2

Содержание:

1. Назначение Д. А. Толстого министром внутренних дел и утверждение реакционного курса 3

2. Усиление реакции в земстве и дворянских собраниях, Вопрос о земстве в Кахановской комиссии 6

3. Земский вопрос в периодической печати 11

1. Назначение Д. А. Толстого министром внутренних дел и утверждение реакционного курса

«Диктатура улыбок» Н. П. Игнатьева была так же непродолжительна, как и «диктатура сердца» М. Т. Лорис-Меликова. Назначение Д. А. Толстого министром внутренних дел означало открытый поворот к крепостнической реакции. М. Н. Катков писал по этому поводу: «Имя графа Толстого само по себе уже есть манифест и программа»'. Призыв Толстого — это «перчатка, брошенная властью в лицо России», — отозвалось из Женевы «Общее дело». «Вот до какой диктатуры ненависти дожили мы, легкомысленно болтая о «диктатурах любви»², — бросила газета упрек русским либералам. В мемуарах современников о Толстом нельзя встретить двух разных мнений. Реакционеры и либералы, и те, кого нельзя безоговорочно причислить ни к одному из этих лагерей, В. П. Мещерский и Е. М. Феоктистов, К. Головин и А.А. Половцов, С.Ю. Витте и М.И. Семевский — все видели в нем «оплот реакции», «крайне правого», «ультраконсерватора», равно как и многоликая пресса — от «вернопреданного» «Гражданина» до нелегального «Вестника народной воли». Пятнадцатилетняя деятельность на министерских постах, сначала обер-прокурором Синода с 1865 г., а затем одновременно и министром народного просвещения (1866—1880 гг.)», упрочила за ним славу твердокаменного реакционера. Удаленный Александром II от власти во имя спасения своего Собственного авторитета, он был призван два года спустя Александром III для упрочения власти. Это была своеобразная заявка правительства на новый курс — курс открытой и прямой крепостнической реакции, без «улыбок» и либеральных жестов обществу, без дипломатии, без игры в «мужицкого царя» и «народную политику».

Отлив революционного движения и слабость либеральной оппозиции дали возможность правительству принять «твердый курс». Реакционное направление внутренней политики самодержавия, которое «пробивалось» уже с середины 60-х годов - в ряде крепостнических поправок и «исправлений» буржуазных реформ, вылилось во вполне отчетливое стремление провести цикл контрреформ.

Земская контрреформа наряду с введением института земских начальников была основным звеном реакционной внутренней политики 80-х годов. Однако Толстой не сразу принялся за их подготовку. Это объяснялась и некоторой осторожностью в выборе направления первого удара, и отсутствием общей программы преобразований.

Первые шаги Толстого направлены по линии наименьшего сопротивления. Эпоха контрреформ открывается дополнительными «временными» цензурными правилами (27 августа 1882 г.), реакционнейшим новым Университетским уставом (23 августа 1884 г.) и закрытием ряда периодических изданий. К пересмотру основных преобразований 60-х годов правительство приступило позднее. Пресса тогда же обратила на это внимание. «Вестник Европы» писал, что принятие нового Университетского устава — задача гораздо более легкая, чем реформа в области самоуправления и суда. Это неплохо подмечено. Действительно, Игнатьев сошел со сцены, но учрежденная в его правление Кахановская комиссия, этот последний осколок «либеральной» эпохи, заседала, совещалась, вырабатывала проекты реформ местного управления, хотя Толстой, по свидетельству Феоктистова, считал Каханова «чуть ли не одним из главных виновников катастрофы 1 марта», и слово «кахановщина», как нечто очень скверное и революционное, не сходило у него с языка».

Все меры, вполне определенно выражавшие реакционное направление политики Толстого, были пока еще довольно разрозненными. Об этом единогласно свидетельствуют современники: «Установившаяся за графом Толстым репутация, что у него есть своя непоколебимая система, — писал К. Головин, — принесла ему самое главное — прилив доверия и государя и общества... А между тем «системы» вне области школы у Дмитрия Андреевича собственно не было никакой. Ненависть к выборным должностям, предположение, будто вицмундир обеспечивает пригодность и благонамеренность чиновника — вот чем исчерпывалась его убогая система». О том же писал и Феоктистов: «Конечно, он отличался твердостью некоторых своих воззрений, ненавидел либеральные веяния, достигшие пышного процветания при Лорис-Меликове, относился с негодованием к недостаткам нашего судебного устройства, порицал самоуправление во всех его видах, причинявшее у нас так много зла и т. д., но как изменить все это, оставался он в совершенном неведении». «Вестник народной воли» отмечал в 1884 г.: «Беспрограммность реакции делает политику правительства замечательно бледной и скучной. Одна только тайная полиция живет полной жизнью. Одни репрессии против всяких проявлений свободной мысли ведутся широко и систематично».

Помимо реакционных мер в области печати и просвещения в первые годы правления Толстого был принят ряд законов, явно носивших черты крепостнического характера. Закон о семейных разделах 1886 г. имел назначение усилить патриархальную власть старшего в крестьянской семье и поставить разделы в зависимость от решения сходов. Тогда же был принят закон о найме сельскохозяйственных рабочих, смысл которого заключался в том, чтобы «закрепить» наемных рабочих за помещиком, что означало серьезный шаг назад — к внеэкономическим способам принуждения. Столетие Жалованной грамоты дворянству было ознаменовано открытием в 1885 г. Дворянского банка. Он создавался исключительно для поддержки быстро убывающего дворянского сословного землевладения. В рескрипте на имя дворянства от 21 апреля 1885 г. выражалось пожелание, чтобы впредь «дворяне российские сохраняли первенствующее место в предводительстве ратном, в делах местного управления и суда». Запретив особым циркуляром Главного управления по делам печати помещать в прессе статьи о 25-летнем юбилее крестьянской реформы, правительство торжественно отметило 100-летие Жалованной грамоты дворянству. Присутствовавший 21 апреля 1885 г. в зале дворянского собрания в Петербурге Половцов писал: «Во всем этом торжестве слышится поворот правительственной политики. В противоположность великому князю Константину Николаевичу и Милютину провозглашается поддержка высшему классу как руководителю населения, Это прекрасно, но и в эту сторону не надо пересолить».

Прекрасно знакомый со всей закулисной стороной внутренней политики, Феоктистов отмечал не только отсутствие ясного плана действия, но и отсутствие единства в среде наиболее влиятельных представителей реакционной партии. «Мнимый союз трех названных лиц (т.е. Победоносцева, Ц Толстого и Каткова.) напоминал басню о лебеде, щуке и раке. Относительно основных принципов они были более или менее согласны между собой, но из этого не следует, чтобы они могли действовать сообща. М. Н. Катков кипятился, выходил из себя, доказывал, что недостаточно отказаться от вредных экспериментов и обуздать партию, которой хотелось бы изменить весь политический строй России, что необходимо проявить энергию, не сидеть сложа руки... граф Толстой недоумевал, с чего бы начать, как повести дело; он был бы и рад совершить что-нибудь в добром направлении, но это «что-нибудь» представлялось ему в весьма неясных очертаниях; что касается Победоносцева, то, оставаясь верным самому себе, он только вздыхал, сетовал и поднимал руки к небу (любимый его жест). Не удивительно, что колесница под управлением таких возниц подвигалась вперед очень туго».

Наблюдение Феоктистова не лишено оснований. При обсуждении первого же крупного законодательного акта этого периода, Университетского устава, в Государственном совете возникли разногласия. «Большинство», возглавляемое одним из либеральных бюрократов А. В. Головниным, выступило за сохранение Устава 1863 г. По многим вопросам на стороне «большинства» оказался и такой видный представитель редакционной партии, как Победоносцев. Разногласия из Соединенных департаментов были перенесены в Общее собрание Государственного совета, и, несмотря на ряд уступок реакционным требованиям, «большинство» до конца держалось как оппозиционная группа, не признающая основных положений правительственного проекта ^н. Это говорит об известных колебаниях в правительственной среде при переходе к реакционному курсу. Во всяком случае, первая же мера из цикла контрреформ выявила разногласия «в верхах». Эти разногласия проявились не только между либеральными бюрократами и реакционерами, но и внутри реакционной партии.

Правительственная политика в земском вопросе в этот период соответствовала общему реакционному курсу Толстого. Она отмечена закрытием земских учреждений в Области Войска Донского, усилением власти губернаторов согласно циркуляру от 20 января 1884 г., насаждением церковно-приходских школ, рядом стеснительных мер в вопросе земских статистических исследований и т. д. С 1885 г. начинаются гонения на одно из самых прогрессивных уездных земств — ' Череповецкое Новгородской губернии. Создается комиссия из представителей министерства внутренних дел, юстиции и народного просвещения для расследования «постоянного противодействия земства администрации». Эта история закончилась закрытием в 1888 г., по постановлению Комитета министров, земских учреждений Череповецкого уезда (до 1891 г.).

Итак, обозревая в целом первые годы правления Толстого (1882 — начало 1886 гг., т. е. до начала разработки проектов контрреформ), мы можем сделать определенный вывод, что в это время у правящей реакционной правительственной партии еще не было цельной и всесторонней программы пересмотра буржуазного законодательства 60-х годов. Она была выдвинута в середине 80-х годов дворянством и взята на вооружение Толстым.

2. Усиление реакции в земстве и дворянских собраниях, Вопрос о земстве в Кахановской комиссии

В 80-е годы (собственно с 1882 г.) в деятельности земств усиливаются реакционно-дворянские тенденции. Это особенно проявилось в программе экономических мероприятий земств, и их отношении к школьному делу. В земской среде выделилась значительная и влиятельная группа деятелей, поставившая себе задачей проведение так называемой охранительной, дворянской политики. Среди них ведущую роль играли предводитель дворянства и председатель земской управы Алатырского уезда Симбирской губернии А. Д. Пазухин, уездный предводитель дворянства из Орловской губернии С. С. Бехтеев, харьковский земец А. Р. Шидловский, казанский земец Н. Е. Баратынский, саратовский—П. А. Кривский и многие другие. Оплотом земской реакции стали Симбирское и Орловское земства. Вместо разрозненных ходатайств 70-х годов о репрессиях против сельскохозяйственных рабочих выдвигается целая программа экономических мероприятий, направленных на удовлетворение помещичьих и сословно-дворянских интересов. Многие законодательные меры первых лет правления Толстого были продиктованы реакционными земско-дворянскими кругами. К ним относятся и упомянутые уже учреждение Дворянского банка, законы о найме сельскохозяйственных рабочих, об ограничении крестьянских семейных разделов. Характерной стороной земской реакции 80-х годов было стремление к сокращению смет: урезывались расходы на медицину, на экономические мероприятия, связанные с нуждами Крестьян, на школу. И в то же время, когда в 1884 г. Святейший Синод обратился к земствам, чтобы они поддержали вновь вводившиеся церковно-приходские школы, многие земства откликнулись на этот призыв и оказали поддержку этому реакционному начинанию.

Реакция поднималась и в дворянских собраниях. По инициативе Пазухина в 1885 г. симбирское дворянство в ответ на рескрипт по поводу 100-летия Жалованной грамоты представило Александру III адрес. В нем выражалась уверенность, что предпринимаемые преобразования «дадут возможность... спокойно жить в деревнях, создав ту власть, отсутствие которой ныне заставляет страдать и дворянина, и крестьянина». Дворянство поднимало перед правительством и вопрос о преобразовании земства. В фонде канцелярии министра внутренних дел в «Материалах к проекту нового положения о губернских и уездных земских учреждениях» собраны ходатайства дворянских собраний и отдельных лиц о необходимости пре образования местного управления, и земства в частности, поступившие в 1885—1887 гг. В них выдвигались требования сословной организации избирательной системы, замены принципа выборности управ правительственным назначением, предоставления мест в земстве крупным землевладельцам и депутатам от дворянства, полноты подчинения решений земских собраний правительственному надзору и т. д. Уже к середине 80-х годов в группе крепостнически настроенных земцев-дворян складывается программа контрреформ, осуществления которой они начинают решительно добиваться от правительства. Довольно четкие контуры эта программа приобретает в проектах представителей земства и дворянства, I призванных в Кахановскую комиссию.

Как отмечалось выше, в первые годы правления Толстого Кахановская комиссия, созданная в 1881 г. с целью подготовки реформы местного управления, продолжала свое существо-звание. Вопрос о земстве в ее работах занимал центральное положение. Толстой, не рискуя закрыть Комиссию, «усилил» ее состав пятнадцатью «сведущими людьми» из числа реакционно настроенных губернаторов, предводителей дворянства и земских деятелей. Среди них были такие представители реакционных земских кругов, как Пазухин, Бехтеев, Оболенский (предводитель дворянства Пензенской губ.).

Комиссия в полном своем составе при участии «сведущих людей» приступила в октябре 1884 г. к обсуждению проектов Особого совещания. Эти проекты носили на себе печать либеральных требований земств о расширении их прав. Они предусматривали выборность председателей земских собраний, понижение земельного ценза, расширение права ходатайств, «большую уравнительность» в распределении числа гласных между различными разрядами избирателей, устранение от участия в выборах волостных старшин и сельских старост, избрание крестьянских гласных непосредственно сельскими сходами, назначение суточных и прогонных губернским гласным по решению уездных земств, предоставление губернским и уездным земским собраниям права созыва общих съездов своих представителей с разрешения губернского присутствия и министра внутренних дел и т. д. Отвергнув идею самоуправляющейся волости или «маленького земства». Совещание проектировало упразднение крестьянской волости и создание низшей административной и земской единицы во главе с волостелем, избираемым земским собранием. Вместе с тем в проекте Совещания нашла выражение и идея создания на местах сильной власти по назначению от правительства: таков смысл предложения учредить высшие смешанные инстанции в уезде и губернии — присутствия уездного и губернского управления. В присутствиях должен был преобладать правительственный элемент, и они получили бы огромные права по отношению к земству.

В процессе обсуждения проектов Кахановской комиссии в конце 1884 — начале 1885 гг. выделились два основных принципиальных вопроса, которые вызвали разногласия между дворянской реакционной группировкой, возглавляемой А. Д. Пазухиным, и «большинством» комиссии. Это — вопрос о слиянии административной и судебной власти на. низших инстанциях управления и о сословной организации земского-представительства. Именно эти принципиальные положения, развитые и дополненные, стали впоследствии стержнем проекта контрреформ 1886 г. и осью. разногласий в течение всех лет, пока готовилась контрреформа.

В первых же заседаниях дворянская реакция выступила с одним из своих программных положений. Пазухин, Оболенский, Бехтеев, Кондоиди (предводитель дворянства Тамбовской губернии) и некоторые другие члены комиссии доказывали необходимость создания на местах «сильной, единой, близкой власти, которая способна была бы водворить порядок и сделать возможной жизнь в том самом уезде, из которого в настоящее время все (т. е. дворяне-землевладельцы) бегут». Идеал такой власти они видели в мировых посредниках первого призыва, и свой план откровенно расценивали как «несомненный и верный шаг на пути возвращения... к порядку шестидесятых годов».

В чем же состоял этот «шаг», знаменующий возврат к прошлому? По мнению Пазухина и его единомышленников, на местах должна была быть учреждена должность участкового начальника, сосредоточивающего весь надзор за крестьянским управлением (в противовес проектировавшемуся Совещанием волостелю, основные функции которого заключались в контроле за исполнением земских и правительственных поручений). В его лице признавалось целесообразным объединить власть судебную, т. е. компетенцию мирового судьи, и административную. Интересно отметить, что с таким предложением выступило Алатырское уездное земство Симбирской губернии, где председателем управы был Пазухин. Аналогичные проекты были составлены и в комиссиях ряда других земств в 1881 г. (в Московской, где он был отвергнут губернским земским собранием, в Городищенском уездном земском собрании Пензенской губернии, в Глуховском уездном земском собрании Черниговской губернии и др.). Должность участкового начальника, по предложению «сведущих людей»,. должна была стать прерогативой местного дворянства, выдвигалось требование сословного и имущественного ценза для ее замещения¹⁸. В участковом начальнике уже совершенно определенно очерчен облик будущего земского начальника.

Другой вопрос, по которому группа Пазухина выступила с самостоятельной программой, касался принципов организации земства.

При обсуждении земской избирательной системы на заседании Комиссии в феврале 1885 г. Пазухин, Бехтеев, Оболенский предложили ввести сословный принцип деления избирателей, причем Пазухин, Кондоиди и некоторые члены Комиссии высказались за предоставление крупным землевладельцам права участия в качестве гласных в уездных собраниях без выборов. Этот вопрос был передан в специальную подкомиссию, которая уже в марте того же года представила «Доклад по вопросу о составе уездных земских собраний». Точка зрения трех членов — Пазухина, Бехтеева и Оболенского — на необходимость сословной организации земского представительства обосновывалась в докладе «угрозой вытеснения в недалеком будущем из земских собраний наиболее культурного элемента», т. е. дворянства. Объединение в одной курии дворян с землевладельцами «из торгового класса» и крестьянами-собственниками, численность которых существенно возросла за 20 лет после введения Положения 1 января 1864 г., объявлялось «злом», подлежащим исправлению. Цель ставилась ясно и четко: «дать дворянству определенное представительство в земстве независимо от воли других групп избирателей». Предлагалось учредить четыре «избирательные коллегии»: съезды дворян, лиц торгового состояния, избирательные сходы мещан и крестьян. Заранее оговаривалось, что «землевладельческие сословия должны занимать первенствующее положение в земском представительстве». Очень важно отметить, что в этой схеме сословных выборов крестьяне-собственники оказались отнесены к крестьянскому избирательному сходу с двухстепенной подачей голосов. Отменялся ценз по годовому обороту, что значительно ограничивало права торгово-промышленной буржуазии. Духовенство предполагалось вообще устранить от выборов, заменив выборные лица представителями по назначению от епархиального начальства.

Большинство подкомиссии высказалось против сословной системы выборов. Подобная задача представлялась нереальной, так как «избирательная борьба стоит не на сословной почве, а между отдельными группами представителей имущественных классов». Другой довод противников Пазухина заключался в указании на малочисленность в некоторых местностях дворян с полным цензом, ввиду чего положенное число гласных могло остаться незамещенным²³. Подобные затруднения предвидели и сторонники сословных выборов в Кахановской комиссии. Так, например, предводитель дворянства Псковской губернии Зарин отмечал, 'что «в некоторых уездах подобная мера ввиду уменьшения дворянства и постепенного сокращения дворянских владений окажется неприменимой». Выход он видел в предоставлении избирательных прав «всем поместным дворянам, хотя бы владеющим имуществом и в меньшем размере против установленного ценза». Группа Пазухина выражала интересы крупного дворянскoго землевладения. Это сказалось в отрицательном отношении к понижению имущественного ценза, в требовании предоставления прав гласных крупным собственникам земли, причем для крупных землевладельцев из непривилегированных сословий устанавливался, помимо имущественного, образовательный или служебный ценз и условие владения имением в течение определенного срока. Из других намечавшихся Пазухиным и К° ограничений избирательной системы надо отметить предложения об отмене участия в выборах по доверенности, об устранении от выборов арендаторов и евреев. В программе реакционного дворянства основное внимание уделялось пересмотру избирательной системы, что отвечало его главной цели — «одворяниванию» земства.

Помимо цельной системы преобразования земского представительства на сословном начале Пазухиным и его единомышленниками был внесен в Кахановскую комиссию ряд реакционных предложений по различным вопросам организации деятельности земства. Они высказались за сокращение численности управ, допуская возможность замены коллегиального принципа единоличным по усмотрению собрания; за некоторое ограничение компетенции земских собраний (в частности, по вопросам народного образования, системы раскладок).

Многие предложения группы Пазухина нашли отражение в проектах последнего периода деятельности комиссии. Крестьянская волость сохранялась; функции надзора над крестьянским управлением, которые намечались Совещанием как второстепенные для волостелей, получили равное значение с его обязанностями в качестве исполнительной инстанции по административным и земским делам; для волостеля вводился имущественный ценз и отменялось избрание земским собранием, так что абсолютно утрачивалась связь его с земством. В вопросах земского законодательства «большинство» Комиссии сделало ряд уступок крупному земельному дворянству. Оно признало права крупных собственников быть гласными уездных земских собраний без избрания. Это решение мотивировалось «желанием придать земской работе более спокойный, ровный и чуждый увлечений характер». Было отвергнуто установление «большей уравнительности» в расписании гласных, лишена прав целая категория избирателей по цензу общего годового оборота с производства, что несомненно привело бы к ослаблению представительства торгово-промышленной буржуазии; крестьянам, владевшим землей на праве собственности, помимо надела предоставлялось факультативное право участия только в одном из съездов (или съезде уездных землевладельцев, или в сельских избирательных сходах); отклонялось проектировавшееся Совещанием право уездных собраний назначать суточные и прогонные своим губернским гласным, в чем особенно остро нуждались представители от крестьянских обществ. «Большинство» Комиссии отказалось от предположения Совещания о выборности председателей земских собраний и признало требование «дворянской партии» о замещении должности председателя уездного присутствия и уездного земского собрания предводителем дворянства. Однако представители сословно-крепостнических интересов не провели в Кахановской комиссии всех своих требований, основные из них — преобразование земского представительства на сословном начале и объединение судебной и административной власти на низших инстанциях управления — были отклонены «большинством». Это, как видно, и послужило причиной роспуска Комиссии. Но определенное влияние на ее работу они оказали. «Вестник Европы» писал: «В -работу Комиссии «новые» элементы (т. е. «сведущие люди») ворвались с достаточной силой, чтобы не оставить камня на камне в предложениях Совещания, но все же не с таким полновластием, чтобы поставить на их место другое, сколько-нибудь стройное дело».

Частные уступки программным заявлениям дворянской крепостнической реакции не могли удовлетворить Д. А. Толстого, непримиримого врага «либеральных» правлений своих предшественников, с которыми было связано само появление Кахановской комиссии и все направление ее законодательных работ. 1 мая 1885 г. Комиссия была закрыта. «Русская мысль» заметила по этому поводу, что Комиссия «пережила '.мысль о своем учреждении... еще год назад в обществе привыкли, что призвание ее окончено». Если назначение Толстого министром внутренних дел означало открытый переход к реакции, то роспуск Кахановской комиссии свидетельствовал о намерении правительства приступить к общему пересмотру буржуазного законодательства.

3. Земский вопрос в периодической печати

Одновременно с выступлением в Кахановской комиссии дворянская реакция вела энергичный поход против буржуазных реформ 60-х годов на страницах газет и журналов. Наиболее полно ее требования нашли отражение в статье А. Д. Пазухнна «Современное состояние России и сословный вoпpoc», опубликованной в январской книжке «Русского вестника» за 1885 г.

Признавая историческую необходимость освобождения крестьян, Пазухин считал все остальные буржуазные реформы искусственными, так как в их основе «лежит принцип уравнения или так называемого слияния сословий»³¹. Особенно он выделял земскую и городскую реформы, которые «являются самыми важными в смысле разрушения исторического строя нашей жизни. Что касается судебной реформы, то ей суждено было закрепить новый порядок вещей, взяв дезорганизованную Россию под свою защиту»; военные реформы «нанесли последний удар дворянству, как служилому сословию». Не останавливаясь подробно на крестьянском управлении, Пазухин считал неправильным уничтожение института мировых посредников, назначавшихся из дворян.

Автор статьи не ограничивался критикой реформ 60-х годов, он выдвигал и позитивные требования: «Задача настоящего должна состоять в восстановлении разрушенного». Основу пересмотра реформы земских и городских учреждений должна была, по его мнению, составить «замена бессословного начала сословным», органы местной администрации предлагалось объединить с земством. Требование возврата к сословному принципу мотивировалось тем, что «предоставление общественных прав случайным группам всегда соединяется с известной долей политического риска». Для предотвращения «современного социального брожения» Пазухин требовал проведения наряду с земской также и дворянской реформы, которая восстановила бы права дворянства как служилого сословия.

Либеральная пресса оценила статью Пазухина как решительный шаг реакции, выдвинувшей свой план действия и требующей от правительства конкретных законодательных мер. «Вестник Европы» писал: «Приверженцы принципа, еще недавно предназначенного к оставлению за штатом, перешли не только от обороны к наступлению, но и от общих фраз к более или менее определенным проектам». «Русские ведомости» охарактеризовали статью Пазухина как «наиболее полное выражение» реакционных сословных требований дворянства «последнего времени». «Все зло «от того», все неурядицы «оттуда» идут, от реформы прошлого царствования такова основная мысль статьи Пазухина», — заключала «Русская мысль».

В «Русском вестнике» и «Московских ведомостях» в 80-х годах сотрудничали многие земские деятели, так что реакций шла отчасти и из самой земской среды. Вслед за выступлением А. Д. Пазухина появилась статья бывшего земца и одесского городского головы Н. А. Новосельского. Он предлагал в связи со 100-летием дворянской Жалованной грамоты: «I) ослабить в составе земских учреждений представительство темных масс и усилить представительство среднего землевладения», в котором «абсолютно наиболее силен дворянский элемент»; «2) организовать государственный сельскохозяйственный кредит для поместного дворянства». В «Русском вестнике» был помещен еще ряд других статей земских деятелей: курского земца А. И. Роштока против земской статистики, казанского земца Н. Е. Баратынского в защиту «неделимых дворянских участков», а также пензенского земца В. Друцкого-Соколинского, симбирского — Ю. Д. Родирнова, тамбовского — Д. Н. Цертелева и др. Некоторые из них писали и в «Московских ведомостях».

«Московские ведомости» посвящали земскому вопросу передовые статьи, хронику. Речь шла не о реформе, не о частных изменениях в местном самоуправлении, а о его полном упразднении.

Цель кампании, предпринятой реакционной прессой Каткова, — воздействовать на правительство, побудить его к активным действиям. «Русский вестник» писал: «Настало время бросить фразы и начать серьезное дело. Беспомощно разводить руками перед «оргиями» самоуправления, может быть, это очень «либерально», но это во всяком случае занятие, не соответственное правительству. От него вся Россия ожидает благоразумных, но решительных мер, которые положили бы конец фальшивому положению дел».

Защиту земства от нападок прессы вели либеральные органы, в особенности «Вестник Европы», «Русские ведомости», «Русская мысль», «Неделя».

На страницах «Вестника Европы» — наиболее влиятельного органа умеренно-либерального направления—регулярно помещались статьи против сословности. Можно безошибочно сказать, что это был основной момент в обсуждении им земского вопроса. В специальной статье «Дворянство в России» приводился статистический материал о прогрессирующем уменьшении дворянского землевладения, доказывалась закономерность этого процесса и нереальность попыток предотвратить его какими-либо законодательными мерами, вроде Дворянского банка, учреждения майоратов и т. п. Отсюда и общий вывод статьи: «Программа, основанная на сословных привилегиях, не может быть признана лозунгом будущности России». «Русская мысль» со своей стороны приветствовала антисословную направленность статьи.

В том же году со статьей «Сословное начало в местном управлении и самоуправлении» выступил ведущий публицист «Вестника Европы» К.. Арсеньев. Эта статья обсуждалась в Петербургском юридическом обществе. В ней доказывалось, что после реформы 60-х годов сословные перегородки стерлись, что под общим наименованием сословия объединяются часто совершенно разнородные элементы, поэтому введение сословного начала в земское устройство не может быть оправдано жизненной необходимостью.

«Вестник Европы» в этот период, до появления проекта Д. А. Толстого, стоял на позиции дальнейшего развития начала самоуправления. Он с одобрением писал о земских ходатайствах и постановлениях 1881—1882 гг., высказавшихся за расширение земского представительства, за понижение земельного ценза, за последовательное проведение принципа бессословности. Журнал критиковал реакционные исправления Земского положения, принятые в 60:—70-х годах. В 1885 г. ih писал: «Нужна решимость продолжать однажды начатое дело, продолжать его в том же направлении, в каком оно начато», а в 1886 г.: «Наше сочувствие всецело на стороне выборного управления, лишь бы только последнее было основано не на сословном, а на бессословном земстве, преобразованном в смысле широкого развития лучших начал действующего закона». Однако для его оценки деятельности земства характерна идеализация. Так, в 1886 г. «Вестник Европы» подчеркивал преобладание интересов «народной массы», крестьянства в деятельности земства.

На вызов реакции откликнулись и другие либеральные издания. Убежденным оппонентом Пазухина от либерального лагеря выступил В. Скалон, много писавший в «Русских ведомостях», а позже и в «Северном вестнике». В статье «Наше самоуправление» он полностью опровергал правильность введения сословного принципа, указывал, что в пореформенное время «самые сословия падают и место их занимают общественные классы». Критикуя дворянско-крепостническую программу Пазухина, Скалон вскрывал одновременно и ограниченность Положения 1 января 1864 г. В период вполне определившегося поворота правительственной политики к реакции «Русские ведомости» продолжали выступать за дальнейшее развитие буржуазного законодательства.

В разгоревшейся между реакционным и либеральным лагерем полемике о назревших государственных преобразованиях и роли сословий очень неопределенную позицию занял журнал «Русское богатство». С начала 80-х годов вокруг журнала начинает объединяться группа народников, но отчетливого направления «Русское богатство» еще не имело. Статья Юзова «Будущность сословий», помещенная в № 1 за 1885 г., свидетельствует об аполитичности журнала, его теоретической беспомощности. Автор статьи не уловил остроты полемики о сословном вопросе в Кахановской комиссии и в прессе. Не понимая отличия классов и сословий, он убеждал читателей, что сословия вполне необходимы, так как «граждане государства имеют разнообразные занятия и интересы». О земстве журнал в это время писал мало. Не упоминая имени Пазухина, не называя конкретно ни одного из органов реакционной прессы, обозреватель крайне робко возражал «некоторым газетам, которые упрекают защитников принципов земского самоуправления».

Позиция «Русской мысли», общая в основном с «Вестником Европы» и «Русскими ведомостями», имела и несколько своеобразный оттенок. В освещении внутриполитических проблем проявлялась большая общественно-политическая заоcтренность. С 1886 г. внутреннее обозрение журнала вел Н. В. Шелгунов, что несомненно сказалось на общей идейной линии журнала. «Русская мысль» не только отстаивала реформы 60-х годов, но и отмечала их ограниченность: «В на стоящее время на двадцатилетнем расстоянии от этих реформ самый объем их положительно уже утрачивает иллюзию чего то необычайного, беспримерного». В журнале последователь но проводилась мысль о «более широких», чем местные хозяйственные вопросы, задачах земства. Направление преобразований журнал видел в децентрализации, в расширении области самоуправления, в том, чтобы земство, «став в ряд государственных органов и объединив в своих руках всю власть в уезде и губернии», заменило бы собой все многочисленные присутствия с их армией чиновничества. Таким образом, «Русская мысль» высказывалась за преобразование всего местного управления на земской основе, а общий вывод журнала: «В земстве, каковы бы ни были его нынешние недостатки, все-таки вся будущность действительного улучшения наших порядков», — позволяет предполагать, что имелось в виду не только местное, но и центральное управление. Правильность этого предположения подтверждается целым рядом других высказываний, которые встречаются на страницах «Русской мысли». Так, говоря о необходимости реформы местного управления, обозреватель журнала отмежевывается от тех публицистов, которые «враждебно относились к мысли о преобразованиях более широких». Обособленность земства от общего управления признается одной из отрицательных сторон закона 1864 г. Все это доказывает, что «Русской мыслью» ставился вопрос о центральном земском представительстве, хотя и несколько иносказательно, что, бесспорно, объяснялось жестокими цензурными законами эпохи действия правил 1882 г.

Наряду с этой политической постановкой вопроса о роли земства и перспективах его развития, «Русская мысль» выдвигала и конкретную программу пересмотра Земского положения 1864 г. Одно из основных требований этой программы — изменение избирательного права, расширение избирательных прав для мелких собственников, понижение земельного ценза, уравнение представительства от крестьян (сельских обществ) и землевладельцев (в соответствии с принадлежащей им землей), что было направлено против сословных привилегий дворянства и гарантированного преобладания средней и крупной земельной собственности в земстве. В этой связи отмечалось, что земство является «слишком дворянским», что «внимание к крестьянским интересам сказывалось слабо», что интересы землевладельческие заслоняли интересы крестьян. Именно этим объяснялась и неравномерность земского обложения, завышенная оценка крестьянских земель по сравнению с частнособственническими. «Более уравнительному обложению, — писала «Русская мысль», — препятствует самый состав нынешнего земского представительства, так как представителей частного землевладения в нем более, чем представителей от крестьян, и, сверх того, слишком большое преобладание в нем дано именно крупной собственности». Тем самым вскрывались классовые интересы в земстве, классовый характер его деятельности.

Вопрос о равномерном обложении земли связывался с назревшей необходимостью частичного перераспределения собственности. Журнал писал: «Владение большими пространствами земли при равном обложении сделалось бы невозможным, так как доход с небольшой сравнительно запашки поглощался бы налогом с бездоходных участков и, вследствие этого, эти участки, лежащие пустырями, и леса стали бы переходить от помещиков и казны в собственность крестьян, которые сумели бы эксплуатировать эти земли с пользой для всей страны».

Вместе с тем журнал выступал против усиления торгово-промышленной буржуазии. Журнал полагал, что понижение земельного ценза повысит роль в земстве «более мелких, но настоящих земских хозяев и устранит по возможности влияние кулаков». Либерально-буржуазные мотивы в журнале переплетались с народническими. Помимо расширения избирательного права журнал требовал отмены административного контроля над земством и губернаторской цензуры, предоставления земству действительной исполнительной власти. Выступая с этой конкретной программой пересмотра Положения 1864 г., журнал отмечал, что все это — «средство только второстепенное», что «сущность дела в общих условиях». Какие условия имеются в виду, об этом автор сказать не мог, но ясно, что речь идет об общеполитических условиях в стране.

Признавая необходимость законодательных мер и инициативы государства, «Русская мысль» считала, что за упорядочение земского дела «должно приняться само общество,. пользуясь для этого организованными своими центрами, причем мы разумеем и крестьянство, которое в этих именно земских центрах и соприкасается с прочими сословиями»⁶⁰. С этими мыслями об ответственности общества за развитие самоуправления, о зависимости успехов деятельности земства и его будущего от «общих условий» мы встретимся еще раз в «Очерках русской жизни» Шелгунова.

Большое внимание земскому вопросу уделяла «Неделя». Одним из основных положений, которые выдвигались ею в это время, было требование общих земских съездов. О насущной необходимости их газета писала в 1885 г. в статье «Земские съезды». В одной из статей по поводу областных земских съездов газета высказывалась за создание особых об властных органов, которые бы наблюдали за осуществлением решений областных съездов. Вопрос об общеземском представительстве, столь широко обсуждавшийся в прессе в начале 80-х годов, в годы реакции почти совершенно не ставился. Тем более представляет интерес постановка его «Неделей» в 1885—1886 гг. Из других требований «Недели» в земском вопросе следует отметить программу расширения избирательного права 1864 г., понижения имущественного ценза, устранения неравномерности представительства, которое было в ущерб сельским обществам. В ряде специальных работ о Дворянском банке, о 100-летнем юбилее Жалованной грамоты «Неделя» выступала против сословных притязаний дворянства, против предложений реакционной прессы предоставить крупным земельным собственникам права гласных без выборов.

Подводя итоги обзору периодической печати в годы, предшествовавшие составлению проекта земской контрреформы,. надо отметить, что реакционные органы вели яростную атаку против всесословного местного самоуправления и выдвинули в 1885 г. общую программу пересмотра буржуазного законодательства 60-х годов, побуждая правительство к фактическому уничтожению земства; либеральная пресса защищала принципы реформы 1864 г. и в это время еще довольно часто выступала за их дальнейшее развитие.

Атака, предпринятая реакционной прессой против реформ 60-х годов, не осталась без последствий. Статья Пазухина, впервые наметившая основные звенья общего плана пересмотра буржуазного законодательства, оказала большое влияние на сплочение реакционных сил как в среде дворянства, так и в правительственных кругах. Пазухин был признан как бы идеологом реакции. Министр внутренних дел Толстой назначил Пазухина правителем своей канцелярии и передал ему для составления проекта контрреформ все дела закрывшейся Кахановской комиссии. Правительство Александра III брал на вооружение программу дворянской реакции.