исходящее от человека, чья официальная карьера столь переполнена официальной имбецильностью и политической ложью как ваша, конечно не пугает меня. Давайте, Мак-Дафф».

Штаты теперь управляли рыболовством по единым инструкциям, но всё ещё неохотно регулировали промышленность, которая в значительной степени не была подконтрольна никому с 1866 года. Как выразился один федеральный биолог, Клаудиус Валлич, «если рыба находится в банке, нельзя ожидать, что она придет на нерест».⁸² Единая схема регулирования разрешила политический конфликт между штатами, но биологическая проблема слишком малого рождения лосося оставалась в значительной степени нетронутой.⁸³

Чтобы решить проблемы управления ловом лосося, жители Орегона двадцать три раза использовали инициативные ходатайства, и десять из этих инициатив были приняты большинством голосов. Некоторые из них останавливали многие из «войн орудий лова» между рыбаками. В 1920-ые годы конфликт между рыбаками перерос в борьбу прежде всего стационарного и передвижного способов лова рыбы - жаберными сетями и неводами с одной стороны, ловушками и фишвилл с другой. Рыбаки, работавшие жаберными сетями, в конечном счете, выиграли политическое сражение за господство на Колумбии. Путем инициативных ходатайств Орегон запретил фишвилл в 1927 году, а затем и все стационарные орудия лова на Колумбии в 1948 году. Вашингтон запретил использование ловушек, фишвилл и ставных неводов только в 1935 году. Избиратели одобрили ограничения орудий лова, потому что осознавали необходимость ограничить лов и увеличить количество лосося, возвращающегося к местам нереста. Но этого не происходило. Желания людей было не достаточно, чтобы вывести учреждения управления из их состояния самодовольства, и перелов продолжался. Голосования приводили всего лишь к перераспределению лимитов на рыбу между оставшимися рыбаками.⁸⁴ Жаберные сети победили, но, как мы увидим, их победа длилась недолго. Бесконтрольное океанское траление, перехватывающее лосося прежде, чем он достигал пресной воды, в конечном счёте, превзошло речной лов.

Многие референдумы запрещали коммерческий лов рыбы в отдельных областях. Например, в 1956 году, после проведения нескольких голосований было решено закрыть коммерческий лов лосося в реках всего побережья Орегона.

Лов рыбы перемещается в океан

В 1898 году Ф.Дж.Ларкин переехал в Портленд из Сан-Франциско и принес с собой идею, которая произвела революцию в лове лосося. Ларкин хотел сменить живописные паруса «бабочек», которые тянули по Колумбии жаберные сети на теплоходы с бензиновыми двигателями. Его идея быстро претворялась в жизнь. Через девять лет половина всех лодок в Астории была оборудована двигателями, и их число быстро росло.⁸⁵ Мощь бензиновых двигателей не только повысила эффективность традиционного лова на жаберные сети, но и вызвала новый, высокомобильный способ ловли лосося - тролловый. Троллеры охотились на лосося на просторах океана. Каждый из них мог поставить до 140 линий с приманкой для кормящегося лосося.⁸⁶ Эта высоко эффективная техника резко меняла способы лова и создала целый комплекс биологических и международных проблем, сохранившихся по сей день.

Тролловый флот вблизи устья Колумбии вырос от нескольких лодок на стыке столетий до 500 в 1915 и до 1,500 в 1919 году.⁸⁷ До изобретения нейлоновых сетей рыбаки вязали жаберные сети из тяжелых льняных волокон. Когда Первая мировая война отрезала поставку льна, что увеличило стоимость полотна жаберной сети, многие из рыбаков переключились на тролловый лов.⁸⁸ К 1920 году, возможно, уже около 2 тысяч троллеров ловили рыбу в море вблизи Колумбии.⁸⁸

Лов лосося в открытом океане поднял новый вопрос: «Чью рыбу ловил троллер?» Внезапно стало очень важно знать, проделывал ли лосось дальние перемещения, где он проводил свою жизнь в океане и кто его вылавливал. Канадцы первыми попробовали ответить на эти вопросы. Они ловили и метили чавычу у западного побережья острова Ванкувер с 1925 до 1930 года и отслеживали появление этой меченой рыбы в реках всего Северо-Запада. Изучение показало, что лосось мигрировал в океане на большие расстояния, и что тролловый лов перехватывал рыбу сразу многих рек. Например, значительное количество чавычи, помеченной у острова Ванкувер, было позже поймано в Колумбии.⁹⁰ Тролловый лов поднял уровень «войн орудий лова». Если раньше шли поединки между рыбаками, использующими различные орудия лова в пределах реки, то теперь начались сражения между рыбаками разных штатов и разных стран.

Менеджеры лосося признали проблемы, которые создал тролловый лов. Уже в 1921 году Комиссия Рыбы и Дичи Калифорнии отметила рост морского лова лосося, и рекомендовала тщательно его исследовать. К 1923 году калифорнийские биологи признали, что лосось мог не пережить давление и речного, и океанского лова, и рекомендовали устранить последний.⁹¹ Профессор Е.В.Смит из Университета штата Вашингтон закончил исследования океанского рыболовства в 1920 году и сделал заключение, что оно выбирает лосося прежде, чем он достигает своего полного размера. Это наносит огромные потери рыболовному потенциалу. Е.В.Смит рекомендовал остановить лов незрелого лосося.⁹² Эдвард Блейк из Совета Рыболовства штата Вашингтон дошёл до того, что считал рыбаков, ловящих лосося в океане, его врагами. Как он объяснил: «Человек, который отправляется на океанские пастбища лосося и ловит на крюк четырех - пяти - шестифунтового лосося, который, в конечном счете, если бы смог жить... весил бы приблизительно двадцать пять фунтов, сдергивает эту рыбу со своего крюка и позволяет ей умирать - враг лосося».⁹³

При такой оппозиции тролловому лову штаты Орегон и Вашингтон запретили океанскую ловлю в трехмильной зоне у побережья, но не могли регулировать ни лов рыбы вне этих трех миль, ни рыбаков, которые перехватывали их рыбу в других штатах или в Британской Колумбии. Рост троллового флота, который мог ловить рыбу вне трехмильной зоны юрисдикции штатов, шел в значительной степени бесконтрольно до 1949 года, пока законом трех штатов (штаты Орегон, Вашингтон, и Калифорния) не была создана Комиссия Рыболовства Тихоокеанских Штатов.

Океанское тролловое рыболовство, несмотря на возражения многих менеджеров лосося, академиков и политических экспертов во время его появления, продолжало расти, захватывая политическое влияние, пока не выросло и, в конечном счете, не сменило жаберные сети в качестве основного орудия лова. За эти годы стали реальностью все проблемы, предсказанные ранними критиками троллового рыболовства - перехват рыбы, который создавал конфликт между штатами и государствами, лов незрелой рыбы, лов смешанных сильных и слабых стад и другие. Управление океанским ловом превратилось в замысловатую систему, отягощенную проблемами, которые из года в год сохраняются, в то время как лосось продолжает исчезать.

Рыбоводные заводы готовятся

Первые десятилетия действия рыбоконсервной промышленности на Северо-Западе нельзя назвать иначе, как нападение на лосося всеми средствами. Свято веруя в то, что ресурс неистощим, многие рыбаки добывали гораздо больше рыбы, чем они могли обработать или продать. Миллионы лососей, чьи тела бесполезно сгнивали, никогда не попали на нерест, не продолжили свой род. Наблюдая за этой расточительностью, менеджеры лосося неохотно исполняли законы, ограничивающие лов рыбы, даже хорошо понимая последствия своих действий. Полный крах промысла лосося в Атлантике уже продемонстрировал последствия отказа от разумного регулирования лова рыбы и защиты среды обитания. Однако требовать исполнения законов было непросто. Трудно указывать рыбакам, что они могут, а что не могут делать, особенно, когда они собираются получить большую прибыль, осваивая бесхозное богатство природы.

В 1875 году, когда промышленности консервирования лосося было только девять лет от роду и она быстро росла, бизнесмены и политические деятели искали совета в том, как тихоокеанскому лососю избежать судьбы его атлантического кузена. Вскоре после того, как Конгресс назначил ученого Спенсера Бэйрда из института Смитсона главой недавно созданной Американской Комиссии Рыбы и Рыболовства, законодатели Орегона испросили его совета. В ответ Бэйрд написал письмо, в котором обозначил три главных угрозы выживанию лососевой промышленности на Северо-Западе: чрезмерный лов лосося, особенно нерестящегося и молоди в реках; плотины, которые блокировали ход лосося к местам нереста; и изменение природной среды их обитания в реках. Эти три проблемы, обозначенные Бэйрдом более 120 лет назад - те же, с которыми сталкивается лосось в конце двадцатого столетия.

Хотя Бэйрд считал, что ограничения, накладываемые на рыболовство, позволили бы лососю достигать нерестилищ в количестве, достаточном, чтобы обеспечить поставку рыбы, он не верил, что такие ограничения в действительности могут быть соблюдены. Движимый технологическим оптимизмом современности, Бэйрд предложил альтернативный, более привлекательный подход - подход, который, как он верил, гарантировал длительную поставку рыбы без необходимости регулировать рыболовство. Новым подходом Бэйрда было разведение рыбы.

Тремя годами ранее Американская Комиссия Рыбы и Рыболовства построила маленькую рыбоводную станцию на Сакраменто, которая показала, что икру тихоокеанского лосося можно успешно оплодотворить и вывести из неё мальков в больших количествах. Основываясь на этом ограниченном и неполном эксперименте, Бэйрд сделал опасный и гигантский научный прыжок. Он решительно утверждал, что «вместо издания защитных законов, которые не могут быть претворены в жизнь без огромных расходов и плохих чувств, объединенными усилиями штатов и заинтересованных территорий, или Соединенными Штатами, должны быть приняты меры по немедленному учреждению на Колумбии рыбоводного хозяйства, и инициированию в текущем году метода искусственного разведения этой рыбы».⁹⁴

Бэйрд предложил производителям консервированного лосося мечту промышленника: неограниченный доступ к общественному ресурсу, на котором они могли зарабатывать миллионы долларов, наряду с обещанием бесконечной поставки рыбы за пустяковую сумму $15-20 тысяч в год.

Письмо Бэйрда с этим советом - один из наиболее важных документов в истории управления лосося. Во-первых, оно точно определило три главных угрозы лососю на Северо-Западе. Но, что более важно, оно обозначило концепцию необоснованной веры, которая сохранилась даже перед лицом свидетельств, бросающих вызов её правоте. Письмо Бэйрда породило миф о том, что искусственное распространение может обеспечить или увеличить изобилие лосося, независимо от того, сколько рыбы выловлено. Менеджеры лосося, не имея лучшего свидетельства успеха рыбоводных заводов, развивали обещания Бэйрда далее: инкубаторы смогут компенсировать не только перелов, но и разрушение среды обитания. Этот миф продолжал руководить управлением лосося последние 120 лет, и его влияние на лосося нельзя переоценить.

Как и следовало ожидать, имея выбор между искусственным разведением и ограничением лова, промышленность выбрала разведение. В 1887 году, когда предложенное законодательство угрожало наложением незначительных ограничений на рыболовство, 169 рыбоконсервных компаний и частных лиц подписали ходатайство против законопроекта. Промышленники выложили по $25 тысяч на строительство и работу рыбоводных заводов как альтернативу ограничениям.⁹⁵

Таким образом, не имея абсолютно никаких научных доказательств, поддерживающих его рекомендацию, Спенсер Бэйрд запустил миф и программу, которые впоследствии оказали на лосося сильнейшее воздействие.

Глава 6

Возделать воды

В 1883 году, когда рыбаков на Колумбии заставили регулярно отчитываться об уловах чавычи, эксперты рыбной промышленности многих стран собрались в Лондоне, чтобы обсудить её состояние на Международной Выставке Рыбной промышленности. И Лондон и Астория смотрели в будущее с оптимизмом, но по разным причинам. В Астории поводом был отчет об уловах. В Лондоне это была презентация двух новых технологий, которые заставили будущее казаться более светлым. В первую очередь выставка 1883 года хвасталась беспрецедентным использованием электричества. Новые динамо-машины производили достаточно электричества, чтобы освещать целиком огромный выставочный зал, и это было самое большое пространство, когда-либо освещенное одной электростанцией. Организаторы выставки так гордились этим достижением, что посвятили целый том описанию электрической системы.¹ Новые динамо-машины имели прямую связь с рыболовством. Рыболовные суда, снабженные электричеством, станут более безопасны, эффективны, и менее трудоемки.

Вторым поводом для оптимизма на выставке была технология искусственного разведения рыб в рыбоводных заводах. Сэмюэль Уилмонт (отец культивирования рыбы в Канаде) объяснял делегатам, что цель выставки – в поиске способов противодействовать последствиям человеческой жадности и скупости. Это планировалось сделать путём обеспечения изобилия мирового рыболовства.² Уилмонт верил, рыбоводные заводы дадут необходимое изобилие. Он указывал на то, что Канада стала мировым лидером культивирования рыбы, и первой среди стран по количеству ежегодно разводимой рыбы. Потом знамя рыбоводства подхватил профессор Джордж Браун Гуд из Комиссии Рыболовства США и понес его дальше, объявив, что Сакраменто и Колумбия стали продуктивнее, чем когда-либо, благодаря выпуску искусственно разведенного лосося. По словам профессора Гуда, лососёвая промышленность тихоокеанского побережья находилась «под полным контролем рыбного культивирования».³ Каким образом он пришел к этому заключению, трудно понять, особенно в случае с Колумбией, ведь к тому времени единственный рыбоводный завод на ней был уже два года как закрыт.

Новые технологии дали повод экспертам рыбной промышленности смотреть в приближающееся двадцатое столетие с большими ожиданиями. Никто на выставке не мог предвидеть, что в середине двадцатого столетия две эти технологии - электричество и искусственное разведение сойдутся на реке-матери тихоокеанского лосося. Никто не мог предвидеть, что большие динамо-машины, помещенные в бетонные плотины, полностью блокируют и станут абсолютным препятствием движению лосося, а искусственное разведение будет выбрано главным средством противодействия убийственному эффекту плотин. Никто не мог предвидеть, что рыбоводство потерпит жалкую неудачу, что технологии электричества и искусственного разведения, в конечном счете, уничтожат лосося в реке Колумбия.

Время старой идеи пришло

Идея культивирования рыбы была не нова. Древние китайцы разводили карпа ещё за 2,500 лет до того, как профессор Гуд сделал свои абсурдное заявление об успехе. Письменные источники сообщают о культивировании карпа в Богемии ещё 800 - 900 лет назад. К концу шестнадцатого столетия в Богемии и Моравии выращивали рыбу в искусственных водоемах общей площадью 450 тысяч акров. Жан Дубравия, епископ из Оломуц в Богемии в 1547 году написал трактат объемом в пять томов о культивировании рыбы. Но хотя разведение рыбы имеет очень длинную историю, разведение лосося относительно ново, оно началось только около 230 лет назад.

Первый полный отчет о культивировании лосося был сделан немецким дворянином Стивеном Людвигом Джакоби, который издал монографию о своих экспериментах по искусственному разведению атлантического лосося в 1763 году. Джакоби с сыновьями оплодотворяли икру лосося и форели и выводили её в деревянных коробках, помещенных в небольшие ручьи. Потом они растили выведенных мальков в водоемах своего поместья. В знак признания передовых работ Джакоби король Англии Георг III назначил ему пожизненную пенсию.⁴ Несмотря на награду, работа Джакоби привлекла мало внимания. Его подробно описанные методы оплодотворения и выведения икры лосося в полуискусственных условиях распространились среди небольшой группы ученых и немногих богатых землевладельцев, которые хотели иметь рыбу в своих частных водоемах и озерах. Постфеодальная экономика только начинала развиваться, и коммерческий потенциал идей Джакоби лежал бездействующий и непризнанный.

Несколько независимо работавших людей вновь открыли культивирование лосося между 1815 и 1840 годами, но на сей раз технология появилась в благоприятных социально-экономических условиях. В первой половине девятнадцатого столетия научный Ренессанс несся по Европе и Америке. В его кильватере наука и техника связывались с торговлей, рождая новый оптимизм, новые надежды. В будущем наука не только отопрёт богатые склады природы для получения коммерческой выгоды, но даст людям власть над природой и поставит её на службу человеку.⁵

Однако, те, кто установили связь между культивированием рыбы и коммерцией, не были учеными, работа которых была слишком сосредоточена на собственных узких целях. Например, М. Коста, французский ученый, использовал культивирование рыбы для дальнейшего изучения эмбриологии. Джон Шоу в Шотландии искусственно размножал атлантического лосося в 1837, чтобы проверить свои теории об их жизненной стратегии. Он полагал, что молодь лосося превращалась в серебряных смолтов, затем мигрировала к морю и, в конечном счете, возвращалась в реку Нит взрослой рыбой. Хотя этот жизненный цикл считается сегодня общеизвестной истиной, в 1830-ых годах его идеи считались радикальными.

В то время, как ученые проводили свои эксперименты, два необразованных, но практичных французских рыбака, Джозеф Реми и М. Гехин, независимо друг от друга нашли способ искусственного разведения лосося. Пытаясь сделать что-то с уменьшением количества лосося и его подходов, ноябрьской ночью 1841 года они крались по берегу реки и при полной луне наблюдали лосося в процессе нереста. Как только они определили, каким образом лосось размножается естественно, они быстро разработали практический метод искусственного размножения рыбы, по их мнению - лучший, чем у природы. Подобно большинству рыбаков, они хорошо умели импровизировать с различными устройствами, и путем проб и ошибок повторно изобрели коробки разведения Джакоби.

Рыбаки предали гласности своё изобретение и немедленно получили признание его коммерческих возможностей. Множество ученых тут же законно указали на работу Джакоби и отклонили заявление французов о том, что это они обнаружили, как разводить лосося. В ответ сторонники Реми и Гехина обрушились с критикой на ученых (которые, возможно ревновали к вниманию, которое получали Реми и Гехин) за их неспособность доверять рыбакам.

Кроме того, ученые подверглись нападкам за их неумение понять ценность открытия. Как выразился один критик "Эти ученые тела не смогли сложить вместе три простых идеи: зачатие (искусственное оплодотворение), искусственное выведение и производство, и получить естественный результат в интересах всего человечества, который должен потрясти рассудок любого умного человека;…необходимы были два простых рыбака, которые проверили их идеи и представили всему миру».⁶ Напряженность между необоснованным оптимизмом и научным скептицизмом отметила рождение современного культивирования рыбы и с тех пор продолжает сопровождать окружающие его дискуссии.⁷

Реми и Гехин разработали методы, отработали технологию и указали на коммерческую ценность культивирования рыбы. Но их открытие было не просто практическим, экономическим усилием. Культивирование лосося давало возможность осуществить более высокие человеческие цели. Рыбаки с готовностью ухватились за этот факт, когда они провели параллель между этим открытием и сельским хозяйством. «Разве человек не засевает всё поле одним видом зерна, которое желает вырастить? - спрашивали они. - Что тогда мешает нам заполнить наши реки рыбой, используя процесс искусственного разведения и защищая молодь от уничтожения бесчисленными врагами?»⁸

Сравнение с сельским хозяйством действовало хорошо. В обоих случаях был семя для посева, садки или участки земли, чтобы их стеречь, и продукт для сбора. Но аналогия шла дальше прямых совпадений. В те времена сельское хозяйство было триумфом цивилизованного общества и обещанием будущего. Распространяя знакомые понятия сельского хозяйства на культивирование рыбы, рыбаки вкладывали в новую технологию мощный образ изобилия, полученного благодаря человеческой изобретательности и труду - образ, который доказал свою стойкость и непоколебимость.

Сравнение рыбоводного завода с фермой перенесло идеи прогресса, связанные с сельским хозяйством на культивирование рыбы. Это сравнение имело два важных далеко идущих последствия. Рыбоводы перенесли успех сельского хозяйства на искусственное разведение рыбы, избежав важного промежуточного шага оценки и проверки успешности этой технологии. А в некоторых случаях программы рыбоводства, даже если они были начаты больше 100 лет назад, должны все же быть соответственно оценены.⁹ Во-вторых, ассоциация культивирования рыбы с сельским хозяйством заставила науку управления рыболовством и биологию отклониться от экологии.¹⁰ В результате, сложился образ мышления, сосредоточенный на сельскохозяйственной парадигме и игнорирующий её отрицательный эффект на экологические процессы, обеспечивающие жизнь лосося. Сегодня, через более чем сто лет, мы всё ещё очень немного знаем о влиянии рыбоводства на экосистемы, а исследований для его понимания ведется мало.

Реми и Гехин не были единственными, кто понял более широкое социальное значение культивирования рыбы. В брошюре, описывающей их открытие, C. E. П. Годенир объяснял его высокие цели. «Человек - высший правитель на земле: он направляет солнце, чтобы растить то, что ему нужно; домашние животные подчиняются его желаниям и работают, чтобы удовлетворить их; он приказывает, чтобы воды перевозили его со страшной скоростью, и возможно скоро воздух тоже будет побежден. Вся природа, кажется, повинуется его законам. Рыбы одни избегли его власти, но не его сетей. Теперь господин Гехин обнаружил тайну их воспроизводства и вложил в наши руки средство, чтобы мы смогли оживить наши реки и ручьи так же, как мы покрываем наши поля зерном, коноплёй и льном, как мы умножаем наши стада, наших домашних птиц, наших шелковых червей».¹¹ Сельское хозяйство и культивирование рыбы не только позволили людям увеличить производство продовольствия, они дали им повод называть себя господами природы.

С самого начала искусственное разведение лосося пользовалось услугами хороших публицистов, вроде Годенира, который эффектно приукрашал успехи и указывал на высокие цели. Частично благодаря энтузиазму сторонников и личной заинтересованности Наполеона III, Реми и Гехин были награждены правительственными пенсиями, и каждому был пожалован процент доходов с табачной фабрики.

С ростом популярности идеи культивирования лосося, французский ученый М. Коста получил значительную поддержку правительства, чтобы расширить научные исследования в области искусственного разведения. Что наиболее важно, он нашел средства, чтобы построить первый в мире рыбоводный завод лосося коммерческого масштаба в Huningue, в верховьях Рейна. М. Коста полагал, что Huningue был самым грандиозным проектом века, потенциально способным производить неограниченное количество хорошего продукта для всех людей.¹² Вскоре в Huningue прибыли гости со всего земного шара, чтобы изучить методы и копировать технологию. Рыбоводный завод распространял по всему миру 20 миллионов оплодотворенных икринок. М. Коста назвал своё создание "piscifactory", или фабрикой рыбы - соответствующее название, ведь он намеревался вести массовое производство рыбы так же, как фабрики производят другие товары. Фабрика рыбы демонстрировала, какое большое будущее и популярность ожидают эту технологию в стремительно развивающейся индустриальной экономике Европы. Как только рыбоводство приняло образ фабрики, стало легче распространить этот взгляд на и рыбу – лосось стал скорее продуктом, чем живым существом.

Не все принимали искусственное разведение с распростертыми объятиями. Один шотландский критик, писавший под псевдонимом Салмо (Salmo), обращался к сторонникам рыбоводных заводов: «люди резервуаров и инкубаторов... философы догадки и домысла...и хилые болтуны, которые объявили [лосося] некомпетентным, чтобы освободить его от функций, которые составляют главную цель его существования». Вместо этого Салмо предлагал подход защиты рыб в их естественной среде обитания, основанный на вере в то, что провидение «создало каждое животное в его совершенном виде, и...дало ему инстинкты и способность выполнить достойно и эффективно цель, для которой оно было создано».¹³ Нападки Salmo на культивирование рыбы показывают, что критики, которых в изобилии сегодня, были и во времена рождения первых программ рыбоводства.

Рыбоводные заводы в Соединенных Штатах

В 1841 году, когда Реми и Гехин заново открыли рыбоводство, индустриализация северо-восточных штатов США стремительно уменьшала численность атлантического лосося. Например, летом 1839 года, когда Генри Дэвид Торо и его брат Джон путешествовали вдоль рек Конкорд и Мерримак, город Лоуэлл в штате Массачусетс мог похвастаться двадцатью восемью хлопкопрядильными фабриками со 150 тысячами шпинделей и 5 тысячами ткацких станков, использовавшими силу реки Мерримак. По всему северо-востоку реки перестраивались для нужд промышленности. Возводились плотины, чтобы фабрики могли использовать энергию падающей воды. Новые отрасли промышленности меняли русла рек и разбивали их на каналы, чтобы транспортировать сырье и изделия. Фабрики сбрасывали вонючие отходы в ближайшие воды. Реки трансформировались столь быстро, их экологическое состояние изменялось в таких масштабах, что, несмотря на слабые попытки обеспечить проход рыбы через плотины, атлантический лосось во многих реках был обречен.¹⁴

Перед лицом истощения лососёвых стад вследствие индустриализации региона, рыбаки Новой Англии с надеждой смотрели на новую технологию, разрабатываемую французами в Huningue. Культивирование рыбы не только восстанавливало её изобилие, но было выгодно. Пионер американского рыбоводства Стефан Эйнсворт утверждал, что инвестиция $47,100 в рыбоводный завод форели через четыре года вернет $468,750, принеся прибыль $421,650.¹⁵ Рыбоводство будет прибыльным до тех пор, пока спрос на рыбу остается высоким, а естественное воспроизводство низким. Ирония состояла в том, что это условие зависело от разрушения естественной среды обитания рыбы промышленностью.

И все же, даже при потенциально высокой прибыли, можно ли было ожидать, что частное предприятие пополнит запасы лосося на северо-восточных реках? Сохранение форели в водоемах или реках частных поместий было возможно, но пополнение речных запасов мигрирующей рыбой - совсем другое дело. Зачем предпринимателям вкладывать капитал в лососевый рыбоводный завод? Только чтобы увидеть, как его рыбу вылавливают рыбаки ниже по течению? Как и французам в Huningue, американцам пришлось обратиться к правительству, чтобы оно приняло на себя главную часть затрат по восстановлению истощённых стад лосося. Итак, в 1857 году законодательные органы штатов Коннектикут, Массачусетс и Вермонт начали изучать возможность культивирования рыбы.¹⁶

Штат Вермонт выбрал Джорджа Перкинса Марша, чтобы тот изучил потребность в рыбоводных заводах. Автор книги «Человек и природа», Марш был одним из первых людей, предупредивших мир о страшных последствиях индустриальной перестройки облика земли. Марш, конечно, не потворствовал деградации среды обитания, но полагал невозможным ни остановить разрушение рек индустриализацией, ни эффективно ограничить лов рыбы. В своем сообщении законодательному органу штата Вермонт Марш рекомендовал поощрять частные инициативы в рыбоводстве и восстанавливать рыболовную промышленность путем привлечения частного капитала. Марш также нашел социальное оправдание пополнению запасов рек искусственно разведенной рыбой. Его волновало, что в отсутствии достаточного количества рыбы и дичи люди бросят охотиться, ловить рыбу и потеряют свой мужественный, сильный характер. Большее количество рыбы поощрило бы рыболовство, и таким образом спасло американских мужчин от превращения «в унылых... женоподобных, менее смелых и энергичных».¹⁷

Когда Марш представил результаты своей работы в 1857 году, штат Вермонт и другие штаты Новой Англии отказались участвовать в культивировании рыбы. Им не нравилась идея правительственного вмешательства в область частного предпринимательства. Но к 1864 году уловы продолжали падать, и законодатели Нью-Хэмпшира приняли меры. Они учредили первую в стране комиссию штата по рыболовству. Однако новая комиссия ждала два года прежде, чем начать попытки искусственного разведения. Новая технология требовала икры, которой было мало в Нью-Хэмпшире, и комиссия обратилась в Нью-Брансуик, Канада, где лосось ещё возвращался в реки в больших количествах.

Первая попытка импортировать икру из Канады в 1866 году практически провалилась. Комиссия сумела выпустить всего несколько сотен мальков в истоки реки Коннектикут и Мерримак. Через два года Нью-Хэмпшир получил 70 тысяч канадских икринок, но из них было выведено только 10 тысяч мальков. Обеспокоенный ненадежной поставкой икры, штат нанял прежнего министра, Ливингстона Стоуна, для строительства постоянного устройства сбора икры на реке Миримачи в Нью-Брансуике. Когда Стоун начал добывать икру на Миримачи и отгружать её в Нью-Хэмпшир, многие канадцы высказали свои возражения тому, что они расценивали как воровство икры лосося американцами. Враждебность местных жителей росла, принудив Стоуна отказаться от проекта. Канадцы поняли, что они контролируют поставку икры, в которой американцы отчаянно нуждались. Подчиняясь невидимой руке рынка, Канада согласилась продавать икру по возмутительной цене $45 за тысячу.¹⁸

Чтобы избежать зависимости от дорогостоящей канадской икры, штаты Мэн, Массачусетс и Коннектикут сформировали совместное предприятие для сбора икры в реке Пенобскот штата Мэн. Живого лосося покупали у рыбаков, он нерестился в искусственных условиях, затем оплодотворенная икра распределялась между тремя штатами пропорционально их инвестициям в предприятие.¹⁹ Консорциум начал работу под руководством Чарльза Аткинса, и в первый же год штаты получили 72 тысячи икринок по $ 18.09 за 1,000.

Северо-восточные штаты признавали необходимость строительства путей перехода рыбы через плотины, регулирования сброса отходов и ограничения лова. Но они сделали немногое для прогресса на этих спорных фронтах. В результате, культивирование рыбы и пополнение запасов становилось все более и более привлекательной альтернативой.²⁰ В то время казалось логичным решить проблемы, созданные индустриализацией, ещё большим использованием технологий. Если индустриальные фабрики уменьшают стада лосося, то рыбоводные фабрики пусть пополняют его запасы. Американцы развивали массовое производство всё большего числа материальных товаров, так почему бы не начать массовое производство большего количества рыбы для пополнения исчерпанных запасов? Рыбоводные заводы предлагали идеальное решение: неограниченное количество рыбы и минимальная конфронтация с промышленниками, рыбаками и фермерами. Однако пополнение запасов быстро растущего числа опустошенных рек требовало инвестиций капитала и приобретения икры лосося в большем количестве, чем позволяли ресурсы отдельных штатов.

20 декабря 1870 группа рыбоводов встретилась в Нью-Йорке и договорилась о формировании Американской Ассоциации Рыбоводов. Первоначально цель ассоциации состояла в том, чтобы продвигать финансовые интересы её членов, но Ливингстон Стоун позже вспоминал, что миссия организации быстро сменилась на продвижение общественных товаров. В 1884 году название ассоциации было заменено на Американское Общество Рыболовства, чтобы отразить эту более широкую миссию.²¹ Американская Ассоциация Рыбоводов и северо-восточные штаты имели общую цель - пополнить запасы рек лососем. Они объединили свои силы для того, чтобы обратиться к единственному учреждению, способному гарантировать размещение ценных бумаг для такой задачи - американскому Конгрессу.

События в Нью-Йорке и Вашингтоне, округ Колумбия, привели к ситуации, при которой федеральная помощь стала возможной. Через несколько месяцев после встречи в Нью-Йорке президент Уллиссес С. Грант попросил Спенсера Бэйрда возглавить федеральное бюро, созданное для решения проблем, связанных с истощением национальных рыбных запасов. Новая Американская Комиссия Рыбы дала федеральному правительству агентство, способное выполнять программы пополнения запасов, которых требовали штаты и рыбоводы. Агентство не тратило время попусту, оно начало действовать. Специальный уполномоченный по рыболовству штата Вермонт писал своему далекому родственнику в американском Конгрессе, сенатору Джорджу Эдмондсу и просил его помощи в получении финансирования для строительства двух федеральных рыбоводных заводов анадромных пород рыб. Он предлагал простой план: комиссия федерального правительства по рыболовству собирает икру лосося и затем распределяет её между штатами. И, хотя поставка икры атлантического лосося была неадекватна гигантской задаче пополнения запасов северо-восточных рек, реки Запада всё ещё изобиловали высококачественным лососем и бесконечным количеством поставляемой икры. Как только восточные штаты получат икру, они выполнят свои собственные программы.

Когда сенатор Эдмондс представил предложение о реализации программы рыбоводных заводов на обсуждение Конгресса в 1871 году, его коллеги скептически отнеслись к финансированию программы, которая приносила выгоды одному региону. Чтобы получить ассигнования на федеральные рыбоводные заводы, специальный уполномоченный США по рыболовству Спенсер Бэйрд должен был распространить выгоды культивирования рыбы на другие регионы. Мало того, что северо-восточные реки получат пользу от федеральной щедрости, комиссия рыбы должна была обеспечить и лов западноевропейской сельди в Mиссиссипи и других реках. С помощью влиятельных сторонников типа сенатора Эдмондса Бэйрд наконец получил через Конгресс бюджет в $15 тысяч для культивирования рыбы.

Вскоре после этого, чтобы запустить первую национальную программу рыбоводства Бэйрд встретился со специальными уполномоченными по рыболовству штата Новой Англии и членами Американской Ассоциации Рыбоводов в Бостоне. Ливингстон Стоун утверждал, что тихоокеанский лосось - единственная рыба, которая могла производить икру в количествах, необходимых для восстановления восточных рек. Бэйрд согласился, но ассоциация была провинциально патриотична, когда дело касалось атлантического лосося. Кто-то считал, что тихоокеанский лосось имеет мягкое, белое мясо, столь же низкое по качеству, как мясо сома или чукучан. Кроме того, многие полагали, что тихоокеанский лосось не ловился на муху, в отличие от атлантического.²²

В конечном счете, группа, убежденная Бэйрдом, согласилась отдать часть федеральных фондов Атлантическому лососёвому рыбоводному заводу Чарльза Аткинса на реке Пенобскот. Он должен был снабжаться икрой с завода Huningue во Франции. Другая часть бюджета пошла на сбор икры тихоокеанского лосося на реке Сакраменто. Поскольку Сакраменто протекает через области, где температуры часто превышают 100° по Фаренгейту, Бэйрд полагал, что эта икра должна отправляться в более теплые реки региона центральной Атлантики типа Гудзона, Делавэра, Саскуэханны, Потомака и Джеймса. Даже реки на юге, включая Mиссиссипи, должны были получить икру тихоокеанского лосося. Наконец, оставшиеся фонды были потрачены на проектирование рыбоводного завода западноевропейской сельди. Таким образом, первый план пополнения рек Америки искусственно разведенной рыбой был по существу политическим, он пытался угодить всем.

Спенсер Бэйрд был хорошо известен своими работами как натуралист, но он также был искусным политиком, знатоком манипуляций Конгрессом, особенно если это было необходимо для финансирования его программ. С этой целью он, в конечном счете, и использовал рыбоводные заводы, распределяя «подарки» в виде выращенной рыбы в избирательных округах конгрессменов, как рычаги для осуществления своих целей. Такое использование рыбоводства не всегда совпадало с высокими принципами науки, и показало другое лицо Бэйрда. Например, в ответ на критику за то, что часть икры распределена неправильно, Бэйрд сказал: «Нет никакой разницы, что [сделано] с икрой лосося. Цель состоит в том, чтобы распространить её по как можно большему количеству штатов и иметь соответствующее кредитование от Конгресса. Если она - там, то она - там, и мы можем в этом поклясться, и делу конец».²³

С самого начала своей работы Бэйрд был вынужден заключать сделки, чтобы обеспечить финансирование агентства. В результате политика оказала большее влияние на развитие молодой программы культивирования рыбы, чем наука.

Культивирование рыбы движется на Запад

6 июля 1872 Спенсер Бэйрд предписал Ливингстону Стоуну продолжить работу в Калифорнии по обеспечению поставок большего количества икры от лучших видов лососёвых (Salmonidae) и других пищевых рыб западного побережья, имея $5 тысяч новых ассигнований от Конгресса. Когда Стоун прибыл в Сан-Франциско, он занялся поисками нерестилищ в Сакраменто. Они были неизвестны даже членам Комиссии Рыбы Калифорнии. Наконец, Стоун нашел инженера железной дороги, который смог вспомнить, что видел индейцев, гарпунивших лосося неподалеку от слияния рек Мак-Клауд и Питт. Он сел на поезд до конечной станции Ред Блафф, от которой было ещё пятьдесят миль до места назначения. Местные жители сказали ему, лосось на Мак-Клауд уже нерестится. Он быстро собрал некоторые припасы, поставил лагерь в миле реки и пошел пешком дальше, пока не встретил индейцев, ловящих лосося. На следующий день - 1 сентября 1872 года - Стоун начал строительство первого рыбоводного завода тихоокеанского лосося.²⁴ Он немедленно написал Бэйрду, сообщив, что лосось в Сакраменто действительно ловится на муху.²⁵

Сугубо деловой подход делал Стоуна превосходным работником. Он не терпел специальных уполномоченных штата по рыбе и дичи, которые часто приглашали его на рыбалку или охоту. Он не любил их пренебрежительного отношения к культивированию рыбы и в письме Бэйрду жаловался: «Они, кажется, думают, что я прибыл сюда, чтобы весело провести время, и не видят смысла в моей постоянной, упорной работе».²⁶

Строительство первого лососёвого рыбоводного завода на Западе ставило перед Стоуном множество препятствий, приключений и опасностей. Участок строительства был в двадцати пяти милях от ближайшего города, в пятидесяти милях от железнодорожной станции и в пятидесяти милях от ближайшей лесопилки. Фургоны, везущие оборудование и припасы по узким горным дорогам, делали только двадцать миль в день. В отсутствии стражей общественного порядка в этом пограничном районе Стоуну часто приходилось полагаться на свои кулаки, когда он препятствовал браконьерам вылавливать рыбу из реки ниже завода. Преодолевая многие трудности, Стоуну и его команде приходилось работать на жаре, часто достигавшей 100° по Фаренгейту и выше.

Несмотря на трудности, работа на рыбоводном заводе многое воздавала, особенно тем, кто, подобно Стоуну, искренне заботился о рыбе. Он позже вспоминал очарование первых успешных рождений чавычи: «Острое ощущение волнения, которое покалывало кончики наших пальцев, когда мы сначала видели небольшое черное пятнышко в не выведенном эмбрионе, говорившее нам о том, что наша икринка жива. Тогда для нас это была одна из самых дорогих картин на земле... Мы с трудом верим, что такое банальное, сухое событие могло когда-либо привести в смятение наши чувства и воображение, как это было однажды, когда картины и ощущения были новы, а мир, обещанный нам, неиспытан и неизведан».²⁷ Посвящение себя культивированию рыбы для Стоуна было больше, чем только желание пополнить запасы рек. Оно имело глубокие корни в личных обязательствах между человеком и животными.

Когда рыбоводный завод на Мак-Клауд был построен и запущен, Американская Комиссия Рыбы начала отправлять икру чавычи в восточные реки специально для этого разработанными вагонами по железной дороге. Возвращавшиеся вагоны часто везли икру восточных рыб в калифорнийские реки. Однажды, когда Стоун ехал восточным поездом с партией икры лосося, мост железной дороги разрушился, он и его помощники попали в реку. Спасти они смогли только свои жизни.²⁸

Стоун отправлял икру лосося на реки штатов Мэриленд, Вирджиния, Висконсин и других. За первые одиннадцать лет работы рыбоводный завод лишил Мак-Клауд 30 миллионов икринок лосося и послал их на реки востока Соединенных Штатов, в Новую Зеландию, Гавайи, Голландию, Россию, Данию, Германию, Францию и Австралию. Икра, которую он отправлял, стоила правительству всего пятьдесят центов за тысячу икринок - одна сотая цены, которую перед этим платили за канадскую икру.

Вскоре Стоун столкнулся со знакомой проблемой. Как и канадцы, выступившие против его добычи икры на Миримачи, калифорнийцы начали всерьёз интересоваться экспортом икры чавычи. В ответ Стоун предложил заключить сделку по обмену тихоокеанского лосося на сельдь. 24 февраля 1873 года он написал Бэйрду: «Я нахожу, что не способен дать удовлетворительный ответ на вопрос «что американская Комиссия Рыбы делает для Калифорнии?» Я бы предложил, чтобы США гарантировали ассигнования штату на его попытки разводить новые виды рыб из других штатов... Сейчас людям здесь кажется, будто моей миссия - забирать каждую икринку лосося и не давать ничего взамен. Небольшая услуга в каком-то предприятии, которым штат действительно занят, как в случае разведения сельди, я думаю, дала бы хороший эффект».²⁹ В конечном счете, Стоун и Бэйрд подготовили удовлетворившую всех сделку, и калифорнийцы с готовностью торговали чавычей за сельдь для пополнения запасов своих пресноводных экосистем. Снова политика влияла на федеральную программу рыбоводства.

Когда завод на Мак-Клауд заработал устойчиво, Спенсер Бэйрд послал Ливингстона Стоуна на Колумбию, где группа владельцев консервных заводов, стремящихся избежать правительственного регулирования лова, сформировала Рыбоводную Компанию штатов Орегон и Вашингтон. Бизнесмены собрали $20 тысяч на строительство рыбоводного завода, но испытывали недостаток в специалистах. Бэйрд не хотел помогать промышленникам Колумбии постройкой федерального рыбоводного завода. Другое дело - предоставить бизнесменам, желающим потратить свои собственные деньги, экспертизу Стоуна. Фактически, владельцы консервных заводов следовали совету Бэйрда о том, рыбоводство было предпочтительной альтернативой ограничению лова.

Стоун прибыл в Орегон в мае 1877 года и выбрал участок в низовьях реки Кламакас. Уже в середине сентября завод был построен и заложены первые 200 тысяч икринок чавычи. 15-го сентября – в день, позже названный «черной пятницей» - внезапное наводнение унесло всю икру. Стоун немедленно доставил 200 тысяч икринок из рыбоводного завода Мак-Клауд на Кламакас.³⁰ Перемещение икры между реками Сакраменто и Колумбией было важным фактом: почти сразу, как только на Северо-Западе появилось два рыбоводных завода, они стали обеспечивать друг друга икрой. Передача икры заполнения резервуаров стала обычной практикой и всё ещё используется сегодня.

Сегодня мы знаем, что жизненные циклы лосося отвечают особенностям окружающей среды его родной реки. Все условия, такие как места нереста и обитания молоди, время перемещения в море и захода в реку – это проявление зависимости лосося от его родного потока. Например, во Фрейзер биологи идентифицировали по крайней мере сорок пять стад нерки. Каждое возвращается на нерест в родную воду, но это возвращение отличается у разных стад по времени до пяти месяцев. Этот сдвиг имеет важную экологическую функцию: температура воды в различных областях нереста отличается, а она определяет, как долго икра лосося должна лежать в гравии до появления из нее личинок. Мальки нерки вскоре после выведения мигрируют к озерам, в которых подрастают. Чтобы улучшить выживание, их появление в озере должно точно совпасть со временем появления пищи для них. Разные стада нерки нерестятся на протяжении пяти месяцев, но пик появления мальков в одних и тех же реках происходит в промежутке нескольких недель. Рождение лосося синхронизировано с условиями местной окружающей среды, и мальки появятся в нужное время.³¹ Если эта синхронизация была нарушена перемещением рыбы в другую реку, то мальки появлялись слишком рано или слишком поздно, чтобы воспользоваться преимуществом сезонного пика обильной пищи.

Передача рыбы и икры между рыбоводными заводами различных речных бассейнов помещает лосося в чужие воды, часто за сотни миль от родной реки. Мальки попадают в условия, в которых их жизненная история, стратегия выживания, выработанная для родного потока, бесполезна. Но рыбоводы в то время не понимали, что лосось приспособлен к окружающей среде своего родной реки. Не понимали, что адаптация имеет ключевую предпосылку - популяция должна пережить ступень репродуктивной изоляции. Проще говоря, нерест должен быть в значительной степени ограничен членами одного и того же стада.

Массовые передачи лосося между реками прервали тысячи лет репродуктивной изоляции и разрушили адаптивные отношения между лососем и их родными потоками. Недавно родившийся малёк, попавший в реку, далекую от родной, сталкивался с новыми требованиями. Выживание требовало от него качеств, которые не были частью его эволюционного наследства. Преимущества местной адаптации были потеряны, и немногие из мальков, выпущенных в чужие реки, выживали.³²

Рисунок 6.1. Распространение чавычи из рыбоводного завода Бонневиль по штатам Вашингтон, Орегон и Айдахо, 1909-1950. Каждая линия может представлять собой несколько лососевых ферм. (Источник : Уоллис 1964) (Source: Wallis 1964).

По мере того, как программы рыбоводства росли, перемещение икры между реками становилось все более обычным делом. В 1909 году штат Орегон построил Центральный Рыбоводный завод (позже переименованный в Бонневиль) на Таннер-Крик в низовьях Колумбии. Название «Центральный» подчеркивало первичную миссию завода - служить счетной палатой для икры лосося, привезенной из других заводов и мест. Часть икры в Бонневиль передавалась с верховьев реки. Мальки выпускались здесь же в Колумбию. Это отвечало существовавшей теории, по которой мальки, если их выпустить ближе к океану, избегнут высокой смертности на реке. Но большая часть икры из Центрального Рыбоводного завода чаще отправлялась на другие реки Северо-Запада (Рисунок 6.1), чем возвращалась назад, в свои родные воды. Например, когда в 1925 году икра чавычи из реки Калама, штат Вашингтон, была выведена в Центральном, мальков выпустили в Олси, что на побережье Орегона. Нерка из Йес Бей на Аляске была выведена в Центральном и выпущена в Колумбию у Таннер-Крик. Эти перевозки из реки в реку обеспечивали рыбоводам постоянную занятость, но давали мало взрослого лосося.

Миллионы лет лосось и среда обитания сплетали сложный гобелен отдельных популяций, приспособленных к природным условиям родных вод. Теперь же переселение неродных разновидностей рыб в западные реки, передачи лосося между реками в пределах региона неумышленно разрывали этот гобелен на клочки. Ответственность за первые перемещения лосося между реками мы можем отнести на недостаток знаний. Но почему тогда рыбоводы не искали знаний, в которых нуждались, тем более что они признавали их необходимость? Жизненные циклы и экология лосося игнорировались. Это доказывает тот факт, что главные задачи федеральной программы рыбоводства не были реализованы.

В 1884 году американская Комиссия Рыбы и Рыболовства опубликовала задачи новой программы рыбоводов. В первую очередь комиссия признала необходимость сбора информации, «…чтобы достигнуть полного знания с начала до конца жизненного цикла каждого вида, имеющего экономическую ценность, жизненных циклов животных и растений, которыми они питаются или которыми питается их добыча, жизненных циклов их врагов и друзей, друзей и противников их врагов и друзей, равно как течений, температур и других физических свойств воды, связанных с перемещением, воспроизводством и ростом».

Во вторых, комиссия намеревалась «…применить это знание на практике так, чтобы каждая форма рыбы находилась самое меньшее под таким же контролем, под каким сейчас находятся лосось, сельдь, карп и сиг».³³

Первой задачей комиссия признавала необходимость понимания биологии и экологии разводимой рыбы на протяжении всего цикла её жизни и в связи с естественной окружающей средой. Но указанные исследования не были проведены. В 1879 году Ливингстон Стоун попросил комиссию направить для работы на рыбоводный завод Мак-Клауд образованного биолога, который мог бы приступить к изучению жизненных циклов лосося. Бэйрд отверг запрос. Если бы просьба Стоуна был удовлетворена, мог возникнуть прецедент, который породил бы другие методы и направления в программе рыбоводства. Возможно, тогда наши знания о лососе и его состояние могли сильно отличаться от тех, что мы имеем сегодня.³⁴

Через сто двадцать лет комитет независимых ученых, изучавших уменьшение численности тихоокеанского лосося для Национального Совета Научных Исследований пришел к выводу, что программа рыбоводов не была подвергнута долгосрочной оценке и следовательно, успех или неудача её никогда не были зафиксированы документально.³⁵ В 1880-ых Комиссия рыбы могла начать изучение жизненных циклов рыбы, которую разводили её ученые, изучать экологию водоразделов, в которую эту рыбу выпускалась. Но не сделала этого. А эти исследования могли бы оказать большое влияние на развитие программ и использование рыбоводных заводов. Вместо этого Комиссия усилила контроль над производством и приблизила культивирование рыбы к сельскохозяйственной науке. Мы всё ещё используем рыбоводные заводы и продолжаем управлять реками, как будто это специализированные фермы, а не сложные экосистемы.

Акклиматизация - игра бога с экосистемами

Рыбоводные заводы прекрасно отвечали представлениям девятнадцатого века о том, что природа - склад богатств, существующий исключительно для использования и выгоды человека. Сама земля виделась гигантской фабрикой, «спроектированной великим инженером». Миссия людей - подчинить дикую природу, избавить землю от животных и растений, бесполезных для людей, и обеспечить эффективное управление над всей системой.³⁶ Идеи доминирования, контроля и управления природой на благо человека глубоко заложены в западной культуре. Рыбоводные заводы предоставили идеальное средство управления и контроля над водным царством.

Рыбоводство и распространение икры тихоокеанского лосося по всему миру были только частью большого массового процесса распространения «одобренных» животных и растений. Правительства и частные организации, известные, как «общества акклиматизации», усердно перемещали флору и фауну из одной страны в другую, из одного полушария в другое, из одного региона в другой, чтобы «улучшить» природу. Например карп из Германии был запущен в воды Соединенных Штатов, а к 1895 году из восточных штатов в воды западных были переселены тридцать разновидностей рыбы вместе с американским омаром, восточной устрицей и мягкой ракушкой. Играя, как Бог, с экосистемами и реконструируя водные сообщества, сторонники «акклиматизации» могли гарантировать, что реки содержат те виды, которые они считали выгодными или которые, в недавно заселенных местах, напоминали белым пионерам их родину.

В своем отчете о попытках переселить лосося в Австралию, Артур Николс описал значение, которое люди придавали перераспределению видов млекопитающих, птиц и рыб по всему миру. «Тот, кто преуспел, вырастив пару ростков травы в местах, где прежде ничего не росло, канонизировался, как величайший благодетель человечества, - написал Николс. - И, конечно же тот, кто решает более трудную задачу,…заселяя бесплодную реку благородной разновидностью рыбы, не должен остаться незамеченным своими современниками и теми, кто получает в удовольствие от его труда».³⁸ Согласно Николсу, успешная «акклиматизация» была достижением более важным, чем успех сельского хозяйства пионеров. Само собой, он не признавал, что эти «бесплодные» реки – экосистемы, населенными видами, приспособленными к местным условиям.

Популярность рыбоводства и «акклиматизации» отражала господствующую научную и общественную мысль: с водами нужно обращаться, как с фермами и управлять ими, используя сельскохозяйственную модель. Даже престижный журнал «Наука» (Science) хвалил проект Американской Комиссии Рыбы по акклиматизации.³⁹ Реки должны быть возделаны рукой человека, и удовлетворить его потребности. Только рыбе, которую одобрит человек, из которой считается возможным создать продукт, нужно разрешить населять реки. Управление природными ресурсами в то время было смесью религии, науки и технологии. Активное вмешательство в формирование фауны рек было просто ещё одним способом выполнения провидческого плана господства и управления миром природы.

Растущее стремление управлять природой было не просто общим настроем, руководящим перестройкой земель и вод страны. Оно проникало в сами мысли биологов о рыбе. Например, лосось, возвращаясь в реки каждый год, несёт миллионы икринок сверх числа, необходимого, чтобы поддержать свою популяцию. В статье за 1884 год Ливингстон Стоун объяснял, почему лосось нес этот огромный излишек икры к местам нереста: «Природу, наверное, точнее было бы назвать Провидением, в случае рыбы... производит большие количества семени, которое природа не использует и в которых не нуждается. Это напоминает богатый склад, который был предусмотрен природой, который держится в запасе до времени, когда растущее население земли будет в нем нуждаться и проницательность человека использует его. Ни при каких условиях природа не использовала этот запас, и человек обнаруживает, что есть уже всё, чтобы удовлетворить его желания».⁴⁰ Стоун полагал, что избыток икры был создан специально для использования человеком в будущем, когда технологии позволят людям управлять судьбой икринок на рыбоводных заводах.

Убежденность в своей миссии управления природой вкупе с сельскохозяйственным подходом к рекам, уничтожала у людей любые мысли о естественном ограничении производства. Так же, как сад, который возделан людьми, может производить большее количество продукта, чем участок земли, оставленный в диком состоянии, реки произвели бы большее изобилие, будь они возделаны людьми. Культивируя реки и превращая огромный излишек икры, описанный Стоуном, во взрослого лосося, люди всего лишь защищали эту икру от естественных хищников. «Рыба нуждается в нашей помощи только одним способом. В период размножения икра главным образом уничтожается многочисленными врагами, и лишь немногая становится личинками. Искусственными средствами, при пустяковых затратах, почти всю икру можно спасти и произвести огромное число молоди» - утверждал отчет комиссии по рыбе в 1890 году.⁴¹ Заводы дали рыбоводам силу для преодоления пределов естественной численности лосося. Или им так казалось.

Тысячи лет популяции лосося реагировали на сезонные циклы и ритмы экосистем. Теперь систему производства лосося должны были построить и направить люди, чьё представление о реках и лососе было серьёзно испорчено.

Лосось без рек

Одним из самых вредных последствий порченого представления о природе было то, что внимание менеджеров отвлекалось от основных причин уменьшения численности лосося. Главные проблемы, такие как разрушение среды обитания и перелов последовательно игнорировались. Бюджеты агентств и энергия их сотрудников были направлены на искусственное разведение, а не на защиту среды обитания. Отношение менеджеров рыбы к лесозаготовкам и плотинам и губительному воздействию, которое они оказывали на окружающую среду, служит хорошей иллюстрацией к сделке, разменявшей сохранение среды обитания лосося на рыбоводство.

Например, даже, несмотря на то, что Вашингтонские законодатели запретили сброс опилок в реки ещё в 1876 году, двадцать четыре года спустя специальный уполномоченный штата по рыбе жаловался, что эта разрушительная практика всё ещё остается главной проблемой в водах Пьюджет-Саунд. Потом он подтверждал: «Многие граждане делали запросы о том, почему мы не установили более строгое судебное преследование за нарушения законов о рыбе и дичи. Мы были вынуждены признать, что нарушения правил часты и известны департаменту». Он продолжал сетовать на недостаток фондов: «Сразу должно быть видно, что с ограниченным представительством и количеством денег на расходы, имеющимся в нашем распоряжении..., невозможно даже пытаться сделать что-то похожее на систематическое судебное преследование этих нарушений закона». Далее он предложил к осуществлению то, что он рассматривал, как предпочтительную альтернативу и раскрыл её высочайший приоритет: «Я решил, что наиболее важной работой в связи с Департаментом Рыбы было создание и надлежащее обслуживание рыбоводных заводов».⁴²

Похожий подход избрали и менеджеры рыболовства в Орегоне.⁴³ Приоритетом было определено искусственное разведение, а не защита среды обитания: скорее уход от проблемы, чем её решение. Основанием было предположение, что рыбоводные заводы могут поддерживать численность лосося и без здоровых рек. Строгое соблюдение законов, запрещающих сброс опилок, ждало до 1920-ых годов, то есть сорок пять лет с момента их принятия.⁴⁴

Сплавные плотины и сплав леса были одними из наиболее эффективных методов разрушения дома лосося, когда-либо изобретенных людьми. Для того, чтобы компенсировать потерю среды обитания рыбы, блокированную сплавными плотинами или разрушенную сплавом, менеджеры вновь обратились к рыбоводству.⁴⁵ Чтобы собрать икру для рыбоводных заводов, поперек потоков помещали стойки, представляющие собой деревянные плотины. Они полностью блокировали ход лосося. Не имея возможности пройти на нерест, лосось скапливался в водоемах непосредственно ниже стоек, где рыбоводы легко вылавливали его, и лишали икры.

Лесная промышленность доминировала в использовании рек настолько, что невозможно было даже разместить рыбоводные заводы, которые должны были компенсировать разрушение среды обитания. Деревянные стойки не могли противостоять большим «сплавам» воды и бревен, которые разрушали их. Это заставило A. C. Литла, специального уполномоченного штата Вашингтон по рыболовству предложить запрет действия сплавных плотин на то время, когда рыбоводы собирали рыбу.⁴⁶ Некоторые рыбоводные заводы приспособились к работе лесорубов. Например, на федеральном заводе на реке Вайт Салмон в штате Вашингтон размещение стоек для сбора икры откладывали до тех пор, пока не пройдет последний в сезоне сплав леса.⁴⁷ Даже в местах, где сплавные плотины не мешали сбору икры, крупномасштабная заготовка леса ухудшала качество воды настолько, что рыбоводные заводы приходилось закрывать.⁴⁸ Вместо того, чтобы компенсировать разрушение среды обитания, первые рыбоводные заводы просто добывали икру диких популяций лосося, содействуя немного или вовсе ничем их выживанию. Заводы были всего лишь ещё одной напастью, с которой лосось вынужден был бороться.

Менеджеры также верили, что рыбоводные заводы смогут компенсировать и влияние сотен плотин, которые строились на стыке столетий чуть не на каждой реке региона.

Как и другие плотины региона, плотина на реке Эльва, стоящая на северных склонах полуострова Олимпик, штат Вашингтон, поставила потребность евроамериканцев в энергии выше потребности лосося в пресноводном доме.

Хотя трагическая борьба между плотинами и рыбой происходила в сотнях каньонов повсюду на Северо-Западе, история Эльвы имеет большое значение по двум причинам. Во-первых, там был создан прецедент использования рыбоводства для компенсации воздействия плотин; и, во-вторых, Эльва, может быть, могла бы отмечать дату первого сноса плотины ради возрождения лосося.

Эльва была продуктивным водоразделом, в который шло на нерест одно из самых больших стад лососей и стилхеда на полуострове Олимпик.⁴⁹ Хотя в Эльву входили на нерест все разновидности тихоокеанского лосося, весенняя чавыча среди них выделялась.

История весенней чавычи Эльвы началась задолго до прибытия евроамериканцев и возможно, ещё до появления первых людей на полуострове Олимпик. Прежде чем плотины блокировали её перемещение, весенняя чавыча прокладывала свой путь вверх по узким каньонам и бурной воде Гоблинс Гейт, чтобы метать икру в самых верховьях реки. Узкие каньоны и быстрое течение действовали как биологический фильтр, который выборочно пропускал к местам нереста только самую большую и сильную весеннюю чавычу. Тысячи лет развивалась раса гигантов, особи которой обычно весили более 75 фунтов, а многие и более 100 фунтов.⁵⁰ Тысячи лет большой весенний лосось проходил отбор на выживание в бурном течении Эльвы.

В 1890 году Томас Олдвелл купил заявку на ферму за $300 и стал владельцем участка земли на дне каньона Эльвы. Четыре года спустя ему явилось видение плотины, протянувшейся через его ферму от одной стены каньона до другой. Олдвелл хотел забрать мощь и энергию, которая произвела расу гигантов чавычи и использовать её на фабриках близлежащего города Порт-Анжелеса. Через семь лет он собрал капитал достаточный, чтобы построить плотину и осуществить свою мечту.⁵¹ Оставался один вопрос: сможет ли с плотиной Олдвелла сосуществовать весенняя чавыча? Но этот вопрос едва ли поднимался в планах и расчетах Олдвелла.

Законы штата Вашингтон запрещали строительство плотин, которые могли блокировать перемещения лосося, но прежде, чем началось возведение плотины на Эльве, специальный уполномоченный штата Вашингтон по рыболовству нашел в законе лазейку. В 1906 году «Jim Creek Light and Power Company» хотела перекрыть плотиной Джим-Крик. Предлагаемая плотина имела шестьдесят футов в высоту, и Джон Райзлэнд, специальный уполномоченный штата по рыболовству, был обеспокоен тем, что лестница для рыбы на столь высоком сооружении не будет эффективна. Тогда он предложил альтернативу - рыбоводный завод вместо лестницы рыбы. Таким образом он уладил дело и открыл лазейку в законе. Законодатели не санкционировали политику строительства рыбоводных заводов вместо лестниц рыбы до 1915 года.⁵²

Олдвелл начал строительство своей плотины в 1911 и уже в сентябре того же года стало очевидно, что её строительство блокирует проход лосося. Местный губернатор, Дж. У. Пайк, писал Райзлэнду: «Я лично осматривал Эльва и притоки выше плотины и не мог найти ни одного лосося.…Кажется, будто тысячи лососей скопились у подножия плотины, где они непрерывно прыгают».⁵³

Олдвелл остановил строительство прохода для рыбы отчасти потому, что основание его плотины вымывалось во время строительства, и его пришлось восстанавливать. К 1913 году, когда проход всё ещё был блокирован, новый специальный уполномоченный штата Вашингтон по рыболовству, Лесли Дарвин, нашел выход из тупика. Он использовал лазейку Райзлэнда и пошел дальше, соединив интересы Вашингтонского Департамента Рыболовства с видением перегороженной реки Олдвелла. Чтобы обойти букву, если не дух закона от 1890 года, Дарвин указал на то, что штат допускает преграды для перемещения лосося, если они созданы с целью сбора икры для искусственного разведения лосося. Далее, используя ставящую в тупик логику, он приравнивал плотину в 100 футов высотой к большой стойке рыбоводного завода, давая юридическое прикрытие незаконной в ином случае плотине. Дарвин предложил Олдвеллу: «Единственным способом избежать этого [строительства лестницы для рыбы] для штата будет возможность выбирать рыбу в основании вашей плотины и использовать её как собственно преграду для изъятия рыбы в целях рыбоводства».⁵⁴

В 1914 году Олдвелл дал на это согласие, и в 1915 году рыбоводный завод приступил к работе.⁵⁵ Подобно большинству первых рыбоводных заводов предприятие на Эльве было неэффективно, и в 1922, через год после того, как Дарвин уволился, оно было заброшено. Таким образом, плотина, которая как бы служила стойкой, стала просто плотиной без лестницы рыбы. Такова была судьба многих рыбоводных заводов, созданных Дарвином вместо лестниц.

Персонал Вашингтонского Департамента Рыболовства возвратился на Эльву через восемь лет и обнаружил, что часть чавычи всё ещё обитает на пяти милях свободного течения реки ниже плотины. Работники выловили рыбу, собрали икру и отправили её за пятнадцать миль, на рыбоводный завод реки Дандженесс. Как объяснил писатель Брюс Броун: «Департамент Рыболовства был склонен подходить к ситуации с Эльвой, как к смерти дальнего родственника: всё это несколько грустно, но ничего не поделаешь».⁵⁶

На машине легко добраться от Порт-Анжелеса до верхней плотины на Эльве.⁵⁷ Внимание большинства прибывших сразу привлекает вид узкого каньона ниже плотины, и мирная синева озера Миллс, лежащего в обрамлении елей дальше, за плотиной. Но я всегда пропускаю эти достопримечательности и сосредотачиваю свое внимание вверх по течению - за плотину и водохранилище - на холмы и каньоны Национального Парка Олимпик. Я думаю о реке, текущей через эти зеленые горы. Она всё ещё дикая и почти девственная, ведь уже более пятидесяти лет её защищает Национальный Парк Олимпик. Находясь под его защитой, река выше плотин сохраняет все свои природные атрибуты в нетронутом состоянии, все, кроме одного - гигантской серебряной рыбы.

Немного весенней чавычи возвращается сегодня в свободную часть Эльвы ниже самой нижней плотины. Гены выжившей рыбы всё ещё хранят память о дикой реке, рвущейся через каньоны и текущей через горные луга, благоухающие ароматом кедра и ели. Заключенная глубоко в генах, это - память о выживании в бурном и красивом мире. Реку и рыбу разлучили на восемьдесят лет. Но если река когда-нибудь освободится от власти плотин, у весенней чавычи не будет проблем с повторной колонизацией своего прежнего дома. Были проведены соответствующие исследования и взвешены все условия, и кажется возможным и выполнимым восстановить Эльву. Все, что нам нужно теперь - большая политическая храбрость и новое отношение к лососю.

Плотина Олдвелла создала критический прецедент, который увязал плотины и рыбоводные заводы. Эта связь была выкована глубоко в сердце индустриальной экономики. Она стала высшим символом человеческой власти над природой. Плотины превратили реки в озера и дали людям власть для управления энергией потоков. Рыбоводные заводы, построенные, чтобы смягчить эффекты плотин, дали людям контроль над лососем. Слияние компаний позволило индустриальному развитию заменить дикую рыбу искусственной, а свободно текущие реки бассейнами.

Рыбоводные заводы дали, кроме того, преимущество, которое станет более очевидным после 1930 года. Они превратились в главный источник дохода для агентств управления лососем. Что более важно и трагично для лосося, этот доход не зависел ни от эффективности работы заводов, ни от способности менеджеров лосося сохранить его изобилие. Недавно U.S. General Accounting Office (GAO) подсчитал стоимость усилий по поддержке лосося Колумбии. Из $1.8 миллиардов, которые насчитал GAO, 40 процентов денег были потрачены на рыбоводство, и 5 процентов на восстановление среды обитания. И хотя три группы независимых ученых заключили, что рыбоводные заводы лосося не смогли выполнить свою цель, менеджеры упорно цепляются за эти программы.⁵⁸ В течение полувека доход, приносимый рыбоводством, зависел только от закона гравитации. Пока вода текла вниз и вращала турбины плотин, заводы приносили доход агентствам управления независимо от того, достигали ли они своей цели – компенсации потерь лосося.

Пока Боги Вчерашнего Дня перестраивали землю и реки тихоокеанского Северо-Запада, менеджеры лосося пытались компенсировать массовое разрушение среды обитания, строя рыбоводные заводы. Но некоторые люди признавали, что этого не достаточно, они пришли к выводу, что единственным способом защиты лосося была полная его изоляция от разрушительного влияния индустриальной экономики. И осуществить это, на их взгляд, можно было только созданием заказников или заповедников лосося.

Заповедники лосося – отвергнутый путь

Первым человеком, предложившим выделить реки - заповедники лосося, был Ливингстон Стоун, бывший министр из Нью-Хэмпшира, в свое время построивший первый рыбоводный завод тихоокеанского лосося в северной Калифорнии для Американской Комиссии Рыбы. В 1889 году он проехал от Калифорнии до Аляски с группой ученых, исследуя рыбную промышленность штатов и возможности внедрения искусственного разведения. По возвращении Стоун обдумал увиденное, сравнивая лосося Аляски и его среду обитания с условиями в остальной части тихоокеанского Северо-Запада. Он пришёл к выводу, что стране необходимо выделить реки исключительно для лосося. Другого способа избежать разрушения среды обитания и уничтожения лосося в быстро развивающемся регионе не было. На встрече с Американской Ассоциацией Рыбопромышленников он представил свою идею о создании заказника или заповедника лосося.

Стоун допускал, что призыв создать заповедники для лосося может показаться несерьёзным, ведь рыба всё ещё в изобилии возвращалась в штаты Орегон, Вашингтон и Айдахо в 1892 году, но он напомнил аудитории, что и бизоны тоже когда-то водились в изобилии. Если бы Йеллоустоунский национальный парк не создали вовремя для защиты немногих последних животных, заключил он, бизон бы исчез.

Напомнив о судьбе атлантического лосося, Стоун указал на то, что тихоокеанский лосось зажат в клещи жадности рыбаков и разрушительных сил прогресса. Он говорил: «Это заводы, плотины, пароходы, производства, загрязняющие воду и им подобные в первую очередь [делали] реки все более непригодными для жизни [Атлантического] лосося, наконец, истребив его полностью.⁵⁹ Стоун признал, что даже рыбоводство не смогло противостоять разрушительному эффекту, который оказывал рост населения и развитие индустрии.

Массовый ход лосося на девственных реках Аляски впечатлил Стоуна настолько, что он рекомендовал сделать реку Уганик на острове Афогнак (рядом с островом Кадьяк) первым парком лосося. Он был хорошим продавцом: президент Бенджамин Харрисон удовлетворил его запрос на Сочельник 1892 года, сделав остров Афогнак и реку первым заповедником лосося. Этот статус защитил реку от промышленного освоения и запретил все виды лова на ней и в прилегающих морских водах.⁶⁰

Хотя Стоун веско аргументировал необходимость создания парков лосося, он не был готов расстаться со своей верой в рыбоводство, считая, что оно обеспечит лосося лучшей защитой, чем дикие реки. Даже в заповеднике на острове Афогнак рыбоводы ещё пытались улучшить природу, строя огромный завод, способный вывести 78 миллионов мальков лосося. Заповедник и запрет лова вводились не для того, чтобы обеспечить здоровое, естественное воспроизводство лосося, а для того, чтобы гарантировать поставку икры для рыбоводства. Ведя кампанию за создание парков лосося Стоун, очевидно, не видел противоречий в своих действиях. Если рыбоводные заводы более эффективны и производительны, чем дикая природа, зачем им нужны защищенные девственные реки, поставляющие икру?

К сожалению, ограничения на лов вокруг острова Афогнак были со временем сняты, а принятие Белого Акта в 1923 году отменило все специальные инструкции, направленные на защиту заповедника.⁶¹ За какие-то тридцать лет единственный национальный парк лосося превратился в простой рыбоводный завод. В 1934 завод закрылся по экономическим причинам, и его здания были переданы Военно-Морским Силам (ВМС) США для использования в качестве центра отдыха. Хорошая идея пала жертвой узости взглядов и ложных представлений о природе.

Рисунок 6.2. Количество ящиков консервированного лосося и общее количество икры изъятой рыбоводными заводами на Сакраменто, 1864-1924 (верхний график). Избыток консервных заводов, действовавших на Сакраменто (нижний график). (Источник: Кларк 1929)(Source: Clark 1929)

В том же году, когда президентом Гаррисоном была установлена неприкосновенность острова, Американская Комиссия Рыбы воспользовалась помощью ВМС США в борьбе с истощением стад лосося. Командующему Дж. Дж. Брайсу было предписано рассмотреть военные и другие правительственные закрытые территории на предмет поиска потенциальных мест для установки рыбоводных заводов. Ему была поставлена задача: «разработать план восстановления численности лосося до первоначальной». В соответствии с преобладавшим в конце девятнадцатого века подходом, Дж. Дж. Брайс рекомендовал строительство четырех центральных рыбоводных заводов и двадцати вспомогательных станций на территории от Калифорнии до штата Аляска. Он, однако, дал одну рекомендацию, которая отклонялась от статус-кво. Брайс советовал сделать реку Кламат в северной Калифорнии заповедником лосося.⁶² Эта рекомендация так и не была осуществлена.

В 1911 году Генри Вард обратился к ежегодному собранию Американской Ассоциации Рыбопромышленников и напомнил аудитории, что заказники и парки для охоты выделялись, чтобы увеличить численность млекопитающих и птиц. Вард полагал, что рыба заслуживала такого же отношения, и напомнил своим коллегам, что рыба в местных реках исчезала быстрыми темпами, особенно в восточных областях.⁶³ Он рекомендовал выделить речные области или даже целые водоразделы для защиты родной фауны рыбы. Его слова попали в глухие уши.

Длительная засуха, изменение климата в океане, безудержный лов и продолжение деградации среды обитания привели к резкому уменьшению численности тихоокеанского лосося в 1920-ых и 1930-ых годах. Снова возник интерес к заказникам лосося. В своем ежегодном сообщении от 1932 года, инспектор по рыболовству штата Вашингтон Чарльз Поллок призвал «определенное законодательство... выделить некоторые водоразделы в качестве постоянных заповедников рыбы, чтобы гарантировать коммерческую и спортивную рыбную ловлю этого штата в будущем».64

Штат Орегон также рассмотрел необходимость создания заповедников. В 1928 году избирателей штата Орегон просили проголосовать по вопросу, нужно ли создавать заповедники рыбы на реках Рог и Мак-Кензи и их притоках с частями бассейна Дешут и низовьев Умпква. Решение останавливало все виды хозяйственной деятельности в этих речных бассейнах. Оно декларировало, что реки должны быть сохранены «насколько это ещё возможно, в естественном состоянии и свободны от вторжения коммерческих интересов», и что использование этих рек «для развития спортивного лова, лова для пропитания и для потребления в регионе даст достаточную выгоду».⁶⁵ Все эти меры были отклонены отношением голосов примерно два к одному.⁶⁶ Но заповедники лосося не умерли с этим поражением, идею возродили десятью годами позже.

В 1938 году губернатор Орегона Чарльз Мартин попросил Совет Планирования изучить и доложить ему о снижении уловов на Колумбии. Среди других рекомендаций Совет заявил, что необходимо изучить возможность создания заповедников лосося – притоков рек, выделенных исключительно для нереста лосося.⁶⁷ Кажется, не существует свидетельств того, что изучение когда-либо было проведено. А если и было – всё равно, ведь предложенные заповедники лосося никогда не были созданы.

Росс Лефлер, помощник секретаря внутренних дел, в 1959 году подавал последний запрос на превращение Снейка заповедник лосося вместо того, чтобы продолжать строить на реке плотины, запланированные энергетиками. Он потерпел неудачу, и сегодня чавыча и нерка в Снейк находятся под угрозой исчезновения.

Заказники лосося остаются нехоженой дорогой.⁶⁸ Привилегированной альтернативой всё ещё считаются рыбоводные заводы.

Политический инструмент

Через несколько лет после того, как Американская Комиссия Рыбы начала прививать икру тихоокеанского лосося на восточных реках, всё ещё не проявились признаки успешности этой работы. Несколько взрослых лососей время от времени помечались, но никаких заметных «стад» тихоокеанского лосося обнаружено не было. Защитники рыбоводства оставались оптимистами, считая, их работа устранит необходимость регулировать лов рыбы. Американская Комиссия Рыбы руководствовалась политикой, по которой «лучше расходовать немного общественных денег для создания рыбы в таком избытке, что она может ловиться без ограничения..., чем расходовать намного больше средств, удерживая людей от ловли того немногого, что всё ещё остается после поколений оскудения».⁶⁹ Поэтому в течение первых двенадцати лет своего существования комиссия тратила от 75 до 85 процентов своего ежегодного бюджета на искусственное разведение.⁷⁰

При такой приверженности культивированию рыбы каждый, вовлеченный в него, стремился увидеть признаки успеха своей работы. Ливингстон Стоун отправлял большую часть икры, собранной в рыбоводном заводе Мак-Клауд на восточное побережье, но несколько тысяч мальков каждый год выпускал и в Мак-Клауд. В 1878 году, когда федеральные и государственные комиссии рыбы заметили на Сакраменто рост производства консервированной продукции из лосося, они приписали это действию завода Стоуна.⁷¹ На самом деле, рост был недолгим и наиболее вероятно, отражал взрыв рыбацких усилий после того, как с 1876 по 1881 годы открылись восемнадцать новых рыбоконсервных заводов. Рыбоводы, ищущие любой признак успеха, делали заключения, основанные больше на их желаниях, чем на какой-либо реальной оценке.

Заявление о том, что искусственное разведение привело к увеличению уловов лосося на Сакраменто, показывает тревожное несоответствие научных подходов Американской Комиссии Рыбы. В большинстве областей исследований ученые комиссии были скрупулезны. Например, их биологические обзоры Великих озер отвечали высоким профессиональным стандартам. Но, когда дело доходило до рыбоводства, скептицизм ученых и осторожная оценка фактов падали жертвой слепого оптимизма и политической целесообразности. Если слепой оптимизм приводил их к преждевременным и ложным заключениям об успехе рыбоводства, то политическая целесообразность - необходимость защитить 85 процентов бюджета комиссии - делала такие заключения совершенно необходимыми.

В конечном счете, объем продукции консервных заводов Сакраменто снизился после 1883 года, несмотря на крупномасштабное развитие программы рыбоводства.⁷² На самом деле она, особенно после 1895 года, кажется, ускоряет снижение уловов ( Рисунок 6.2).

Пополнить реки Америки миллионами мальков с заводов и создать изобилие рыбы, снять ограничения лова – это был заманчивый план. Однако эта цель культивирования рыбы с самого начала перемешалась с нереальными фантазиями и политикой. Для того, чтобы продолжить свою научную программу, сохранить и увеличить бюджет Американской Комиссии Рыбы Спенсер Бэйрд использовал так называемые «подарки», распределяя продукцию рыбоводных заводов по избирательным округам конгрессменов. Как Бэйрд объяснил: «Частично наше распределение рыбы делается не столько для воспроизводства и распространения [но] как... обязательство некоторым конгрессменам и отдельным людям. Пока мы занимаемся этим делом, это все, на чем мы настаиваем. Конечно, если бы рыбы было недостаточно, мы не могли бы позволить себе тратить впустую даже маленький процент, но... при её изобилии мы можем позволить себе отбрасывать немного по политическим или другим причинам».⁷³

Как только программа рыбоводства стала политическим инструментом, она получила иммунитет, защищающий её от тщательного рассмотрения и научной оценки. Успех и оптимизм приходилось поддерживать, чтобы сохранить уверенность в ценности даров рыбоводных заводов и, в конце концов, увековечить полномочия программы рыбоводства. В конце концов, менеджеры обманули сами себя, и стада дикого лосося заплатили за это страшную цену.

В 1883 году, всего через одиннадцать лет после того, как первый тихоокеанский рыбоводный завод начал добывать икру дикого лосося в Сакраменто, Джордж Браун Гуд из Американской Комиссии Рыбы заявил о полной победе рыбоводства. (Как отмечено в начале этой главы, Гуд сделал это необоснованное заявление на Мировой Выставке Рыбопромышленности.) Когда другие ученые подвергли его слова сомнению, Гуд поддержал свое заявление любопытным логическим построением: «маловероятно, чтобы Американский Конгресс или правительство Канады десять или двенадцать лет продолжали ежегодно ассигновать культивирование рыбы, если бы не считали его успешным не только с научной, но и с коммерческой точки зрения».⁷⁴

Программа, начавшаяся со слепого оптимизма и быстро ставшая политическим инструментом, теперь прошла полный круг. Сомнительные поставки рыбы с рыбоводных заводов использовались, чтобы получить политическую поддержку и финансирование программ. При этом политическая поддержка считалась даже среди ученых мерой успешности программы. Благодаря своим идеологическим корням и ранней политизации рыбоводство настолько закрепилось в качестве главного инструмента управления лососем, что потребовалось ещё пятьдесят лет, чтобы оно подверглось пусть даже очень ограниченной научной оценке.

Трещина в фундаменте

Уже через год после своего заявления об успехе Гуд был вынужден признать, что все попытки пополнить запасы тихоокеанского лосося на реках востока Соединенных Штатов потерпели неудачу.⁷⁵ После десяти лет массового заселения тихоокеанский лосось не смог колонизировать восточные реки. Столкнувшись с этой очевидной неудачей, сторонники рыбоводства старались отыскать свидетельства своих успехов. Конечно, рыбоводный завод на Сакраменто явно повысил уловы лосося, сельдь и полосатый окунь, завезенные на Запад, успешно поддерживали промышленное рыболовство.⁷⁶ Неудачи одного эксперимента - снабжения восточных рек лососем - было недостаточно, чтобы уменьшить безграничный энтузиазм массовых рыбоводческих программ.

Только в 1893 году преемник Бэйрда Машалл Мак-Дональд бросил первую тень сомнения на эффективность рыбоводства. Выступая на Мировом Конгрессе по Рыболовству Мак-Дональд сказал: «Я склонен думать, что мы зря положились исключительно на искусственное разведение, как на единственное и адекватное средство обеспечения работы нашей рыбопромышленности. Искусственное оплодотворение, выведение икры и выращивание мальков велись в громадном масштабе. Мы были настроены измерять результаты скорее количеством, чем качеством, оценивать наши триумфы скорее объемом, чем потенциальной возможностью. Мы уделили слишком мало внимания необходимым условиям, которые должны быть выполнены, чтобы максимально возвращать израсходованные деньги».⁷⁷

Мак-Дональд разоблачал три основные ошибки мифа о рыбоводстве. Во-первых, рыбоводные заводы сами по себе не могли компенсировать недостатки в управлении ресурсом. Во-вторых, масштаб программы - например, количество выпущенных мальков, не был действительной мерой её успеха или неудачи. И, в-третьих, успех или неудача, в конечном счете, определялись состоянием реки, в которую выпускали рыбу. Не один Мак-Дональд относился скептически к возможности производить лосося без рек.

В том же году на собрании Американской Ассоциации Рыбопромышленников в Чикаго президент ассоциации Хершел Уайтейкер высказал похожие сомнения о практике культивирования рыбы. Хершел Уайтейкер велел рыбоводам сосредоточить больше усилий на пополнении рыбой её родных вод и поменьше переносить рыбу в неродные реки и озера. Он потребовал от них искать сотрудничества с учеными, и решать биологические проблемы путём осторожных экспериментов. Самое важное - он сказал им - недостаточно выводить большое число мальков. Он боролся за то, чтобы рыбоводы стали экологами; они должны были понять биологию рыбы, отношения между ней и её средой обитания. Двумя годами позже Уайтейкер пошел дальше, сказав рыбоводам, что они морально обязаны избегать пустой траты общественных денег, которую они себе позволяют, безо всякой надежды на успех выпуская малька в местах недостаточного регулирования лова.⁷⁸

Мак-Дональд и Уайтейкер были пионерами рыбоводства и, конечно, не были готовы разочароваться в нём. Они стойко верили в его способность обеспечить реки, озера и заливы страны желаемой рыбой. Но и тот, и другой подняли важные вопросы об эффективности рыбоводных заводов и о роли научных исследований в совершенствовании искусства культивирования рыбы. Их замечания разожгли старые дебаты - но дебаты мало что изменили. Несмотря на некоторый прогресс, три указанных Мак-Дональдом недостатка программ рыбоводства всё ещё существуют.

Несмотря на то, что успехи культивирования подвергались серьёзным сомнениям в восточных штатах, на Западе оно продолжало пользоваться популярностью. Это происходило, когда дикий лосось ещё в изобилии водился в тех реках Северо-Запада, куда выпускалось большое количество искусственно разводимых мальков. Так как дикий взрослый лосось был неотличим от искусственно разведенного, обилие дикого лосося по существу маскировало неудачи рыбоводов. Сторонники искусственного разведения указывали на изобилие дикого лосося и требовали признать успехи рыбоводства.

В 1893 году сенатор Адлэй Е. Стивенсон предписал Американской Комиссии Рыбы разобраться, почему лосось, заходящий в Колумбию, не мог подняться до реки Кларк-Форк и озера Флэтхед штата Монтана. Он также просил, чтобы комиссия расследовала целесообразность существования федерального рыбоводного завода в штате Вашингтон. После этой критики культивирования специальный уполномоченный Мак-Дональд сообщил американскому сенату, что ни одна рекомендация строительства нового рыбоводного завода не может быть дана без оценки состояния всего водораздела. Он заявил, что бесполезно рассматривать строительство ещё одного завода в бассейне Колумбии до тех пор, пока штаты Орегон и Вашингтон не примут постановлений, ограничивающих лов рыбы настолько, чтобы достаточное её количество могло достигнуть нерестилищ.

Штаты, однако, всё ещё хранили веру в способность искусственного разведения преодолеть любую степень истощения численности лосося в условиях перелова. Генри Ван Дусен, главный мастер рыбы Орегона с 1901 по 1908, заметил в последний год своей работы, что поражен способностью чавычи Колумбии противостоять «атаке» промышленного лова. Он не мог объяснить её длительное выживание ничем, кроме как рыбоводством. Несмотря на предчувствия Мак-Дональда, в отсутствии сколько-нибудь достойного изучения эффективности культивирования, его выгоды были приняты на веру.⁷⁹

Комиссии рыбы и дичи западных штатов видели в культивировании единственный способ отразить давление перелова и деградации среды. Рыбоводство предлагало готовую альтернативу строгим запретам и легкий способ избежать конфронтации с ирригаторами, лесопромышленниками и загрязнителями воды. По этой причине критика культивирования рыбы, которая происходила в значительной степени от биологов восточных штатов, оказывала слабое влияние на программы рыбоводства на западе США. К 1930 году семьдесят три завода работали на реках от Аляска до Калифорнии. В борьбе прежде всего за количество, эти предприятия в 1928 году выпустили в реки тихоокеанского побережья 13.3 миллиардов мальков и покатника.⁸⁰

Пока сторонники рыбоводства на Западе лживо утверждали, что их программы успешны, такие методы, как отбор икры и перемещение её запасов подрывали способность дикого лосося к воспроизводству. Заводы, которым не только не удалось увеличить численность рыбы, фактически вредили ей, забирая миллиарды икринок у диких популяций. Первые рыбоводные заводы были предназначены для сбора икры и выведения максимального количества мальков. Во многих случаях это означало, что икра всего лососевого стада в притоке собиралась и переносилась в ёмкости завода. Стойка или плотина, помещённая поперек реки, блокировала ход лосося. Взрослая рыба, задерживаемая перед стойкой, легко вылавливалась и шла на искусственный нерест. Та же биологическая особенность, которая сделала лосося доступным для индейцев в Даллесе на Колумбии и в Милликене на Фрейзере 10 тысяч лет назад, доставляла его прямо в руки рыбоводов.

Губительный эффект использования стоек был огромен. Например, Комиссия Рыбы штата Орегон построила завод в низовьях реки Олси в 1915 году. Чтобы гарантировать необходимую поставку икры, штат поставил постоянную плотину и стойку, которые блокировали проход рыбы в верхнюю часть реки с 1916 по 1929 год. В конечном счете, жители верховьев, оскорбленные тем, что плотина отрезает от них дикую рыбу, сплавили вниз по реке груз динамита и взорвали стойку.⁸¹

Отчеты коммерческого лова кижуча в Олси Бей демонстрируют эффект рыбоводного завода и его стойки. До того, как была построена стойка, позволяющая рыбоводам собирать всю икру лосося в завод, средний ежегодный улов кижуча в Олси Бей составлял 391 тысяч фунтов. Пока стойка стояла, ловилось в среднем 158 тысяч фунтов. Наконец, после того, как местные жители разрушили плотину, уловы снова повысились в среднем до 340 тысяч фунтов.⁸² Рыбоводный завод даже не компенсировал эффект своей собственной стойки, не говоря уже об «увеличении» численности лосося на Олси.

И такой цикл повторялся по всему Северо-Западу. Заводы строились, потоки перегораживались стойками, и икра забиралась у диких популяций. Так происходило до тех пор, пока пришедшего на нерест лосося не становилось слишком мало, чтобы дальнейшие операции завода заслуживали внимания. Тогда участок бросали, или перевозили сюда икру из других рек, чтобы держать ёмкости полными рыбы.⁸³ Стойки, уничтожавшие во многих реках естественное воспроизводство лосося, вкупе с массовыми перевозками лососёвой икры между реками уменьшали численность красной рыбы в больших областях. Ложные убеждения и недостаток критической оценки, в конечном счете, заставили рыбоводов вносить вклад в разрушение того, что они стремились улучшить.

Поиск усовершенствования

Несколько десятилетий после того, как Ливингстон Стоун прибыл в Калифорнию и построил первый завод, рыбоводы выпускали большую часть выведенного лосося в реку вскоре после его рождения. Родившийся молодой лосось получает питание из мешочка с желтком, который висит у него на брюшке. Рыбная молодь особенно уязвима для хищников из-за неуклюжего желточного мешочка, который она тащит с собой, поэтому в естественных условиях она продолжает скрываться в гравии, вблизи кладок, в которых родилась. Через несколько недель желток поглощен, и нижняя сторона мальков заживает. Молодые лососи должны оставить гравий, чтобы найти продовольствие в потоке или на его поверхности.

Первые рыбоводы полагали, что естественное размножение было неэффективным. Эта вера основывалась на трех предположениях. Во-первых, действительно, во время естественного нереста оплодотворялось мало икры. Во-вторых, большинство оплодотворенной икры съедалось хищниками. И, наконец, третье, они считали, что в основном эти два фактора ограничивали численность взрослого лосося. Эти предположения привели рыбоводов к логичному выводу, что они могли увеличить обилие лосося, оплодотворяя и затем выводя икру в защищенной окружающей среде рыбоводного завода. Но, как только из икры появлялся юный лосось, и его выпускали назад в реку, малёк с желточным мешочком, который обычно, скрываясь, остается в гравии, оказывался в воде, совершенно незащищенный от хищников. Методом проб и ошибок некоторые рыбоводы узнавали, что выпуск мальков с желточным мешочком непроизводителен, но их выводы не могли изменить стандартных методов работы, потому что рыбоводы вообще не спешили менять что-либо, реагируя на новую информацию.⁸⁴ Вместо этого они несколько десятилетий обсуждали, как долго необходимо держать молодого лосося в заводе. Споры часто накалялись и выходили за пределы их узкого круга, захватывая рыбопромышленников, политических деятелей и прессу.

Владелец рыбоконсервного завода Р.Д. Хьюм был одним из первых, кто заключил, что большее количество лосося выживет, если его содержать и откармливать в течение нескольких месяцев в водоемах и выпускать, когда он достигнет больших размеров. Он неудачно попытался убедить Комиссию Рыбы штата Орегон принять его совет и внести в программу изменения.

Хьюм оставил братьев на Колумбии в 1876 году и переместил свой консервный завод на реку Рог на юге штата Орегон, где быстро захватил полный контроль над добычей лосося и стал сильным защитником рыбоводства. Владея монополией на лов рыбы на реке Рог, он один извлекал выгоду от инвестиций в искусственное разведение. В 1879 году Р.Д. Хьюм построил рыбоводный завод в низовьях реки с помощью Кирби Пратта, одного из помощников Ливингстона Стоуна, и осенью того же года выпустил в Рог первую произведенную заводом чавычу. И хотя инвестиции Р.Д. Хьюма не были бескорыстны, его мотивы не были столь просты. В отличие от большинства своих коллег промышленников, Р.Д. Хьюм был искренне заинтересован в сохранении лосося.

Хьюм был внимательным наблюдателем, он хорошо знал жизнь лосося в природе, хотя и не всегда интерпретировал свои наблюдения правильно. В 1904 году он успешно экспериментировал, выращивая молодого лосося в садках, пока тот не достигал пяти - шести дюймов в длину, в пику нормальной практике выпуска мальков немедленно после их рождения. Воодушевленный новшеством, Хьюм настойчиво продвигал жизнь свое открытие. Однако, Генри Ван Дусен, главный мастер рыбы Орегона с неодобрением относился к идеям Хьюма. Их разногласия по вопросу выращивания лосося вызвал активную борьбу двух сильных людей. Смакуя битву, в которой, он знал, можно победить, Хьюм использовал свои возможности давления на прессу, убедив Oregonian напечатать ряд статей, поддерживающих его позицию. Далее он убедил помощника Дусена, Х. T. Уэбстера публично не согласиться со своим боссом на страницах газеты. Череда лет плохих уловов на Колумбии была приписана неудачной работе рыбоводных заводов штата, и это усилило общественное давление на Ван Дусена.

Хьюм знал, что победит, но Ван Дусен сопротивлялся переменам вплоть до того дня весной 1908 года, когда он был уволен. Хьюм победно сообщил об этом событии в собственной местной газете под заголовком: «ГОЛОВА ДУСЕНА СЛЕТЕЛА. УНЫЛЫЙ ГЛУХОЙ СТУК».⁸⁵ Но, несмотря на эти красочные дебаты и увольнение Дусена, рыбоводные заводы штата всё ещё отказывались подращивать своих мальков. Вскоре после этого умер Хьюм, окончательно расстроенный невосприимчивостью программ рыбоводства штата к изменениям.

По мере того, как уловы на Колумбии продолжали снижаться, несмотря на интенсивное искусственное разведение, общественное беспокойство росло и в конечном счете принудило рыбоводов штата к поискам способов улучшения своей программы.⁸⁶ Обладая поддержкой и финансовой помощью нескольких владельцев рыбоконсервных заводов рыбоводы штата наконец стали подращивать мальков чавычи, выпуская их лишь, когда они достигали больших размеров. Первая такая партия рыбы была выпущена в 1912, и возвращение первых особей этого выпуска ожидалось в Колумбии через два года. Лов чавычи в 1914 году вырос и оставался высоким в течение нескольких лет.

Только после пяти лет роста объема продукции, выпускаемой рыбоконсервными заводами на Колумбии, Комиссия Рыбы и Дичи Орегона объявила об успехе этих экспериментов: «Этот новый метод прошел экспериментальную стадию, и... Колумбия «вернулась», в качестве производителя лосося. Если следовать существующей системе и расширять вместимость наших рыбоводных заводов, увеличивая, таким образом, выпуск молодой рыбы, нет сомнений, что ежегодное производство консервов сможет, со временем вырасти до объемов, превышающих известные когда-либо в истории промышленности».⁸⁷

На другом берегу реки Комиссия Рыбы штата Вашингтон тоже требовала кредита на увеличение производства консервных заводов, однако приписывала увеличение чавычи своим собственным рыбоводным заводам.⁸⁸

В действительности, однако, выпуск только 1.4 миллионов мальков не мог привести к большому увеличению выпуска продукции консервных заводов в 1914 году. Хотя рыбы действительно было больше, истинной причиной этого, наиболее вероятно, явились благоприятные климатические условия.⁸⁹ На Уматилле, которая вовсе не имела рыбоводных заводов, тоже было зафиксировано заметное увеличение числа чавычи в 1914 году.⁹⁰ Заслуги в увеличении улова чавычи приписывались рыбоводству. Это был всего лишь ещё один пример того, как желание рыбоводов заставляло их слепо верить в технологии и делать благоприятные для себя выводы из неадекватных данных. Пока сохранялось относительное изобилие лосося, а заявления об эффективности не были основаны на осторожной оценке, рыбоводные заводы могли продолжать свои действия, лишая дикую рыбу миллионов икринок.

Продолжающиеся неудачи рыбоводства в пополнении рек рыбой или предупреждении истощения рыбных стад побудили многих биологов призвать к критической оценке его программ, и к 1930-ым годам стало ясно, что для управления рыбой необходима научная база.⁹¹ Например, эксперт рыболовства Пауль Нидхэм говорил управляющим, что они должны тщательно оценить результаты работы рыбоводных заводов. Он использовал сравнение с банковским делом, спрашивая: «как долго просуществует банк, который вложил $500 тысяч, не имея ни малейшего представления о том, какие поступления он может ежегодно ожидать от инвестиций? Но вещи подобного рода продолжались годами в рыбоводстве».⁹² Нидхэм считал, что некритичная оценка была честной ошибкой. Но если так и оно было, ошибка была неизбежна, ведь она имела глубокие корни в идеологии и политических маневрах, лежавших у истоков культивирования рыбы в США. Эту ошибку на рыбоводных заводах тихоокеанского лосося не исправляли несколько десятилетий.

В других регионах научная оценка программ рыбоводства была выполнена, и её результаты заставили некоторых биологов потерять доверие к искусственному разведению. Ральф Хайл подробно изучил разведение желтоперого окуня в Великих озерах и заключил, что увеличения численности рыбы происходили не благодаря работе рыбоводов, но вследствие естественных климатических колебаний. Он не нашел абсолютно никакой зависимости между количеством выведенного малька и общим выловом взрослых особей в последующие годы. Хайл заключил, что на Великих озерах рыбоводы недооценили возможности естественного воспроизводства и слишком высокое значение придали искусственному.⁹³

Научный скептицизм в отношении рыбоводства рос и в Канаде. Чтобы оценить его пользу, в 1922 году Комиссия Рыболовства Британской Колумбии, рекомендовала в течение нескольких лет проводить научные исследования. После тщательного планирования биолог Рассел Фоерстер начал эксперимент на рыбоводном заводе на озере Культус в бассейне Фрейзера в 1925 году. Исследование Фоерстера серьезно отличалось от всех существовавших ранее оценок, которые стремились оценить искусственное разведение не по количеству выжившей рыбы, а сравнивая эффективность искусственного разведения и нереста в природе. Более чем через пятьдесят лет работы рыбоводных заводов Фоерстер наконец проверил основную предпосылку, лежащую в основе их использования - разведение эффективнее обычного нереста.

Изучение продолжалось десять лет, и в 1936 году Фоерстер доложил о его результатах: эффективность искусственного разведения не отличалась заметно от естественного. В реках, в которых естественная популяция имела разумный шанс на успешный нерест, канадское правительство не могло оправдать свои расходы на рыбоводство теми незначительными выгодами, которые оно давало. Сделав выводы из исследований Фоерстера, Департамент Рыболовства Канады немедленно объявил о закрытии всех своих лососёвых рыбоводных заводов.⁹⁴ Впервые важное решение было основано на хорошо продуманном научном эксперименте. Оно должно было продемонстрировать высшим чиновникам, что наука может быть полезна в разработке политики рыбоводства. Оно должно было указать правительствам соседних штатов Вашингтон и Орегон на неверные предпосылки их политики в отношении лосося. Но не произошло ни того, ни другого.

Идеологические и политические подпорки американской программы предохранили её от последствия канадских исследований. Сначала результаты исследование Фоерстера по соглашению предполагалось применить по обе стороны границы. США соглашались с тем, что изучение на озере Культус будет считаться испытанием искусственного разведения, и американцы не будут дублировать исследование. Но когда результаты бросили тень сомнений на рыбоводство, их просто проигнорировали.⁹⁵

Возможно у Генри O'Mолли, американского особого уполномоченного по рыбе, было разумное научное основание, чтобы проигнорировать исследования Фоерстера. Канадцы изучали рыбоводный завод нерки, в то время как главной разновидностью лосося на Колумбии была чавыча. Нерка и чавыча имеют очень разные жизненные стратегии, так что их сравнение в заводах, возможно, было несопоставимо. Но это не объясняет того, почему O'Mолли игнорировал оценку разведения чавычи на Колумбии, которая была сделана одним из сотрудников его агентства, Уиллисом Ричем.

В тот год, когда Фоерстер начал свои полевые исследования, Рич закончил статистическую оценку рыбоводных заводов на Колумбии. Он открывал свое сообщение напоминанием читателю, что Колумбия, как считалось «наиболее заметно демонстрирует выгоды искусственного разведения». Далее он объяснял, что, как показал его анализ, «доступная статистика не гарантирует заключения, что производство лосося обеспечивается искусственным разведением». Рич признавал, что рыбоводные заводы что-то производили, но его исследования показывали, что их вклад в численность рыбы был крохотным по сравнению с результатами естественного производства. Он был осторожным ученым, поэтому подчеркнул неуверенность, свойственную его работе. «Таким образом, можно заключить, что нет никаких свидетельств, доступных из изучения статистики производства продукции рыбоводных заводов, которые бы подтверждали, что искусственное распространение было эффективным агентом в сохранении поставок лосося. Автор желает снова подчеркнуть факт, что данные, представленные здесь, не доказывают, что искусственное разведение не может быть эффективной мерой в сохранении лосося. Эти данные только доказывают, что популярная концепция об обеспечении рыбной промышленности на Колумбии работой рыбоводов не подтверждается доступными свидетельствами». 96

В сообщении, выпущенном в 1930 году, Джон Кобб, декан факультета рыболовства Университета штата Вашингтон, фактически назвал рыбоводные заводы главной угрозой промышленности. Кобба беспокоила «почти идолопоклонническая вера» региона в искусственное разведение, и он расценивал недостаток критической оценки, как серьезную угрозу Северо-Западной лососевой промышленности.⁹⁷

Несмотря на то, сама имела корни в культивировании рыбы, Американская Ассоциация Рыбопромышленников на своем семьдесят первом ежегодном собрании в 1941 году жестко критиковала рыбоводство. Во время рабочей сессии, когда Джон Готтчок представил сообщение для отдела рыбоводства ассоциации, он заключил, что «наиболее существенная тенденция в культивировании рыбы - растущие сомнения в способности рыбоводных заводов исполнить задачу, им предназначенную». Согласно Готтчоку: «Если бы посторонний человек решил исследовать литературу по культивированию рыбы, он задался бы вопросом, что означает слово «прогресс», если он может найти заявления 30-тилетней давности, которые почти слово в слово совпадают с заявлениями, сделанными в течение последних пяти лет».⁹⁸

Готтчок сказал своим коллегам, что, несмотря на чрезмерно оптимистичные обещания, данные рыбоводами в 1941 году, и не отличавшиеся от тех, что давались за 30 лет до этого, ассоциация признала неудачу рыбоводных заводов. Настала пора, сказал он, профессионалам исправить ситуацию, пока это не пришлось делать ассоциации. Он предупредил, что если рыбоводы не признают свои прошлые ошибки и не оценят честно результаты, которых они могут достигнуть, используя свои заводы, они будут уволены.

Растущая научная критика стояла на пороге свершения перемен, но в то время биологи, менеджеры и рыбоводы оказались перед лицом новой угрозы тихоокеанскому лососю. Регион находился на пике быстрого развития ресурсов гидроэнергетики. Их развитие впоследствии вызовет демографический взрыв, усилит добычу леса, увеличит изъятие воды из рек, и повысит давление со стороны развивающегося рыболовного спорта. Менеджеры лосося на Северо-Западе столкнулись с этими переменами, имея комплект инструментов, содержащий по существу только один молоток - рыбоводные заводы. Заводы, реальная производительность которых в течение семидесяти лет скрывалась за щитом идеологии, слепого оптимизма, политического маневрирования, и, за немногими исключениями, корыстной науки.

Глава 7

Ветры перемен

В то утро, когда я начал работу над этой главой, я находился в номере отеля в Портленде и пытался поработать пару часов перед началом совещания по тихоокеанскому лососю. «Oregonian» лежал на полу рядом со столом. Его заголовок, набранный крупным шрифтом, смотрел на меня, отвлекая моё внимание от кипы заметок и чистого листа бумаги. Он гласил: «[Губернатор] Китцхабер (Kitzhaber) Созывает Саммит по Лососю. Четыре губернатора Северо-Запада и вожди девяти индейских племен собираются, чтобы изучить проблему».¹ Пока я читал статью, я не мог не вспомнить о предупреждении Сантайаны*, написавшем, что «те, кто не помнит прошлое - обречены повторить его».

Несколько дней после того, как заголовок привлек мое внимание, разные ученые мужи называли эту встречу «беспрецедентной и исторической». Они, по-видимому, немногое знали об истории восстановления лосося. Встреча, возможно, была исторической и важной, но конечно не была беспрецедентной. Когда участники саммита заявили, что текущие усилия по восстановлению лосося в бассейне Колумбии не дают результата, «Oregonian» сообщил об этом заключении, как о какой-то новости. Но обеспокоенность неудачами в восстановлении лосося было новостью ещё семьдесят два года назад, а сегодня такое сообщение просто подтверждает высказывание Сантайаны*. В наше время каждую неделю созываются сотни встреч, на которых обсуждается состояние лососёвых, управление ими, их статус и значение для культуры, нормы вылова. Определяются находящиеся под угрозой исчезновения виды, бюджеты агентств, политика и так далее. Проведение региональных и международных встреч стало настолько обычным делом, что менеджеры лосося считают их частью своей основной работы. Немногие из этого моря встреч можно, если вообще возможно назвать действительно историческими или беспрецедентными. В 1925 году, однако, ситуация была иной: историческое, заслуживающее освещения в печати и истинно беспрецедентное совещание по проблеме лосося имело место.

Поиски в темноте

К середине 1920-ых даже самые несгибаемые оптимисты признали, что лососёвая промышленность нуждается в помощи. Уловы лосося явно снижались по всему тихоокеанскому Северо-Западу. Впервые менеджеры лосося начали подвергать сомнению эффективность рыбоводных заводов. После оценки ситуации Эдд Блейк из Совета Рыболовства штата Вашингтон заявил, что к 1925 году «уменьшение подходов рыбы было постоянным и приблизилось к опасной точке». Блейк заключил, что «или искусственное разведение было неэффективно в том виде, в котором оно проводилось в штате, или что масштаб действий был недостаточен для восполнения уменьшения ежегодных подходов».²

На фоне снижения численности лосося и деструктивной закрытости современных методов управления Миллер Фриман, издатель «Тихоокеанского рыбака»(Pacific Fisherman), организовал встречу представителей исполнительной власти и ученых из всех штатов США, в которых добывался лосось (кроме Айдахо) и из Британской Колумбии. Двадцать шесть человек из штатов Аляска, Британская Колумбия, Вашингтон, Орегон, Калифорния и Вашингтон, округ Колумбия, на два дня собрались в отеле “Олимпик” в Сиэтле, чтобы обсудить совместное управление лососем и проблемы его сохранения. Когда Фриман открыл первую сессию, он назвал встречу беспрецедентной и исторической. Это был первый случай, когда представители всех учреждений, заинтересованных в лососе, собрались вместе.

--------------

* Джордж Сантайана (George Santayana), это знаменитый американский философ, родился в Испании в 1863 году и умер в Европе в 1952. Прожил 40 лет в Штатах. Известен и как писатель романов, которые писал на английском языке. Цитата, упомянутая Лихатовичем:

«Those who cannot remember the past are condemned to repeat it».

George Santayana, ,Scribner's, 1905, page 284

Биологи и чиновники охотно прибыли в Сиэтл, потому что, подобно людям, собравшимся на встречу, с упоминания о которой я начал эту главу, они признавали, что их попытки сохранить обилие лосося терпят неудачу. Уловы лосося в наиболее важных областях тихоокеанского Северо-Запада уже прошли свой максимум (Таблица 5.2, Глава 5). Фактически, лосось начинал свой столетний путь к истощению, региональному кризису и исчезновению, хотя всё это было в будущем; в 1925 году участники встречи ещё не предвидели общий крах лососевой промышленности. Исполнители и биологи понимали, что у них есть проблема, но стенограммы дискуссий не отражают того чувства неотложности, которую бы овладело бы ими, узнай они реальные масштабы кризиса, с которым столкнулись.

Путем в основном свободного обсуждения участники встречи выделили четыре основные проблемы, которые необходимо было решить, чтобы остановить уменьшение лосося: облегчение перемещения икры лосося из одной области в другую, устранение врагов лосося (хищников), контроль над океанским рыболовством и обеспечение прохода лосося через высокие плотины.

Когда участники обсуждали способы улучшить перемещение икры лосося из областей её изобилия в те области, где её не хватает, фундаментальный раскол в понимании использования искусственного разведения стал очевиден. Дж. Р. Хекман из Территориальной Комиссии Рыбы штата Аляска проявлял особенную щедрость, предлагая икру лосося своего штата, объясняя, что он «всегда чувствует, что оказывает помощь штату Орегон или Вашингтон, позволяя им иметь икру».³ Но диалог между Е. А. Симсом из Совета Рыболовства штата Вашингтон и Норманом Скофилдом, биологом, отвечающим за промышленное рыболовство в Калифорнии, показал, что уже тогда проявилось разное отношение к искусственному разведению. Вот главная часть их диалога из стенограммы:

Симс: Г. Скофильд, что Вы думаете об обмене икрой?

Скофилд: Я не думаю, что мы у себя, в Калифорнии, особенно заинтересованы в этом.

Симс: Хорошо, возможно я не правильно выразился, возможно, это будет не обмен. Например, из заявления, сделанного г. O`Mолли этим утром, я понял, что Сакраменто сейчас нуждается в отборе, и если Вы не имеете достаточной поставки из других источников, Вы собираетесь запросить отбор из какого-то источника для этой реки, не так ли?

Скофилд: Не знаю. Я смотрю на это иначе. Моя идея в том, что, остановив тролловый лов, мы получим достаточно лосося в реке, чтобы самим позаботиться об этом.⁴

Хекман и Симс были сторонниками долго державшегося мнения, что искусственное разведение могло преодолеть все проблемы. Для них лосось был лососем. Лосось Аляски не отличался от калифорнийского, и сохранение его изобилия представлялось простой арифметической задачей о передаче икры из областей изобилия в области её недостатка.

Скофилд, биолог, учившийся у пионера - исследователя Чарльза Гилберта, выражал другие взгляды. С его точки зрения гарантия достаточных поставок лосося была не просто вопросом материально-технического обеспечения, но предприятием, которое требовало управления и эффективного регулирования таких действий человека, как рыболовство. Позиция Скофилда отражала скептицизм в отношении рыбоводства, возникший у небольшой группы опытных биологов рыболовной промышленности, работавших в регионе.

В 1925 году реки для менеджеров не были экосистемами, в которых хищники и добыча взаимодействуют естественным, здоровым образом. Для них лососёвые реки содержали друзей и врагов. Друзей нужно вырастить и защитить, развивали они свою мысль, а врагов должно уничтожать. Лосось был другом, а вот многие виды животных, живущих в регионе, попали в список врагов. Ими были: морские львы, тюлени, касатки, орлы, крачки, чайки, форель Долли Варден, белуги, бобры, зимородки и даже оляпки. Когда участники конференции говорили о хищниках - врагах лосося - их обсуждение отражало в целом характер природопользования того времени. Он лучше всего проиллюстрирован изданной в 1935 году книгой Уильяма Хорнадея «Hornaday’s American Natural History», которая относит большинство хищных птиц в список врагов. В отношении обыкновенного сокола Хорнадей давал рекомендацию: «Сначала застрелите и самца и самку, а затем очистите гнездо». О полосатом ястребе он писал: «Несомненно, эту птицу необходимо уничтожать везде, где она будет обнаружена». Ястреба Купера Хорнадей назвал: «Компаньон в преступлениях с близким ему видом [полосатым ястребом], наравне с ним заслуживающий быстрой смерти».⁵

При таком понимании живой природы уничтожение хищников стало обязательной частью управления природными ресурсами. Количество «врагов», убитых во имя сохранения лосося, колебалось от года к году. В 1923 году статистика была следующая: в Орегоне уничтожено около 7 тысяч тюленей и морских львов; на Аляске мощными винтовками и динамитом убито 3.100 тюленей в дельте Коппера, застрелено 20 тысяч орлов; в Британской Колумбии застрелено 2.700 волосатых тюленей и морских львов.⁶

И по проблеме хищников позиция Нормана Скофилда отличалась от позиции большинства присутствующих на встрече. Скофилда интересовали факты, а не мифы и спекуляции, он не был убежден, что существовали веские доказательства вины морских млекопитающих в сокращении численности лосося: «Эта тема в целом, как мне это представляется, является хорошим предметом для исследования и получения конкретных доказательств». А когда его спросили о хищничестве птиц, Скофилд отвечал: «О, не думаю, что мы имеем какие-либо надежные факты, свидетельствующие против птиц».⁷

Большинство участников встречи, однако, нашло точку соприкосновения в вопросе об океанском тролловом рыболовстве. Эдд Блейк из Совета Рыболовства штата Вашингтон считал оффшорных троллеров, вылавливающих незрелого лосося, ещё одними его врагами. Эдд Блейк не предлагал обращаться с троллерами так же, как с орлами или тюленями, но требовал устранить их путем регулирования оффшорного лова рыбы. Участники признали океанское рыболовство растущей проблемой, но в то же время понимали, что их руки связаны. Поскольку троллеры ловили рыбу вне трехмильной зоны, отдельные штаты мало, что могли сделать сами, без заключения международных соглашений.

Наконец, по четвертой проблеме Джон Кобб, декан Колледжа Рыболовства при Университете штата Вашингтон представил на обсуждение свои исследования прохода лосося через плотины - проблемы крайне важной. Тогда он дал своё пессимистическое заключение. «Есть только один надежный способ рыбе подняться [в реки] - нужно иметь открытую реку, - сказал он участникам встречи, - но, поскольку мы, очевидно, не можем уходить от развития ирригации и энергетики..., думаю, мы должны идти насколько это возможно дальше в этих исследованиях».⁸

Дискуссия о плотинах и лестницах рыбы породила замечательный диалог между Джоном Бабкоком из Британской Колумбии и капитаном Гарри Рамвеллом из Совета Рыболовства штата Вашингтон. Их слова точно предсказали будущее двух великих лососевых рек Северо-Запада, Фрейзера и Колумбии. Кроме того, они продемонстрировали различные взгляды на развитие, поддерживаемые канадскими и американскими участниками встречи. Когда Бабкок утверждал, что строительство плотин для производства электроэнергии на Фрейзере будет ограничено участками в истоках вне областей распространения лосося, Рамвелл выразил недоверие. Отражая американскую позицию неизбежности прогресса, Рамвелл полагал, что каждый участок для возможного производства электроэнергии на Фрейзере будет для этого использован. Он давил на Бабкока «А что с Хеллс Гейт? Предположим, они перегородят Хеллс Гейт?» Бабкок ответил: «Если плотина будет помещена в Хеллс Гейт, мы уберем её так быстро, как только сможем». Не удовлетворившись ответом, Рамвелл напирал на Бабкока сильнее: «Но предположите, что кто-то пришел и сказал, что он хочет поставить плотину на Хеллс Гейт точно так же как, они сделали с Приест Рапидс?» Бабкок отрезал: «Они никогда этого не получат».⁹

Тогда Джон Кобб повернул беседу в другом направлении, поинтересовавшись, что будут означать для лосося плотины вроде той, что запланирована к строительству у Приест Рапидс. Карл Шумейкер из Комиссии по Рыбе штата Орегон дал ему ответ: «Они просто означают, что вы попрощаетесь с вашим лососем».¹⁰

После обсуждения проблем передачи икры, хищников, океанского лова и прохода рыбы, Джон Бабкок и Чальз Гилберт из Стэнфордского Университета подняли наиболее важный вопрос, который был обсужден на встрече 1925 года. Вопрос, который лежал в основе всех других. Существовала фундаментальная потребность больших знаний о лососе. Бабкок подчеркнул: «Мы должны иметь факты... научно установленные». Гилберт поддержал волнения Бабкока, заявив собранию, что, несмотря на некоторые улучшения: «Ни один из нас не может с гордостью указать на достижение прогресса».¹¹ Он отметил, что усилия по разработке кажущихся неограниченными национальных богатств не учли возможность исчезновения рыбы. Вслед за этим Хиггинс подошел прямо к сути проблемы, объяснив, что «большие обещания и популярность рыбоводства вызвали полное доверие к нему, ведь все верили, что количество рыбы можно легко контролировать».¹³ Хиггинс напомнил ученым абсурдное заявление об успехе, сделанное Джорджем Брауном Гудом пятьюдесятью годами ранее:

«И вот появились рыбоводы с проектом, утверждая, что дешевле создать изобилие рыбы искусственными средствами, чтобы каждый рыбак ловил сколько хочет, чем следить за исполнением защитных законов. Лососёвые реки тихоокеанского побережья... и сельдевые реки Востока, и лов сига в озерах - теперь полностью под контролем рыбоводов, и сомневаюсь, что кто-либо рискнет противоречить этому утверждению».¹⁴

Хиггинс продолжал объяснять, что случилось на самом деле:

«Насколько хорошо была обоснована эта вера во всесилие культивирования рыбы, можно увидеть на примере судьбы тех трех мест, которые он [Гуд] выбрал в качестве иллюстраций. Несмотря на пятьдесят пять лет искусственного разведения уловы лосося на тихоокеанском побережье уменьшились до опасного уровня. Валовый продукт на Пьюджет-Саунд в 1924 году составил 12 % от пиковых показателей 1913 года. Уловы сельди на восточном побережье снизились в целом на 74 % по сравнению с 1896 годом и полностью прекратились во многих реках. Уловы сига в озерах, несмотря на ежегодный выпуск 409 миллионов икринок и мальков в год, опустились с первого места в 1880 году на четвертое в 1922. Сегодня улов сига чуть превышает улов чукучановых».¹⁵

Несмотря на неудачи культивирования, оно слишком сильно пустило корни в программах федеральных и программах штатов, чтобы Хиггинс мог критически отнестись к нему. Он возложил часть вины за истощение рыбных запасов на биологов, пренебрегающих в своих исследованиях вопросами рыбоводства и на управленцев за некритичное восприятие обещаний рыбоводов.

Во время встречи недостаток научных знаний, необходимых для мудрого управления рыболовством проявился, как явно болезненная проблема. Понимание этого росло во всем регионе, поскольку все институты управления, академии и научные организации сталкивались с неуклонным истощением стад лосося.

Хиггинс и O'Mолли были вероятно искренни, призывая к исследованиям. Выбор у них был небольшой: столкнувшись с наметившейся проблемой, они просто не могли предложить статус-кво как её решение. Они нуждались в новых идеях, а чтобы их генерировать, необходимы были знания, в большем количестве и лучшего качества. Однако информация, которую они получали, использовалась выборочно. Если она не поддерживала использование культивирования рыбы, её игнорировали. Например, O'Mолли не предпринимал никаких действий по результатам двух исследований, подвергших сомнению эффективность рыбоводства.

Ветры перемен были недостаточно сильны, чтобы поколебать идеологические основы культивирования рыбы, но изменения, происходившие в федеральном агентстве по рыболовству, все же постепенно распространились по всему Северо-Западу, включая Канаду. Биолог Уильям Риккер, который собирал отчеты Совета Научных Исследований Рыболовства Канады за первые семьдесят пять лет работы, считал 1925 год переломным для Совета. К этому времени его функции изменились. Временно нанятых академиков, исследующих водную биоту, сменил постоянный научный штат, проводящий исследования, нацеленные на решение проблем управления рыболовством.¹⁶

Перемены пришли и в Университет Вашингтона, одну из первых школ на Северо-Западе, в которых обучали рыболовецким профессиям. После смерти Джона Кобба в 1929 году новый декан Школы Рыболовства В.Ф.Томпсон усилил теоретическую подготовку студентов. Он отменил занятия по методам рыболовства и технологии консервирования, и принял учебный план, делающий акцент на биологии и рациональном использовании в рыбном промысле. Изучение основывалось на методах математики и химии.¹⁷

В это время комиссии штатов по рыболовству также начали сталкиваться с провалами своих программ. Но конкуренция между различными точками зрения в этих агентствах приводила к тому, что любые изменения были непостоянны. Некоторые государственные управляющие стояли за естественное воспроизводство лосося и призывали прекратить рыбоводческую деятельность; они предлагали тратить деньги на восстановление озер и рек. Сторонники искусственного разведения, такие как O'Mолли, стремились расширить исследования действия и увеличить вместимость рыбоводных заводов.¹⁸ Третьи призывали использовать подход, который базировался на деловых принципах и сводил управление лососем к проблемам спроса и предложения.

Первые попытки привить экологическое мышление институтам управления, в которых преобладали рыбоводы, столкнулись с жестким сопротивлением. Иногда конфликт между сельскохозяйственным подходом рыбоводов и экологическим подходом биологов перерастал в публичные споры. В 1917 году Комиссия Дичи штата Орегон создала первую постоянную должность биолога и приняла на работу Уильяма Финли, известного в стране натуралиста и фотографа живой природы. Однако, Финли не пребывал в согласии с Комиссией. Он не принимал на веру заявления об эффективности работы рыбоводных заводов.¹⁹ Его взгляд на управление живой природой охватывал экосистемы в целом. Взгляд, которой был слишком широк для членов Комиссии Дичи. В соответствии со своими убеждениями Финли считал достойными изучения не относящиеся к дичи такие виды птиц, как орлы, ястребы и синицы. Кроме того, он полагал, что их защита была частью работы комиссии. Но члены комиссии думали, что усилия управления должны сосредоточиться исключительно на обеспечении добычи для рыбаков и охотников.²⁰ Трения между Финли и комиссией росли, и 11 декабря 1919 года он был уволен.

Его увольнение вызвало сильный общественный резонанс. Учащиеся начальной школы Орегона подписали ходатайство о восстановлении уволенного биолога, и губернатор потребовал расследования.²¹ Увольнение было оправдано, но статья в «Oregon Journal» Портленда показала, что идеи Финли разделяли многие жители штата:

«Члены Комиссии Рыбы и Дичи, кажется, упускают один момент в общем требовании восстановить г. Финли.

Протест - не только от спортсменов. Это - не просто вопрос о защите дичи.

Это - намного более высокая и важная идея о том, чтобы дать всем людям возможность соприкоснуться с великой природой и истинной жизнью....

Когда Вы смотрите на природу, как открыл особый гений Финли... когда Вы соприкасаетесь с холмами, долинами и вечными ценностями дикой природы, новый мир открывается с новым обаянием, новыми перспективами и новыми надеждами, которых Вы никогда не видели и не представляли себе.

Эта жизнь делается прекраснее и мир окрашивается в яркие цвета. Это пробуждает новую гордость за страну, новое понимание обычных вещей радует и восхищает нас там, на природе Орегона....

Всё в дикой природе и горах было создано, как часть грандиозного проекта мира для счастья и блага человека....

Они так же важны, как лосось и рыбопромышленность. Они - важнее, так потому что они могут улучшить жизнь всех людей, а не только нескольких».²²

Подход Финли к управлению дикой природой, возможно, опередил свое время, но идеи, выраженные в «Oregon Journal», позволяют предположить, что его ценности разделяли многие жители штата. По крайней мере, некоторые начинали понимать, что природа стоит больше, чем сумма предметов потребления. Но Комиссия Дичи штата Орегон не сумела принять новые ценности и сохраняла твердое статус-кво.

Прошло восемьдесят лет, ветры перемен всё ещё не поколебали устоев. В штате Орегон, в реках побережья которого кижуч находится на грани исчезновения, подавляющее большинство жителей поддерживает восстановление лосося, основанное на экологических ценностях. Но Комиссия Рыбы и Дикой Природы штата снова идет не в ногу с обществом. Она регулярно изобретает оправдания, чтобы разрешить промышленный и спортивный лов немногой ещё сохранившейся и находящейся на грани исчезновения рыбы.²³

В июне 1998 года Вашингтонская Комиссия Рыбы и Дикой Природы уволила Берна Шэнкса, директора агентства. Причиной увольнения были названы проблемы с бюджетом. Многие подозревали, что Шенкс уволен по той причине, что он стал «первым директором за двадцать лет, который видел рыбу в природе. Дефицит бюджета - для отвода глаз».²⁴ Шенкс был защитником дикого лосося. Он предложил урезать промышленный лов рыбы, усилить защиту рек и произвести изменения на рыбоводных заводах. Эти предложения меняли статус-кво, созданное слишком многими противниками. Идеи Шенкса, подобно идеям Финли, опередили своё время.

В 1931 году Орегон запустил честолюбивую десятилетнюю программу, по-деловому подойдя к управлению. Цель работы состояла в том, чтобы насытить среду обитания штата искусственно разведенной рыбой и дичью. Изобилие привлекло бы туристов, которые в свою очередь обеспечили бы экономическую выгоду, превышающую вложения в программу. Несмотря на то, что Комиссия Рыбы и Дичи якобы признала необходимость исследований, в своих действиях она руководствовалась в первую очередь деловыми принципами. В реальных условиях наука получила низкий приоритет. Сумма денег, направленных на научные исследования (2 процента от бюджета), была меньше направленной на цели бухгалтерского учета. При этом искусственное разведение рыбы и дичи получило 84 процента от бюджета программы.²⁵ Несмотря на то, деловой подход выглядел новым шагом в развитии, фундаментальные методы управления остались теми же. Поддержание поставок объекта добычи имело высочайший приоритет, и искусственное разведение оставалось путем достижения этой цели.

Одним из главных препятствий выработке научно обоснованного подхода к управлению лососем было отсутствие опытных биологов в штате агентств управления. Университеты только начинали выпускать квалифицированных биологов рыбной промышленности, но агентства управления, в составе которых преобладали сторонники культивирования рыбы, избегали принимать их на работу. Сторонники рыбоводства держались на недоказанных заявлениях о своих успехах и с тревогой смотрели на скептицизм биологов.²⁶

В 1930-ые годы управление рыбой и дикой природой в Орегоне представляло собою политическое действо. Это подтвердили две программы: обеспечения правопорядка и искусственного разведения. Не было проведено никаких подсчетов численности рыбы и животных, а научных исследований – крайне мало.²⁷ Уже в 1936 году из 271-го места в Комиссии по Рыбе штата Орегон лишь одно было предназначено для биолога рыболовства.²⁸

«Управление» экосистемами в пользу только одного отдельного вида, которое вело к уничтожению хищников и сохранению рыбоводства укоренилось настолько глубоко и повсеместно, что ересью было даже усомниться в нем. Старая вера, особенно в искусственное разведение, держалась настолько крепко, что успешно мешала большинству попыток разработать научное обоснование управления лососем в 1920-ые и 1930-ые годы. Биолог дикой природы Дорвард Эйльен описывал ситуацию в департаменте рыбы и дичи следующим образом:

«Старые хранители дичи и рыбоводы были квалифицированными ремесленниками, прошедшими путь долгого ученичества ремеслу выращивания. В публичных выступлениях они не смущались интерпретировать свой опыт (часто превосходный) в таких терминах управления домашним хозяйством, как «дичь в мешке», «рыба в корзине». Они избежали неприятностей только потому, что мы, спортсмены, не знали, где заканчиваются их знания в выращивании домашнего скота и начинается экологическое невежество. Они этого тоже не знали; и они инстинктивно реагировали против всего, что, казалось, подвергало их искусство сомнению... Все это ставило биологов в трудное положение, когда они появлялись на сцене и обнаруживали, что многое нужно менять».²⁹

К несчастью, тихоокеанский Северо-Запад стоял на пороге массового развития гидроэнергетики и широкой экспансии орошаемого сельского хозяйства. Эти перемены радикально изменили среду обитания лосося в Колумбии и других главных лососевых реках. В то время, когда научная экспертиза была необходима больше всего, агентства управления только начинали, причем неохотно, нанимать соответствующим образом обученный персонал.

Старые мифы развенчаны

Когда Гилберт начинал свои исследования, знание биологии тихоокеанского лосося находилось в зачаточном состоянии. Сама природа жизненного цикла лосося способствовала скудости информации о нем. Лосося легко было наблюдать лишь в нескольких местах его жизненного пути - когда он входил в реки и заполнял ожидающие его сети и ловушки, и когда большая рыба нерестилась в малых притоках. В результате этого центральными пунктами знаний о рыбе стали миграция вверх по реке и нерест. Остальная часть жизненного цикла лосося, между нерестом и миграцией оставалась таинственной и скрытой от взгляда. И если учесть, насколько экономически важна была для региона рыбопромышленность, не удивительно, что люди использовали корыстные теории и неподтвержденные факты для заполнения пробелов в доступной информации. Теоретизирования владельцев консервных заводов, например, зачастую были направлены на то, чтобы рационализировать интенсивное рыболовство и поддержать рыбоводство, как альтернативу ограничениям лова. В некоторых случаях старые мифы продолжали влиять на управление лососем ещё долго и после того, как наука доказала, что они были ложными.

Одним из ключевых вопросов, горячо обсуждавшихся уже 1930-ые годы, была способность тихоокеанского лосося возвращаться в места рождения. Даже такой уважаемый ученый, как Дэвид Старр Джордан не верил, что лосось имеет какие-то особые способности для нахождения своего родного потока. Он считал, что, лосось, выходя в океан, мигрирует на двадцать - сорок миль от реки, которую он оставил подростком. Когда же он созревает и идет на нерест, то просто плывет в первую ближайшую реку, которой обычно и оказывается его родной поток.³¹ Если лосось беспорядочно выбирал реку для нереста, как верил Джордан, это означало, что все виды лосося были генетически однородны в больших областях диапазона его распространения.³²

Убежденность в том, что лосось не может вернуться в реку своего рождения и вера в то, что каждый вид генетически однороден, шли рука об руку. Принимая эти предположения без каких-либо доказательств, менеджеры лосося уверенно использовали вредную практику рыбоводства - передачу икры между рыбоводными заводами и реками. Рыбоводы стремились держать водоемы заводов полными, ведь заполнение и число выпущенной молоди, а не возвратившейся рыбы, были обычной мерой успеха. Поэтому они передавали икру и мальков из рыбоводных заводов с их излишками на недозагруженные производства. Вера в генетическую однородность устранила биологические аргументы, которые могли бы подвергнуть сомнению эту широко распространенную практику.

Структура популяций лосося в пределах вида была также предметом дебатов в 1920-ые годы. Например, некоторые биологи, включая Хью Смита из Американского Совета Рыбной Промышленности, доказывали, что не существовало генетических различий между расами чавычи. Она делилась на четыре расы в зависимости от времени их нереста: весна, лето, осень и зима. Весенняя и осенняя расы были наиболее распространены, хотя во многих реках нерестилась и летняя чавыча. Зимняя раса была ограничена рекой Сакраменто. Согласно Смиту, возвращение чавычи весной или осенью было случайным событием; раса лосося не была унаследованной чертой.³³

Эта теория имела огромное значение для промышленного рыболовства. Рыбаки нацеливались на рыбу весеннего хода, потому что более высокое содержание жира позволяло сделать из неё лучший консервированный продукт, а осенняя чавыча содержала жира меньше и считалась менее качественной. Если вся чавыча была частью генетически однородного стада, и время её возвращения в реку определял случайный выбор, то рыбная промышленность могла вылавливать весеннюю чавычу практически без ограничений, или вовсе без них. Худшая по качеству осенняя рыба восполнит рыбное стадо. Рыбоводные заводы разводили только осеннюю рыбу по той же причине.³⁴ Эти необоснованные предположения о биологии лосося увековечивали статус-кво, то есть небольшое или никакое регулирование лова. Они имели широкую поддержку даже после того, как пионерские исследования Чарльза Гилберта и его студентов доказали их ошибочность.

Уже в 1913 году Гилберт использовал остроумный метод, чтобы определить основные циклы жизни тихоокеанского лосося. Жизненный цикл просто означает, что делает лосось, где он делает это, когда и как. Методология Гилберта была аналогична анализу истории роста отдельного дерева по его кольцам. Чешуя лосося растёт примерно пропорционально росту рыбы, и по мере её роста на поверхности образуются круглые выступы. Эти кольца, называемые склеритами, подобны кольцам на поперечном срезе дерева. Узкий интервал между кольцами означает медленный, а широкий – быстрый рост дерева. То же верно и для интервала между склеритами на чешуе взрослого лосося. Таким образом, каждая рыба несёт закодированную на её чешуе историю, которая включает информацию из её прошлой жизни. Возраст, в котором она мигрировала к морю, приблизительное время, которое она провела в пресной воде, в устье и океане. Даже метали ли её родители икру естественным образом или в рыбоводном заводе. Как если бы каждый лосось хранил дневник, который биологи могут легко восстановить.

Многое, что Гилберт узнал из анализа чешуи, всё ещё формирует наши основные знания о жизненных циклах лосося. Например, Гилберт разделил молодь лосося на две основных категории, речную и океанскую, основываясь на их жизненных циклах. Рыба речного типа остается в пресной воде в течение года и мигрирует к морю весной на втором году жизни. Рыба океанского типа мигрирует к морю вскоре после появления из гравия, в течение первого года жизни.³⁵

Гилберт опубликовал одно из самых первых сообщений, поддерживающих теорию родной реки, основываясь на информации, полученной из анализа чешуи. Изучая нерку в Британской Колумбии в 1914 году, он показал, что лососи разных рек создавали уникальные образцы интервалов между склеритами на своей чешуе, то есть имели разные жизненные циклы. Согласно Гилберту, биолог, исследуя эти образцы, мог определить, из какой реки произошла особь нерки. Эти знания позволили ему заключить, что стада нерки в реках Инлет, Скина и Насс были различными биологическими расaми. Вывод, который рассеял «эффективно общие сомнения в возвращении наших лососей к речным бассейнам, в которых они были рождены». Гилберт писал: «Теперь может быть доказано достоверно, они возвращаются так, что оказываются надежно изолированы, и что скрещиваются они, таким образом, в пределах своей колонии».³⁶

Несмотря на то, что заключение Гилберта было однозначным, дебаты продолжались ещё в течение двадцати четырех лет. Возвращается ли тихоокеанский лосось на нерест в свой родной поток?³⁷ Они продолжались потому, что отсутствовала ключевая часть информации: как далеко лосось мигрировал, как только он попадал в океан? Если лосось предпринимал дальние перемещения в океане, то его возвращение родную реку не могло быть случайностью, как предполагал Джордан, это требовало особых способностей. Но в 1914 году процесс океанских перемещений лосося всё ещё был тайной.

Кроме исследований возвращения лосося, работы Гилберта давали практические рекомендации для управления. Обычной практикой рыбоводов был выпуск молоди в реки в виде малька с желточным мешочком вскоре после рождения. Изучение Гилбертом жизненных циклов показало, что большинство особей дикой нерки, доживающих до взрослой стадии, проводило целый год в пресной воде перед выходом в море. Гилберт рассудил, что искусственно разведенный лосось мог бы выживать в большем количестве, если бы он, как и его дикий родич, проводил первый год жизни в пресной воде.³⁸ Менеджеры рыбоводства сделали несколько экспериментальных выпусков, но выращивание в заводе не стало общей практикой последующую четверть века.

Принять результаты Гилберта и выпускать молодь лосося во время её естественной миграции - для этого бы требовалось серьёзно изменить взгляды на природу менеджеров лосося и рыбоводов. Рыбоводство базировалось на том, что контроль человека над воспроизводством эффективнее и производительнее естественных экологических процессов. Для рыбоводов река была опасным местом, полным врагов, поэтому их первичная цель состояла в том, чтобы перехитрить и улучшить природу, а не копировать её.³⁹ Мысль о копирования естественного взаимодействия реки и рыбы шла в пику самой предпосылке работы рыбоводных заводов. А поскольку менеджеры лосося и рыбоводы были не готовы иметь дело с этим конфликтом науки и собственного мировоззрения, они просто игнорировали результаты работы Гилберта.

Гилберт вносил свой вклад в наше понимание не только таких широких проблем, как возвращение лосося, он исследовал и более специфичные вопросы. Он узнал, что популяции лосося состояли из особей, которые по-разному используют окружающую среду. Он полагал, что разнообразие жизненных циклов имеет экологический смысл, что оно - неотъемлемая часть отношений рыбы и окружающей среды. Гилберт начинал проникать в тайны эволюционной истории лосося и наносить на карту тропы историй жизни, которыми следовала рыба, проходя через пресноводную среду обитания. Недавно биологи вновь «открыли» богатейшее биоразнообразие тихоокеанского лосося и начинают понимать, что оно является важнейшей частью эволюционной истории лосося, необходимой для долгосрочного выживания отдельных популяций.⁴⁰

Гилберт умер раньше, чем все части головоломки жизненного цикла лососей были сложены вместе, но многие из его студентов продолжали вносить большой вклад в биологию рыболовства и управление. Уиллис Хортон Рич выделяется среди них тем, что внёс свой вклад в наше понимание биологии лосося, и сыграл заметную роль во время крупномасштабного развития гидроэнергетики на Северо-Западе. Работая со Стэндфордским Университетом в течение всей карьеры, Рич часто занимал по совместительству должности в Американском Совете Рыбной Промышленности, Американской Службе Рыбы и Дикой Природе и Комиссии Рыбы штата Орегон. Многие из первых менеджеров лосося имели слабое биологическое образование, а их подход имел больше общего с сельским хозяйством, чем с экологией или зоологией. Рич, однако, получил образование биолога в Стэнфорде, и это дало ему совершенно иной взгляд на лососей и управление ими.

Рич полагал, что изучение жизненных циклов было ключом к пониманию красной рыбы и развитию эффективных программ управления. Он продолжил и расширил работу своего наставника. В результате исследований, которые он провел в 1914-1929 годы, Рич узнал, что молодь чавычи мигрировала по основному руслу Колумбии в течение всего года. Он описал это непрерывное перемещение как хорошо организованное явление, создаваемое многими независимыми популяциями. Каждая популяция лосося оставляла приток своего рождения и область роста и начинала движение к морю по уникальным сигналам окружающей среды.⁴¹ Лососёвые, как начинал понимать Рич, имели богатое разнообразие жизненных циклов и путей приспособления к сложному смешению сред обитания на Северо-Западе.

Позже Рич объединился с Харланом Холмсом в исследовании, разоблачавшем миф о случайном делении чавычи на весеннюю и осеннюю. Они провели ряд экспериментов, определяя, «необходимо ли происходить от рыбы весеннего хода, чтобы породить такую же», и, возможно ли «надлежащей обработкой потомства осенней рыбы произвести рыбу, которая вернется в пресную воду ранней весной?»⁴² Они доказали, что раса чавычи определяется наследственностью: взрослый лосось весеннего хода производил потомство, которое возвращалось в реку весной, а лосось осеннего хода – потомство, возвращавшееся осенью.

Пока Рич исследовал пресноводную жизнь лосося, канадские биологи отслеживали их океанские перемещения. Обнаружив чавычу из Колумбии вблизи западного берега острова Ванкувер, они доказали, что лосось действительно осуществлял дальние перемещения в океане. Присутствие лосося из Колумбии в такой дали от родной реки стало ключевым свидетельством. Оно доказало замечательную способность тихоокеанского лосося возвращаться в реку своего рождения.⁴³

К 1939 году Уиллис Рич скопил достаточное количество информации, чтобы представить результаты своей работы перед Американской Ассоциацией Развития Науки. Он сделал вывод, что тихоокеанский лосось возвращается на нерест в родную реку, и что каждый вид тихоокеанского лосося состоит из многих локальных популяций. Далее он сформулировал новое, революционное видение управления лососем:

«При сохранении любого естественного биологического ресурса можно, я верю, полагать очевидным, что той единицей, которой следует оперировать, должна быть популяция. Под популяцией я подразумеваю хорошо изолированную, самоподдерживающуюся группу организмов одного вида независимо от того, проявляют ли они различные особенности и независимо от того, имеют ли эти различия, если они есть, генетическое происхождение или вызваны особенностями среды обитания. Если считать, что виды разбиты на множество таких изолированных групп или популяций, становится очевидным, что сохранение вида в целом решается сохранением каждой из составляющих его групп. Что успех усилий по сохранению вида будет зависеть не только от результата, полученного с какой-то одной популяцией, но и от общего количества индивидуумов вида в популяции, на которую воздействуют меры сохранения».⁴⁴

В одном этом абзаце Рич предложил полную перестройку управления лососем. Вместо взгляда на лососей одного вида, как на гомогенное объединение, Рич предложил подход, сфокусированный на популяции и родной среде её обитания. Водораздел и его уникальная популяция лосося должны были стать основной единицей управления. Рыбоводные заводы уже не могли обращаться с лососем, как с множеством одинаковых устройств. Стало неприемлемым продолжать изобретать мифы о биологии и экологии лосося, пытаясь увековечить существовавшие ранее перелов и стратегию рыбоводства.

Для некоторых менеджеров лосося последствия этого открытия стали очевидны немедленно. В том же году, когда Рич опубликовал свою работу, Хью К. Митчелл, директор отдела культивирования рыбы в Комиссии Рыбы Орегона признал, что «старая система перевоза грузовиками рыбы, взятой из станции на одной реке к другой реке для выпуска, теперь рассматривается, как нежелательная» и «должны быть внесены изменения». «С учетом этого, - писал он, - была принята политика, насколько это позволяли фонды, установки и использования небольших станций на тех реках штата, что подходили для лосося».⁴⁵ Однако старые методы и мифы трудно менять. Несмотря на новую политику Митчелла, обмен икрой между реками и рыбоводными заводами продолжался. Например, Департамент Рыболовства и Дикой Природы Орегона продолжал собирать стилхеда в рыбоводном заводе на Олси из почти всех рек побережья, а Департамент Рыболовства и Дикой Природы штата Вашингтон распределял рыбу из Чамберс-Крик по западным рекам.

В 1995 году биологи из Национальной Службы Морского Рыболовства, изучив влияние рыбоводных заводов на дикого кижуча в низовьях Колумбии, сделали следующее заключение. Одним из факторов, способствующих потере дикого кижуча, было расселение искусственно разведенной рыбы по притокам низовьев. Они рекомендовали прекратить его.⁴⁶ Их рекомендация поступила через шестьдесят девять лет после того, как менеджеры лосося впервые признали, что эта практика была вредна. Очевидный вопрос - почему на это потребовалось столько времени?

К 1940-ым годам ученые существенно продвинулись в распутывании тайны биологии лосося. Многие из старых мифов были рассеяны научными фактами. Возвращение лосося в родные реки, наследственный характер рас, деление видов на уникально адаптированные популяции,, разнообразие жизненных циклов в пределах популяций. Эти открытия нарисовали перед учеными ясную картину биологии и экологии лососей.

Но мифы, возникшие, как корыстные спекуляции, подогнанные под идеологию неизбежного прогресса, рыбопромышленность, или желания рыбоводов не уступали дорогу новому, научному пониманию. Ветры перемен не были достаточно сильны для того, чтобы смести ложные убеждения, глубоко засевшие в программах управления. Легче было считать, что лосося можно перевезти из реки в реку для заполнения водоемов рыбоводных заводов. Легче было игнорировать уникальность отдельных популяций. Легче было полагать, что контроль человека над воспроизводством рыбы эффективнее и производительнее, даже если накапливались свидетельства обратного. Легче было продолжать поиски в темноте.

В 1930-ые и 1940-ые годы на Северо-Западе столкнулись многие интересы. Тот период стал судьбоносным для тихоокеанского лосося. Сначала наука дала большее понимание биологии лосося и указала лучшие методы управления. В то же время постоянная засуха, чрезмерный вылов и деградация среды обитания заставили существенно уменьшаться стада лососей. Это должно было заставить менеджеров лосося переоценить существующие программы и использовать новую научную информацию, чтобы улучшить их. Но та же самая засуха, которая уменьшала стада лососей, превратила в шар пыли сельскохозяйственные угодья Великих равнин, а Великая Депрессия опустошила фабрики Америки. Миллионы фермеров и фабричных рабочих стали бездомными.

Правительство смотрело на тихоокеанский Северо-Запад и видело в гидроэнергетическом потенциале его рек способ решения национальных социально-экономических проблем. Достаток электричества и развитая ирригация позволили бы переселившимся фермерам и рабочим строить новую жизнь в пустынях штатов Вашингтон, Орегон и Айдахо.

С этими намерениями федеральное правительство начало строительство плотин Гранд-Кули и Бонневиль. Эти проекты были первыми в оргии создания плотин. К концу этой оргии единственными свободными в главном русле от плотин крупными лососёвыми реками Северо-Запада остались Джон-Дей и Салмон.⁴⁷

Хотя работы Гилберта и Рича заложили основы понимания биологии лосося, значение их не было признано, пока реки региона не прошли ещё один гибельный этап развития. Понимание биологии лосося не было совместимо с идеологией развития и видением рек, находящихся всецело во власти людей. Так науку ещё раз приспособили служению индустриальным целям.

Менеджеры рыболовства вступили на перекресток 1930-ых годов и прошли его, не свернув с пути: рыбоводные заводы сделают лосося способным существовать в полностью освоенных реках и деградирующих экосистемах. Возможность перемен была утеряна. Некоторые доказывают, что не было на самом деле никакого перекрестка, не было реального выбора, что полное развитие гидроэнергетического и ирригационного потенциала рек, подобных Колумбии было неизбежным, и что статус-кво - опора на рыбоводство - единственный путь приспособиться к положению дел на реках Северо-Запада. Они не правы. Лучший способ понять, что другой выбор существовал - сравнить события, произошедшие в водоразделах двух самых больших рек - Колумбии и Фрейзер. Истории этих двух великих рек описаны в следующей главе.

ГЛАВА 8

История двух рек

Фрейзер и Колумбия - две величайшие реки тихоокеанского побережья Северной Америки. Они собирают воду на площади в 343,000 квадратных миль - области, примерно равной Франции и Германии, вместе взятым. Эти гигантские реки были лучшей в мире колыбелью тихоокеанского лосося - Фрейзер – для нерки, а Колумбия – для чавычи.

Фрейзер и Колумбия - очень непохожие экосистемы, с разными средами обитания. Водораздел реки Фрейзер, например, содержит обширную систему больших озер, которые необходимы, как места роста молодой нерки.

Несмотря на экологические различия, истории освоения обеих рек и управления лососем на них весьма поучительны. Красная рыба этих рек обеспечивала работу крупной промышленности, в обеих лососёвые стада начали подавать признаки истощения на стыке 19-го и 20-го столетий, а затем их численность резко сократилась к 1920-му году. История двух больших лососёвых рек, истощение стад лососей в них и последующие попытки восстановления их численности демонстрируют нам, по крайней мере, часть корней нынешнего кризиса. Они - в том, что наука не смогла преодолеть мифы девятнадцатого века.

В центре этой истории – генеральные программы по восстановлению лосося, начатые на этих реках одна за другой, с перерывом в десять лет. На Фрейзере - в 1937, а на Колумбии - в 1947 году. Каждая программа использовала свой подход, и за пятьдесят лет - приблизительно двенадцать поколений лосося – они дали совершенно разные результаты.

Фрейзер

Краеугольным камнем программы восстановления реки Фрейзер была ратификация соглашения, создающего Международную Тихоокеанскую Комиссию Рыбной ловли Лосося. Прежде, чем обсудить, что случилось после создания комиссии, небольшая историческая справка о том, что привело заключению соглашения.

Фрейзер - крупнейшая река в Британской Колумбии. Её дренаж охватывает площадь в 84,000 квадратных миль. Фрейзер (как и Колумбия) пробивается через горы тихоокеанского побережья и собирает воду в большой области горных районов Британской Колумбии. Река начинает свой 850-мильный путь в канадских Скалистых горах и затем течет в северо-западном направлении по территории Британской Колумбии, пока резко не поворачивает на юг. Приближаясь к границе Соединенных Штатов и Канады, она делает крутой поворот на запад, и, в конечном счете, достигает соленых вод в проливе Джорджия (Рисунок 8.1).

С притоками Фрейзер связаны несколько больших озер, что дают места обитания подрастающим малькам нерки. Это – Квеснел(Quesnel), Чилкотин(Chilcotin), Томпсон(Thompson) и Харрисон(Harrison). Подобно другим видам тихоокеанского лосося, взрослая нерка откладывает икру в речной гравий, но она может также нереститься на берегах озера, где грунтовые воды просачиваются через гравий. Независимо от того, где они родились, мальки нерки почти всегда проводят пресноводный период своей жизни в озере.¹ Поскольку обширная система озер водораздела Фрейзера делает её идеальной средой обитания для подрастающей молоди нерки, этот водораздел - один из двух, служащих домом самым большим на Северо-Западе стадам нерки (другой - водораздел Бристольского залива на юго-западе штата Аляска).²

До 1913 года стада нерки Фрейзере давали рыбакам и рыбообработчикам все основания полагать, что они и в самом деле неистощимы. Прихода лета 1913 года рыбаки и рабочие консервных заводов на севере Пьюджет-Саунд, в проливе Джорджия, проливе Хуан-де-Фука, и в низовьях близ устья Фрейзер ждали с большой надеждой. И хотя никто не знал точно, сколько лосося возвратится тем летом, все ожидали, что подход рыбы будет особенно большим, потому что каждый четвертый год, подобно часовому механизму, во Фрейзер заходило особенно много нерки, и 1913 год был очередным «большим» годом в четырехлетнем цикле.

Различие между доминантным годом большого захода и тремя промежуточными годами было зачастую поразительным. Количество нерки, поднимающейся по Фрейзер до реки Адамс в разные годы могло различаться в тысячи раз.³ В «большом» 1901 году рыбаки поймали 25 миллионов нерки; в 1905 и в 1909 годах – по 20 миллионов.⁴

Рисунок 8.1. Бассейны рек Фрейзер и Колумбия. (Источник: Дорик Браун Интеррейн Пасифик)(Source: Doric Browne Interrain Pacific)

Итак, ранним летом 1913 года 4 тысячи рыбаков на двух с половиной тысячах лодок ждали начала следующего большого хода. Южнее, на Пьюджет-Саунд, ждали американцы. Они ставили огромные невода на известных маршрутах движения лососей. Инстинкты вели рыбу в лабиринты сетей, спасения из которых не было.

Количество рыбы, выловленной четырьмя годами ранее во Фрейзере, застало промышленников врасплох. Когда поток нерки стал наполнять консервные заводы, производство было загружено настолько, что избыток рыбы для переработки пришлось отправлять на юг, на рыбоконсервные заводы Колумбии. На это раз рыбообработчики как следует запаслись тарой. Заводы, стоявшие без действия с 1909 по 1913 год, снова были открыты, их механизмы были смазаны, проверены, и приведены в полный порядок. Рабочие консервных линий отдыхали, зная что, когда придет рыба, им не удастся выспаться, пока последний фунт розового мяса не будет запечатан в консервную банку.

На пирсах и причалах низовьев Фрейзера рыбаки чинили сети и раскладывали орудия лова в своих маленьких деревянных лодках. Они смотрели в сторону соленой воды, туда, где, они знали, лосось скапливался для своего хода вверх по реке. Рыбаки ждали. Чайки, медведи и орлы ждали. Рыбаки, владельцы консервных заводов, рыбаки на неводах, рыбообработчики, упаковщики, складские рабочие и повара - все знали, что это будет «большой» год.

Четырехлетний цикл большого хода сохранился. Улов превысил все ожидания, и, несмотря на все приготовления, консервные заводы вновь переполнились неркой, которая прибывала быстрее, чем её могли законсервировать. Рыбаки пытались продать всю рыбу в доках по три рыбины за четверть цента, но покупателей не хватало. Даже короткая забастовка, проведенная некоторыми рыбаками, не смогла замедлить переполнение консервных заводов рыбой. Когда улов превысил вместимость рыбоконсервных заводов, повсюду начали расти горы гниющего лосося.

К концу сезона улов побил все рекорды. Было законсервировано тридцать два миллиона нерки - 22 миллиона выловлены американскими неводами и 10 миллионов канадскими жаберными сетями. Учет выброшенной рыбы вместе с той, что была законсервирована, мог бы увеличить оценку общего количества выловленного лосося до 50 миллионов. Несмотря на столь интенсивный лов, около 6 миллионов нерки избежало сетей и неводов и направилось к местам нереста. Официальная статистика Комиссии Тихоокеанского Лосося, которая не учитывала отходы, оценила количество нерки, шедшей на нерест в 1913 году в 38 миллионов.⁵ Однако, в своей недавней работе канадский биолог Уильям Рикер повторно проанализировал данные ранних лет рыболовства на Фрейзер, показывающие количество выловленной и спасшейся нерки. Используя иной, но вероятный набор предположений, Рикер заключил, что количество рыбы во время доминирующих подходов 1901-го, 1905-го, 1909-го, и 1913-гогодов мог достигать 100 миллионов.⁶

Безумие лова и консервирования рыбы в 1913 вновь подтвердило статус Фрейзер как величайшей в мире лососёвой реки. Однако, инцидент 1912 года, который прошел в свое время в значительной степени незаметно, скоро продемонстрировал беззащитность реки и её лосося перед безответственным использованием технологий. Подход нерки в 1913 году на многие десятилетия стал последним из больших подходов.

С июня 1911 до конца 1912 года компания Канадская Северная Железная Дорога прокладывала путь по восточному берегу каньона реки Фрейзер. В месте, известном, как Хеллс Гейт, или Ворота Ада, где вода, собравшись с тысяч квадратных миль, проходила через каньон всего 110 футов шириной, строительная команда взорвала и обрушила в реку тысячи тонн скальной породы, чтобы опустить ниже уровень железной дороги. Это сузило канал ещё больше, создав чрезвычайно бурное течение. Нерка, избежавшая сплетения неводов и сетей, оказалась блокированной сильным течением в Воротах Ада. Какое-то количество рыбы прошло здесь в начале нереста, когда скорость потока воды была меньше, но большая часть рыбы из тех 6 миллионов, что спаслись от рыбаков, не смогла преодолеть преграду.

Миллионы лососей бились насмерть в бесполезных попытках преодолеть сильное течение в Воротах Ада. Когда наступил сезон, нерка окрасилась в свой ярко красный брачный наряд, который сделал более заметной блокаду и бесполезную борьбу. На протяжении десяти миль ниже Ворот Ада миллионы тушек мертвой нерки заполнили каждый водоворот и покрыли пологие берега реки. Как только люди осознали весь масштаб бедствия, были предприняты действия по уменьшению скорости воды, мчащейся через узкий каньон. Работы были начаты в сентябре 1913, и к концу года рабочие убрали 2,000 кубических ярдов скалы из реки. Стремясь поскорее повернуть ситуацию в положительную сторону, ответственные лица в правительстве объявили, что блокада снята, забыв сказать, что в этом году нерке идти на нерест уже слишком поздно.

В следующем году рабочие железной дороги вызвали массивный оползень чуть выше по течению, сжав реку в канал семидесяти пяти футов шириной и ещё более ухудшив положение. На сей раз, ответственные за рыболовство чиновники Канады не нуждались в гибели миллионных стад нерки, чтобы приступить к действиям. Они предписали рабочим удалить новое препятствие в несколько недель. Людям, пытавшимся удалить оползень, пришлось бороться с чрезвычайными условиями. Промозглая зимняя погода делала работу в ледяной воде трудной, а взрывы продолжающегося строительства железной дороги несли камни вниз по склону, раня людей, пытающихся спасти лосося от другого бедствия. Годом позже, после того, как рабочие удалили и переместили приблизительно 60,000 кубических ярдов скалы, чиновники рыболовной промышленности посчитали, что непроходимость устранена, и работы были приостановлены.⁷

Не все были согласны с тем, что ситуация в Воротах Ада исправлена. Но и согласные и несогласные будто затаили дыхание и задавались вопросом, восстановит ли Фрейзер свое огромное изобилие - вернуться ли огромные стада нерки, неся с собой огромные прибыли предыдущих лет.

Все последствия обвала в Воротах Ада не было осознаны до 1917 года, когда рыба, рожденная в 1913 году, возвратилась на реку. Это была катастрофа. В 1917 году во Фрейзер возвратилось только 8 миллионов рыб, по сравнению с 38 миллионами в 1913 году. Из них лишь 615,000 избежали сетей и прошли на нерест. В том же цикле, четырьмя годами позже (1921) общее количество рыбы уменьшилось до 2 миллионов. За 1920-ые и 1930-ые годы улов «больших» лет резко снизился, составив менее 10-ти процентов от уловов до катастрофы у Ворот Ада. Самый тяжелый удар от уменьшения рыбных стад получили индейцы, жившие выше места блокады. Их существование в течение всего года зависело от красной рыбы.

Истощение стад лосося почти всегда - результат воздействия множества стрессов, которым подвергается рыба в течение своего жизненного цикла в реке, устье и океане. В здоровых, эластичных экосистемах, эти стрессы поглощаются малозаметными изменениями в общих показателях их производительности. Однако, по мере того, как стрессы накапливаются, упругость экосистемы медленно и незримо теряется. И в какой-то точке ещё один стресс, добавленный ко всем другим, воздействующим на экосистему, вызывает полный коллапс. Потом можно долго спорить о том, какой именно стресс привел к катастрофе. Например, Уильям Рикер полагал, что крах нерки на Фрейзер был вызван переловом, в то время как У.Ф.Томпсон считал виновником блокаду в Воротах Ада.⁸ По правде говоря, небрежная работа строительных команд железной дороги вызвала лавину проблем, и заваленная камнями река была только одной из них.

Хотя блокада в Воротах Ада создала значительную угрозу для нерки, другие виды деградации среды обитания и перелов уже создавали растущий стресс на экосистему. Стада нерки «малых» лет начали неуклонно уменьшаться уже с начала двадцатого столетия.⁹

Как и во многих реках южнее, в Соединенных Штатах, действия человека уже разрушали среду обитания и значительно уменьшили стада лосося Фрейзер. Например, два из наиболее значительных в системе Фрейзер стада нерки - популяции рек Квеснел-Хорзфлай Ривер (Quesnel-Horsefly River) и Адамс практически исчезли из-за проблем с окружающей средой ещё до того, как случилось бедствие у Ворот Ада.

В «большие» годы четырехлетнего цикла система рек Квеснел-Хорзфлай могла произвести 10 миллионов взрослых лососей.¹⁰ Но в 1896 году горнодобывающая компания построила на реке Квеснел (Quesnel River) плотину, блокировав доступ к областям нереста на реке Хорзфлай (Horsefly River) и областям роста молоди в озере Квеснел (Quesnel Lake). Немногая рыба смогла преодолеть плотину с помощью бесполезной лестницы, большая же часть лосося была блокирована. После создания плотины горнодобывающая компания нашла её ненужной и никогда не использовала; однако, что невероятно, она оставалась стоять до 1921 года, даже несмотря на то, что рудник был закрыт ещё в 1905 году.¹¹

Точно так же компания заготовки леса построила плотину, перекрыв реку Адамс в 1908 году. Эта плотина тоже имела несовершенную лестницу, и блокировала попадание лосося в верхнюю часть реки, делая бесполезными тридцать миль самого ценного для нереста гравия в мире.¹² Вода и бревна, выпускаемые вниз по течению открытием сплавной плотины, выбивали из гравия икру, убивали рыбу. Это происходило один раз в день, шесть дней в неделю. Между «сплавами» река перегораживалась, оставляя русло ниже плотины почти сухим. Богатое стадо нерки ниже плотины было почти истреблено, в то время как стада, нерестившиеся выше плотины, были просто уничтожены. Эту плотину не убирали до 1945 года.¹³

Вдобавок к разрушению среды обитания огромным стрессом для популяций нерки было интенсивное рыболовство. Орудия, которые подбирались для лова во время большого хода рыбы на каждый четвертый год, были в таком количестве и такого качества, что просто уничтожали меньшие стада нерки «промежуточных» лет. Восстановленные цифры уловов за годы до 1935 позволяют предположить, что рыбаки, возможно, вылавливали от 90 до 94 процентов всей нерки, идущей на нерест в “малые” годы.¹⁴ Такой лов не мог продолжаться долго - он оставлял слишком мало рыбы, которая могла бы нереститься и произвести на свет следующее поколение.

Установка неводов в американских водах была особенно эффективна для лова лосося. Нерка, направляющаяся в Фрейзер, обычно следовала постоянными маршрутами через пролив Хуан-де-Фука и острова Сан-Хуана в свою родную реку. Индейцы лумми (Lummi) знали эти маршруты движения хорошо и долгие годы использовали свои знания для лова с помощью сетей (reef nets).¹⁵ Когда коммерческие рыбаки в штате Вашингтон начали ловить нерку во Фрейзере, они использовали знания индейцев. Но вместо «reef nets» белые люди ставили большие невода - часто помещая их непосредственно перед участками лова индейцев, совершенно прекрывая доступ лумми к рыбе.¹⁶ Скоро американцы стали вылавливать в Фрейзер лосося больше, чем канадские рыбаки. В 1901 году штат Вашингтон выдал 149 лицензий на невода, перехватывающие нерку, которая шла во Фрейзер. Тогда американцы законсервировали 1,105,096 ящиков этой рыбы по сравнению с 928,669 ящиками канадцев.¹⁷

Невода имели отводы, или иначе - заборы в четверть мили длиной, которые пересекали маршрут движения лососей. Как только рыба натыкалась на них, она двигалась вдоль, пытаясь обойти препятствие. Но заборы приводили её в большие загоны, которые собирали всё. Один автор назвал их рыболовецкой версией вырубки леса подчистую.¹⁸ Один единственный невод, который обслуживали шесть человек, мог поймать столько же рыбы, сколько 150 лодок с 300-ми рыбаками, использующими жаберные сети.¹⁹ Невода американцев вылавливали почти 60 процентов нерки Фрейзер.²⁰

Когда промышленность штата Вашингтон начала лов рыбы своими огромными неводами, очень скоро возник справедливый вопрос: “Почему американцы должны вылавливать наибольшую долю главного рыболовного ресурса Канады?”²¹ Такое неравенство привело к спорам между штатом Вашингтон и доминионом Канады, а затем и между федеральными правительствами. Конечным результатом было соглашение от 1908 года (Bryce-Root Treatment). В следующем году профессора Эдвард Принс (из Канады) и Дэвид Старр Джордан (из Соединенных Штатов) составили такие инструкции управления ловом нерки на Фрейзере, по которым каждая страна получала справедливую долю рыбы. Канадцы быстро провели законодательство и дали инструкциям силу закона, но в американском Конгрессе его задержали. Американские законодатели так никогда и не одобрили законодательство, и в 1914 году, утомленная ожиданием, Канада отказалась от соглашения.²²

Соглашение провалилось отчасти из-за различий в управлении рыболовством в Канаде и Соединенных Штатах. В Канаде оно в значительной степени централизовано в федеральном правительстве, в то время как в Соединенных Штатах ловом рыбы в своих водах управляют отдельные штаты.²³ Поэтому, заключив соглашение, американское правительство по существу подписало договор, не имевший юридической силы. Штат Вашингтон активно отстаивал «права штатов» и успешно блокировал в Конгрессе принятие соглашения.²⁴ Из-за непримиримости этого штата потребовалось ещё тридцать лет, чтобы ратифицировать соглашение и поставить лов нерки Фрейзер под единый разумный контроль.

Децимация улова нерки в 1917 году подтолкнула Соединенные Штаты и Канаду к новым переговорам о соглашении. Всего за несколько лет рыбоконсервная промышленность, дававшая 30 миллионов долларов в год, сократилась в десять раз, и люди боялись, что она находится на грани полного краха. В 1918 году комиссия Хазена-Редфильда, в которую были включены представители и Канады и Соединенных Штатов, составила проект сообщения. В нём она призвала учредить новую международную комиссию для регулирования рыболовства и изучения жизненных циклов лосося, работы рыбоводных заводов и состояния мест нереста. Если бы её создание было одобрено, в новую комиссию должны были войти по два представителя от каждой страны. Канадская Палата общин быстро одобрила соглашение, но штат Вашингтон снова вмешался и, путем активного лоббирования убедил Конгресс не ратифицировать соглашение.²⁵

Для штата Вашингтон в большей опасности находились рыбные ресурсы, а не принцип «прав штатов». Когда комиссия Хазена-Редфильда составила свой проект соглашения, лов лосося в штате регулировался непосредственно законодательным собранием, которое очевидно мало использовало науку при выполнении своих обязанностей.²⁶ В результате, курс законодательного собрания легко могли изменить «эгоистично заинтересованные» партии, срывая принятие необходимых для сохранения рыбы мер.²⁷ Например, в 1913 году в водах штата работало 168 неводов, вылавливавших 60 процентов всей нерки Фрейзера. Битва штата Вашингтон против рациональной программы управления Фрейзером вероятно больше была вызвана защитой определенных финансовых интересов, чем принципом прав штатов. Первой жертвой непримиримости штата Вашингтон стал лосось, но в долгосрочной перспективе рыбаки штата также заплатили за нее высокую цену.

Стада нерки, понесшие ужасный урон от блокады у Ворот Ада, не могли оправиться от удара, пока перелов мешал лососю прийти на нерест в необходимом количестве. До фиаско у Ворот Ада, годы «большого» подхода приводили к нерестилищам целых 12 миллионов нерки (в 1901 году). Самое малое число нерестившейся рыбы, избежавшей вылова, было зафиксировано в 1909 году - 4.7 миллионов. Но, начиная с 1917, и далее в течение всех 1920-ых четкий четырехлетний цикл больших подходов исчез. В 1918 году только 85 тысяч нерок избежало сетей и достигло нерестилищ, а с 1912 по 1929 годы среднее число метавшей икру рыбы было всего 320 тысяч. Небольшое количество проходящей на нерест рыбы создавало две проблемы. Во-первых, уменьшившиеся стада не могли полностью заполнить обширную систему озер водораздела Фрейзер мальками. Во вторых, недостаток нерестящейся рыбы изменил экологический процесс, который определял производительность системы этих озер. Нерестящиеся лососи не только закладывают в гравий икру, но и наполняют водную экосистему питательными веществами из своих распадающихся тел. Умирая после нереста, взрослые особи обеспечивают свое потомство на всю пресноводную стадию их цикла жизни. И хотя потеря питательных веществ от миллионов распадающихся рыбьих тел была невидима, она вероятно оказала негативный эффект на рост молоди и, вероятно, была существенной формой деградации среды обитания.²⁸

Переговоры по подписанию соглашения безуспешно продолжались в течение 1920-ых годов. Отчаявшиеся канадцы даже рассматривали проект физической реконструкции устья Фрейзер - перекрытия южных рукавов - в надежде изменить маршрут движения рыбы, уведя его подальше от американских вод.²⁹

Когда переговоры о соглашении возобновились в 1930 году, новый толчок индустриального развития штата Вашингтон дал политическим деятелям ещё больше причин противиться рациональному управлению. Американские сейнера с кошельковыми неводами начали ловить рыбу в международных водах вне пролива Хуан-де-Фука, и за несколько лет сейнеры научились использовать свои орудия для лова нерки, направляющейся во Фрейзер. В 1930 году планировалось новое соглашение, а американские сейнера выловили рекордное количество нерки. Очевидно, сейнерному рыболовству не по душе были два условия нового соглашения: учреждение независимой комиссии, под юрисдикцию которой подпал бы лов лосося в международных водах, и соглашение о равном разделе улова между Соединенными Штатами и Канадой.³⁰ Поэтому, чтобы расстроить заключение соглашения, эгоистичные экономические интересы использовали политику.

Главной фигурой политических маневров против соглашения был губернатор штата Вашингтон Роланд Хартли. В своем обращении по радио к гражданам штата он категорически отказался признать, что лосось Фрейзера находился в опасности. Хартли уверял людей - то, что они слышат – «лживая пропаганда» и он считает своей «обязанностью правдиво обрисовать ситуацию». Далее он манипулировал статистическими данными, чтобы скрыть катастрофическое состояние нерки Фрейзера густым слоем политического тумана. Хоть он и допускал, что лосось Фрейзера нуждался в некоторой помощи вследствие инцидента у Ворот Ада, он осудил соглашение как «посахаренное для нашей публики этим банальным словом «сохранение», под прикрытием которого у людей отнимаются многие их права». Вместо заключения соглашения Хартли обещал, что штат предпримет меры по финансированию строительства ещё большего числа рыбоводных заводов в истоках реки.³¹ Несколькими днями позже, в речи перед Ассоциацией юристов Сиэтла, Миллер Фриман, издатель «Тихоокеанского рыбака»(Pacific Fisherman) и давний защитник соглашения, опроверг вводящие в заблуждение заявления Хартли. Но путаница, внесенная губернатором, достигла цели. Соглашение застряло в неопределенности ещё на семь лет.

Позднее два необычных события - одно политическое - в 1934-ом и природное - в 1936-ом году - объединились, чтобы спасти соглашение. Осенью 1934 года избиратели штата Вашингтон одобрили «Инициативу № 77», которая запрещала использование неводов или любого фиксируемого орудия лова в водах штата и ввело серьезные ограничения на промышленный лов рыбы в районах Пьюджет-Саунд. («Инициатива № 77» была вызвана не одним лишь желанием сберечь лосося. Она стала ещё одним сражением в «войнах орудий лова», описанных в Главе 5.) После неудачного вызова в Верховный Суд инициатива стала законом, и это незамедлительно сказалось на уловах нерки. До принятия «Инициативы № 77» доля штата Вашингтон в общем улове всей направлявшейся во Фрейзер нерки поднялась уже примерно до 70-ти процентов, но в 1935 году, после того, как невода были запрещены, Канада выловила свои 57 процентов. Поскольку «Инициатива № 77» невольно изменила улов в пользу Канады, условие равного разделения улова, предложенное соглашением 1930 года, стало для рыбаков штата Вашингтон более привлекательным. В 1936 году, когда канадцы поймали просто вопиющие 82 процента всего улова нерки, американские рыбаки и владельцы консервных заводов приступили к серьезному пересмотру соглашения.³² Наконец, губернатор штата Вашингтон Кларенс Мартин заявил, что его штат готов к сотрудничеству.³³

Большой скачок в улове канадской стороны в 1936 году, вероятно, случился не по причине действия «Инициативы № 77», но из-за естественного изменения маршрутов движения нерки. Иногда она мигрирует по проливу Джонстоун и приближается к устью Фрейзера с севера, а не по обычному южному маршруту через пролив Хуан-де-Фука. Видимо, избрав северный маршрут движения в 1936 году, нерка дала канадским рыбакам большое преимущество.

К счастью, случайного изменения пути миграции и «Инициативы № 77» было достаточно, чтобы подтолкнуть штат Вашингтон к поддержке соглашения по лососю, и 4 августа 1937 года оно, наконец, было ратифицировано обеими странами. После принятия соглашения Канада и США начали разрабатывать совместную программу по восстановлению нерки Фрейзера, и первым агентством управления стала Международная Тихоокеанская Комиссия Рыбной ловли Лосося.

Река Колумбия

Река Колумбия на своем 1.200-мильном пути к морю собирает воду в области размером с Францию. Исторически Колумбия рождала большее количество чавычи, нерки и семги, чем любая другая река в мире.³⁴ До прибытия евроамериканцев от 10 до 16 миллионов взрослых особей лосося всех разновидностей входили в реку каждый год.³⁵ Хотя на Колумбии нерестились все пять разновидностей лосося, королевская чавыча среди них преобладала. (Рисунок 5.1, Глава 5). От 8 до 10 миллионов чавыч входило в реку каждый год. Многие из них, особенно «июньские боровы» летней расы, весили от пятидесяти до шестидесяти фунтов каждый.

В 1883 году Колумбия была полна большой весенней и летней чавычи; к концу лета консервные заводы обработали 43 миллиона фунтов лосося. Это был самый большой когда-либо зарегистрированный улов чавычи на Колумбии. За годы, последовавшие после «золотого», уловы упали примерно до 25-ти миллионов фунтов ежегодно, и затем, казалось, стабилизировались примерно на тридцать лет. И после 1920 года улов чавычи начал снижение, которое продолжается и по сей день. (Рисунок 5.1, Глава 5).

Устойчивые уловы в течение тридцати лет, с 1889 до 1920 год, были магией чисел, которая явно одурачила даже опытных биологов вроде Уиллиса Рича. В своей публикации в 1940 году он отметил, что «…улов чавычи сохраняется замечательно…», несмотря на интенсивное рыболовство, «…но отчеты с 1920 года – это одни постоянно уменьшающиеся уловы».³⁶ Неполные данные об уловах скрывали важные качественные изменения в ежегодных подходах чавычи. Эти изменения говорили о начавшемся истощении основных стад весенней и летней чавычи. Рыбаки фактически сохраняли средний улов в 25 миллионов фунтов с 1889 до 1920 годы, перемещая лов весенних и летних рас, как только они исчерпывались, на менее предпочтительную осеннюю чавычу. Рисунок 8.2 показывает, что в 1878 большая часть улова была сделана из весенних и летних рас чавычи, с мая по июль. А вот в 1919 году большая часть рыбы была поймана в августе, когда по реке шла осенняя чавыча.³⁷

Если на Колумбии и был поворотный год, аналогичный бесславному 1913 году для Фрейзера, то это был 1920. К тому времени деградация среды обитания и перелов уже более полстолетия уменьшали продуктивность чавычи в Колумбии. Совокупный эффект недостатка управления и постепенного оскудения водораздела уже не могла скрыть обобщенная статистика улова и видовое смещение вылавливаемой рыбы. Даже самые несгибаемые оптимисты вынуждены были соглашаться с комментарием, который сделал двадцатью шестью годами ранее Холлистер Мак-Гуайр, первый протектор рыбы и дичи штата Орегон. «Штат Орегон получал богатство из своих рек, - сказал он. - Но теперь, из-за расточительности и непредусмотрительности, источник этого богатства исчезает и находится под угрозой полного уничтожения».³⁸

Уменьшение весеннего и летнего стад чавычи в Колумбии не было вызвано каким-то одним драматическим случаем подобным оползню скалы в Воротах Ада на Фрейзере. Уменьшение последовало за годами непрерывного действия многих факторов: переловов, горной промышленности, заготовки леса, каналов ирригации, убивавших миллионы мальков лосося, и рыбоводных заводов, которые забирали икру у диких популяций. Весенняя и летняя чавыча оказалась более уязвима, потому что она мигрировала в верховья Колумбии, Снейка и их притоков, туда, где деградация среды обитания была наиболее интенсивна. К 1930 году 50 процентов наилучшей среды обитания весенней и летней чавычи в притоках Колумбии было недоступно или сильно разрушено. Рыболовство поддерживалось за счет осенней расы чавычи, которая нерестилась в основном русле Колумбии и Снейка, а также в нижнем течении их главных притоков. Эта среда обитания оставалась в значительной степени неповрежденной до эры возведения плотин - с 1930-ых по 1970-ые годы.

Проблему, созданную переловом и деградацией среды обитания в притоках скоро затмил другой кризис. В начале 1930-ых Америку шатало от страшной экономической и социальной

Рисунок 8.2. Cравнение сезонного распределения уловов на Колумбии, 1878 и 1919. (Источник: Томпсон 1951)(Source: Thompson 1951)

разрухи, которая была вызвана Великой Депрессией и экологической катастрофой в засушливых районах на западе США, известной под названием Пылевого Шара. Своим Новым Курсом президент Франклин Рузвельт намеревался исправить положение, переселяя людей из депрессивных регионов на запад. Тихоокеанский Северо-Запад стал для нации спасительной отдушиной, местом, где лишенные собственности и выброшенные на улицу люди могли начать новую жизнь и иметь работу. Осуществление этого плана требовало всецело использовать гидроэнергетический и ирригационный потенциал Колумбии. Как сказал жителям региона Рузвельт: «Ваша земля способна прокормить намного больше населения.... Продолжение этих больших проектов [Бонневиль и плотины Гранд-Кули] ... даст возможность многим людям и многим семьям вернуться к прежнему оседлому образу жизни, и, уехав отсюда, разделить часть трудностей, которые здесь более тяжелы, чем на Западе».³⁹

Массовое развитие гидроэнергетического и ирригационного потенциала Колумбии уничтожило среду обитания лосося в основном русле реки, наименее затронутой ранее части водораздела. Плотина Рок-Айленд была первой, перекрывшей русло в верхнем течении Колумбии в 1933. В том же году Конгресс инициировал строительство плотины Бонневиль, за которой двумя годами позже последовала плотина Гранд-Кули. Эти три плотины и перспектива строительства многих других заставили некоторых государственных политических деятелей, федеральные агентства рыбной ловли и агентства штатов вместе работать над проблемами, которые плотины в основном русле создавали для лосося.

С началом строительства плотины Бонневиль в низовье реки государственные агентства рыбы и дикой природы признали, что проектирование адекватных средств, обеспечивающих проход рыбы, было необходимо. Как объяснило одно должностное лицо, такая работа была «слишком большой задачей, и окончательные результаты, которых нужно достигнуть, имеют слишком большую важность, чтобы быть выполненной каким-то одним государственным департаментом или человеком».⁴⁰ Поэтому был создан комитет из одиннадцати из представителей агентств рыбы и дикой природы штатов Орегон, Вашингтон и Айдахо. В него также вошли представители американского управления рыболовства, рыбоперерабатывающей промышленности и рыбаков от штатов Орегон и Вашингтон. Целью комитета, который назвал себя Комитетом Штатов по Сохранению Рыбы, было «рассмотреть проект Бонневиль и определить общие типы проходов и другие гарантии защиты, сохранения и длительного существования лосося Колумбии».⁴¹ Это был первый, предварительный шаг в совместной организации заинтересованными штатами всесторонней защиты лосося и программы восстановления для Колумбии. Однако, он был лишь началом того, что в конечном счете превратиться в сложный лабиринт комитетов и подкомиссий, созданных для решения проблем, связанных с лососем и плотинами.⁴²

Плотины Рок-Айленд, Бонневиль и Гранд-Кули были первыми из блокировавших Колумбию. В её основном русле и русле Снейка было запланировано построить ещё двадцать четыре плотины за последующие сорок пять лет. К 1933 году инженеры уже спроектировали многие из плотин, и эти планы были причиной глубокой озабоченности, как биологов, так и рыбной промышленности. В то время инженеры и биологи ещё не доказали, что лосось может перемещаться через плотины столь высокие, как те, что планировались или уже строились. Угроза плотин вместе с продолжавшимся снижением уловов, побудила политических лидеров штатов Орегон и Вашингтон принять участие в судьбе лосося.

В штате Орегон губернатор Чарльз Мартин просил Совет Планирования Штата Орегон изучить рыболовство лосося на Колумбии. В сообщении 1938 года правление отметило, что задачи управления лососем намного шире тех, которые мог бы решить один штат, и признало, что управление, разделенное между слишком многими агентствами штатов и федеральными агентствами - неэффективно. В действительности же правление вновь подняло проблему, выдвинутую на первый план ещё в 1908 году Теодором Рузвельтом в его обращении к нации. Совет Планирования рекомендовал штатам Орегон, Айдахо, Вашингтон и Калифорния заключить договор по созданию Комисси Речного Рыболовства Колумбии. Комиссию следовало обязать и дать полномочия регулирования общего вылова, определение времени лова и разрешенных типов орудий лова. Совет Планирования также рекомендовал поручить новой комиссии определять необходимые научные исследования. Рекомендовалось изучить, как влияет загрязнение на продуктивность лососей, возможно ли совершенствование рыбоводства, как сказывается лов сардин и других рыб, которыми питается лосось, на его численности, А также исследовать необходимость сделать притоки Колумбии заповедниками лосося.⁴³ Рекомендация Совета Планирования о создании независимой комиссии, смоделированной по образцу управления лососем Фрейзера, не была осуществлена.

Не один только штат Орегон был обеспокоен будущим рыбоконсервной промышленности на Колумбии. В 1941 году сенат штата Вашингтон создал комитет для исследования проблемы лосося Колумбии - Временный Исследовательский Комитет Речного Рыболовства Колумбии (CRFIIC). Комитет должен был работать вместе с аналогичными из штатов Орегон и Айдахо и выдавать свои рекомендации.

В сообщении от 1943 года CRFIIC определял состояние лосося Колумбии как тревожное. Всего за шестьдесят лет до этого года, в 1883, вылавливалось 43 миллиона фунтов рыбы, вся - чавыча весеннего хода. Но к началу 1940-ых средняя цифра ежегодных уловов снизилась до 16 миллионов фунтов, и большая часть рыбы была осенней. Комитет полагал, что при адекватном регулировании улов лосося мог приблизиться к 75 миллионам фунтов в год. Таким образом, он оценивал ежегодную потерю приблизительно в 59 миллионов фунтов. Глядя на происходящее исключительно с экономической точки зрения, CRFIIC пояснял: «Нашим небрежением и отказом видеть существующие проблемы, мы пожертвовали миллионами долларов дохода штатов Орегон и Вашингтон, а значит, и Соединенных Штатов».⁴⁴

В соответствии с выводами комитета три основных фактора вызвали уменьшение численности и мешали восстановлению чавычи Колумбии. Первым фактором был перелов. CRFIIC высчитал, что рыбаки собирали 90 процентов летней чавычи. Невероятно, но комитет возложил основную вину за перелов на индейских рыбаков, которые стали удобным козлом отпущения за вредное воздействие индустриальной экономики на лосося и его среду обитания.⁴⁵

Вторым фактором была деградация среды обитания. После поездки по бассейну Колумбии CRFIIC заключил, что река Сальмон в штате Айдахо была единственным притоком, не страдающим от серьезных проблем среды обитания. Но даже там проход нерки в озеро Редфиш был блокирован горнодобывающей плотиной, а загрязнение от горнорудной промышленности и ирригация уничтожили среду обитания нескольких притоков в верхнем течении реки и её истоки. Однако самая серьезная угроза существовала для основных русел Снейка и Колумбии - основных областей нереста стад поздней летней и ранней осенней чавычи, которые и обеспечивали промышленное рыболовство. Армейский Корпус Инженеров и Бюро Восстановления уже начинали строительство большой серии плотин, которые наводнят все главные области нереста в основном течении реки.

Наконец, комитет предупредил, что ответственность и полномочия управления лососем были разделены среди слишком многих некоординируемых агентств и учреждений. Как и Совет Планирования штата Орегон, CRFIIC считал это серьезной угрозой индустрии лосося, потому что «наши действия [по управлению лососем] также вовлечены в решение проблем между штатами и испытывают недостаток сотрудничества и политических возможностей, чтобы суметь улучшить ситуацию». Комитет заключил: «Мы потерпим безнадежное поражение в принятии любого решения по рыболовству на Колумбии, если не упростим нашу административную систему по этому ресурсу».⁴⁶ Следующие пятьдесят лет политические деятели и менеджеры лосося делали сотни предсказаний относительно восстановления чавычи Колумбии. К сожалению, предсказание CRFIIC было одним из тех немногих, что сбылись.

Повторяя рекомендации Совета Планирования штата Орегон, CRFIIC также предложил договор между штатами, по которому была бы создана новая комиссия, полностью контролирующая анадромную рыбу водораздела Колумбии. Комиссия должна была иметь полную власть в регулировании лова, выполнении исследований, строительстве, в требовании защитных устройств рыбы на всех плотинах и каналах и в использовании или закрытии рыбоводных заводов независимо от того, кому они принадлежат. Независимая комиссия, к созданию которой призывал Вашингтон, как и рекомендованная орегонским правлением, должна была быть создана по образцу Международной Тихоокеанской Комиссии Рыболовства Лосося на Фрейзере.

В ответ на беспокойство раздробленностью управления и призывы к созданию независимой комиссии, B. М. Бреннан, директор Вашингтонского Департамента Рыболовства, сделал то, что делают немногие из бюрократов. Он вызвался принести «большую жертву», отказавшись от главной части полномочий своего агентства в управлении рыболовством на Колумбии в пользу независимой комиссии, потому что «не видел никакого другого пути достижения желаемого результата» - восстановления и защиты лосося Колумбии. По-видимому, будучи свободным от подозрения многих жителей Запада в причастности к вовлечению федералов в их дела, Бреннан полагал, что Конгресс мог бы основать комиссию, чтобы создать «почти утопическую ситуацию, при которой стада лососей и стилхеда в Колумбии будут должным образом защищены и восстановлены до их прежних размеров».⁴⁷

Прискорбно, но такая комиссия никогда не была создана; несмотря на замечательное единодушие рекомендаций Совета Планирования штата Орегон, Временного Исследовательского Комитета Речного Рыболовства Колумбии и Бреннана, они все одинаково игнорировались. Как следствие, раздробленное управление продолжало препятствовать защите лосося и усилиям по его восстановлению в бассейне до настоящего времени.

Угроза строительства плотин в русле Снейка и Колумбии заставила больше думать о лососе не только политических деятелей. Она побудила некоторых биологов, работавших в бассейнах рек, собрать доступную научную информацию о биологии лосося и использовать её для предсказания эффекта воздействия плотин.⁴⁸ Результаты исследований усилили дурные предчувствия и пессимизм. Проектируемые плотины были намного больше любой другой, с которыми биологи имели дело. Никто не мог предсказать точно, что случится, когда эти массивные бетонные конструкции прекроют свободное течение рек, но одно было ясно, если согласиться с биологом Лоуренсом Гриффином: «Плотины не дадут рыболовству ничего хорошего».⁴⁹

Хотя Гранд-Кули, Бонневиль и Рок-Айленд были только первыми из множества плотин, запланированных для строительства на Колумбии и Снейке, лосось был спасен от дальнейшего строительства и речного развития на несколько лет. В это время Америка направляла всю свою энергию на борьбу во Второй Мировой Войне. Однако биологи лосося понимали, что, когда нация снова направит свое внимание на внутренние проблемы, развитие гидроэнергетики на Колумбии получит высокий федеральный приоритет. Перед окончанием войны, в 1944 году, Корпус Инженеров США представил свои планы строительства на Колумбии на ряде встреч в Портленде, штат Орегон. Четыре биолога из американской Службы Рыбы и Дикой природы Уиллис Рич, Фредерик Фиш, Митчелл Ханаван, и Харлан Холмс - были приглашены на эти встречи. Впервые инженеры позволили биологам узнать их планы. Рич и его коллеги полагали, что необходимо было максимально использовать эту возможность. Они понимали, что Служба Рыбы и Дикой природы нуждалась в политике или программе, которая поможет преодолеть проблемы, создаваемые новыми плотинами. Поэтому эти четыре биолога написали длинное письмо Элмеру Хиггинсу, своему наблюдателю в Вашингтоне, округ Колумбия, в котором они не только изложили свое профессиональное суждение о судьбе лососей Колумбии, но и выразили свои личные чувства.⁵⁰

Биологи не были уверены, что лососей можно спасти, и были расстроены ситуацией. Например, они подвергали сомнению способности технологических решений вроде лестниц рыбы преодолеть совокупные изменения в экосистеме, которые будут накапливаться с каждой новой плотиной. Они боялись, что, в конечном счете, экологические изменения на реке станут слишком серьезны, и лосось исчезнет. Они считали, что в конце концов, лестницы рыбы и другие инженерные решения станут лишь «памятниками исчезнувшей расе».⁵¹ Сомневаясь, что для спасения лосося действительно можно что - то сделать, они написали: «Ни один компетентный биолог рыболовства не станет утверждать, что стада лосося могут быть сохранены, если программа строительства будет полностью осуществлена». И всё же они не желали отказываться от работы. Как они объяснили Хиггинсу: «Само собой разумеется, что какое-то усилие должно быть сделано, чтобы спасти стада лосося. Мы не можем стоять на том, что ситуация безнадежна и бесполезно тратить время и деньги на усилия» (акцент в оригинале). Они предложили «лобовую атаку» всеми средствами на программу строительства. Но, предложив столь радикальный подход, быстро отступили в безопасное укрытие всех бюрократов, объяснив, что это не «работа для биологов рыболовства, этот вопрос должен быть решен выше».⁵²

В конце концов, биологи решили принять плотины как неизбежность, но предложить свои лучшие идеи для спасения лосося. Рич и его коллеги предложили ограничиться развитием верхней части реки и переместить наиболее важные стада лосося из верхней части бассейна в притоки низовьев реки, ниже предполагаемой плотины Уматилла (позже названной Мак-Нари). Они признали, что успех массового перемещения лососевых стад из верховьев будет полностью зависеть от рыбоводства, техника которого ещё не доказала свою эффективность.⁵³

Рыбоводные заводы ещё не доказали, что могут увеличить естественное воспроизводство или хотя бы возместить потери из-за деградации среды обитания и перелова. Тем не менее биологи полагали, что полное гидроэнергетическое освоение бассейна неизбежно и не видели другого выхода, кроме как рекомендовать использование искусственного разведения для компенсации влияния плотин. Рич надеялся, что исследования рыбоводства в конечном счете найдут способы обеспечить приемлемое возвращение лосося.⁵⁴

Чуть больше года спустя те же биологи помогли подготовить официальное предложение для программы рыболовства. Бумага учитывала запланированное строительство сорока плотин, многих в основном русле Снейка и Колумбии. После того, как предложение прошло через многие инстанции, и к нему были добавлены бюрократические атрибуты, страстность первого письма была разбавлена водой. Сравните прежнее заявление: «Ни один компетентный биолог рыболовства не будет утверждать, что стада лосося могут быть сохранены, если программа строительства будет полностью осуществлена», с версией в официальном окончательном предложении: «кажется, что понесенные потери... могут быть достаточно серьезны, чтобы сделать продолжение их разведения в истоках невыполнимым». Кроме того, окончательное предложение упоминало о плане переселения стад лосося из верховьев реки в притоки нижнего течения. Этот план считался страховкой рыбопромышленности на случай, если «через некоторое непредсказуемое время рыбозащитные устройства [лестницы рыбы через плотины] потерпят неудачу в выполнении своей цели».⁵⁵ Здесь явно обнаруживалось больше доверия искусственному разведению, перемещению стад и лестницам рыбы, чем в первом письме. В официальном предложении обсуждение последствий развития гидроэнергетики приняло намного более мягкий тон.

Как биологи могли предложить массовое переселение лосося из верховьев в нижнее течение реки, если они понимали, что лосось возвращается к тому же гравию, в котором он был рожден? Знали, что он приспособлен к окружающей среде своего родного потока? Как, планируя переселение лосося, они могли полагаться на рыбоводство, если знали, что оно ещё должно доказать свою эффективность? Может быть, они были фаталистами? Полагали, что развитие неизбежно и использование последних научных знаний бесполезно? Или эта капитуляция перед статус-кво демонстрирует мощь идеологии, которая заставляет науку работать на свои цели? Ответы на эти вопросы не найти в документах. Как мы увидим позже, был другой выбор, тот, которому последовали на Фрейзере в Канаде. Чтобы задуматься над альтернативами искусственному разведению, американским биологам нужно было по-другому взглянуть на мир. Взглядом, способным оспаривать общепринятые истины, что люди должны управлять экосистемами, а технологии, вроде рыбоводства, могут заменить естественные экологические процессы. Даже угроза огромных плотин не смогла изменить представления биологов об отношениях человека и природы.

Учёные предложили рыбоводство, несмотря на осознание последствий и личный протест против полного гидроэнергетического развития Колумбии. Тем самым они вручили политическим деятелям и строительным агентствам рычаги, которые были нужны, чтобы перекрыть Колумбию и избежать при этом трудного выбора между строительством и лососем. Но они ушли от него только на время. Внесение лосося в список федерального закона «Об Исчезающих Видах» в 1990-ых наконец вынудило регион встать перед выбором, которого он избежал в 1940-ых.

План перемещения стад лосося в низовья реки с помощью искусственного разведения стал соломинкой, за которую с готовностью ухватились политические деятели, чтобы укрепить веру в совместимость энергетики и лосося. Скептицизм биологов в отношении рыбоводных заводов отодвинули на задний план, позволив оптимизму двигаться дальше.⁵⁶ Например, чтобы получить одобрение на строительство плотин на Коулице, притоке в низовьях Колумбии, у города Такомы, штат Вашингтон, распространялся информационный буклет, на обложке которого были изображены опора линии электропередач, лосось, и радостное сообщение жирным шрифтом: «Энергетика и рыба / Можете ли Вы иметь и то и это?»⁵⁷ Победив во Второй Мировой Войне, американцы глубоко верили, что они могут создать и лучшую окружающую среду. Как указал в своей истории природы штата Орегон историк Уильям Роббинс, в первые десятилетия двадцатого столетия у некоторых американцев была почти «необыкновенная вера в эффективность неограниченных манипуляций с природой».⁵⁸ Не было причин сомневаться в том, что технология может и сделает лососей и плотины совместимыми.

Несмотря на то, что биологи подали предложения по компенсации эффектов строительства плотин, рыболовные компании не прекращали борьбу против плотин. Фактически, в 1945 году они действительно начали «лобовую атаку», оспаривая в информационном сообщении под названием «Богатство Реки» экономические выгоды развития энергетики, ирригации и транспорта, которые, как предполагалось, должны были дать плотины.⁵⁹ Законодатели штатов Орегон и Вашингтон объединили свои агентства, племенные организации и рыбаков в противостоянии плотинам.⁶⁰ Но, как и боялись Уиллис Рич и его коллеги в 1944 году, ситуация, оказалась безнадежной. 6-го марта 1947 года госсекретарь США подписал меморандум, завершающий сражение между лососем и предложенной программой строительства - в пользу последней. Меморандум, названный «Лосось Колумбии или Плотины», повторял в недвусмысленных выражениях идею о том, что люди должны победить и управлять землей и реками Северо-Запада. «Следовательно, заключением всех заинтересованных сторон было то, что выгоды для тихоокеанского Северо-Запада от интенсивного развития Снейка и Колумбии таковы, что лососем можно пожертвовать. Это означало, что все усилия следовало направить на уменьшение влияния строительства на затрагиваемые интересы, а не на тщетные попытки удержать движение времени».⁶¹ После принятия меморандума план переселения рыбы в низовья реки – «политика страхования», предложенная Американским Советом Рыбы и Дикой Природы, стала главной стратегией «оптимизации воздействия».

До появления меморандума «Лосось или Плотины» рыболовные агентства активно вкладывали капитал в рыбоводные заводы, и немногое сделали для понимания экологии лосося Колумбии. Таким образом, в 1947 году они столкнулись с крупной программой строительства плотин, имея мало информации и единственный инструмент управления - искусственное разведение. Вдобавок этот инструмент не действовал. Стремясь дать время для осуществления плана переселения рыбы в низовья реки, министерство внутренних дел требовало десятилетней задержки программы строительства. Посреднический Комитет Бассейна Колумбии (Columbia Basin Inter-Agency Committee) выступил против задержки и одобрил немедленное выполнение стратегии низовьев реки.⁶² План был назван - Программа Развития Рыболовства в Низовьях Колумбии (Lower Columbia River Fisheries Development Program). В соответствии с ним штаты Орегон и Вашингтон стали партнерами федерального правительства в управлении лососем. Первая крупная программа восстановления лосося Колумбии находилась в процессе разработки.

Разные дороги к восстановлению

Хотя главные программы восстановления лосося были начаты на Фрейзере и Колумбии одна за другой с разницей в десять лет, стратегии, которым следовали эти две программы, привели к совершенно разным результатам.

Международная Тихоокеанская Комиссия Рыбной ловли Лосося (IPSFC) начала свою работу по восстановлению нерки на Фрейзере в 1937 году. Когда Конгресс ратифицировал соглашение, по которому была создана комиссия, он добавил к нему приложение, запретившее лов рыбы на период двух циклов жизни нерки, иными словами на восемь лет. В течение этого времени комиссии было предписано провести исследования и использовать их результаты для установления любых необходимых правил лова с 1945 года. Уже это само по себе было серьезной перестройкой обычного управления лососем, которое обычно удовлетворялось «поисками в темноте».

После того, как IPSFС установила контроль над ловом рыбы, она сосредоточилась на изучении среды обитания и естественного воспроизводства. Комиссия уведомила правительство Канады, что ей необходима информация обо всей деятельности в бассейне Фрейзер, которая может изменять места нереста или загрязнять, перегораживать и отводить воду, используемую взрослой неркой или её молодью.

Несмотря на то, что рыбаки и владельцы консервных заводов давили на IPSFC, чтобы та использовала рыбоводство для быстрого восстановления рыбных запасов, комиссия руководствовалась другими приоритетами и отставила в сторону эту тему. Как сказал Джон Рус, занимавший должность директора исследований IPSFC в последние годы: «С самого начала чётко была поставлена задача - защитить естественное воспроизводство от вредного воздействия плотин, заготовки леса, эрозии, дренажа, загрязнения и других изменений, вносимых человеком в окружающую среду. "⁶³

Задолго до того, как комиссия начала свою работу, биологи подозревали, что в водоразделе Фрейзера существовало множество рас нерки. Рыбоводы, работавшие с большим количеством лосося, заметили постоянные различия во внешности и биологии между лососями из разных мест реки.⁶⁴ У.Ф.Томпсон, первый директор по исследовательским работам в комиссии, был одним из студентов Чарльза Гилберта. Он знал об открытии Гилбертом различных стад лососей на реках Британской Колумбии. В результате, Томпсон разработал программы управления ловом и сохранения среды обитания исходя из принципа защиты отдельных стад нерки Фрейзера.⁶⁵ Считая стадо основной единицей управления лососем, Томпсон немедленно начал исследования, стремясь узнать больше об отдельных популяциях нерки, включая время и маршруты их передвижения в море и реке, места их нереста. Комиссия также начала изучение возможных задержек или блокировок передвижения рыбы, которые всё ещё могли существовать в Воротах Ада.

Подход IPSFC к восстановлению лосося отразил существовавшее в то время научное понимание биологии лосося. Например, низкий приоритет, который придавался рыбоводству, был результатом изучения Расселлом Фоерстером в 1936 году рыбоводного завода на озере Культус. Это исследование уничтожило рыбоводство как научно обоснованный выбор и привело к закрытию заводов по всей Британской Колумбии.⁶⁶ Комиссия сосредоточилась на естественном воспроизводстве и защите нерестилищ. Нацеленность комиссии на конкретные популяции нерки Фрейзера также отвечала последним знаниям о структуре стад тихоокеанского лосося.⁶⁷

Тем временем Программа развития низовьев Колумбии (Lower Columbia River Fisheries Development Program (LCRFDP)) совершенно иначе подошла к восстановлению лосося. Программа содержала шесть пунктов:

устранение преград перемещению лосося в притоках низовьев Колумбии; очистка главных притоков, таких как Вилламетт;

экранирование ирригационных отводов, чтобы предотвратить гибель молоди лосося и строительство лестниц для преодоления рыбой плотин в притоках;

переселение стад лосося из районов выше плотины Мак-Нари в нижнее течение реки;

обновление программы рыбоводства на Колумбии путем реконструкции существующих заводов и создания новых устройств;

и, наконец, создание заповедников лосося путем выделения большинства притоков ниже плотины Мак-Нари исключительно для сохранения лосося и стилхеда.⁶⁸

Изначально программа содержала четкие положения о защите и восстановлении среды обитания лосося, но при её осуществлении многим из этих положений был придан низкий приоритет. Например, чтобы создать заповедники лосося в притоках Колумбии ниже плотины Мак-Нари, штаты Орегон и Вашингтон должны были издать соответствующие законы. Штат Вашингтон пропустил законопроект о заповедниках подавляющим большинством: 42 против одного в сенате и 79 против 18-ти в палате парламента. Но Орегонская Палата представителей проголосовала 41 против 18-ти за строительство гидроэнергетических плотин на Дешуте, начисто уничтожив условия заповедности LCRFDP. А законопроект о заповедниках штата Вашингтон позднее был отменен в высшем суде штата.⁶⁹

Программа рыбоводства была только одной из шести частей LCRFDP, но за несколько лет она стала её основной частью. В 1951, на четвертом году реализации программы, штаты потратили 49 процентов её бюджета на рыбоводство и только 5 процентов на проекты сохранения среды обитания.⁷⁰ В 1986 году рыбоводные заводы получили 79 процентов бюджета программы. План переселения коммерчески ценной весенней чавычи из верхней части реки в низовья и последующего поддержания её численности путем искусственного разведения игнорировал концепцию популяций. К управлению лососем на Колумбии относились, как к управлению большой сельскохозяйственной фермой. План был более масштабным продолжением ранних попыток «возделать воду» для людей.⁷¹

На Фрейзере IPSFC воспользовался преимуществом восьмилетнего регулирования лова и использовал это время для того, чтобы провести исследования и собрать информацию, необходимую для управления неркой на основе популяций. Биологи, работавшие для комиссии, изучили перемещения отдельных стад нерки через пролив Хуан-де-Фука и острова Сан-Хуана. Исследование в Воротах Ада показало, что они всё ещё создавали преграду для прохода отдельных стад, чья миграция по времени совпадала с особенно сильным течением воды. Комиссия также разрабатывала методы точной оценки количества нерестящегося лосося, начала собирать более точные данные о вылове рыбы, и провела исследования по идентификации и описанию пресноводной биологии отдельных стад.⁷²

У.Ф.Томпсон положил начало важным исследовательским программам на Фрейзере, чтобы научным обоснованием усилить управление лосося. На Колумбии менеджеры отводили научным исследованиям небольшую роль. Это произошло отчасти потому, что в агентствах управления лососем Орегона и Вашингтона всё ещё преобладали рыбоводы, которые продолжали отрицать необходимость исследований и критических оценок. Вместо этого они предложили LCRFDP как программу «действий», которую можно осуществить немедленно, не задерживаясь для долгих исследований. Ключевым словом было «действие».⁷³ Исследования, в конечном счете, позже были начаты, но они были сосредоточены на действии рыбоводных заводов, переходе рыбы через плотины и мало уделяли внимания экологии лосося.

Менеджеры рыболовства штатов меньше федеральных биологов были обеспокоены, способно ли рыбоводство обеспечить работу лососевой рыбопромышленности. Даже перед лицом массового индустриального развития бассейна реки менеджеры полагали, что знают, как сохранить лососей, используя искусственное разведение. Тот факт, что рыбоводство работало уже более семидесяти лет без единого документального подтверждения своей эффективности, казалось, не касался их. Они просто полагали, что продолжая выполнять те же неудачные программы, так или иначе в будущем они достигнут нужного результата.⁷⁴ Отказ использовать последние научные открытия и вкладывать капитал в исследование экологии отчасти был трагическим последствием неудачи, которую потерпело создание независимой комиссии по управлению и восстановлению лосося на Колумбии.

Сделка, которую менеджеры лосося заключили с индустриальной экономикой тремя десятилетиями раньше на Эльве - дикий лосось за плотины и рыбоводные заводы - сполна окупилась значительным увеличением бюджетов агентств. Но общий рост расходов на лосося только усиливал проблему. Пока управление было разделено, слишком много внимания уделялось борьбе за деньги, которые производили турбины плотин. Судьба лосося не была в центре внимания, пока закон «Об Исчезающих Видах» не встряхнул учреждения из их состояния самодовольства.

К 1951 году стало очевидно, что LCRFDP в затруднении. Деньги для программы поступали медленно, и даже доступные фонды использовались не по плану. В оригинале LCRFDP была рассчитана на то, чтобы завершиться за десять лет. График был жестким, потому что программа строительства быстро меняла облик реки. Рыбоводные заводы должны были быть построены или реконструированы до того, как плотины уничтожат популяции лосося в верхнем водоразделе реки полностью. Война в Корее усилила потребность в немедленном строительстве плотин по причине национальной безопасности.

14 июня 1951, Альберт Дей, директор FWS (Fish and Wildlife Service), прибыл в Сиэтл, чтобы заставить LCRFDP активизировать работу. На «встрече огромной потенциальной важности для сохранения... лососёвой рыбной промышленности» выступление Альберта Дея в основном представляло собой странную смесь угроз, просьб, научных фактов и подкупа. Он говорил собравшимся менеджерам и биологам о том, что реки Северо-Запада будут перекрыты плотинами и «мы не должны обманывать себя» на этот счет. Более того, он не ограничивал это предсказание лишь американскими реками. В своём экспансивном монологе Дей предположил, что канадцы разделят американские стандарты и ценности, а Фрейзер повторит судьбу Колумбии. Он убеждал группу «придумать что-то, что может привести к конкретным результатам в проблеме «плотины против лосося»». Его не волновали полстолетия неудачных попыток остановить уменьшение лосося, начавшееся ещё до строительства плотин в основном течении реки. Он требовал от менеджеров, биологов штатов и федерального центра разработать реальную программу действий до конца дня. Чтобы дать аудитории дополнительный стимул, Дей выложил на стол свой козырь. Федеральное правительство желало ускорить и увеличить финансирование LCRFDP с двух до пяти с половиной миллионов долларов в год. Он также предложил дополнительно 12.5 миллионов долларов на проведение исследований перехода лососей через плотины. Как группа поддержки на бейсболе Дей призывал всех присутствующих «сплотиться в одну команду».⁷⁵ Подтекст его речи был ясен: плотины неизбежны, берите деньги, мальчики, присоединяйтесь к команде и бросьте ныть. Группа создала комитеты для разработки программы.

Если оглянуться в прошлое, становиться ясно, что встреча с Альбертом Деем была первым шагом на пути ненасытного процесса, заманившего Северо-Запад в ловушку дорогостоящих программ. Этот процесс только ускорил движение рыбы вниз по спирали.⁷⁶ Вера в то, что технологии смогут гарантировать выживание лосося на «проектируемых» реках, не исчезала даже перед лицом постоянных неудач. В течение последних сорока лет ответом на продолжающееся уменьшение стад лосося было растущее вложение капитала развитие технологий. Год за годом всё большие деньги бросались на решение проблемы, но корни подхода оставались в мифах, пришедших к нам ещё из девятнадцатого века. Мифах об универсальной выгоде управления человеком экологическими процессами. Мифах о том, что люди могут иметь лосося без здоровых рек.

Менеджеры лосося Колумбии попались в «ловушку оптимизма», как это назвал историк Пауль Хирт. Цели управления были подменены оптимистичной верой в то, что увеличить численность лосося, используя технологии, можно везде. Даже в водоразделе, деградировавшем и превратившемся в ряд водоемов. Менеджеры лосося придерживались своих технократических убеждений даже перед лицом очевидных неудач. Как указывал Хирт, когда программы, основанные на техно-идеях, терпят неудачу, никогда не обвиняют технологию. Вина возлагается на политических деятелей, которые не обеспечили достаточно денег, чтобы купить больше технологий.⁷⁷ На Колумбии результатом такого мышления была спираль возрастания затрат при минимуме ощутимых результатов (Рисунок 8.3).

Сначала может показаться, что американец Альберт Дей ошибочно включил Фрейзер в своё предсказание о том, что гидроэнергетика разовьётся на всех реках Северо-Запада. Но не только Альберт Дей переносил американские ценности на канадские реки - Фрейзер не спасся от строителей плотин. В своей книге о Фрейзере, изданной в 1950, за год до встречи с Альбертом Деем, канадец Брюс Хатчисон не оставлял сомнений в том, что Фрейзер будет полностью освоена гидроэнергетикой. Хатчисон убеждал, что правительство должно взвесить ценность лосося с одной стороны, и электричества с индустриальным развитием с другой. Для него, писал он, «выбор очевиден». Фрейзер последует той же дорогой, что и Колумбия. Искусственное разведение должно быть использовано для поддержания численности лосося, если инженеры не смогут сделать лосося и плотины совместимыми.⁷⁸

Инженеры имели планы строительства плотин на реках Квеснел, Адамс, Чилкотин и Чилко(Quesnel, Adams, Chilcotin, и Chilko). Однако, самая большая угроза для нерки Фрейзера пришла в 1950-ые в виде плотины Моран, конструкции 720 футов высотой. Её собирались возвести в основном русле приблизительно на двадцать миль выше Лил-Луит в Британской Колумбии – это около 200 миль от устья реки. Канадские биологи вместе с IPSFC сделали вывод, что плотина уничтожит всего лосося и стилхеда выше неё. Кроме того, она уничтожила бы половину лосося ниже по течению, изменив экологию реки.⁷⁹ Это страшное предсказание было похоже на то, которое сделали американские биологи относительно плотины Мак-Нари на Колумбии. Как и американцы, канадцы стремились получить выгоду и от индустриального развития и от лосося - они тоже искали способ смягчить действие плотин с помощью рыбоводства.

Рисунок 8.3. Общее количество лосося и стилхеда, возвращавшихся в Колумбию и стоимость программ восстановления лосося. Сначала стоимость программ росла на $2миллиона в год. С 1949 по 1981 средний ежегодный прирост составлял $15,4 миллиона; c 1982 по 1991 он составлял $122 миллиона в год; и может в ближайшем будущем достигнуть $425 миллионов. Заметьте, что в 1946 году – точке, с которой начинается график, количество входящего в реки лосося составляло около одной десятой части их исторического изобилия; тогда общее количество лосося было более чем в два раза меньше нынешней цели региона в 5 миллионов.(Источники: Лейт 1948, Общая Бухгалтерия 1992, Совет Планирования Энергетики Северо-Запада 1994)

Следуя обязательству поддерживать научную обоснованность своих планов и программ, IPSFC предпринял исчерпывающий научный обзор программ сохранения лосося. В заключение обзора говорилось: «В настоящее время искусственное разведение не является доказанным методом сохранения даже небольших локализованных стад нерки и горбуши на Фрейзере».⁸⁰ Комиссия также указала, что экономическая стоимость уничтоженного лосося сделает энергию, произведенную плотиной Моран слишком дорогой. Член комиссии Родерик Хэйг-Браун утверждал, что ценность лосося стоит выше экономики. «Все попытки «объективно» обсуждать лосося и плотины, - сказал он, - были предательством лосося и его значения». Сама постановка проблемы выбора между лососем или человеческими «потребностями», которые можно удовлетворить другими способами, продемонстрировала «бездушное высокомерие, которому нет места в современном мышлении», убеждал он. Сохранение лосося – «акт веры в будущее».⁸¹

Результатом работы комиссии стало то, что плотина Моран не была построена. Пустые заявления об эффективности их работы, делавшиеся программами рыбоводства, не убедили канадцев в том, что стоит рисковать лососем Фрейзера. Наука доказывала, что интенсивное искусственное разведение не помогало сосуществованию плотин и лосося. Как объяснил канадский биолог Феррис Неав: «Естественный поток - сложная организация... а не специализированная ферма для интенсивного производства одной или нескольких разновидностей».⁸²

На Колумбии американские биологи обратились к технологиям, чтобы найти способ приспособить «неизбежные» плотины. Комиссия биологов, работающих на Фрейзере, эффективно используя научные знания, остановила строительство плотин в основном русле реки. Хотя развития гидроэнергетики не избежал и Фрейзер, строительство плотин было в значительной степени ограничено верхними притоками, и шло вне пределов распространения лосося, как когда-то предсказал канадский биолог Джон Бабкок. Русло Фрейзера осталось свободным.⁸³

Комиссия сопротивлялась ложным обещаниям рыбоводов о быстрых успехах. Тем не менее, она ставила эксперименты по использованию смежных с рекой искусственных каналов нереста. Эти искусственные проточные каналы предоставляли собой полуестественную, защищенную окружающую среду, в которой взрослая нерка могла бы нереститься естественным образом, а из икринок могли выводиться мальки. Вылупившийся малёк оставлял канал, чтобы продолжить своёй развитие в близлежащих озерах. Биологи расположили каналы нереста в областях, близких к озерам, которые могли вместить больше подрастающей молоди лосося. Из трех построенных каналов нереста только канал на Вейвер-Крик дал немедленный успех, а каналы Гейтс и Надина показывали неутешительные результаты.⁸⁴

Вдохновленная успехом канала на Вейвер-Крик, комиссия разработала всестороннюю программу строительства ещё двенадцати дополнительных каналов нереста, чтобы увеличить производство ослабленных стад. Главная цель программы состояла в том, чтобы избежать дальнейшего сокращения улова. Когда IPSFC представила своё предложение на рассмотрение американскому и канадскому правительствам для получения финансирования, Соединенные Штаты быстро согласились, но Канада отказалась, тем самым просто уничтожив программу. Отказ Канады был результатом её неудовлетворенности позицией американцев на продолжающихся переговорах о регулировании вылова американцами канадского лосося.⁸⁵ Этот отказ, как оказалось, был скрытым благом, потому что вынудил комиссию увеличивать численность лосося путем сокращения квот лова. Несмотря на краткосрочные затруднения для рыбаков, это позволило слабым стадам восстановиться естественным образом. Технологические решения не играли большой роли в восстановлении нерки Фрейзера.

Эта ситуация резко контрастировала с положением на Колумбии. Долгосрочное здоровье экосистемы и лосося здесь неоднократно приносили в жертву кратким экономическим выгодам промышленного развития и неумеренного лова. Эта жертва могла стать возможной только благодаря необоснованной оптимистичной вере в технологические решения – «ловушке оптимизма». Лишенная возможности полагаться на технологию, IPSFC была вынуждена управлять рыбой Фрейзер, основываясь на основных принципах экологии лосося и хорошего управления. И это работало. За исключением небольшого вклада от трех каналов для нереста, всё увеличение воспроизводства лосося во Фрейзере произошло естественным образом.⁸⁶

В то время как IPSFC заключила, что рыбоводство не сможет смягчить разрушения, нанесенные плотинами среде обитания, американское правительство имело другое мнение о своей программе. К тому времени двадцать заводов были восстановлены или недавно построены за счет фондов LCRFDP. Когда Росс Лефлер, помощник секретаря министерства внутренних дел рассмотрел программу, он заключил, что совершенствование среды обитания нуждалось в большем внимании, особенно выше плотины Мак-Нари. Далее он рекомендовал задержать новые расходы на рыбоводные заводы, пока не будет оценена существующая программа, и не будут разработаны способы лечения болезней, от которых страдал лосось в рыбоводных заводах.⁸⁷ После восьмидесяти семи лет ничем не подтвержденных заявлений об эффективной работе, федеральные власти наконец-то рекомендовали оценить эффективность программ рыбоводных заводов.

Для проверки биологи штатов и федеральные биологи помечали искусственно выращенную осеннюю чавычу на тринадцати рыбоводных заводах бассейна Колумбии с 1961 по 1964 годы. Затем они тщательно контролировали лов от юго-востока штата Аляска до северной Калифорнии, подсчитывая меченую рыбу. Анализ данных показывал, что 14 процентов чавычи во всех уловах - выращенная рыбоводными заводами осенняя чавыча Колумбии. Такой уровень вклада рыбоводных заводов был относительно недавним явлением. Исследования питания, контроля болезней и методов рыбоводства, проводимые в течение, 1950-ых дали положительные результаты через десять лет, увеличив процент выживания молоди лосося после её выпуска из завода. Изменение климатических условий в океане также внесло вклад в улучшение выживаемости. Результаты были обнадёживающими. Экономическая выгода от выращенной на рыбоводном заводе выжившей чавычи перевешивала затраты на рыбоводство в отношении семь к одному.⁸⁸ Проверка дала положительный результат только потому, что исследовала очень узкий круг вопросов, и обошла самый главный.

Исследователи задавались в первую очередь двумя вопросами: вносят ли рыбоводные заводы вклад в рыболовство (количество выловленной рыбы), и – что больше, цена выловленной рыбы или стоимость её создания (затрат на работу рыбоводного завода)? И хотя это были важные вопросы, они были слишком узкими, чтобы служить единственными критериями оценки успеха рыбоводства. Мало того, что, как предполагалось, рыбоводные заводы увеличивали уловы за разумную цену, они также поддерживали общий уровень воспроизводства, подменяя дикого лосося, потерянного в результате деградации среды обитания. А исследователи должны были задаться другим вопросом. Компенсируют ли рыбоводные заводы воспроизводство, потерянное в результате разрушения среды обитания в притоках и строительства плотин в главном русле реки? Очевидным ответом на этот вопрос было бы твердое «НЕТ». Пока среда обитания в притоках деградировала из-за выпаса скота, ирригации, горной промышленности и заготовки леса, а среда обитания лосося в русле реки превращалась в цепочку бассейнов, рыбоводные заводы не могли компенсировать потерю дикого лосося.

Таким образом, успех программы рыбоводства оценили не той статистикой. Поскольку общее количество дикого лосося в бассейне Колумбии уменьшилось, искусственно разведенный лосось стал составлять все больший процент общего количества рыбы. Сегодня, доказывая успех, защитники рыбоводства указывают на то, что искусственно разведенный лосось составляет 80 и больше процентов от общего количества лосося на Колумбии. Но они забывают сказать, что это общее количество трагически уменьшилось до менее чем 5 процентов против существовавшего. Измерение успеха процентами искусственно разведенной рыбы в сжимающейся базе воспроизводства лососей не только было неверно с научной точки зрения. Оно коварно усиливало иллюзию успеха рыбоводства. В то время, как процент рыбы рыбоводных заводов в уловах увеличивался, заводы способствовали уменьшению дикого лосося всеми способами. И неподходящими перемещениями популяций, и сбором икры, и поощрением перелова, и тем, что позволяли менеджерам игнорировать деградацию среды обитания.⁸⁹ Эта ситуация создавала гибельную спираль исчезновения, которую менеджеры, с их близорукими методами оценки, не смогли увидеть.

Положительные результаты федерального исследования дали зеленый свет для дальнейшего расширения программы рыбоводства на Колумбии. Между 1960 и 1990 годами количество молоди чавычи, выпущенной из рыбоводных заводов в бассейне, почти утроилось, примерно с 60-ти миллионов до более, чем 150-ти миллионов в год. В то же время общее рыбное стадо в целом не демонстрировало сколько-нибудь устойчивого роста, и не могло даже частично возвратить исторические уровни воспроизводства.

Философ и социолог Макс Вебер когда-то отметил, что человек - животное, пойманное в паутину идей, которую он соткал сам.⁹⁰ Это высказывание точно описывает историю того, как люди цеплялись за использование рыбоводства. По их мнению, оно должно было компенсировать действие плотин в бассейне Колумбии. Менеджеры лосося запутались в паутине своих собственных предположений о природе, о контроле над ней и о способности технологий подменить экологические процессы. Они подтверждали свои предположения исследованиями, которые были направлены не на объективную оценку, а на поддержку их близорукого мировоззрения. Попавшиеся в ловушку техно-оптимизма, менеджеры лосося были настолько преданны мировоззрению, что никогда пытались не подвергнуть сомнению его основные положения.

Выдающийся физик Фриман Дисон предлагает объяснение растущей приверженности обанкротившимся технологиям. Согласно Дисону, технологиям, поддерживаемым идеологией, никогда не дадут потерпеть неудачу; вместо этого их сторонники будут игнорировать признаки неудач, пока не станет слишком поздно, и не будет нанесен большой ущерб.⁹¹ В течение всей своей истории рыбоводные заводы пользовались идеологической поддержкой. Начиная с рекомендации Спенсера Бэйрда в 1875 году и позже, при выполнении программы на Колумбии в 1940-ых. Но не потому, что оно было оправдано с научной точки зрения, а потому что оно поддерживало господствующую идеологию развития. Оно позволило рыбоконсервным заводам получить неограниченный доступ к ресурсу, оно разрешило полностью осваивать реки, и это закончилось почти полным разрушением среды обитания лосося. Чтобы признать, что искусственное разведение потерпело неудачу, пришлось бы подвергнуть сомнению не только рыбоводство, но и идеологию, которая их породила. Гораздо легче было создать и сохранять «ловушку оптимизма».

В итоге, затраты на управление быстро увеличивались без каких-либо результатов. Стада лосося в Колумбии продолжали уменьшаться и достигли рекордно малых значений в последние годы. Около 3 миллиардов долларов было потрачено на попытки восстановления лосося в Колумбии за последние пятьдесят лет, а сейчас институты управления требуют ещё 50 миллионов долларов на новые рыбоводные заводы и более 1 миллиарда долларов, чтобы улучшить проход молоди лосося через плотины. Для сравнения, примерно за такой же период (с 1937 по 1985 годы), Международная Тихоокеанская Комиссия Рыболовства Лосося потратила 21.3 миллиона долларов на Фрейзере.

Но, что более важно, программа комиссии успешно работала. С 1917 до 1949 годы среднее число нерки во Фрейзере оценивалось в 3.3 миллиона. Под управлением комиссии ежегодные подходы постепенно увеличились до 5.6 миллионов к 1982 году, потом до 7.8 миллионов к 1986, и, наконец до 10.2 миллионов в последние годы.⁹² В 1990 году 22 миллиона нерки возвратилось во Фрейзер на нерест. На Колумбии, напротив, улов 1993 года уменьшился до 50 тысяч хвостов из пришедших на нерест приблизительно 450 тысяч - жалкие остатки от тех 8-10 миллионов чавычи, которые когда-то возвращались в реку.

Почему управление лососем на Колумбии и Фрейзер оказалось столь разным? Например, потому, что единая власть IPSFC над Фрейзером имела больший вес в защите среды обитания и предотвращении строительства плотин в основном русле реки, чем раздробленное управление Колумбии. Попытки восстановления лосося на Колумбии никогда не имели центральной власти, подтвердив предсказание, сделанное в 1943 году сенатом штата Вашингтон о том, что штаты будут «бессильны в получении любого решения по рыболовству на Колумбии, если мы не упростим наше управление ресурсами». Вместо пяти или около того агентств, о которых говорили вашингтонские сенаторы, сегодня лосось, покидая реку Локса в штате Айдахо, путешествует к океану и обратно, проходя через запутанную сеть семнадцати юрисдикций.⁹³ Имей управление Колумбии центральную власть, развитие гидроэнергетического потенциала реки вероятно произошло бы так или иначе, но централизованная власть смогла бы положиться на науку и избежать самых страшных последствий. Некоторые из наиболее губительно влияющих на среду обитания плотин, возможно, не были бы построены, или их проекты могли стать более удобными для рыбы.

Американцы, возможно, обрекли себя с самого начала. Уже в 1925 году, на встрече в Сиэтле, американские биологи свыклись с мыслью о том, что их индустрия полностью освоит их реки. Такое настроение резко контрастировало с тем, что владело канадцем Джоном Бабкоком. Он не сомневался, что никакие плотины не будут построены в основном русле Фрейзер. Отражало ли мнение Бабкока более широкие культурные различия американского и канадского подхода к управлению природными ресурсами? Возможно, но по мне, канадцы разрушили слишком много лососёвых рек заготовкой леса и другими видами хозяйственной деятельности, чтобы заявлять, что они лучше защищают природу. А недавно канадские биологи доказывали, что проблемы рыболовства тихоокеанского лосося и атлантической трески происходят только из-за политических и экономических влияний. Такие заявления мешают исследованиям и распространению научной информации.⁹⁴

Однако в 1930-1980 годы, канадское правительство, а позже IPSFC, искали и принимали результаты науки определенно с большей готовностью, чем американцы. Канадцы закрыли все свои рыбоводные заводы в Британской Колумбии в 1936 году после того, как исследования Рассела Фоерстера показали, что они не так эффективны, как естественное воспроизводство. Это решение вычеркнуло возможный выбор, который с такой готовностью и столь неоправданно был принят американцами. Смягчать губительное действие плотин рыбоводством канадцы не стали. Даже столкнувшись с угрозой плотины Моран в 1950-ых, они продолжали полагаться на науку, и не позволили обещаниям рыбоводов втянуть их в торговлю за главное русло Фрейзер. Программа восстановления, принятая комиссией, была основана на последних научных данных, которые подчеркивали важность структуры популяций лосося и здоровой среды обитания.

На Колумбии это научное знание до недавнего времени игнорировалось. Вместо изучения программа вкладывала деньги в «ловушку оптимизма», безнадёжно надеясь на то, что рыбоводство сможет восстановить лосося. В результате дикий кижуч в низовьях Колумбии исчез, а популяции лосося и стилхеда в других частях бассейна находятся в депрессии. Канадцы и IPSFC не все делали правильно, Фрейзер тоже получил свою долю в трагедии окружающей среды, и некоторые популяции лосося уменьшились в последние годы. Но тогда, когда это требовалось больше всего – в период строительства крупных плотин с 1940-го по 1970-ые - Международная Тихоокеанская Комиссия Рыболовства Лосося и её биологи использовали науку, если им приходилось ставить верные вопросы, и находили в себе храбрость принять ответы. В этом, я бы сказал, и было всё различие.

ГЛАВА 9

Путь к вымиранию

Чавыча и нерка Снейка, кижуч из рек побережья Орегона проводят пресноводную часть своей жизни в областях, экологически очень разных. Притоки Снейка текут через высокогорье Скалистых гор, спускаясь в бесплодные пустыни ещё за несколько сот миль от океана. Прибрежные реки в Орегоне коротки, обычно менее 100 миль от моря до истоков, и текут они через лесистые районы, увлажняемые обильными ливнями. Но чавыча и нерка Снейка и кижуч орегонского побережья имеют нечто общее: все три вида защищены федеральным законом «Об Исчезающих Видах» (Endangered Species Act(ESA)).

Этот закон был издан Конгрессом в 1973 году. Он явился следствием осознания того, что развитие цивилизации поглотило среду обитания многих видов растений и животных и угрожает им исчезновением. Зимняя чавыча Сакраменто стала первым видом, который защищен этим законом. Она была внесена в список “находящихся под угрозой” в 1989 году и список “исчезающих” в 1994 году. Но первым стадом лососей, которое следовало бы рассмотреть на предмет внесения в список, был лосось Снейка. Формальное рассмотрение его статуса началось в 1978 году. Позже, в 1980-ом, Конгресс утвердил Закон Планирования и Экономии Электроэнергии Северо-Запада. Разработанный Северо-Западным Советом Планирования Энергетики, закон возлагал на него ответственность за защиту и увеличение численности лосося, на которого воздействует развитие гидроэнергетики в бассейне Колумбии. А если существовал совет, защищающий лосося, то казалось, не было необходимости продолжать рассмотрение вопроса о внесении лосося в список закона «Об Исчезающих Видах». Рассмотрение его статуса было остановлено.

Тем временем Северо-Западный Совет Планирования Энергетики обратился к менеджерам федерального центра, племен и штатов бассейна реки за помощью в подготовке программы восстановления лосося. Традиционно менеджеры сосредоточились на рыбоводных заводах, оставив небольшое финансирование для сохранения среды обитания. Наконец в 1991 году стало ясно, программа не достигла своих целей, и что несколько стад лосося действительно движутся к исчезновению. В том году нерка Снейка была внесена в списки как “исчезающий” вид, а на следующий год осеннюю, весеннюю и летнюю чавычу Снейка внесли в списки “находящихся под угрозой исчезновения” видов. Эти действия положили начало непрерывному росту списков, который длится до сих пор.

Исчезновение рыбы в Снейке не стало неожиданностью. Уже в 1944 году Уиллис Рич и его коллеги предсказали, что плотины в основном русле реки приведут к исчезновению лосося в верховьях Колумбии и бассейне Снейка. С тех пор биологи и инженеры участвовали в широко разрекламированной полувековой гонке проектирования и строительства удобных для рыбы устройств прохода на плотинах, пока совокупная смертность, создаваемая системой гидроэнергетики, не уничтожила рыбу. В этой гонке пока что лидирует вымирание.

В прибрежных реках Орегона плотины перекрывают менее одного процента среды обитания лосося.¹ В отличие от лосося Колумбии, находящейся в экономически высоко развитом регионе, прибрежные популяции не считались исчезающими. Все же, в то время как все сосредоточили своё внимание на больших плотинах, блокирующих Колумбию, кижуч в Орегоне также исчезал. В 1996 году, когда Национальный Департамент Морского Рыболовства предложил внести кижуча малых рек штата Орегон в список закона «Об Исчезающих Видах», его решение было встречено с недоверием, особенно среди некоторых из менеджеров лосося штата.

Разрушение популяций лосося вне экономически высокоразвитой Колумбии подтверждает, что рыба проигрывает сражение по всему фронту её экосистем. Не только плотины, а, в конечном счёте, совокупное воздействие всех видов человеческой активности в водоразделах, в ответе за исчезновение лосося. Это означает, что нет простого решения какой-то одной проблемы, которая, если обратить на неё внимание, приведет к Восстановлению. Вся цепочка мест обитания, от истоков до океана, нуждается во внимании. Восстановление необходимо водоразделам, или, если использовать терминологию, популярную сегодня, мы должны начать управлять экосистемой в целом - управлять действиями человечества, думая о здоровье экосистемы.

Неограниченный лов, неправильное управление рыбоводством, заготовка леса, горная промышленность, плотины, ирригация, городское и индустриальное развитие - все признано непосредственными причинами уменьшения лосося и близко связано с бедственным положением этой великолепной рыбы. Каждый из этих видов человеческой активности играет свою роль в уничтожении лосося, но конкретную причинно-следственную связь для каждого из них не легко определить. Например, оползень, вызванный заготовкой леса, создает очевидные трудности для лосося, особенно, если оползень накрывает нерестилище, но точный эффект - число уничтоженной в популяции рыбы трудно, если не невозможно подсчитать. Последствия одного случая нельзя отделить от запутанной сети влияния всех других действий в водоразделе, из-за которых деградирует среда обитания или умирает лосось. Ещё больше осложняет ситуацию то, что эффект человеческого воздействия на лосося накапливается во времени по всей длине водораздела, от истоков до устья. Шрамы от таких методов заготовки леса, как сплавные плотины, например, влияют на среду обитания лосося и через многие десятилетия после того, как их практическое использование было прекращено. Невозможность точно определить влияние любого вида человеческой деятельности работает и на тех, кто уничтожает среду обитания лососей и на тех, кто занимается его «управлением». Каждая из сторон, включая институты управления, способствуя любой из причин уничтожения частично, в исчезновении лосося обвиняет кого-то другого.

Как следствие, лосось сейчас исчез почти в 40 процентах рек штатов Орегон, Вашингтон, Айдахо и Калифорния. Популяции лосося в 44 процентах оставшихся рек находятся под угрозой исчезновения.² В 1991 году я работал с Уиллой Нельсон и Джеком Вилльямсом над подсчетом остающихся запасов лосося. Наши исследования показали, что из 214-ти находящихся в опасности, естественно нерестящихся популяций тихоокеанского лосося, стилхеда и проходного лосося Кларка в штатах Орегон, Вашингтон, Айдахо и Калифорния, 101 популяция находилась в высокой степени под угрозой исчезновения, 58 - в средней степени, и 54 находились под опекой (из них одна популяция - зимняя чавыча реки Сакраменто - уже была внесена в список закона «Об Исчезающих Видах»). Мы обнаружили также, что, по крайней мере, 106 основных популяций уже вымерли. Какое-то время считалось, что наше сообщение, названное «Тихоокеанский лосось на перекрестке» было слишком тревожным. Ретроспективно оно оказалось своевременным предсказанием будущего.³ Теперь тридцать четыре эволюционно значимых популяции (ЭЗП) были или находятся в процессе занесения в список закона «Об Исчезающих Видах», включая три ЭЗП кижуча, пять ЭЗП чавычи, и пять ЭЗП стилхеда в штатах Орегон, Вашингтон, Айдахо и Калифорния (Таблица 9.1).⁴ (ЭЗП - популяция или группа популяций, которые репродуктивно изолированы от других популяций того же вида и представляют собой важную часть генофонда вида.) Так как ЭЗП обычно состоит из нескольких стад, населяющих более чем одну реку, сомнительное состояние ЭЗП лосося, показанное в Таблице 9.1, наблюдается на большей части Северо-Запада.⁵

Массовое уменьшение мест обитания лосося соответствует уменьшению его количества в целом. Недавнее изучение, проведенное организацией «Интеррайн Пасифик» («Interrain Pacific») показало, что снижение численности взрослого лосося, возвращающегося в реки на нерест, наиболее сильно в южной части северо-востока Tихого океана. Исторически, от 56 до 65 процентов тихоокеанского лосося возвращалось в реки штата Аляска, от 19 до 26 процентов - в реки Британской Колумбии, и 15-16 процентов - в реки штатов Орегон, Вашингтон, Айдахо и Калифорния. Сегодня картина заметно отличается: от 81 до 90 процентов рыбы возвращается в реки штата Аляска, от 8 до 17 процентов - в реки Британской Колумбии, и только около одного процента - к тихоокеанскому Северо-Западу. В дополнение к этим драматическим переменам и уменьшению численности лосося в южной части региона его обитания, общее количество возвращающейся рыбы уменьшилось на 20 - 40 процентов по всему северо-востоку Tихого океана.

Очевидно, что лосось продолжал бы исчезать в большей части регионов своего обитания на тихоокеанском Северо-Западе, если бы не закон «Об Исчезающих Видах» - последняя защита от провала работы учреждений управления, защищающих рыбу. Закон «Об Исчезающих Видах» заставил штаты заняться наконец-то определением оставшихся запасов лосося, снизить квоты добычи и изменить методы лесозаготовки (по крайней мере, немного) чтобы защитить среду обитания лосося. Закон «Об Исчезающих Видах» также вынудил внести некоторые изменения в работу плотин на реке Колумбия, чтобы улучшить выживаемость лосося. И те же самые учреждения, которые несли ответственность за сохранение лососёвых, но стояли рядом, бездействуя, пока они вымирали, теперь критикуют закон «Об Исчезающих Видах». Привычными в политических спектаклях для кандидатов на выборные должности во власти и менеджеров лосося на Северо-Западе стали нападки на закон «Об Исчезающих Видах». Заявляют, что эта организация узурпировала права штатов и говорить, что они хотят «спасти лосося от закона «Об Исчезающих Видах»». Именно их бездействие, а также бездействие их предшественников в течение многих десятилетий в ответе за то, что к делу пришлось подключиться закону «Об Исчезающих Видах». Во многих случаях этот политический театр давал толчок созданию ещё большего количества рыбоводных заводов, как быстрому пути выхода из кризиса.7

Как мы дошли до такого состояния, когда лососёвые балансируют на грани исчезновения в большей части региона их обитания на тихоокеанском Северо-Западе? Если мы заглянем глубже лежащих на поверхности причин, тщательно вскроем и исследуем пласты нашей истории, мы увидим, что причинами бедственного положения лосося остаются наша культура и мировоззрение. Мы полагали, что можно сохранить богатые популяции тихоокеанского лосося, упрощая, управляя, и обходя экологические процессы, создавшие его. Мы полагали, что не являемся частью экосистем Северо-Запада, а лишь стоим над ними как управляющие. Мы полагали, что технологии могут преодолеть все проблемы.

Эти предпосылки были неверны изначально. Всё, что они дали - включая инкубаторы, плотины и ужасающее разрушение среды обитания - в конечном счёте, привело к вымиранию лосося на всем Северо-Западе. Если охватить взглядом всю историю, становится ясно, что нынешнее состояние красной рыбы - результат не провала нашей точки зрения и программ управления, а следствие их успеха. Её бедственное положение - следствие значительного прогресса в хозяйственном освоении рек при одновременном использовании технологий, позволяющих устранить потребность в реках для воспроизводства лосося. Такова была наша цель, и лосось заплатил высокую цену за наш успех в её достижении.

Даже наши попытки восстановления были испорчены нашими узкими и неверными представлениями о природе, которые заставляли нас считать, что мы сможем иметь лосося без здоровых рек. Полный благих намерений житель Северо-Запада и другие американцы финансировали крупные программы восстановления лосося, стоившие сотни миллионов долларов, финансировали бюрократию, работающую на то, чтобы сохранить рыбу для нынешнего и будущего поколений. К сожалению, эти программы потерпели неудачу, в значительной степени потому, что были основаны на тех самых ложных понятиях о природе, которые в первую очередь приводят к вымиранию. Как писал историк-эколог Уильям Кронон: «Даже полное благих намерений управление может иметь бедственные последствия, если оно основано на неверных предположениях».⁸

Таблица 9.1. Состояние эволюционно значимых популяций (ЭЗП), внесенных или рассматриваемых на предмет внесения в список закона «Об Исчезающих Видах».

Эволюционно значимые популяции

(ЭЗП)

Кижуча

Чавыча

Кета

Нерка

Стилхед

Проходная форель Кларка

Внесенные в список как исчезающие и находящиеся под угрозой исчезновения

Ценральная Калифорния

Под угрозой

Побережье южного Орегона и северной Калифорнии

Под угрозой

Побережье Орегона

Под угрозой

Зимняя раса Сакраменто

Исчезающие

Осенняя раса Снейк Ривер

Под угрозой

Осенне-летняя раса Снейк Ривер

Под угрозой

Озетта Лейк

Под угрозой

Снейк Ривер

Исчезающие

Южная Калифорния

Исчезающие

Южное и центральное побережье Калифорнии

Под угрозой

Центральное побережье Калифорнии

Под угрозой

Верховья Колумбии

Исчезающие

Бассейн Снейк Ривер

Под угрозой

Низовья Колумбии

Под угрозой

Центральная долина Калифорнии

Под угрозой

Умпква Ривер

Исчезающие

Предполагается внести в список как исчезающие или находящиеся под угрозой исчезновения

Весенняя раса Центральной долины

Исчезающие

Осенняя раса Центральной долины

Под угрозой

Побережье южного Орегона и Калифорнии

Под угрозой

Пьюджет-Саунд

Под угрозой

Низовья Колумбии

Под угрозой

Верховья Виламетте Ривер

Под угрозой

Весенняя раса верховьев Колумбии

Исчезающие

Осенняя раса Дешутс Ривер

Летняя раса Худ Кэнел

Под угрозой

Колумбия

Под угрозой

Озетта Лейк

Под угрозой

Верховья Виламетте Ривер

Под угрозой

Среднее течение Колумбии

Под угрозой

Кандидаты на внесение в список

Пьюджет-Саунд/пролив Джорджия

Кандидаты

Юго-восток Вашингтона/низовья Колумбии

Кандидаты

Бейкер Ривер

Кандидаты

Северная Калифорния

Кандидаты

Горная область Маунтин

Кандидаты

Побережье Орегона

Кандидаты

Все остальные популяции в Вашингтоне, Орегоне и Калифорнии на стадии рассмотрения

Кандидаты

Вдобавок, внесенную в список закона «Об Исчезающих Видах» осеннюю расу чавычи Снейк Ривер предполагается расширить, включив в нее осеннюю чавычу Дешутс Ривер (Март 1998).

Источник: Национальная Служба Морского Рыболовства 1998.

Почему мы так долго цеплялись за неверную точку зрения и ложные предположения? Отчасти потому, что, в течение короткого времени в 1960-ых и 1970-ых годах, они, казалось, оправдали себя. Искусственно выведенная рыба наконец-то привела к значительным увеличениям добычи лосося, которая даже превысила лучшие уловы всех предыдущих лет. Но на самом деле, очевидный успех рыбоводных заводов, этого продукта нашего испорченного мировоззрения, ускорил вымирание лосося и подготовил ступень для последнего шага к исчезновению. Эта часть истории лосося начинается в 1960-ых, когда рыбоводные заводы начали пожинать плоды того, что походило на феноменальный успех.

Успех и неудача рыбоводных заводов

Как и лосось Колумбии и Фрейзера, в начале двадцатого столетия кижуч в реках побережья штата Орегон вылавливался в чрезвычайно больших количествах, чтобы обеспечить работу рыбоконсервной промышленности. График 9.1 показывает улов кижуча в индексе производства штата Орегон (Oregon Production Index(OPI)).⁹ Хотя пик производства продукции из кижуча вероятно случился раньше, первый рекорд был точно зафиксирован в 1923 году, когда от рыбаков стали требовать указания количества поставленной рыбы для расчета налогов. Это значительно улучшило качество информации об улове.¹⁰ Уловы кижуча, как и других лососёвых, уменьшались в 1920-1930-ые годы и оставались на низком уровне в течении 1940-ых и 1950-ых. Но в 1960-ые годы уловы резко возросли. И, поскольку значительную долю в них составлял искусственно разведенный кижуч, увеличение численности было приписано успеху рыбоводных заводов.

Рисунок 9.1. Улов кижуча в Индексе Продукции штата Орегон(OPI), раздельно - дикого и искусственно разведенного. Сплошными столбцами обозначен вылов дикого кижуча. Весь кижуч, пойманный до 1960 года, считается диким. (Источники: Неопубликованные данные Департамента Рыбы и данных Дикой природы штата Орегон [за 1923-1970]; Тихоокеанский Совет Управления Рыболовства 1992 и 1999 [за 1971-1991 и 1992-1997]; ODFW 1982 [улов дикого в 1959 и 1969]; Боргесон 1992 [для 1978-1987])

В середине 1950-ых Комиссия Рыбы Штата Орегон сообщила об «увеличении свидетельств того, что результатом улучшения методик является возвращение большего количества взрослого лосося».¹¹ К 1960-ым годам уже казалось, что исследования по лечению болезней лосося в рыбоводных заводах и создание более питательных кормов, начатые в 30-40-ые годы, стали себя окупать. При лучшем питании и лечении болезней рыбоводные заводы могли растить юного лосося до того возраста, в котором он уже был готов мигрировать к морю. Мало того, что заводчики рыбы могли содержать юного лосося в защищенной среде инкубатора весь период его пресноводной жизни, они могли содержать его здоровым. Менеджеры рыбоводных заводов полагали, что продленное выращивание улучшало физиологические качества мальков и приводило к более высокому уровню выживаемости в океане.¹²

И все же, чтобы выращивать юного лосося до той поры, когда он будет готов мигрировать в море – а это период от шести месяцев до года, большинству рыбоводных заводов необходима была капитальная реконструкция. Раньше заводы собирали икру и выпускали мальков вскоре после рождения. Так как инкубаторы были обычно пусты уже к концу весны, они не нуждались в воде в течение всего лета, в период с естественным низким уровнем воды в реке. Поэтому во многих рыбоводных заводах существующая система подачи воды была недостаточна для того, чтобы растить юного лосося всё лето, а на некоторых, расположенных в естественном водоразделе, летний уровень вод был даже меньше допустимого.

Реконструкция рыбоводных заводов для длительного выращивания, улучшенного питания и контроля за здоровьем лосося привела к драматическому повороту событий в 1962 году. В том году Комиссия Рыбы штата Орегон объявила, что «действия по выпуску искусственного лосося стали «самообеспечивающимися»».¹³ Впервые за девяносто лет работы инкубаторы можно было не заполнять икрой лосося диких популяций. Возвращающегося искусственного лосося было достаточно, чтобы заполнить ёмкости полностью. Количество икры, собранной в рыбоводных заводах, быстро росло: инкубаторы Комиссии Рыбы штата Орегон собрали около 6 миллионов икринок кижуча за 1953 и 1954 годы, а в двухлетний период 1961- 62 это количество подскочило до 45.6 миллионов. В течение 1965-66 годов было собрано 82 миллиона икринок. Если раньше приходилось искать реки с дикой рыбой для заполнения инкубаторов икрой, то теперь у менеджеров был избыток искусственной рыбы, возвращающейся к станциям. Количество икры намного превысило доступную вместимость инкубаторов. Даже, несмотря на то, что биологи лосося понимали - это происходит вследствие улучшения условий выживания в океане, они приписывали всё успеху своей программы разведения. Как объяснила в 1964 году Комиссия Рыбы штата Орегон: «Эта положительная ситуация в то же время не была незапланированной или неожиданной».¹⁴ Очевидный успех придал оптимизма идее искусственного разведения, но меньше чем за два десятилетия (шесть поколений кижуча), было доказано, что этот успех, как и все предшествующие, оказался дорогостоящей иллюзией.

Первый признак того, что оптимизм мог оказаться преждевременным, появился в 1975 году на ежегодной конференции разводчиков рыбы. Эрни Джеффриес, руководитель рыбоводных заводов Комиссии Рыбы в Орегоне, указал на некоторые тревожащие факты: с 1960 до 1966 года каждое увеличение смертности мальков кижуча, выпущенного из рыбоводных заводов соответствовало увеличению количества возвращающихся взрослых особей. Но после 1966 года количество взрослого кижуча начало колебаться очень резко, и больше никак не соотносилось с количеством выпускаемой из заводов молоди. Зависимость между выпуском мальков и возвращением взрослых особей разрушалась.

Джеффриес продолжал выражать беспокойство влиянием программ рыбоводства на здоровье экосистемы. Он подверг сомнению способность океана принять всё увеличивающееся количество рыбы и загрязнений из рыбоводных заводов. Он поднял проблему генетических и болезнетворных воздействий различных стратегий выпуска рыбы. Он зашел настолько далеко, что «подверг сомнению, является ли продолжение строительства ещё большего количества рыбоводных заводов верным курсом. Нам следовало бы тратить больше денег на изучение того, как работают те [рыбоводные заводы], которые мы уже имеем».¹⁵

Но сиюминутные экономические интересы вытеснили тревогу Джеффриеса о будущем рыбоводства. Как сказал мне однажды один менеджер лосося: «Рыба в лодке – это всё, что нас волнует». И в годы бума 1960-ых и 1970-ых было много рыбы, которую добывал растущий флот судов. В 1976 году коммерческие и спортивные рыбаки добыли рекордное количество - 3.7 миллионов кижучей в океане в пределах области OPI, из общего количества 4.1 миллиона рыб. Большая часть этой рыбы была искусственно разведенной. Улов превысил исторический рекорд, зарегистрированный в 1920-ых, и это вызвало эйфорию среди менеджеров лосося, которые были «в восхищении от рыбы с заводов».¹⁶ С их точки зрения технология наконец-то заработала. После девяноста лет неудач рыбоводство доказало, что оно может решить проблему поставки лосося. Эйфория, несмотря на серьёзное беспокойство Джеффриеса, быстро распространилась по всему Северо-Западу.

Рост и популярность обеспеченной рыбоводством спортивной и коммерческой рыбалки в прибрежных областях штата Орегон не ускользнули от внимания канадских биологов. Очевидный успех новых технологий заставил канадцев пересмотреть их политику. Британская Колумбия закрыла свои рыбоводные заводы ещё в 1936 году, после исследований Фоерстера, показавших, что они были эффективны не более, чем естественное воспроизводство. В 1960 году, после очевидного успеха американских рыбоводных заводов, канадцы начали экспериментировать с искусственным разведением кижуча и чавычи. Позже, в 1970 году, глядя на «успехи» разведения кижуча в штате Орегон, уже десять лет твердо удерживающих быстрый рост его численности, канадцы начали строительство. Заводы чавычи и кижуча в Капилано стали первыми полномасштабными рыбоводными заводами, построенными в Британской Колумбии за прошедшие сорок лет.¹⁷

В это же время уменьшение уловов лосося вызвало активные требования быстрого расширения программы рыбоводства в регионе. К 1970 году столетие перелова и деградации среды обитания уменьшило уловы лосося в Британской Колумбии с 300 миллионов фунтов приблизительно наполовину. В виду этого, как выразился биолог Питер Ларкин «политически, стремление увеличить численность лосося естественно».¹⁸ В ответ на требования канадцы запустили в 1977 году Программу Развития Лососевых (Salmonid Enchancement Programm(SEP)). Программа имела бюджет около $40 миллионов в год (1978-1991) и цель - удвоить улов лосося в канадских водах. Когда SEP начался, Британская Колумбия уже строила 11 рыбоводных заводов чавычи и кижуча, но в соответствии с новой программой их число значительно увеличили. Спустя десять лет 81 завод производил чавычу, и 218 - кижуча. Некоторые из заводов были небольшими, действовали по общественным программам, но многие копировали американский подход - с большими централизованными рыбоводными заводами, обеспечивающими одновременно несколько различных популяций и рек.¹⁹ К 1994 году на программу было потрачено $500 миллионов, в основном на заводы.²⁰

Многие видели в росте стад искусственного лосося свидетельство того, что рыбоводство стало нормальным экономическим производством.²¹ В результате, частные предприниматели начали вкладывать капиталы в новые технологии рыбоводства, надеясь на получение прибыли. «Успех» новой технологии заставил всё казаться таким простым – легче, чем выращивание овощей, как утверждал 100 лет назад пионер разведения рыбы Сет Грин. Просто стройте рыбоводный завод около моря в устье реки, покупайте избыток икры лосося на государственных заводах, выводите мальков, отпускайте молодь в море, где она будет пастись на открытых просторах северо-востока Тихого океана. Через год или два жирный лосось приплывет прямо назад, на завод компании, где его легко можно будет превратить в наличные. Из-за некоторого сходства с разведением рогатого скота на ранчо, этот тип разведения был назван «морское ранчо».

Другой тип частного разведения лосося очень напоминает откормочные площадки. При этом способе разведения инкубация икры лосося и начальная стадия выращивания молоди происходит на обычном рыбоводном заводе. Но вместо выпуска непосредственно в море молодь помещается в чистые садки, поставленные в морской воде, обычно в заливе или прибрежной полосе. Там рыба откармливается до готовности к вылову.

В то время как штаты Вашингтон и Британская Колумбия выбрали основным типом разведения откормочные площадки, орегонские законодатели в 1971 году уполномочили комиссию штата по рыбе давать разрешения на использование частных морских ранчо. Изначально правила ограничивали этот тип разведения кетой, но в 1973 году в перечень были включены кижуч и чавыча. Когда были добавлены эти более выгодные виды лосося, морскими ранчо занялись такие большие корпорации, как «Бритиш Петролеум» («British Petroleum») и «Weyerhaeuser». В 1975 году «Weyerhaeuser» запустил в действие морское ранчо в заливах Якина и Коос штата Орегон, инвестировав $40 миллионов.²²

Корпоративные рыбоводные заводы, в отличие от финансируемых государством, должны были приносить материальную выгоду и возвращать начальные инвестиции. По информации в СМИ, распространяемой компаниями в то время, производство и добыча тихоокеанского лосося вступили в новую, современную эпоху. Корпорации сделают искусственное разведение более эффективным и выгодным. Некоторые защитники частных морских ранчо в штате Орегон полагали, что их деятельность, в конечном счете, заменит промышленную рыбалку и примитивную охоту на лосося в открытом океане.

Очевидный успех орегонских рыбоводных заводов поощрил вереницу новых общественных программ восстановления лосося. Например, Программа Компенсации для низовьев Снейка, подписанная Конгрессом в 1976 году. Она была направлена на восстановление лосося, потерянного из-за строительства плотин Айс Харбор, Ловер Гранит, Ловер Монументал и Литл Гуз в низовьях реки.²³ С двадцатью шестью заводами, акклиматизацией и ловушками программа искусственного разведения лосося стоила приблизительно $11 миллионов в год. В 1978 году штат Вашингтон запустил другую генеральную программу, чтобы удвоить уловы лосося, в значительной степени за счёт рыбоводства. Программа штата была начата в ответ на проблемы, возникшие при распределении лимитов после того, как федеральное управление окружного суда предоставило индейцам право добывать половину лосося. Рассуждения шли следующим образом: если рыбоводные заводы смогут удвоить количество заходящего в реку лосося, то предоставление половины квот лосося индейцам не принесет больших убытков рыбакам – не индейцам. К 1987 году штат Вашингтон затратил на эту программу $30 миллионов.

Итак, в течение девяноста лет рыбоводы и менеджеры лосося искали материальное свидетельство успеха рыбоводства и не нашли ни одного. Снова и снова они делали заявления об успехах, основанные на химере, или вообще ни на чем. И вот в 1960-ых и 1970-ые, они увидели реальные, измеримые увеличения численности лосося, которые, казалось, прямо относились к рыбоводным заводам. Этот очевидный успех вызвал лавину общественных программ и частных инвестиций, направленных на увеличение численности лосося путем искусственного разведения. Успех рыбоводства, казалось, подразумевал, что регион может наконец-то иметь, цитируя Департамент Рыболовства штата Вашингтон, «лосося без реки».²⁴

А потом, в 1977 году, производство кижуча в области OPI внезапно обрушилось. Улов снизился от пика 3.9 миллионов рыбы в 1976 году до одного миллиона в следующем. Меньше, чем через двадцать лет, в 1997 году, было добыто лишь 28,000 кижучей и меньше 300,000 рыбы в целом по OPI. К 1997 году стада кижуча в реках побережья Орегона были занесены в список закона «Об Исчезающих Видах», как “находящиеся под угрозой уничтожения”, а дикий кижуч в низовьях реки Колумбия был объявлен исчезнувшим. Через два десятилетия обещания почти неограниченной поставки лосося пропали, и кижуч Орегона оказался на грани исчезновения.

После краха кижучевого лова менеджеры лосося искали причины происходящего, но не нашли её. Хронический недостаток контроля и оценки, которых не хватало программам рыбоводных заводов, начиная с 1870-ых, сохранялся и в 1960-ых. Менеджеры не могли идентифицировать причину исчезновения кижуча. Они не могли ни регулировать программы, чтобы решить проблему, ни даже определить, возможно ли её решение.²⁵

Как и во всей истории рыбоводных заводов начиная с 1872 года, увеличение их числа в 1970-ых было карточным домиком, основанным на шатком фундаменте слепого оптимизма, идеологии, и перемен климата. И когда наступил крах, по картам было уже невозможно определить, какая из них стала его причиной. Была специально создана группа ученых для изучения информации ограниченного доступа. Она должна была дать возможные объяснения падению численности кижуча, но имевшаяся информация не помогла определить, что же было настоящей причиной.²⁶

В Британской Колумбии SEP испытывал трудности в достижении своей цели - удвоении уловов лосося. Заразительный оптимизм, который вдохновил программу, начал исчезать перед лицом экономических и биологических фактов. Об уверенности SEP в идее рыбоводства автор Тэрри Главин писал Эдгару Бирчу, члену целевой группы развития лосося – «Нам следовало слушать людей, которые говорили, что все эти рыбоводные заводы были плохой идеей... Они были плохой идеей с самого начала».²⁷ В 1994 году канадский экономист природных ресурсов Питер Пирс опубликовал результаты своего аудита SEP, в котором заключил, что за время действия экономические затраты программы превысят выгоды почти на $600 миллионов. Пирс рекомендовал кардинальные изменения. Во-первых, он заявил, что увеличение и сохранение дикого лосося необходимо выверить таким образом, чтобы запасы дикого лосося были защищены. Во-вторых, он предложил усилить научную и экономическую оценку программы. Наконец, он рекомендовал оплачивать большую долю затрат, получая выгоду от увеличения стад лосося.²⁸

Экономический провал программы SEP совпадал с провалом в достижении его биологических целей. Первоначальная цель SEP - удвоение уловов, предполагала увеличить их приблизительно на 86,000 метрических тонн. Между 1977 и 1989 годами добыча выросла на 31,600 метрическую тонну. Однако её рост происходил не от тех видов, которыми занимался SEP. В то время как чавыча и кижуч вместе получили две трети расходов SEP, уловы этих видов в действительности снизились. К 1992 году провал программы стал достаточно серьезен. Это побудило Пирса предупредить канадцев, что они столкнулись с трагедией тихоокеанского лосося, подобной той, которую они уже получили на восточном побережье с атлантической треской.²⁹

В своем обзоре Программы Развития Лосося биологи Рей Хилборн и Джон Винтон пришли к заключению, которое позже получили и ученые, анализировавшие другие программы рыбоводных заводов на тихоокеанском Северо-Западе: «Недостаток программы контроля и оценки, - сказали они, - не позволяет биологам определить, почему программа не сумела выполнить свои цели». «Смущает то, что после 15 лет мы всё ещё не уверены, какие технологии будут работать и при каких условиях».³⁰ В последующие годы в Соединенных Штатах в Национальном Совете по Научным Исследованиям, Независимой Группе Науки Реки Колумбии и Национальной Группе Наблюдения Рыбоводных заводов все пришли к тому же самому заключению.³¹

Частные морские ранчо жили не лучше, чем финансируемые государством программы. И это несмотря на заявления о том, что частные корпоративные рыбоводные заводы позволяют сократить затраты и, благодаря своим рентабельным системам избежать неэффективности, присущей государственной бюрократии. Частные морские ранчо потерпели фиаско потому, что они полагались на два неверных предположения, в дополнение ко всем тем, что лежали в основе искусственного разведения с 1872 года. С самого начала сторонники морских ранчо полагали, что океан - это большая, устойчивая экосистема с определенными нишами видов, существующих независимо друг от друга. Так как деградация среды обитания и перелов уменьшили количество лосося, выходящего в море, рассуждали они, в океане должна остаться значительная свободная среда обитания. Цель частных морских ранчо состояла в том, чтобы заполнить эти свободные ниши и собрать красивую прибыль. Во-вторых, владельцы морских ранчо думали, что государственные менеджеры лосося ограничат океанский улов смешанных запасов общественного и частного лосося, чтобы защитить дикую рыбу. Уменьшение улова позволило бы адекватной численности дикого лосося избежать вылова и достигнуть нереста, а значит, возвратилось бы достаточное, чтобы дать прибыль, количество частной рыбы.³²

Оба этих предположения, как оказалось, были ложными. К 1990 году восемь из двенадцати морских ранчо, работавших в штате Орегон, закрылись после того, как не сумели получить ожидаемую прибыль, а те, что ещё действовали, лишь выживали.³³ Когда Аква-Фудс в штате Орегон, самое большое морское ранчо штата, столкнулось с вопросом закрытия, компания убила последние 3 миллиона мальков в своём рыбоводном заводе и продала их на удобрение.³⁴ Однако это ещё не было концом завода Аква-Фудс; орегонский Департамент Рыбы и Дикой природы и порт города Ньюпорт вложили деньги, чтобы поддержать его работу для стимулирования спортивной рыбалки в заливе. Но программа была слишком дорога: каждый искуственно разведенный кижуч, пойманный спортивным рыбаком стоил примерно $5 тысяч.³⁵ Только государственные программы рыбоводных заводов с их хроническим недостатком ответственности могли избегать неприятностей, продавая лицензии за $10, чтобы поймать рыбу, стоившую $5 тысяч. Последнее частное морское ранчо на Орегонском побережье высушило свои водоемы и закрылось в 1992 году.

На Снейке Программа Компенсации для низовьев (LSRCP) столкнулась с похожими проблемами. В дополнение к рыбоводству Корпус Инженеров армии США применял другие формы технологий, чтобы смягчить губительное действие плотин на Колумбии и Снейке. Например, в середине 1970-ых годов Корпус начал перевозить молодь лосося через многие из плотин в основном русле Колумбии и Снейка. Потом он поместил экраны перед заборами турбин, чтобы уменьшить вход туда молодого лосося, и установил на некоторых плотинах устройства для предотвращения газовой перенасыщенности воды ниже гидросливов. Когда были применены эти технологии, один чрезмерно оптимистичный биолог предсказал: «кажется возможным, что мы можем создать стада взрослого стилхеда и лосося много большей численности, чем существовавшие прежде» на Снейке.³⁶ Но, как и в других местах, совершенствование рыбоводства и других технологий не давало эффекта. Сегодня кижуч в Снейке вымер, а стилхед, весенняя и осенняя чавыча, нерка находятся под защитой закона «Об Исчезающих Видах».

В 1998 году Программа Компенсации (LSRCP) для низовьев Снейка проводила общественный обзор своих достижений. Эта программа использует самую последнюю информацию и осуществляется в высокой степени профессионально - это одна из немногих программ рыбоводства, проводящая обширный контроль. Но подобно другим усилиям, начатым во времена оптимистичных 1970-ых, она не далеко продвинулась в достижении своих целей. Конгресс создавал LSRCP, чтобы уменьшить потери лосося, создаваемые плотинами в низовье Снейка, однако, опубликованные обзоры содержали предложение удалить плотины, чтобы гарантировать успех программы.³⁷ Рецензенты программы очевидно забыли, что рыбоводные заводы строились, чтобы уменьшить потери, создаваемые плотинами.

Подобно другим усилиям по приумножению численности лосося, инвестиции штата Вашингтон в рыбоводные заводы в 1970-ых не оправдали ожиданий. Несмотря на затраты в $30 миллионов на модернизацию рыбоводных заводов, штат не смог удвоить уловы; фактически, к 1992 году он вырос всего на 10 процентов. Часть неудачи программы, однако, может быть приписана вылову рыбы вне штата.³⁸

Крах кижуча в ОPI и другие неудачи программ модернизации рыбоводных заводов были, как и уменьшение популяций лосося, следствием совокупного эффекта сотен факторов, скапливавшихся в течение полутора столетий. Но продолжающееся изучение общего уменьшения лосося в 1970-ых и 1980-ых выявило другую, доселе неизвестную проблему. Продуктивность океана уменьшилась, и это сильно снизило уровень выживаемости лососей на океанской стадии их жизни.

Как уже было сказано, уловы кижуча в области OPI резко снизились в 1977 году. Пойманный той осенью взрослый кижуч был выпущен рыбоводными заводами весной 1976, и именно тот год оказался годом монументальных перемен в океане. В течение 1976 года целых сорок климатических показателей, отражающих состояние океана, менялись резкими скачками.³⁹ Последующие изучения показали, что океан не был большой, устойчивой и однородной средой обитания. Скорее он был динамичной экосистемой, изменения которой могли оказать сильное влияние на численность лосося.⁴⁰ На самом деле, как оказалось, океан изменялся по сорока- шестидесятилетнему циклу.⁴¹ Кроме того, ученые поняли, что меняющаяся продуктивность северо-восточной части Тихого океана имела нулевую сумму: во время периодов низкой производительности морских вод штата Орегон и Вашингтон морские воды штата Аляска находились в стадии высокой продуктивности, и наоборот.⁴²

Снизившаяся продуктивность океана все же не была единственной причиной резкого уменьшения численности кижуча, как многие заявят позже, но была и другая, предположительно также оказавшая сильное влияние. Увеличивающие своё производство рыбоводные заводы были столь же неэффективны в компенсации изменений продуктивности океана, как и в преодолении влияния плотин, заготовки леса, и других форм деградации среды обитания. В действительности, оказалось, что искусственно разведенный лосось особенно уязвим к изменению климата в океане. Во время периодов низкой продуктивности океана процент выживания кижуча, выращенного рыбоводными заводами, был приблизительно в два раза ниже, чем у его дикого кузена.⁴³

Изменение продуктивности океана в 1976 году было результатом длившегося десятилетими совокупного влияния деградации среды обитания, переловов и плохого менеджмента. Все эти факторы вносили свой вклад в сужение многообразия жизненных циклов лососей, потерю их биоразнообразия. Это сделало их уязвимыми к естественным колебаниям природных условий в одной из частей их экосистемы - океане. Некоторые заявляли, что кризис лосося является исключительно следствием перемены климата в океане, и что с этим ничего не поделать. Они не правы. Состояние лосося в океане зависит и от человеческих манипуляций с ним на пресноводной стадии его цикла жизни. Потеря биоразнообразия лосося - их эволюционного наследства - усугубила влияние изменения условий их обитания в океане.⁴⁴

Сейчас считается, что явный успех в разведении кижуча в OPI области в значительной степени был результатом благоприятных океанских условий. Все последовавшие за этим масштабные инвестиции в программы модернизации рыбоводных заводов базировались на условии, что они могут стабилизировать, поддерживать и даже увеличивать численность лосося. Но в действительности, их успех в 1960-ых и начале 1970-ых был основан на непостоянном и эфемерном характере погоды - климатических условиях, которые улучшили условия жизни лосося в океане.

Находясь под воздействием иллюзий, считая, что рыбоводство решило проблему поставки лосося, менеджеры позволяли среде обитания деградировать, а уловам расти.⁴⁵ Когда выживаемость рыбы с заводов резко снизилась в 1976 году, менеджеры лосося не посчитали нужным убеждать рыбаков в необходимости уменьшить лов истощающихся запасов искусственного и дикого лосося.

Поскольку количество кижуча в OPI области росло в течение 1960-ых, росло и число коммерческих рыбаков. Количество лицензий, выданных коммерческим рыбакам в штате Орегон, увеличилось с 2,565 в 1960 до 8,566 в 1978 году.⁴⁶ Когда произошел обвал, большой флот спортивных и коммерческих рыбаков оказал политическое давление, чтобы сохранить высокие квоты уловов, и орегонские менеджеры лосося поддались. Оглядываясь назад на этот период, орегонский менеджер лосося Джим Мартин вспоминал: «Я был ученым, я нёс ответственность, и я должен был видеть наступление этого лучше, чем я это сделал». Но даже если бы он мог, он столкнулся бы с интенсивным политическим давлением за сохранение уловов. «Коммерческие и спортивные рыбаки требовали больше чем, как мы теперь знаем, мы должны были дать».⁴⁷ Уступив давлению со стороны рыбаков в поддержку высоких квот, менеджеры лосося подготавливали условия для последующего регионального краха.

Демография рыбоводных заводов и диких популяций лосося подразумевала, что дикий кижуч станет самой большой жертвой при неудаче с контролем уловов. При новом режиме разведения молодь кижуча держали на заводе, пока она не подрастала и не была готова мигрировать к морю. Сохранение в защищенной окружающей среде рыбоводного завода на весь период пресноводной жизни увеличило выживаемость икра – малёк у разводимой заводом рыбы. Дикий лосось, метавший икру в реках, разрушенных за столетие деградации среды обитания, имел высокий процент смертности выхода мальков из отложенной икры. Таким образом, пара кижучей в рыбоводном заводе посылала к океану большее количество мальков, чем пара дикой рыбы, метавшая икру в реке. Такое различие в нормах выживания искусственной и дикой рыбы на ранних стадиях их жизни подразумевало, что взрослый, искусственно разведенный взрослый лосось мог обеспечить более высокие уловы, чем дикий. Но, сохраняя высокие нормы уловов для смешанного вылова искусственно разводимого и дикого кижуча, менеджеры лосося допустили перелов дикой рыбы. Нормы эксплуатации достигли 88 процентов, слишком много, чтобы дикий кижуч смог это выдержать. Количество взрослого кижуча, достигающего естественных областей нереста резко упало в начале 1970-ых - явный признак того, что нормы уловов уже воздействовали на дикого кижуча.⁴⁸ Допустив быстрый рост рыболовства и высокие квоты уловов, менеджеры лосося не дали дикому кижучу оправиться от спадов численности 1920-ых, 1930-ых, и 1940-ых годов.

В 1980 году, чтобы поддержать численность быстро уменьшающихся диких популяций кижуча, и при этом избежать уменьшения уловов, Департамент Рыбы и Дикой Природы Орегона начал прививать избыток рыбы рыбоводных заводов штата в районы естественного нереста и роста лосося. В действительности, это было возвращение к методам, которые использовались в самые ранние годы программ рыбоводных заводов. На сей раз, однако, такое прививание тщательно оценивали. Печально, но попытка использования рыбоводных заводов для увеличения рождаемости естественных популяций не только не удалась, но и фактически привела к дальнейшему её сокращению.⁴⁹ Одомашненная рыба с рыбоводных заводов нерестилась на месяц или два раньше, чем дикий кижуч. Когда молодь кижуча из рыбоводного завода была помещена в потоки, благодаря своему численному превосходству она заместила своих диких кузенов. Но когда взрослая рыба искусственного происхождения возвратилась, она нерестилась раньше, во время паводков и наводнений, смертность у её икры и мальков была намного выше, чем у нерестящейся позже дикой рыбы. Ранний нерест, положительное свойство на рыбоводном заводе, был губителен в дикой природе.

Как мы видим, перелов запасов дикого лосося - следствие программ рыбоводства. В 1993 году Сэм Врайт, старший биолог рыболовства штата Вашингтон, опубликовал резкое эссе на эту тему. Он приводил доводы против практики увеличения уловов, игнорирующей опустошение диких популяций, которые она неизбежно причиняла. Агентства управления, разрешавшие такие высокие нормы улова, фактически уничтожали дикие популяции, писал он, и «большинство людей считает, что агентства не должны потворствовать исчезновению». Он определил 3,500 миль недогруженной среды обитания в низовьях реки Колумбия, где дикая рыба могла бы метать икру, но которые были пусты из-за чрезмерного вылова.⁵⁰ В действительности, дорогие программы рыбоводства просто подменяли естественное воспроизводство, уничтоженное переловами. Даже хуже, заводы, увеличивая численность рыбы для рыболовства, завершили уничтожение биоразнообразия лосося, как и среды его обитания.

В Канаде менеджеры лосося разрешили спортивным и коммерческим рыбакам вылавливать 95 процентов рыбы, включая дикого лосося, смешанного с рыбой рыбоводных заводов. Столь высокие нормы лова уничтожили меньшие дикие популяции, ставя рыболовство в зависимость от всё меньшего количества запасов.⁵¹ Как писал канадский биолог Карлу Валтерсу, «Приблизительно 50% рыбы, которую мы берем, происходит от нескольких искуственно выведенных популяций, и нормы выживания этой рыбы в море снизились настолько, что это не служит хорошим предзнаменованием долгосрочной устойчивости».⁵² Уверенность в рыбоводстве маскировала постепенную потерю биоразнообразия лосося. В Британской Колумбии с 1950 года были потеряны приблизительно 30 процентов нерестящихся популяций лосося.⁵³

Перед смертью в 1965 году биолог Б.Ф.Томпсон опубликовал работу, в которой описал все коварные последствия упрощенной системы управления уловом–разведением. «Мы регулируем наше рыболовство, - написал он, - но концентрируем его на лучших видах, и они один за другим уменьшаются или исчезают, и мы даже не следим за их судьбой... зная только, что наши общие уловы уменьшаются, в то время как мелкие популяции одна за другой исчезают незамеченными в той большой смеси, которую мы вылавливаем». Он продолжал, заключая: «Мы очень недооцениваем то, что необходимо или когда это необходимо, и сохраняем чувство убежденности в своей правоте».⁵⁴ С исчезновением каждой малой популяции, каждым вымиранием стада, теряется биоразнообразие. Это качество позволяло лососю противостоять ледниковым периодам, подъемам гор, потокам лавы, изменениям условий океана и давлению всей индустриальной экономики. Трагично, но именно это биоразнообразие систематически уничтожалось более 100 лет разрушением среды обитания, переловами, и технологией рыбоводства. Если тихоокеанский лосось должен выжить, ему понадобится всё его оставшееся эволюционное биоразнообразие. И ему будут нужны здоровые реки, создающие и поддерживающие это биоразнообразие.

Сегодня мы сталкиваемся с наследством более чем столетнего управления лососем, основанного на наборе ложных предположений. Естественная среда обитания лосося разрушалась, в то время как мы тратили сотни миллионов долларов на рыбоводство, преследуя безрассудную мечту о создании лосося без рек. Каждый независимый научный обзор существующей системы управления призывает к генеральной перестройке, но бюрократическая система управления лососем всё ещё цепляется за статус-кво, защищает программы рыбоводства, и бездумно остается в объятиях устаревшего мировоззрения, благодаря которому в 1872 году и появились рыбоводные заводы.

Рыбоводство играет уникальную двойную роль в текущем кризисе. Они ясно были обозначены как часть проблемы, и все же многие видят в них важную часть решения. Менеджеры лосося разбираются с этим очевидным противоречием просто: они утверждают, что проблемы рыбоводства остались в прошлом, теперь они решены. Действительно, заводы изменились, и их технологии сегодня очень развиты. Высокотехнологичное оборудование, улучшенный контроль болезней, лучшее питание, новая технология маркировки и стандартные операционные методы, которые используют опыт животноводства и основаны на генетических принципах – все это улучшило здоровье рыбы в рыбоводных заводах и позволило нам лучше оценивать её долю в уловах.

Но что происходит после того, как рыба рыбоводных заводов выпущена - как она затрагивает экосистему и дикого лосося? Этот вопрос остается главным. Ответов всё ещё мало. Вероятно так и останется в ближайшем будущем, потому что менеджеры энергично защищают статус-кво и нападают на ученых, задающих вопросы о культивировании рыбы или проводят исследования по оставшемуся без ответа вопросу.⁵⁵ В ответ на кризис лосося и все вопросы, которые он поднимает, Департамент Рыбы и Дикой Природы Орегона недавно упразднил отдел научных исследований и объединил управление лова и менеджеров рыбоводства - Богов Вчерашнего Дня. Таким образом, статус-кво укрепилось и гарантирует, что любые изменения будут поверхностны.

На самом деле, все сделанные до настоящего времени изменения обходят острые углы программы и необходимость её серьезной перестройки. Рыбоводные заводы - не единственная проблема в необходимости совершенно новых подходов, если лосось должен выжить. Например, судья Малком Марш из федерального окружного суда недавно отчитывал Национальную Службу Морского Рыболовства. Она робко использует свою власть, реализуя закон «Об Исчезающих Видах», не смеет повлиять на федеральную систему гидроэнергетики, чтобы та предприняла действия для защиты внесенных в список закона «Об Исчезающих Видах» стад лосося. Марш сказал Службе Рыболовства, что их усилия были «слишком сильно были привязаны к статус-кво» и поэтому закончились «относительно малыми шагами, незначительными усовершенствованиями и регулированием в то время, когда ситуация буквально кричит о генеральной перестройке». Судья Марш был прав, но ту же критику можно обратить к менеджерам лосося и их изменениям в программах рыбоводства.⁵⁶

Часто повторяемые утверждения о том, что проблемы рыбоводства - в прошлом, становятся пустым звуком, если тщательно изучить исторические отчеты. Рыбоводные заводы изменились с прошлого столетия, но эти изменения были подобно изменениям хамелеона поверхностными, направленными на то, чтобы подстроится к преобладающей политической и финансирующей окружающей среде. Ложные фундаментальные положения сохраняются. Важно исследовать эти положения и их исторические корни, потому что, по словам историка окружающей среды Роберта Бантинга, «прошлое никогда не остается в прошлом».⁵⁷ Нити прошлых предположений, вер и ценностей всё ещё вплетаются в ткань управления лососем сегодня.

Биолог сохранения Гэри Мефф недавно исследовал базовые принципы, на которых стоят программы восстановления лосося, основывающиеся на рыбоводстве. Он заключил, что современные усилия менеджмента лосося заключаются в основном в его искусственном разведении и пополнении запасов, хотя лосось вымирает из-за деградации окружающей среды и перелова. «Не определив причины вымирания, - утверждал Мефф, - управление лосося не смотрит в лицо биологической действительности». Он заключил: «Управление лососем, основывающееся в значительной степени на работе рыбоводных заводов, без откровенной и крупномасштабной программы восстановления экосистемы обречено на неудачу».⁵⁸ Мефф конечно был прав. Но, как я это понимаю, деградация среды обитания была не просто долго не замечаемым побочным продуктом нашей индустриальной экономики. Она была прямым результатом крупномасштабного упрощения экосистемы. Упрощение - центральный и руководящий принцип нашей экономики - видение и мировоззрение, породившее рыбоводные заводы.

Мы должны тщательно исследовать наши основные понятия и предположения о природе, реках и лососе, изменить наши глубокие убеждения. Пока мы это не сделано, усилия агентств управления лососем и Боги Вчерашнего Дня – рыбоводство и лов – будут угрожать существованию видов, которые они, как считается, защищают.

Эпилог

Создание новой культуры лосося

Я помню день, когда я увидел плотину Гранд-Кули впервые. День был очень теплым, а поездка долгой и утомительной. Это было одно из самых больших бетонных сооружений в мире, перегораживающее одну из величайших лососёвых рек. Гранд-Кули по праву была названа убийцей лосося: плотина навсегда отрезала 1,400 миль среды обитания, в которой когда-то процветала большая летняя чавыча – “июньские боровы”. К 1939 году стада лосося уже были подкошены переловом, и всё же биологи оценили количество лосося, поднимающегося на нерест выше Гранд-Кули в 21-25 тысяч экземпляров. Эта оценка была серьёзно занижена.

До того дня я видел плотину только на фотографиях. На них она всегда выглядела чистой, опрятной, и казалось, естественно вписывалась в пейзаж. Но теперь я увидел, что это всего лишь уродливая бетонная глыба с темными пятнами, идущими по низу фронта. Поверхность близлежащей стены была потрескавшейся и неровной. В реальной жизни плотина выглядела чуждой и неуместной, её вид подходил образу убийцы лосося.

Пару часов я провел на балконе моей комнаты в мотеле, пристально рассматривая плотину и размышляя о том, что она символизировала. Как бы то ни было, а этот бетонный блок принёс благо Соединенным Штатам и их гражданам. Он вдохновил нас и дал ощущение достижений в 1930-ые годы, в то тяжелое время, когда вся страна находилась в депрессии и нуждалась в подъеме. Плотина дала нам рабочие места, фермы и продовольствие, механизацию, свет, алюминий, высокий уровень жизни. И она же уничтожила существенную часть Северо-Запада. «Был ли другой путь? - спрашивал я себя, – Должна ли была индустриальная экономика и плотина Гранд-Кули, один из её самых заметных символов, поработить и убить столь многое в естественной экономике? Может быть мы могли найти баланс, способ сосуществования в одной экосистеме пяти видов лосося и зданий, фабрик евроамериканцев?»

Пока я сидел, задаваясь этим вопросом и хлопая москитов, плотина осветилась. Это начиналось ночное лазерное шоу (прагматизм преобладает в экономике). Лазеры нарисовали ряд больших зеленых знаков доллара, плывущих в темноте, а за ними по лицу плотины двинулась вереница лазерных лососей. «Это идеальный лосось, - подумал я. - Рыба, которая полностью отвечает нашему мировоззрению. Мы контролируем её всецело. Нажмёшь кнопку - она появится, нажмёшь другую - изменит цвет с зеленого на красный, нажмёшь ещё одну - и она поплывёт по плотине».

Лосось и плотины могут сосуществовать - пока Вас не волнует вид лосося. Плывущий по лицу плотины Гранд-Кули лазерный лосось символизирует историю культуры наших отношений с этой великолепной рыбой. Это история с очень простым сюжетом: контролируй, упрощай, доминируй, делай искусственными и лосося и его реки. Но если мы хотим сохранить настоящего лосося, мы должны будем изменить нашу историю. У той, в которой мы сейчас живем, не будет счастливого конца.

В своей книге Мечта о Земле богослов Томас Берри объясняет значение историй. Берри пишет, что они помогают нам понять, определить значение и оценить часто запутанные и сложные сигналы, которые мы получаем в этом мире.¹ Наши истории имеют глубокие корни в культуре, потому что передаются из поколения в поколение. Изменить их не просто. Находясь глубоко в сознании человека, они формируют реакцию на новые идеи и информацию, руководят решениями и определяют цели.² Они и строят и выражают наше мировоззрение. Они определяют всё, что мы видим, определяют нашу интерпретацию увиденного и наши действия. Несмотря на это, сами истории обычно скрыты от взгляда. Их редко исследуют или оспаривают. Цель этой книги состоит в том, чтобы исследовать историю, определившую наши отношения с тихоокеанским лососем.

Нам нужно знать её, но не стоит верить ей на слово. Прежде всего, нельзя оставить эту историю неизученной. Она, в конце концов, создана человеком, она - его след на земле. Пока что история наших побед над природой позволила нам лишь превратить реки в резервуары и системы орошения и переселить лососей из их домов в рыбоводные заводы. Как считает Берри, такие истории могут стать источником глубочайшего кризиса, если они не помогают нам сохранить то, что мы ценим. Мы уже достигли кризисной точки в наших отношениях с тихоокеанским лососем. В течение долгого времени история управления природой предлагала, казалось бы, простые решения сложных проблем; но подобно многим решениям, они только казались простыми.³

Вера в то, что мы могли управлять численностью лосося, не имея здоровых рек, оказалась ложной. Независимо от того, сколько денег мы тратим на программы восстановления лосося, если мы не изменим историю наших отношений с этой рыбой, мы столкнемся с реальной возможностью её исчезновения. Нам нужна новая история, определяющая наши действия, созидающая гармонию с экосистемами Северо-Запада.

Есть надежда, что бедственное состояние лосося изменит нашу историю в лучшую сторону. В 1996 году группа независимых ученых подтвердила ошибочность существующих методов управления лососёвыми, их восстановления. Ученые призвали к поиску новой концептуальной основы - по существу, к новой истории. В том же году всестороннее изучение кризиса лосося проводил Национальный Совет Исследований. Он пришёл к такому же выводу, отдельно высказав твердую уверенность в этом в отношении рыбоводных заводов. Ключевые элементы старой истории, а особенно предположение, что мы можем улучшить природу и упростить экосистему лосося, наконец, начинают терять доверие среди ученых.⁴

Лосось всё ещё необходим для жизни многих местных общин, но интерес к этой рыбе нельзя объяснить одними только экономическими причинами. Тихоокеанский лосось - существенная часть эволюционного и культурного наследия Северо-Запада и один из наиболее ярких символов этого наследия. Согласно опросу, проведенному в штате Вашингтон, три четверти избирателей полагают, что лосось - важная часть самобытности Северо-Запада. Семьдесят семь процентов считают, что лосось - важный показатель здоровой окружающей среды.⁵ Опрос в Орегоне показал, что восемьдесят пять процентов граждан штата полагают важным сохранить стада лосося и стилхеда в Колумбии и Снейке. При этом сюрпризом стал ответ 60 процентов опрошенных - интересы лосося должны стоять выше коммерческих в управлении речной системой Колумбии. Тогда же у жителей спрашивали: «Почему они хотят, чтобы лосось был спасен?» Тридцать пять процентов ответили, что он - часть наследия Северо-Запада, тридцать шесть, что он - показатель здоровья окружающей среды региона, и только пятнадцать процентов опрошенных отметили его товарную ценность (из них 9 процентов - для спортивного лова и 6 процентов - для промышленного).⁶ Таким образом, агентства, управляющие лососевыми, которые продолжают заявлять о своих успехах, сообщая только промышленную статистику, утеряли связь с ценностями, преобладающими в обществе.

После столетия необузданной эксплуатации рек Северо-Запада жители региона оглядываются назад и задаются вопросом: «Что мы сделали?» И что более важно, всё большее число людей спрашивает: «Возможно ли исправить то, что мы сделали?» Недавно Idaho Statesman, газета города Бойз, поместила на своих страницах заключение о том, что разрушение четырех плотин в нижнем течении Снейк имеет экономический смысл, поскольку поможет восстановлению лососей.⁷ Такой анализ и сообщение, критически оценивающие современные технологии, ещё пять лет назад были невозможны.

Местные общины также всё больше интересуются сохранением своих рек и лососёвых стад, они объединяются для работы по программам восстановления. «Спасите лосося!» - эти слова стали девизом сплочения, возрождающим дух многих общин. Например, недалеко от моего дома группа под названием «Wild Olympic Salmon» взяла под опеку маленький ручей Чимакум Крик, протекающий через территорию общества. Группа выполнила около двадцати проектов восстановления - от посадки деревьев и очистки гравия, до восстановления структуры среды обитания в ручье. Каждой осенью члены общины также организуют Церемонию Первого Лосося, на которую собирается всё сообщество, чтобы отметить праздник лосося и укрепить свою связь с рыбой и рекой. Все это - признак растущего сознания необходимости перемен. Люди чувствуют, что отношения между лососем и человеком нужно менять.

В поисках руководства о том, как изменить историю лосося, мы можем обратиться к биологу дикой природы Альдо Леопольду. Когда более пятидесяти лет назад он начинал определять основу Новой Этики Земли, ему стало ясно, что изменить старые привычки будет невероятно трудно. «Робость, оптимизм, или непреклонная приверженность старому образу мышления и действия, - писал он, - наверняка или уничтожат остающиеся ресурсы, или приведут к политике, ограничивающей их использование до минимума».⁸ Несмотря на то, что Леопольд писал это утверждение не о лососе, оно прекрасно подводит итоги случившегося.

Мы пришли к тому, что ждем решения больших проблем только от крупных программ, разработанных экспертами, которые дают оптимистические прогнозы. Да, программы помогают организовать и направить усилия, эксперты играют важную роль. Но ключ к фундаментальным переменам, и, в конечном счете, ключ к выживанию лосося, лежит в каждом из нас. Леопольд сказал нам, что есть вопросы, решение которых мы не можем предоставить одним только экспертам, вопросы, «которые каждый человек должен решить для себя, и интуитивное заключение неспециалиста возможно будет столь же верно, как и решение профессионала. Одно из этих решений будет правильным. Другое – прекрасным».⁹

В контексте текущих дебатов о диком лососе, я полагаю, что «верное решение» относится к тому пути, на котором мы уравновесим наши сегодняшние потребности с моральным и законным обязательством сохранить красную рыбу для будущих поколений. А «прекрасное» - относится к экологическим чудесам рек Северо-Запада, их огромной естественной производительности, их удивительному биологическому, геологическому и климатическому разнообразию и биоразнообразию лосося. Наше суждение о том, что верно, а что прекрасно, и определит качество мира, в котором будут жить будущие поколения. Оно определит, какого лосося увидят дети наших детей - реального или лазерного. Эксперты, обладающие технической информацией, могут, конечно, определить состояние отдельных популяций лосося, но принять решение, продолжат ли эти популяции существование, должны мы.

Что правильно, а что прекрасно - вопрос личных ценностей. Именно поэтому мнение каждого индивидуума столь же весомо, как и мнение эксперта. Однако, дебаты об окружающей среде, отражающие различие ценностей спорящих сторон, часто перерастают в выбор между экономическими и экологическими ценностями, между краткосрочными экономическими потребностями и долгосрочными обязательствами перед будущими поколениями. Дебаты, ставящие людей вне экосистем, в которых они должны жить, или противопоставляющие наше поколение будущим не могут дать положительного результата. В конечном счете, проиграет каждый. Мы должны избежать этого курса саморазрушения.

Нам необходимо найти путь, который позволил бы достичь баланса природы и общества. В условиях индустриальной экономики и административных барьеров, властвующих в водоразделах тихоокеанского Северо-Запада, борьба за создание устойчивых отношений между лососем и людьми была сложной смесью политики, науки и мифов. На протяжении нескольких последних десятилетий мы не принимали во внимание устойчивость окружающей среды, и лосось продолжал свой путь к исчезновению. Вся мощь науки, вся власть правительства и все богатства индустриальной экономики не сумели найти путь устойчивого сосуществования людей и лосося в водоразделах Северо-Запада.

Если у нас есть хоть какая-то надежда на восстановление лосося до его жизнеспособного устойчивого уровня, мы должны начать уделять больше внимания его миру. Не тому миру, что существует сегодня, но тому, что существовал прежде, чем мы упростили его, взяли под контроль и «улучшили». И пусть часть нанесенного рекам вреда нельзя исправить, изменить ещё можно многое. Ненужные плотины можно удалить или разрушить. Прибрежные зоны можно защитить от пастбищ, установив заборы. Самое главное, мы можем позволить рекам излечить себя самим. Естественные процессы восстановят естественную физическую структуру рек, так, чтобы лососи смогли возродить своё разнообразие. И свои усилия мы должны направить на весь водораздел – на всю цепочку сред обитания лосося, от истоков до устья - и дальше, к океану.

Возможно, ряд статей в Idaho Statesman об экономической рентабельности удаления плотин из низовьев Снейка вместе с опросами, показавшими, что люди теперь отдают более высокий приоритет выживанию лосося, а не промышленности, являются признаками того, что мы продвинулись на дюйм к балансу между естественной экономикой и индустриальной. Но пройти дальше этих первых шагов и достичь реального баланса будет очень нелегко. Это потребует смены фундаментальных и давнишних понятий - но не вернет нас, как некоторые опасаются, к уровню жизни 1850-го года. Историк Артур Мак-Эвой написал, что отказ наших попыток доминировать над природой «не должен повлечь за собой смену... анимизма или индустриализма на экономику собирательства и охоты». Он пояснил: «Это означает только учиться беспокоиться о других живых существах». Это - особый талант, которым обладают люди.¹⁰

Когда я разговариваю со своим другом Томом Джеем, поэтом, скульптором и человеком, любящим лосося, беседа часто переходит на тему спасения рыбы. Что мы можем сделать, и что мы должны сделать? Спасать остатки разрушенных популяций? Том верит, что восстановление лосося не потребует ничего, кроме перемен в нашей культуре. Я согласен с ним в принципе. Но в то же самое время, перемены такого масштаба мне трудно постичь. Я убежден, что первый шаг в создании культуры, способной сосуществовать с лососем – воспитание культуры внимания. Людей надо научить слушать мир, в котором они живут. Мы вновь должны воссоединиться с естественным миром. Как индивидуумы, и как общество, мы должны обратить внимание на землю и реки, а особенно на последствия всего, что мы делаем.

Политические лидеры и чиновники тихоокеанского Северо-Запада часто говорят о лососе и текущем кризисе. Я всегда внимательно слушаю их речи, но я хотел бы услышать, что сказал бы каждый из них, если бы действительно думал о лососе. Нет, они говорят о вещах, которые соединяют людей с людьми, а не о том, что соединяет людей с лососем. Они задают вопросы вроде: «Кто виноват? Насколько велик бюджет и как он распределен? Как мы можем избежать действия закона «Об Исчезающих Видах»? Кто в ответе за кризис? Почему я должен платить, чтобы спасти лосося?» Они говорят, они пишут планы, и не слышат, о чём говорят земля, реки и лосось. Как писала литератор Нэнси Лэнгстоун: «Есть пути жизни на земле, на которых ей платят вниманием, и пути, на которых этого не делают».¹¹ Мы не платим земле вниманием.

С точки зрения Тома Джея нашим первым шагом к достижению культуры, способной беречь лосося, должен стать по совету Лэнгстоуна поиск способа отплатить вниманием земле и воде, которые мы разделяем с лососем. Как нам научится это делать? Можно изучить естественную экономику и то, как другие культуры жили в гармонии с ней. Можно узнать больше о естественной жизни рек и о том, как человеческое развитие затрагивает их. Можно создавать группы самим или присоединяться к уже действующим, чтобы защищать среду обитания лосося. Можно призывать к возвращению лосося. Или просто наблюдать и слушать, и, может быть, уделить внимание одной единственной рыбе.

Одинокая рыба

Это - конец пути, подумал я, позволив своему рюкзаку-электролову соскользнуть на землю; даже лосось Кларка не сможет подняться на такую высоту. Апрельский воздух охладил мою пропитанную потом рубашку. Я стоял рядом с небольшим притоком Пишта на северной стороне полуострова Олимпик, высматривая лосося Кларка. Его присутствие здесь определяет, достаточно ли защищен речной поток окружающим лесом после вырубки.

Немногие когда-либо увидят этот ручей; он никогда не появится на обложке рыбацкого журнала. В этом месте я мог бы встать на оба берега и наблюдать за потоком, текущим меж ног. Последние сотни ярдов давались тяжело. Склон становился всё более и более крутым, и мне приходилось прокладывать путь через путаницу поваленных ветром деревьев. И все же в каждом месте, где я активизировал электролов, лосось Кларка выплывал из-под бревна или нависающего берега. Опыт прошлой поверки говорил мне, что верхний предел для лосося в этом маленьком ручье должен быть дальше по течению, ближе к входу в каньон. Хоть я и не ожидал найти головореза так высоко, я не удивился. Работая с дикой форелью и лососем, всегда ожидаешь неожиданностей.

Залом из брёвен передо мной должен стать концом пути - верхней границей для этой красочной дикой форели. Гниющие бревна последней вырубки были навалены, возвышаясь приблизительно на четыре - пять футов и перекрывая вход в каньон. Десятилетиями поток пробивал себе путь через путаницу древесины и затем каскадами спускался вниз по завалу тремя маленькими ручьями, каждый из которых при спуске образовал череду маленьких прудиков. Каждый из них был окружен мхом и вмещал несколько стаканов воды. Я был убежден, что выше этого барьера форели не будет, но чувствовал потребность убедиться в этом лично.

Пока я сидел на бревне, пытаясь спланировать самый легкий способ втащить мой механизм по завалу, я услышал плещущий звук, отчетливо различимый в журчании потока. Несколько секунд заняло у меня определение источника - это была форель приблизительно в семь - восемь дюймов длиной. Красивая небольшая рыбка, казалось, попалась в ловушку в одном из маленьких прудиков на полпути через стену завала.

Моим первым импульсом было поймать её. Я схватил сеть и направился к форели, намереваясь поймать и отнести её в ручей выше завала. Но потом я остановился. Я понял, что являюсь свидетелем чего-то особенного. Пришло время подавить мое желание вмешаться и «исправить» природу, я отступил и наблюдал, что эта маленькая рыбка будет делать дальше. А то, что она делала, было удивительно. Медленно, но уверенно она боролась, и прыгая, продвигалась через путаницу бревен и окруженные мхом прудки. С большим усилием она, в конечном счете, добралась до ручья выше завала.

В этом микромире мне была дана привилегия стать свидетелем того, как тихоокеанский лосось цеплялся за жизнь на реках Северо-Запада. Так же стойко он пережил подъемы гор, вулканов, потоки лавы, столетия засухи и тысячи лет ледникового периода. Гены этой форели содержали уроки выживания, выученные за тысячи лет. В этих уроках лежит самая большая надежда на восстановление лососей, если только люди прекратят создавать им непреодолимые препятствия.

Сохранение дикой рыбы и её генетических ресурсов столь же важно для восстановления лосося, как и действие больших, дорогих программ разведения рыбы. Во многих случаях эти программы подобны моему первому импульсу - помочь форели преодолеть завал. Учитывая размер препятствий, которые мы создали на пути лососей, они нуждаются в нашей помощи. Но самая большая помощь, которую мы можем оказать им - удалить или уменьшить препятствия, а не продолжать переносить рыбу на вершину.

Участок реки ниже плотины Бонневиль являет много свидетельств того, что лосось может восстановиться сам, если ему дан шанс. Программа Совета Планирования Энергетики Северо-Запада по восстановлению лосося – возможно, самая большая программа поддержки рыболовства в мире. Она направлена на восстановление рыбы в верхней части реки, но число лосося, входящего в Колумбию, продолжает уменьшаться и сейчас находится на самом низком за всю её историю уровне. В то время как люди сконцентрировали все усилия и капиталы на верхней части реки, ниже плотины Бонневиль лосось спокойно следовал своим собственным генетическим руководящим принципам. Сразу ниже плотины по течению находится остров с обширными барами гравия по периметру. В 1993 году несколько сбежавших из рыбоводного завода осенних чавыч были замечены нерестящимися в этих барах гравия. Рыба, вероятно, была из верхне-речной популяции, размноженной в рыбоводном заводе Бонневиль. Бары гравия у острова похожи на места в стремнине реки, где лосось метал икру до того, как их наводнили водохранилища. К 1997 году популяция выросла с 2,000 до 5,000 рыб. Столь заметное число показывает нам, что могло бы случиться, если разрушить плотины, затопившие исторические области нереста в верхнем бассейне.

Насколько я понимаю, урок ясен. Если среда обитания доступна и здорова, лосось знает, как восстановиться. Должны ли мы разрушить одну или более плотин, чтобы спасти лосося? Для биолога ответ на этот вопрос может быть только один. Сравнив ценность лосося и плотин, гражданам тихоокеанского Северо-Запада придётся сделать этот трудный выбор. Если мы хотим вернуть лосося, нам нужны здоровые реки. Мы должны возвратить лососю часть его среды обитания.

Я мог бы вмешаться в борьбу форели и помочь ей преодолеть завал, но не сделал этого. В тот полдень я покинул ручей, получив важный урок. Всё, что я делаю, чтобы помочь восстановлению лососей, должно работать вместе с их собственными возможностями и способностями, а эти способности огромны, стоит только мы обратить на них внимание. Мы не сможем восстановить лосося, если препятствия, которые мы ставим на их пути, непреодолимы для их собственных генетических ресурсов. Все деньги мира не приведут к жизнеспособному восстановлению, пока эти препятствия остаются на месте.

Без здоровых рек у нас просто не будет лосося. Но не только он нуждается в здоровых реках. Мы тоже. Живя в тех же экосистемах, мы не можем стоять обособленно, манипулировать, управлять и упрощать их, не ослабляя себя на фундаментальном уровне. Как заключил биолог Фред Аллендорф: «Мы должны признать и глубоко прочувствовать, что, в конечном счете, мы - не биологи, пытающиеся спасти другие виды. Скорее, мы - одно из проявлений жизни на этой планете, пытающееся спасти себя».¹²

Приложение А

Классификация анадромных форм лосося

В системе классификации растений и животных по Линнею лосось попадает в род Oncorhynchus. В род семь видов представляют разную степень анадромизма, или перемещения из пресной воды нерестилищ в области роста в соленой воде и обратно, в пресноводную среду для нереста. Семь анадромных видов Тихоокеанского лосося – это горбуша, кижуч, чавыча, кета, нерка, стилхед (или стальноголовый лосось) и лосось Кларка. Ещё два вида Тихоокеанского лосося – masu salmon и amago salmon обитают на востоке Тихого океана; эти два вида в данной книге не рассматриваются.( Из Moyle и Cech 1982).

Инфракласс(Infraclass) Teleostei

Тип(Division) Euteleostei

Надкласс(Superorder) Protacanthopterygii

Класс(Order) Salmoniformes

Подкласс(Suborder) Salmonoidei

Семейство(Family) Salmonidae

Род(Genus) Oncorhynchus

Вид(Species) O.gorbusha (pink salmon)

O.kisutch (coho salmon)

O.tshawytscha (Chinook salmon)

O.keta (Chum salmon)

O.nerka (sockeye salmon)

O.mykiss (steelhead)

O. clarkii (cutthroat)

Приложение B

Сравнение жизненных циклов семи видов тихоокеанского лосося и форели.

Детали жизненного цикла

Чавыча (O.tshawytscha)

Кижуч(O.kisutch)

Горбуша

(O.gorbusha)

Общепринятые названия

Весенний лосось, король, черноротый

Серебряная рыба, кижуч.

Горбач, розовый.

Внешние признаки

Тёмные пятна на спине хвосте. Черная кожа у основания зубов нижней челюсти.

Небольшие черные пятна на спине и верней доле хвоста. Дёсны у основания зубов светлые, а не черные, как у чавычи.

Большие черные пятна на спине, большие овальные пятна на хвосте. После входа в реки у самцов сразу за головой вырастает большой горб.

Численность и распространение в Северной Америке

От Вентура Ривер на юге Калифорнии. Во всем регионе вероятно более 1000 нерестящихся популяций. Чавыча – наименьший по численности из всех видов в Северной Америке.

От Монтерей Бей, Калифорния до Пойнт-Хоуп, Аляска.

От Сакраменто Ривер, Калифорния на север до Берингова пролива, и на восток до Маккензи, Канада.

Размеры

От 33-36 дюймов до 58 дюймов, от 10-50 фунтов до 126 фунтов.

От 18-24 дюймов до 38 дюймов, от 8-12 фунтов до 31 фунтов.

От 17-24 дюймов до 30 дюймов, от 3-5 фунтов до 14 фунтов.

Возраст достижения половозрелости

Обычно 4-5 лет, но наблюдались случаи 2-9 лет.

2-4 года, обычно 3

2 года. Все особи созревают в одном возрасте, поэтому поколения не перекрещиваются.

Нерестовый ход

Созревшая взрослая особь входит в реки с весны до осени. Нерестятся, начиная с низовьев рек чуть выше линии прилива и до 1200 миль от моря в Юконе. Чавыча идёт на нерест четырьмя отдельными расами, идентифицируемыми по времени хода: весенняя, осенняя, летняя и зимняя. Зимняя раса встречается редко.

Созревшая взрослая особь входит в реки в июле-августе на севере Аляски, сентябре- октябре в Британской Колумбии, ноябре-декабре в Калифорнии. В некоторые реки кижуч может входить и в апреле.

Созревшая взрослая особь входит в реки с июня по сентябрь.

Места нереста

Чавыча нерестится в среднем и верхнем течении основного русла рек и в крупных притоках.

Кижуч нерестится в небольших прибрежных притоках, обычно поднимаясь, насколько это возможно. Нерест идет с октября по март, обычно же с ноября по январь.

Горбуша может нерестится прямо в приливной зоне или над ней и подниматься на 300 миль вверх по течению в крупных реках. Дальность подъема по реке обычно около 40 миль.

Рост и миграция молоди

Молодь демонстрирует два основных типа жизненного цикла: Океанский тип рыбы мигрирует к морю в первый же год жизни, обычно в возрасте до шести месяцев. Молодь океанского типа может расти в эстуарной области неопределенно долгое время. Речной тип рыбы мигрирует к морю весной второго года их жизни, хотя в северных реках молодь может оставаться в пресной воде два года и более.

Молодь устраивается на определенной территории и подрастает в небольших реках, пока не наступит весна второго года их жизни, когда они быстро мигрируют к морю.

Молодь горбуши мигрирует к морю уже через несколько дней после появления из гравия.

Детали жизненного цикла

Chum salmon (O.keta)

Sockeye salmon (O.nerka)

Steelhead Trout (O.mykiss)

Coastal Cutthroat Trout (O.clarkii)

Общепринятые названия

Собачий лосось

Анадромные формы: красный лосось, голубоспинный. Неанадромные формы: серебряная форель, малая красная рыба.

Радужная форель

Красноротая форель, форель-головорез

Внешние признаки

Нет четких черных пятен на спине и плавниках. В реках у взрослых особей вырабатываются грязно-зеленые вертикальные полосы или пятна.

Нет черных пятен ни на спине ни на хвосте. На нересте самцы окрашиваются в ярко-красный цвет на спине и темно-красный по бокам и отращивают небольшой горб.

Черные пятна на спинном и хвостовом плавниках, 12 или менее лучей на анальном плавнике.

Многочисленные черные пятна на спине и боках, обычно увеличивающиеся ниже латеральной линии. Две желто-красные линии на кожных складках нижней челюсти.

Численность и распространение в Северной Америке

От Сакраменто в Калифорнии на север до Берингова пролива, и на восток до Маккензи в Канаде.

От Кламат Ривер, Калифорния до Пойнт-Хоуп, Аляска.

От Северо-Запада Мексики до Кускоквим Ривер, Аляска.

От Ил Ривер, Калифорния до Сьювард, северо-восток, Аляска.

Размеры

От 23-32 дюймов до 40 дюймов, от 3-18 фунтов до 45 фунтов.

От 24-28 дюймов до 33 дюймов, от 5-7 фунтов до 16 фунтов.

От 20-30 дюймов до 48 дюймов, от 8-9 фунтов до 36 фунтов.

От 12-15 дюймов до 30 дюймов, от 1,5-4 фунтов до 17 фунтов.

Возраст достижения половозрелости

2-7 года, обычно 3-4 года.

3-7 года, обычно 4-5 года.

3-5 лет.

2-4 года.

Нерестовый ход

Созревшая взрослая особь входит в реки уже в июле, прибывая при этом к местам нереста с сентября по январь.

Созревшие взрослые особи начинают входить в реки с мая по октябрь.

Семга может входить в реку в любой месяц года, а нерестятся они поздней зимой или весной. В Колумбию входит на расстояние до 900 миль от океана в Снейк Ривер.

Созревшая взрослая особь входит в реки поздней осенью или ранней зимой. Нерест происходит с февраля по май.

Места нереста

Кета может нерестится прямо в приливной зоне и редко поднимается выше 100 миль, хотя в крупных реках может мигрировать на большие расстояния. Дальность подъема в Юконе до 1200 миль.

Нерка нерестится вдоль берегов озер у мест впадения и истока рек.

Семга обычно нерестится в мелком гравии порогов выше заводей.

Нерестятся только в мелких ручьях с гравийным дном.

Рост и миграция молоди

Молодь горбуши мигрирует к морю вскоре после появления из гравия.

Молодь почти всегда растет в озерах 1-3 года перед тем, как отправится к морю.

Молодь семги обычно растет в пресной воде 2-3 года, но возможны случаи и до 6-7 лет. Мигрируют к морю весной.

Молодь растет в маленьких ручьях и истоках рек. Они могут придерживаться очень небольших территорий. Некоторые остаются в пресной воде, другие мигрируют в устье реки или недалеко в море.

Первоисточники: Скотт и Кроссман 1973; Клеменс и Уилби 1961.

Приложение C

Геологические эпохи, упомянутые в тексте

Название эпохи

Время, в миллионах лет назад(м.л.н.)

Важные события, произошедшие на Северо-Западе

Настоящее время

Истощение и вымирание Oncorhynchus

Голоцен

Началась 0.01 м.л.н.

Озеро Миссула освободило поток ледяного пласта Кордильер и Висконсинский ледниковый период

Плейстоцен

Началась 2 м.л.н.

Возникла существующая и поныне речная система

Делится родовая линия лососевых

Плиоцен

Началась 5 м.л.н.

Сформировались дренажные бассейны

Миоцен

Началась 24 м.л.н.

Лава протекла через Северо-Запад

Возник род Oncorhynchus

Жил саблезубый сальмон

Океан начал остывать

Северо-Западное побережье начало приобретать нынешнюю форму

Олигоцен

Началась 36 м.л.н.

Вероятно возникла анадромия

Эоцен

Началась 58 м.л.н.

Eosalmo driftwoodenis

Телеосты доминируют на западе Северной Америки

Океан теплеет и становится менее продуктивным

Вулканические острова ломают береговую линию – будущие горы Кламат

Палеоцен

Началась 63 м.л.н.

Источник: Альт и Хиндман 1995; Крукеберг 1991.

Примечания

Введение

1. D. R. Croes и S. Hackenberger, Hoko River Archaeological Complex: Modeling Prehistoric Northwest Coast Economic Evolution, in Research in Economic Anthropology, под ред. B, L. Isaac (Greenwich, CT: [Al Press, 1988), стр. 19-85.

2. H. Fish, Tracks, Trails, and Tales in Clallam County, State of Washington (Port Angeles, WA: Olympic Printers, 1983).

3. Великолепное описание исторических корней такого подхода можно найти в работе Tim Smith Scaling Fisheries (New York: Cambridge University Ptess, 1994). Даже замечательные биологи лосося, такие как W. E Thompson отстаивали узкий подход к исследованию и управлению. Thompson говорил, расширять изучение рыбы в ее среде обитания – то же самое, что «делать туннель в горе, срывая ее целиком».W. E Thompson, The Marine fisheries, the Stale and the Biologist, The Scientific Monthly 15: 542-550 (1922).

4. B. Dietrich, A Ciearcut Case, Seattle Times, May 10, 1990.

5. Dietrich, A Clearcut Case.

6. «Merrill-Ring Corporation» также владеет землей в бассейне Пишта. В дни, когда моя работа привела меня на эту реку, компания гениально пыталась объединить охрану рыбы и животного мира и управление своим лесным хозяйством.

7. D. Worster, Rivers of Empire (New York: Pantheon Books, 1985).

8. T. Egan, 7 he Good Rain: Across Time and Terrain in the Pacific Northwest (New York: Alfred A. Knopf, 1990).

Глава 1

1. E. Gunther, A Further Analysis of the First Salmon Ceremony, Anthropology 2(5): 129-173 (1928).

2. E. Mayr, Toward a New Philosophy of Biology: Observations of an Evolutionist (Cambridge: Harvard University Press, 1988),

3. P. B. Movie и J. J. Cech, Jr., Fishes: An Introduction So Ichthyology (Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall, 1982); см. также E. H. Colbert, Evolution of the Vertebrates: A History of the Backboned Animals through Time (New York: Science Edition, John Wiley and Sons, 1966).

4. W. L, Minckley, D. A. Hendrickson, и C. E. Bond, Geography of Western North American Freshwater fishes: Description and Relationships to Intra-continental Tectonism, in The Zoogeography of North American Freshwater Fishes, под ред. C. H. Hocvitt и E, O. Wiley (New York: John Wiley and Sons, 1986), стр. 519-613.

5. R. J. Behnke, Native Trout of Western North America, American Fisheries Society Monograph 6, Bethesda, MD, 1992.

6. T. M. Lavender, Review of the Fossil History of North American Freshwater Fishes, in The Zoogeography of North American Freshwater Fishes, под ред. C. H. Hocus и E. O. Wiley (New York: John Wiley and Sons, 1986), стр. 699-725; см. также Behnke, Native Trout of Western North America.

7. R. F. Stearley, Historical Ecology of Salmonidae, with Special Reference to Oncorhynchus, in Systematic*, Historical Ecology, and North American Freshwater Fishes, под ред. R, L. Mayden (Stanford, CA: Stanford University Press, 1992), стр. 622—658; см. также J. E.Thorpe, Migration in Salrnonids. With Special Reference to Juvenile Movements in Freshwater, in Proceedings of the Salmon and Trout Migratory Behavior Symposium, под ред. E. L. Brannon и E. O. Salo (Seattle: University of Washington, 1982), стр. 86-97.

Stearley изучал историю миграционного поведения лососевых и убедительно доказал пресноводное происхождение тихоокеанских лососей. Он сделал вывод, что тихоокеанский и атлантический лососи выработали анадромизм скорее самостоятельно, чем унаследовали от общего предка. Однако, не далее, как в 1981 году Thorpe доказывал океанское происхождение тихоокеанского лосося.

8. Stearley, Historical Ecology of Salrnomdae.

9. R. M. Love, The Chemical Biology of Fishes: With a Key to the Chemical Literature (London: Academic Press, 1970).

10. Love, The Chemical Biology of Fishes,

11. Thorpe, Migration in Salmonids.

12. M. R. Gross, R. M. Coleman, и R. M. McDowall, Aquatic Productivity and the Evolution of Diadromous Fish Migration, Science 239: 1291-1-(1988); см. также R. M. McDowall, The Occurrence and Distribution or Diadromy among Fishes, in Common Strategies ofAnadromous and Catadromous Fishes, под ред. M. J. Dadswell and five others, American Fisheries Society Symposium 1, Bethesda, MD, 1987, стр. 1-13.

13. Stearley, Historical Ecology of Salmonidae.

14. R. E. Bilby, B. R. Fransen, P. A. Bisson, Incorporation of Nitrogen and Carbon from Spawning Coho Salmon into the Trophic System of Small Streams: Evidence from Stable Isotopes, Canadian Journal of Fisheries and Aquatic Sciences 53(1): 164-173 (1996); см. также G. A. Larkin и P. A, Slaney, Implications of Trends in Marine-Derived Nutrient Influx to South Coastal British Columbia Salmonid Production, Fisheries 22(11): 16—24 (1997).

15. Stearley, Historical Ecology of Salmonidae.

16. C. A. Frissell, Evolution of the Salmonid Fishes: Zoogeography and the Fossil Record, Department of Fisheries and Wildlife, Oregon State University, Corvallis, 1989.

17. Cavender, Review of the Fossil History.

18. Stearley помещает саблезубого лосося в род Oncorhynchus (Stearley, Historical Ecology of Salmonidae).

19. Cavender, Review of the Fossil History; см. также T. M. Cavender и R. R, Miller, Smilodomchthys rastrosus: A New Pliocene Salmonid Fish from the Western United States, Bulletin No. 18, Museum of Natural History, University of Oregon, Eugene, 1972.

20. Minckley et al., Geography of Western North American Freshwater Fishes; см. также E. L. Orr, W, N. Orr, и E. M. Baldwin, Geology of Oregon, Fourth Edition (Dubuque, LA: Kendall-Hunt Publishing Company, 1992); и B. McKec, Cascadia: The Geologic Evolution of the Pacific Northwest (New York: McGraw-Hill Book Company, 1972).

21. McKee, Cascadia; см. также Orr et al., Geology of Oregon, and Minckley et al., Geography of Western North American Freshwater Fishes.

22. Orr et al., Geology of Oregon; см. также McKee, Cascadia.

23. W. K. Thomas, R, E. Withler, и A. T. Beckenbach, Mitochondrial DNA Analysis of Pacific Salmonid Evolution, Canadian Journal of Zoology 64: 1058-1064 (1986).

24. McKee, Cascadia; см. также E. C. Pieiou, After the Ice Age: The Return of Life to Glaciated North America (Chicago: University of Chicago Press, 1991). Оледенение наступало каждые 100,000 лет, что известно, как цикл Миланковича — ледники наступали на 60,000-90,000 лет, разделенные межледниковыми периодами, длящимися 10,000-40,000 лет. Пик нынешнего межледникового периода прошел около 10,000 лет назад, так что мы уже прошли половину пути к следующему ледниковому периоду: см. также J. D. McPhail и C. C. Lindsey, Freshwater Fishes of Northwestern Canada and Alaska, Bulletin No. 173, Fisheries Research Board of Canada, Ottawa, 1970; и M. C. Healey, Variation in the Life History Characteristics of Chinook Salmon and Its Relevance to Conservation of the Sacramento Winter Run of Chinook Salmon, Conservation Biology 8(3): 876-877 (1994).

25. J. E. Allen, M. Burns, и S. C. Sargent, Cataclysms on the Columbia: A Layman's Guide to the Features Produced by the Catastrophic Bretz Floods in the Pacific Northwest (Portland, OR: Timber Press, 1991).

26. Allen, Burns, и Sargenr, Cataclysms on the Columbia.

27. Orr et al., Geology of Oregon.

28. C. L. Camp, Earth Song: A Prologue to History (Palo Alto, CA: American West Publishing Company, 1970).

29. Я сделал вывод о низком уровне продуктивности во времена жаркого, сухого климата из свидетельств потребления лосося коренными американцами, см. главу 3.

30. C. C. Lindsey и J. D. McPhail, Zoogeography of Fishes of the Yukon and Mackenzie Basins, в The Zoogeography of North American Freshwater Fish под ред. C. H. Hocutt и E. O. Wiley (New York: John Wiley and .Sons, 1986), стр. 639-674; см. также J. D. McPhail и C. C. Lindsey, Zoogeography of Freshwater Fishes of Cascadia (the Columbia System and Rivers North to Stikine), в The Zoogeography of North American Freshwater Fishes, под ред. C. H. Hocutt и E. O. Wiley (New York: John Wiley and Sons, 1986), стр. 615—637. Выражение «органическая машина» я взял из книги историка Richard White о Колумбии. R. White. The Organic Machine (New York Hill and Wang, 1995).

31. L. Benda and three others, Morphology and Evolution of Salmonid Habitats in a Recently Deglaciated River Basin, Washington State, USA, Canadian Journal of Fisheries and Aquatic Science 49: 1246-1256 (1992).

32. Benda et al., Morphology and Evolution of Salmonid Habitats.

33. W. Nehlsen, J. Lichatowich, J. Williams, Pacific Salmon and the Search for Sustainability. Renewable Resources Journal 10(2); 20-26 (1992); R Bakkala, Synopsis of Biological Data on the Chum Salmon, Oncorhynchus keta (Walbaum) 1792, FAO Fisheries Synopsis No. 41, U.S. Fish and Wildlife Service Circular 315, Washington, DC, 1970; H. Gunnarsdottir, Scale Patterns Indicate Changes, in Use of Rearing Habitat by Juvenile Coho Salmon. Qncorhynchus kisutch, from 1955 to 1984 in theTenmile Lakes, Oregon. MS thesis, Oregon State University, Corvallis, 1992; и R. Burgner, Life History of the Sockeye Salmon (Oncorhynchus nerka), in Pacific Salmon Life Htstories, под ред. C. Groor и R. Margolis (Vancouver: University of British Columbia Press, 1991), стр. 3-117.

34. M. C. Healey и A. Prince, Scales of Variation in Life History Tactics of Pacific Salmon and the Conservation of Phenotype and Genotype, in Evolution and the Aquatic Ecosystem: Defining Unique Units in Population Conservation, под ред. J. L. Nielsen и D. A. Powers, American Fisheries Society Symposium 17, Bethesda, MD, 1995, стр. 176-184.

35. W. F. Thompson, An Approach to Population Dynamics of the Pacific Red Salmon, Transactions of the American Fisheries Society 88(3); 206-209 (1959).

Глава 2

1. Это описание – фантазия, созданная мною после прочтения литературы по археологии и истории окружающей среды на реке Колумбия в постледниковый период, чтобы проиллюстрировать некоторые идеи события, обсуждаемые в главах 1 и 2.

2. B. M. Fagan, The Great Journey: The Peopling of Ancient America (Nev-York: Thames and Hudson, 1987), стр. 144; и K. R. Fladmark, Times and Places: Environmental Correlates of Mid-to-late Wisconsinan Human Population Expansion in North America, in Early Man in the New World, под ред. R. Shutler, Jr. (Beverly Hills: Sage Publications, 1983), стр. 13-41.

3. E. C. Pielou, After the Ice Age: The Return of Life to Glaciated North America (Chicago: University of Chicago Press, 1991).

4. P. S. Martin и H. E. Wright, Jr. (eds.), Pleistocene Extinctions. The Search for a Cause (New Haven: Yale University Press, 1967), Таблица 1, стр. 82; и T. F. Flannery, The Future Eaters: An Ecological History of the Australasian Lands and Peoples (New South Wales, Australia: Reed Books, 1994), стр. 236.

5. A. J. Jelinek, Man's Role in the Extinction of Pleistocene Faunas, in Pleistocene Extinctions: The Search for a Cause, под ред. E S. Martin и H. E. Wright, Jr. (New Haven: Yale University Press, 1967), стр. 193-200; смотрите также другие работы под ред. Martin и Wtight, Pleistocene Extinctions; смотрите Flannery, The Future Eaters. Археологи спорят о причинах вымирания гигантских млекопитающих, причем большая часть разделилась на группы, придерживающиеся двух гипотез. Одна говорит, что причиной стали постледниковые перемены климата; другая указывает на хищничество человека. Слабина гипотезы климата во времени исчезновения мегафауны в мире. Хотя постледниковые изменения климата произошли одновременно по всему миру, вымирание происходило в разное время: около 35,000 лет назад в Австралии, всего 800 лет назад в Новой Зеландии, и около 12,000 лет назад в Северной Америке и северной Европе. Однако, есть нечто общее в исчезновении мегафауны, оно произошло вскоре после прибытия современного человека. В целом, гипотеза об уничтожении имеет больше свидетельств в свою поддержку, но действительность не так проста. Гигантские млекопитающие в Северной Америке могли стать более уязвимы для охотников из-за стресса, связанного с резкой переменой климата к более сухому и жаркому около 11,000-12,000 лет назад.

6. Quoted in Flannery, The Future Eaters, стр. 177.

7. C. Darwin, The Voyage of the Beagle (New York: стр. F. Collier and Son, 1969), стр. 405.

8. R. L. Carlson, The Far West, in Early Man in the New World, под ред. R. Shuder, Jr. (Beverly Hills: Sage Publications, 1983), стр. 93.

9. R. G. Matson и C. Coupland, The Prehistory of the Northwest Coast (New York: Academic Press, 1995), стр. 56.

10. Matson and Coupland, The Prehistory of the Northwest Coast, стр. 76, 79, 80, и 81.

11. R. F. Schalk, Land Use and Organizational Complexity Among Foragers of Northeastern North America, in Affluent Foragers, под ред. S. Koyama и D. H. Thomas, Senri, Osaka, Japan, 1981, стр. 53-75; и R. F. Schalk, The Structure of an Anadromous Fish Resource, in For Theory Building in Archaeology: Essays on Faunal Remains, Aquatic Resources and Spatial Analysis and Systemic Modeling, под ред. L. R. Binibrd (New York: Academic Press, 1977), стр. 107-249.

12. K. R. Fladmark, British Columbia Prehistory (Ottawa 1 he Range Press, 1986).

13. Hadmark, British Columbia Prehistory.

14. P. Thomison, When Celilo Was Celilo An Analysis of Salmon Use During the Past 11,000 Years in the Columbia Plateau, M A thesis, Oregon State University, Corvalhs, 1987.

15. P.A. Berringer, Northwest Coast Traditional Salmon Fisheries Systems of Resource Utilization, M A thesis, University or British Columbia, Vancouver, 1982.

16. Fladmark, British Columbia Prehistory.

17. Matson и Coupland, The Prehistory of the Northwest Coast.

18. Matson и Coupland, The Prehistory of the Northwest Coast.

19. Matson и Coupland, The Prehistory of the Northwest Coast.

20. D.R. Croes и S. Hackenberger, Hoko River Archaeological Complex Modeling Prehistoric Northwest Coast Economic Evolution, in Research in Economic Anthropology, Supplement 3, под ред. B. L. Isaac (Greenwich CT JAI Press, 1988) стр. 19-85.

21. Две великолепные работы о древних экономиках даров M. Mauss, The Gift 7 he form and Reason far Exchange in Archaic Societies (New York W. W. Norton, 1990), and L. Hyde, The Gift Imagination and the Erotic Life of Property (New York Vintage Books, 1983).

22. W. Suttles, Coast Sahsh Essays (Seattle Umyersity of Washington Press, 1987) стр. 8.

23. Suttles, Coast Salish Essays, and D Cole and I Caikm, An Iron Hand upon the People The Law Against the Potlatch on the Northwest Coast (Seattle Um\ er sity or Washington Press, 1990).

24. Suttles, Coast Salish Essays Cole and Catkin, In Iron Hand upon the People and S Piddocke The Potlatdi System of the Southern Kwakiutl ANewPu spectrve, in Economic Anthropology Readings in Theory and Analysis, под ред. E. E. LeClair, Jr., и H. K. Schneider (New York Holt Rmehart и Winston, 1968).

25. C. Martin, Keepers of the Game Indian-Animal Relationships and the Fur Trade (Berkeley University of California Press, 1978), стр. 39, и Hyde, The Gift, стр. 26-27.

26. P. Drucker, Indians of the Northwest Coast (Garden City, NY Natural History Press, 1963), стр. 155, и Hyde The Gift, стр. 26-27.

27. Пример речи на Церемонии Первого Лосося взят из работы Erna Gunther, в которой она воспроизводит речь оратора Kwakiutl «Пловец, я благодарю тебя за то, что все ещё жив, ты пришел, чтобы мы смогли поиграть вместе моими рыболовными снастями, о Пловец. А сейчас иди домой и расскажи своим друзьям, как радостен был твой приход сюда, и пусть они приходят и приносят своё богатство, чтобы я смог получить немного от него, о Пловец; и забери мои болезни, друг, о великий Пловец» E. Gunther, An Analysis or the First Salmon Ceremony), American Anthropology 28 605-617(1926).

28. Две работы Erna Gunther о Церемонии Первого Лосося дают её полное описание. Она была присуща племенам не только этого побережья Тихого океана. Айны, или северные японцы также добывали лосося, главным образом кету. Многие церемонии и мифы айнов близки к тем, что практиковались на тихоокеанском Северо-Западе, включая церемонию первого лова. Айны верили, что лосось принимает форму человека и живет в домах под морем. Король лососей позволяет своим людям подниматься в определенные реки, чтобы принести айнам дар лососевого мяса. Чтобы люди лосося возвращались, айны должны были обращаться с ними почтительно. Gunther An Analysis of the First Salmon Ceremony, E. Gunther, A Further Analysis of the First Salmon Ceremony, Anthropology 2(5) 129—173 (1928), и H. Watanabc, The Ainu Ecosystem Environment and Group Structure (Seattle University of Washington Press, 1972).

29. C. J. Cederholm, D. B. Houston, D. L. Cole, and W.J. Scarlett, Fate of Coho Salmon (Oncorhynchus kisutch) Carcasses in Spawning Streams, Canadian Journal of Fisheries and Aquatic Sciences 46: 1347-1355 (1989); T. C. Kline, Jr., and four others, Recycling of Elements Transported Upstream by Runs of Pacific Salmon I Evidence in Sashin Creek, Southeastern Alaska, Canadian Journal of Fisheries and Aquatic Sciences 47: 136-144 (1990), R. E. Bilby, B. R. Fransen, и P. A. Bisson, Incorporation of Nitrogen and Carbon from Spawning Coho Salmon into the Trophic System of Small Streams Evidence from Stable Isotopes, Canadian Journal of Fisheries and Aquatic Sciences 53(1): 164-173 (1996); M. F. Willson и K. C. Halupka, Anadromous Fish as Keystone Species in Vertebrate Communities, Conservation Biology 9(3): 489-497(1995), and J. E. Richey, M. A. Perkins, и C. R. Goldman, Effects of Kokanee Salmon (Oncorhynchus nerka) Decomposition on the Ecology of a Subalpine Stream, Journal of the Fisheries Research Board of Canada 32: 817-820(1975).

30. H. Stewart, Indian Fishing Early Methods on the Northwest Coast (Seattle University of Washington Press, 1977).

31. J. C. Swan, The Northwest Coast or Three Years Residence in Washington Territory (Seattle University of Washington Press, 1857) Производители консервов ловили лосося на Колумбии неводами в конце 19-го века. Невода могли быть больше, для вытягивания сети могли использоваться лошади, но в основе лежала та же технология. В 1974 году я использовал эту технику, вылавливая весеннюю чавычу в низовьях реки Рог в рамках исследовательской программы. Каркас, держащий сеть, был закреплен на планшире лодки из стекловолокна вместо каноэ, и нам не приходилось грести, мы пользовались навесным мотором.

32. T. T. Waterman и A L Kroeber, The Kepel Fish Dam, University of California Publications in American Archaeology and Ethnology (1934-1943) 35: 49-79 [New-York Kraus Reprint Corporation (reprint), 1965].

33. R. K. Nelson, A Conservation Ethic and Environment The Koyukon of Alaska in Resource Managers North American and Australian Hunter Gathers, под ред. N. M. Williams и E. S. Hunn, American Association for the Advancement of Science Selected Symposium 67, Boulder, CO, 1982, стр. 211-228.

34. A. F. McEvoy, The Fisherman's Problem: Ecology and Law in the California Fisheries, 1850-1980 (New York- Cambridge University Press, 1986).

35. C. A. Simcnstad, J. A. Estes, и K. W. Kenyon, Aleuts, Sea Otters, and Alternate Stable-State Communities, Science 200(28): 403-411 (1978).

36. MtEvoy, The Fisherman's Problem.

37. Случаи голодания, особенно среди северных племен, видимо, отражали естественные колебания размеров лососёвых стад. Однако, нельзя исключать, что эти истории – эхо прежнего опыта и ошибок, внесших свой вклад в создание устойчивой экономики. Пример смотрите у Piddocke, The Potlatch System of the Southern Kwakiutl.

38. Gunthcr, A Further Analysis of the Fitst Salmon Ceremony,

39. Gunther, A Furthet Analysis of the Fitst Salmon Ceremony.

40. Martin, Keepers of the Game.

41. M. G. Beck, Shamans and Kushtakas: North Coast Tales of the Supernatural (Anchorage: Alaska Northwest Books, 1991).

Глава 3

1. Дискуссию о жизнеспособных и нежизнеспособных стадах лососей смотрите в Salmon and Steelhead Advisory Commission, A New Management Structure for Anadromou; Salmon and Steelhead Resources and Fisheries of the Washington and Columbia River Conservation Areas, National Marine Fisheries Service, Seattle. 1984. Дискуссию о намеренном уничтожении «нежизнеспособного» дикого лосося смотрите у S. Wright, Fishery Management of Wild Salmon Stocks to Prevent Extinction, Fisheries 5: 3—4 (1993).

2. W. G. Robbins, Landscapes of Promise: The Oregon Story, 1800-1940 (Seattle University of Washington Press, 1997).

3. J. R. McGoodwin, Crisis in the World's Fisheries: People, Problems, and Poicies (Stanford, CA: Stanford University Press, 1990).

4. A. F. McEvoy, The Fisherman's Problem: Ecology and Law in the California Fisheries, 1850-1980 (New York: Cambridge University Press, 1986); and G. Hardin, The Tragedy of the Commons, Science 192: 1243-1248 (1968).

5. S. P. Hays, The Response to Industrialism (Chicago: University of Chicago Press, 1957); см. также W. G. Robbins, Colony and Empire: The Capitalist Transformation of the American West (Lawrence: University Press of Kansas, 1994).

6. Oregon Business Council, A New Vision for Pacific Salmon, Portland, 1996.

7. McEvoy, The Fisherman's Problem.

8. J. A. Lichatowich, Evaluating the Performance of Salmon Management Institutions: The Importance of Performance Measures, Temporal Scales and Production Cycles, m Pacific Salmon and Their Ecosystems: Status and Future Options, под ред. D. J. Stouder, P. A. Bisson и R. J. Naiman (New York: Chapman and Hall, 1997), стр. 69-87.

9. McEvoy, The Fisherman's Problem.

Глава 4

1. G. E. Moulton, The Journals of the Lewis and Clark Expedition, July 28-November 1, 1805, volume 5 (Lincoln: University of Nebraska Press, 1989), стр. 74.

2. Moulton, The Journals of the Lewis and Clark Expedition, стр. 71-83.

3. Moulton, The Journals of the Lewis and Clark Expedition, стр. 71-83.

4. J. K. Munford, John Ledyard's Journal of Captain Cook's Last Voyage (Corvallis: Oregon State University Press, 1963), стр. 70.

5. R- Fisher, Contact and Conflict: Indian-European Relations in British Columbia, 1774-1890 (Vancouver: University of British Columbia Press, 1992).

6. J. Nisbet, Sources of the River: Tracking David Thompson across Western North America (Seattle: Sasquatch Books, 1994), стр. 76.

7. C. F.Wilkinson, Crossing the Next Meridian: Land, Water, and the Future of the West (Washington, DC: Island Press, 1992), стр. 17.

8. J. R. Gibson, Farming the Frontier: The Agricultural Opening of the Oregon Country, 1786 to 1846 (Seattle: University of Washington Press, 1985).

9. Cited in R. Bunting, The Pacific Raincoast: Environment and Culture in an American Eden, 1778-1900 (Lawrence: University Press of Kansas, 1997), стр. 32.

10. D. R. Johnson and D. H. Chance, Presettlement Overharvest of Upper Columbia River Beaver Populations, Canadian Journal of Zoology 52: 1519-1521 (1974).

11. C. H. Carey, A General History of Oregon (Portland, OR: Binford and Mnrt, 1971).

12. R. J. Naiman, J. M. Melillo, and J. E. Hobbie, Ecosystem Alteration of Boreal Forest Streams by Beaver (Castor canadensis), Ecology 67(5): 1254—1269 (1986); см. также Gibson, Farming the Frontier.

13. National Research Council, Upstream: Salmon and Society in the Pacific Northwest (Washington, DC: National Academy Press, 1996).

14. Naiman et al., Ecosystem Alteration of Boreal Forest Streams by Beaver; and R. J. Naiman, C. A. Johnston, and J. C. Kelley, Alteration of North American Streams by Beaver: The Structure and Dynamics of Streams Are Changing as Beaver Recolonize Their Historic Habitat, Bioscience 38(11): 753-762 (1988).

15. National Research Council, Upstream.

16. C. Huntington, W. Nehlsen, and J. Bowers, Healthy Native Stocks of Native Salmonids in the Pacific Northwest and California, Oregon Trout, Portland, 1994.

17. G. Ontko, Thunder over the Ochoco: The Gathering Storm, volume 1 (Bend, OR: Maverick Publications, 1993).

18. Интервью с Эррол Клэр, отставным работником департамента Рыбы и Дичи Орегона, апрель 3, 1997.

19. T. E. Nickelson и три соавтора, Seasonal Changes in Habitat Use by Juvenile Coho Salmon (Oncorhynchus kisutch) in Oregon Coastal Streams, Canadian Journal of Fisheries and Aquatic Sciences 49: 783-789 (1992).

20. A. F. McEvoy, "The Fishermans Problem: Ecology and Law in the California Fisheries 1850-1980 (New York Cambridge University Press, 1986).

21. McEvoy, The Fisherman's Problem, стр. 84.

22. California Division of Fish and Game, Thirtieth Biennial Report 1926-1928, Sacramento, 1928.

23. W. Moffet and S. H. Smith, Biological Investigations of the Fishery Resources of California, Special Scientific Report 12, U. S. Fish and Wildlife Service, Washington, DC, 1950.

24. H. Oliver Gold and Cattle Country (Portland, OR: Binford and Mort, 1967); D. Johansen и C. Gates, Empire of the Columbia (New York: Harper and Brothers, 1957).

25. C. Rivers , History of the Rogue River Fisheries Черновая рукопись не установленной даты об истории лова тихоокеанского лосося на реке Рог, Орегон. Oregon Department of Fisheries and Wildlife, Portland.

26. Oregon State Board of Fish Commissioners, Second Report to the Governor Salem, 1888, стр. 15, см. также Oregon Department of Fisheries, Annual Report to the Governor, Salern, 1903, стр. 16.

27. Oregon State Board of Fish Commissioners, Fourth Annual Report, Salem 1890, стр. 19.

28. H. Oliver, Gold and Cattle Country, стр. 30.

29. J. Leethem, The Western Gold Dredge Company of John Day, Oregon, Oregon Geology 41(6): 91-95(1979).

30. J. C. Swan, The Northwest Coast or Three Years' Residence in Washington Territory (Seattle University of Washington Press, 1857).

31. J. Crawford, First Annual Report of the Washington State Fish Commissioner, Olympia, 1890.

32. L. Stone, Report of Operations at the Salmon-Hatching Station on the Clackamas River, Oregon, in 1877, Report of the U. S. Fish Commissioner for 1877, Washington, DC, 1879.

33. S. Johnson, Freshwater Environmental Problems and Coho Production in Oregon, Information Report 84-11, Oregon Department of Fish and Wildlife, Corvallis, 1984.

34. R. Bunting, Abundance and the Forests of the Douglas-fit Bioregion, 1840 to 1920, Environmental History Review 18(4) 41-62 (1994).

35. T. Cox, Mills and Markets (Seattle University of Washington Press, 1974); см. также S Holbrook, The Columbia (New York Rinehart 1956).

36. Cox, Mills and Markets.

37. A. Beckman, Swtft Flows the River (Coos Bay, OR: Arago Books, 1970); и Cox, Mills and Markets.

38. H. Wendler and G. Deschamps, Logging Dams on Coastal Washington Streams, Washington Department of Fisheries, Fisheries Research Papers 1 (3): 27-38 (1955).

39. Wendler and Deschamps, Logging Dams on Coastal Washington Streams.

40. N. Langston, Forest Dreams Forest Nightmares (Seattle University of Washington Press, 1995); Wendler and Deschamps, Logging Dams on Coastal Washington Streams; Beckman, Swift Flows the River; и J. R. Sedell and K. J. Luchessa, Using the Historical Record as an Aid to Salmonid Habitat Enhancement, in Symposium on Acquisition and Utilization of Aquatic Habitat Inventory Information, October 23-28, 1981, под ред. N B Armantrout (Portland OR: American Fisheries Society, Western Division, 1982) стр. 210-223.

41. J. Lichatowich, Habitat Alteration and Changes in Abundance of Coho (Oncorhynchus kisutch} and Chinook (O. tshawytscha) Salmon in Oregons Coastal Streams in Proceedings of the National Workshop on Effects of Habitat Alteration on Salmonid Stocks, под ред. C. D. Levings, L. B. Holtby, and M. A. Henderson, Canadian Special Publication of Fisheries and Aquatic Sciences 105, Ottawa, 1989, стр. 92-99.

42. Beckman, Swift Flows the River.

43. P. Benner, Historical Reconstruction of Coquille River and Surrounding Landscape, in Near Coastal Waters National Pilot Project The Coquille River Oregon Action Plan for Oregon Coastal Watersheds, Estuary and Ocean Waters, 1988-1991, Grant X-000382-1, Prepared by the Oregon Department of Environmental Quality for the U. S. Environmental Protection Agency, 1991; Sedell and Luchessa Using the Historical Record as an Aid to Salmonid Habitat Enhancement, and Swan, The Northwest Coast Swan gives a firsthand account of die amount of debris in undisturbed rivers around 1850.

44. R. Schoettler, Sixty-second Annual Report of the Washington Department of Fisheries, Olympia, 1953.

45. Sedell and Luchessa, Using the Historical Record.

46. Bunting, The Pacific Raincoast.

47. M. A. Grainger, Woodsmen of the West (Toronto McClelland and Stewart, 1964).

48. Sedell and Luchessa, Using the Historical Record.

49. B. J. Bradbury, J. Brenneman, and C. Hosticka Report of the Interim Task Force on Forest Practices, State of Oregon, Salem, 1986.

50. J. Brinckman, U. S. Salmon Plan Would Be Ruinous, Forestry Officials, Companies Say, Oregonian (Portland), March 5, 1998, стр. Dl.

51. Bunting, The Pacific Raincoast.

52. D. Ferguson and N. Ferguson, Sacred Cows at the Public Trough (Bend, OR: Maverick Publications, 1983).

53. W. Platts, Livestock Grazing, American Fisheries Society Special Publication 19: 389-423 (1991).

54. Oliver, Gold and Cattle Country.

55. A. McGregor, Counting Sheep. From Open Range to Agribusiness on the Columbia Plateau (Seattle; University of Washington Press, 1982).

56. Ferguson and Ferguson, Sacred Caws at the Public Trough.

57. J. Oliphant, The Cattle Trade from the Far Northwest to Montana, Agricultural History 6: 1 (1932).

58. G. Buckley, Desertification of Camp Creek Drainage in Central Oregon, 1826-1905, M. S. thesis, University of Oregon, Eugene, 1992.

59. Buckley, Desertification of Camp Creek.

60. Buckley, Desertification of Camp Creek.

61. Wilkinson, Crossing the Next Meridian.

62. J. Kuhler, A History of Agriculture in the Yakima Valley Washington, from 1880 to 1900, M.S. thesis, University of Washington, Seattle, 1940.

63. W. Rowley, U.S. Forest Service Grazing and Rangelands A History (College Station. Texas A&M University Press, 1985).

64. H. Rees, Shaniko From Wool Capital to Ghost Town (Portland, OR: Binford and Mort, 1982).

65. Rowley, US. Forest Service Grazing and Rangelands.

66. J. Smith, Retrospective Analysis of Changes in Stream and Riparian Habitat Characteristics Between 1935 and 1990 in Two Eastern Cascade Stream; M. S. thesis, University of Washington, Seattle, 1993.

67. F. Plummet, Forest Conditions in the Cascade Range, Washington between the Washington and Mount Rainier Forest Reserves, U S. Geological Survey, Washington, DC, 1902.

68. S. P. Hays, Conservation and the Gospel of Efficiency The Progressive Consent non Movement, 1890-1920 (New-York: Atheneum Tress, 1969).

69. R. Wissmar and five others, A History of Resource Use and Disturbance in the Riverine Basins of Eastern Oregon and Washington (Early, 1880s-1990s), Northwest Science 69, Special Issue (1994).

70. S. P. Hays, Beauty, Health and Permanence- Environmental Politic in the United States, 1955-1985 (New York Cambridge University Press, 1987).

71. Ferguson and Ferguson, Sacred Cow, at the Public Trough.

72. Интервью с Гомером Кэмпбеллом, апрель 1995. Сорок лет спустя сыну Лестера Кэмпбелла Гомеру, биологу комиссии Дичи Орегона, поручена работа по уменьшению потерь молоди лосося в ирригационных каналах на северо-востоке Орегона.

73. R. Van Cleve and R. Ting, The Condition of Salmon Stocks in the John Day Umatilla, Walla Walla, Grande Ronde, and Imnaha Rivers as Reported by Various Fisheries Agencies, Department of Oceanography, University of Washington, Seattle, I960, and Western Editorial on Important Fishery Questions, Pacific Fisherman 2(6): (1904).

74. D. L. Bottom, To Till the Water A History of Ideas in Fisheries Conservation in Pacific Salmon and Their Ecosystems Status and Future Options, под ред. D. J. Stouder, P. A. Bisson, и R. J. Naiman (New York: Chapman and Hall, 1997), стр. 569-597.

75. D. Worster, Nature's Economy: A History of Ecological Ideas (New York Cambridge University Press, 1977).

76. C. Scofield, The Settlement of Irrigated Lands, V S. Department of Agriculture Yearbook, 1912, Government Printing Office, Washington, DC, 1912, стр. 483—494; см. также Johansen and Gates, Empire of the Columbia.

77. W. Nehlsen, Historical Salmon Runs of the Upper Deschutes and Their Environments, Report to Portland General Electric Company, Portland, OR, 1993.

78. Oregon State Board of Fish Commissioners, Fourth Annual Report, Salem, 1890, стр. 21.

79. Washington State Fish Commissioner, Fourteenth and Fifteenth Annual Reports of the Washington Department of Fisheries, Seattle, 1904.

80. J. Wales, California's Fish Screen Program, California Fish and Game 34 (2): 45-51 (1948).

81. California Division of Fish and Game, Thirty-first Biennial Report, Sacramento, 1930.

82. W. D. Lyman, History of the Yakima Valley, Washington (S. J. Clarke Publishing Company, 1919).

83. G. Fite, The Farmer's Frontier, 1865-1900 (New York Holt, Rinehart and Winston, 1966).

84. D. Worster, Rivers of Empire (New York Pantheon Books, 1985).

85. W. D Rowley, Reclaiming the And West The Career of Francis G. Newlands (Bloomington: Indiana University Press, 1996).

86. Hays, Conservation and the Gospel of Efficiency.

87. Hays, Conservation and the Gospel of Efficiency.

88. Federal Reclamation Bureau Arraigned for Ignoring State Fishway Laws, Pacific Fisherman 29(4). (1931).

89. B. E. Stoutemyer, письмо к Henry O'Mallev, Commissioner of Fisheries, January 28, 1931, National Archives, Washington, DC, Record Group 22.

90. Пример смотрите в Washington State Fish Commissioner, Fourteenth and Fifteenth Annual Reports, см. также H. Van Dusen, Annual Report of the Oregon Department of Fisheries, Salem, 1903.

91. Loss of Salmon Fry in Irrigation, Pacific Fisherman 18(2): (1920).

92. R. Cogwill, Notes on salmon losses in irrigation ditches, 1930, Cogwill records, Oregon Historical Society, Portland, OR.

93. F. Davidson, The Development of Irrigation in the Yakima River Basin and Its Effect on the Migratory Fish Population m the River, Manuscript report, Ephrata,WA, 1965.

94. M. R. Delarm, E. Wold, and R. Z. Smith, Columbia River Fisheries Development Program Annual Report for FY 1986, NOAA Technical Memorandum, NMFS F/NWR-21, Seattle, 1987.

95. National Research Council, Upstream.

96. D. Lavier, Major Dams on Columbia River and Tributaries Investigative Reports of Columbia River Fisheries Project, Pacific Northwest Regional Commission Portland, OR 1976.

97. R. Dunfield, Atlantic Salmon in the History of North America Canadian Special Publication of Fisheries and Aquatic Sciences 80, Ottawa, 1985.

98. Johnson, Freshwater Environmental Problems and Coho Production.

99. B. Brown Mountain in the Clouds A Search for the Wild Salmon (New York Simon and Schuster, 1982).

100. Rivers, History of the Rogue River Fisheries; and G. Dodds The Salmon King of Oregon R. D. Hume and the Pacific Fisheries (Chapel Hill University of North Carolina Press, 1959).

101. Rivers, History of the Rogue River Fisheries.

102. Rivers, History of the Rogue River Fisheries.

103. Oregon Fish Commission, Biennial Report of the Fish Commission of the State of Oregon for 1931 and 1932, Salem, 1933.

104. L. A. Fulton, Spawning Areas and Abundance of Chinook Salmon (Oncorhynchus tshawytscha) in the Columbia River Basin—Past and Present Special Scientific Report Fisheries No 571, U. S. Fish and Wildlife Service Bureau of Commercial Fisheries, Washington, DC, 1968.

105. R. R. Miller and R. G. Miller, The Contribution of the Columbia River System to the Fish Fauna of Nevada Five Species Unrecorded from the State, Copeia 3: 174-187(1948).

Глава 5

1. J. R. Gibson, Farming the Frontier The Agricultural Opening of the Oregon Country, 1786 to 1846 (Seattle University of Washington Press, 1985) стр. 25. Gabriel Franchere отмечал слабительное действие лососины и в сообщении о своем путешествии на Северо-Запад 1811-1814 гг. Смотрите G. Franchere A Voyage to the Northwest Coast of North America (New York Citadel Press, 1968) стр. 179.

2. J. A. Craig and R. L. Hacker The History and Development of the Fisheries of the Columbia River, Bulletin of the Bureau of Fisheries 49(32): 133-216 (1940).

3. Gibson, Farming the Frontier стр. 24.

4. Gibson, Farming the Frontier стр. 48.

5. R. T. Tetlow and G. J. Barbey, Barbey The Story of a Pioneer Columbia River Salmon Packer (Portland, OR: Binford and Mort, 1990) стр. 3.

6. M. V. Hayden, History of the Salmon Industry in the Pacific Northwest M. S. thesis, University of Oregon, Eugene, 1930; см. также Craig and Hacker, The History and Development of the Fisheries of the Columbia River, см. также S. E. Morrison, New England and the Opening of the Columbia River Salmon Trade, Oregon Historical Quarterly 28(2): 111-132 (1927).

7. Craig and Hacker, The History and Development of the Fisheries of the Columbia River.

8. D. B. DeLoach, The Salmon Canning Industry Oregon State College Economic Studies No. 1, Corvallis, 1939, стр. 9.

9. A. Lufkin (ed.), California's Salmon and Steelhead The Struggle to Restore an Imperiled Resource (Berkeley University of California Press, 1991), см. также G. H. Clark, Sacramento - San Joaquin Salmon (Oncorhynchus tshawytscha) Fishery of California Fish Bulletin No 17, California Division of Fish and Game, Sacramento 1929.

10. A. F. McEvoy, The Fishermans Problem: Ecology and Law in the California Fisheries, 1850-1980 (New York Cambridge University Press, 1986).

11. Craig and Hacker, The History and Development of the Fisheries of the Columbia River, стр. 150.

12. E. C. May, The Canning Clan A Pageant of Pioneering Americans (New York Macmillan, 1937).

13. R. D. Hume, Salmon of the Pacific Coast (San Francisco Schmidt Label & Lithographic Company, 1893).

14. May, The Canning Clan.

15. R. D. Hume, History of the Salmon Industry of the Pacific Pacific Fisherman 1: 9(1903).

16. Hume, History of the Salmon Industry of the Pacific.

17. Hayden, History. of the Salmon Industry m the Pacific Northwest, стр. 10.

18. DeLoach, The Salmon Canning Industry стр. 15.

19. G. Meggs, Salmon The Decline of the British Columbia Fishery (Vancouver BC Douglas and McIntyre, 1991).

20. D. A. Stacey, Sockeye and Tinplate Technological Change in the Fraser River Canning Industry 1871-1912, British Columbia Provincial Museum Heritage Record No. 15, Victoria, 1982, стр. 2.

21. W.G. Robbins, Colony and Empire The Capitalist Transformation of the American West (Lawrence: University Press of Kansas, 1994), стр. 63.

22. J. N. Cobb, Pacific Salmon Fisheries, Appendix 13 to the Report of the U. S. Commissioner of Fisheries for 1930, Bureau of Fisheries Document No. 1092, Washington, DC, 1930.

23. Stacey, Sockeye and Tinplate, см. также Cobb, Pacific Salmon Fisheries.

24. D. S. Jordan and C. H. Gilbert, The Salmon Fishing and Canning Interests of the Pacific Coast, in The Fisheries and Fishing Industry of the United States, sec 5, History and Methods of the Fisheries, volume I, part 13, под ред. G. B. Goode, Washington, DC, 1887, стр. 729-751; и M. McDonald, The Salmon Fisheries of the Columbia Basin, Bulletin of the US Fish Commission, 14: 153-167(1895).

25. C. L. Smith, Salmon Fishers of the Columbia (Corvallis Oregon State University Press, 1979).

26. Fourth Annual Salmon Day Celebrated, Pacific Fisherman 15(3): 1 (1916).

27. Fourth Annual Salmon Day, Pacific Fisherman.

28. Fourth Annual Salmon Day, Pacific Fisherman.

29. D. Newell, The Development of the Pacific Salmon-Canning Industry: A Grown Man's Game (Montreal: McGill-Queen's University Press, 1989).

30. H. E. Gregory and K. Barnes, North Pacific Fisheries with Special Reference to Pacific Salmon, Studies of the Pacific No. 3, American Council Institute of Pacific Relations, New York, 1939, стр. 93-96.

31. G. Dodds, The Salmon King of Oregon: R.. D. Hume and the Pacific Fisheries (Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1959).

32. «Закупорить» - термин рыбаков, использовавших в качестве орудий лова жаберные сети и невода; «закупорить» - значило поставить сеть прямо перед кем-то, тем самым лишая его улова.

33. A. Netboy, The Salmon: Their Fight for Survival (Boston: Houghton Mifflin, 1974), стр. 277; см. также Tetlow and Barbey, Barbey: The Story of a Pioneer Columbia River Salmon Packer, стр. 17; and H. W. McKervill, The Salmon People: The Story of Canada's West Coast Salmon Fishing Industry (Sidney, EC: Gray's Publishing, 1967), стр. 58.

34. M. F. McKeown, The Trait Led North: Mont Hawthorne's Story (New York: Macmillan, 1949), стр. 13.

35. W. Ricker, Effects of the Fishery and of Obstacles to Migration on the Abundance of Fraser River Sockeye Salmon (Oncorhynchus nerka), Canadian Technical Report of Fisheries and Aquatic Sciences No. 1522, Nanaimo. BC, 1987.

36. Ricker, Effects of the Fishery and of Obstacles to Migration.

37. Cited in P. Thompson, T. Wailey, and T. Lummis, Living the Fishing (London: Routledge and Kegan Paul, 1983).

38. I. Martin, Legacy and Testament: The Story of the Columbia River Gillnetters (Pullman: Washington State University Press, 1994).

39. Smith, Salmon Fishers of the Columbia, стр. 28.

40. Robbins, Colony and Empire, стр.180.

41. Interview with A. L. Flesher, retired fisherman, April 20, 1995, Newport, OR.

42. E. Beard, Biography, Oregon Historical Society, Manuscript 1509, Portland.

43. Hayden, History of the Salmon Industry, стр. 45.

44. Martin, Legacy and Testament.

45. McEvoy, The Fisherman's Problem, стр. 96.

46. Jordan and Gilbert, The Salmon Fishing and Canning Interests, стр. 736.

47. Smith, Salmon Fishers of the Columbia, стр. 25.

48. О дискриминации китайских рыбаков в Калифорнии смотри McEvoy, The Fisherman's Problem. Smith также рассказывает о китайских рыбаках и о других этнических группах рыбаков в Salmon Fishers of the Columbia; Meggs раскрывает проблемы индейских и японских рыбаков лосося в Британской Колумбии в Salmon: The Decline of the British Columbia Fishery. Сообщения о нападении на австрийских рыбаков, промышлявших кошельковыми неводами, содержались в Washington State Fish Commissioner, Twenty-eighth and Twenty-ninth Annual Reports, Olympia, 1920. см. также Aliens Threaten the Salmon Industry, Oregon Journal (Portland), August 8, 1919, стр. 10. Дискуссию об индейском рыбном промысле см. Washington State Senate, Minutes of the Washington State Columbia River Salmon Interim Committee, October 20, 1943.

49. B. Leibhardt, Law, Environment, and Social Change in the Columbia River Basin: The Yakima Indian Nation as a Case Study, 1840-1933, Ph.D. dissertation, University of California, Berkeley, 1990.

50. American Friends Service Committee, Uncommon Controversy (Seattle: University of Washington Press, 1970), стр. 41.

51. McEvoy, The Fisherman's Problem.

52. M. A. Baumhoff, Ecological Determinants of Aboriginal California Populations (Berkeley: University of California Press, 1963).

53. McEvoy, The Fisherman's Problem, стр. 34—35 и 51—60.

54. McEvoy, The Fisherman's Problem, стр. 58-60; и Dodds, The Salmon King of Oregon, стр. 174-179.

55. Краткую сводку различных сообщений об уменьшении лосося в Якиме смотри у J. A. Lichatowich and L. E. Mobrand, Analysis of Chinook Salmon in the Columbia River from an Ecosystem Perspective, Bonneville Power Administration, DOE/BP-23105-2, Portland, OR, 1995, стр. 36.

56. Leibhardt, Law, Environment, and Social Change.

57. Leibhardt, Law, Environment, and Social Change.

58. Leibhardt, Law, Environment, and Social Change, стр. 346.

59. Leibhardt, Law, Environment, and Social Change, стр. 36l.

60. T. Roosevelt, Eighth Annual Message, in The State of the Union Messages of the Presidents, 1790-1966, volume III, под ред. F. Israel (New York: Chelsea House Publishers, 1967).

61. H. McAllister. Annual Report of the Oregon Department of Fisheries, Portland, 1908.

62. Цитата из McAllister, Annual Report of the Oregon Department of Fisheries.

63. S. G. Kohlstedt, The Origins of Natural Science in America: The Essays of George Brown Goode (Washington, DC: Smithsonian Institution Press, 1991), стр. 164-165.

64. J. E Reiger, American Sportsmen and the Origins of Conservation (Norman: University of Oklahoma Press, 1986).

65. G. B. Goode. The Status of the U.S. Fish Commission in 1884, part XII: Report of the Commissioner for 1884, Government Printing Office, Washington, DC, 1886.

66. C. Cranston, The Fish and Game Laws of Oregon, Transactions of the American Fisheries Society, Forty-second Annual Meeting, September 3-5, 1912, Denver (Washington, DC, 1913), стр. 75-87.

67. J. Crutchfield and G. Pontecorvo, The Pacific Salmon Fisheries: A Study of Irrational Management (Baltimore: Resources for the Future/Johns Hopkins Press, 1969); и B. Mace, Chronological History of Fish and Wildlife Administration in Oregon, Oregon Department of Fish and Wildlife, Portland, 1960.

68. H. O. Wendler, Regulation of Commercial Fishing Gear and Seasons on the Columbia River from 1859 to 1963, Washington Department of Fisheries, Fisheries Research Papers 2(4): 19-31 (1966).

69. J Chirred:, Summary Coastal River Regulations—1878-1950, Unpublished manuscript, Oregon Fish Commission, Portland, 1953; Crutchfield and Pontecorvo, The Pacific Salmon Fisheries; and Meggs, Salmon The Decline of the British Columbia Fishery, см. также R. Cooley, Politics and Conservation The Decline of the Alaska Salmon (New York: Harper and Row, 1963).

70. Oregon State Board of Fish Commissioners, Second Report to the Governor Salem, 1888.

71. J. L. Riseland, Twenty-second and Twenty-third Annual Reports of the State Fish Commissioner to the Governor of the State of Washington, Washington Department of Fisheries and Game, Olympia, 1912.

72. Stacey, Sockeye and Tinplate.

73. Smith, Salmon Fishers of the Columbia.

74. Jordan and Gilbert, The Salmon fishing and Canning Interests.

75. M. McDonald, The Salmon Fisheries of the Columbia Basin.

76. W. Rich, The Salmon Runs in the Columbia River in 1938, Fishery Bulletin No. 37, U.S. Fish and Wildlife Service, Washington, DC, 1942.

77. Wendler, Regulation of Commercial Fishing Gear and Seasons on the Columbia River.

78. Dodds, The Salmon King of Oregon, стр. 145.

79. Senator I. H. Bingham, Letter to H G. Van Dusen, April 26, 1909, Oregon Historical Society Archives, Portland, Warren Packing Company, Record 1141, Box 1; см. также Master Fish Warden Van Dusen Dismissed, Oregon Journal (Portland), March 26, 1908, Oregon Historical Society Archives, Seufert Canning Company, Record 1102.

80. H. G. Van Dusen, Letter to Senator 1. H. Bingham, April 19, 1909, Oregon Historical Society Archives, Portland, Warren Packing Company, Record 1141, Box 1.

81. Senator 1. H Bingham, Letter to H. G. Van Dusen, April 26, 1909.

82. Vanity of Salmon Theories (editorial), Oregonian (Portland), November 13, 1906.

83. Rich, Salmon Runs of the Columbia River in 1938.

84. D. Johnson, W. Chapman, and R. Schoning, The Effects on Salmon Populations of the Partial Elimination of Fixed Fishing Gear on the Columbia River in 1935, Contribution No. 11, Oregon Fish Commission, Portland, 1948.

85. Increasing Use of Gasoline engines in Fishing Industry, Pacific Fisherman 5(6): (1906); см. также Sixty Years Ago: When a Fish Boat Engine Was a Dream of Pioneers, Pacific Fisherman 56(13): (1958).

86. F. Caldwell, Pacific Trailer (Anchorage: Alaska Northwest Publishing Company, 1978).

87. Cobb, Pacific Salmon Fisheries.

88. Martin, Legacy and Testament.

89. E. Smith, The Taking of Immature Salmon in Waters of the State of Washington, Washington Department of Fisheries, Olympia, 1920.

90. D. Milne, Recent British Columbia Spring and Coho Salmon Tagging Experiments and a Comparison with. Those Conducted from 1925 to 1930, Bulletin No. 113, Fisheries Research Board of Canada, Ottawa, 1957.

91. California Fish and Game Commission, Twenty-sixth Biennial Report, Sacramento, 1921; and also California Fish and Game Commission, Twenty-seventh Biennial Report, Sacramento, 1923.

92. Smith, The Taking of Immature Salmon.

93. Washington State Fisheries Board, Meeting of Fisheries Executives of the Pacific Coast, Seattle, March 16-17, 1925, General stacks, Fisheries Library, University of Washington, Seattle.

94. Salmon Fisheries in Oregon, Qregonian (Portland), March 3, 1875.

95. Remonstrance, Oregoman (Portland), January 1, 1877.

Глава 6

1. International Fisheries Exhibition, An Illustrated Description of the Electric Light Machinery in The Exhibition, with Elementary Notes on the Production of Electric Currents (London: William Clowes and Sons, 1883).

2. H. R. MacCrimmon, The Beginning of Salmon Culture in Canada, Canadian Geographical Journal 71(5): 96-103 (1965).

3. International Fisheries Exhibition, Fisheries Exibition Literature, volume VI, Conferences, part III (London: William Clowes and Sons, 1883).

4. W. H. Fry, Complete Treatise on Artificial Ftsh-Breeding (New York: D. Appleton and Company, 1854) Эта первая книга об искусственном разведении, опубликованная в США описывала ранние европейские работы по рыбоводству; см. также G. B. Goode, Pisciculture, in The Encyclopaedia Britannica, volume 19 (Chicago: Werner Company, 1898).

5. S. G. Kohlstedt, The Origins of Natural Science in America The Essays of George Brown Goode (Washington, DC: Smithsonian Institution Press, 1991); см. также L. White, Jr., The Historical Roots of Our Ecologic Crisis, Science 155(3767): 1203-1206 (1967).

6. Fry, Complete Treatise on Artificial Fish-Breeding, стр. 27.

7. Например, смотрите эти две статьи в январско-февральском выпуске Fisheries 1992 года. J. Martin, J. Webster, и G. Edwards, Hatchery and Wild Stocks: Are They Compatible? и R. Hilborn, Hatcheries and the Future of Salmon in the Northwest, Fisheries 17(1): 4-8 (1992).

8. Fry, Complete Treatise on Artificial Fish-Breeding, стр. 11; также Fish-culture in America, Harper's New Monthly Magazine 37(222): 721-739 (1868).

9. Independent Scientific Group, Return to the River: Restoration of Salmonid Fishes in the Columbia River Ecosystem, Northwest Power Planning Council, Portland, OR, 1996; and National Research Council, Upstream Salmon and Society in the Pacific Northwest (Washington, DC: National Academy Press, 1996).

10. R. McIntosh, The Background of Ecology Concept and Theory (New York Cambridge Studies m Ecology, Cambridge University Press, 1985), and D. I. Bottom, To Till the Water A History of Ideas in Fisheries Conservation, in Pacific Salmon and Their Ecosystems Status and Future Options, под ред. D. J. Stouder, P. A. Bisson, и R. J. Naiman (New York Chapman and Hall 1997), стр. 569-597.

11. Fry, Complete Treatise on Artificial Fish-Breeding, стр. 21-22.

12. E. Clark, The Oysters of Locmariaquer (New York Harper Perennial, 1992), стр. 86—87, см. также Harper} New Monthly Magazine, Fish-culture in America.

13. Fry, Complete Treatise on Artificial Fish Breeding, стр. 187.

14. T. Steinberg, Nature Incorporated Industrialization and the Waters of New England (New York Cambridge University Press 1991), стр. 167.

15. Harpers New Monthly Magazine Fish-culture in America, стр. 738.

16. Steinberg Nature Incorporated, стр. 186—187.

17. G. P. Marsh, Artificial Propagation of Fish Report Made under the Legislative Authority of Vermont (Burlington VT Free Press Printing 1857).

18. L. Stone, Some Brief Reminiscences of the Early Days of Fish-Culture in the United States, Bulletin of the US Fish Commission 25(22): 338 (1897).

19. D.C. Allard, Jr., Spencer Fullerton Baird and the US Fish Commission (New York Arno Press, 1978).

20. Allard, Spencer Fullerton Baird, см. также Steinberg, Nature Incorporated.

21. W. T. Bower, History of the American Fisheries Society, Transactions of the American Fisheries Society Fortieth Annual Meeting, September 27—29, 1910 (Washington, DC, 1911).

22. U. S. Commission of Fish and Fisheries, Report of the Commissioner for 1872 and 1873, part II, Government Printing Office, Washington DC, 1874, стр. 757-772.

23. Allard, Spencer Fullerton Baird, стр. 160.

24. L. Stone, Artificial Propagation of Salmon on the Pacific Coast of the United States With Notes on the Natural History of the Quinnat Salmon, U. S. Commission of Fish and Fisheries, Washington, DC, 1896, см. также J. W. Hedgpeth, Livingston Stone and Fish Culture in California California Fish and Game 27(3): 126-148(1941).

25. L. Stone, письмо профессору Spencer Baird August 31, 1872, National Archives, Beltsville, MD, Record Group 22, Volume 7, Entry 1.

26. L. Stone, письмо к Spencer Baird, February 24, 1873, National Archie Beltsville, MD, Record Group22.

27. Stone, Some Brief Reminiscences of the Early Days of Fish Culture in the United States, стр. 339.

28. Hedgpeth, Livingston Stone and Fish Culture in California.

29. L. Stone Letter в письме к Baird, February 24, 1873.

30. M. V. Hayden History of the Salmon Industry in the Pacific Northwest M.S. thesis, University of Oregon Eugene, 1930.

31. R. J. Miller and E. L. Brannon, The Origin and Development of Life History Patterns in Pacific Salmon, in Salmon and Trout Migratory Behavior Symposium, под ред. E. L. Brannon and E. O. Salo, School of Fisheries, University of Washington, Seattle, 1982, стр. 296-309.

32. О низкой выживаемости переселенной рыбы см. в R. R. Reisenbichler, Relation Between Distance Transferred from Natal Stream and Recovery Rate for Hatchery Coho Salmon, North American Journal of Fisheries Management 8: 172-174 (1988); см. также Columbia Basin Fish and Wildlife Authority, Review of the History, Development, and Management of Anadromous Fish Production Facilities in the Columbia River Basin, Columbia Basin Fish and Wildlife Authority, Portland, OR, 1990, стр. 17; A. M. McGie, Analysis of Relationships Between Hatchery Coho Salmon Transplants and Adult Escapements m Oregon Coastal Watersheds, Information Report Series, Fisheries No 80-6, Oregon Department of Fish and Wildlife, Charleston OR, 1980; и L. Shapovalov, An Evaluation of Steelhead and Salmon Management in California, Inland Fisheries Branch, California Department of Fish and Game, Sacramento, 1953, стр. 29.

33. G. B. Goode, The Status of the U S Fish Commission in 1884, part XII, Report of the Commissioner for 1884, Government Printing Office, Washington DC, 1886, стр. 1162.

34. Hedgpeth, Livingston Stone and Fish Culture in California.

35. National Research Council, Upstream.

36. D. Worster, Nature's Economy A History of Ecological Ideas (New York Cambridge University Press, 1977), стр. 53.

37. H. M. Smith, A Review of the History and Results of the Attempts to Acclimatize Fish and Other Water Animals in the Pacific States, Bulletin of the U. S. Fish Commission for 1895, volume 15, Washington, DC 1896, см. также Allard, Spencer Fullerton Baird.

38. A. Nicols, The Acclimatisation of the Salmonidae at the Antipodes Its History and Results (London Sampson, Low, Marston, Searle and Rivington 1882).

39. H. M. Smith, Fish Acclimatization of the Pacific Coast, Science 22(550): 88-89 (1893).

40. L. Stone, The Artificial Propagation of Salmon in the Columbia River Basin, Transactions of the American Fish-Culture Association, Thirteenth Annual Meeting, May 13-14, 1884, Washington, DC, стр. 21.

41. Oregon State Board of Fish Commissioners, Fourth Annual Report, Salem 1890, стр. 26.

42. A. C. Little, Tenth and Eleventh Annual Reports of the Washington State Fish Commissioner, Olympia, 1901, стр. 18.

43. S. Johnson, Freshwater Environmental Problems and Coho Production in Oregon Information Report 84 11, Oregon Department of Fish and Wildlife Corvallis.

44. R. Bunting, The Pacific Raincoast Environment and Culture m an American Eden, 1778-1900 (Lawrence University Press of Kansas, 1997).

45. Bunting, The Pacific Raincoast.

46. Little, Tenth and Eleventh Annual Reports of the State Fish Commissioner.

47. J. Titcomb, Report on the Propagation and Distribution of Food-fishes, Report of the U.S. Commissioners of Fish and Fisheries for 1902, Washington, DC, 1904.

48. Oregon Game Commission, Biennial Report of the Oregon Game Commission, Salem, 1942.

49. U.S. Department of Interior and the Lower Elwha Klallam Tribe, The Elwha Report: Restoration of the Elwha River Ecosystem and Native Anadromous Fisheries, Report Submitted Pursuant to Public Law 102-495, National Park Service, Port Angeles, WA, 1994.

50. B. Brown, Mountain in the Clouds: A Search far the Wild Salmon (New York: Simon and Schuster, 1982).

51. P. Johnson, Historical Assessment of Elwha River Fisheries, Draft Report, Olympic National Park, Port Angeles, WA, 1994.

52. Johnson, Historical Assessment of Elwha River Fisheries.

53. Приводится у Johnson, Historical Assessment of Elwha River Fisheries.

54. Приводится у Johnson, Historical Assessment of Elwha River Fisheries.

55. Brown, Mountain in the Clouds.

56. Brown, Mountain in the Clouds.

57. На реке Elwha стят две плотины; другая была построена на девять миль выше плотины Aldwell, в каньоне Glines.

58. Бюджет смотри U.S. General Accounting Office, Endangered Species: Past Actions Taken to Assist Columbia River Salmon, GAO/RCED-92-173BR, Washington, DC, 1992. Независимые данные смотри в National Research Council, Upstream: Independent Scientific Group, Return to the River; and National Fish Hatchery Review Panel, Report of the National Fish Hatchery Review Panel, The Conservation Fund, Arlington, VA, 1994. Упорную защиту смотри в Oregonian (Portland), Overhauling Fish Factories, December 7-1998.

59. L. Stone, A National Salmon Park, Transactions of the American Fisheries Society 21: 149-162 (1892).

60. B. Harrison, Afognak Forest and Fish Culture Reserve: A Proclamation-Washington, DC, 1892, National Archives, Washington, DC, Record Group 22, U.S. Fish and Wildlife Service.

61. P. Roppel, Salmon from Kodiak, Alaska Historical Commission Studies in History No. 216, Anchorage, 1986. Willis Rich изучал озеро Litnik в 1931 году и пришел к выводу, что в нём недостаточно планктона для питания молоди лосося, выпускаемой с рыбоводного завода. Удаление рыбьих тушек из озера могло вносить свой вклад в уменьшение продуктивности озера.

62. J. J. Brice, Establishment of Stations for the Propagation of Salmon on the Pacific Coast, Miscellaneous Documents, U.S. House of Representatives, 53rd Congress, Washington, DC, 1895. Через тридцать лет California Fish and Game Commission содействовали выдвижению петиции о запрете строительства плотин в низовьях Кламата. Инициатива была принята. Statement of N. B. Scofield, Minutes of Meeting of Fisheries Executives of the Pacific Coast, 1925, стр. 124, General stacks, Fisheries Library, University of Washington, Seattle.

63. H. Ward, The Preservation of the American Fish Fauna, Transactions of the American Fisheries Society 42: 157-170 (1912).

64. C. R. Pollock, Fortieth and Forty-first Annual Reports of the Washington State Department of Fisheries and Game, Olympia, 1932.

65. Save Rivers for Fish, Oregon Voter (Portland), July 14, 1928, стр. 21-24.

66. J. Cone and S. Ridlington, The Northwest Salmon Crisis: A Documentary History (Corvallis: Oregon State University Press, 1996).

67. Oregon State Planning Board, A Study of Commercial Fishing Operations on the Columbia River. Report Submitted to the Governor of Oregon, Salem, 1938.

68. История о заповедниках лосося адаптирована из J. A. Lichatowich and three others, Sanctuaries for Pacific Salmon, in Sustainable Fisheries Management: Balancing the Conservation and Use of Pacific Salmon, под ред. E. E. Knutson and four others (Boca Raton, FL: Lewis Publishers, in press).

69. G. B. Goode, The Status of the U.S. Fish Commission in 1884.

70. Goode, The Status of the U.S. Fish Commission in 1884, стр. 1157.

71. Stone, Artificial Propagation of Salmon on the Pacific Coast of the United States, стр. 319; см. также Hedgpeth, Livingston Stone and Fish Culture in California, стр. 143.

72. G. H. Clark, Sacramento—San Joaquin Salmon (Oncorhynchus tshawytscha) Fishery of California, Fish Bulletin No. 17- California Division of Fish and Game, Sacramento, 1929.

73. Allard, Spencer Fullerton Baird, стр. 293.

74. International Fisheries Exhibition, Fisheries Exhibition Literature, стр. 173.

75. Goode, The Status of the U.S. Fish Commission in 1884, стр. 1157.

76. E. M. Wood, A Century of American Fish Culture, 1853—1953, The Progressive Fish-Culturist 15(4): 147-162 (1953).

77. M. McDonald, Address of the Chairman of the General Committee on the World Fisheries Congress, Bulletin of the U.S. Fish Commission, volume 13, Washington, DC, 1894, стр. 15.

78. H. Whitaker, Address of the President, Transactions of the American Fisheries Society, Twenty-second Annual Meeting, July 15, 1893 (New York, 1893); and H. Whitaker, Some Observations on the Moral Phases of Modern Fish Culture, Transactions of the American Fisheries Society, June 12-13, 1895 (New York, 1896).

79. H. Van Dusen, Annual Report of the Department of Fisheries of the State of Oregon to the Legislative Assembly, 1909, Salem, 1908, стр. 9. Вопрос, принимать ли рыбоводство на веру, пока индустрия не умрет, или же люди готовы заплатить за изучение её вклада в рыболовство, также был поставлен F. M. Chamberlin, Artificial Propagation, Pacific Fisherman 1(11): 10 (1903).

80. J. N. Cobb, Pacific Salmon Fisheries, Appendix 13 to the Report of the U S Commissioner of Fisheries for 1930, Bureau of Fisheries Document No 1092, Washington, DC, 1930

81. J. Wallis, An Evaluation of the Alsea River Salmon Hatchery, Oregon Fish Commission Research Laboratory Clackamas, OR, 1963, стр. 11.

82. Wallis, An Evaluation of the Alsea River Salmon Hatchery, стр. 25.

83. Shapovalov, An Evaluation of Steelhead and Salmon Management m California, стр. 29.

84. C. F. Culler, Progress in Fish Culture, Transactions of the American Fisheries Society, Sixty second Annual Meeting, September 21-23, 1932 стр. 118.

85. G. Dodds, The Salmon King of Oregon R. D Hume and the Pacific Fisheries (Chapel Hill University of North Carolina Press, 1959).

86. H. Van Omen, Annual Report of the Department of Fisheries of the State of Oregon to the Legislative Assembly 1909, стр. 6; см. также J. I. Riseland Sixteenth and Seventeenth Annual Reports of the State Fish Commissioner and Game Warden to the Governor of the State of Washington (1905-1906) Washington Department of Fisheries and Game, Olimpia 1907, стр. 13.

87. Oregon Fish and Game Commission, Biennial Report of the Fish and Game Commission of the State of Oregon, Salem 1919, стр. 16.

88. L. H. Darwin Twenty sixth and Twenty seventh Annual Reports of the State Fish Commissioner to the Governor of the State of Washington, Washington Department of Fisheries and Game, Oljmpia, 1917, стр. 9.

89. Willis Rich полагал, что рост продукции рыбоконсервных заводов произошел и вследствие Первой Мировой войны, которая произвела сдвиг в сторону увеличения производства именно консервов из лосося при уменьшении других видов его заготовки, а общий улов не изменился вовсе W. H. Rich, A Statistical Analysis of the Results of Artificial Propagation of Chinook Salmon 1922, Manuscript Library, Northwest and Alaska Fisheries Science Center, National Marine Fisheries Service, Seattle.

90. R. Van Cleve and R. Ting, The Condition of Salmon Stocks in the John Day Umatilla, Walla Walla, Grande Ronde, and Imnaha Rivers as Reported by Various Fisheries Agencies, University of Washington, Department of Oceanography, Seattle, 1960, стр. 8.

91. V. Smith, Fish Culture Methods in the Hatcheries of the State of Washington, Washington State Fish Commission, Olympia, 1919; см. также Oregon Fish Commission, Biennial Report of the Fish Commission of the State of Oregon for 1931 and 1932, Salem, 1933, стр. 15, C Brown, Adjustment of Environmental vs. Stocking to Increase the Productivity of Fish Life, Transaction of the American Fisheries Society, Fifty-first Annual Meeting, September 5-7, 1921, Alientown, PA (Washington, DC), volume 51, 1921-1922; P. R. Needham, Natural Propagation Versus Artificial Propagation in Relation co Angling, transactions of the Fourth North American Wildlife Conference, February 13-15, 1939 (Washington, DC American Wildlife Institute, 1939); R. E. Foerster, Sockeye Salmon Propagation in British Columbia, Bulletin No. 53, Biological Board of Canada Ottawa, 1936; and S. Gordon, Scientific Management Our Future Fisheries Jobs, transactions of the American Fisheries Society, Sixty-third Annual Meeting, 1933, Columbus, OH.

92. Needham, Natural Propagation Versus Artificial Propagation.

93. R. Hile, The Increase in the Abundance of the Yellow Pike Perch, Stizostedion vitreum (Mitchill) in Lakes Huron and Michigan, in Relation to the Artificial Propagation of the Species, in The Collected Papers of Ralph Hile 1928-73, U.S. Fish and Wildlife Service, volume I, 1928-46, Washington, DC, 1977, стр. 154.

94. All Sockeye Hatcheries Closed in British Columbia, Pacific Fisherman 34(5): 17 (1936).

95. J. Taylor, Making Salmon Economy, Culture, and Science in the Oregon Fisheries, Precontact to I960, Ph. D. dissertation, University of Washington, Seattle, 1996.

96. Rich, A Statistical analysis of the Results of Artificial Propagation of Chinook Salmon.

97. Cobb, Pacific Salmon Fisheries, стр. 493.

98. J. Gottschalk Reports of Vice-Presidents of Divisions Transactions of the American Fisheries Society, Seventy-first Annual Meeting August 25—26, 1941, St. Louis, MO (Washington, DC, 1942), стр. 22.

Глава 7

1. Kitzhaber Convenes a Summit on Salmon, Oregon/an (Portland), June 4, 1997.

2. Washington State Department of Fisheries and Game, Thirty-fourth and Thirty-fifth Annual Reports, Olympia, 1925.

3. Washington State Fisheries Board Meeting of Fisheries Executives of the Pacific Coast, Seattle, March 16-17, 1925 General stacks, Fisheries and Oceanography Library, University of Washington Seattle.

4. Washington State Fisheries Board, Meeting of Fisheries Executives of the Pacific Coast, стр. 95-96.

5. W. Hornaday, Hornaday's American Natural History (New York Charles Scribner’s Sons, 1935).

6. Washington State Fisheries Board, Meeting of Fisheries Executives of the Pacific Coast, стр. 140-155.

7. Washington State Fisheries Board Meeting of Fisheries Executives of the Pacific Coast, стр. 153.

8. Washington State Fisheries Board, Meeting of Fisheries Fxecutives of the Pacific Coast стр. 102.

9. Washington State Fisheries Board, Meeting of Fisheries Executives of the Pacific Coast, стр. 122. Priest Rapids was a dam proposed for the mainstem Columbia River above the town of Richland, Washington.

10. Washington State Fisheries Board, Meeting of Fisheries Executives of the Pacific Coast, стр. 122.

11. Washington State Fisheries Board, Meeting of Fisheries Executives of the Pacific Coast, стр. 80.

12. H. O'Mallcy, Symposium on Fisheries and Fishery Investigations: Our Opportunities, Our Responsibilities, part II: Proceedings of the Divisional Conference, January 4—7, 1927, in Progress in Biological Inquiries 1926, под ред. E. Higgins, Appendix 7 to the Report of the U.S. Commissioner of Fisheries for 1927, Bureau of Fisheries Document No. 1029, Washington, DC, 1928.

13. E. Higgins, ed., Progress in Biological Inquiries 1926, Appendix 7 to the Report of the U.S. Commissioner of Fisheries for 1927, Bureau of Fisheries Document No. 1029, Washington, DC, 1928.

14. Higgins, Progress in Biological Inquiries 1926.

15. Рыбоводы сегодня разрабатывают ревизионистскую историю своего ремесла, которая отрицает, что от рыбоводства ожидали компенсации «всех возможных деструктивных воздействий». См. Higgins, Progress in Biological Inquiries 1926.

16. W. Ricker, The Fisheries Research Board of Canada—Seventy-five Years of Achievements, Journal of Fisheries Research Board of Canada 32(8)-1465-1490(1975).

17. R. Van Cleve, The School of Fisheries, The Progressive Fish-Culturist 14(4l: 159-164 (1952).

18. S. Gordon, Scientific Management: Our Future Fisheries Jobs, Transactions of the American Fisheries Society, Sixty-third Annual Meeting, 1933, Columbus, OH.

19. Например, Finley спрашивал профессора университетского колледжа штата Орегон R. E. Dimick знает ли тот о каких-либо свидетельствах того, что выпуск 122 миллионов мальков за $261,000 в действительности сколько-нибудь повысил уловы в реках Орегона. W. Finley, Letter to R. E. Dimick, June 6, 1935, Oregon State Universin, Archives, Corvallis, Dimick Papers, Correspondence with W. Finley.

20. W. Mathewson, William L. Finley: Pioneer Wildlife Photographer (Corvallis: Oregon State University Press, 1986).

21. Investigation of Ousting of Finley Proposed, Oregon Journal (Portland), January 12, 1920; см. также Make Finley Biologist Is [Governor] Ulcott View, Oregon Journal, December 23, 1919; and School Children Getting Up Big Finley Petition, Oregon Journal, December 12, 1919, стр. 4.

22. The Reason for Finley, Oregon Journal (Portland), December 30, 1919, стр. 6.

23. Pacific Fishery Management Council, Amendment 13 to the Pacific Coast Salmon Plan: Fishery Management Regime to Ensure Protection and Rebuilding of Oregon Coastal Natural Coho, Portland, OR, 1997.

24. L. Mapes, Wildlife Director May Lose His Job, Seattle Times, March 10, 1998.

25. Oregon Game Commission, First Progress Report of the Ten-Year Plan, Portland, 1932.

26. E. Moore, Report of the Vice President, Division of Fish Culture, New York State Conservation Commission, Transactions of the American Fisheries Society, Fifty-fifth Annual Meeting, 1925, Denver, стр. 17-23.

27. Интервью с Phil Schneider, former Oregon Game Commission director, August 10, 1995.

28. Oregon Fish Commission, Biennial Report of the Fish Commission of the State of Oregon to the Governor and die Thirty-ninth Legislative Assembly, 1937, State of Oregon, Salem, 1937.

29. D. Allen, Our Wildlife Legacy (New York: Funk and Wagnalls, 1962).

30. J. R. Dunn, Charles Henry Gilbert (1859-1928): An Early Fishery Biologist and His Contribution to Knowledge of Pacific Salmon (Oncorhynchus spp.), Reviews m Fisheries Science 4(2): 133-184 (1996).

31. D. S. Jordan, The Salmon of the Pacific, Pacific Fisherman 2: 1 (1904).

32. В 1972 в своей статье Ricker писал, что в 1930-е годы многие биологи считали каждый вид лосося гомогенным. W. Ricker, Hereditary and Environmental Factors Affecting Certain Salmonid Populations, in The Stock Concept of Pacific Salmon, H. R. MacMillan Lectures in Fisheries, под ред. R. Simon and P. Larkin (Vancouver: University of British Columbia, 1972).

33. Salmon Marking Experiments on the Pacific Coast, Pacific Fisherman 2(6): (1904).

34. Эта теория отстаивалась ещё в 1928 году, когда Willis Rich и Harlan Holmes проводил иучения, доказывающие , что время миграции определяется наследственностью. W. H. Rich and H. B. Holmes, Experiments in Marking Young Chinook Salmon on the Columbia River, 1916 to 1927, Bulletin of the Bureau of Fisheries, Document No. 1047, Washington, DC, 1929.

35. C. H. Gilbert, Age at Maturity of the Pacific Coast Salmon of the Genus Oncorhynchus, Bulletin of the Bureau of Fisheries, Washington, DC, 1913.

36. Протицировано в Dunn, Charles Henry Gilbert.

37. Смотри W. H. Rich, Local Populations and Migration in Relation to the Conservation of Pacific Salmon in the Western States and Alaska, Contribution No. 1, Department of Research, Fish Commission of the State of Oregon, Salem, 1939; A. G. Huntsman, "Races" and "Homing" of Salmon, Science 85(2216): 582-583 (1937); and W. H. Rich, "Homing" of Pacific Salmon, Science 85(2211): 477-78 (1937).

38. Dunn, Charles Henry Gilbert.

39. Утверждения о более высокой эффективности искусственного разведения лосося по сравнению с естественным смотри в: V. Smith, Fish Culture Methods in the Hatcheries of the State of Washington, Washington State Fish Commission, Olympia, 1919, стр. 6; Washington State Department of Fisheries and Game, Thirtieth and Thirty-first Annual Reports of die State Fish Commissioner to the Governor of the State of Washington, Olympia, 1921, стр. 17; and Oregon State Fish and Game Protector, Third and Fourth Annual Reports of die State

40. M. C. Healey, Variation in the Life History Characteristics of Chinook Salmon and Its Relevance to Conservation of the Sacramento Winter Run of Chinook Salmon, Conservation Biology 8(5): 876-877 (1994); M. C. Healey and A. Prince, Scales of Variation in Life History Tactics of Pacific Salmon and the Conservation of Phenotype and Genotype, in Evolution and the Aquatic Ecosystem: Defining Unique Units in Population Conservation, под ред.]. L. Nielsen and D. A. Powers, American Fisheries Society Symposium 17, Bethesda, MD, 1995, стр. 176-184; and P. E. Reimers, The Length of Residence of Juvenile Fall Chinook Salmon in Sixes River, Oregon, Research Reports of the Fish Commission of Oregon 4(2): 3-43 (1973). см. также M. Schluchter and J. A. Lichatowich, Juvenile Life Histories of Rogue River Spring Chinook Salmon Oncorhynchus tshawytscha (Walbaum), as Determined from Scale Analysis, Information Report Series, Fisheries No. 77-5. Oregon Department of Fish and Wildlife, Corvallis, 1977; and L. M. Orl and M. C. Healey, Differences in Enzyme Frequency and Body Morphology among Three Juvenile Life History Types of Chinook Salmon (Oncorhynchus tshawytscha) in the Nanaimo River, British Columbia, Canadian Journal of Fisheries and Aquatic Sciences 41: 1070-1077 (1984). Смотри также Independent Scientific Group, Return to the River: Restoration of Salmonid Fishes in the Columbia River Ecosystem, Northwest Power Planning Council, Portland, OR, 1996; and W. F. Thompson, An Approach to Population Dynamics of the Pacific Red Salmon, Transactions of the American Fisheries Society 88(3):206-209 (1959).

41. W. H. Rich, Early History and Seaward Migration of Chinook Salmon in the Columbia and Sacramento Rivers, Bulletin of the Bureau of Fisheries No. 37, Washington, DC, 1920; и W. H. Rich, Progress in Biological Inquiries, July 1 to December 31, 1924, Bureau of Fisheries Document No. 990, Washington, DC, 1925.

42. Rich and Holmes, Experiments in Marking Young Chinook Salmon on the Columbia River.

43. F. A. Davidson, "Migration" and "Homing" of Pacific Salmon, Science 86(2220}: 55-56 (1937).

44. Rich, Local Populations and Migration in Relation to the Conservation of Pacific Salmon.

45. Oregon Fish Commission, Biennial Report of the Fish Commission of the State of Oregon to the Governor and the Fortieth Legislative Assembly, 1939, State of Oregon, Salem, 1939.

46. T. A. Flagg and four others, The Effect of Hatcheries on Native Coho Salmon Populations in the Lower Columbia River, in Uses and Effects of Cultured Fishes in Aquatic Ecosystems, под ред. H. L. Schramm, Jr., и R. G. Piper. American Fisheries Society Symposium 15, Bethesda, MD, 1995, стр. 366-375.

47. A. C. Benke, A Perspective on America's Vanishing Streams, Journal of North American Benthological Society 9(1): 77-88 (1990).

48. A. C. Benke, A Perspective on Americas Vanishing Streams, Journal of North American Benthological Society 9(1): 77-88 (1990).

Глава 8

1. R. Burgner, Life History of the Sockeye Salmon, in Pacific Salmon Life Histories, под ред. C. Groot и L. Margolis (Vancouver: University of British Columbia Press, 1991), стр. 3-117.

2. Burgner, Life History of the Sockeye Salmon.

3. F. Ward и P. Larkin, Cyclic Dominance in Adams River Sockeye Salmon, International Pacific Salmon Fisheries Commission, Progress Report No. 11, New Westminster, BC, 1964.

4. J. Roos, Restoring Fraser River Salmon: A History of the International Pacific Salmon Fisheries Commission, 1957-1985, Pacific Salmon Fisheries Commission, Vancouver, BC, 1991.

5. Данные по уловам и количеству рыбы, прошедшей на нерест взяты у Ian Guthrie из Pacific Salmon Commission, August 2, 1995.

6. W. Ricker, Effects of the Fishery and of Obstacles to Migration on the Abundance of Eraser River Sockeye Salmon (Oncorhynchus nerka), Canadian Technical Report of Fisheries and Aquatic Sciences No. 1522, Nanaimo, BC, 1987.

7. Roos, Restoring Fraser River Salmon; см. также A. Netboy, The Salmon: Their Fight for Survival (Boston: Houghton Mifflin, 1974); и R. E. Foerster, The Sockeye Salmon, Bulletin No. 162, Fisheries Research Board of Canada, Ottawa, 1968.

8. W Ricker, Hells Gate and the Sockeye, Journal of Wildlife Management 11(1): 10—20 (1947); см. также Roos, Restoring Fraser River Salmon.

9. Ricker, Effects of the Fishery and of Obstacles to Migration.

10. Roos, Restoring Fraser River Salmon.

11. H. W. McKervill, The Salmon People: The Story of Canada's West Coast Salmon Fishing Industry (Sidney, BC: Gray's Publishing, 1967); см. также Roos, Restoring Fraser River Salmon,

12. McKervill, The Salmon People.

13. Roos, Restoring Fraser River Salmon.

14. Ricker, Effects of the Fishery and of Obstacles to Migration.

15. D. L. Boxberger, To Fish in Common; The Ethnohistory of Lummi Indian Salmon Fishing (Lincoln: University of Nebraska Press, 1986).

16. Boxberger, To Fish in Common.

17. Boxberger, To Fish in Common.

18. G. Meggs, Salmon: The Decline of the British Columbia Fishery (Vancouver, BC: Douglas и McIntyre, 1991).

19. Meggs, Salmon: The Decline of the British Columbia Fishery.

20. Boxberger, To Fish in Common; см. также C. Lyons, Salmon: Our Heritage (Vancouver, BC: Mitchell Press, 1969).

21. Lyons, Salmon: Our Heritage.

22. Roos, Restoring Fraser River Salmon; см. также Lyons, Salmon; Our Heritage.

24. Boxberger, To Fish trt Common, стр. 99.

25. Lyons, Salmon Our Heritage, стр. 327-328.

26. J. Crutchfield and G. Pontecorvo, The Pacific Salmon Fisheries: A Study of Irrational Management (Baltimore: Resources for the Future/Johns Hopkins Press 1969).

27. L. H. Darwin, Thirtieth and Thirty-first Annual Reports of the State Fish Commissioner, Seattle, 1921, стр. 15.

28. R. E. Bilby, B. R. Fransen, и P. A. Bisson, Incorporation of Nitrogen and Carbon from Spawning Coho Salmon into the Trophic System of Small Streams: Evidence from Stable Isotopes, Canadian Journal of Fisheries and Aquatic Sciences 53(1): 164-173 (1996}, см. также G. A. Larkin и P. A Slaney, Implications of Trends in Marine-Derived Nutrient Influx to South Coastal British Columbia Salmonid Production, Fisheries 22(11): 16-24 (1997).

29. Roos, Restoring Fraser River Salmon.

30. Roos, Restoring Fraser River Salmon.

31. US Congressional Record, Seventy-first Congress, Third Session, 1931, volume 74, стр. 392-393.

32. Roos, Restoring Fraser River Salmon.

33. W. M. Freeman, The Memoirs of Millet Freeman 1875-1955 (1956), General stacks, Fisheries Library, University of Washington, Seattle.

34. Netboy, The Salmon Their Fight for Survival.

35. Northwest Power Planning Council, Compilation of Information on Salmon and Steelhead Losses in the Columbia River Basin, Portland, OR, 1986.

36. W. Rich, Future of the Columbia River Salman Fisheries, Stanford Jchthyological Bulletin 2(2)- 37-47 (1940).

37. W. Thompson, An Outline for Salmon Research in Alaska, Fisheries Research Institute Circular 18, University of Washington, Seattle, 1951.

38. H. McGuire, First and Second Annual Reports of the Fish and Game Protestor, Salem, OR, 1894.

39. R. Neuberger, Our Promised Land (New York: Macmillan, 1938).

40. Oregon Fish Commission, Biennial Report for 1933 и 1934, Portland 1935.

41. Oregon Fish Commission, Biennial Report for 1933 и 1934.

42. В 1980 году рыболовные агентства посчитали необходимым издать на 54 страницах перечень и описание различных агентств и комитетов, управляющих лососем на Колумбии.

43. Oregon State Planning Board, A Study of Commercial Fishing Operations on the Columbia River, Report Submitted to the Governor or Oregon, Salem, 1938.

44. Washington State Senate, Report on the Problems Affecting the Fisheries of the Columbia River, Columbia River Fisheries Interim Investigating Committee, Olympia, 1943.

45. D Parman, Inconsistent Advocacy: The Erosion of Indian Fishing Rights in the Pacific Northwest, 1933-1956, Pacific Historical Review 53: 163-189 (1983).

46. Washington State Senate, Report on the Problems Affecting the Fisheries.

47. Address by B. M Brennan, Director of Fisheries, State of Washington, to the legislative Meeting of the Columbia River Fisheries Protective Union at Astoria, Oregon, October 1, 1940, National Archives, Washington, DC, Record Group 22.

48. W. Rich, The Present State of the Columbia River Salmon Resources, Contribution No. 3, Oregon Fish Commission, Salem, 1941; см. также W. Rich, Fishery Problems Raised by the Development of Water Resources, Contribution No 2, Oregon Fish Commission, Salem, 1940; W. Rich, Future of the Columbia River Salmon Fisheries, Stanford Ichthyological Bulletin 2(2): 37-47 (1940); W. Rich, The Biology of Columbia River Salmon, Northwest Science 40(1): 3-14 (1935); и J. Craig, The Effects of Power and Irrigation Projects on the Migratory Fish of the Columbia River, Northwest Science 40(1): 19-22 (1935); см. также L. Griffin, Certainties and Risks Affecting Fisheries Connected with Damming the Columbia River, Northwest Science 40(2): 25—30 (1935).

49. Griffin, Certainties and Risks Affecting Fisheries Connected with Damming the Columbia River.

50. W. Rich, F Fish, M. Hanavan, и H Holmes, Memorandum to Elmer Higgins, Program and Policy for the Fish and Wildlife Service in Respect of the Salmon Fisheries of the Columbia River, February 9, 1944, National Archives, Pacific Northwest Region, Seattle, Record Group 77, Box 34621.

51. Rich, Fish, Hanavan, и Holmes, Program and Policy for the Fish and Wildlife Service.

52. Rich, Fish, Hanavan, и Holmes, Program and Policy for the Fish and Wildlife Service.

53. Rich, Fish, Hanavan и Holmes, Program and Policy for the Fish and Wildlife Service.

54. Rich, The Present State of the Columbia River Salmon Resources.

55. J. Barnaby, Memorandum to Director, Fish and Wildlife Service, Development of the Salmon Fisheries of the Lower Columbia River, 1945, National Archives, Pacific Northwest Region, Seattle, Record Group 22, Box 12.

56. F. Bell, Guarding the Columbia's Silver Horde, Nature Magazine 29(1): 43-47 (1937); см. также R. Neuberger, The Great Salmon Experiment, Harper's Magazine 190(1137): 229-236 (1945).

57. City of Tacoma, Washington, Undated sixteen-page document on the letterhead of the Department of Public Utilities, National Archives, Washington, DC, Record Group 48, Box 865.

58. W G Robbins, Landscapes of Promise: The Oregon Story, 1800-J940 (Seattle: University of Washington Press, 1997).

59. Columbia Basin Fisheries Development Association, Wealth of the River: A Presentation of Fact Concerning the Columbia River Salmon Industry and a Petition for the Conservation of This Industry Submitted with Reference to Proposals to Construct High Dams on the Columbia River and Its Tributaries, Astoria OR, 1945.

60. The Columbia River Fisheries Development Association included the U. S. Fish and Wildlife Service Washington Department of Fisheries, Washington Department of Game, Oregon Fish Commission, Oregon Game Commission, Idaho Fish and Game Commission, Columbia River Fishermens Protective Union, Columbia River Salmon and Tuna Packers Association International Fishermen and Allied Workers Oregon Legislative Fisheries Committee Washington Legislative Interim Fisheries Committee, Indian Tribal Council and Northwest Federation of Indians.

61. W. Gardner, Memo to Secretary of Interior, Columbia River Dams and Salmon, March 6, 1947 National Archives Washington, DC Record Group 48.

62. R. W. Scheufele, History of the Columbia Basin Inter-Agency Committee Pacific Northwest River Basins Commission, Vancouver, WA (no date perhaps 1970).

63. Roos, Restoring Fraser River Salmon.

64. A. Robertson Further Proof of the Parent Stream Theory Transactions of the American Fisheries Society 51 87-90 (1921).

65. L. Roval, The Effects of Regulatory Selectivity on the Productivity of Fraser River Sockey Salmon The Canadian Fish Citlturtst 14 1—12 (1953).

66. All Sockeve Hatcheries Closed in British Columbia, Pacific Fisherman 34(5) 17 (1936).

67. Rich, Local Populations and Migration in Relation to the Conservation of Pacific Salmon.

68. L. L. Laythe, The Fishery Development Program in the Lower Columbia River, Transactions of the American Fisheries Society September 13-15 1948 Atlantic City, N].

69. C. G. Davidson, Fisheries and Other Resources in the Columbia Basin Statements made by C. Girard Davidson under questioning by the Public Works Committee of the U. S. Senate 1949, стр. 41-55 National Archives Pacific Northwest Region, Seattle, Record Group 22.

70. U. S. Fish and Wildlife Service, A Program for the Preservation of the Fisheries of the Columbia River Basin, 1951, National Archives Washington DC Record Group 48.

71. D. L. Bottom To Till the Water A History of Ideas in Fisheries Conservation in Pacific Salmon and Their Ecosystem Status and Future Options под ред. D. J. Stouder, P. A. Bisson, и R. J. Nairnan (New York Chapman and Hall 1997) стр. 569-597.

72. Roos, Restoring Fraser River Salmon.

73. Pacific Northwest Field Committee, Reevaluanon of rhe Columbia River Fishery Program—Interim Report, Porrland, OR, 1950, National Archives.

74. Такое отношение все ещё портит менеджмент лососёвых. Недавно, после работы над научным обзором в составе группы независимых экспертов на Колумбии, я обсуждал рекомендации рабочей группы с менеджером лосося. Он не соглашался с требованием группы о дополнительном исследовании новых подходов к восстановлению рек и оценки существующих подходов. Утверждая, что представляет мнение и других менеджеров лосося, он заявлял, что необходимо действовать, а не изучать.

75. U. S. Fish and Wildlife Service Сборник материалов конференции с участием региональных и федеральных агнтств по разработке программы биоинженерных исследований для решения проблем миграции рыбы через высокие плотины и связанных с этим проблем, 19M, National Archives, Washington, DC, Record Group 48.

76. J. Brinckman, Three Billion Later Columbia Basin Salmon Dwindle, Oregonian (Portland) July 27, 1997, section A.

77. P. Hirt, A Conspiracy of Optimism (Lincoln University of Nebraska Press, 1994).

78. B. Hutchison, The Fraser (Toronto Clarke, Irvin in and Company 1950).

79. Roos, Restoring Fraser River Salmon.

80. F. Andrew и G. Geen, Sockeye and Pink Salmon Production in Relation to Proposed Dams in the Fraser River System Bulletin No 11, International Pacific Salmon Fisheries Commission New Westminster BC, I960.

81. Haig-Brown процитирован у R. Bocking, Mighty River (Vancouver, BC Douglas и Mclntvre, 1997).

82. F. Neave, Stream Ecology and Production of Anadromous Fish, in The Investigation of Fish-power Problems, H R MacMillan Lectures in Fisheries под ред. P. Larkin (Vancouver University of British Columbia, 1958) стр. 43-48.

83. Roos, Restoring Fraser River Salmon. Не было необходимости перекрывать основное русло Фрейзера или его притоки в ареале распространения лосося, уничтожая среду его обитания, что хорошо иллюстрируется проектом Нечако-Кемано. Верховья реки Нечако были перекрыты выше водопада, вне пределов обитания лосося, однако, вода из запруды была через тоннель отведена из бассейна Фрейзер в реку побережья - Кемано, где была использована в генерации электроэнергии для производства алюминия. Уменьшение уровня воды в Нечако губительно сказалось на лососе. Нерка погибала из-за высоких температур еще до нереста, а продуктивность чавычи в этой области снизилась. Канадское правительство предоставило алюминиевой компании экстраординарную свободу от ограничений по защите окружающей среды. Проблемы рыболовства, созданные проектом еще тридцать пять лет оставались предметом споров и конфликтов, но так никогда и не были разрешены.

86. R. Hilborn и J. Winton, Learning to Enhance Salmon Production: Lessons from the Salmonid Enhancement Program, Canadian Journal of Fisheries and Aquatic Sciences 50(9): 2043-2056 (1993).

87. R. Leffler, The Program of the U.S. Fish and Wildlife Service for the Anadromous Fishes of the Columbia River, Bulletin of the Oregon State Game Commission 10: 3-7 (1959).

88. R. J. Wahle и R. R. Vreeland, Bioeconomic Contribution of Columbia River Hatchery Fall Chinook Salmon, 1961 through 1964 Broods, to the Pacific Salmon Fisheries, fisheries Bulletin 76(1): 179-208 (1978).

89. T. A. Flagg и four others, The Effect of Hatcheries on Native Coho Salmon Populations in the Lower Columbia River, in Uses and Effects of Cultured Fishes in Aquatic Ecosystems, под ред. H. L. Schramm, Jr. и R G. Piper, American Fisheries Society Symposium 15, Bethesda, MD, 1995, стр. 366-375; см. также National Research Council, Upstream Salmon and Society in the Pacific Northwest (Washington, DC- National Academy Press, 1996); and Independent Scientific Group, Return to the River: Restoration of Salmonid Fishes in the Columbia River Ecosystem, Northwest Power Planning Council, Portland, OR, 1996.

90. C. Geera, The Interpretation of Culture (New York Basic Books, 1973).

91. F. Dyson, Imagined Worlds (Cambridge- Harvard L Diversity Press, 1997).

92. Roos, Restoring Fraser River Salmon.

93. C. Wilkinson и D, Conner, The Law of the Pacific Salmon Fishery Conservation and Allocation of a Transboundary Common Property Resource, Kansas law Review 32(1)- 109 (1983).

94. J. Hutchings, C Walters, и R. Haedrich, Is Scientific Inquiry Incompatible with Government Information Control? Canadian Journal of Fisheries and Aquatic Sciences 54(5): 1198-1210 (1997).

Глава 9

1. Pacific Fishery Management Council, Freshwater Habitat, Salmon Produced and Escapements, for Natural Spawning along the Pacific Coast of the United States, Portland, OR, 1979.

2. National Research Council, Upstream Salmon and Society in the Pacific Northwest (Washington, DC National Academy Press, 1996); см. также Wilderness Society, The Living Landscape, volume 2: Pacific Salmon and Federal Lands Washington, DC, 1993.

3. W. Nehlsen, J. E. Williams, и J. A. Lichatowich, Pacific Salmon at the Crossroads: Stocks at Risk from California, Oregon, Idaho, and Washington Fisheries 16(2): 4-21 (1991).

4. R. S. Waples, Definition of "Species" Under the Endangered Species Act Application to Pacific Salmon, NOAA Technical Memorandum, NMFS F/NWC-194, U S. Department of Commerce, National Marine Fisheries Service, Seattle, 1991. Waples дает такое определение ESU: "Популяция (или группа популяций) будет считаться «отдельной» (а отсюда – «видом») для целей ESA, если она представляет собой эволюционно значимую единицу(ESU) биологического вида. Популяция должна удовлетворять двум критериям, чтобы считаться ESU: 1) Она должна размножаться изолированно от других, принадлежащих к этой же популяции групп, и 2) Она должна представлять важную компоненту эволюционного наследства вида."

5. National Marine Fisheries Service, Progress of Species Status Reviews m NMFS Northwest Region, www.nwr noaa gov, updated August 5, 1998.

6. T. Gresh, J. Lichatowich, и P. Shoonmaker, An Estimation of Historical and Current Levels of Salmon Production in the Northeast Pacific Ecosystem: Evidence of a Nutrient Deficit, Draft Report to Interrain Pacific, Portland, OR, 1998

7. M. Dawson, Buck. Save Fish from ESA, Peninsula Daily News (Port Angeles, WA), August 27, 1997.

8. N. Langston, Forest Dreams, Forest Nightmares (Seattle: University of Washington Press, 1995).

9. Oregon Production Index (OPI) включает продукцию из кижуча, полученную на побережье от юго-запада штата Вашингтон до северной Калифорнии.

10. R. Mullen, Oregon's Commercial Harvest of Coho Salmon Oncorhynchus kisutch (Walbaum], 1892-1960, Information Report Series, Fisheries No. 81-3, Oregon Department of Fish and Wildlife, Portland, 1981.

11. Oregon Fish Commission, Biennial Report, Portland, 1955.

12. Oregon Fish Commission, Biennial Report July 1, 1962-June 30, 1964, Portland, 1964.

13. Oregon Fish Commission, Biennial Report July 1, 1960-June 30, 1962, Portland, 1962.

14. Oregon Fish Commission, Biennial Report July 1, 1962-June 30, 1964, стр. 16.

15. E. Jeffries, Present; Role and Challenge of Fish Culture m the Northwest, in Proceedings of the Twenty-sixth Annual Northwest Fish Culture Conference, Otter Rock, Oregon, December 3—5, 1975, под ред. J. Brophy, Oregon Aqua-Foods, Newport, OR, 1975, 167-174.

16. C. Finley, Dwindling Coho Salmon Runs Leave Oregon in Quandary, Oregonian (Portland), November 16, 1993.

17. Resource Development Branch of Department of Fisheries Vancouver, Hatcheries in British Columbia, part 1, Western Fisheries, April 1971, стр. 12-41, см. также Resource Development Branch of Department of Fisheries Vancouver, Hatcheries in British Columbia, part 2, Western Fisheries, May 1971, стр. 72-78.

18. P. Larkin, Play It Again Sam— Эссе об оздоровлении лососёвых (с приложениями B. Campbell и C. Clay), Journal of Fisheries Research Board of Canada 31. 1433-1439 (1974).

19. J. Winton, Supplementation of Wild Salmonids. Management Practices in British Columbia, M.S thesis, University of Washington, Seattle, 1991.

20. T. Glavin, Dead Reckoning Confronting the Crisis in Pacific Fisheries (Vancouver Douglas и McIntyre, 1996).

21. Larkin, Play It Again Sam.

22. T. Cummings, Private Salmon Hatcheries in Oregon 1986, Processed Report Oregon Department of Fish and Wildlife, Portland, 1987.

23. U. S. Army Corps of Engineers, Lower Snake River Fish and Wildlife Compensation Plan, Special Report, Walla Walla [WA] District, 1975.

24. Washington State Department of Fisheries, Fisheries volume III Olympia, 1960, стр. 201.

25. National Research Council, Upstream.

26. J. Lichatowich, H. Wagner и T. Nickelson, Summary of Salmon Task Force Meetings Oregon Department of Fish and Wildlife, Portland, 1978.

27. Glavin, Dead Reckoning.

28. P. Pearse, An Assessment of the Salmon Stock Development Program of Canada’s Pacific Coast, Final Report to Department of Fisheries and Oceans Vancouver, BC 1994.

29. A. Rose, High-tech Hatcheries a Failure, Vancouver (BC) Globe and Mail August 1, 1992.

30. R. Hilborn and J. Winton, Learning to Enhance Salmon Production Lessons from the Salmonid Enhancement Program, Canadian Journal of Fisheries and Aquatic Sciences 50: 2043-2056(1993).

31. National Research Council, Upstream, см. также Independent Scientific Group Return to the Rivet Restoration of Salmonid Fishes in the Columbia River Ecosystem Northwest Power Planning Council, Portland, OR, 1996, and National Fish Hatchery Review Panel, Report of the National Fish Hatcher, Review Panel The Conservation Fund, Arlington, VA, 1994.

32. Cummings, Private Salmon Hatcheries in Oregon.

33. C. Finley, Ocean Ranching Hits a Snag When Profits Turn Belly-up, Oregon tan (Portland), August 26, 1990.

34. D. Tims, OreAquaTurning Salmon into Fertilizer, Oregonian (Portland), October 5, 1990.

35. I. Griffith, Port Takes a Giant Gamble with TinyCoho Oregonian (Portland) March 25, 1995.

36. W. J. Ebel, Panel 2 Fish Passage Problems and Solutions to Major Passage Problems, in Columbia River Salmon and Steelhead, Proceedings of a symposium, March 5-6, 1976, edited by E. Schwiebert, American Fisheries Society Special Publication 10, Washington, DC, 1977, стр. 33-39.

37. U. S. Fish and Wildlife Service, Proceedings of the Lower Snake River Compensation Plan Status Review Symposium, Boise, ID, 1998.

38. Washington State Department of Fisheries, Salmon 2000 Technical Report, Phase 2 Puget Sound, Washington Coast and Integrated Planning, Olympia, 1992.

39. C. Ebbesmeyer и five others, 1976 Step in the Pacific Climate Fort) Environmental Changes between 1968—1975 and 1977—1984, in Proceedings of the Seventh Annual Pacific Climate (PACLIM) Workshop, April 1990, edited by J. Betancourt и V. Tharp, Technical Report 26, California Department of Water Resources Interagency Ecological Studies Program, Sacramento, 1991.

40. T. Nickelson, Influences of Upwelling, Ocean Temperature and Smolt Abundance on Marine Survival of Coho Salmon (Oncorhynchus kisutch) in the Oregon Production Index, Canadian Journal of Fisheries and Aquatic Sciences 43(3): 527-535 (1986).

41. D. Ware и R. Thompson, Link Between Long term Variability in Upwelling and Fish Production m the Northeast Pacific Ocean, Canadian Journal of Fisheries and Aquatic Sciences 48(12): 2296-2306 (1991}.

42. R. Francis, Climate Change and Salmonid Production in the North Pacific Ocean, in Proceedings of the Ninth Annual Pacific Climate (PACLIM) Workshop, под ред. K. Redmond и V. Tharp, Technical Report 34, California Department of Water Resources Interagency Ecological Studies Program Sacramento, 1993, стр. 33-43.

43. Nickelson, Influences of Upwelling, см. также R Francis и S Hare Decadal-scale Regime Shifts in the Large Marine Ecosystems of the Northeast Pacific A Case for Historical Science, Fisheries Oceanography 3(4): 270-291 (1994), и R Beamish и D Bouillion, Pacific Salmon Production Trends in Relation to Climate, Canadian Journal of Fisheries and Aquatic Sciences 50(5): 1002-1016 (1993).

44. Independent Scientific Group, Return to the River.

45. В середине 1970-ых, как специалист, недавно поступивший на работу Департамент Рыбы и Дичи штата Орегон, я был направлен на ориентационный семинар для работников, который включал раздел под названием «Компромисс – это игра» В нем администратор департамента внушал юным биологам что индустриальное развитие и разрушение среды обитания неизбежны, и что работа департамента (наша работа) состоит в том, чтобы улучшать рыбоводство, как только это возможно. Нам говорили, что всем, включая среду обитания и дикого лосося, можно поступиться. Эта встреча глубоко обеспокоила меня, и, в какой-то степени, там было брошено семя, из которого потом появилась и эта книга.

46. N. Carter, Multi fishery Activity in Oregon Commercial Fishing Fleets An Economic Analysis of Short-run Decision-making Behavior, Ph D dissertation, Oregon State University, Corvallis 1981.

47. B. Monroe, State Fisheries Chief Martin Might Take Scientific Approach to Politics, Oregonian (Portland), April 9, 1995.

48. Oregon Department of Fish and Wildlife, Comprehensive Plan for Production and Management of Oregon’s Anadromous Salmon and Trout, part II, Coho Salmon Plan, Oregon Department of Fish and Wildlife, Portland, 1982.

49. T. E. Nickelson, M. F. Solazzi, и S. L. Johnson, Use of Hatchery Coho Salmon (Oncorhynchus kisutch) Presmolts to Rebuild Wild Populations in Oregon Coastal Streams, Canadian Journal of Fisheries and Aquatic, Sciences 43: 2443-2449 (1986).

50. S. Wright, Fishery Management of Wild Pacific Salmon Stocks to Prevent Extinctions, fisheries 18(5): 3-4 (1993).

51. R. Hilborn, Hatcheries and the Future of Salmon in the Northwest, Fisheries 17(1): 4-8 (1992).

52. C. Walters, Fish on the Line The Future of Pacific Fisheries, A Report to the David Suzuki Foundation, Vancouver BC, 1995.

53. B. Riddell, Spatial Organization of Pacific Salmon What to Conserve In Genetic Conservation of Salmonid Fishes под ред. J. Cloud и G. Thorgaard (New York Plenum Press, 1993).

54. W. F. Thompson, Fishing Treaties and the Salmon of the North Pacific, Science 150: 1786-1789(1965).

55. B. Espenson, Tribes Rip Council s Hatches Report, The Columbia Basin Bulletin, January 11—15, 1999, www. nwppc.org/bulletin.htm.

56. M. Marsh, opinion, civil no 92-973 MA (lead) in the United States District Court for the District of Oregon 1994, стр. 36-37.

57. R. Bunting The Pacific Raincoast Environment and Culture in an American Eden, 1778-1900 (Lawrence University Press of Kansas, 1997).

58. G. Meffe, Techno-arrogance and Halfway Technologies Salmon Hatcheries on the Pacific Coast of North America, Conservation Biology 6(3): 350-354 (1992).

Эпилог

1. T. Berry, The Dream of the Earth (San Francisco Sierra Club Books, 1988).

2. A. Durning, This Place on Earth (Seattle Sasquarch Books, 1996), стр. 247. Историю мифов, используемых при управлении лососевыми, см. J. A. Lichatovich, L. E. Mobrand, R. J. Costello, и T. S. Vogel, A History of Frameworks Used in the Management of Columbia River Chinook Salmon, Report Submitted to Bonneville Power Administration, Portland, OR, 1996.

3. J. Crutchfield и C. Pontecorvo, The Pacific Salmon Fisheries A Study of Irrational Management (Baltimore Resources for the Future/Johns Hopkins Press, 1969).

4. National Research Council, Upstream Salmon and Society in the Pacific Northwest (Washington, DC National Academy Press, 1996), а также Independent Scientific Group, Return to the River Restoration of Salmonid Fishes in the Columbia River Ecosystem ISG Draft, September 1996 Portland, OR.

5. Emerging Issue Long Wav from Salmon Consensus The Elway Poll 1(5): 3 (1992).

6. J. Brinckman, Salmon Tops Environmental Worries, Oregonian (Portland), December 7, 1997 стр. Al.

7. Dollars, Sense and Salmon An Argument for Breaching Four Dams on the Lower Snake River Idaho Statesman (Boise), September 22, 1997.

8. C. Meine Aldo Leopold His Life and Work (Madison University) of Wisconsin Press, 1987).

9. Meine, Aldo Leopold His Life and Work.

10. A. F. McEvoy, The Fishermans Problem Ecology and Law in the California Fisheries, 1850-1980 (New York Cambridge University Press, 1986).

11. N. Langston, Forest Dreams, Forest Nightmares (Seattle University of Washington Press, 1995).

12. F. Allendorf, The Conservation Biologist as Zen Student, Conservation Biology 11(5): 1045-1046(1997).

13. Columbia River from 1859 to 1963, Washington Department of Fisheries, Fisheries Research Papers 2(4): 19-31 (1966).

185