СЕМИНАР №1

Основные теоретико-методологические аспекты современной этнопсихологии.

Этническое возрождение на рубеже тысячелетий.

Начиная с 60-70 гг. нашего столетия в мировом масштабе наметились процессы, характеризующиеся стремлением народов сохранить свою самобытность, подчеркнуть уникальность бытовой культуры и психологического склада, всплеском у многих миллионов людей осознания своей принадлежности к определенному этносу– национального самосознания или этнической идентичности, если использовать более привычный для психолога термин.

Это явление, затронувшее население множества стран на всех континентах, вначале даже получило название этнического парадокса современности, так как оно сопутствует все нарастающей унификации духовной и материальной культуры. Но в настоящее время этническое возрождение рассматривается как одна из основных черт развития человечества во второй половине двадцатого века. Почти повсеместный интерес к своим корням у отдельных людей и целых народов проявляется в самых разных формах: от попыток реанимации старинных обычаев и обрядов, фольклоризации профессиональной культуры, поисков «загадочной народной души» до стремления создать или восстановить свою национальную государственность.

К сожалению, когда эти законные интересы сталкиваются с интересами других народов, мы наблюдаем ситуации межэтнической напряженности, например между валлонами и фламандцами в Бельгии или между англо- и франко-канадцами. Очень часто дело доходит до открытых межэтнических конфликтов и кровопролитных войн. В 90-е г.г. среди самых ожесточенных можно выделить столкновения между сербами и хорватами в бывшей Югославии, между народностями тутси и хуту в африканских государствах Бурунди и Руанде.

Но если во всем мире представители разных наук уже более тридцати лет изучают этническое возрождение, то в бывшем СССР, если верить многочисленным специалистам-обществоведам доперестроечной поры, процесс шел в противоположном направлении: национальные общности не только расцветали, но и сближались, а национальный вопрос был полностью решен. На самом деле ситуация в нашей стране не отличалась от мировой, и у многих народов наблюдался рост этнической идентичности и этнической солидарности.

Мы не будем подробно останавливаться на непсихологических причинах небывалого роста этнической солидарности большинства народов бывшего СССР, а только перечислим некоторые из них: 1) имперское колониальное наследие, в частности приоритет православной церкви даже в годы гонений на религию – когда все церкви были «плохие», православная была все-таки немного лучше; 2) преступления против человечества (депортации целых народов, репрессии против национальной интеллигенции); 3) сверхпроизвольность этно-территориального членения страны: только 53 народа из более чем 100, проживавших на территории бывшего СССР, имели свои национальные единицы, причем была установлена их строгая иерархия – союзные республики, автономные республики, автономные области, автономные округа. А статус национально-государственных образований и их границы очень часто определялись без учета численности и реального расселения народов.

В этой ситуации задолго до распада СССР многие этносы стремились к самоопределению, рассматривая существующий порядок как незаконный. Национальная напряженность проявлялась во многих регионах, случались и массовые выступления: например в 70-х – начале 80-х гг. в Грузии, Абхазии, Северной Осетии, Якутии. Но известны они были только специалистам. Этнографы и социологи знали, что на территории СССР существуют многочисленные узлы межнациональных противоречий, которые в любой момент могут вспыхнуть – Абхазия, Нагорный Карабах, Южная Осетия и многие другие. И все-таки кризис конца 80-х гг., когда гласность «выпустила джинна из бутылки», застал всех врасплох. Не подготовленными к нему оказались не только государственные структуры, но и научное сообщество, многочисленные специалисты, занимавшиеся доказательством расцвета и сближения наций: историки, философы, социологи, демографы. Не подготовленными оказались и психологи, но по другой причине – этнопсихология в это время находилась в нашей стране в зачаточном состоянии, этнопсихологические исследования не проводились с 30-х г.г., когда их фактически запретили, прямо связывая с расизмом и национализмом.

Но если в жизни современного человека осознание своей принадлежности к определенному народу, поиски его особенностей – в том числе и особенностей психики – играют столь важную роль и оказывают столь серьезное влияние на отношения между людьми – от межличностных до межгосударственных, то совершенно необходимо изучение психологического аспекта этнического фактора. Необходимо развитие этнопсихологии, как и других наук – этносоциологии, этнополитологии, – с разных сторон анализирующих многочисленные «национальные» проблемы, встающие перед современным обществом. Этнопсихологи призваны выяснить, где нужно искать причины столь частого непонимания, возникающего при контактах представителей разных народов; существуют ли какие-либо обусловленные культурой особенности психики, которые заставляют членов одного народа игнорировать, смотреть сверху вниз или дискриминировать представителей другого народа; имеются ли психологические явления, способствующие росту межэтнической напряженности и межэтническим конфликтам. Среди множества вопросов, требующих ответа, и вопрос о психологических причинах роста этнической идентичности в наше время.

Понятие «этнического парадокса».

Этнический парадокс - сложное противоречивое этносоциальное явление, сущность которого заключается в Этническом возрождении, стремлении к обособлению многих народов по национальному признаку и повсеместном обострении межнациональных отношений с конца XX в. в условиях усиления экономической, политической и культурной интеграции нардов мира.

Сей странный феномен называют этническим ренессансом, или этническим парадоксом современности. Дело в том, что почти все сформированные в прошлом доктрины и идеологии (и либеральные, и радикальные) были пронизаны уверенностью, что межнациональная рознь, тем более в варварских ее формах, постепенно должна уходить в прошлое под напором интернационализации экономики и культуры. Но увы, прогнозы не сбылись. Прошлое неожиданно стало будущим. А если учесть, что практически все нынешние государства по этническому составу совсем не однородны, то практически каждое из них (а особенно — федеративные) чревато межэтническими конфликтами.

Фатальная сторона этой проблемы заключается в том, что межэтнические конфликты нельзя предотвратить никаким всеобщим договором о мире и согласии. Договариваться-то будут государства существующие, а конфликты будут порождать «государства», которые только хотят возникнуть. Втолковать же «обиженным» этносам, что их целью должно быть гражданское равенство, обеспечивающее все права на развитие их особой культуры, а не собственное государство, пока еще никому не удавалось.

В этих условиях ничего иного не остается, как надеяться, что нынешний этнический ренессанс иссякнет сам собой. Примерно так, как сегодня, потихоньку «рассасывается» проблема демографического взрыва. В 60 — 70-е годы страшно много шуму наделали прогнозы демографов о грядущем в ближайшие десятилетия катастрофическом перенаселении планеты. Сегодняшние их предсказания гораздо более оптимистичны. И не потому, что нации-государства строго взяли рождаемость под свой контроль (хотя попытки были). Опасность перенаселения планеты уменьшается естественным ходом биосоциального развития: чем выше уровень благосостояния страны, тем ниже в ней рождаемость. А поскольку ответственный за взрывообразный прирост населения мир развивающихся стран (Африки, Азии, Латинской Америки) пусть худо-бедно, но все-таки развивается в соответствии со своим названием, то и рождаемость там рано или поздно упадет. И численность населения Земли стабилизируется.

Подобный сценарий, видимо, ожидает и нынешний всплеск этно-политической активности. Ее вспышки, между прочим, практически обходят стороной мир наиболее развитых, благополучных стран (разве что британский Ольстер портит всю картину). Чем богаче и культурнее страна, тем меньше в ней поводов для межэтнических столкновений. В той же Великобритании Шотландия и Уэльс даже проголосовали за создание своих собственных парламентов, рассчитывая таким образом укрепить свой этнический статус. Но при этом никто и не думает отделяться от Англии и устраивать по этому поводу войны. Последние, по выражению 3. Бжезинского, стали «роскошью, доступной лишь бедным народам этого мира»1. Так что, рано или поздно в мире должно установиться некое подобие этно-политического равновесия, когда все этнические общности, действительно способные сегодня к созданию самостоятельного государства, таковое обретут.

Конечно, подобные рассуждения мало утешают. Когда еще это равновесие установится, а убивают-то сейчас. На это конфликтологии остается повторять свое «золотое правило»: избежать конфликтов нельзя, надо научиться с ними жить и минимизировать издержки. А для этого, в первую очередь, надо научиться понимать природу и специфику всех конфликтов вообще, а уж этнических — в особенности.

Роль социальной этничности в современном мире.

Политическая практика - лишь одна из сфер жизни национальностей. Две другие - социальные и социально-культурные практики в 1990-е годы претерпевали также существенную трансформацию. Это области непосредственного интереса социологов, и об изменениях в них можно судить по результатам специально проведенных исследований. Мы имеем возможность использовать результаты трех исследований, проведенных в республиках с наиболее сложной этнополитической ситуацией (исключив из рассмотрения Чеченскую республику как территорию с особыми обстоятельствами военных действий) - Татарстане, Башкортостане, Саха (Якутии), Северной Осетии-Алании, Туве и двух областях - Оренбургской и Магаданской. Первое исследование - «Национальное самосознание этнических групп и проблемы интеграций в России» было проведено в 1993-1995 гг., второе - «Этнические и административные границы: факторы стабильности и конфликтности» - в 1996-1998 гг., третье «Социальное неравенство этнических групп и проблемы интеграции в РФ» - в 1999-2000 гг. Выборка в первых двух исследованиях составила 1 000 респондентов в каждом из субъектов федерации, в третьем в Саха (Якутии) 1 050 чел., в Татарстане - 1 000 чел., в Башкортостане - 1 317 чел., в Оренбуржье - 1 160 чел.

Представим ряд выводов из этих исследований.

Этничность стала для народов, дающих название республикам, реальным дополнительным социальным ресурсом. Среди татар, якутов, башкир в республиках больше людей, которые считают, что их «положение на работе за последние пять

лет улучшилось» и меньше, чем среди русских, ощущающих, что их «положение ухудшилось». Они реже, чем русские, сталкивались с уменьшением зарплаты или часов работы не по собственному желанию, вынужденным уходом в неоплачиваемый отпуск - Саха (Якутия), Татарстан.

При том, что титульные национальности и русские в республиках примерно одинаково (в сходных условиях города и села) оценивали свое материальное положение, среди татар, якутов и башкир выше доля тех, кто отвечает «все не так плохо и можно жить», и меньше считающих, что «терпеть наше бедственное положение уже невозможно», выше доля людей, относящих себя к условно называемому среднему классу (серединные слои в определении Т.Н. Заславской). В сходных условиях города и села татары, якуты, башкиры чаще, чем русские, считали, что «их собственная жизнь становится лучше» или « в чем-то лучше, в чем-то хуже» и реже, что «становится хуже».

Интересно, что среди русских и титульных национальностей практически одинакова доля тех, кому «уверенность в завтрашнем дне» дает «собственность, капитал», «способность заработать, профессия», но ответ «мой собственный оптимизм» у последних встречается чаще.

Социальное самочувствие национальностей, дающих название республикам, лучше не только в силу изменившегося положения республик. В исследование были включены области с доминирующим русским населением и практически столь же ресурсные, как сравниваемые республики - Оренбургская обл., соседствующая с Башкортостаном и Татарстаном, и Магаданская, соседствующая с Саха (Якутией). И исследование показало, что татары и в Оренбургской области и в Башкортостане (где они не являются «титульной» национальностью) лучше переносят трудности трансформационного времени, оптимистичнее оценивают жизнь, в то время как русские критично оценивают жизнь вне зависимости от региона опроса, а доля отнесших себя к низшему слою здесь даже выше, так же как и тех, кто заявил, что «терпеть наше бедственное положение уже невозможно» (до 40 % в областях и 20-33 % в республиках).

Анализ оценок осуществлялся в разрезе город - село, ибо легко было предположить, что русских больше живет в городах, а у городских и образованных слоев населения всегда запросы выше, и это может влиять на оценки и самочувствие групп. Поэтому данные везде приведены с учетом мнений городских и сельских жителей. Что касается образовательного уровня, то в Татарстане в городах у русских и татар он сейчас практически выровнен, а у горожан в Саха (Якутии) доля специалистов с высшем образованием среди якутов даже выше, чем у русских.

Все это дает основание считать, что более оптимистические оценки у титульных национальностей связаны с общим социальным самочувствием, с их изменившимся статусом в условиях либерализации.

Новую ситуацию этнические группы ощущали через очевидные изменения во властном ресурсе. Если в советское время кадровые назначения в верхних этажах власти жестко регулировались Центром, то теперь открылись новые возможности, которыми титульные этносы сполна воспользовались.

В Госсовете Татарстана свыше 80 % составляют татары (по Всесоюзной переписи 1989 г. татары составляли в республике 48,5 %), преобладают якуты в Ил-Тумене Республики Саха (Якутия) (по оценке они составляют 37 % населения республики), в тувинском Хурале - свыше 80 % тувинцев (в составе населения их 64%). В Татарстане среди глав администраций в конце 1990-х годов из 52 человек 43 были татары, в Саха-Якутии 69 % министров - якуты. А доступ к власти в наше время дает и доступ к собственности.

Властный ресурс - это в значительной мере и символьный ресурс. Не случайно этнические чувства мобилизуются вокруг символьных фигур. М. Шаймиев в глазах татар - лидер, с которым считаются, и не только в Татарстане («Он сможет защитить интересы Татарстана») в глазах русских он - тот, кто сможет не допустить татарского национал-экстремизма. М. Николаев был надеждой якутов, но русские предпочитали именно его, потому что у него были «русские корни».

Каждый раз общие нормы, которые закладываются в доктринальное политическое пространство в республиках и областях, сталкиваются с достаточно специфичной социальной ситуацией взаимодействия этнических общностей. В ходе

нашего исследования были выявлены три модели взаимодействия русских и титульных народов в республиках: догоняющего развития, равностатусного взаимодействия и опережающего развития. Так, если рассматривать ситуацию с социально-профессиональным положением в республиках, то окажется, что первая модель проявляется на примере Башкортостана, где башкиры за последние 10 лет почти «догнали» русских и татар. Вторая модель работает в Татарстане, а третья - в Саха (Якутии).

Сравнивая результаты исследований 1997 г. в Северной Осетии (Алании), Туве в 1994-95 гг. с ситуацией в трех вышеописанных республиках, а также изучая материалы Всесоюзной переписи 1989 г., надо сказать, что далеко не во всех республиках четко прослеживаются названные три типа взаимодействия, и существуют некоторые переходные варианты. Так, в Северной Осетии (Алании) ситуация менялась от первой модели ко второй.

На межэтнические отношения к тому же влияют политические и экономические факторы в стране и в конкретных регионах. Экономические факторы влияют на межэтнические отношения, как минимум по двум основным каналам.

Прежде всего, в условиях депривации, в том числе относительной, работает известная в социологии модель «козла отпущения». Начинают искать виновных и ими, как правило, оказываются «другие», причем не только «лица кавказской

национальности», но и взаимодействующие этнические группы.

Кроме того, обостряется ситуация за счет возрастания значимости «социальных ниш» в этнокультурном разделении труда. Например, в Саха (Якутии) в промышленности русских занято почти вдвое больше, чем якутов, а в образовании, здравоохранении, культуре, управлении, - наоборот, якутов вдвое больше, чем русских.

По концепции «культурного разделения труда» М. Хехтера классовые и этнические факторы взаимно усиливают конфликтность [Hechter, Levi]. И действительно, когда русские, работая в добывающей промышленности, в Советском Союзе получали высокие ставки и жили лучше, это далеко не всегда воспринималось как справедливое вознаграждение якутами, а теперь, когда условия труда и жизни русских ухудшились, а многие добывающие поселки просто прекратили существование, они (русские) воспринимают свое положение как несправедливое и возлагают ответственность не только на свое руководство, но и на якутов, занятых в высших эшелонах управления.

Однако, заметим также, что общие концептуальные схемы в том числе и «культурного разделения труда» далеко не всегда отражают все своеобразие ситуаций. В полевых обследованиях неоднократно приходилось сталкиваться с наложением разных, иногда ровно противоположных ситуаций. На конкретных предприятиях отношения между людьми разных национальностей вполне благоприятные, но межэтнические отношения в целом русские в середине 1990-х годов

оценивали ниже.

В конце 1990-х годов ситуация изменилась. Русские в Саха (Якутии) и Татарстане даже чаще, чем якуты и татары видели изменения в межнациональных отношениях в последние два года в лучшую сторону и реже представляли их как

ухудшающиеся. А ущемление своих прав из-за национальности ощущали не более 10 % в Татарстане, Башкортостане и не более 18 % в Саха (Якутии). Причем, оценки русских, татар, башкир и якутов практически не отличались.

В печати и политических дискуссиях у нас нередко излишне драматизируют состояние межнациональных отношений в стране. Они, конечно, предельно конфликтны в Чечне, Ингушетии, достаточно напряженные в Дагестане, Северной Осетии (Алании), тревожные в Туве (в значительной мере из-за высокой безработицы), но они сложнее в больших мегаполисах с высоким притоком мигрантов. Переносить уровень напряженности с конкретных регионов на всю страну ошибочно и даже вредно. Вредно не только потому, что это задевает чувства нерусских, живущих в нашей стране, но и потому, что стимулирует негативную составляющую консолидации русских. Мы фиксировали ее в республиках. От 1994 г. к 1999 г. вдвое выросла доля русских, считающих, что «все средства хороши для защиты интересов моего народа» (около 30 %), высока доля тех, кто видит в «кавказцах» образ врага.

Этнопсихология – междисциплинарная отрасль знания.

Этнопсихология – междисциплинарная отрасль знания, изучающая и разрабатывающая:

1) особенности психики людей различных народов и культур;

2) проблемы характера национального;

3) проблемы национальных особенностей мировосприятия;

4) проблемы национальных особенностей взаимоотношений;

5) закономерности формирования и функции самосознания национального, стереотипов этнических;

6) закономерности формирования сообществ, и пр.

Во многом наличие нескольких терминов для обозначения науки этнопсихологии связано с тем, что она представляет собой междисциплинарную область знания. В состав ее «близких и дальних родственников» разные авторы включают многие научные дисциплины: социологию, лингвистику, биологию, экологию и т.д. Что касается ее «родительских» дисциплин, то, с одной стороны, это наука, которая в разных странах называется этнологией или культурной антропологией, а с другой – психология. Именно эти связи наиболее существенны. Две названные дисциплины длительно, но спорадически взаимодействовали. Но если в XIX веке они не были полностью разделены, если еще в начале XX века многие крупнейшие ученые – от В. Бунд та до 3. Фрейда – являлись экспертами в обеих областях, то затем наступил период взаимного пренебрежения, даже враждебности. Единственным исключением оказалась теория «Культура и личность», которая развивалась в рамках культурной антропологии, но использовала психологические понятия и методы.

Для истории отечественной науки советского периода было характерным явное отставание в развитии этнопсихологических знаний. Исследования практически не проводились, но в зависимости от принадлежности авторов к определенной науке этнопсихология рассматривалась: как субдисциплина этнографии; как область знания на стыке этнографии и психологии, находящаяся ближе либо к этнографии, либо к психологии; как раздел психологии.

А в мировой науке этнопсихология в XX веке получила значительное развитие. В результате разобщенности исследователей даже возникло две этнопсихологии: этнологическая, которую в наши дни чаще всего называют психологической антропологией, и психологическая, для обозначения которой используют термин сравнительно-культурная (или кросс-культурная) психология. Как справедливо отмечала М. Мид, даже решая одни и те же проблемы, культурантропологи и психологи подходили к ним с разными мерками и разными концептуальными схемами (см. Мид, 1988).

Различия в их исследовательских подходах можно постичь, используя старую философскую оппозицию понимания и объяснения или современные понятия emic и etic. Эти не переводимые на русский язык термины образованы американским лингвистом К. Пайком по аналогии с фонетикой, изучающей звуки, имеющиеся во всех языках, и фонемикой, изучающей звуки, специфичные для одного языка. В дальнейшем во всех гуманитарных науках emic стали называть культурно-специфичный подход, стремящийся понять явления, a etic – универсалистский, объясняющий изучаемые явления подход. Эти термины употребляются и для обозначения двух подходов в этнопсихологии, по-разному изучающих психологические переменные, обусловленные культурой (см. Berry, 1980).

Все основные особенности emic подхода становятся понятными после знакомства со всемирно известными исследованиями американских культурантропологов, например с автобиографической книгой М. Мид «Иней на цветущей ежевике». Отправляясь в далекую экспедицию, культурантрополог, как пишет Мид, «должен освободить свой ум от всех предвзятых идей» и изучать культуру, стремясь ее понять без попыток сравнения с другими культурами. Подобный подход М. Мид иллюстрирует с помощью следующего примера:

«Рассматривая некое увиденное жилище как большее или меньшее, роскошное или скромное по сравнению с жилищами уже известными, мы рискуем потерять из виду то, чем является именно это жилище в сознании его обитателей» (Мид, 1988, с. 12).

Пример с жилищем понадобился американской исследовательнице из-за его простоты и наглядности, «жилище» можно заменить «поведением», «личностью» и т.п. Кстати говоря, и сама Мид изучала не жилища, а образ жизни народов бассейна Тихого океана. Можно перечислить основные особенности emic подхода в любой науке, изучающей какие-либо компоненты культуры:

• изучается только одна культура со стремлением ее понять;

• используются специфичные для культуры единицы анализа и термины носителей культуры; книги, написанные с этих позиций, как правило, даже содержат словарь основных понятий на языке изучаемой культуры;

• любые элементы культуры, будь то жилище или способы социализации детей, изучаются с точки зрения участника (изнутри системы). Как отмечает Мид, «исследования такого рода связаны с весьма радикальной перестройкой образа мысли и повседневных привычек» (Мид, 1988, с. 228);

• структура исследования постепенно раскрывается ученому, который заранее не может знать, какие единицы анализа он будет использовать.

Предметом психологической антропологии, опирающейся на emic подход, являются систематические связи между психологическими переменными, т.е. внутренним миром человека, и этнокультурными переменными на уровне этнической общности. Это вовсе не означает, что культура не сравнивается с другими, но сравнения делаются лишь после ее досконального изучения, проведенного, как правило, в полевых условиях.

В настоящее время главные достижения в этнопсихологии связаны именно с этим подходом. Но он имеет и серьезные недостатки, так как существует постоянная опасность, что бессознательно собственная культура исследователя окажется для него стандартом для сравнения. Всегда остается вопрос, может ли он столь глубоко погрузиться в чужую, часто очень отличающуюся от его собственной, культуру, чтобы понять ее и дать безошибочное или хотя бы адекватное описание присущих ей особенностей.

Этот подход очень уязвим при сравнении двух или нескольких культур из-за уникальности их культурно-специфичных элементов. Чтобы более наглядно представить различия emic и etic подходов, рассмотрим результаты исследований каузальной атрибуции в разных культурах. В данном случае изучалось, как представители разных культур объясняют причины успеха и неудачи в делах. При проведении emic исследования выяснилось, что основной причиной достижений американцы считают способности, а индийцы тактичность. В рамках данного подхода нет возможности корректно сопоставить полученные результаты. Но можно воспользоваться теорией американского психолога Б. Вайнера, который выделил три универсальных фактора, лежащие в основе приписывания любых причин успеха и неудачи. По его мнению, причины можно классифицировать как внутренние либо внешние, стабильные либо нестабильные, контролируемые либо неконтролируемые. Воспользовавшись моделью Вайнера, мы получаем возможность сравнить результаты, полученные в Индии и США, и даже прийти к заключению, что нет Радикальных различий в каузальных атрибуциях американцев и Индийцев: способности и тактичность – причины внутренние, стабильные и неконтролируемые.

Собственно говоря, для такой интерпретации результатов мы использовали универсалистский etic подход, который характерен для «психологической этнопсихологии», называемой сравнительно-культурной психологией. Приведенный пример поможет нам выделить основные особенности etic подхода:

• изучаются две или несколько культур со стремлением объяснить межкультурные различия и межкультурное сходство;

• используются единицы анализа и сравнения, которые считаются свободными от культурного влияния;

• исследователь занимает позицию внешнего наблюдателя, стремясь дистанцироваться от культуры;

• структура исследования и категории для ее описания, а также гипотезы конструируются ученым заранее.

Предмет, сравнительно-культурной психологии, опирающейся на etic подход, – изучение сходства и различий психологических переменных в различных культурах и этнических общностях.

Хотя в этом случае используются «объективные» методы (психологические тесты, стандартизованные интервью, контент-анализ содержания продуктов культуры – мифов, сказок, газетных публикаций), считающиеся свободными от влияния культуры, исследователи сталкиваются с большими трудностями при попытке избежать грубых субъективных ошибок. Многие культурантропологи крайне негативно относятся к сравнительно-культурным исследованиям, утверждая, что невозможно найти адекватные показатели для сравнения, так как каждая культура представляет собой замкнутый и уникальный мир. Но и сами психологи часто не удовлетворены результатами уже проведенных сравнительно-культурных исследований. По мнению М. Коула, психологам трудно учитывать культуру потому, что психология разрывает единство культуры и психики, «выстраивая их во временном порядке: культура – это стимул, а психика – реакция» (Коул, 1997, с.361).

А Г. Триандис вообще считает, что в большинстве сравнительно-культурных исследований мы имеем дело с псевдо-etic подходом. Их авторы не могут освободиться от схем мышления своей культуры, а сконструированные ими категории вовсе не свободны от ее влияния. Как правило, специфика европейско-американской культуры «налагается» на феномены других культурных систем. Триандис приводит яркий пример псевдо-efic сравнения из обыденной жизни: ассоциация, возникающая у большинства европейцев на японское слово «гейша», – женщина легкого поведения. Но такое сравнение неправомерно, а найти подлинное etic значение понятия «гейша» можно, только проанализировав культурно-специфичную (emic) роль гейши в японской культуре. В отечественной литературе есть много подобных описаний, приведем одно из них – из книги В. В. Овчинникова «Ветка сакуры»:

«В буквальном переводе слово «гейша» означает «человек искусства». Гейша – это искусница; искусница развлекать мужчин, причем не только умением петь и танцевать, но и своей образованностью. Приравнивать гейш к продажным женщинам было бы так же неправомерно, как отождествлять с таковыми актрис вообще. ...В своем парике и гриме гейша воспринимается скорее как ожившая кукла, чем как живой человек. Турист, который вообра- ч жает, что увидит в танцах гейш что-то пикантное, глубоко заблуждается. Рисунок их очень строг, почти лишен женственности, потому что танцы эти ведут свою родословную из старинного театра Ноо. Иногда гейши поют вместе с гостями, иногда играют в невинные застольные игры. Все это время они не забывают подливать мужчинам пива ь сакэ, шутят с ними, а главное смеются их шуткам. На этом какой-либо контакт кончается» (Овчинников, 1971, с. 146-147).

Итак, при знакомстве с японской культурой выясняется, что гейши, развлекая клиентов, декламируют стихи, танцуют, играют на музыкальных инструментах. Лучшими считаются не самые молодые и красивые, а более опытные и талантливые. Поняв это, можно найти более точную аналогию в европейской культуре. По мнению Триандиса, люди, выполнявшие те же функции, – шуты, развлекавшие гостей и хозяев при дворах европейских феодалов в средние века. А значит, подлинно etic будет сравнение гейши не с проституткой, а с шутом (см. Триандис, 1994).

Так и в психологических сравнительно-культурных исследованиях, выделив универсальные (etic) категории, необходимо проанализировать их с помощью специфичных для каждой культуры (emic) методов и только затем сравнивать, используя etic подход. Такое комбинированное исследование требует совместных усилий психологов и этнологов, а следовательно, создания междисциплинарной этнопсихологии. Пока единой науки не существует, хотя и наметилось сближение специалистов в двух областях. Как писал в 20-е гг. нашего столетия выдающийся российский этнопсихолог Г. Г. Шпет (1996), эта наука располагает необъятным материалом, но отличается большой неясностью в определении своих задач и в установлении собственного предмета. К сожалению, мало что изменилось и в наши дни. Пока единой науки не существует, хотя и наметилось сближение позиций культурантропологов и психологов.

Но если иметь в виду будущее этнопсихологии, ее специфику можно обозначить как изучение систематических связей между психологическими и культурными переменными при сравнении этнических общностей.

Давая такое определение, мы не совсем правы, так как забываем о третьей, стоящей несколько особняком, ветви этнопсихологии – психологии межэтнических отношений. А в современном мире, в социальном контексте непрекращающихся межэтнических конфликтов именно этот раздел этнопсихологии требует к себе самого пристального внимания.

Особое положение психологии межэтнических отношений связано с тем, что три раздела этнопсихологии в разной степени связаны с одной из родительских дисциплин – психологией. Психологическая антропология только использует психологические понятия и методы, следовательно, связана с ней косвенно. Сравнительно-культурные исследования проводятся в рамках разных отраслей психологии: общая психология изучает особенности восприятия, памяти, мышления у разных народов; индустриальная психология – проблемы организации труда и управления; возрастная психология – методы воспитания детей. Особое место занимает социальная психология, так как сравнению подвергаются не только закономерности поведения индивидов, обусловленные их включенностью в этнические общности, но и психологические характеристики самих этих общностей.

Что касается психологии межэтнических отношений, то она является составной частью социальной психологии и косвенно связана с культурантропологией. Зато кроме психологии у нее есть еще одна «родительская» дисциплина – социология. Это проистекает из-за маргинальности проблемы межгрупповых отношений, ее сильной включенности в систему социологических знаний (см. Андреева, 1996).

Еще раз подчеркнем, что именно эта ветвь этнопсихологии должна привлечь к себе особое внимание психологов в связи с обострением межэтнической напряженности на территории бывшего СССР, именно она включена в социальную и политическую проблематику общества. В существующем социальном контексте не только специалисты-этнопсихологи, но и педагоги, социальные работники, представители многих других профессий по мере сил должны способствовать оптимизации межэтнических отношений, хотя бы на бытовом уровне. Но помощь психолога или педагога будет действенной, если он не только разбирается в механизмах межгрупповых отношений, но и опирается на знание психологических различий между представителями разных этносов и их связей с культурными, социальными, экономическими, экологическими переменными на уровне общества. Только выявив психологические особенности взаимодействующих этносов, которые могут мешать налаживанию отношений между ними, специалист-практик может выполнить свою конечную задачу – предложить психологические способы их урегулирования.

Основные направления современной этнопсихологии.

Современная этнопсихология не представляет собой единого целого ни по тематике, ни по методам. В ней можно выделить ряд самостоятельных направлений:

1) сравнительные исследования этнических особенностей психофизиологии, когнитивных процессов, памяти, эмоций, речи и т.д., которые теоретически и методически составляют неотъемлемую часть соответствующих разделов общей и социальной психологии;

2) культурологические исследования, направленные на уяснение особенностей символического мира и ценностных ориентаций народной культуры; неразрывно связанные с соответствующими разделами этнографии, фольклористики, искусствознания и т.п.;

3) исследования этнического сознания и самосознания, заимствующие понятийный аппарат и методы из соответствующих разделов социальной психологии, изучающих социальные установки, межгрупповые отношения и т.д.;

4) исследования этнических особенностей социализации детей, понятийный аппарат и методы которых ближе всего к социологии и детской психологии.

Поскольку свойства национальной культуры и свойства составляющих этнос (этническую общность) индивидов не тождественны, между культурологическими и психологическими исследованиями этнопсихология всегда существуют определенные расхождения. В современных условиях особое внимание в этнопсихология уделяется изучению психологических причин этнических конфликтов, нахождению эффективных путей их разрешения, а также выявлению истоков роста национального самосознания, развития его в разных социальных и национальных средах.

Проблемы объекта этнопсихологии. Основные концептуальные подходы к определению объекта.

Любое научное направление перерастает в отдельную область науки только тогда, когда начинает приобретать собственную "самосознание", определяя свое место среди других наук, уточняя основные принципы и понятие, а в процессе уточнения основных понятий определяется с объектом и предметом своих исследований. Этнопсихология как самостоятельная наука зародилась на грунте таких дисциплин, как этнография, социальная психология, социология и социальная антропология. Поэтому с данными науками у нее похожий предмет исследования -этнические сообщества. Но у каждой из них к нему собственный подход. Если этнография изучает быт и культуру народов, то этнопсихология - сознание этнических сообществ, закономерности ее формирования и функционирование, а также другие психологические особенности этноса. Наилучшее определение предмета этнопсихологии, по нашему мнению, дают А. Бороноєв и В. Павленко. Предметом этнопсихологии являются социально-психологические черты национально-этнических сообществ, их влияние на поведение личности, а также социально-психологические процессы и особенности этнического развития и межнационального общения.

Исходя из этого определения, авторы выделяют в предметной области этнопсихологии три исследовательских блока.

1. Изучение феномену этнопсихологии на двух ее уровнях: собственно психологии и самосознания. Здесь исследуется содержание этнопсихологии в сферах культуры и образа жизни той или другой сообщества. В этом блоке в рамках исследования самосознания изучается проблема "нации -личность", то есть обретение личностью национальных черт и их влияния на ее жизнедеятельность и поведение, а также осознание нациями собственных качеств и идентификация себя с определенным сообществом. Кроме того, здесь изучается система народной (этнической) педагогики, которая помогает понять, как индивид приобретает национальные черты и самосознания под влиянием культурно-духовного среды, которой определяет его поведение.

2. Изучение социально-психологических явлений, которые возникают при общении людей разных национальностей. Социальная психология выделяет три вида общения: коммуникативное, интерактивное и перцептивне. Данная классификация была заимствована этнопсихологией для собственных исследовательских проблем. Итак, коммуникативное общение -это обмен информацией между людьми, продуктами духовной сферы, идеями, по состоянию сознания, чувствами. В межэтническом общении этот процесс очень сложный и зависит от активности субъектов общения, их установок, климата и образа жизни народов. Интерактивное общение - это взаимодействие людей на основе общей деятельности. Здесь также есть место для исследования этнических проблем. Например, наблюдается, что общей деятельности представителей разных народов часто мешают разные трудовые привычки и привычки, национальный опыт в организации работы, ее темпы и характер общения. Перцептивне общения рассматривается как восприятия и понимание людьми разных национальностей друг друга. Этот исследовательский блок связан с изучением закономерностей общения и социально-психологических аспектов взаимодействия представителей разных этнических групп в конкретных ситуациях. Значительное место здесь отводится проблеме этнических стереотипов.

3. Третий исследовательский блок этнической психологии связан с изучением социально-психологических закономерностей развития этнических сообществ - этногенеза. Эти исследования приобретают особую остроту в связи с современным проявлением этнической самобытности, когда во многих государствах решаются проблемы национального единства, национального консолидации и самостоятельности, суверенитета, который являются условиями дальнейшего социально-экономического и духовного развития.

Общественная психология как объект этнопсихологии.

Социальная психология - это научное исследование того, о чем люди думают, как они влияют друг на друга и как относятся друг к другу. Социальная психология - дочерняя отрасль социологии и психологии, которая стремится быть более индивидуальной по своему содержанию и более экспериментальной в своих методах, чем другие области социологии. По сравнению с психологией личности социальная психология менее сосредоточена на различиях между индивидами и более - на том, как люди в общем оценивают друг друга и влияют друг на друга. Социальная психология - экзогенная наука; она выявляет как социальные условия влияют на поведение.

Социальная психология сталкивается с двумя противоречивыми критическими замечаниями. Во-первых она тривиальна, поскольку удостоверяет очевидное, во-вторых, она опасна, поскольку ее открытия могут быть использованы для манипулирования людьми. Социальные психологи интегрируют свои идеи и данные экспериментов в теории. Лабораторные эксперименты позволяют проверить идеи, собранные по крупицам из жизненного опыта, и затем применить принципы и результаты в

реальном мире.

Одной из важнейших опор этой науки является понятие о Я-концепции. “Кто Я?”, “Зачем Я?”, “С кем вместе живу Я?”. Как культура формирует наше чувство "Я"? Кто вы? Вы - уникальное и сложное создание и можете по-разному дополнить предложение "Я - … ". Элементы вашей Я - концепции, т. е. специфические убеждения, с помощью которых вы определяете, кто вы есть - это ваши же Я - структуры. Структуры - это психические модели, с помощью которых мы организуем нашу жизнь. Они влияют на то, как мы воспринимаем, запоминаем и оцениваем других людей и себя.

Цели этнопсихологии. Основные теоретические и прикладные задачи.

Задачи этнопсихологии как науки - направления ее развития, отражающие в своем содержании главные приоритетные интересы и включающие:

1) исследование мотивационно-фоновых, интеллектуально-познавательных, эмоционально-волевых и коммуникативно-поведенческих национально-психологических особенностей представителей различных этнических общностей;

2) научное осмысление и обобщение данных о факторах и источниках формирования национально-психологических особенностей людей и выявление на этой основе своеобразия социально-политического, экономического, исторического и культурного развития конкретных народов, определившего специфику развития их психологии;

3) сравнительное (кросскультурное) изучение черт национального характера представителей различных этнических общностей с целью выявления и описания закономерностей формирования, функционирования и развития национально-психологических явлений;

4) обоснование важнейших направлений учета национально-психологических особенностей людей в интересах повышения эффективности политической, воспитательно-просветительской, социальной и культурно-массовой работы с ними

5) выявление национально-психологических предпосылок предотвращения конфликтов между представителями различных этнических общностей, совершенствование характера их межнациональных отношений

6) прогнозирование развития социально-политических, экономических, национальных и др. процессов в конкретных политических регионах на основе специфики проявления психологии населения, в них проживающего.

Решение задач, стоящих перед этнопсихологией, достигается как посредством экспериментальной и аналитической деятельности только ее ученых, так и в результате их сотрудничества с историками, социологами, этнографами, политологами и др. исследователями.

Для этнопсихологии задача состоит в следующем: объяснить, как и почему формируется специфическое восприятие народом себя самого и внешнего мира и как это восприятие влияет на поступки и поведение людей.

«Задача этнопсихологии, на наш взгляд, не в том, чтобы суммировать особенности людей, обусловленные их этнической, национальной принадлежностью. Она заключается в том, чтобы раскрыть и показать, как под влиянием данных, исторически сложившихся конкретных социально-экономических, политических и культурных условий формируются, закрепляются, передаются последующим поколениям традиции, обычаи, привычки, установки и ценностные ориентации, вкусы и предпочтения, морально-психологические и волевые черты и особенности, главные, преобладающие тенденции эмоционально-психологической сферы, реальные проявления национального самосознания, национальных чувств и настроений»

На сегодняшний день приоритетными становятся аспекты национального возрождения. Данная приоритетность связан с практическим значением этнической психологии, обусловленным активизацией пассивного большинства населения, которое всегда помогает политической реакции одержать победу, а также в устранении торможений, препятствующих развитию стремления к свободе, которое возникает благодаря социально-политической ситуации в той или иной стране. Изучение особенностей этносов необходимо для анализа их деятельности, воспитательной работы с ними, а также повышения уровня их деятельности, развития, а также для организации цивилизованных отношений между народами. Исследования должны помочь гармонически сочетать общие интересы граждан с интересами каждой отдельной нации.

Основные направления этнопсихологических исследований.

В массе этнопсихологических исследований можно выделить три тенденции. Первая из них заключается в подчеркивании различий между культурами. Ее крайним полюсом является максимизация межкультурных различий в содержании и структуре психических процессов. С примерами культурного релятивизма – концепцией конфигурации культур Р. Бенедикт, гипотезой лингвистической относительности Сепира-Уорфа – мы уже знакомы. Еще один яркий пример подобного подхода – концепция французского философа и социолога Л. Леви-Брюля, противопоставлявшего первобытное мышление логическому мышлению европейцев, – будет рассмотрен в этой главе.

Релятивизм не означает явного или скрытого расизма, в котором его сторонников нередко обвиняют. Напротив, релятивисты испытывают чувство уважения к каждому изучаемому народу и являются последователями Ф. Боаса, подчеркивавшего, что все культуры равные, но разные. Утверждая равенство культур, они мало интересуются установлением сходства между ними. А различия интерпретируются ими с качественной, а не с количественной точки зрения. Для релятивиста английский сплин и русская хандра не подобны друг другу, как для А. С. Пушкина, их различия носят качественный характер.

Если в изучается интеллект, то межкультурные различия находят в его форме или стиле, а не в интеллектуальной компетентности индивидов. При этом исходят из того, что в каждой культуре мы встречаемся со своим пониманием интеллекта, отражающим ее ценности: вспомним уже приводившийся пример – китайцы включают в интеллект социальную ответственность и даже подражание, что абсолютно чуждо европейской культуре.

Релятивисты стремятся избежать даже намека на предпочтение собственной группы, пытаясь понять людей на «их собственном языке» и «исходя из их ценностей». Описание и оценку с точки зрения внешнего наблюдателя они рассматривают как унижение людей, отмечая, что даже людоедство и детоубийство имели смысл в тех обществах, где они практиковались. Именно поэтому проводятся etic исследования, избегающие сравнений и использующие методы, специально созданные для данной культуры и на ее языке. Релятивисты предполагают, что любые психологические феномены можно объяснить исходя в основном из культурных переменных с незначительным добавлением других, в частности биологических, факторов.

Вторая тенденция заключается в абсолютизации сходства между культурами: отрицается любая специфика, игнорируются очевидные различия между ними. Сторонников абсолютизма мало волнует проблема этноцентризма и, как следствие, игнорируется возможность того, что особенности культуры исследователей влияют на их концепции. В многочисленных сравнительно-культурных исследованиях используются неадаптированные стандартные методики, сконструированные в США или Западной Европе, в других регионах в лучшем случае проводится проверка их лингвистической эквивалентности . Психологические феномены, например тот же интеллект, рассматриваются как одинаковые во всех культурах. Если различия обнаруживаются, а как правило, так и происходит, их интерпретируют как количественные, иными словами, осуществляют оценочные сравнения. В результате легко делается вывод, что люди в одной культуре более интеллектуальны (или более честны, более депрессивны), чем в другой, а культуры одинаковые, но неравные. Формально этот подход можно назвать etic, но в сущности это – псевдо-efic или евро-американский etic подход. С примером абсолютистской концепции – использованием тестов интеллекта в межэтнических и межрасовых исследованиях – мы уже знакомились и должны отдавать себе отчет в том, что именно этот подход служит питательной средой для попыток доказать превосходство одних народов над другими из-за «научно доказанной» интеллектуальной неполноценности последних.

Но есть и более сложный случай проявления абсолютистских тенденций, полярно противоположный только что описанному.

Сторонники «абсолютизма наоборот», ярким представителем которого является американский психолог М.Коул рассматривают культуры как равные и одинаковые, а наличие различий объясняют неспособностью существующих методик выявить внутреннее сходство между психоло- -гическими явлениями. Впрочем, подобные концепции можно рассматривать и как крайний случай еще одного направления в этнопсихологии – универсализма.

Сторонники третьей тенденции отстаивают универсализм – единство психики с возможными достаточно существенными внешними различиями. Исследователи этого направления полагают, что базовые психологические процессы являются общими для человеческих существ повсюду на Земле, но на их проявления серьезное влияние оказывает культура. Иными словами, культура «играет разные вариации на общую тему», а сами культуры равные, внешне разные, но в основе своей одинаковые. В исследованиях универсалистов проводятся сравнения, но с большими предосторожностями, со стремлением избежать оценок и предпочтения своей культуры. Используются стандартные методики, но обязательно адаптированные к каждой изучаемой культуре. Главный вопрос, который ставят перед собой исследователи: в какой степени и какими способами культура влияет на внутренний психический мир человека. Ответив на него, можно, по их мнению, приблизиться и к пониманию того, какие психологические понятия действительно являются универсальными и могут быть использованы для описания поведения человека в любой культуре. Исследования обычно проводятся в русле etic подхода. Но многие ученые, в том числе, как уже упоминалось, Г. Триандис, в последние годы поставили под сомнение его достижимость и предложили комбинированный etic – emic – etic подход. Об исследованиях Триандиса у нас пойдет разговор в дальнейшем, а в этой главе универсалистский подход будет рассмотрен на примере взглядов создателя школы этнологического структурализма К. Леви-Строса.

В разные периоды развития этнопсихологии доминировали разные направления, но в целом наблюдается движение к универсализму. Именно в этом направлении изменились к концу научной карьеры взгляды Леви-Брюля – создателя одной из самых серьезных релятивистских концепций.