Коневодство у древних башкир

Содержание

Введение 2

1. Причины и предпосылки развития коневодства у древних башкир 3

2. Коневодство как фактор развития полукочевого хозяйства 4

Заключение 4

Список использованной литературы 4

Введение

Хозяйство башкир представляло собой сложный экономический комплекс, включающий скотоводство, земледелие, пчеловодство, охоту, рыболовство, промыслы и ремёсла. Каждая из отраслей хозяйства прошла длительный многоступенчатый путь развития. Их соотношение менялось с течением времени и было разным в различных природно-географических зонах.

Основным занятием башкир являлось скотоводство, сопряжённое с сезонными перемещениями населения вслед за табунами лошадей и отарами овец на пастбища. Башкирские племена являлись частью огромного мира кочевников-скотоводов евразийского материка. Их жизнь была подчинена единым правилам. Смена пастбищ и мест стоянок совершалась по определённому распорядку, маршруты были выверены и закреплены за племенами, родами и родовыми подразделениями. Этого требовала, с одной стороны, система ведения хозяйства, с другой, — относительная ограниченность пастбищных угодий, необходимость считаться с нормами землепользования и хозяйственными интересами соседей.

1. Причины и предпосылки развития коневодства у древних башкир

Лошадь являлась основной рабочей силой, транспортным средством, помощником кочевника во всех его делах и заботах. Верхом ездили и мужчины, и женщины. Верховой езде учились с детства. Без лошади была немыслима система хозяйства, которую создали скотоводы. На Южном Урале и в районах с аналогичными природными условиями без лошадей было бы невозможно содержание на подножном корму других видов скота. Привыкшие к тебенёвке лошади плотными рядами шли по зимним пастбищам, методично разбивая корку снега ударами копыт и освобождая траву из-под снежного покрова. За ними по уже проложенному следу шли овцы и козы. Сбиваясь в косяки во главе с жеребцом-вожаком, лошади были способны к самозащите от нападения волков.

Лошади легко переносили длинные переходы и круглогодичное содержание на подножном корму. Впоследствии малоприхотливая и выносливая порода башкирских лошадей, приспособленная и к вьюку, и к верховой езде, обрела широкую известность в России и Европе. Лошадь давала почти всё, что было необходимо для жизни кочевника. Конское мясо и жир, кумыс из кобыльего молока занимали значительное место в пищевом рационе башкир. Из кожи изготовляли утварь, колчаны, налучья, щиты, конскую сбрую, из сухожилий — тугую и крепкую тетиву боевых и охотничьих луков. Шкурой лошади или жеребёнка покрывали скользящую поверхность лыж. Из конского волоса делали рыболовные и охотничьи снасти, вили верёвки.

Состав и размеры стада находились в зависимости от общественного статуса их владельцев. Чем богаче хозяйство и знатнее род, тем многочисленнее были табуны лошадей. Так, в шежере племени усерган воспевается знатность и богатство биев, баев и других представителей родовой знати. Например, один из их предводителей Джумакай имел огромные стада, скот на его пастбищах "кишел, как рыба в реке". Сын его, Кужанак, "не знал счёта своим табунам. В уме он считал — около 90 тысяч голов"¹.

Особое отношение к лошади выросло в культовое почитание, нашедшее воплощение в фольклоре. Для устного народного творчества традиционны образы мифологических коней — толпаров и аргамаков. В предании, записанном в юго-восточном Башкортостане, рассказывается о бае Галиакбаре: "Богатство его было огромно: когда лошади бая спускались на водопой к реке Кизил, другой конец табуна ещё пасся на отрогах горы Сыуаш. Овцы его и козы муравейником кипели на склонах гор"². Понятно, что в фольклоре не обходится без гиперболизации, поэтического преувеличения. Но есть и исторические факты. В Бурзянском районе на р. Кана существовала д. Алдарово. Согласно источникам, ее основателем является старшина Бурзянской волости тархан Алдар Исекеев. Он имел 8 тыс. отборных лошадей, его табуны славились на всём Урале.³ Старшина Калмакской волости из д. Султаново (ныне Сафакулевский район Курганской области) имел семь или восемь табунов по 400 голов. На юго-востоке часто приходилось слышать суждение, что богатые люди не всегда точно знали число своих лошадей. Осенью, по возвращении с летовки, работники и табунщики собирали скот в загоны. Считалось, если загоны полные — значит, табуны пригнаны все.

В башкирских пословицах и поговорках отражено бережное отношение к семейному имуществу, в частности, к скоту: "В доме, где не знают счёта, богатства не бывает", "У того, кто не ведёт счёт, весь скот во дворе", "Считанная скотина не пропадает", "Считанных овец волк не порежет", "Клеймёная скотина не теряется"⁴. Раскалённым железным тавром ставили метки (тамга) на крупе лошадей. В очертаниях тавра обычно использовалась родовая тамга, в которую вносилась небольшая деталь — семейный знак. Некоторые знатные башкиры имели индивидуальный рисунок тавра.

Уход за скотом осуществлялся по сложившейся веками системе. Выявляется очень глубокое знание башкирами биологических особенностей животных, их жизненного цикла. Как и в языках других скотоводов, в башкирском языке существовала детальная "номенклатура" лошадей, крупного рогатого скота и других домашних животных по возрастным и поповым признакам. Классификация животных имела хозяйственное значение и раскрывала практические возможности использования того или иного вида скота по животноводческой лексике башкир, собранные Т.Г. Баишевым, приведены в книге С.И. Руденко. По свидетельству Т.Г. Баишева, отдельные косяки лошадей формировались с учётом их индивидуальных качеств. У богатых людей выделялись фондовые косяки из отборных кобылиц и жеребцов-производителей. Были также косяки дойных кобылиц, вместе с которыми содержались жеребята-сосунки. Взрослые рабочие лошади и молодняк до четырёх лет паслись в составе неплодоносящего стада. На зиму несколько косяков объединяли в табун.

Состоятельные башкиры нанимали для присмотра за скотом пастухов, были у них и табунщики, малообеспеченные обходились своими силами. Основные заботы скотоводов приходились на период появления приплода. Для содержания молодняка сооружали загородки с навесами, землянки и полуземлянки, сараи. Малообеспеченные семьи держали новорождённых телят, ягнят и козлят обычно в избе рядом с печью.

В X в. Башкирия представляла собой северную периферию огромного кочевнического мира тюркских племен и племенных объединений. По крайней мере, с конца I тысячелетия н. э. Южный Урал, Приуралье и населяющие их племена находились в тесной хозяйственной и этнической связи с Приаральем, Западной Сибирью, Волго-Яицкими степями, Северным Кавказом, Причерноморьем и Средним Поволжьем. Эти связи по существу не прерывались много столетий, хотя в соответствии с развитием политической карты упомянутых районов евразийского континента сила и направление этих взаимосвязей постоянно менялись. До начала монгольского нашествия, например, часть башкирских племен составляла восточную провинцию Булгарского государства основная же территория Башкирии входила в политическое объединение Дешт-и-Кипчак.¹

В XIII—XIV вв. башкиры — подданные золотоордынских ханов, а с начала XV в. территория Башкирии была расчленена между Ногайской ордой, Казанским и Сибирским ханствами. Предположительно с конца XV в. и, особенно, в XVI среди башкирских племен начинает активно проявляться тенденций политической централизации. Добровольное присоединение Батурин к Русскому государству было собственно одним из проявлений этой тенденции. С другой стороны, X—XVI вв. были периодом формирования башкир в народность: именно в ту эпоху происходит расселение башкирских племен на современной территории их обитания и активное приспособление к природным условиям. Без учета всех этих факторов — особенностей природно-географических условий территории и, в равной степени, основных направлений этнической и политической истории огромного региона от Черного моря до Аральского — невозможно было бы рассчитывать на сколько-нибудь достоверный анализ хозяйственной жизни башкир в эпоху средневековья.

В X в. башкирские племена были кочевниками-скотоводами. Ибн-Фадлан (922 г.), описывая свое прибытие «в страну народа турок, называемого аль-Башгирд», указывает, что обитатели этой страны кочевали поблизости от камских булгар и печенегов. Краткую, но в то же время чрезвычайно точную характеристику образа жизни башкир дает Ибн-Руста (около 912 г.): «Живут они в шатрах и перекочевывают с места на место, отыскивая кормовые травы и удобные пастбища».²

В установлении на обширных пространствах Приуралья и Зауралья кочевого скотоводства как господствующего типа хозяйства первостепенную роль сыграли физико-географические условия этого региона. Сочетание гор, покрытых густыми лесами и богатых летними пастбищами, с малоснежными степями и лесостепями, в перелесках которых удобно укрывался скот во время зимних буранов,— было необходимым условием для кочевников, круглый год державших скот на подножном корму (тебеневке). Расчлененный рельеф предгорных долин создавал хорошие возможности для зимовки скота — ветер, сдувая снег с возвышенных частей на низины, облегчал тебеневку. Разнообразная фауна лесов, многочисленные реки и озера были основой для развития других традиционных занятий кочевников — охоты, бортничества, рыболовства.

Примечательно, что древние районы кочевого скотоводства возникли и развивались примерно в аналогичных природно-географических условиях: на Алтае, предгорьях Тянь-Шаня, в Монголии, на Северном Кавказе. Есть серьезные основания полагать, что примерно с середины I тысячелетия н. э. юго-восточный Урал, а позднее южное и юго-западное Приуралье были вовлечены в единый территориально хозяйственный комплекс с северным Приаральем и низовьями Cыр Дарьи; здесь установился круглогодовой цикл кочевки с учетом климатических особенностей отдельных частей этого огромного региона. Короткие зимние месяцы кочевники со своими стадами проводили в присырдарьинских и приаральских степях. Но мере приближения весны стада уходили на север; сроки продвижения кочевника на летние пастбища соответствовали срокам наступления весны и продвижения к северу. В жаркие летние месяцы скот укрывался в прохладных долинах уральских предгорий. С первыми признаками осени кочевники снимались с летних пастбищ и медленно продвигались на юг, добираясь до приаральско-присырдарьинских зимних пастбищ лишь к наступлению зимы. Такие дальние перехода кочевников были вызваны особенностями природно-климатических условий: летом трава на приаральско-присырдарьинских равнинах часто выгорала и приходилось перегонять стада на богатые сочные травы горных и предгорных пастбищ Урала.Осенью кочевники уходили от холода и снежных буранов снова на юг.¹

Передвижения кочевников от зимних к летним пастбищам на многие сотни километров не являются чем-то необычным, особенно для эпохи раннего средневековья. Восточные источники часто упоминают о том, что кочевники, чтобы сохранить стада, на зимнее время перебирались далеко на юг. Главной целью далеких передвижений кочевников было сохранение трав на зимних пастбищах, расположенных в малоснежных районах. Традиция такой системы ведения кочевого скотоводческого хозяйства у башкир сохранялась очень долго: даже в XIX в. зауральские башкиры весной и летом старались откочевать от деревни на несколько десятков километров, чтобы уберечь от вытравливания наиболее ценные близлежащие к поселениям зимние пастбища.

Таким образом, основной особенностью «Арало-Уральского цикла» кочевания, который установился в этом районе не позднее рубежа I и II тысячелетий, были постоянные круглогодичные передвижения кочевников со стадами с юга на север и с севера на юг в соответствии со сменой времен года. С изменением политической обстановки в Восточной Европе и Средней Азии «Арало-Уральский цикл» кочевания постепенно затухал, однако о былом его господне свидетельствуют недавние традиции присырдарьинских казахов я каракалпаков.

Древность и глубокая традиционность Арало-Уральского цикла кочевания иллюстрируются материалами по этнографии башкир: этногенетическими преданиями башкир о переселениях их предков на Урал с низовьев Сырдарьи, многочисленными историческими повествованиями о нахождении древней родины башкирских племен в «Башкортских горах» близ Бухары, у побережья легендарного моря и т. п. Показательны в этом отношении предания, легенды и исторические песни о животных-покровителях в башкирском фольклоре, объединенные единым сюжетом повествования: животное (волк, конь, корова, овца) помогает найти дорогу заблудившимся предкам башкир и приводит их из Приаралья на Урал. Таковы предания о мифическом волке, который был покровителем юго-восточных башкир на пути из низовьев Сырдарьи на Урал; сказание башкир рода тырнаклы, родовой вождь которого еще на Сырдарье потерял любимого коня (бузат) и, идя по его следу, перекочевал вместе со своими соплеменниками на Урал. Многие северо-восточные башкиры, как рассказывают их легенды, переселились на Урал из Средней Азии, идя по следу потерявшейся отары овец. К этому же циклу примыкает старинная башкирская песня Куныр-буга и легенда к ней, повествующие трогательную историю о том, как башкирская девушка, выданная замуж в далекую Каракалпакию, вернулась оттуда на родину, идя по следу коровы, с наступлением весны отправившейся в путь на родину, к прохладным горным долинам Южного Урала.¹

Древнейшая традиция арало-уральского кочевания подтверждается и археологически. Правда, выявленные материалы пока фрагментарны, однако они совершенно ясно указывают направления кочевнических передвижений и миграций в конце I тысячелетия н. э. В целом приведенные материалы не только подтверждают существование на рубеже двух тысячелетий Арало-Уральского цикла кочевания; они позволяют выдвинуть положение о том, что с этой системой кочевания связана миграция на Южный Урал тюркских племен, сыгравших крупную роль в формировании этнического облика башкирской народности.

С. П. Толстов характеризует хозяйство аральских племен с древнейших времен и до XI в. н. э. как комплексное скотоводческая рыболовно-земледельческое. Такой тип хозяйства сложился здесь в результате взаимодействия и смешения пришлых тюрков-кочевников с местными племенами оседлых рыболовов и земледельцев. Едва ли это смешение было окончательным. На протяжении всей второй половины I тысячелетия н. э. среди различных племен приаральских степей и аральского побережья, хозяйство которых характеризуется в целом как комплексное, преобладал тот или иной тип хозяйства: в степях — кочевое скотоводство, в долине рек и на побережья моря — оседлое земледелие и рыболовство. Так или иначе, в IX—XI вв., по словам С.П. Толстова, происходит «отрыв стад» «от древних оседлых поселений», активно идея процесс «образования настоящего кочевого хозяйства с развитым циклом». Именно к этому времени относится, судя по нашим материалам, расцвет Арало-Уральской системы кочевания, в иных масштабах практиковавшейся кочевниками и в предшествующие столетия.

Вторжение тюркских кочевников в западное Приуралье не было чем-то неожиданным; они пришли в страну, которая была им известна по предшествующим традиционным летним кочевкам. Придя в эту страну, кочевники сохраняли тесные связи с прежней родиной; еще долго на зимнее время стада перегонялись в приаральские степи. Весной, возвращаясь в Приуралье, они увлекали с собой из глубин степных просторов новые и новые кочевые группы, часть которых активно включалась в башкирский этногенез, часть — вновь покидала эту страну и растворялась в безбрежных степях Западной Сибири, Средней Азии или Восточной Европы.

Характер расселения кочевников в Башкирии в X в. находился в тесной зависимости от физико-географических условий страны я типа их хозяйства. Основными районами расселения древние башкиры выбирали невысокие возвышенности и речные долины. Когда далекие передвижения кочевников на зимние пастбища на юг прекратились или были ограничены, степные возвышенности стали местами их зимовок. Эти возвышенности — водоразделы, со склонов которых раньше стаивал снег, где не было широких разливов, а пастбища из-за малоснежности годились для зимней тебеневки и уже ранней весной покрывались травой, были удобны для зимне-весеннего содержания скота. Отсюда, с этих возвышенностей на долгие весенне-летне-осенние месяцы башкиры растекались по долинам берущих здесь начало многочисленных рек и речек.

У раннесредневековых кочевников на Южном Урале и прилегающих территориях было два основных центра расселения: в Приуралье — Бугульминская возвышенность, являющаяся водоразделом рек, текущих на восток (Ашкадар), на север (Уршак, Дема, Большой Ик), на запад (Черемшан, Сок, Кинель, Самара) и на юг (Саелмыш, Юшатырь); в Зауралье — обширный район бассейна верхнего течения р. Урал (Яик), включая северные отроги Мугоджар, часть Тургайского плато и юго-восточные предгорья Уральского хребта. Эти два центра не были территориально изолированными областями; напротив, «древняя Башкирия» представляла собой единую, огромную страну на стыке Европы и Азии. Европейская и азиатская части древней Башкирии смыкались на юге широкой полосой прияикских степей и лесостепей, чрезвычайно удобных для скотоводов-кочевников. В то же время покрытые густыми лесами и поэтому труднодоступные для степных кочевников хребты Южного Урала как бы рассекали страну древних башкир на две довольно отдаленные друг от друга области. Несмотря на этническое и территориальное единство «приуральских» и «зауральских» башкир, в их исторической судьбе (в том числе в формировании хозяйства) уже с конца I тысячелетия н. э. намечаются заметные своеобразия, связанные главным образом с тем, что племена на Бугульмииской возвышенности вошли в тесное взаимодействие с пестрым тюрко-булгаро-угорским и финским этническим миром Среднего Поволжья. Зауральское население продолжало впитывать новые и новые группы кочевников, которых выбрасывали необозримые казахстанские и приаральские степи.¹

Таким образом, уже с момента расселения в древней Башкирии крайние западные и восточные группы башкирских племен попали хотя и в примерно одинаковые природные условия, но в различную политическую обстановку и в разное этническое окружение. В этом смысле удобнее вести речь о двух основных районах расселения, тем более что в дальнейшем хозяйственное развитие в разных частях Башкирии имело специфические оттенки.

В IX—X вв., когда еще сохранялись хозяйственные связи древних башкирских племен с приаральскими степями, уже определились главные направления дальнейшего освоения башкирами современной территории края. С Бугульминской возвышенности кочевники растекались на летние пастбища по всем направлениям стран света, однако основные кочевые группы двигались по течениям рек на север и восток, на богатые лесные и горно-лесные пастбища. Западнее долин рек Зай и Шешма, где еще в ХШ в. оставались некоторые башкирские племена, начиналась территория волжских булгар.¹

2. Коневодство как фактор развития полукочевого хозяйства

Результаты научных исследований Р.Г. Кузеева показывают, что эволюция хозяйства башкир в X—XV вв. характеризовалась переходом от кочевого скотоводства к полукочевым формам хозяйства с более или менее длительным пребыванием в зимнее время на одном месте. Процесс этот не протекал равномерно.² В IX—X вв., по мнению Р.Г. Кузеева, башкирские племена сохраняли ещё хозяйственные связи с прежними местами обитания в Азии, продолжая традиционные для них меридиональные маршруты кочевания за сотни вёрст с Южного Урала в сторону Приаралья и Каспия (осенью) и обратно (весной). Когда приаральские и прикаспийские степи заняли племена Дешт-и-Кипчака, зимние кочёвки в южные районы стали невозможными. Это вынудило башкирские племена продвинуться в более северные, преимущественно лесные районы Приуралья и углубиться в Уральские горы.

Видимо, задолго до присоединения Башкортостана к Русскому государству круглогодичное кочевание населения со скотом прекратилось повсеместно. К середине XVI в. на большой территории, охватывающей Среднее Приуралье, Прикамье, бассейн нижнего течения р. Белая и р. Быстрый Танып, башкиры были оседлыми. Скотоводство здесь во многом утратило исключительную роль в экономике, возрос удельный вес других отраслей хозяйственной деятельности: бортничества, охоты, рыболовства, лесных промыслов, домашних ремёсел, земледелия. Заметно трансформировалось скотоводство и в горных районах. Даже в лесостепной и степной местности, в отдалении от гор, состояние скотоводства было таково, что СИ. Руденко, будучи специалистом по древним и средневековым формам кочевого хозяйства у народов Азии и Европы, высказывал сомнение в правомочности причисления башкир к "чистым кочевникам"¹.

В золотоордынский период возможности для выпаса стада у башкир были ограничены. Башкиры вынуждены были делить приуральские (бассейн р. Дёма) и южные степи с ногайцами, а зауральскую лесостепь — с населением Сибирского ханства. Лишь после отхода основной части Ногайской Орды на Северный Кавказ (после взятия русскими г. Казань) минские и юрматынские башкиры осели в долинах рек Ашкадар, Дёма и Уршак, заняв удобные для скотоводства места. Здесь стали основываться постоянные поселения — аулы. Позже сюда переселилась часть юго-восточных башкир, в частности, бурзян. После разгрома русскими войсками сибирского хана Кучума (1598 г.) в Зауралье расселились северо-восточные и центральные башкирские племена: айле, катай, сызгы, табын и др. Эти места были хорошо знакомы им: здесь они издавна пасли скот, охотились, иногда устраивали зимовки. С присоединением Башкортостана к Русскому государству башкирские племена и роды юридически оформили свои права на эти земли в жалованных грамотах Ивана IV. По Миассу, Синаре, Тече и другим сибирским рекам основывались зимовки и аулы, отводились места для летних кочёвок.

Традиционной территорией полукочевого скотоводства долго ещё оставались южные отроги Уральских гор и оренбургские степи. Несколько своеобразный скотоводческий уклад сохранился в горах. Существенную роль разведение скота играло в северо-восточных районах, особенно на Уфимском плато. Значение скотоводства как жизненно важной отрасли хозяйства подчёркивается в шежере и памятниках устного народного творчества.

Один из рассказов о древней истории народа начинается словами: "В давние времена наши предки кочевали с одного места на другое. У них были целые табуны скота". Далее повествуется, что "в поисках лучших мест откочевали башкиры со своих старых пастбищ... по дороге встретили волка-предводителя", который "привёл их в благодатный край" — к подножию Уральских гор. Они "поставили юрты, стали здесь жить и разводить скот". В другом предании идёт речь о крупных башкирских племенах: бурзян, катай, кыпсак, тамьян, теле, юрматы, — которые до монгольского нашествия занимались коневодством в долинах рек Агидель, Ик, Кама и Яик (Урал): "Не было счёта их скоту. Косяки в тысячи голов покрывали земли. Они кочевали с одного пастбища на другое". В предании "Акман-Токман" подчёркивается, что "каждый род, аймак имел своё место для весенних, летних, осенних и зимних стойбищ".¹

Среди архивных материалов чаще всего встречаются прошения башкир в приказ Казанского дворца и другие инстанции о признании их прав на землю, которой их "прадеды, деды и отцы исстари владели". В них четко определяются вотчинные границы с перечислением примет и знаков по ручьям, рекам, урочищам, лесным участкам и другим "старым межам". Речь идёт о землях, хорошо освоенных в хозяйственном отношении. В одном из посланий башкиры жаловались на пришлых русских, татар, чувашей, черемисов, которые расселились в их вотчинах как на свободных землях: "деревья рубят, землю распахивают, траву косят", а между тем, по словам авторов послания, в Уфимском уезде нет "диких поль и порозших (видимо, порожних) земель". В летнее время на этих землях башкиры "кочуют с жёнами и детьми и с конскими стадами", а зимой "на полянках и около угодьев конские стада ходят".

В уникальном документе 1695 г. — "Деле о спорных землях башкир на Сибирской стороне Урала" — подробнейшим образом, с приложением списка и чертежа, показано расселение полукочевых башкир от "Каменя-Урала почти до Тобола". Из сообщения кунгурского бургомистра Юхнева (1725—26 гг.) следует, что башкирское население четырёх административных округов Уфимского уезда — Сибирской, Ногайской, Осинской и Казанской дорог — основательно различалось по образу жизни. Башкиры восточного и южного Башкортостана (Сибирская и Ногайская дороги) были скотоводами-полукочевниками. У них было много скота, держали лошадей, овец, крупный рогатый скот, верблюдов. Сено запасали только для "мелкой скотины" и для "походных лошадей". Остальные "стада лошадей и прочего скота, как докладывал Юхнев, ходят зимой в степи без сена... питаются всю зиму травой сухой, выкапывая копытом из-под снегу". Зиму население проводило в деревнях, а летом кочевало со скотом в степи в разных местах". На севере (Осинская дорога) башкиры жили оседло, скота имели не так много, на зимнее его содержание "запасали достаточно сена". ¹

Способ ведения кочевого скотоводческого хозяйства древними башкирами был, очевидно, таким же, как и в остальном кочевом тюркском мире. Однако длительный период приспособления к природно-климатическим условиям Урала не мог пройти бесследно. Главным образом это отразилось на составе стада. В развитом кочевом хозяйстве печенегов, огузов, половцев в IX—ХIII вв. стадо состояло из лошадей, овец, верблюдов, коз, крупного рогатого скота. Но некоторые из этих животных, в частности, верблюды, а во многих случаях и крупный рогатый скот, в условиях средних широт, где снежный покров бывает значительным, не могут добывать корм из-под снега. Поэтому на территории Башкирии стадо состояло главным образом из лошадей, овец, коз, что в последнее время подтверждено исследованиями археологов как в западной, так и в зауральской Башкирии. ²Верблюды, крупный рогатый скот разводились башкирами лишь в южных широтах края, на территории современной Оренбургской области, частично в степном Зауралье, где существовали условия для круглогодичного их содержания на подножном корму. Эта традиция сохранялась еще в XVIII в., хотя П. Паллас, побывав в этих краях, писал: «Здешние пастьба и зимние стужи верблюдам не великое размножение предзнаменуют».¹ По мере продвижения в горнолесные районы в составе стада все более стали преобладать лошади и овцы. Прошло немало времени, дока башкиры, освоив сенокошение, вновь стали в значительных масштабах разводить крупный рогатый скот.

Анализ состояния хозяйства древних башкир в связи с природными условиями края позволяет высказать некоторые соображения о масштабах освоения башкирами территории края в X в. Роль физико-географических условий в истории кочевых народов в эпоху их расселения была весьма существенна. Между тем боязнь переоценить значение географического фактора в развитии производительных сил кочевых народов привела в прошлые годы к тому, что в исторических исследованиях о хозяйстве ранних башкир природная среда учитывалась недостаточно. Изучение общества в той географической среде, в которой оно формировалось, безусловно, повышает эффективность изысканий и объективность выводов. Так, рассматривая историю расселения кочевых народов, надо, прежде всего, иметь в виду, что продвижение кочевников на новые территории зависит от наличия удобных зимних пастбищ и возможностей их освоения. Это естественно, так как от зимних пастбищ зависит количество и сохранность скота и, следовательно, благополучие народа. Глубокой осенью или зимой передвижения кочевников на некоторое время прекращались.

На зимних пастбищах проводились празднества, коллективная охота; зимовки обычно были в периоды войн местами сбора войска. Одним из существенных признаков переселения на новую территорию является появление на ней родовых кладбищ; кочевники стремились хоронить умерших поблизости от зимних пастбищ, которые ассоциировались у них с понятием «родина». Следовательно, завершение переселения кочевников на ту или иную новую территорию связано с освоением зимних пастбищ. Только при этом условии можно считать, что кочевники целиком заселили эти земли.¹

Такими прочно заселенными башкирскими племенами районами в X в. были, как уже отмечено, Бугульминская возвышенность, юго-восточное Зауралье и прилегающие прияикские степи. Именно на этой территории археологами обнаружены разнохарактерные памятники, принадлежащие кочевникам и датирующиеся концом I — началом II тысячелетия н. э.

Основной частью огромной территории обитания башкир в X в. в западном Приуралье была Бугульминская возвышенность, откуда башкиры постепенно распространили свою территориальную экспансию на север и восток. Из зауральской области кочевники, включившиеся позднее в процесс консолидации башкирского этноса продвигались на север и северо-запад, заселяя Уфимское плато в долину р. Ай, верховья Белой, долины Кизила и Таналыка, предгорья Южного Урала. История расселения западных и восточных башкир имела, как видим, некоторые своеобразия. Это впоследствии сыграло определенную роль в формировании этнического облика, диалектов и культуры башкирского населения северных территорий, где сомкнулись разные потоки миграционных волн. В то же время надо подчеркнуть и другое: несмотря па местные особенности в истории расселения западных и восточных башкир, они продолжали оставаться единым этническим миром. Связи между обеими группами древнебашкирских племен не прерывались с самого момента их переселения из Средней Азии и Западной Сибири. Во всяком случае, арабским писателям X в. приуральские и зауральские башкиры были известны под одним именем, хотя некоторые источники (аль-Балхи, X в.) различают башкир «внутренних» и «внешних». Чрезвычайно ценно то, что источниками X в. территория расселения древних башкир зафиксирована такой, какой мы ее описали. По словам Ибн-Руста, башкиры «народ самостоятельный, занимавший территорию по обеим сторонам Уральского хребта между Волгою, Камою, Тоболом и верхним течением Яика». Это свидетельство, если сопоставить его с другими данными, толкуется в том смысле, что древние башкиры обитали к западу и востоку от Уральских гор, северными границами их расселения были нижнее течение Камы, верховья Яика и Тобола. Следовательно, опираясь на арабские источники, мы можем подтвердить вывод о том, что в X в. горные районы Южного Урала, а также северные области современной территории расселения башкир еще не были или почти не были заселены древнебашкирскими племенами.¹

В последующие после X в. столетия основой хозяйства башкир оставалось кочевое скотоводство. Крупных изменений в структуре хозяйства башкир со времен Ибн-Фадлана и до начала монгольского завоевания, видимо, не произошло.

В середине XVI в. в Башкирии скотоводство по-прежнему главное занятие. Английский путешественник Антоний Дженкинсон, побывавший в 1558 г. в стране «по левую сторону Волги от Камы до Астрахани», пишет, что жители этой страны «скотоводы и имеют большое количество скота, который и составляет их главное богатство». Они «едят много мяса, преимущественно конского и пьют кобылье молоко». Источники, которые исходят от самих башкир (шежере, предания и легенды), с еще большей определенностью говорят о том, что скотоводство вплоть до присоединения Башкирии к Русскому государству оставалось основой хозяйства башкир.

Мысль об устойчивости кочевого (или полукочевого) скотоводства у большинства башкир в X—XVI вв., которая в той или иной форме высказывалась и раньше, не означает, что в хозяйстве башкир в течение нескольких столетий не происходило никаких сдвигов. Напротив, эти сдвиги оказались довольно существенными. Наиболее серьезными были изменения в самом кочевом скотоводстве, точнее, в формах его ведения; иной стала в жизни башкир и роль такого традиционного занятия кочевников, как охота.

Формы ведения скотоводческого хозяйства устанавливаются на протяжении многих десятилетий и даже столетий. Чтобы изменить устоявшиеся традиции, необходимы весьма серьезные экономические или политические причины. Этими причинами в Башкирии были: во-первых, башкиры постепенно продвигались к северу и в горно-лесные районы Урала, оказывались под воздействием новых физико-географических условий; во-вторых, это был период крупных исторических потрясений, которые сначала, в предмонгольскую эпоху, изолировали башкир от привычной жизни, а позднее, с началом монгольского нашествия, заставили башкирские племена откочевать в районы, мало пригодные для круглогодичной кочевки. Основная структура башкирского хозяйства сохранялась и в эту эпоху, тем более, что завоеватели также были кочевниками, но в то же время под воздействием указанных - факторов способы кочевания претерпевали заметную метаморфозу. Еще в XI—XII вв., в связи с движением и возвышением половецких племен, для значительной части башкир Бугульминской возвышенности, вступивших к этому времени в тесный этнический контакт с населением левобережья Средней Волги, кочевые пути в Приаралье или в Прикаспий были закрыты или существенно ограничены.

Заключение

Таким образом, в последние века I тысячелетия н. э. и особенно на рубеже тысячелетий Южный Урал и прилегающие с востока и запада территории были самым активным образом включены в орбиту нового этапа степной жизни, которая вновь забурлила тогда на просторах Средней Азии, Западной Сибири и захлестнула южнорусские степи. С этого времени кочевое скотоводство азиатского происхождения в качестве господствующего типа хозяйства постепенно захватывает основную территорию древней Башкирии. Процесс этот протекал медленно. Зауралье вплоть до среднего течения р. Тобол и ее притока р. Уй издавна составляло часть огромного природно-хозяйственного комплекса, освоенного кочевниками. Эта часть башкирского Зауралья, по крайней мере, на протяжении последних двух столетий I тысячелетия н. э., представляла собой по существу единый хозяйственный и этнический мир с Приаральем. С началом печенежского движения в сферу перекочевок включается и юго-западное Приуралье.

Список использованной литературы

Асфандияров А.З. История сел и деревень Башкирской АССР. Кн.1. Уфа, 1990.
Башкирские предания и легенды. Уфа, 1985.
Башкирские шежере. Уфа, 1960.
Башкиры. Этническая история и традиционная культура / Н.В. Бикбулатов и др. Уфа, 2002.
БНТ. Т.2. Предания и легенды. Уфа, 1987.
БНТ. Т.7. Пословицы, поговорки, приметы, загадки. Уфа, 1993.
Кузеев Р.Г. Развитие хозяйства башкир в X-XIX вв. Уфа, 1968.
Кузеев Р.Г. Историческая этнография башкирского народа. Уфа, 1978.
Мажитов Н.А. Новые материалы о ранней истории башкир.
Материалы по истории Башкирской АССР. Т.3.
Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу. М. – Л., 1939.
Руденко С.И. Башкиры: историко-этнографические очерки. Уфа, 2008.