Прагматика термина как семиотическое свойство (на материале русской лингвистической терминологии)

Ларина Юлия Евгеньевна

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Краснодар 2007

Работа выполнена на кафедре русского языка как иностранного Ростовского государственного строительного университета

Общая характеристика работы

Терминологическая лексика была и остается постоянным объектом пристального внимания исследователей. Сформировалась и активно развивается специальная отрасль языкознания – терминоведение. В настоящее время библиография по терминоведению с трудом поддается исчислению. Различным аспектам лингвистической терминологии также посвящены многочисленные работы (К.Ю. Диброва, Т.Л. Канделаки, К.М. Климович, А.В. Лемов, Н.М. Локтионова, Е.В.Маринова, Н.А. Слюсарева, Л.П. Ступин, Н.Е. Тэн, И.Г. Хазагерова, С.Д. Шелов и др.), но при этом отмечается, что материал лингвистической терминологии «редко привлекают к общетерминологической проблематике» [С.Д. Шелов, 1990: 21].

Решение терминологических задач необходимо для науки, которая проявляет постоянный интерес к своему метаязыку. В настоящее время в рамках общей теории терминоведения актуальна проблема изучения и презентации терминологической подсистемы современного русского языка, поскольку перманентно действующие процессы образования терминов в последние годы приняли характер информационного взрыва. Наблюдается небывалая активизация терминотворчества. Для постижения этого процесса важно прежде всего многоаспектное рассмотрение терминированных единиц как особых языковых знаков. Ср.: «Вообще русистам давно нужно как следует подумать об упорядочении своей терминологии и освобождении ее по возможности от иностранного «мусора» вроде новомодных словечек типа дискурс, парадигма» [Н.М. Шанский, 2004: 101]. Примечательно, что у известного лексикографа и лингвиста, который в течение нескольких десятилетий редактировал журнал «Русский язык в школе», отторжение вызывают слова, зафиксированные в Лингвистическом энциклопедическом словаре (дискурс) и в энциклопедии «Русский язык» (парадигма).

Настоящее исследование посвящено прагматическим свойствам лингвистического термина - его оценочным и эмоционально-экспрессивным компонентам. Как известно, термин вообще и лингвистический термин в частности признается единицей нейтральной в стилевом и эмоционально-экспрессивном отношении. Это свойство термина признается аксиомой многими исследователями (А.Н. Баранов, Т.М. Белоконь, Н.В. Васильева, В.И. Карасик, Т.С. Кириллова, В.М. Лейчик и др.). Так, в диссертационном исследовании, специально посвященном лингвистической терминологии, сказано: «Терминологическое значение не содержит этнокультурных, квалификативных и эмоциональных коннотаций» [А.В. Лемов, 2000: 17]. Существует мнение, что «искать в термине все то, что свойственно обычному слову, едва ли целесообразно» [Л.Е. Азарова, 1999: 193].

Однако, на наш взгляд, не замечать тех проявлений в семантике и прагматике термина, которые сближают его с обычным словом, неправомерно, ибо это обедняет наше представление о терминологии и ее возможностях. Не следует думать, что прагматические созначения термин может приобретать исключительно в оценочном контексте, передающем мнение только одного автора. Прагматические пометы (указания на пейоративность термина) могут содержаться даже в словарной статье «Словаря лингвистических терминов». Так, О.С. Ахманова [2004] совершенно справедливо, на наш взгляд, отмечает пейоративность термина жаргон (см. об этом подробнее в главе 3).

Исследование прагматики термина стало возможным благодаря двум важнейшим обстоятельствам: 1) признанию прагматической насыщенности отдельного (внеконтекстного, изолированного) слова; 2) привлечение в современное терминоведение аспекта «термин - личность». Полагаем, что эти две позиции (идущее от Ю.Д. Апресяна понимание закрепленной за отдельным словом прагматической информации и наметившаяся возможность анализа терминолексики с позиций антропоцентризма) позволили описать типы прагматической информации, которую может передавать терминологическое слово.

Методологической основой диссертации стали труды отечественных терминоведов – Р.А. Будагова, Л.Ю. Буяновой, В.В. Виноградова, Г.О. Винокура, Н.В. Васильевой, Б.Н. Головина, Н.Б. Гвишиани, В.П. Даниленко, Т.Х. Каде, В.М. Лейчика, О.Д. Митрофановой, Н.В. Подольской, А.А. Реформатского, А.В. Суперанской, А.Н. Тихонова, В.А. Татаринова и др. Исследование прагматики лингвистических терминов опирается также на общетеоретические положения и концепции школы теоретических проблем метаязыковых субстанциональностей, возглавляемой Г.П. Немцем.

Новизна исследования состоит в том, что впервые предпринимается попытка вычленения и целенаправленного анализа прагматического (оценочного) компонента в семантическом содержании научного лингвистического термина - компонента, которого, по мнению многих исследователей, термин лишен в принципе, но который, как показано в работе, достаточно часто формируется в общем метаязыке лингвистики и в отдельных его метадиалектах.

Предметом исследования стали семиотические свойства лингвистических терминов, прежде всего – их прагматическое содержание, которое реализуется в неразрывной связи с семантикой и синтактикой.

Объектом исследования в диссертации являются языковедческие термины, понимаемые достаточно широко – с включением общефилологических и риторических терминов типа стиль, фигура и под.

Основная цель работы состоит в установлении и систематизации прагматических особенностей лингвистических терминов современного русского языка.

Общей целью предопределяются и конкретные задачи исследования:

проанализировать сущностные характеристики термина как языкового знака особого типа;

исследовать динамические характеристики языковедческого дискурса, влияющие на терминоупотребление;

показать связь культурологического фактора с научным лингвистическим текстом вообще и с системой используемых в нем терминов в частности;

изучить особенности прагматического содержания современной лингвистической терминологии;

определить возможности функционирования эмоционально-экспрессивных синонимов в рамках терминолексики;

описать прагматические различия исконной и заимствованной терминологии;

выявить корреляцию изменений в структуре значения лингвистических терминов;

исследовать особенности функционирования лингвистических терминов в общем метаязыке и отдельных метадиалектах;

представить «лексикографические портреты» отдельных единиц терминосистемы языкознания.

Целью и задачами работы предопределено использование комплекса исследовательских методов:

многоступенчатого дефиниционного анализа;

компонентного анализа (для выявления константных и релятивных элементов в семантическом содержании термина);

контекстуального лингвопрагматического анализа, направленного на выяснение обусловленности выбора термина интенциями адресанта и широким контекстом ситуации;

социолингвистического анализа на основе корреляции языковых и социальных явлений;

элементов диахронического анализа.

В диссертации анализируется метаязык лингвистической науки, то есть научно зафиксированная данность. Исследовательским материалом послужили научные тексты по языкознанию, опубликованные на русском языке (статьи, монографии, тезисы и материалы научных конференций, авторефераты диссертаций, в меньшей степени – учебники, ибо это своеобразный тип научного, точнее – научно-популярного текста), а также лингвистические словари. Перечень лингвистических текстов, послуживших эмпирическим материалом, совпадает со списком цитированных научных трудов, которые использованы в диссертации. Раздельное представление источников фактического и концептуального материала оказалось невозможным в силу того, что многие лингвистические работы служили одновременно для исследования метаязыка лингвистики (особенностей использования в нем терминов) и в качестве методологической базы. Источниковедческий материал был извлечен более чем из 500 лингвистических публикаций.

Итак, само наличие прагматических свойств у термина вызывает множество сомнений. Так, например, по А.А.Реформатскому, термин внеэмоционален и объективен; социален, а не индивидуален. С учетом всего этого в диссертационной работе предпринята попытка представить свойства термина в семиотической триаде - семантика, синтактика, прагматика, причем наибольшее внимание отводится (по указанной причине) именно прагматике. Отсюда вытекают особенности структуры диссертации, которая состоит из введения, трех глав (первая посвящена термину как части метаязыка лингвистической науки, вторая – общим семиотическим свойствам лингвистического термина и третья, самая объемная, целиком посвящена прагматическим характеристикам лингвистической терминологии), заключения и библиографического списка.

Теоретическая значимость работы. Проведенное исследование способствует дальнейшему развитию терминоведения. В частности, примененные подходы к описанию оценочности лингвистических терминов могут помочь в постижении прагматической сущности терминов других областей, прежде всего - терминологии исторических и общественных наук, которая коннотирует еще в большей степени, чем термины языкознания. Материалы диссертации важны для уточнения особенностей подъязыка лингвистики. Полагаем, что выводы исследования будут востребованы теми лингвопрагматическими направлениями, в рамках которых прагматический компонент содержания приписывается в том числе и отдельному слову (а не только высказыванию и тексту).

Практическая значимость работы. Теоретический и эмпирический материал исследования может использоваться в практике подготовки филологов в вузе - при изучении таких теоретических курсов, как «Введение в языкознание», «Общее языкознание», «Стилистика русского языка», «Риторика», «Современный русский язык», спецкурсов по терминологии и лингвопрагматике, а также для самостоятельных исследований в курсовых и дипломных работах. Поскольку понимание языковедческих терминов и выражаемых ими прагматических смыслов есть важное условие обучения специалиста в области лингвистики, диссертация может способствовать оптимизации методики формирования профессиональной компетенции студента-филолога. Опыт лексикографического портретирования терминологических единиц будет полезен для общей и терминологической лексикографии. Практическая ценность работы заключается также в том, что ее результаты могут быть использованы для оптимизации лингвистических исследований разного уровня, поскольку вопросы совершенствования лингвистического описания в настоящее время являются предметом внимания не только академических кругов, но и общества в целом.

Основные положения, выносимые на защиту

1. Лингвистические термины, будучи главным средством обеспечения высокой степени информативности научного текста и интегрирования лингвистики, в то же время могут обладать и коммуникативно-прагматическими свойствами. Поскольку научный лингвистический текст бывает эмоциональным и экспрессивным, то и его главная составляющая – лингвистическая терминология – также вовлекается в передачу прагматических смыслов.

2. Лингвистический термин, являясь знаком языка науки, выступающим в качестве особой когнитивной репрезентации, моделирует не только исследуемую реальность, но и авторское мышление, поэтому принципиально возможны оценочные и эмоциональные компоненты в семантическом содержании терминолексики.

3. Лингвистический термин, помимо общей позитивной прагматики особого информационного знака, несущего знание, может обладать всеми оттенками оценочности по параметрам: «свое // чужое», «необычное // традиционное», «удачное // неудачное», «модное // устаревшее», «мелиоративное // пейоративное».

4. В системе лингвистической терминологии есть не только понятийные (идеографические) синонимы, но и прагматические синонимы, отличающиеся коннотативными приращениями в семантическом содержании. Наличие синонимических рядов (типа: жаргон, арго, сленг) позволяет не только точнее (в понятийном смысле) номинировать явление, но и выразить определенное к нему отношение.

5. Лингвистический термин может передавать разнообразные коннотации, создаваемые под влиянием дискурсивных причин, а иногда и коннотации, присущие ему и в изолированном употреблении как словарной единице.

6. Развитие лингвистической терминологии есть процесс непрерывного возникновения и разрешения противоречий между старым и новым, исконным и заимствованным, между формой и содержанием. В этом процессе постоянно происходит перераспределение прагматических компонентов содержания термина (например, контекстные негативные оценки часто приобретают термины иноязычного происхождения или новые термины на стадии вхождения в терминосистему).

Апробация результатов работы. Основные положения и результаты исследования неоднократно докладывались и обсуждались на заседаниях кафедры русского языка РГСУ; а также были представлены в форме докладов на ежегодных научно-практических межвузовских, межрегиональных и международных конференциях: Ростовского государственного строительного университета (2001 - 2006), Донского государственного технического университета (2003), Ростовского государственного экономического университета «РИНХ» (2005, 2006), Новочеркасской государственной мелиоративной академии (2006).

Основные положения диссертации отражены в 12 научных публикациях.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении определяются объект и предмет исследования; обосновывается актуальность темы диссертации, ее научная новизна; формулируются цель и задачи работы; положения, выносимые на защиту; обозначается теоретическая и практическая значимость диссертации; указываются методы и методики исследования; представлена апробация материалов; описывается структура работы.

Глава 1. Термин как часть метаязыка лингвистической науки

В главе рассматривается соотношение содержания и формы научного текста, параметры научного стиля и его вертикальной (межуровневой) нормы. Научный текст определяется как знаковое образование, репрезентирующее новое научное знание в виде концепта, который эмоционально переживается. Вертикальной нормой научного стиля не может быть стандарт (как это имеет место в официально-деловом стиле), многие научные тексты характеризуются такими свойствами, как оценочность, эмоциональность, экспрессивность. Однако изучение научных текстов с точки зрения индивидуальности их авторов находится в начале своего пути, в то время как в других стилях такое направление имеет значительные результаты.

Исследование динамических характеристик лингвистического дискурса и терминоупотребления позволяет даже на интуитивном уровне определить, что стиль научного изложения не остается неизменным и напрямую зависит от общих тенденций развития и функционирования литературного языка в целом, которые в свою очередь детерминируются комплексом собственно лингвистических и экстралингвистических факторов. Вообще история языкознания предлагает не набор непреложных истин, а иллюстрирует борьбу за их установление, причем это тяжелая борьба, которая далеко не всегда велась джентльменскими методами [Сумерки лингвистики, 2001].

Известно, что в истории отечественной лингвистики было время, когда научная (!?) полемика включала в себя такие формулировки, адресованные оппонентам, как: «истошные вопли эпигона субъективно-идеалистической школы», «хулиганско-наглые выступления», «черносотенный лингвист-идеалист», «кулацкий волк в шкуре советского профессора» (так писали о гениальном ученом Е.Д. Поливанове). Знаменитый ныне учебник А.А. Реформатского «Введение в языковедение» в 40-гг. был подвергнут критике за «полное раболепие перед буржуазной наукой». Начало 50-х отмечено безудержным славословием по поводу сталинских лингвистических статей – «Относительно марксизма в языкознании», «К некоторым вопросам языкознания», «Ответ товарищам…». Священный раж «творческого изучения» сталинских работ охватил не только языковедов. Как пишет М. Горбаневский [1988: 12], в 1950 году где-нибудь на биофаке МГУ вполне можно было увидеть объявление о научной лекции на тему: «Уральская популяция ворон в свете учения тов. И.В. Сталина о языке».

В постсталинское время, как считают Г. Гладкова и И. Ликоманова (см. об этом: Г.П. Нещименко, 2005: 67-96), были сильны тенденции «языковедческого соцреализма» с его идеологически обусловленными языковыми теориями и оценками языковых явлений.

Дискурсивные практики, несомненно, влияют друг на друга. В советское время наибольший импульс исходил, естественно, от политического дискурса. Характерные особенности тоталитарного дискурса определяются тем обстоятельством, что «тоталитаризм… не допускает никакой деятельности, которая не была бы полностью предсказуема. Это относится прежде всего к речевой деятельности. Но если речь заранее предсказуема, то она должна иметь ритуализованный характер, должна быть построена на основе формул-клише» [Левин Ю.И., 1998: 664]. Таким образом, глобальное явление – тоталитарный дискурс – анализируется на основе сущностной социальной характеристики соответствующего политического устройства.

Всегда ли может термин в лингвистическом дискурсе, подверженном всем веяниям эпохи, оставаться внеэмоциональным и объективным? Вряд ли, особенно если он отражает не структурные особенности языка, а его социолингвистические параметры или соотнесен с историей науки о языке. Ср. мысль Р.А. Будагова [1974: 37] о том, что термины гуманитарных наук, особенно философии, истории, социологии, отчасти филологии, «нередко окрашиваются в «цвет» того общественного класса, с позиций которого ведется исследование.

Как известно, многие школы и направления называются именами своих основателей, и потому в истории языкознания фигурируют термины типа потебнианство, гумбольдтианство, неогумбольдтианство, марризм, хомскианство. Информация, которую содержат имена собственные, а затем и терминодериваты, образованные от них, имплицитно имеют характер кодовой компрессии. В таких терминодериватах «происходит уникальное слияние истории и современности» [Т.Г. Борисова, 2005: 46]. Провозглашенный С. Ору [Auroux S., 1989: 16] замечательный принцип «эпистемологического нейтралитета», состоящий в том, что любая теория, какой бы ошибочно или неверной она ни казалась, заслуживает внимательного к себе отношения и изучения, далеко не всегда соблюдается. Одна из лучших академических традиций – терпимое и уважительное отношение к оппонентам. Однако ср.: «Шведский коммунист, лингвист Ханнес Шельд еще в 1929 году писал: «Если отслоить общие формулируемые положения марксизма, образующие внешний каркас фантазий Марра, в итоге останется только марризм. Мне кажется, что его лучше назвать маразмом» [М. Горбаневский, 1988: 12].

В исследовании анализируется роль термина в общем метаязыке лингвистики и в отдельных его метадиалектах. Термин «метадиалект» находится в таких же отношениях к термину «метаязык», как «социальные и территориальные диалекты» к общему термину «национальный язык». Именно специфическая терминология составляет приметы особого метадиалекта. Термины интердепенденция и констелляция сразу отсылают нас к метадиалекту структуралистов, точнее – представителей глоссематики - этих «охотников за системностью», по остроумному (и коннотационному) определению В.А.Звегинцева. Термин аллофон прочно связан с американской дескриптивной школой (как и дальнейшее развертывание этого термина: аллофоны, находящиеся в отношениях дополнительной дистрибуции, аллофоны, находящиеся в отношениях контрастной дистрибуции – вместо общелингвистических терминов звуки и фонемы).

Слова сал, бер, йон, рош немыслимы вне «четырехэлементного анализа» Н.Я. Марра. Как известно, основное положение его теории – это единство глоттогонического процесса, соответствие языка общественно-экономической формации и происхождение всех слов в любом языке мира из четырех элементов. В антологии, составленной В.Н. Базылевым и В.П. Нерознаком [Сумерки лингвистики, 2001], собран большой материал, связанный с четырехэлементным анализом Н.Я. Марра, из которого следует, что при всей фантастичности идеи, она не полностью отвергнута современным языкознанием. Таким образом, термины метадиалекта Н.Я. Марра первоэлементы сал, бер, йон, рош (sal, ber, ion, roš) немыслимы без связи с соответствующей концепцией. Однако их прагматика (оценка стоящей за ними идеи) весьма неоднозначна.

Метадиалекты достаточно быстро сменяют друг друга. Между метадиалектами все-таки нет и не может быть непроходимой границы, и это делает возможным свободное общение между представителями различных направлений.

Научный лингвистический текст, будучи реализацией языка для специальных целей, предопределяет важнейшие особенности лингвистической терминологии. Лингвистический термин может быть охарактеризован как несущий стилистическую нагрузку, поскольку он является важнейшим стилеобразующим элементом научного стиля литературного языка. Кроме того, термин способен передавать не только особенности общего лингвистического метаязыка, но и его отдельных метадиалектов. Научный дискурс, будучи разновидностью институционального дискурса, также во многом создается при помощи соответствующей терминологии, однако акцент при описании лингвистического дискурса делается не на текстовых характеристиках, а на характеристиках участников и обстоятельствах научного общения, поэтому при описании конкретных дискурсивных практик в лингвистике терминология может быть проанализирована с точки зрения отражения в ней приоритетов адресанта.

Глава 2. Семиотические характеристики лингвистического термина

В этой главе речь идет о семантике, синтактике и прагматике термина как его семиотических свойствах, которые тесно связаны между собой и предопределяют друг друга. Отдельный параграф посвящен лингвистической метафоре, которая, как и любая научная метафора, обладает огромным креативным потенциалом. Метафоры валентности или поля в лингвистике задают когнитивную модель, чрезвычайно перспективную для концептуализации соответствующих научных областей. Как известно, валентность – термин, введенный в химию в 1868 г., в значении «свойство атома химического элемента (или группы элементов) соединяться с определенным числом атомов другого элемента». Прежде за соответствующим понятием было закреплено название атомности или значности. «О существовании химической валентности знали все, окончившие среднюю школу, но применение этой категории к языку дало совершенно новый и вместе с тем кристально ясный разворот мысли», -отмечает И.Г. Хазагерова [2004: 87]. Заимствование этого термина в лингвистику принесло совершенно новые идеи для синтаксиса.

В современной лингвистике за тропами совершенно справедливо признаются когнитивные функции, и научная метафора, играющая эвристическую роль, рассматривается как источник новых концепций. Важным свойством научной лингвистической метафоры в ряде случаев оказывается то, что она является метафорой-катахрезой, т.е. вынужденной метафорой, единственным средством выражения (если до введения метафоры понятие не имело закрепленного словесного обозначения вообще). Такой метафорой является поле (ср. современные теории функционально-семантических полей школы А.В. Бондарко и др.).

К метафорам-катахрезам может быть отнесен и термин гомеостаз, заимствованный из физиологии. Этот термин (homeostasis - греч. нomois «подобный, тот же самый» + statis 2стояние, неподвижность») в 1929 г. впервые использовал американский физиолог Уолтер Брэдфорд Кеннон в значении «относительное динамическое постоянство внутри среды (крови, лимфы, тканевой жидкости) и устойчивость основных физиологических функций (кровообращения, дыхания, терморегулирующего обмена веществ и т.д.)». В лингвистике последнего десятилетия (ср.: Г.Г. Хазагеров, 2001: 5-28, Э.Г. Куликова, 2004: 10-12) этот термин используется в применении к языковой системе, обладающей признаками динамического равновесия. В обобщенном смысле гомеостаз толкуется как тип динамического равновесия, характерный для сложных саморегулирующихся систем и состоящий в поддержании существенно важных для сохранения системы параметров в определенных пределах. Именно в связи с гомеостазом принято говорить о равновесии в системе, об угрозах системе. С ним же связан экологический аспект существования объектов. В когнитивном отношении метафора-катахреза едва ли не более ценна, чем обычная метафора. Ср.: «Термины-метафоры активно стимулировали научную мысль, поскольку различные компоненты, на основе которых осуществлялся перенос, имплицировали другие признаки и разнообразные следствия» [Н.М. Локтионова, 2002: 37].

Оценочное содержание часто передается определениями к термину: так называемая яфетическая теория (слабая пейоративность), пресловутая яфетическая теория (более сильная пейоративность). Почтенный (и, конечно, нейтральный в эмоционально-экспрессивном отношении термин) индоевропеистика в трудах Н.Я. Марра преобразуется на синтагматическом уровне в сильный пейоратив – буржуазная расистская индоевропеистика.

В современной лингвистической науке преобладает (и даже признается желательным) поликонцептуализм, при котором новая научная парадигма не исключает, а дополняет, обогащает, развивает прежние концепции или просто сосуществует с ними. Само это обстоятельство делает невозможным одно из самых часто выдвигаемых требований к термину – требование однозначности. В этих условиях лингвистический термин может быть однозначным только в рамках одной концепции.

Генеральное свойство языкового знака, обозначенное С.И. Карцевским как «асимметрический дуализм языкового знака», в полной мере присуще и лингвистическому термину. Основные семасиологические характеристики термина, к которым относят однозначность, отсутствие синонимов, особенно – стилистических и эмоционально-экспрессивных, точность и строгость номинации, существуют в виде тенденции, но никак не в виде закономерности, не знающей исключений. Требование «интеллектуальной чистоты», предъявляемое термину, вряд ли осуществимо в полном объеме. Полная «отрешенность» от образных и эмоциональных переживаний недостижима в силу того, что термин есть слово в лексической системе естественного языка, а значит все знаковые свойства – семантика, синтактика и прагматика – присущи и ему.

Признание важности высказывания и – шире – дискурса в целом для реализации семантических и прагматических свойств термина ни в коей мере не отрицает возможности решения проблемы прагматического созначения на уровне отдельного терминологического слова. На уровне слова термину может быть приписана общая позитивная прагматика, связанная с его способностью передавать общественно значимую информацию. Однако собственно прагматические приращения термин приобретает в живом функционировании.

Глава 3. Прагматика лингвистической терминолексики

Научная терминология заведомо небезразлична к таким категориям, как «свое» / «чужое», ибо научные изыскания в гуманитарных областях знания – это по сути постоянный поиск аргументов в пользу «своего» термина как наиболее адекватно выражающего понятие. «Чужое» имеет две ипостаси: с одной стороны, оно таит в себе угрозу или опасность. Типичной является интерпретация противопоставления «своего» и «чужого» в аксиологическом, ценностном плане – в виде оппозиции «хороший» - «плохой», - с резко отрицательной оценкой всего того, что принадлежит «чужому» миру [Ю.М. Лотман, 1969: 465-466]. А с другой стороны, «чужое» бывает притягательным, вызывает интерес, любопытство и даже пиетет, если известно о его превосходстве по каким-то параметрам.

Терминология, с одной стороны, открыта для постоянных нововведений, а с другой – поддается целенаправленному воздействию. При изучении лингвистических описаний нередки затруднения, которые связаны с так называемой «терминологической независимостью», в известной мере преодолеваемой с помощью авторских комментариев. Исследовать свой предмет лингвист может только в границах определенной концепции, и в рамках этой концепции он кодирует научный поиск наиболее приемлемыми с его точки зрения (часто – собственными) терминами. А если предмет изучения уже находился в поле зрения других исследователей, то неизбежно возникают концептуально связанные ряды «своих» и «чужих» терминов.

Наряду со способностью передавать значимую для реципиента информацию, термины обладают способностью делать ту же информацию закрытой для «непосвященных» восприемников. Неофиты часто оказываются в трудной ситуации, особенно в последние десятилетия, когда в лингвистику лавиной хлынули новые термины, в том числе и заимствованные из других областей знания. «Свое» и «чужое» может пониматься не только как «принадлежащее близкой или, напротив, далекой» концепции. Нередко «свое» соотносится просто с исконным (или воспринимаемым как исконное вследствие длительной ассимиляции), а «чужое» - с иноязычным, поэтому отдельный параграф посвящен анализу прагматики исконных и заимствованных терминов.

Время от времени на страницах лингвистической периодики поднимаются вопросы об очистке лингвистической терминологии от засилья иноязычных слов. Чаще всего высказываются идеи в духе известных ленинских заметок «Об очистке русского языка». Ср.: «Щеголянье «модными» терминами (прежде всего американского происхождения), нарочито «заумный» язык делают некоторые лингвистические работы (в том числе и учебники) недоступными даже узкому кругу «посвященных». Эта вредная традиция в той или иной степени проникает и в учебники для средних школ» [Ф.П. Филин, 1981: 6].

Существует пресуппозиция: явной прагматикой наделяются только слова, многократно употребленные. Прагматические созначения оказываются следствиями многократных употреблений слова в различных контекстах. В диссертации отстаивается мнение, что и неологизмы обладают особой прагматикой. Прежде всего они несут на себе временную коннотацию новизны. Коннотация новизны связана с целым рядом модальностей: модальность «неожиданности», модальность «удивления», мелиоративная или, напротив, пейоративная модальность. Сколько времени могут сохраняться две первые модальности у нового термина? Очевидно, сыграет свою роль частотность: частотный термин быстрее теряет коннотацию новизны. Впрочем, не только по отношению к терминам, но вообще - по отношению к обычным словам не решен вопрос о временных границах, связанных с понятием неологизма, т е. не вполне ясно, сколько времени слово может называться неологизмом. Считается, что критерий здесь может быть только психологический (или психолингвистический) – ощущение (восприятие) носителями языка того или иного слова как нового или, наоборот, – утратившего новизну. Это в полной мере справедливо и по отношению к терминам.

В системе лингвистических терминов вполне возможны прагматические (эмоционально-экспрессивные) синонимы. Ср.: сленг, жаргон, арго. В этом ряду заимствованных терминов (различной степени ассимиляции) не сложилось устойчивого (укорененного) семантического различия между единицами и их нередко употребляют как полные дублеты. Прагматическое же различие у этих терминов достаточно явное. Так, в Словаре лингвистических терминов О.С. Ахмановой сказано, что «арго – то же, что жаргон», но в отличие от последнего «…лишено пейоративного, уничижительного значения». Думаем, что это совершенно точное замечание, которое подтверждается и внесистемным (за пределами научных лингвистических текстов) использованиями слова жаргон.

Характерно, что пейоративный оттенок значения сформировался у термина не сразу. В «Толковом словаре живого великорусского языка» В.И. Даля слово воспринимается просто как заимствование из французского языка, переводится как «наречье, говор, произношение, местная речь» и никаких пренебрежительных оттенков в значении не указывается. Нет и пояснительных примеров. В Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона (1892) появляется уточнение – «испорченная речь». Видимо, хорошо ощущая отрицательную прагматику слова жаргон, Т.Н. Никитина предпочла назвать свой словарь без этого термина: «Так говорит молодежь. Словарь молодежного сленга». Вполне возможно, слово сленг еще «напитается» отрицательными коннотациями, пока же этого не произошло (возможно, вследствие относительной новизны слова).

Специальному анализу подвергаются «удачные» и «неудачные» термины в лингвистике. По нашим наблюдениям, чаще термины (даже широко известные и устоявшиеся) характеризуются как «неудачные». В отдельном параграфе исследуется, в каких случаях и почему лингвистический термин представляется неудачным. Во-первых, термин может вызывать ложные ассоциации и тем самым дезориентировать пользователей терминосистемой. Ср. заключение Ю.С. Степанова о термине «прагматика», которое он дал в своей вводной статье к антологии «Семиотика»: «Из проделанного обзора между прочим видно, что термин «прагматика», неудачный с самого начала и влекущий ложные ассоциации (например, с прагматизмом), теперь решительно не отвечает своему содержанию. Предпринимаются уже поиски для его замены» [2001: 36]. Действительно, паронимия (прагматика – прагматизм, прагматический - прагматичный) или даже омонимия (прагматический) заставляет специально фиксировать внимание на различиях общеязыкового и терминологического значений. Однако такая изначальная «неудачность» термина вовсе не предопределила его столь же неудачной судьбы. Ср.: «Термин «прагматика», неудачный с самого начала,… тем не менее закрепился как единственное обозначение целого ряда смежных понятий, так что сегодня не приходится ожидать его замены более удачным термином» [М.В. Малащенко, 2003: 261]. Сегодня этот термин вошел даже в учебные лингвистические словари. См.: [Л.А. Брусенская, Г.Ф. Гаврилова, Н.В. Малычева, 2005]. А если учесть, что «прагматическая волна» или «бум прагматики» не идут на спад, а, напротив, нарастают в современной науке, трудно представить, чтобы ключевое слово в этом мощном направлении современной антропоцентрической лингвистики было бы изъято и заменено каким-то другим. Активно используются многочисленные дериваты от термина прагматика: прагматический, прагмемы, прагмалексемы, прагматикон (личности). См.: [М.Н. Эпштейн 1991: 19-33; М.В. Малащенко, 2003; И.Р. Красникова, 2004]. Наиболее распространенным, по нашим наблюдениям, является термин прагмема, введенный в 1991 году М.Н. Эпштейном для оценочно-референтных слов (типа пособник, сподвижник, главарь, заклеймить, ошельмовать, сговор, политикан и под.), в которых предметное и оценочное значения предстают «как бы склеенными, жестко связанными».

Термин прагматика закрепился в языке, потому что потребовалось единое название для всего, что связано с интерпретацией языкового знака (в том числе и текста) реципиентами. Естественно, что прагматическую информацию (различные коннотации, смысловые приращения в тексте и контексте ситуации, символические созначения и т.п.) изучали и до того, как закрепился термин. Ср.: «Термин «прагматика» в трудах академика В.В. Виноградова не встречается. Тем не менее реальной прагматической информации о различных единицах языка в них больше, чем в иных современных работах, специально ей посвященных. Это и неудивительно. Любая единица языка представала лингвистическому зрению В.В. Виноградова как целый мир, во всех тонкостях ее внутреннего устройства, во всем богатстве ее внешних связей, ведущих в систему языка, в синтагматический контекст, в ситуацию общения, а затем в филологию, литературу, историю, культуру, в лингвистическую традицию ее изучения» [Ю.Д. Апресян, 1995: 156]. Таким образом, идеи которые сегодня отстаиваются лингвопрагматикой как отраслью языкознания, были высказаны в работах таких классиков отечественной лингвистики, как В.В. Виноградов, однако без терминологического закрепления понятия «прагматика».

Закрепившись в языке, термин прагматика пополнил длинный ряд лингвистических терминов, далеких от идеалов однозначности и точности. Ср.: «Прагматика – понятие весьма диффузное. Одни понимают под ним только актуальное членение, другие – субъективные оценки говорящего, третьи – речевые функции, четвертые – закономерности ежедневного общения» [А. Мустайоки, 1997: 17]. Интересно, что Ю.С. Степанов еще в 1985 году в книге «В трехмерном пространстве языка» предлагал замену прагматике – термин дектика. Однако, как показали двадцать лет, прошедшие после обоснования этого термина, у него нет шансов войти в общее употребление, и по востребованности, частотности, смысловой нагруженности ни в какое сравнение с «неудачным» термином прагматика он не идет. Возможно, неудача обусловлена паронимией (ср. дейксис).

Термин префикс А.А. Реформатский считал более удачным, чем школьный термин приставка: «Термин «приставка» явно неудачен, так как приставлять можно и спереди, и сзади…Появившийся одно время термин «представка» (калька от префикс) точнее. Но требует параллельного термина «послеставка», что неупотребительно» [1967: 263]. Неудачен термин неопределенная форма глагола. Как известно, у русского глагола и в неопределенной форме сохраняются грамматические значения и показатели вида и залога, что требует определения при морфологическом разборе, т. е. оказывается, что существует противоречие между терминологическим наименованием и его объектом.

Интересно, что даже хорошо освоенные и прочно вошедшие в терминосистему единицы на каком-то этапе могли осознаваться и оцениваться как «неудачные». Так, наименование словаря толковый, которое сегодня представляется более чем органичным (по сути – это единственное терминологическое обозначение соответствующего типа словарей), вначале казалось едва ли не странным. Ср.: «Наименование Далем своего словаря как толкового вызвало недоумения, возражения и каламбурные сопоставления. «Мне было замечено, - писал об этом Даль, - что-де стало быть, все прочие словари бестолковы? В шутку это заметить можно, но на деле толковому человеку, речи, книге противополагается бестолковый, а толковому словарю – нетолковый» [И. Куликова, Д. Салмина, 2002: 52].

Главная «претензия» к неудачным терминам, в сущности, состоит в том, что они не проясняют особенности объекта или явления, а иногда и вовсе затемняют существо дела. Ср. негативную оценку ряда терминов, которая дана А. Вежбицкой [1999: 25]: «Значение предложения I want to do this (Я хочу сделать это) интуитивно ясно любому носителю английского языка, его нельзя сделать более ясным посредством толкований или абстрактных ухищрений. В частности, никакие объяснения с использованием таких выражений, как агенсы, деятели, волеизъявление, действие, дейксис, автореференция, субъекты, предикаты, объекты, предложения, зачеркивания, или каких-либо других специальных терминов и теоретических конструктов ни на миллиметр не приближают нас к пониманию этого предложения» [А. Вежбицкая, 1999: 45].

Однако ясно, что, когда речь идет о традиционных терминах, имеющих многовековую историю в науке, их «этикеточный» характер глубоко закономерен: ведь они воплощают ту систему представлений, которая складывалась у грамматистов с древнейших времен в процессе изучения языков. И хотя понимание сути дела, достигнутое лингвистикой прежних времен, несопоставимо с современным, все же традиционные термины включаются в современную лингвистическую науку с ее более широким эмпирическим охватом и более мощной теоретической базой. Споры между лингвистами различных школ нередко сводятся не просто к уточнению содержания, стоящего за теми или иными терминологическими обозначениями. Спор может идти и о том, стоит ли за терминологической номинацией вообще какое-то реальное содержание.

Стиль научного лингвистического изложения, в котором соединяются интеллектуальное и эмоциональное начала, создается единицами и категориями всех уровней. И самая главная роль в этом процессе, безусловно, принадлежит терминолексике с присущими ей прагматическими свойствами. Прагматические особенности терминов позволяют не только точно выразить понятие, но и передать отношение к знаку (и к обозначаемому, и к обозначающему) со стороны тех, кто эти знаки использует.

В Заключении обобщаются результаты исследования, формулируются общие выводы, намечаются перспективы и возможные направления дальнейшей разработки данной проблематики.

На рубеже ХХ и ХХI столетий лингвистическая наука приобрела статус междисциплинарного и исключительно эффективного инструментария человеческой деятельности. Этим обстоятельством определяется и особый интерес к различным аспектам метаязыка лингвистики. Современная лингвистика ищет объяснения языковых феноменов прежде всего в семиотической и антропоцентрической сторонах языка.

С семиотической точки зрения лингвистический термин представляет собой языковой знак, все свойства которого – семантика, синтактика и прагматика – неразрывно связаны. Прагматика зачастую оказывается «встроена» в семантическое содержание, а подлинная жизнь терминов осуществляется только в процессе оперирования ими. Значит, сочетаемость (синтагматика) и комбинаторика терминов непосредственно связаны и с рождениями новых значений, и с появлениями прагматических приращений к основному семантическому содержанию. Даже самые фундаментальные термины (грамматика, значение, стиль, литературный язык и под.) не могут быть охарактеризованы как единицы с неизменным семантическим содержанием, ибо с развитием познания развивается и значение термина. Пафос многих современных лингвистических работ состоит как раз в том, чтобы обосновать новое понимание давно и прочно закрепившихся в лингвистике терминов.

В рамках антропоцентрической лингвистики последовательно разрабатываются вопросы о мере воздействия человека на язык, об участках (областях), наиболее открытых для лингвокреативной деятельности человека. Традиционно к таким участкам относилась и терминология как сознательно регулируемая человеком сфера языка. Общим местом в трудах по терминологии является указание на то, что эта область поддается сознательному воздействию человека. В реферируемой работе предпринята попытка доказать еще более глубокое воздействие человеческого фактора на терминологию, которое простирается не только на область семантики и синтактики, но и на сферу прагматики. Учтена роль автора лингвистического текста как активной языковой личности в выборе той или иной интерпретации обозначаемого объекта.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Концептуальные основы исследования терминологических единиц // «Строительство-2001»: Материалы Международной научно-практической конференции. – Ростов н/Д: Рост. гос. строит. ун-т, 2001.- 0,25 п.л.

К вопросу определения лингвистических терминов //«Строительство- 2002»: Материалы Международной научно-практической конференции. – Ростов н/Д: Рост. гос. строит. ун-т, 2002. – 0,35 п.л.

Основные аспекты исследования научной терминологии // Актуальные проблемы лингвистики: Материалы региональной научно-практической конференции. – Ростов н/Д: Донской гос. техн. ун-т, 2003.- 0,25 п.л.

Способы семантизации терминологических единиц в текстах по гуманитарным дисциплинам // «Строительство-2004»: Материалы Международной научно-практической конференции. – Ростов н/Д: Рост. гос. строит. ун-т, 2004.- 0,35 п.л.

К проблеме формирования культурологической компетенции студентов //«Строительство-2005»: Материалы Международной научно-практической конференции. – Ростов н/Д: Рост. гос. строит. ун-т, 2005.- 0,25 п.л.

Информационный потенциал термина (на материале лингвистических терминов) // Развитие законодательства и права в современной России: Материалы Международной научно-практической конференции. - Ростов н/Д: Рост. гос. эконом. ун-т «РИНХ», 2006.- 0,4 п.л.

Семиотические свойства термина (на материале лингвистической терминологии) // Известия вузов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. - Ростов н/Д, 2006. - № 12.- Приложение.– 0,5 п.л.

Метафора в языке науки (на материале лингвистических текстов) // Вестник Московского государственного открытого университета (МГОУ). – Москва, 2006. - № 4. - 0,5 п.л.

К проблеме языкового пуризма (на материале лингвистической терминолексики) // Человек и общество: поиск, проблема, решение.- Новочеркасск: НГМА, 2006. - 0,4 п.л.

Прагматика терминологических неологизмов // Известия РГСУ. – Ростов-н/Д, 2006. - № 10.- 0,4 п.л.

Научный стиль в зеркале эпохи (на материале подъязыка лингвистики) // Электронный вестник Центра переподготовки и повышения квалификации по филологии и лингвострановедению (ЦППК ФЛ) Санкт-Петербургского государственного университета (гос. рег. № 0420600030, свид. 009 от 21 апреля 2006 г.). – 2006. - № 3. – 0,5 п.л.

О креативном потенциале лингвистической метафоры // Образование – Наука – Творчество / Адыгская (Черкесская) Международная академия наук. – Нальчик; Армавир, 2006. - № 6. – 0,5 п.л.