Дипломная работа

«Сталинизм

и система ГУЛАГА В СССР

в 30-е – начале 50-х гг. XX в»

Содержание

Введение

Глава I. Сталинизм как историческое явление

§ 1. Истоки репрессий

§ 2. Реальность и ее оценки

Глава II. Система ГУЛАГа и особенности ее функционирования

§ 1. Проблема численности

§ 2. Состав контингента

§ 3. Принудительный труд

Заключение

Примечания

Список источников и литературы

Введение

Актуальность темы. В последние годы проявилась тенденция к оправданию и даже прославлению сталинизма. Она вызвана ответной реакцией на разрушительный характер постсоветских реформ. По мнению известных российских историков Жореса и Роя Медведевых, И.В. Сталин в XX в. «… оказал решающее влияние на ход многих … событий… « в мире. Ему снова приписываются достижения советского общества, связанные с индустриализацией страны, с развитием науки и культуры, с социальной защитой населения: всеобщая занятость, бесплатное образование и здравоохранение, практически бесплатное жилье, месячные отпуска и т.д., не говоря уже о победе в Великой Отечественной войне.

Подтверждением этому служит и дискуссия, проведенная по инициативе Института российской истории в рамках проекта «От XX съезда к постсоветской России». В действительности, как признают многие ученые, все достижения советского общества явились следствием мощного социалистического импульса, полученного в результате революции и на многие годы определившего направление и содержание экономического и культурного строительства, получившего характер народного подвига. Индустриализация страны, всеобщее образование и бесплатное здравоохранение, мощный подъем науки и культуры, другие достижения советского времени были не только заложены в идеях, но и реализованы в практике уже первых лет советской власти.

Они стали реальностью не благодаря сталинизму, а вопреки препятствиям и потерям, вызванным этим явлением, ставшим периодом отечественной истории. Противостоявшие сталинизму варианты социально-экономических преобразований, связанные с именами А.И. Рыкова и Н.И. Бухарина, большое число других альтернативных решений, например, проекты первого пятилетнего плана, планы кооперирования крестьянских хозяйств и др., в первую очередь обеспечивали более успешное развитие. Что особенно важно, произошло бы это без тех неисчислимых человеческих и материальных потерь, которые понесло советское общество.

И происшедшее крушение советского строя, на мой взгляд, явилось непосредственным следствием сталинизма. Можно по-разному относиться к социалистической устремленности советского общества, считать это утопией, социальной мифологией или тоталитарной идеологией. Но фактом является то, что эта устремленность стала реальной и мощной силой социально-экономического и культурного развития общества, обусловила торжество принципов социальной справедливости, победу над фашистской Германией. В связи с намечающимися переменами в осмыслении явления сталинизма, необычайно важным, на мой взгляд, представляется изучение системы ГУЛАГа. Это позволит сформировать объективные представления о прошлом, которое в разные эпохи, безусловно, не было одномерным.

Историография проблемы. Осмысление явления сталинизма наметилось еще на рубеже 80 – 90-х гг. XX в. На эту тему написано немало и впоследствии. Среди наиболее значимых следует выделить монографические обобщения А.В. Антонова-Овсеенко, Д.А. Волкогонова, А.З. Голубева, А.И. Козлова и других ученых. Изучением проблемы занимались и за рубежом. Интересны в контексте ее изучения труды Д. Боффа, М. Джиласа, Р. Такера и т.д. Большинство исследователей дают негативную оценку сталинизму, приводя в качестве доказательства массовые репрессии и карательную систему режима. Наиболее глубоко, на мой взгляд, явление сталинизма изучено в специализированных разработках В.П. Данилова.

Появились труды, в которых систематизированы факты о тех, кто возглавлял “политическую полицию” в те или иные периоды сталинской эпохи. Объективная характеристика, например Л.П. Берии дана в книге А.В. Антонова-Овсеенк. Противоположная точка зрения об этом государственном деятеле представлена в воспоминаниях С. Берии, который приводит в качестве подтверждений иные данные об отце. Некоторые из них, несмотря на кажущуюся спорность, подкрепляются другими источниками, в том числе и архивными.

Характерной же чертой процесса исследования истории ГУЛАГа в 90-е гг. XX в. было накопление новых, прежде всего, архивных источников и базовых знаний о структуре, деятельности советских карательных органов, системе их делопроизводства и т.д. Вышли в свет многочисленные сборники документов о массовых репрессиях, лагерной системе, спецссылке и т.д. Подготовлены важнейшие справочные издания о системе лагерей и карательных органов, о руководителях НКВД.

Сборники документов снабжены вступительными статьями, которые с полным основанием можно считать первыми историографическими зарисовками. В этой связи следует отметить издание справочников под редакцией М.Б. Смирнова (1998 г.) , Н.В. Петрова, К.В. Скоркина (1999 г.), А.И. Кокурина, Н.В. Петрова (2003 г.) и др. Возможность работы с документами, появившаяся в постсоветскую эпоху, существенно изменила историографическую ситуацию, открыла перед историками новые перспективы исследований. Особо следует выделить публикации А.И. Кокурина по теме «ГУЛАГ: структура и кадры», осуществлявшиеся в журнале “Свободная мысль XXI” с 1999 по 2001 гг., которые с полным основанием можно отнести к разряду фундаментальных.

Вместе с тем формировалась и специальная литература по отдельным аспектам проблемы. Прежде всего, следует выделить исследования истории «большого террора», массовых репрессий 1937 – 1938 гг. Различные аспекты истории ГУЛАГа, несмотря на существование серьезной источниковой базы, по признанию специалистов, не стали еще предметом исследований. Небольшое количество разработок, например, появилось о спецссылке. Ощущается острый недостаток работ, базирующихся на региональном материале, позволяющих глубже понять повседневные реальности осуществления политики репрессий и развития системы ГУЛАГа. Значительный вклад в изучение данных аспектов проблемы внесли В.Н. Земсков, И.Л. Солоневич, О.В. Хлевенюк и др.

Исследованию подвергался и такой аспект проблемы, как кризис управления ГУЛАГом. Получили освещение в ряде разработок и репрессии против поляков, российских немцев и других народов. Технологии «большого» террора проанализированы в книге М. Юнге и Р. Биннера. В ряде монографий (В. Шашкова, Т. Славко, С. Красильникова и др.) представлена региональная тематика. Отдельные разработки посвящены конкретным стройкам, в которых участвовали узники ГУЛАГа [19]. К числу не изученных во всей полноте относятся проблемы экономики принудительного труда, развитие лагерей как социального феномена особого типа и т.д.

По мнению Л.И. Бородкина, О.В. Хлевнюка, в изучении проблемы наметилась необходимость перехода от выявления и публикации документов переключиться на подготовку статей и монографий. Подготовка семитомного документально-справочного издания «История сталинского ГУЛАГа», которое выходит в издательстве «Российская политическая энциклопедия», позволило продолжить изучение сложного и громоздкого комплекса документов. Результатом проекта явилась и коллективная монография «ГУЛАГ: Экономика принудительного труда», изданная в 2005 г.

На ее историографическом анализе следует остановиться более подробно, так как она явилась своего рода обобщением всего того, что было сделано по проблеме отечественными и зарубежными учеными на предшествующем этапе. К ее созданию были подключены видные отечественные ученые Л.И. Бородкин, О.В. Хлевнюк и др. Исследование проблем принудительного труда в сталинскую эпоху велось параллельно в российских научных учреждениях и в Гуверовском институте. Упомянутые авторы использовали документы из ранее засекреченных фондов ГУЛАГа, ОГПУ, НКВД, МВД СССР.

В исследовании впервые предлагается системное изложение различных аспектов экономики лагерной системы, от становления системы принудительного труда в СССР и формирования лагерной экономики, превращения ГУЛАГа в самую крупную хозяйственную структуру страны с практически неограниченной мобилизационной способностью, до последующего экономического упадка. Стержневой темой данного издания является принудительный труд, его производительность и эффективность, а также применявшиеся администрацией лагерей методы для повышения производительности подневольного труда заключенных.

В монографии затронуты вопросы экономики принудительного труда, использовавшегося в ГУЛАГе с в 1930-х – 1950-х гг. В первой части рассмотрены общие вопросы принуждения к труду в СССР в данный промежуток времени, масштабы и структура лагерной экономики, эволюция системы ее управления. Показаны специфические методы сочетания принуждения и стимулирования труда заключенных ГУЛАГа. Во второй части книги экономика ГУЛАГа исследуется в региональных и отраслевых измерениях.

Здесь основное внимание уделяется специфике использования принудительного труда в тех районах страны, где рабочая сила ГУЛАГа играна наиболее важную роль (на Дальнем Востоке, в Заполярье, в Карелии, а также Сибири и на Урале). Авторы исследуют вопросы организации принудительного труда, его производительности и степени эффективности на архивном материале крупнейших объектов ГУЛАГа, включая Беломорканал, Норильский никелевый комбинат, Дальстрой (золотые прииски Магадана), а также в сельском хозяйстве и на лесозаготовительных работах. Приводятся также данные о труде военнопленных и спецпереселенцев.

В главе А.К. Соколова принудительный труд в сталинских лагерях рассматривается в широком контексте системы принуждения к труду в советской экономике 1930-х – середины 1950-х гг. О.В. Хлевнюк дает обзор экономики ОГПУ – НКВД – МВД СССР, ее масштабов, структуры, тенденций развития. С. Эртц (Германия) подвергает детальному анализу эволюцию принципов управления лагерной системой. В главе Л.И. Бородкина исследуется регулирование принудительного труда в ГУЛАГе, практика его стимулирования, сочетающая специфичные стимулы и привычные для советской экономики методы мотивации ударного труда.

Дж. Хейнцен (США) рассматривает коррупцию в лагерной системе, ее формы и масштабы. А.Б. Суслов проводит анализ эффективности и рентабельности принудительного труда в сравнении с “вольным” трудом на примере Урала, как в сфере промышленного производства, так и в сельском хозяйстве. С.А. Красильников рассматривает механизмы и результаты колонизации севера Западной Сибири в 1930-е гг., проводившейся на основе принудительного труда сотен тысяч спецпереселенцев, объединенных в спецартели.

Характеристика источников. В силу большого научного и общественного интереса, а также по политическим причинам наиболее активно публиковались документы и материалы о массовых репрессиях, лагерной системе, о жертвах террора, его организаторах и исполнителях, то есть, пользуясь известным обобщением А.И. Солженицына, по истории ГУЛАГа. За последние годы появилось множество работ на эту тему. Многие из этих изданий играли и важнейшую социально-политическую роль, хотя не имели особой ценности с научной точки зрения.

Книги памяти жертв политических репрессий (списки расстрелянных или сборники документов о репрессиях), служат не только средством нравственного преодоления сталинизма, но являются также важнейшим историческим источником. Упоминания заслуживает в этой связи «Черная книга коммунизма …», написанная на основе интересных сведений. Ее недостатком является тенденциозность и односторонность интерпретаций , отчего, как было показано в обзоре степени изученности, стремятся отойти современные исследователи. Постепенно развивалась также научная историография проблемы. По понятным причинам она началась с исследования вопроса о численности жертв террора и контингентов лагерей, колоний, тюрем, спецссылки и т.д. Историки выявили и обобщили многочисленные данные ведомственной статистики, содержавшиеся в фондах ГУЛАГа, министерств внутренних дел и юстиции СССР.

В качестве источников для раскрытия темы дипломной работы использовались преимущественно сборники документов. В раскрытии некоторых сюжетов они имели решающее значение, так как специальные исследования по ним отсутствуют. Исследованию подвергались и региональные подразделения ГУЛАГа. В этом контексте следует отметить публикации А.Ю. Жукова (1992 г.) [25], Л.И. Гвоздиковой (1994 г.), В.П. Данилова, С.А. Красильникова (1996 г.) и др., включающие не вводившиеся ранее в научный оборот архивные сведения.

Появились и обобщающие подборки свидетельств по системе ГУЛАГа, составленные А.И. Кокуриным и Н.В. Петровым (2000 г.). Изданы подборки материалов по периоду коллективизации и раскулачиванию, проливающие свет на один из драматических периодов советской эпохи. Особый интерес представляют публикации документов о взаимоотношениях И.В. Сталина и органов государственной безопасности в СССР, осуществленные В.Н. Хаустовым в 2003 – 2004 гг. Некоторые сборники привлекались даже в тех случаях, когда их данные нельзя было включить в систематизацию, но данные из них полезны были для понимания проблемы в целом или отдельных ее составляющих.

Исследовательские подходы. Анализ и систематизация материала производилась с соблюдением критериев научности, факты рассматривались во взаимосвязи, с соотнесением с реальностью. Предусматривалось также комплексное рассмотрение проблемы, для придания концептуальной целостности всему проекту. За основу методологии брался как основополагающий и принцип сравнительного изучения, с соблюдением проблемно-хронологической последовательности.

Целью дипломной работы является исследование взаимосвязи сталинизма и системы ГУЛАГа в СССР в 30-е – начале 50-х гг. XX в. Именно данное направление, несмотря на наличие публикаций по каждому из отмеченных аспектов, остается не изученным в качестве самостоятельной проблемы. Соответственно она служит объектом сравнительных наблюдений.

Исходя из намеченной цели, ставятся следующие задачи:

• Комплексно рассмотреть сталинизм как историческое явление.

• Проследить истоки репрессий, факторы, влиявшие на их проведение.

• Воспроизвести реальность и соотнести с ней существующие оценки, проверив их при помощи фактов на соответствие объективности.

• Выявить особенности становления и функционирования системы ГУЛАГа.

• Сопоставить версии о численности узников и, по возможности, дать ей выверенную интерпретацию.

• По сложившимся критериям установить состав контингента, характер взаимоотношений различных групп заключенных.

• Определить роль принудительного труда в контексте хозяйственной деятельности подразделений системы и экономического развития страны.

В соответствии с этим предусмотрена и структура дипломной работы. Она состоит из двух глав, в каждой из которых предусмотрены для глубины анализа аспектные выделения из общей проблемы (параграфы). В проект входят, кроме того, введение, включающее обоснование актуальности темы, характеристику степени ее научной разработанности и источников, заключение, в котором представлены обобщающие итоговые выводы, примечания, отражающие научно-справочные сведения, а также список использованных источников и литературы.

Глава I Сталинизм как историческое явление

§ 1. Истоки репрессий

Формированию диктатуры И.В. Сталина способствовали многие факторы. Рассмотрим лишь те, которые в наибольшей степени оказали влияние на развязывание репрессий и создание карательной системы, превратившейся в важнейший элемент общественно-политического развития СССР. По признанию ученых, решающим фактором “успехов” в ликвидации оппозиций, а тем самым и становления сталинизма явилось введение полного контроля над партийно-государственным аппаратом.

Эта сфера деятельности была чужда партийным лидерам, поглощенным проблемами нэпа, перспективами социализма в России. Генсек же практически сразу занялся управленческим аппаратом. Уже в 1922 г. начал действовать Учетно-распределительный отдел ЦК РКП(б), а в 1923 г. на XII съезде партии И.В. Сталин выступил с политической программой формирования нового аппарата. В Организационном отчете ЦК говорилось: «После того как дана правильная политическая линия, необходимо подобрать работников так, чтобы на постах стояли люди, умеющие осуществлять директивы...»

В этой связи новому органу придавалось огромное значение. Учет и распределение кадров по замыслам вождя означали постоянное перетряхивание и замену аппарата управления, созданного в ходе революции из ее непосредственных участников и выдвинутых самими революционными событиями. Уже в силу этого они были достаточно самостоятельными. Теперь же началось формирование аппарата управления из назначенцев, умеющих принимать директивы сверху «как свои родные и ... проводить их в жизнь».

Явления бюрократизма в партийно-государственном управлении, отмечавшиеся и ранее, охватили, в сущности, весь исполнительный аппарат, который представлял собой основу “необъятной власти” генсека. Овладение аппаратом управления генсек, оказавшийся верховным правителем, начал сверху, спускаясь все ниже, от этажа к этажу этой пирамиды. Однако верхние звенья управления, включая, например, ОГПУ, были освоены И.В. Сталиным очень быстро и раньше других.

Подтверждением этому может служить следующий эпизод. В марте 1923 г. в прессе появились официальные сообщения о болезни В.И. Ленина. Естественно, что среди населения страны появились слухи о его возможных преемниках. Как сообщалось в спецсводке ОГПУ от 24 марта 1923 г., чаще всего в этом качестве назывались Л.Д. Троцкий, а также Л.Б. Каменев, А.И. Рыков, Г.Е. Зиновьев, Н.И. Бухарин и даже Ф.Э. Дзержинский. Но никем не называлось имя И.В. Сталина.

В обществе он был неизвестен, во всяком случае, он не входил в когорту вождей революции. Неприятная для И.В. Сталина информация не осталась безответной. Осенью того же 1923 г. в одной из спецсводок ОПТУ сообщалось о том, что «Бухарин, Зиновьев и Троцкий … подпали под контрреволюционное влияние». В тех же сводках за 1927 г. появились сообщения о кулацких высказываниях типа «Троцкий – наш вождь», а в 1929 г. – о «контрреволюционной деревне”, организующейся под “флагом правых” (Бухарина и Рыкова)».

Такого рода “компроматы”, выражаясь современным языком, готовили аппарат к расправе с очередной оппозицией. В июне 1927 г. Сталин требовал вывода из состава ЦК ВКП(б) Троцкого, Каменева и Зиновьева, ссылаясь на осложнение отношений Советского Союза с Англией и якобы возникшую военную угрозу: «Нельзя укреплять тыл, поощряя гнусную роль дезорганизаторов центра страны». Это писалось о Троцком, сыгравшем выдающуюся роль в организации победы красных над белыми и над интервентами.

«Революция сверху», начавшаяся с исключения из партии Троцкого, Зиновьева, Каменева и их сторонников в конце 1927 г., означала переход к собственно сталинской политике и идеологии. Получив, наконец, большинство в политическом руководстве, сталинская группа сразу же отбросила те идеи и принципы, которые провозглашались до этого, пошла на слом нэпа и применение прямого насилия над крестьянством – на то, что получило наименование «чрезвычайщины».

Бухарин, Рыков и их единомышленники, оказавшие сопротивление этой политике, к концу 1929 г. были отстранены от участия в политическом руководстве, что означало концентрацию всей власти в руках единоличного диктатора и переход к волюнтаристской политике, не стесняемой более никакими теоретическими и практическими соображениями. Не случайно, что всегда использовавшиеся И.В. Сталиным дезинформация и прямая ложь с осени 1927 г. становятся главным аргументом борьбы за власть и «обоснованием» общей партийно-государственной политики.

В современной литературе убедительно, на мой взгляд, показано, как происходил разгром советской статистики в декабре 1925 г., обвиненной в преуменьшении производства хлеба в крестьянских хозяйствах, а следовательно, возможностей государственных заготовок и экспорта и тем самым финансирования промышленного роста. 10 декабря 1925 г. на политбюро ЦК РКП(б) осуждалась деятельность П.И. Попова – крупного земского статистика, возглавлявшего ЦСУ с 1918 г.

В споре с И.В. Сталиным он доказывал обоснованность невысоких показателей хлебного производства и отказался признать наличие огромных запасов хлеба в деревне. В тот же день П.И. Попов был отстранен от руководства ЦСУ. С этого момента деятельность ЦСУ была подчинена интересам политики. Партийное руководство получало после этого угодные ему показатели. В результате резко возросли оценки ежегодного производства зерна (в среднем на 10 – 20%) и “невидимых хлебных запасов” у крестьян, что должно было послужить обоснованием применения «чрезвычайных мер» во время хлебозаготовок.

Миф о хлебном изобилии, созданный явно сфальсифицированными статистикой данными, имел целью убедить правящие верхи в возможности получения такого количества зерна, которое обеспечивало бы решение проблемы средств для ускорения индустриализации. Одновременно сталинское руководство пыталось убедить партийно-государственные верхи в необходимости реализовать эти возможности и любыми средствами отобрать у крестьян хлеб в объеме, достаточном для решения задач диктаторского режима. Испытанным аргументом в подобных ситуациях выступала внешняя опасность, связанная с прямой угрозой войны.

В 1927 г. этот аргумент был использован сверх всякой меры для обоснования “чрезвычайных” мер и сосредоточения власти в сталинских руках. Выжимание из крестьян средств превратилось в основу политики в деревне на протяжении всей сталинской эпохи. Социальное содержание этой политики в свое время раскрыл Бухарин, определив ее как политику «военно феодальной эксплуатации крестьянства». Второе идеологическое “открытие” Сталина того времени состояло в утверждении о том, что по мере продвижения к социализму происходит все большее обострение классовой борьбы, что послужило толчком к развязыванию массовых репрессий в 30-е гг. XX в. и созданию системы ГУЛАГа.

К каким на самом деле последствиям вела политика обострения классовой борьбы, хорошо показал все тот же Н.И. Бухарин: «У самых ворот социализма мы, очевидно, должны или открыть гражданскую войну, или подохнуть с голоду и печь костьми». Предвидение Н.И. Бухарина, к сожалению, сбылось: сталинская «революция сверху» сопровождалась и фактической гражданской войной против крестьянства, и голодом, унесшим жизни миллионов людей. Нарастание государственного насилия привело к усилению роли карательных органов и их самостоятельности.

Партийная директива ОГПУ и народным комиссариатам юстиции союзных республик от 3 октября 1929 г. предписывала «принять решительные и быстрые меры репрессий, вплоть до расстрелов, против кулаков, организующих террористические нападения на совпартработников и другие контрреволюционные выступления», осуществляя эти меры, «когда требуется особая быстрота... через ГПУ», та есть во внесудебном порядке. По предварительным (не исчерпывающим) данным, уже к 24 октября 1929 г. органами ОГПУ, кроме органов Наркомата юстиции, в связи с хлебозаготовками было арестовано на селе 17 904 человека, а к концу 1929 г. 49 068 человек.

Возникала настоятельная необходимость в особой системе содержания тех, кто был лишен свободы. Общее число арестованных сельских жителей за 1929 г. составило 95 208 человек, с учетом арестов на почве религиозного сопротивления, коллективизации и т.п. Это было лишь началом систематических арестов в деревне. Директива от 3 октября 1929 г. послужила одновременно сигналом, означавшим, что и в будущем планируются такие же действия в деревне со стороны сталинского руководства.

Исследования политики раскулачивания и ссылки бывших кулаков в отдаленные районы страны велись в советское время под углом зрения коллективизации крестьянских хозяйств. Все это рассматривалось как слагаемые единого процесса преобразования деревни, прежде всего как средство преодоления крестьянского сопротивления. Разумеется, это являлось одной из главных функций раскулачивания. Однако не менее важной задачей раскулачивания было формирование армии принудительного труда, то есть армии дешевой рабочей силы, необходимой для промышленных строек, лесозаготовительных работ, освоения необжитых районов и т.п.

Эта составляющая сталинской политики нуждается в специальном анализе. Прокурор РСФСР Н.В. Крыленко в статье, опубликованной в «Правде» 17 марта 1930 г., сообщал: “На основании резолюции СНК РСФСР 29 мая 1929 г. сейчас не практикуется уже лишение свободы на срок меньше года. Предложено в максимальной степени развить систему принудительных работ. Проведен ряд мероприятий по использованию труда лиц, осужденных на срок свыше 3 лет, на общественно необходимых работах в специальных лагерях в отдаленных местностях”.

28 мая 1929 г. съезд советов СССР утвердил I пятилетний план развития народного хозяйства, ориентированный на ускоренную индустриализацию страны, а буквально на следующий день, 29 мая, сталинское руководство приняло решение “в максимальной степени развить систему принудительных работ”. Тем самым фактически был перечеркнут только что принятый пятилетний план, который формально сохранял и рыночные основы экономики, и систему мелкого крестьянского хозяйства. Решения 29 мая 1929 г. создали систему ГУЛАГа, а с 1930 г. и спецпоселений для семей раскулаченных. Основную массу населения этих мест составляли крестьяне.

«Великий перелом», о котором И.В. Сталин объявил в ноябре 1929 г., не имел ничего общего с подлинным социально-экономическим развитием: не было ни огромного роста производительности труда в промышленности, ни массового колхозного движения. Применительно к тому времени можно говорить о «великом переломе» лишь в том смысле, что И.В. Сталину впервые удалось навязать партии и стране свои взгляды, оценки, методы и в целом политику диктаторского волюнтаризма, которая с неизбежностью вела к огромным человеческим и материальным потерям.

Колоссальный ущерб и прямые бедствия принес сталинский волюнтаризм в связи с пересмотром заданий I пятилетнего плана (1928/29 – 1932/33 гг.). В том виде, как он был принят и стал государственным законом в мае 1929 г., этот план намечал действительно огромный шаг по пути индустриализации страны и кооперирования сельского хозяйства. Достаточно сказать, что валовая продукция крупной промышленности должна была возрасти в 2,8 раза, а продукция отраслей, производящих средства производства, – в 3,3 раза.

Выплавку чугуна планировалось увеличить с 3,3 млн. т. в 1928 г. (77,8% к уровню 1913 г.) до 10 млн. т. в 1933-м. Это задание (“оптимальный вариант”) считалось очень трудным, но исполнимым. “Отправным вариантом” плана, который отстаивали Бухарин и Рыков, на последний год пятилетки намечалась выплавка 8 млн. т. чугуна.

Согласно “оптимальному варианту”, преобразование деревни становилось непосредственной задачей, темпы его определялись представлениями о возможностях технической реконструкции и обеспечения других предпосылок для коллективизации (к концу 1933 г. объединить в колхозы 18 – 20 % крестьянских хозяйств). Ставилась задача за пятилетку приобщить к различным формам кооперации 85% крестьянских хозяйств. «Оптимальный вариант» I пятилетнего плана в действительности являлся максимальным.

Любая попытка дальнейшего наращивания заданий могла привести только к перенапряжению сил народа, к материальным и человеческим жертвам, а в конечном счете – к срыву плана, как и случилось на деле. Форсирование сплошной коллективизации, доходившее до требований провести ее в зерновых регионах, по сталинским директивам, за год-полтора и даже, как требовал В.М. Молотов, «в течение весенней посевной кампания 1930 г.», означало отказ от основных принципов кооперативного плана. Широкое использование принуждения, раскулачивание (местами в кулаки зачисляли до 15% крестьянских хозяйств) причинило ущерб, не поддающийся измерению. За 1929 – 1932 гг. оказалась истребленной половина поголовья скота.

Таким образом, формирование диктатуры личной власти И.В. Сталина тесно связано не только с форсированным строительством социалистического общества, но и возникновением необходимости массовых репрессий. Насилие и волюнтаризм в области экономики порождали предпосылки создания особого карательного аппарата, который охватил как партийную, так и государственную сферы. Важнейшей составляющей проводимой политики становится система ГУЛАГа.

§ 2. Реальность и ее оценки

Форсированное развитие промышленности, приходившееся преимущественно на 30-е гг. XX в., также явилось одним из важнейших факторов формирования явления сталинизма. В этот же промежуток времени произошло, на мой взгляд, и укрепление его позиций. Ошибочно поэтому полагать, что это было связано только с политическими процессами, развивавшимися в стране. Обратимся к конкретному анализу для прояснения особенностей условий, или исторического контекста формирования системы ГУЛАГа, ставшую элементом советского типа экономики вплоть до начала 50-х гг. XX в. Установленное в апреле 1929 г. задание на пятилетку довести выплавку чугуна до 10 млн. т. показалось сталинскому руководству недостаточным. В январе 1930 г. это задание – “важнейшая народнохозяйственная задача” – было увеличено до 17 млн. тонн. Сталинский “большой скачок” в металлургии, как и в ряде других отраслей индустрии, дезорганизовал промышленное строительство, крайне осложнил общую экономическую ситуацию и привел к напрасной растрате материальных и человеческих сил.

Установленное задание оказалось невыполнимым: в последний год пятилетки страна не получила не только 10, но и 8 млн. т. чугуна – уровень, который считал вполне достижимым сам вождь и его ближайшее окружение. Возглавлявшие разработку “отправного варианта” плана пятилетки были объявлены “вредителями”. Проявленная ими осторожность в расчетах оказалась излишней. В 1932 г. в стране было выплавлено 6,2 млн. т. чугуна. Волюнтаристское задание не удалось выполнить и в 1940-м г., когда выплавка чугуна в стране достигла 14,9 млн. т.

При оценке подобных методов планирования нет никакой возможности ссылаться на отсутствие у руководителей страны опыта, на «неизведанность путей» и т.п. Что означало «дополнительное» увеличение задания на 7 млн. т. за три года? Чтобы его выполнить, потребовалось бы начать заново, полностью завершить строительство и пустить в ход семь Кузнецких или Запорожских металлургических заводов с проектной мощностью в миллион тонн чугуна каждый или три Магнитогорских комбината с проектной мощностью 2,5 млн. т.

Между тем в начале 1930 г. даже ход строительства Кузнецкого, Запорожского и Магнитогорского заводов говорил со всей определенностью, что для их пуска потребуется времени и сил гораздо больше. На Магнитке и в Кузнецке в 1932 г. произвели лишь первые плавки на первых домнах, а до «большого чугуна» им требовались еще годы работы. Проектной мощности эти комбинаты достигли лишь в 1934 – 1936 гг.. Действительным символом первой пятилетки стал не «большой чугун», а «котлован», хотя пропаганда изображала все иначе. Однако эти достижения не соответствовали действительности.

Другой результат сталинского выполнения «пятилетки в четыре года» – голод 1932 – 1933 гг. в сельских местностях Украины, Северного Кавказа и Дона, Нижней и Средней Волги, Южного Урала и Казахстана. И этот результат, как считают современные специалисты, нельзя считать непредвиденным. С 1928 г. хлебозаготовки неизменно проводились в «чрезвычайном» режиме и каждый следующий год был шагом на пути к массовому голоду. Признаки его появились весной 1930 г., трагедия голода стала фактом для сельского населения целых районов зимой 1931 – 1932 г.

Однако любые предупреждения и донесения отвергались сталинским руководством как паникерские или враждебные. Сталинская «революция сверху» 1927 – 1929 гг. отдала страну во власть авторитарного, жестко централизованного режима, существование которого обеспечивалось беспощадностью и массовостью репрессий. Командно-репрессивное управление утвердилось как в самой Коммунистической партии, так и в системе советов. Власть генерального секретаря практически сделала призрачной всю систему политических организаций призрачной.

Они лишились инициативы и самодеятельности, способности занять самостоятельную позицию, противостоять разрушительным тенденциям, исходившим от высших звеньев управления, особенно от генсека. Признание генсека «вождем» и тем самым единственным источником новой мысли и воли, неукоснительная и беспощадная расправа с любым инакомыслием как ревизионизмом превратились в основной закон формирования, функционирования и самосохранения правящего класса.

Эта особенность политической системы сыграла роковую роль и в сталинской «революции сверху» 1927 – 1929 гг., и в последовавших за ней массовых репрессиях, и в падении советского общества на рубеже 80 – 90-х гг. XX в. Сталинская организация партийно-государственного управления всюду создавала кризисные ситуации. «Чрезвычайщина» от одного «кризиса» перетекала к другому, никогда не прерываясь и требуя расправ с «врагами народа», используемых для «подстегивания» масс.

С самого начала сталинская диктатура основывалась на терроре, направленном главным образом против деревни, где проживала основная масса населения, чтобы превратить ее, по выражению некоторых философов, в «человеческий материал» для постройки будущего общества согласно представлениям вождя. Удары направлялись также против той части большевистской партии, которая еще не принимала сталинского руководства, против «левых» и «правых» уклонистов, переведенных затем в разряд «врагов народа».

Программа репрессий изложена уже в сталинском письме В.Р. Менжинскому от 26 июня 1927 г., где названы и «повальные аресты», и «показательные процессы», и «публикации показаний» арестованных и уже расстрелянных. Первая «массовая операция» началась в июне 1927 г. с расстрела 20 бывших монархистов и ареста 9 тыс. крестьян. Но дальнейшее исполнение намеченной И.В. Сталиным программы натолкнулось на сопротивление части партийно-советского руководства, «не вычищенного» еще от будущих «врагов народа».

Программу удалось реализовать в 1937 – 1938 гг. на апогее «большого террора», когда по официальной статистике НКВД было арестовано 1 565 041 человек, в том числе крестьян – 787 397 человек. Расстреляно 668 305 человек, в том числе крестьян – 386 798 человек. Их арестовывали и расстреливали, руководствуясь приказом № 00447 . В литературе последнего времени появилась тенденция объяснять массовость террора и потрясающее число расстрелов произволом местных властей.

Произвол на местах действительно имел место, но ни в какой мере он не снижает роли и ответственности сталинского руководства, которое знало обо всем и выступило с осуждением местного произвола крайне редко. Происходило это, как правило, лишь тогда, когда местные организации отказались выполнять директивы сверху о еще больших репрессиях. Примером могут служить случаи «неповиновения» в условиях голодного 1933 г. Известны факты сталинской расправы с руководителями учреждений, пытавшихся ограничить вывоз раскулаченных семей в нежилые места возможностями организации спецпоселений и тем самым не допустить вымирания спецпоселенцев, особенно детей и стариков, от голода и отсутствия жилья, одежды и обуви.

Сталинизм как явление основывался на репрессивной сущности, которая оставалась с ним неизменно. Его карательные проявления возобновились и сразу после войны. Это нашло отражение в «Ленинградском деле», «Деле врачей», «Мегрельском деле», в арестах помимо массовых политических кампаний в цепях пополнения ГУЛАГа. Речь идет о сотнях тысяч «зеков», попадавших в его систему. Но неосведомленностью не объяснить славословия И.В. Сталину и всей его деятельности в книге В.В. Карпова «Генералиссимус» (2003 г.).

Автор, Герой Советского Союза, был удостоен этого звания во время Великой Отечественной войны. Однако никакое звание не может оправдать автора, отошедшего от объективности. Он не остановился даже перед использованием признаний подсудимых на судебных процессах 30-х гг. XX в., точно так же, как и «впечатлений» журналистов, слышавших эти признания. Действительное происхождение признательных показаний на сталинских процессах давно выяснено. Нужно потерять остатки совести, чтобы умалчивать о пытках, служивших способом добывания нужных сталинскому руководству признаний.

Но нельзя пройти мимо представленных в его книге данных о «фактических» итогах массовых репрессий и их специфической интерпретации. Карпов приводит справку о численности репрессированных за 1919 – 1930 гг. и за 1930 – 1940 гг., якобы составленную в ОГПУ для И.В. Сталина. Для исследователей, работающих над документами подобного типа, уже сама по себе форма этого «документа» обнаруживает его не соответствие реальности. Проведенной в 2003 г. руководством Центрального архива ФСБ России проверкой «Справка народного комиссара внутренних дел Л. Берии товарищу Сталину о применении органами НКВД СССР репрессий за период с 1919 по 1940 г. не выявлена»

И “оформление указанной справки”, и ее содержание приводят к заключению, что «документ, опубликованный в книге «Генералиссимус», является сфальсифицированным». Главное же и неопровержимое доказательство фальшивости приведенной в «Генералиссимусе» справки, как считает В.П. Данилов, – ее содержание. Здесь нет ни одной цифры, отражавшей действительность. Ограничимся оценкой основных показателей, относящихся к 1930 – 1940 гг.: «... осуждено врагов народа ... по ст. 58 УК РСФСР по приговорам судов 1 300 949 чел. Из них расстреляно 892 985 чел... В том числе ... бывшие ленинские партийные лидеры, вставшие на путь контрреволюции; осуждено – 937 110 чел. Расстреляно 686 271 чел...».

Чтобы оценить смысл всей предпринятой В.В. Карповым фальсификации, приведем вывод, сформулированный им о так называемых «врагах народа»: «… во главе с Троцким они занимали высокие посты в НКВД, прокуратуре, судах, лагерях и партийных органах. Сталин помнил многих по именам (да и списки сохранились). Всегда помнил он и их черные дела, когда решения партии доводились до абсурда и компрометировались добрые начинания истинных большевиков. Сталин все помнил. И они за все заплатили».

Оценить цифры, указанные В.В. Карповым, и его трактовку репрессий поможет «Сводка Первого специального отдела НКВД о количестве арестованных и осужденных за время с 1 октября 1936 г. по 1 июля 1938 г.», то есть в апогей сталинского террора. В ней содержатся, например, данные о численности национальных групп. Репрессировались люди разных профессий, в значительной мере горожане, часто иностранные подданные, хотя деревенские жители и в это время составляли половину попавших в жернова террора, 699 929 человек только по приказу № 00447.

Что же касается предшествующего времени, то основной и абсолютно преобладавшей по численности (90% и более) жертвой сталинского террора было население деревни – русские, украинцы, белорусы, казахи, татары, башкиры, узбеки и другие этнические группы, представленные в составе репрессированных едва ли не в точном соответствии с этническим составом населения страны. Данные В.В. Карпова, к сожалению, реально не отражают ничего. Те, кто был расстрелян или погублен в лагерях, представляли собой наиболее трудоспособную и наиболее социально активную часть населения.

Погибали люди с самостоятельным пониманием происходившего и стремлением это открыто высказать, способные оказать сопротивление несправедливости и насилию. Огромные человеческие потери 1941 – 1942 гг. были во многом следствием потерь 1937 – 1938 гг. Созданная под флагом ускоренного решения проблем модернизации экономики командно-репрессивная система управления превратилась в тормоз социально-экономического и культурного развития страны в целом.

Подводя итог, следует, прежде всего, отметить тесную связь явления сталинизма и тех условий, в которых происходило его формирование. Как показывают проанализированные факты, это явление нельзя идеализировать. Оно не оставалось статичным, подвергаясь эволюции во времени. Но сущность сталинизма, его репрессивная составляющая, оставалась неизменной. Для его функционирования необходима была особая система, вошедшая в историю под названием ГУЛАГа. Она явилась важнейшей приметой эпохи.

Глава II Система ГУЛАГа и особенности ее функционирования

§ 1. Проблема численности

Статистика заключенных ГУЛАГа приводилась в статьях А.Н. Дугина, В.Н. Земскова и других авторов. Несмотря на наличие этих публикаций, в которых называется соответствующее истине и документально подтвержденное число осужденных, влияние надуманных и не соответствующих исторической правде статистических выкладок сохраняется. Искаженные данные содержатся как в трудах зарубежных авторов (Р. Конквист, С. Коэн и др.), так и в публикациях ряда отечественных исследователей (Р.А. Медведева, В.А. Чаликова и др.).

Причем в работах всех этих авторов расхождение с подлинной статистикой никогда не идет в сторону преуменьшения, а исключительно только в сторону преувеличения. С. Коэн, со ссылкой на книгу Р. Конквиста «Большой террор», изданной в 1968 г. в США, например, отметил: «... К концу 1939 года число заключенных в тюрьмах и отдельных концентрационных лагерях выросло до 9 млн. человек (по сравнению с 30 тыс. в 1928 году и 5 млн. в 1933 – 1935)».

В действительности же в январе 1940 г. в лагерях ГУЛАГа содержалось 1 334 408 заключенных, в колониях ГУЛАГа – 315 584 и в тюрьмах – 190 266 человек. Всего в лагерях, колониях и тюрьмах находилось тогда 1 850 258 заключенных, то есть приведенные Р. Конквистом и С. Коэном статистические данные преувеличены почти в пять раз. Преувеличенные данные, по мнению В.Н. Земскова, отображает и отечественная исследовательница В.А. Чаликова. Она пишет: «Основанные на различных данных, расчеты показывают, что в 1937 – 1950 годах в лагерях, занимавших огромные пространства, находилось 8 – 12 млн. человек».

В.А. Чаликова называет максимальную цифру – 12 млн. заключенных ГУЛАГа. По-видимому, в понятие “лагеря” она включает и колонии на какую-то определенную дату, но в действительности за период 1934 – 1953 гг. максимальное число заключенных в ГУЛАГе, приходившееся на 1 января 1950 г., составляло 2 561 351 человек. Следовательно, В.А. Чаликова, вслед за Р. Конквистом и С. Коэном, в пять раз преувеличивает подлинную численность заключенных ГУЛАГа.

Свой вклад в запутывание вопроса о статистике заключенных ГУЛАГа внес и Н.С. Хрущев, который, судя по всему, с целью внушительнее представить собственную роль освободителя жертв сталинских репрессий, написал в своих мемуарах: «Когда Сталин умер, в лагерях находилось до 10 млн. человек». В действительности же 1 января 1953 г. в ГУЛАГе содержалось 2 468 524 заключенных: 1 727 970 – в лагерях, 740 554 – в колониях. Сохранились копии докладных записок руководства МВД СССР на имя Н.С. Хрущева с указанием точного числа заключенных, в том числе и на момент смерти И.В. Сталина.

Следовательно, Н.С. Хрущев был прекрасно информирован о подлинной численности заключенных ГУЛАГа и преувеличил ее в четыре раза преднамеренно. Имеющиеся публикации о репрессиях 30-х начала – 50-х гг. XX в., как правило, содержат искаженные, сильно преувеличенные данные о числе осужденных по политическим мотивам или, как это тогда официально называлось, за «контрреволюционные преступления», то есть по печально известной статье 58 УК РСФСР и по соответствующим статьям УК других союзных республик.

Это касается и данных, приводимых Р.А. Медведевым о размахе репрессий в 1937 – 1938 гг. Вот что он писал: «В 1937 – 1938 гг., по моим подсчетам, было репрессировано от 5 до 7 миллионов человек: около миллиона членов партии и около миллиона бывших членов партии в результате партийных чисток 20-х и первой половины 30-х годов, остальные 3 – 5 миллионов человек – беспартийные, принадлежавшие ко всем слоям населения. Большинство арестованных в 1937 – 1938 гг. оказалось в исправительно-трудовых лагерях, густая сеть которых покрыла всю страну».

Если верить Р.А. Медведеву, то число заключенных в ГУЛАГе за 1937 1938 гг. должно было увеличиться на несколько миллионов человек, однако этого не наблюдалось. С 1 января 1937 г. по 1 января 1938 г. численность заключенные ГУЛАГа возросла с 1 196 369 до 1 881 570, а к 1 января 1939 г. понизилась до 1 672 438 человек. За 1937 – 338 гг. в ГУЛАГе действительно произошел всплеск роста численности заключенных, но на несколько сотен тысяч, а не на несколько миллионов.

В действительности число осужденных по политическим мотивам за «контрреволюционные преступления» в СССР за период с 1921 г. по 1953 г., то есть за 33 года, по утверждению В.Н. Земскова, составляло около 3,8 млн. человек. Утверждения Р.А. Медведева о том, что будто бы только в 1937 – 1938 гг. было репрессировано 5 – 7 млн. человек, не соответствуют истине. Заявление же председателя КГБ СССР В.А. Крючкова о том, что в 1937 – 1938 гг. было арестовано не более миллиона человек. Это согласуется с текущей гулаговской статистикой второй половины 30-х гг.

В феврале 1954 г. на имя Н.С. Хрущева была подготовлена справка, подписанная Генеральным прокурором СССР Р. Руденко, министром внутренних дел С. Кругловым и министром юстиции К. Горшениным. В ней называлось число осужденных за контрреволюционные преступления за период с 1921 по 1 февраля 1954 гг. Всего за этот период было осуждено Коллегией ОГПУ, «тройками» НКВД, Особым совещанием, Военной Коллегией, судами и военными трибуналами 3 777 380 человек, в том числе к высшей мере наказания – 642 980, к содержанию в лагерях и тюрьмах на срок от 25 лет и ниже – 2 369 220, в ссылку и высылку – 765 180 человек.

Указывалось, что из общего числа арестованных за контрреволюционные преступления ориентировочно 2,9 млн. человек были осуждены Коллегией ОГПУ, «тройками» НКВД и Особым совещанием (то есть внесудебными органами) и 877 тыс. – судами, военными трибуналами, Спецколлегией и Военной Коллегией. В настоящее время, говорилось в справке, в лагерях и тюрьмах содержится заключенных, осужденных за контрреволюционные преступления, – 467 946 человек и, кроме того, находится в ссылке после отбытия наказания – 62 462 человека.

В этом же документе отмечалось, что созданным на основании постановления ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 г. Особым совещанием при НКВД СССР, которое просуществовало до 1 сентября 1953 г., было осуждено 442 531 человек. В их числе приговорено к высшей мере наказания 10 101, к лишению свободы – 360 921, к ссылке и высылке – 67 539 и к другим мерам наказания. Подавляющее большинство, дела которых рассматривались Особым совещанием, были осуждены за контрреволюционные преступления.

Из приведенного выше официального государственного документа становится очевидным, что за период с 1921 по 1953 гг. к высшей мере было приговорено менее 700 тыс. из числа арестованных по политическим мотивам. В этой связи есть основание опровергнуть заявление бывшего члена Комитета партийного контроля при ЦК КПСС и Комиссии по расследованию убийства С.М. Кирова и политических судебных процессов 30-х гг. XX в. О.Г. Шатуновской, которая, ссылаясь на некий документ КГБ СССР, впоследствии якобы таинственно исчезнувший, пишет: «... С 1 января 1935 г. по 22 июня 1941 г. было арестовано 19 млн. 840 тыс. «врагов народа». Из них 7 млн. было расстреляно. Большинство остальных погибло в лагерях».

В этой информации О.Г. Шатуновской допущено более чем 10-кратное преувеличение и размаха репрессий, и числа расстрелянных. Она также уверяет, что большинство погибло в лагерях. Однако объективные данные свидетельствуют, что за период с 1 января 1934 г. по 31 декабря 1947 г. в исправительно-трудовых лагерях ГУЛАГа умерло 963 766 заключенных, причем в это число входят не только “враги народа”, но и уголовники. Динамика движения лагерных заключенных в этот промежуток времени включала в себя такие показатели, как смертность, побеги, задержание и возвращение беглецов, освобождение из заключения и др.

К сожалению, аналогичной статистикой по заключенным, содержавшимся в колониях ГУЛАГа, наука не располагает. По состоянию на 1 марта 1940 г., ГУЛАГ состоял из 53 лагерей, включая лагеря, занятые железнодорожным строительством со множеством лагерных отделений, 425 исправительно-трудовых колоний, в том числе 170 промышленных, 83 сельскохозяйственных и 172 работавших на стройках и в хозяйствах других ведомств, объединяемых областными, краевыми, республиканскими отделами исправительно-трудовых колоний (ОИТК), и 50 колоний для несовершеннолетних.

Расширение ГУЛАГа производилось преимущественно в ходе форсированной сталинской индустриализации, провозглашения программы хозяйственного освоения северных, труднодоступных и малонаселенных районов, страдающих отсутствием и недостатком рабочей силы. С принятием пятилетнего плана появилась идея посылать заключенных туда, куда не хотели ехать вольнонаемные работники. Предполагалось также, что работа на объектах пятилетки будет способствовать перевоспитанию заключенных.

В период нэпа реализация крупных проектов была не под силу в местах заключения. Поэтому возникает идея создания специальных больших лагерей и системы спецпоселений для высланных из деревни раскулаченных крестьян, других «чуждых» и «социально-опасных» элементов. 11 июля 1929 г. СНК СССР принял специальное постановление об использовании труда заключенных на Севере, на Урале, в Сибири, в Казахстане и на Дальнем Востоке. К моменту его подписания в стадии организации уже было несколько лагерных комплексов ОГПУ с количеством заключенных около 23 тыс. человек.

Реализация плановых заданий требовала концентрации больших ресурсов, в первую очередь трудовых, на строительстве крупных промышленных и транспортных объектов. Они должны были стать опорными пунктами колонизации новых районов. Предполагалось, что заключенные после окончания срока или досрочного освобождения, а ссыльные после восстановления в гражданских правах, останутся на новых местах. Таким образом, был взят курс на принудительную колонизацию.

Дальнейшее оформление различных секторов принудительного труда совпадает с утверждением централизованного планирования, и снабжения, мобилизационного распределения трудовых ресурсов, с массовой коллективизацией и другими политическими кампаниями, проводимыми сталинским руководством. Они приобретали опасную логику саморазвития. Каждая такая кампания имела периоды зарождения, развертывания и спада, почти безошибочно прослеживаемые даже в официальных документах.

К 1932 г. в стране было создано уже 11 лагерей, а число заключенных в них составило 270 тыс. человек. В лагеря в основном отправлялись осужденные на срок от 3-х лет. Характер их трудоиспользования оставался примерно тем же, что и в прежних местах заключения: та же самоокупаемость входящих в состав лагерей предприятий. Роль ОГПУ сводилась к функции поставщика и держателя рабочей силы, обеспечивающего ее поставку на основе контрагентских соглашений. Степень использования заключенных на оплачиваемых работах должна была составлять 60 – 65%.

Первой стройкой, имевшей военно-стратегическое значение, которая стана символом рождения ГУЛАГа, стал Беломорско-Балтийский канал (ББК). Здесь ГУЛАГ должен был продемонстрировать свои возможности по концентрации большого числа людей, массой и штурмом обеспечить выполнение плана. При этом главным критерием становится не самоокупаемость (рентабельность) проведенных работ, а ввод объекта в назначенный срок при строго заданных лимитах, за исключением, может быть, привлечения рабочей силы. В целом задача строительства была выполнена.

Какой ценой это было достигнуто – предмет специального рассмотрения. Будучи отработкой модели лагерной системы, ББК способствовал тому, что на другие лагерные объекты распространялись понятие срочности, повышения норм выработки, сверхурочные работы и т.п. К таковым относились Дальстрой, созданный для освоения золотоносных месторождений Дальнего Востока, и строительство Байкало-Амурской магистрали, вызванное обострением обстановки на восточных границах СССР.

После введения в строй ББК значительная часть заключенных переброшена в 1935 г. на строительство канала Москва – Волга. Лагерный труд был наполовину ручным, условия труда, питания и быта – исключительно тяжелыми. Как результат, росла смертность заключенных. Так, за годы строительства ББК смертность увеличилась в 6 раз. Вместе с тем в лагерях сразу же обозначилась проблема, присущая экстенсивной советской экономике, — тотальный дефицит трудовых ресурсов.

На заключенных распространялись принципы социалистического соревнования, внедрялись всевозможные трудовые почины. Ударничество, по отчетам лагерного начальства, охватывало 95% заключенных. Получившие награды или удостоверение ударника имели право на досрочное освобождение и могли сами выбирать место жительства. Но многие, особенно пострадавшие по политическим обвинения, вынуждены были оставаться на положении ссыльных в тех местах, где они отбывали сроки, под надзором комендатур.

В литературе, посвященной ГУЛАГу, борются две точки зрения. Одна заключается в том, что лагерные стройки и объекты создавались для того, чтобы занять растущее количество заключенных, вторая – что усиление репрессий было связано с потребностью выполнения плановых заданий с помощью принудительного труда. Однако документальных подтверждений ни той, ни другой точке зрения нет. Вряд ли сталинское руководство четко осознавало все последствия тех или иных своих действий.

Особенный рост лагерного населения произошел после принятия в 1932 г. ряда репрессивных законов, например, законы о хищениях социалистической собственности, о паспортизации и др. Лагеря становятся доминирующим типом организации принудительного труда. При этом постепенно сглаживаются различия между лагерями и прежними формами мест заключения, между ИТЛ и ИТК, а также спецпоселениями. Это приводит к созданию обшей системы ГУЛАГа под эгидой НКВД. В момент образования в середине 1934 г. единого НКВД в нем было уже 15 ИТЛ с числом заключенных 620 тыс.

К тому времени общее число мест лишения свободы, подчиненных различным органам, составляло 274, а количество заключенных приближалось к отметке в 1 млн. человек. Еще несколько лагерей было образовано в последующие годы. Если в 1933 г. их контингент увеличился на 176 тыс., то в 1933 г. – на 455 тыс., в 1935 г. – еще на 330 тыс. и к 1937 г. в них содержалось 821 тыс. заключенных. В системе ИТК, более мелких и раскинутых по всей стране, к 1937 г. по данным НКВД находилось 375 тыс. заключенных. Кроме того, в стране к этому времени числилось примерно 700 тыс. человек, приговоренных к принудительным работам без лишения свободы.

Согласно советской политике, заключенные должны были своим трудом окупать свое содержание. Крайне запутанным является вопрос об оплате их труда. По закону (УПК 1933 г.) он должен был оплачиваться. На каждого заключенного заводились лицевые счета, как и на каждого советского гражданина. Но, как часто бывало, законы не соблюдались и противоречили ведомственным инструкциям. Оплата труда сильно зависела от финансового положения мест заключения.

Могли выдаваться премии за хорошую работу, но всегда можно было сослаться на то, что содержание заключенного стоит больше, чем он заработал. На руки выдавались мизерные суммы для покупки некоторых элементарных вещей в местных ларьках (табак, конверты, зубной порошок и пр.), остальное –выдавалось на руки при освобождении. Насчет того, сколько денег поступало в счет оплаты заключенных, источники пока молчат. Камнем преткновения для многих исследователей стало различение содержавшихся в лагерях политических и уголовных элементов.

Нередко бывает так, что все заключенные огульно рассматриваются как жертвы политических репрессий. Дать точные данные о реальных и мнимых преступниках практически невозможно. Каждый случай осуждения должен рассматриваться отдельно и, разумеется, в контексте времени. Но, несомненно, что, во-первых, значительную часть населения ГУЛАГа составляли лица, действительно совершившие уголовные преступления, во-вторых, доля «политических» в лагерях была выше, поскольку они чаще приговаривались к длительным срокам.

Тем не менее, в литературе эти соображения зачастую игнорируются. Если никому не придет в голову рассматривать наказания за уголовщину в других странах в качестве политических репрессий, то следует признать, что сталинский режим дал основание для этого, подведя политические обвинения под уголовные, создав систему трудовых лагерей. Не может найти морального оправдания и тот бесчеловечный и жестокий режим, который был установлен в лагерях и других местах заключения.

Еще одной формой принудительного труда были специальные поселения, с 1934 по 1944 г. – трудпоселки. В 1930 – 1931 гг. в них были сосланы 381 тыс. семей или 1,8 млн. человек. В июле 1931 г. они были переданы из ведения местных и ведомственных органов под начало ОГПУ, а с 1934 г. стали элементом общей гулаговской системы. В большом числе ссыльные работали на Магнитострое, ставшем одним из символов сталинской индустриализации. Спецпоселенцы были ограничены в гражданских правах.

В отношении условий и оплаты труда формально ссыльные имели равные права с вольнонаемными, за исключением необходимости возвращения ссуд, затраченных на первоначальное обустройство и 5-процентные отчисления от зарплаты на содержание органов надзора и комендатур. Более половины спецпереселенцев отправлялись на Урал и в Западную Сибирь. На 1 января 1932 г. в спецпоселениях находилось 1,3 млн. человек. В 1933 г. в них прибыло почти 400 тыс. “кулаков” и членов их семей, вдвое больше, чем в предшествующем.

Однако общее число спецпоселенцев в стране уменьшилось на 70 тыс. вследствие высокой смертности и массовых побегов. По мере решения задач сплошной коллективизации “кулацкая ссылка” постепенно сокращается в своих размерах. В 1934 г. в трудпоселки прибыло 255 тыс., в 1935 г. – 246 тыс., в 1936 г. – 165 тыс., в 1937 г. – 128 тыс. человек. Однако на конец 1937 г. их общая численность составила только 878 тыс., то есть почти на 450 тыс. меньше, чем на конец 1931 г., когда число спецпоселенцев достигло максимальной отметки.

Тем не менее, расширение системы ГУЛАГа не дает оснований завышать численность узников. Необходимы для восстановления реальности объективные подходы, опирающиеся на выверенные научные данные, а не на предположения и домыслы. Расширение ГУЛАГа вызывалось социально-экономической реконструкцией, реализацией курса на индустриализацию, коллективизацию, а также проводившимися политическими кампаниями. Вина за искалеченные судьбы невинно осужденных ложится на руководство СССР, прежде всего на самого «непогрешимого» вождя. Вместе с тем необходимо признать, что ГУЛАГ выступал важнейшим признаком явления сталинизма.

§ 2. Состав контингента

Рассмотрим теперь состав контингента узников ГУЛАГа, выделив предварительно из их среды интересующую нас в первую очередь категорию. Очевидно, что массовые репрессии или террор 1937 – 1938 гг., названные в народе «ежовщиной», по имени тогдашнего наркома внутренних дел Н.И. Ежова, и ставшие важной вехой в истории ГУЛАГа, носили, прежде всего, политический характер. Доля обвиненных по 58 статье УК, составила в этот период более половины репрессированных, а их удельный вес среди заключенных, даже по официальной статистике, скакнул с 12 до 34 %.

Их называли по сложившейся в тот промежуток времени терминологии “политическими”. Некоторые авторы усматривают в увеличении их доли в составе ГУЛАГа кризис в системе лагерного принудительного труда. Это связывается с тем, что, помимо огромного количества расстрелянных в эти годы (682 тыс. человек), в лагеря хлынул невиданный ранее поток заключенных (в течение двух лет более 800 тыс. человек), с которым руководство НКВД якобы не справлялось.

Понадобилась срочная организация новых лагерей, а с разбуханием старых – их разукрупнение. На конец 1938 г. в стране было уже 50 лагерных комплексов. Помимо огромных жертв и страданий, события того времени для страны имели страшные последствия и служат главным аргументом для дискредитации советского прошлого. Многие из них прямо не касались трудовых отношений, но вносили в общество атмосферу страха и неуверенности, скованности, боязни говорить о недостатках, проявлять инициативу. Чтобы не попасть под донос и критику и не оказаться в числе репрессированных, нужно было соглашаться со всем, что скажут наверху, держать при себе, что думаешь.

Общая численность «контингентов» в системе НКВД, по данным на начало 1939 г. (по переписи населения) составляла 3,1 млн. человек: осужденные и подследственные в тюрьмах, лагерях, колониях, трудпоселенцы. Примерно те же цифры дает текущая статистика НКВД. Согласно ей, на 1 января 1939 г. в тюрьмах содержалось 350 тыс. заключенных, в ИТЛ – 1,3 млн. человек, в ИТК – 365 тыс., на учете отдела трудовых поселений ГУЛАГа состояло 990 тыс. человек.

По отношению ко всей численности населения СССР – 167 млн., удельный вес, как видим, уже довольно значительный. Однако если учесть численность рабочих занятых на стройках, в промышленности, на транспорте и в других сферах (25 млн.), куда большей частью относились заключенные и ссыльные, картина будет выглядеть таким образом, что каждый десятый работник страны на производстве был занят в ГУЛАГе. За промышленными наркоматами, транспортными и строительными управлениями, лесозаготовками было закреплено большинство заключенных.

Значительное число занималось добычей золота, цветных металлов. Система ИТК распределялась следующим образом: 170 из них определялись как промышленные, 172 были закреплены за другими наркоматами и лишь 83 считались сельскохозяйственными. ИТК, таким образом, решали более мелкие производственные задачи. Наибольшее количество лагерных заключенных было сосредоточено на Дальнем Востоке и Крайнем Севере, в том числе в Бамлаге – 260 тыс., Севвостлаге (Колыма) – 138 тыс., Карелии, Архангельской области, Коми АССР. Далее шел пояс рассредоточения трудпоселений: Урал, Западная Сибирь и Казахстан.

Использование принудительного труда в 1930-е гг. позволяло решать многие задачи индустриализации. Трудом заключенных прокладывались каналы, железные дороги, возводились промышленные объекты. Сосланные крестьяне раскорчевывали и осваивали новые земли, много их было занято в угольной, лесной промышленности. Особую часть истории принудительного труда составляет использование интеллектуального труда в проектных конструкторских организациях – особых технических бюро (ОТБ). Их создание началось еще н период преследования старых специалистов, но наибольшее распространение приходится на более поздний период.

Некоторые авторы связывают их историю со стремлением руководства НКВД взять под свой контроль проведение технической политики, прежде всего в военной области. В разное время в системе ОТБ оказались люди, чьи имена составляют золотой фонд отечественной науки. Однако, по мнению М.Ю. Морукова, они привлекались к решению тех проблем, которые обычным способом решить было затруднительно. Благодаря деятельности ОТБ была ускорена модернизация Красной Армии. По расчетам этого автора, например, самолеты, спроектированные или оснащенные двигателями, разработанными в ОТБ, составили две трети советской бомбардировочной авиации в годы Великой Отечественной войны.

О том, какой ценой это достигалось, тем более об эффективности системы принудительного труда, мало кто задумывался. О том, каким был этот труд, свидетельствуют многочисленные воспоминания заключенных, и им в этом отношении стоит доверять. Система охватывала, как заметно по многим свидетельствам, все больше и больше объектов. От отдаленных она приближалась к внутренним районам страны. Чем больше было мест заключения, тем больше они требовали ресурсов, техники, специалистов, расходов на их обустройство и содержание административного и технического персонала, охраны.

Не удивительно поэтому, что возникало немало так называемых «бросовых строек». Однако относительный успех ряда из них подогревал иллюзию дешевизны принудительного труда. Один из начальников ГУЛАГа С. Фирин, в частности, сообщал в официальной беседе в 1937 г., что И.В. Сталин был непосредственным инициатором Беломорстроя и строительства канала Москва – Волга. «Он же, – утверждал Фирин, – примерно полтора года назад поставил задачу создания канала Москва – Владивосток». Не уточнил, правда, сколько для этого потребуется заключенных и хватит ли вообще людских ресурсов для такого строительства.

По характеру преступлений на 1 марта 1940 г. заключенные ГУЛАГа распределялись следующим образом. За контрреволюционную деятельность 28,7 %, за особо опасные преступления против порядка управления – 5,4 %, за хулиганство, спекуляцию и прочие преступления против управления – 12,4 %, кражи – 9,7 %, должностные и хозяйственные преступления – 8,9 %, преступления против личности – 5,9 %, расхищение социалистической собственности – 1,5 %, прочие преступления – 27,5 %. Общий контингент заключенных, содержавшихся в ИТЛ и ИТК ГУЛАГа, определялся, по данным централизованного учета на 1 марта 1940 г., в 1 668 200 человек. Из этого числа в ИТК содержалось 352 тыс., в том числе в промышленных и сельскохозяйственных ИТК – 192 тыс. и в остальных ИТК – 160 тыс. человек.

В ГУЛАГе единственным исключением из правила – каждый заключенный должен работать – были больные и признанные негодными к труду (таковых в марте 1940 г. насчитывалось 73 тыс.). В одном из документов ГУЛАГа в 1940 г. отмечалось, что расходы, связанные с содержанием больных и признанных негодными к труду заключенных “ложатся тяжким бременем на бюджет ГУЛАГа”. В марте 1940 г. в ГУЛАГе первое место по удельному весу занимали осужденные на сроки от 5 до 10 лет (38,4 %), второе – от 3 до 5 лет (35,5 %), третье – до трех лет (25,2 %), свыше 10 лет 0,9 %.

Интересна статистика возрастного состава заключенных ГУЛАГа на 1 марта 1940 г. Моложе 18 лет числилось 1,2 %, от 18 до 21 года – 9,3 %, от 22 до 40 лет – 63,6 %, от 40 до 50 лет – 16,2 %, старше 50 лет – 9,7%. 1 января 1941 г. в ИТЛ находилось 4 627 заключенных в возрасте старше 70 лет. По состоянию на 1 января 1939 г., в составе лагерных заключенных ГУЛАГа было 63,05 % русских, 13,81 % украинцев, 3,40 % белорусов, 1, 89% татар, 1,86 % узбеков, 1,50 % евреев, 1,41 % немцев, 1,30 % казахов, 1,28 % поляков, 0,89 % грузин, 0,84 % армян, 0,71 % туркмен и 8,06 % других. Весьма показательны данные об образовательном уровне лагерных заключенных ГУЛАГа в 1934 – 1941 гг. За этот период удельный вес лиц с высшим образованием возрос в три раза, а со средним – почти в два раза. Столь значительное увеличение удельного веса заключенных с высшим и средним образованием произошло одновременно с ростом численности лиц с низшим образованием, малограмотных и неграмотных. Например, численность малограмотных среди лагерных заключенных возросла с 217 390 в 1934 г. до 413 122 в 1941 г., то есть почти в два раза.

Но их удельный вес в общем составе заключенных ИТЛ за этот период понизился с 42,6 % до 28,3 %. Численность же заключенных с высшим образованием увеличилась за 1934 – 1941 гг. более чем в восемь раз, со средним – в пять раз, что обусловило возрастание и их удельного веса в общем составе лагерников. Эти данные говорят о том, что опережающими темпами в составе лагерных заключенных росли численность и удельный вес интеллигенции. Недоверие, неприязнь и даже ненависть к интеллигенции – это общая черта коммунистических вождей.

15 июля 1939 г. вышел приказ НКВД СССР № 0168, согласно которому заключенные, уличенные в дезорганизации лагерной жизни и производства, предавались суду. До 20 апреля 1940 г. оперативно-чекистскими отделами лагерей на основании этого приказа было привлечено к ответственности и предано суду 4 033 человека, из них 201 человек был приговорен к высшей мере наказания (правда, части из них потом смертная казнь была заменена заключением на сроки от 10 до 15 лет). В 1940 г. централизованная картотека ГУЛАГа отражала соответствующие данные почти на 8 млн. человек – как по лицам, прошедшим через изоляцию в прошедшие годы, так и по находившимся тогда в заключении.

Наряду с органами изоляции в систему ГУЛАГа входили так называемые «Бюро исправительных работ» (БИРы), задачей которых являлась не изоляция осужденных, а обеспечение выполнения судебных решений в отношении лиц, приговоренных к отбыванию на принудительных работах без лишения свободы. В марте 1940 г. на учете БИРов ГУЛАГа состояло 312 800 человек, присужденных к исправительно-трудовым работам без лишения свободы. Из их состава 97,3 % работали по месту своей основной работы, а 2,7 % – в других местах, по назначению органов НКВД.

Спустя несколько месяцев численность этой категории осужденных резко возросла. Это явилось следствием Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 г. «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений». По этому указу вводилась уголовная ответственность за самовольный уход с предприятий и из учреждений, за прогулы и опоздания на работу. Большая часть этих проходивших по таким делам приговаривалась к исправительно-трудовым работам по месту основной работы сроком до шести месяцев и с удержанием из заработной платы до 25%.

К началу Великой Отечественной войны на учете БИРов ГУЛАГа находилось 1 264 тыс. лиц, приговоренных к исправительно-трудовым работам без лишения свободы. В их числе осужденные по Указу от 26 июня 1940 г. составляли подавляющее большинство. Например, по состоянию на 1 декабря 1944 г., всего тогда имелось в наличии 770 тыс. осужденных за различные преступления к исправительно-трудовым работам без лишения свободы, из них 570 тыс., или 74%, – по Указу от 26 июня 1940 г.

В предвоенные годы смертность среди заключенных ГУЛАГа имела заметную тенденцию к снижению. В 1939 г. в лагерях она держалась на уровне 3,29% к годовому контингенту, а в колониях – 2,30%, что почти в два раза ниже процента смертности за предыдущие годы (в 1937 – 1938 гг. в лагерях она составляла 5,5 – 5,7% к годовому контингенту). В докладных записках руководства ГУЛАГа за 1939 – 1941 гг. главной причиной снижения смертности заключенных называется улучшение их медицинского обслуживания, включая масштабное проведение противоэпидемических мероприятий.

Для арестованных тюрьма была обычно временным пристанищем, и после суда и вынесения приговора они в массе своей поступали в лагеря и колонии ГУЛАГа. Только незначительная часть арестованных приговаривалась к отбыванию наказания в тюрьмах. Максимальное наличие заключенных в тюрьмах за 1939 – 1948 гг. приходится на рубеж 1940/41 г. Это произошло по двум причинам. Во-первых, недавнее присоединение Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии, Правобережной Молдавии и Северной Буковины вызвало, естественно, увеличение контингентов, поступавших в тюрьмы.

Во-вторых, пересыльные тюрьмы в это время были переполнены осужденными по Указам от 26 июня и 10 августа 1940 г. По Указу от 26 июня 1940 г. к лишению свободы сроком от двух до четырех месяцев приговаривалась меньшая часть нарушителей. Однако таких осужденных было сотни тысяч. 10 августа 1940 г. вышло два Указа: об ответственности за выпуск недоброкачественной и некомплектной продукции и о рассмотрении народными судами без участия народных заседателей дел о прогуле и самовольном уходе с предприятий. В результате, по данным на 1 декабря 1940 г., при лимите тюрем в 234 тыс. человек, в них содержалось почти 462 тыс. заключенных.

По документам ГУЛАГа очень сложно вычленить обратный поток 1939 г., о котором писал А.И. Солженицын: «Обратный выпуск 1939 года – случай в истории Органов невероятный, пятно на их истории! Но, впрочем, этот антипоток был невелик, около одного – двух процентов взятых перед тем». Всего за 1939 г. из ГУЛАГа было освобождено 327,4 тыс. человек (223,6 тыс. из лагерей и 103,8 тыс. – из колоний), но в данном случае эти цифры не отражают действительности, так как нет указаний о том, каков среди них был процент досрочно освобожденных и реабилитированных «врагов народа».

Известно, что 1 января 1941 г. на Колыме находилось 34 тыс. освобожденных лагерников, из них 3 тыс. (8,8 %) полностью реабилитированных. А.И. Солженицын, безусловно, прав, говоря об антипотоке 1939 г. как о небывалом случае в истории НКВД. Местные органы власти и органы НКВД были поставлены в такие условия, что они непременно должны были ежедневно, ежечасно “классово бороться”. Существовало своего рода соревнование в выявлении и обезвреживании «врагов народа».

Причем отставание в этом соревновании могло иметь самые печальные последствия для исполнителей этого грязного дела, так как по этой причине их самих могли занести в число «врагов народа». В этих условиях для органов уже не имело значения, виновен ли данный человек или невиновен. Главное – арестовать достаточное количество «затаившихся врагов». Такая деятельность НКВД, особенно в период 1937 – 1938 гг., была на редкость чудовищна и безнравственна. По сложившимся в 20 – 30-е гг. XX в. представлениям о «законах классовой борьбы» нравственным считалось все то, что вело к быстрейшей ликвидации классового врага.

Но даже с позиций «законов классовой борьбы» результаты охоты органов НКВД на «затаившихся врагов» основывались на обмане. Позднее, во время войны, выяснилось: десятки тысяч людей, всегда испытывавших ненависть к советскому общественному и государственному строю и мечтавших устроить массовую резню коммунистов, что побудило их стать активными пособниками фашистских захватчиков, избежали в 1937 – 1938 гг. ареста. Они не вызывали у органов НКВД особых подозрений из-за показного «верноподданничества».

ГУЛАГ был переполнен преданными Коммунистической партии и Советской власти людьми, которые во время войны в своих письмах в различные инстанции просили оказать им только одну услугу – послать их на фронт, позволить с оружием в руках защищать Родину, идеалы Великого Октября и социализма. То, что органы НКВД (особенно при Н.И. Ежове) в основном занимались подлогами, имитацией классовой борьбы в широких масштабах, выявилось и во время массовых реабилитаций жертв сталинских репрессий в середине 50-х гг. XX в.

Итак, проведенные сопоставления позволяют выделить в заключении следующие наиболее важные положения. Под видом «классовой борьбы» нередко сводились внутрипартийные политические счеты. По составу заключенных ГУЛАГа можно сделать вывод, что широко практиковались заранее спланированные аресты определенных категорий лиц, пребывание которых на свободе в “государственных интересах” было нежелательно, хотя с юридической точки зрения они были совершенно невиновны. Во второй половине 30-х гг. XX в. среди заключенных много было финансовых работников (бухгалтеров и др.). Здесь налицо стремление государства под видом «врагов народа» упрятать их за решетку с целью сохранить финансовые тайны. Лишение права переписки вызывалось той же причиной. Это только один из многих примеров практики расправы с невинными людьми.

В течение 20-х – начала 50-х гг. XX в. репрессивная политика никогда не прекращалась. Но в разные периоды имела тенденцию то к затуханию, то к взлетам. Наиболее крупный взлет приходится на 1937 – 1938 гг. Это свидетельствует о том, что руководство партии и государства рассматривало репрессивность как непременное условие нормального функционирования и поступательного укрепления режима, как постоянно действующий инструмент упрочения собственной власти и, в конечном итоге, как закономерность социалистического строительства.

Однако правящая элита рассматривала репрессивность, включая организацию в широких масштабах лагерной системы, не только как способ собственного самосохранения, но и сохранения и упрочения позиций в обществе своей социальной базы в лице рабочего класса. С социально-классовых позиций ГУЛАГ – это порождение рабочего класса, ставшего после Октябрьской революции ведущим классом общества. Именно для изоляции классово чуждых, социально опасных, подрывных, подозрительных и прочих неблагонадежных элементов (действительных и мнимых), деяния и помыслы которых не способствовали укреплению “диктатуры пролетариата”, и был изобретен ГУЛАГ.

§ 3. Принудительный труд

Возникнув как инструмент и место изоляции контрреволюционных и уголовных элементов в интересах защиты и укрепления “диктатуры пролетариата”, ГУЛАГ благодаря принципу «исправления принудительным трудом» быстро превратился в фактически самостоятельную отрасль народного хозяйства, обеспеченную дешевой рабочей силой. Без указанной «отрасли» решение многих задач индустриализации в восточных и северных регионах было бы невозможно. Отсюда вытекает еще одна важная причина постоянства репрессий. Существовала заинтересованность в неослабных темпах получения дешевой рабочей силы.

Она использовалась в экстремальных условиях Востока и Севера. ГУЛАГ рассматривается не только как символ политических репрессий, но и как главная черта обшей репрессивной природы советского строя, основанного на насилии, подавлении прав личности, принудительном труде и пр. Как следствие, имеет место сильное преувеличение роли и места самого ГУЛАГа в жизни советского общества, особенно в хозяйственной деятельности. Формально система лагерей существовала в СССР с 1929 по 1960 г., хотя ее история переживала периоды взлетов и падений.

Узники ГУЛАГа часто сравниваются с армией «государственных рабов», лишенных элементарных человеческих прав. Безусловно, само возникновение и развитие ГУЛАГа оказывало воздействие на все стороны жизни советского общества. Однако, помимо лагерей, было немало сфер жизни, где имели место методы принуждения к труду: в колхозах и совхозах, на стройках, заводах и фабриках, в армии, в советских учреждениях. Более того, имело место взаимопроникновение вольнонаемного и принудительного труда, когда заключенные трудились на гражданских объектах, и, наоборот, формально свободные граждане вынуждены были работать на гулаговских стройках и предприятиях.

Принуждение неразрывно связано и с утверждением планово распределительной системы в СССР. Такие понятия как плановая подготовка и распределение рабочей силы, мобилизации, оргнабор, распределение и снабжение продуктами, общественные призывы неразрывно связаны с принуждением, хотя последнее может выступать здесь в неявно выраженном виде (по форме –добровольное, по сути – принудительные). Принуждение к труду всегда вызывало противодействие. Активные его формы – восстание, бунт, забастовка, отказ работать – энергично подавлялись.

Труднее было иметь дело с различными формами пассивного протеста, которые получали наибольшее распространение. Это выражалось в нежелании трудиться, частых переходах и т.д., что, в конечном счете, сказывалось на производительности труда. Анализ статистических данных о заключенных ГУЛАГа показывает, что примерно треть их постоянно относилась к числу не работающих. Кроме того, в лагерях и других местах заключения, в силу преобладания уголовных элементов, вырабатывался свой набор приемов уклонения.

На этой основе складывалась своеобразная этика, которую бывшие уголовники после освобождения переносили “на гражданку”, способствуя разложению и без того не очень стойкой трудовой морали. Общее число таких освобожденных в 1930-е гг. составило, по расчетам В.Н. Земскова, около 3 млн. человек, а всего «школу принудительного труда» в сталинское время прошло, наверное, около двадцати миллионов советских граждан. Для «политических» освобождение было более проблематичным.

Одной из форм протеста против принудительного труда были побеги. Однако с каждым годом их становилось все меньше из-за ужесточения режима охраны. В 1934 г., например, бежало 83 тыс. человек, возвращено 46 тыс., в 1939 г. бежало 12 тыс., возвращено 9 тыс. Более распространенными были побеги среди спецпоселенцев. В 1933 г. бежало 246 тыс. человек, а с восстановлением ссыльных в гражданских правах в 1935 г., но без права свободного передвижения, поток желающих уйти возрос. Как правило, для этого использовались родственные и дружеские связи. “Бывшие кулаки” растворялись по колхозам, совхозам, заводам и фабрикам, тщательно скрывая свое прошлое. Власть прореагировала на это усилением репрессий.

В постановлении Политбюро от 2 июля 1937 г. указывалось, что «большая часть бывших кулаков и уголовников, высланная в свое время в северные и сибирские районы, а затем, по истечении срока высылки вернувшихся в свои области, являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских … выступлений как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых отраслях промышленности». В постановлении предлагалось взять на учет этих людей, наиболее активных арестовать и либо снова выслать, либо расстрелять.

По источникам массовых актов вредительства со стороны этих людей не прослеживается, но миф об этом прочно внедрился в сознание и усиленно поддерживался в обществе. Сопротивление принудительному труду в колхозах выражалось в разных формах. Крестьянство в массе своей было настроено против коллективизации, оказывая ей на первых порах активное противодействие в форме восстаний и бунтов, быстро подавленное отрядами ОГПУ. Гораздо сложнее было бороться с пассивным сопротивлением – бегством из деревни, «тихим» саботажем.

Массовый исход из деревни нарушил планы сталинского руководства на организованный отход. Немало крестьян бросали свои хозяйства и уходили на стройки и в города, не желая вступать в колхозы и работать в них. За годы первых двух пятилеток из деревни в город перешли около 12 млн. человек. Численность только рабочих, занятых на стройках и предприятиях увеличилась на 8 млн. человек. Доля городского населения увеличилась с 18 % в 1926 г. до 32 % в 1939 г.

Сельское население сократилось не только в относительных показателях, но, что примечательно, впервые в истории страны и абсолютно. Если в 1926 г. было около 120 млн. сельских жителей, то в 1939 г. – 108 миллионов. Новые источники свидетельствуют о том, что и в городах были более активные формы протеста против усиливающегося административного и репрессивного диктата, чем считалось ранее. Но гораздо чаще этот протест проявлялся в пассивной форме, породив феномен текучести.

Текучесть стала настоящим бичом новостроек первой пятилетки и приобрела фантастические размеры вследствие неудовлетворенности условиями работы, неустроенности, низкой оплаты труда и других факторов, которые не могли быть устранены за короткое время. И.В. Сталин, основываясь на доложенных ему данных, называл среднюю цифру оборота рабочей силы по предприятиям 30 – 40 % в течение квартала или полугодия. Это подтверждается статистическими расчетами.

Наибольшая текучесть была в каменноугольной промышленности. В 1930 г. численность рабочих, поступивших на шахты, была в 3 раза больше, а уволившихся – почти в 3 раза больше, чем среднегодовая численность рабочих в этой отрасли. Близкие цифры наблюдались по всем отраслям тяжелой промышленности. В литературе есть разные трактовки текучести. Ее рассматривают как форму пассивного сопротивления рабочего класса тоталитарному режиму, устанавливающему новые порядки на предприятиях.

Часто текучесть трактуется также в русле столкновения городской и традиционной крестьянской культуры. Заводские цеха заполнялись большей частью бывшими деревенскими жителями, не знавшими индустриального производства, не имевшими рабочих навыков. Но, прежде всего, говоря о текучести, не следует забывать, что текучесть – это своеобразный рынок труда в советских условиях. Ей были подвержены все категории рабочих, и учащиеся школ ФЗО, и служащие, и специалисты.

Текучесть была также связана с быстрыми карьерными продвижениями. Но, как правило, в понятие текучести вкладывалось тогда негативное содержание как в явление, препятствующее нормальной организации трудового процесса. Текучесть ставилась в один ряд с нарушениями дисциплины. Борьба с текучестью предусматривалась в серии законодательных актов, предусматривающих наказания за порчу оборудования, пьянство, хулиганство, за хищения и воровство, за прогулы и опоздания, в том числе лишение продовольственных карточек, жилплощади и пр. Иногда применялись и более жесткие методы реагирования, что способствовало пополнению ГУЛАГа.

Введение трудовых книжек на предприятиях, паспортной системы и института прописки тоже рассматривается отдельными авторами в русле общего «драконовского» законодательства 1930-х гг., «покончившего со свободой рабочего класса». Однако обращает на себя внимание то, что эти меры были спонтанными, принимались в качестве реакции на встающие проблемы и еще не оформились в последовательную систему принуждения к труду на производстве, да и проводились в жизнь больше в показательном порядке.

Одновременно предпринимались меры для того, чтобы поднять зарплату, облегчить тяжесть труда и повысить его безопасность. Но, несмотря на ужесточение карательных мер, с текучестью рабочей силы на производстве покончено не было. Она сократилась, но не исчезла, оставаясь одной из самых болезненных проблем для многих предприятий, особенно с тяжелыми условиями труда. Выходцы из села, несмотря на все препоны и отсутствие паспортов, устремлялись в города, чтобы избежать колхозной участи, используя для этого обучение в школах ФЗО, переход на работу в МТС, службу в армии, оргнабор.

Рабочие тоже находили тысячи способов, чтобы уволиться “по собственному желанию”, а к концу 1930-х гг. доля таких на предприятиях значительно выросла. Для многих работа на производстве служила лишь промежуточной ступенью для дальнейшего продвижения. Люди в массе своей не хотели работать на производстве. Труд на заводах и фабриках, тяжелый, монотонный, изматывающий, не был привлекательным для молодых поколений, которые стремились избрать для себя другую карьеру. Многие мечтали о приложении своей активности в непроизводственных сферах: в партийной и общественной деятельности, в армии, в спорте и т.д.

Стахановское движение, будучи способом индивидуального жизненного утверждения и вступая в противоречие с планово-распределительной системой, вызвало негласное организованное сопротивление подрыву существующих норм, что доказывало существование трудовой солидарности на производстве. Нарушителям этой солидарности грозил остракизм, вплоть до порчи оборудования и тайной физической расправы. Рекорды, установленные по ходу так называемого социалистического соревнования, остались в анналах истории.

Конфликты же, возникшие в период стахановского движения, рассматривались как сопротивление и действия «вредителей». Несмотря на существенный рост производительности труда в годы второй пятилетки, достигнутый за счет реконструкции и ввода в строй технически более оснащенных предприятий, она существенно отставала от производительности труда в передовых странах, причем в местах заключения была не намного меньше, поддерживая иллюзию об эффективности принудительного труда.

В 1940 г. снова усилились репрессии. 560 тыс. заключенных пополнили тюрьмы, лагеря и колонии. В значительной мере это было связано с применением июньского и августовского указов 1940 г. Всего накануне войны за Гулагом числилось 3 млн. 350 тыс. человек, подвергшихся различным видам наказаний. При наркоме Л.П. Берия система ГУЛАГа была перестроена. В ней создавались производственные управления – главки. Всего было образовано 9 управлений, например, Особстрой для строительства авиационных заводов в районе Куйбышева.

Повысились нормы выработки на каждого заключенного. Значительно увеличилось число «шарашек», особых заводов, институтов, конструкторских бюро. ГУЛАГ превращался в ведомство, способное решать крупные народно-хозяйственные задачи. Однако он не покрывал расходов на свое содержание. В 1940 г. бюджет ведомства был сведен с дефицитом в 500 млн. руб., причем, как указывало руководство ГУЛАГа, если бы не его производственная деятельность, его содержание обошлось бы дополнительно в 3 млрд. руб.

Однако в силу крайнего истощения лишь треть заключенных была способна к тяжелому труду, а четверть относилась к категории «инвалиды и ослабленные», то есть вообще не могли работать. Накануне войны продолжалось размывание и растворение «кулацкой ссылки». С конца 1939 г., однако, туда устремился встречный поток так называемых «польских беженцев». Под ними имелось в виду довольно пестрое в национальном отношении население недавно присоединенных к СССР территорий. До начала войны оттуда было депортировано 380 тыс. человек. В итоге число трудпоселенцев осталось почти без изменений.

Советские авторы не могли обойти вниманием поворот к принуждению в трудовых отношениях накануне войны и объясняли его необходимостью укрепления обороноспособности страны перед лицом внешней угрозы, о чем, кстати, немало говорилось в официальных документах. Действительно, цикл оборонных мероприятий в связи с развязыванием в 1939 г. Второй мировой войны стал заметнее. Был осуществлен переход к всеобщей воинской обязанности. Государство прибегло к практике добровольно принудительных займов средств у населения «на укрепление обороноспособности страны».

Упор делался на то, что трудящиеся поддерживали политику руководства. Для него принципиально важным было представить усиление принудительных мер как инициативу “снизу”, как волеизъявление со стороны самого рабочего класса, готового, как и прежде, беззаветно трудиться и отдавать все во имя высоких целей. Западные и современные российские историки, напротив, делают упор на насилие и принуждение, следуя логике укрепления тоталитарного государства, и, как правило, игнорируют факт сочетания различных методов стимулирования занятости и повышения производительности труда.

Методы принуждения и насилия сопровождались и мерами иного свойства. В послевоенный период ГУЛАГ внешне переживает свой “апогей”. В распоряжении государства оказались огромные массы “спецконтингентов”: заключенные, спецпоселенцы, репатриированные, проходящие проверку, мобилизованные и пр. категории населения. Общее население гулаговской системы в отдельные годы, по некоторым существующим оценкам специалистов, приближалось к численности в 10 млн. человек. Но за внешними признаками устойчивости системы принудительного труда скрывались ее разложение и упадок.

Численность заключенных в лагерях и колониях достигла в 1950 г. наибольшей цифры – 2,5 млн. человек. Факторы роста населения ГУЛАГа во многом были связаны с последствиями войны. Лагеря пополнялись военными преступниками, пособниками оккупантов, участниками националистических движений и другими «антисоветскими элементами», действительными и мнимыми. Однако почти половину заключенных составляли осужденные по июньским указам 1947 г.

В то же время лагерное начальство стремилось разделить политических и уголовных узников, создавая для первых систему особых лагерей, строго дифференцировать режимы в местах заключения на строгий, усиленный и общий. Согласно положению о “рабочих зонах” особенно строгий режим за колючей проволокой и с усиленной охраной предусматривался для особо опасных преступников, остальные должны были работать под конвоем. Но оборудование и содержание таких зон обходилось дорого.

Поэтому, несмотря на ужесточение и дифференциацию наказаний росло число так называемых «расконвоированных». Их численность уже в 1947 г. составила 11 % от общего числа заключенных и продолжала расти в последующие годы. На конец 1948 г. в стране было 79 лагерных комплексов, а к 1953 г. – 166, которые подчинялись 16 производственным главкам. ГУЛАГ рассматривался как немаловажный фактор прикрытия провалов в экономике и при реализации крупных хозяйственных проектов.

Однако, когда ведомства брались за их осуществление, выяснялась необходимость глубоких структурных изменений в составе трудовых ресурсов, использования новой техники, опыта и знаний специалистов, повышения квалификации рабочих, и все это требовало дополнительных затрат на содержание лагерей. Все более острой проблемой становилось повышение производительности труда, которая в производственных главках МВД была на уровне 50 – 60 % от соответствующих отраслей.

Предпринимались меры технического перевооружения гулаговских строек и объектов, более частым становилось применение машин и механизмов, привлечение, в случае необходимости, труда вольнонаемных. Делались попытки повышения материальной заинтересованности заключенных. Отмена карточной системы была распространена и на ГУЛАГ. В ноябре 1948 г. было принято постановление Совета Министров, согласно которому заключенные должны были получать заработную плату, исходя из пониженных до 30 % тарифных ставок и должностных окладов в соответствующих отраслях.

Соответственно по отдельным производственным главкам на протяжении последующего времени вводились тарифы и нормы оплаты труда, которые постепенно повышались. Основными формами оплаты были сдельно-прогрессивная и премиальная. В 1953 г. контингент заключенных на оплачиваемых работах в лагерях и колониях составлял 61,8 %. К неоплачиваемым относились «отказчики», инвалиды, больные и некоторые другие категории заключенных. Среднемесячный заработок заключенных составлял 324 руб. За вычетом содержания на руки приходилось 129 руб.

В качестве поощрения труда вновь применялась система зачетов – сокращение сроков заключения в зависимости от количества отработанных на производстве дней. Система зачетов охватывала около 54 % заключенных. Однако особенного эффекта эти мероприятия не дали. В 1951 – 1952 гг. ни одно из производственных подразделений МВД не выполнило план по росту производительности труда, а 1953 г. был отмечен «неудовлетворительным результатом». Так что производительность труда в ГУЛАГе развивалась по убывающей, показывая неэффективность применявшихся методов.

В послевоенный период наблюдался рост числа спецпоселенцев. Основную их массу составили «репрессированные народы», то есть депортированные сталинским руководством в годы войны, высланные из западных районов «кулаки», «подкулачники» и «националисты», «немецкие пособники», «неблагонадежные граждане», сектанты и т.п. На 1 января 1949 г. было 2,3 млн. спецпоселенцев, на 1 января 1954 г. – 2,7 млн. Режим для спецпоселенцев был сильно ужесточен. За побег, например, полагалось наказание в 20 лет каторжных работ.

Определенный вклад в восстановление народного хозяйства СССР внес труд военнопленных, число которых в 1946 г. достигало 2,5 млн. человек. Однако попавшие в советскую систему принудительного труда граждане других стран чувствовали себя очень плохо, часто болели и умирали. Особенной заинтересованности в труде они не проявляли. К тому же, им надо было обеспечивать определенные стандарты существования, испытывая постоянное давление со стороны мирового общественного мнения.

С ними нельзя было обращаться так же бесцеремонно как с советскими заключенными. Для начальства это была дополнительная “головная боль”, поэтому советское руководство поспешило поскорее избавиться от военнопленных. К 1949 г. их осталось немного, несколько десятков тысяч, в основном повинных в тяжких военных преступлениях. Таким образом, ликвидация системы принудительного труда отчасти началась уже при И.В. Сталине, а после смерти вождя приобрела необратимый характер.

Инициативу взял на себя Л.П. Берия. Как человеку долгие годы руководившему ведомством, ему лучше всего было известно реальное положение дел в системе принудительного труда, его неэффективность и нерациональность, а также убыточность многих мест заключения. Прежде всего, был свернут ряд крупных гулаговских проектов. Упразднялись производственные главки в системе МВД и ликвидирован ряд лагерей. 27 марта 1953 г. была объявлена амнистия осужденных на срок до 5 лет. Лагерные восстания 1953 – 1954 гг. ускорили этот процесс. В рамках советской системы велись поиски иных стимулов к труду. Они начались с середины 1950-х гг.

В 1954 г. начался пересмотр многих политических дел. В 1955 г. был принят указ об амнистии лиц, сотрудничавших с оккупантами в годы Великой Отечественной войны. Процесс освобождения заключенных ускорился после XX съезда КПСС. В октябре 1959 г. в истории лагерей была поставлена точка. Появилось постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР об упразднении ГУЛАГа как ведомства, «не выполнившего своей главной задачи – перевоспитания заключенных трудом».

К этому моменту в местах заключения находилось 948 тыс. человек, из которых лишь 1,2 % составляли осужденные за контрреволюционные (антисоветские) преступления. Большинство лагерей было ликвидировано, трудовые колонии переданы в ведение местных органов МВД. С 1954 г. началось массовое освобождение спецпоселенцев. Уже в этом году было снято с учета около 1 млн. человек, а с разоблачением “культа личности” начались настоящие волнения среди ссыльных народов, ускоривших процесс их освобождения и возвращения на родину: до середины 1957 г. – 2,6 млн. человек.

Столь быстрая ликвидация спецпоселений была обусловлена несправедливостью ранее проведенных акций. При ликвидации ссылки было проявлено лицемерие. Не все были полностью реабилитированы. Главное состояло в том, чтобы не подвергать критике политику проводимых ранее массовых депортаций. В издаваемых постановлениях отмечалось, что люди были высланы в связи с чрезвычайными обстоятельствами военного времени, а теперь, мол, их пребывание в ссылке не вызывается необходимостью.

Таким образом, уже в рамках сталинской системы явно обнаруживались признаки кризиса принуждения во всех сферах экономики и общественной жизни. Безусловно, правы те исследователи, которые считают, что не личные качества, воля и желания отдельных руководителей, а обстоятельства вели к отказу от методов насилия и принуждения. Любой руководитель в этих условиях вынужден был бы проводить определенную либерализацию режима, поскольку карательная политика исчерпала себя.

Заключение

Исследование проблемы позволяет в итоге сделать следующие выводы. Сталинизм как историческое явление формировался в особых условиях. На развязывание репрессий сказались не только политические просчеты сталинского руководства, но личность самого вождя. Создание карательной системы превратилось в важнейший элемент общественно-политического развития СССР. Решающим фактором «успехов» в ликвидации оппозиций, а тем самым и становления сталинизма явилось введение полного контроля над партийно-государственным аппаратом.

Формирование аппарата управления происходило из назначенцев, умеющих принимать директивы сверху. Высшие звенья, включая, ОГПУ, были освоены И.В. Сталиным раньше других, что также сыграло немаловажную роль. В аппарате поддерживалась готовность к расправе с очередной оппозицией. «Революция сверху» означала переход к сталинской диктатуре, формирование которой завершилось в 30-е гг. XX в.

Получив большинство в руководстве, группа его сторонников отбросила те идеи и принципы, которые провозглашались до этого, пошла на слом нэпа и применение прямого насилия над крестьянством. Оказывавшие сопротивление проводившейся в СССР политике, к концу 1929 г. были отстранены от участия в руководстве, что означало концентрацию власти в руках единоличного диктатора и переход к волюнтаризму при принятии решений.

Выжимание из крестьян средств превратилось в основу политики в деревне на протяжении всей сталинской эпохи. На этом отразилось высказывание вождя о том, что по мере продвижения к социализму происходит все большее обострение классовой борьбы. Это послужило толчком к развязыванию массовых репрессий в 30-е гг. XX в. Возникала необходимость в особой системе содержания тех, кто был лишен свободы.

Формирование диктатуры личной власти И.В. Сталина тесно связано не только с форсированным строительством социалистического общества, но и возникновением необходимости массовых репрессий. Насилие и волюнтаризм в области экономики порождали предпосылки создания особого карательного аппарата, который охватил как партийную, так и государственную сферы. Важнейшей составляющей проводимой политики становится система ГУЛАГа. Она существовала в СССР с 1929 по 1960 г.

Форсированное развитие промышленности, приходившееся преимущественно на 30-е гг. XX в., также явилось одним из важнейших факторов формирования явления сталинизма. В этот же промежуток времени произошло и укрепление его позиций. Ошибочно поэтому полагать, что это было связано только с политическими процессами, развивавшимися в стране. Государственные служащие в результате произошедших изменений в 30 – начале 50-х гг. XX в. лишились инициативы и самостоятельности при принятии решений.

Они утратили возможность занимать самостоятельную позицию, противостоять разрушительным тенденциям, исходившим от высших звеньев управления. С самого начала сталинская диктатура основывалась на терроре, направленном главным образом против деревни, где проживала основная масса населения. Она превратилась во “внутреннюю колонию” для постройки будущего общества согласно представлениям вождя.

Уклоны служили лишь прикрытием подавления инакомыслия. Сталинизм как явление основывался на репрессивной сущности, которая оставалась с ним неизменно. Его карательные проявления возобновились и после войны. Это нашло отражение в «Ленинградском деле», «Деле врачей», «Мегрельском деле», в арестах помимо массовых политических кампаний в цепях пополнения ГУЛАГа. Под видом «классовой борьбы» нередко сводились внутрипартийные политические счеты.

Система ГУЛАГа сохранялась некоторое время и после смерти И.В. Сталина. По составу заключенных можно сделать вывод, что широко практиковались заранее спланированные аресты определенных категорий лиц, пребывание которых на свободе в «государственных интересах» было нежелательно, хотя с юридической точки зрения они были совершенно невиновны.

Во второй половине 30-х гг. XX в. среди заключенных много было финансовых работников (бухгалтеров и др.). Здесь налицо стремление государства под видом “врагов народа” упрятать их за решетку с целью сохранить финансовые тайны. Лишение права переписки вызывалось той же причиной. Это только один из многих примеров практики расправы с невинными людьми.

В течение 20-х – начала 50-х гг. XX в. репрессивная политика никогда не прекращалась. Но в разные периоды имела тенденцию то к затуханию, то к взлетам. Наиболее крупный взлет приходится на 1937 – 1938 гг. Это свидетельствует о том, что руководство партии и государства рассматривало репрессивность как непременное условие укрепления режима.

Репрессивность рассматривалась, включая организацию в широких масштабах лагерной системы, как упрочения позиций в обществе. Именно для изоляции классово чуждых, социально опасных, подрывных, подозрительных и прочих неблагонадежных элементов, деяния и помыслы которых не способствовали укреплению “диктатуры пролетариата”, и был изобретен ГУЛАГ.

Расширение ГУЛАГа вызывалось социально-экономической реконструкцией, реализацией курса на индустриализацию, коллективизацию, а также проводившимися политическими кампаниями. Вина за искалеченные судьбы невинно осужденных ложится на руководство СССР, прежде всего на самого «непогрешимого» вождя. Вместе с тем необходимо признать, что ГУЛАГ выступал важнейшим признаком явления сталинизма.

Возникнув как инструмент и место изоляции контрреволюционных и уголовных элементов в интересах защиты и укрепления «диктатуры пролетариата», ГУЛАГ благодаря принципу «исправления принудительным трудом» превратился в фактически самостоятельную отрасль народного хозяйства, обеспеченную дешевой рабочей силой. Без указанной «отрасли» решение многих задач индустриализации в восточных и северных регионах было бы невозможно. Существовала заинтересованность в неослабных темпах получения дешевой рабочей силы, что обеспечивало постоянство репрессий.

Однако ошибочно, на мой взгляд, преувеличивать роль ГУЛАГа в жизни советского общества, особенно в хозяйственной деятельности. Но возникновение и развитие его оказывало воздействие на все стороны жизни советского общества. Узники лагерей сравниваются с армией «государственных рабов», лишенных элементарных человеческих прав.

Однако, помимо лагерей, было немало сфер жизни, где имели место методы принуждения к труду: в колхозах и совхозах, на стройках, заводах и фабриках, в армии, в советских учреждениях. Более того, имело место взаимопроникновение вольнонаемного и принудительного труда, когда заключенные трудились на гражданских объектах, и, наоборот, формально свободные граждане вынуждены были работать на гулаговских стройках и предприятиях.

Принуждение неразрывно связано и с утверждением планово-распределительной системы в СССР. Такие понятия как плановая подготовка и распределение рабочей силы, мобилизации, оргнабор, распределение и снабжение продуктами, общественные призывы неразрывно связаны с принуждением. Советские авторы поворот к принуждению в трудовых отношениях накануне войны объясняли необходимостью укрепления обороноспособности страны перед лицом внешней угрозы. Усиление принудительных мер изображалось как инициатива “снизу”, как волеизъявление со стороны самого рабочего класса.

Западные и современные российские историки делают упор на насилие и принуждение, следуя логике укрепления тоталитарного государства, и, как правило, игнорируют факт сочетания различных методов стимулирования занятости и повышения производительности труда. Однако и в данном отношении необходимы взвешенные и объективные подходы. Методы принуждения и насилия сопровождались и мерами иного свойства.

В послевоенный период наблюдался рост числа спецпоселенцев. Основную их массу составили «репрессированные народы», то есть депортированные сталинским руководством в годы войны, высланные из западных районов «кулаки», «подкулачники» и «националисты», «немецкие пособники», «неблагонадежные граждане», сектанты и т.п.

Уже в рамках сталинской системы явно обнаруживались признаки кризиса принуждения во всех сферах экономики и общественной жизни. Безусловно, правы те исследователи, которые считают, что не личные качества, воля и желания отдельных руководителей, а обстоятельства вели к отказу от методов насилия и принуждения. Любой руководитель в этих условиях вынужден был бы проводить определенную либерализацию режима, поскольку карательная политика исчерпала себя.

Примечания

Введение

1. Медведев Ж.А. Неизвестный Сталин / Ж.А. Медведев, Р.А. Медведев. Харьков, 2002.

2. XX съезд КПСС в контексте российской истории “Круглый стол” Института российской истории РАН // Отечественная история. 2007. № 1. С. 196 – 202.

3. Антонов-Овсеенко А.В. Портрет тирана. М., 1994; Он же. Сталин и его время // Вопросы истории. 1989. № 1–4; 6–10; Бондарев В. Сталин и Ленин: непредвзятый взгляд на деяния двух вождей // Родина. 1995. № 1; Волкогонов Д.А. Сталинизм: сущность, генезис, эволюция // Вопросы истории. 1990. № 3, 6, 7; Он же. Сталин. Политический портрет. В 2-х кн. М., 1998. Кн. 1–2; Голубев А.З. Феномен сталинизма в контексте мирового исторического процесса // Отечественная истерия. 1993. № 5; Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945–1953. М., 2000; Кара-Мурза С.Г. Советская цивилизация (Книга 1). М., 2001; Козлов А.И. Сталин: борьба за власть. Ростов н/Д, I991; Радзинский Э. Сталин. М., 1997; Стариков Б.А. Дела и люди сталинского времени. СПб., 1996; Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. В 2 т. Т. 2. Апогей и крах сталинизма. М., 1997; Яковенко А. Сталинизм. Границы явления // Свободная мысль 1993. № 3 и др.

4. Боффа Д. История Советского Союза. М., 1997. T. 1; Джилас М. Лицо тоталитаризма. М., I994; Такер Р. Сталин. Путь к власти. 1919 – 1929. М., 1991 и др.

5. Данилов В.П. Сталинизм и советское общество // Вопросы истории. 2004. № 2.

6. Антонов-Овсеенко А.В. Берия. М., 1999.

7. Берия С. Мой отец Лаврентий Берия. М., 1994.

8. Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. 1923 – 1960. Справочник / Сост. М.Б. Смирнов. М., 1998.

9. Кто руководил НКВД. 1934 – 1941. Справочник. / Сост. Н.В. Петров, К.В. Скоркин. М., 1999.

10. Лубянка. 1917 – 1991. Справочник. / Сост. А.И. Кокурин, Н.В. Петров. М., 2003.

11. Кокурин А.И. ГУЛАГ: структура и кадры // Свободная мысль XXI. 1999. № 8; Там же. 2001. № 3.

12. Земсков В.Н. ГУЛАГ. (Историко-социологический аспект). СОЦИС. 1991; Он же. Заключенные, спецпоселенцы, ссыльнопоселенцы, ссыльные и высланные. Статистико-географический аспект // История СССР. 1991. № 5; Он же. Спецпоселенцы (1939 – 1959 гг.): Население России в 1920 1950-е годы: численность, потери, миграции. М., 1994.

13. Солоневич И.Л. Россия в концлагере. М., 2000.

14. Хлевенюк О.В. 1937-й: Сталин, НКВД и советское общество. М., 1992.

15. Козлов В.А. Социум в неволе… и кризис управления ГУЛАГом // Общественные науки и современность. 2004. № 6. С. 122 – 136.

16. Репрессии против поляков и польских граждан. М., 1997; Репрессии против российских немцев. Наказанный народ. М., 1999 и др.

17. Юнге М., Биннер Р. Как террор стал “большим”. Секретный приказ № 00447 и технология его исполнения. М., 2003.

18. Шашков В.Я. Спецпереселенцы на Мурмане. Роль спецпереселенцев в развитии производительных сил на Кольском полуострове (1930 – 1936 гг.). Мурманск, 1993; Славко Т.И. Кулацкая ссылка на Урале. 1930 – 1936. М., 1995; Красильников С. Серп молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930-е годы. М., 2003.

19. Еланцева О.П. Обреченная дорога. БАМ: 1932 – 1941. Владивосток, 1994; Бердинских В. Вятлаг. Киров, 1998; Широков А.И. Дальстрой: Предыстория и первое десятилетие. Магадан, 2000; Сталинские стройки ГУЛАГА 1930 – 1953. М., 2005 и др.

20. ГУЛАГ: Экономика принудительного труда. М., 2005.

21. Там же.

22. Там же.

23. Черная книга коммунизма. Преступления. Террор. Репрессии. М., 1999.

24. ГУЛАГ: Экономика принудительного труда… С. 5 – 8.

25. ГУЛАГ в Карелии. Сборник документов и материалов. 1930 – 1941 / Сост. А.Ю, Жуков и др. Петрозаводск, 1992.

26. Принудительный труд. Исправительно-трудовые лагеря в Кузбассе (30 – 50-е годы). Т. 1 – 2. / Под ред. Л.И. Гвоздковой. Кемерово, 1994.

27. Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1930 – 1945 гг. Т. 1 – 4. / Под ред. В.П. Данилова, С.А. Красильникова. Новосибирск, 1992 – 1996.

28. ГУЛАГ. (Главное управление лагерей). 1917 – 1960 / Сост. А.И. Кокурин, Н.В. Петров. М., 2000.

29. Трагедия советской деревне. Коллективизация и раскулачивание: Документы и материалы. Т. 1 – 5. / Под ред. В.П. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виола. М., 1999 – 2000.

30. Лубянка. Сталин и ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД. Январь 1922 декабрь 1936 / Сост. В.Н. Хаустов и др. М., 2003; Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. 1937 – 1938. / Сост. В.Н. Хаустов и др. М., 2004.

Глава I

1. Сталин И.В. Соч. Т. 5. М., 1947. С. 210, 211.

2. Там же. С. 210.

3. Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918 – 1939. Док. и материалы. Т. 2. М., 2000. С. 86.

4. Там же. С. 148.

5. Там же. С. 601, 611, 618, 707.

6. Там же. С. 25.

7. Трагедия советской деревни. Док. и материалы. Т. 1. М., 1999. С. 17 – 18.

8. Шестнадцатая конференция ВКП(б). Стенограф. отчет. М., 1962. С. 744, 746, 806 – 807.

9. Бухарин Н.И. Проблемы теории и практики социализма. М., 1989. С. 264.

10. Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД… С. 1017, 1038.

11. Данилов В.П. Сталинизм и советское общество // Вопросы истории. 2004. № 2. С. 171 – 172.

12. Горизонт. 1988. № 5. С. 31 – 34.

13. Трагедия советской деревни… С. 24.

14. Данилов В.П. Указ. соч. С. 169 – 175.

15. Вопросы истории. 2003. № 10. С. 117 – 128.

16. Карпов В.В. Генералиссимус. Кн. 1. М., 2003.

17. Данилов В.П. Указ. соч. С. 173 – 174.

18. Карпов В.В. Указ. соч. С. 148 – 149.

19. Там же. С. 147.

20. Данилов В.П. Указ. соч. С. 174 – 175.

21. Там же. С. 174.

Глава I

1. Земсков В.Н. “Архипелаг ГУЛАГ”, глазами писателя и статистика // Аргументы и факты. 1989. № 45; Дугин А.Н. ГУЛАГ: открывая архивы // На боевом посту. 1989. 27 дек.; Дугин А.И. ГУЛАГ: глазами историка // Союз. 1990. № 9; Дугин А.Н. Сталинизм: легенды и факты // Слово. 1990. № 7; Дугин А.Н. Говорят архивы: Неизвестные страницы ГУЛАГа // Социально-политические науки. 1990. № 7.

2. Коэн С. Бухарин: Политическая биография. 1888 – 1938. М., 1988. С. 407.

3. Чаликова В.А. Архивный юноша // Нева. 1988. № 10. С. 158

4. Мемуары Никиты Сергеевича Хрущева // Вопросы истории. 1990. № 3. С. 82.

5. Земсков В.Н. ГУЛАГ (историко-социологический аспект) // Социологические исследования. 1991. № 6. С. 11.

6. Там же.

7. Московские новости. 1988. 27 нояб.

8. Земсков В.Н. Указ. соч. С. 13.

9. Шатуновская О. Фальсификация /Аргументы и факты. 1990. № 22.

10. Там же.

11. Там же.

12. Система исправительно-трудовых лагерей в СССР 1923 – 1960. Справочник / Сост. М.Б. Смирнов. М., 1999. С. 24.

13. Там же. С. 26.

14. Земсков В.Н. Заключенные в 1930-е годы: Социально-демографические проблемы // Отечественная история. 1995. № 4. С. 62.

15. Система исправительно-трудовых лагерей в СССР… С. 34.

16. Земсков В.Н. ГУЛАГ (историко-социологический аспект) // СОЦИС. 1991. № 6. С. 13.

17. Земсков В.Н. Спецпоселенцы // СОЦИС. 1991. № 11. С. 5; Он же. “Спецпоселенцы 1930 – 1960”. М., 2003.

18. Земсков В.Н. Спецпоселенцы // СОЦИС… № 11. С. 6.

19. См. подробнее: Соколов А.К. “Ежовщина” // Власть и общество в СССР: Политика репрессий. М., 1999.

20. Система исправительно-трудовых лагерей в СССР… С. 45.

21. Всесоюзная перепись населения СССр 1939 года. Основные итоги. М., 1992. С. 229 – 244.

22. Земсков В.Н. Заключенные в 30-е годы… С. 55 – 56.

23. Земсков В.Н. ГУЛАГ. С. 13.

24. Там же.

25. Там же. С. 26.

26. Общество и власть. 1930-е годы: Повествование в документах. М., 1998. С. 163 – 164.

27. Шатуновская О. Указ. соч.

28. Земсков В.Н. Указ. соч. С. 18.

29. Там же.

30. Там же.

31. Земсков В.Н. Указ. соч. С. 19.

32. Там же.

33. Земсков В.Н. Указ. соч. С. 19.

34. Там же. С. 20.

35. Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. М., 1989. Т. I. С. 83.

36. Земсков В.Н. Указ. соч. С. 23.

37. ГУЛАГ: Экономика принудительного труда… С. 20.

38. Земсков В.Н. Заключенные в 30-е годы… С. 65.

39. Там же. С. 57.

40. ГУЛАГ: Экономика принудительного труда… С. 39.

41. Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 56.

42. ГУЛАГ: Экономика принудительного труда… С. 39 – 41.

43. Земсков В.Н. Спецпоселенцы… С. 8.

44. Рассказов Л.П. Роль ГУЛАГа в предвоенных пятилетках // Экономическая история. Ежегодник 2002. М., 2003. С. 283 – 284.

45. ГУЛАГ: Экономика принудительного труда… С. 45 – 46.

46. Земсков В.Н. ГУЛАГ. С. 45.

47. Там же. С. 11.

48. ГУЛАГ. (Главное управление лагерей). 1917 – 1960 / Сост. А.И. Кокурин, Н.В. Петров. М., 2000. С. 667, 669.

49. Там же.

50. Земсков В.Н. Спецпоселенцы… С. 10; Он же. Массовое освобождение спецпоселенцев и ссыльных // СОЦИС. 1991. № 1. С. 5.

51. Земсков В.Н. Массовое освобождение спецпоселенцев и ссыльных… С. 15.

52. Там же. С. 14.

53. ГУЛАГ: Экономика принудительного труда… С. 67.

Список источников и литературы

Источники

а) Сборники документов

1. ГУЛАГ в Карелии. Сборник документов и материалов. 1930 – 1941 / Сост. А.Ю, Жуков и др. Петрозаводск, 1992.

2. ГУЛАГ. (Главное управление лагерей). 1917 – 1960 / Сост. А.И. Кокурин, Н.В. Петров. М., 2000.

3. Лубянка. Сталин и ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД. Январь 1922 декабрь 1936 / Сост. В.Н. Хаустов и др. М., 2003.

4. Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. 1937 – 1938. / Сост. В.Н. Хаустов и др. М., 2004.

5. Принудительный труд. Исправительно-трудовые лагеря в Кузбассе (30 – 50-е годы). Т. 1 – 2. / Под ред. Л.И. Гвоздковой. Кемерово, 1994.

6. Репрессии против поляков и польских граждан. М., 1997.

7. Репрессии против российских немцев. Наказанный народ. М., 1999.

8. Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1930 – 1945 гг. Т. 1 – 4. / Под ред. В.П. Данилова, С.А. Красильникова. Новосибирск, 1992 – 1996.

9. Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918 – 1939. Док. и материалы. Т. 2. М., 2000.

10. Трагедия советской деревне. Коллективизация и раскулачивание: Документы и материалы. Т. 1 – 5. / Под ред. В.П. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виола. М., 1999 – 2000.

11. Черная книга коммунизма. Преступления. Террор. Репрессии. М., 1999.

12. Шестнадцатая конференция ВКП(б). Стенограф. отчет. М., 1962.

б) Справочные материалы

1. Всесоюзная перепись населения СССр 1939 года. Основные итоги. М., 1992.

2. Горизонт. 1988. № 5.

3. Кто руководил НКВД. 1934 – 1941. Справочник. / Сост. Н.В. Петров, К.В. Скоркин. М., 1999.

4. Лубянка. 1917 – 1991. Справочник. / Сост. А.И. Кокурин, Н.В. Петров. М., 2003.

5. Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. 1923 – 1960. Справочник / Сост. М.Б. Смирнов. М., 1998.

6. Система исправительно-трудовых лагерей в СССР 1923 – 1960. Справочник / Сост. М.Б. Смирнов. М., 1999.

в) Воспоминания,

художественные произведения

1. Берия С. Мой отец Лаврентий Берия. М., 1994.

2. Джилас М. Лицо тоталитаризма. М., I994.

3. Мемуары Никиты Сергеевича Хрущева // Вопросы истории. 1990. № 3.

4. Общество и власть. 1930-е годы: Повествование в документах. М., 1998.

5. Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. М., 1989. Т. I.

г) Труды политических деятелей

1. Бухарин Н.И. Проблемы теории и практики социализма. М., 1989.

2. Сталин И.В. Соч. Т. 5. М., 1947.

Монографии и статьи

1. Антонов-Овсеенко А.В. Сталин и его время // Вопросы истории. 1989. № 1 – 4; 6 – 10.

2. Антонов-Овсеенко А.В. Портрет тирана. М., 1994.

3. Антонов-Овсеенко А.В. Берия. М., 1999.

4. Бондарев В. Сталин и Ленин: непредвзятый взгляд на деяния двух вождей // Родина. 1995. № 1.

5. Бердинских В. Вятлаг. Киров, 1998.

6. Боффа Д. История Советского Союза. М., 1997. T. 1.

7. Волкогонов Д.А. Сталинизм: сущность, генезис, эволюция // Вопросы истории. 1990. № 3, 6, 7.

8. Волкогонов Д.А. Сталин. Политический портрет. В 2-х кн. М., 1998. Кн. 1 – 2.

9. Вопросы истории. 2003. № 10.

10. Голубев А.З. Феномен сталинизма в контексте мирового исторического процесса // Отечественная истерия. 1993. № 5.

11. ГУЛАГ: Экономика принудительного труда. М., 2005.

12. XX съезд КПСС в контексте российской истории “Круглый стол” Института российской истории РАН // Отечественная история. 2007. № 1. С. 196 – 202.

13. Данилов В.П. Сталинизм и советское общество // Вопросы истории. 2004. № 2.

14. Дугин А.Н. ГУЛАГ: открывая архивы // На боевом посту. 1989. 27 дек.

15. Дугин А.Н. Сталинизм: легенды и факты // Слово. 1990. № 7.

16. Дугин А.И. ГУЛАГ: глазами историка // Союз. 1990. № 9.

17. Дугин А.Н. Говорят архивы: Неизвестные страницы ГУЛАГа // Социально-политические науки. 1990. № 7.

18. Еланцева О.П. Обреченная дорога. БАМ: 1932 – 1941. Владивосток, 1994.

19. Земсков В.Н. “Архипелаг ГУЛАГ”, глазами писателя и статистика // Аргументы и факты. 1989. № 45.

20. Земсков В.Н. ГУЛАГ (историко-социологический аспект) // СОЦИС. Социологические исследования. 1991. № 6.

21. Земсков В.Н. Заключенные, спецпоселенцы, ссыльнопоселенцы, ссыльные и высланные. Статистико-географический аспект // История СССР. 1991. № 5.

22. Земсков В.Н. Спецпоселенцы // СОЦИС. 1991. № 11.

23. Земсков В.Н. Спецпоселенцы (1939 – 1959 гг.): Население России в 1920 1950-е годы: численность, потери, миграции. М., 1994.

24. Земсков В.Н. Заключенные в 1930-е годы: Социально-демографические проблемы // Отечественная история. 1995. № 4.

25. Земсков В.Н. “Спецпоселенцы 1930 – 1960”. М., 2003.

26. Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945 – 1953. М., 2000.

27. Коэн С. Бухарин: Политическая биография. 1888 – 1938. М., 1988.

28. Козлов А.И. Сталин: борьба за власть. Ростов н/Д, 1991.

29. Кокурин А.И. ГУЛАГ: структура и кадры // Свободная мысль XXI. 1999. № 8.

30. Козлов В.А. Социум в неволе… и кризис управления ГУЛАГом // Общественные науки и современность. 2004. № 6.

31. Кара-Мурза С.Г. Советская цивилизация (Книга 1). М., 2001.

32. Карпов В.В. Генералиссимус. Кн. 1. М., 2003.

33. Красильников С. Серп молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930-е годы. М., 2003.

34. Медведев Ж.А. Неизвестный Сталин / Ж.А. Медведев, Р.А. Медведев. Харьков, 2002.

35. Московские новости. 1988. 27 нояб.

36. Общество и власть. 1930-е годы: Повествование в документах. М., 1998.

37. Радзинский Э. Сталин. М., 1997.

38. Рассказов Л.П. Роль ГУЛАГа в предвоенных пятилетках // Экономическая история. Ежегодник 2002. М., 2003.

39. Славко Т.И. Кулацкая ссылка на Урале. 1930 – 1936. М., 1995.

40. Стариков Б.А. Дела и люди сталинского времени. СПб., 1996.

41. Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. В 2 т. Т. 2. Апогей и крах сталинизма. М., 1997.

42. Соколов А.К. «Ежовщина» // Власть и общество в СССР: Политика репрессий. М., 1999.

43. Солоневич И.Л. Россия в концлагере. М., 2000.

44. Сталинские стройки ГУЛАГА 1930 – 1953. М., 2005.

45. Хлевенюк О.В. 1937-й: Сталин, НКВД и советское общество. М., 1992.

46. Юнге М., Биннер Р. Как террор стал “большим”. Секретный приказ № 00447 и технология его исполнения. М., 2003.

47. Чаликова В.А. Архивный юноша // Нева. 1988. № 10.

48. Шатуновская О. Фальсификация /Аргументы и факты. 1990. № 22.

49. Шашков В.Я. Спецпереселенцы на Мурмане. Роль спецпереселенцев в развитии производительных сил на Кольском полуострове (1930 – 1936 гг.). Мурманск, 1993.

50. Широков А.И. Дальстрой: Предыстория и первое десятилетие. Магадан, 2000.

51. Такер Р. Сталин. Путь к власти. 1919 – 1929. М., 1991.

52. Хлевенюк О.В. 1937-й: Сталин, НКВД и советское общество. М., 1992.

53. Юнге М., Биннер Р. Как террор стал большим. Секретный приказ № 00447 и технология его исполнения. М., 2003.

54. Яковенко А. Сталинизм. Границы явления // Свободная мысль 1993. № 3.