Научно-практическая работа по теме:

«Л.Н. Толстой и Кавказ»

Автор: Магомадов И.А., ученик 11 «а» класса

МБОУ «СОШ №54»

Руководитель: Хасаров Р.Ш

Цель работы:

1.Изучение жизни и творчества Л.Н. Толстого на Кавказе.

Задачи работы:

1.Изучение и анализ кавказского этапа в жизни Льва Толстого 2.Рассмотрение и анализ трудов ученых-библиографов Д.С. Маркуса, С.Камилева, Г. Петрова, М.Вахидовой, свидетельствующие о принятии великим писателем ислама.

Научная новизна исследования определяется обращением к малоизученным или неизученным текстам и письмам, гипотезам.

Теоретическая значимость усматривается в расширении представлений о Л.Н.Толстом.

Практическая значимость исследования определяется возможностью применения результатов научно-исследовательского проекта при разработке специального курса по истории русской литературы в вузах республики.

Гипотеза исследования:

1.О влиянии известного исламского чеченского шейха Кунта Хаджи на мировоззрение русского писателя.

2. Об изменении вероисповедования великим русским писателем .

Структура работы:

работа состоит из введения, 4 глав, заключения и библиографического списка. Объем – 54 страниц+приложение-презентация.

Объект исследования: великий русский писатель Л.Н. Толстой

В данном научно-исследовательском проекте рассмотрена личность Л.Н.

Толстого как писателя и просто человека, в биографии которого значимое место занял Кавказ с непростой судьбой народов населяющих его, с которыми ему доводилось общаться и об изменениях в его мироощущении которые произошли вследствие этого. В работе выдвинута гипотеза о том, что Л.Н. Толстой принял ислам и автор приводит аргументы подтверждающие этот факт.

С целью более детального исследования жизни и творчества писателя на Северном Кавказе Магомадов Исмаил посетил дом-музей Л.Н Толстого в чеченском селении Толстой-Юрт, где прошли лучшие и полные творческого энтузиазма годы писателя.

Глава I. Толстой и Кавказ

Толстой Лев Николаевич (28 августа 1828 года, усадьба Ясная Поляна Тульской губернии - 7 ноября 1910 года, станция Астапово (ныне станция Лев Толстой) Рязано-Уральской ж. д.) - граф, русский писатель.

Детские годы писателя

Толстой был четвертым ребенком в большой дворянской семье. Его мать, урожденная княжна Волконская, умерла, когда Толстому не было еще двух лет, но по рассказам членов семьи он хорошо представлял себе "ее духовный облик": некоторые черты матери (блестящее образование, чуткость к искусству, склонность к рефлексии и даже портретное сходство Толстой придал княжне Марье Николаевне Болконской ("Война и мир"). Отец Толстого, участник Отечественной войны, запомнившийся писателю добродушно-насмешливым характером, любовью к чтению, к охоте (послужил прототипом Николая Ростова), тоже умер рано (1837). Воспитанием детей занималась дальняя родственница Т. А. Ергольская, имевшая огромное влияние на Толстого: "она научила меня духовному наслаждению любви". Детские воспоминания всегда оставались для Толстого самыми радостными: семейные предания, первые

впечатления от жизни дворянской усадьбы служили богатым материалом для его произведений, отразились в автобиографической повести "Детство".

Учеба в Казанском университете

Когда Толстому было 13 лет, семья переехала в Казань, в дом родственницы и опекунши детей П. И. Юшковой. В 1844 Толстой поступил в Казанский университет на отделение восточных языков философского факультета, затем перевелся на юридический факультет, где проучился неполных два года: занятия не вызывали у него живого интереса и он со страстью предался светским развлечениям. Весной 1847, подав прошение об увольнении из университета "по расстроенному здоровью и домашним обстоятельствам", Толстой уехал в Ясную Поляну с твердым намерением изучить весь курс юридических наук (чтобы сдать экзамен экстерном), "практическую медицину", языки, сельское хозяйство, историю, географическую статистику, написать диссертацию и "достигнуть высшей степени совершенства в музыке и живописи".

Творческий этап в жизни великого писателя

Литературная деятельность Л.Н. Толстого начиналась на Кавказе. Здесь он написал свое первое произведение «Детство», повесть «Казаки». Любовь к Кавказу, глубокий интерес к особенностям жизни горцев нашли  отражение во многих произведениях Толстого. В сороковые годы 19 века – в период подъема русской демократической мысли -  молодым офицером приехал Толстой на Кавказ. Он  жил в Чечне с мая 1851 по январь 1854 года - практически постоянно в среде чеченцев и казаков, среди которых завел немало друзей. В дневниках и письмах этого периода – свидетельства глубокого интереса Толстого к жизни чеченцев. Он стремился «понять духовный строй местных народов», их нравы и обычаи, вынести собственные суждения.

 «...Приехал Садо, я ему очень обрадовался», записывает Толстой в дневнике 25  августа 1851 года. - Часто он доказывал мне свою преданность,  подвергая себя разным опасностям для меня; у них это считается за ничто - это стало привычкой и удовольствием». Другие дневниковые записи: «Ко мне приехал брат с Балтою», «Завтра - в Хамамат Юрт: постараюсь внушить им уважение», «После обеда писал, пришел Дурда...».О влиянии Кавказа на его жизнь и творчество, Толстой писал в 1859 году: «... Это было и мучительное и хорошее время. Никогда, ни прежде, ни после, я не доходил до такой высоты мысли, как в это время... И все, что я нашел тогда, навсегда останется моим убеждением». http://www.chechnyafree.ru/images/photo/1/1946.jpgВ годы службы на Кавказе Толстой много внимания уделял сбору и пропаганде северокавказского устного народного творчества, публикации чеченского фольклора. В 1852 году он записал две чеченские народные песни - со слов своих друзей-чеченцев Садо Мисирбиева и Балты Исаева. Эти и другие записи впоследствии он использовал в своих произведениях. «…Все было тихо. Вдруг со стороны чеченцев раздались странные звуки заунывной песни... Ай! Дай! Да-ла-лай... Чеченцы знали, что им не уйти, и, чтоб избавиться от искушения бежать, они связались ремнями, колено с коленом, приготовили ружья и запели предсмертную песню...».Размышления Толстого о судьбе горцев легли в основу кавказского цикла его творчества («Набег. Рассказ волонтера», «Рубка леса. Рассказ юнкера», «Из кавказских воспоминаний. Разжалованный», «Записки маркера», «Записки о Кавказе. Поездка в Мамакай-Юрт»).Интерес к чеченскому фольклору не угас и после отъезда Толстого с Кавказа. Годы спустя он писал  поэту А.А.Фету: «Читал… книги, о которых никто понятия не имеет, но которыми я упивался. Это сборник сведений о кавказских горцах, изданный в Тифлисе. Там предания и поэзия горцев, и сокровища поэтические необычайные... Нет, нет и перечитываю...» Две чеченские песни из этого сборника - «Высохнет земля на могиле моей» и  «Ты, горячая пуля, смерть носишь с собой» - Толстой ввел в повесть «Хаджи-Мурат» (1896-1904 гг.). Кайсын Кулиев писал:Толстой заинтересовался песнями горцев, читал их в записях, публиковавшихся в Тифлисе - тогдашнем культурном центре Кавказа, и дал им очень высокую оценку. Да и в произведениях этого великого писателя ощущается знакомство с изустным творчеством горцев. Я имею в виду, в первую очередь, "Хаджи-Мурата" и "Казаков". Вот, например, в "Хаджи-Мурате" Толстой приводит прозаический перевод двух чечено-ингушских песен, соединив их в одну.Одна из песен особенно нравилась Хаджи-Мурату и поразила Бутлера своим торжественно-грустным напевом. Бутлер попросил переводчика пересказать ее содержание и записал ее.Песня относилась к кровомщению - тому самому, что было между Ханефи и Хаджи-Муратом. Песня была такая:"Высохнет земля на могиле моей - и забудешь ты меня, моя родная мать! Порастет кладбище могильной травой - заглушит трава твое горе, мой старый отец. Слезы высохнут на глазах сестры, улетит и горе из сердца ее.Но не забудешь ты, мой старший брат, пока не отомстишь моей смерти. Не забудешь ты меня, и второй мой брат, пока не ляжешь рядом со мной.Горяча ты, пуля, и несешь ты смерть. Но не ты ли была моей верной рабой? Земля черная, ты покроешь меня, но не я ли тебя конем топтал? Холодна ты, смерть, но я был твоим господином. Мое тело возьмет земля, мою душу примет небо".Хаджи-Мурат всегда слушал эту песню с закрытыми глазами, и когда она кончалась протяжной, замирающей нотой, всегда по-русски говорил:

- Хорош песня, умный песня. Из этого отрывка нетрудно понять, что песня эта нравилась Льву Толстому так же, как и горцу Хаджи-Мурату. Величайшего писателя России удивили песни горцев, и он  некоторые из них в буквальном переводе послал поэту Фету, на которого они также произвели большое впечатление. Замечательный русский поэт благодарил за них Толстого и перевел их. Две песни, пересказанные Толстым в "Хаджи-Мурате", поются народом и до сих пор. Само собой разумеется, чтобы вызвать такой интерес у Льва Толстого, песни горцев действительно должны были быть шедеврами. Этот факт вызывает у нас гордость и свидетельствует о том, какие художественные, поэтические возможности таились в народе. И вполне естественно, что еще в прошлом веке русские ученые-ориенталисты заинтересовались горским фольклором. Первым опубликовал на русском языке образцы горских песен П. К. Услар. Это было в середине прошлого века. В его записях, видимо, и читал Лев Толстой те песни, которые ему так понравились. Надо благодарить судьбу за то, что титан мировой литературы Лев Толстой встретился с песнями гор”. Отношение Толстого к чеченской культуре, его дружеские чувства к чеченцам   остались в  благодарной памяти народа. Уже несколько поколений в Чечне читают его произведения, которые начали переводиться на чеченский язык в 30-е годы прошлого столетия. А в станице Старогладовской, где  жил Толстой,  в школе, носящей его имя, действует и сейчас музей великого русского писателя. В апреле 1851 года, 22-летним молодым человеком, не кончившим университетского курса, разочаровавшимся в попытках улучшить жизнь своих яснополянских крестьян, Толстой уехал со старшим братом на Кавказ (Н. Н. Толстой служил там артиллерийским офицером).Как и герой "Казаков" Оленин, Толстой мечтал начать новую, осмысленную и потому счастливую жизнь. Он еще не стал писателем, хотя литературная работа уже началась – в форме писанья дневника, разных философских и иных рассуждений. Начатая весной 1851 года "История вчерашнего дня" в дороге была продолжена наброском "Еще день (На Волге)". Среди дорожных вещей лежала рукопись начатого романа о четырех эпохах жизни. На Кавказе Толстой своими глазами увидел войну и людей на войне. Здесь же он узнал, как может устроиться крестьянская жизнь без крепостной зависимости от помещика. После Кавказа и героической обороны Севастополя, в мае 1857 года, находясь в Швейцарии и думая о судьбе своей родины, Толстой записал в дневнике: "Будущность России - казачество: свобода, равенство и обязательная военная служба каждого". На Кавказе Толстой был потрясен красотой природы, необычностью людей, их образом жизни, бытом, привычками, песнями. С волнением слушал и записывал он казачьи и чеченские песни, смотрел на праздничные хороводы. Это были не похоже на виденное в крепостной русской деревне; увлекало и вдохновляло. Теперь известно, что Толстой стал первым собирателем чеченского фольклора.

Перед приездом на Кавказ (1850) Толстой вынужден был признаться себе: "Живу совершенно скотски". В Чечне, сблизившись с чеченцами - Балтой Исаевым, Дурдой, Садо Мисербиевым и другими "кунаками из Старого Юрта", Толстой с головой окунулся в работу, которая принесет ему наконец удовлетворение: он изучает чеченский язык, что позволяет ему русскими буквами записывать тексты старинных чеченских эпических песен-илли; его интересуют быт, нравы и обычаи народа, с которым Россия ведет перманентную войну. 
  Переведя молитву-доьа с чеченского языка на русский, он назовет ее "Моя молитва" и будет молиться с тех пор, начиная не с "Отче наш", а со слов: "Верую во единого Всемогущего и Доброго Бога, в бессмертие души и в вечное возмездие по делам нашим, желаю веровать в религию отцов моих и уважаю ее..." (Для сравнения: одна из основных молитв "Символ веры" начинается со слов: "Верую во Единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, ви-димым же всем и невидимым")
  Воспитанный с детства в религиозной семье в православном государстве, крещенный в церкви молодой человек, казалось бы, должен был утверждать в молитве своей: "Верую в ... Бога ... верую в религию отцов..." В словах - "желаю веровать" и "уважаю ее" заложен скрытый спор Толстого с теми, кто усмотрит в "его молитве" кощунственные или странные слова. 
  Эту внутреннюю борьбу Толстого много позже подметит и М. Горький: "Мысль, которая, заметно, чаще других точит его сердце, - мысль о Боге. Иногда кажется, что это и не мысль, а напряженное сопротивление чему-то, что он чувствует над собою. Он говорит об этом меньше, чем хотел бы, но думает всегда. Едва ли это признак старости, предчувствие смерти..." ("Заметки") 
  На Кавказе "я стал думать так, как только раз в жизни люди имеют силу думать. Это было и мучительное и хорошее время. Никогда, ни прежде, ни после, я не доходил до такой высоты мысли, не заглядывал ТУДА, как в это время, продолжавшееся два года. Я не мог понять, чтобы человек мог дойти до такой степени умственной экзальтации, до которой я дошел тогда... И все, что я нашел тогда, навсегда останется моим убеждением", - признавался Лев Толстой. 
О том, что нашел "тогда" Л. Толстой в Чечне, поговорим чуть позже, а сейчас вернемся к тому, с чего начал свою литературную деятельность молодой человек, приехавший, казалось бы, на Кавказ сделать военную карьеру, но засевший за стол, чтобы начать с самого начала, т. е. - с "Детства".
  Повесть эта появится уже в сентябрьском номере "Современника" (1852), но с поправкой издателей: "История моего детства". Автора повести это приведет в ярость. Он напишет до-вольно резкое письмо Некрасову, но так и не отошлет его. Только в 1903 году, работая по просьбе своего биографа П. И. Бирюкова над "Воспоминаниями", Л. Н. Толстой придет в смятение от того, что не сможет провести границу между "смешением правды и выдумки" в своих произведениях.

Печальны признания молодого фейерверкера, прошедшего крещение в боевых стычках с горцами, не раз рисковавшего жизнью, видевшего смерть боевых товарищей, и наконец в июле 1853 года вырвавшегося на короткое время в Пятигорск к родным. "Холодность ко мне моих родных мучает меня", - записал он в дневнике 18 июля и в тот же день сделал еще одну запись: "... Отчего никто не любит меня? Я не дурак, не урод, не дурной человек, не невежда. Непостижимо. Или я не для этого круга?.."
 Тема "незаконных сыновей" у Толстого проходит почти через все его основные произведения: у Константина и Николая Левиных в романе "Анна Каренина" есть (обратите внимание!) "единоутробный" брат, писатель, Сергей Кознышев; у графа Безухова вообще "их двадцать незаконных", среди которых самым любимым был Пьер.., незаконная связь Катюши Масловой с Нехлюдовым в романе "Воскресение", имевшая трагические последствия для них обоих...
  Что должно было произойти в Чечне с молодым человеком, чтобы он перестал гордиться своей фамилией?!.. 
  Чем больше разочаровывался Лев в брате Николае и его сослуживцах - "сальной компании", как он их называл, тем ближе он сходился с чеченцами. Это они, его "кунаки из Старого Юрта", рассказывали ему истории, которые легли в основу его рассказов "Рубка леса", "Поездка в Мамакай- Юрт", "Набег" (первоначальное название - "Рассказ Балты"); отдельные сюжеты из повестей "Казаки" и "Хаджи-Мурат". Николай не хотел понимать дружбу брата с чеченцами до тех пор, пока Садо Мисербиев, отыграв назад весь карточный долг Льва у подпоручика Ф. Г. Кнорринга, не вернул его безвозмездно своему другу. Бескорыстный поступок чеченца очень удивил Николая, но больше поразило его не то, что он сделал это, а то, с какой радостью он это сделал.
О дружбе Л. Толстого с Садо Мисербиевым написано немало, не об этом сейчас речь...
  "Крепость Грозная. Был дурацкий парад. Все - особенно брат - пьют, и мне это очень неприятно, - записал в дневнике Лев Николаевич 6 января 1853 года (в 24 года!), - Война такое несправедливое и дурное дело, что те, которые воюют, стараются заглушить в себе голос совести. Хорошо ли я делаю? Боже, настави меня и прости, ежели я делаю дурно". 
  Через месяц, в феврале, брат Николай выйдет в отставку и уедет в Пятигорск. 10 марта Лев Толстой запишет в дневнике: " (Лагерь у реки Гудермеса)... Кавказская служба ничего не принесла мне, кроме трудов, праздности, дурных знакомств... Надо скорей кончить". Это была жирная точка, которую он давно хотел поставить на своей военной карьере. Но вернуться в Россию юнкером он не захотел. В Чечне в те годы удовлетворялись самые дерзкие амбиции тщеславных молодых людей, блиставших в высшем свете боевыми наградами, но только один из них признается: "Ложный стыд... решительно удерживает меня". Так объяснит для себя Лев Толстой свое возвращение в станицу Старогладовская. 
  Из-за отсутствия документов поначалу об отставке с гражданской службы, затем (заметьте!) о происхождении, затерявшихся якобы в петербургских ведомствах..., после двух лет службы, совершив два похода, приняв участие в 12-ти боях, он оставался фейерверкером (унтер-офицером), тогда как при наличии необходимых бумаг мог быть повышен по службе уже через полгода. По той же причине не был удостоен солдатского Георгиевского креста "За храбрость". Не получил ордена и в походе 1853 года, хотя дважды был к нему представлен... 
  Брат русского офицера, графа Николая Николаевича Толстого, чьи документы были в порядке, больше двух лет ждал документы, которые могли бы подтвердить его дворянское происхождение, но так и не дождался. 20 января 1854 года Толстой покинет Чечню. Но перед отъездом он «дожидался» в Старом Юрте Балту Исаева. Почему Толстому так важно было увидеть на прощание Балту? Какую важную услугу мог оказать Балта русскому другу, уезжающему навсегда из Чечни? Во всяком случае, 23 января в 1856 году Балта напишет "интересное" письмо Толстому в Ясную Поляну, которое якобы не сохранилось. О чем таком интересном мог написать обыкновенный чеченец, сельский юноша, никогда не выезжавший за пределы Чечни, русскому графу, уже ставшему известным в России писателем? Кто читал это письмо кроме Толстого? Кто назвал это письмо "интересным"? И почему такое интересное письмо не сохранилось, а память о нем осталась?  
  Масса вопросов, на которые, как мне кажется, можно найти ответ в книге Ю. Сэшила «Царапины на осколках».
Известный чеченский писатель Султан Яшуркаев (Ю. Сэшил) вспоминает в книге историю, услышанную им из уст Магомеда Сулаева, классика чеченской литературы. Было это, как он пишет, в тот год, когда был сбит корейский "Боинг". В здании Дома печати увидев сухонькую старушку, похожую на эсерку,

Султан узнал от своего друга, что она не кто иная как правнучка самого Л. Н. Толстого. Оказывается, Лави, как звали его чеченцы, во время своей службы в Чечне был женат на чеченке Заза, ради которой прошел обряд, свидетельствующий принятие мусульманской веры. После отъезда Льва из Чечни, Заза родила ему двойню. (Не об этом ли интересном событии написал Балта другу в Ясную Поляну? Спустя два года! Когда стало понятно, судя по всему, что Толстой не вернется. И при этом письмо было интересным для Толстого, а не для Балты! Не Балте ли поручил свою Зазу Толстой, непременно желая увидеть его перед отъездом из Чечни? Возможно, она была его родственницей, или сестрой...) Судьба одной девочки осталась тайной, а вторая вышла замуж за богатого кумыка. Сама Заза всю жизнь ждала своего Лави, т. к. он обещал прислать за ней оказию и что "чеченский кунак привезет ее к нему" (НеБалтали?)
  Магомед Сулаев заверил, что эту историю знают и "наверху", но не желают ее огласки. Что касается моей версии, то она просто сомкнулась с этой историей. 
  Интересно, что еще в 1850 году приехав в Москву жениться, Толстой женится лишь спустя десять лет после возвращения из Чечни! (23 сентября 1862 г.) И уже спустя полгода, 2 апреля 1863 г., 18-летняя Сонечка Берс напишет младшей сестре письмо, полное отчаяния: «Вот вздумала я написать тебе, милая Таня. Скучно мне было встречать праздник… Не было у нас ни веселого крашения яиц, ни всенощной с утомительными двенадцатью евангелиями, ни плащаницы, ни Трифоновны с громадным куличом на брюхе, ни ожидания заутрени - ничего... И такое на меня напало уныние в страстную субботу вечером, что принялась я благим матом разливаться - плакать. Стало мне скучно, что нет праздника. И совестно мне было перед Левочкой, а делать нечего". А ведь речь идет о самом начале духовного пути Толстого, на котором уже не было места православным праздникам.

Неполных три года, проведенных им на Кавказе, перевернут всю его жизнь.

Ни в России, ни в Европе, куда отправится Лев Николаевич 29 января 1857 года, не найдет и сотой доли того, что он нашел на Кавказе.

Публичная казнь в Париже вызовет в нем отвращение: "Я видел много ужасов на войне и на Кавказе, но ежели бы при мне изорвали бы на куски человека, это не было бы так отвратительно, как эта искусная элегантная машина, посредством которой в одно мгновение убили сильного, свежего здорового человека... 
  Перебравшись в Швейцарию, 28 марта Лев Толстой напишет Тургеневу: "Отлично я сделал, что уехал из этого содома". Но, вернувшись в Россию, Толстой оказывается в еще более чуждой обстановке. В письме к А. А. Толстой он пишет: "В России скверно, скверно, скверно. В Петербурге, в Москве все что-то кричат, негодуют, ожидают чего-то, а в глуши тоже происходит патриархальное варварство, воровство и беззаконие... Приехав в Россию, я долго боролся с чувством отвращения к родине и теперь только начинаю привыкать ко всем ужасам, которые составляют вечную обстановку нашей жизни".
 

15