Тема: И.А. Гончаров. Личность и творчество.

Цель урока: познакомить с личностью и творчеством И.А. Гончарова, выявить особенности художественной мане­ры писателя.

Ход урока

I. Слово учителя.

И.А. Гончаров! Что мы знаем о нём? Мно­гое ли было ведомо его современникам, оставившим добросо­вестно, увлекательно написанные воспоминания об этом писателе-чиновнике, холостяке, сжёгшем под конец жизни обширную переписку? Остались лишь письма, им написанные, но не адресованные ему! – так заботился он о своей тайной жизни души). Гончаров сознательно оставался в стороне от «текущего». Был полностью погружён в свою жизнь, но жизнь не отпускала его: он постоянно был центром споров как современников, так и читателей XX века. У творчества Гончарова сложная судьба: долгое время в школе о нём говорили мимоходом. Роман «Обломов» возвращен в школу. И это справедливо, потому что без имени Гончарова история рус­ского романа была бы неполной. Через призму этого умного, очень русского романа мы лучше понимаем и наш сегодняшний день, и нашу историю, так как в «Обломове» писатель воплотил русский национальный тип, осмыслив его национальные (в тради­циях, фольклоре, нравах, идеалах) и социальные корни.

Не слишком наполненная внешними событиями жизнь И.А. Гончарова тем не ме­нее дает массу информации для ин­тересного и увлекательного рассказа о нем. В этой жизни была и большая, но неразделенная любовь, и путешествия по свету, и госу­дарственная служба, причем в «страшной» роли цензора, и сложные отношения с И. С. Тургеневым, едва не дошедшие до дуэли, и воспитание детей своего умершего слуги.

Обо всем этом мне бы хотелось познакомить вас не через посредство учебника ли­тературы (это вы с успехом можете сделать и дома), а через материалы, предостав­ленные нам удивительным человеком – известнейшим адвокатом того времени и близ­ким другом Ивана Александровича Гончарова – Александром Федоровичем Кони.

II. Работа с материалами распечаток: «Выдержки из речи к столетнему юбилею Ивана Александровича Гончарова, написанной Александром Федоровичем Кони».

1. Оценка творчества.

Произведения Гончарова прежде всего – изображение и отражение его житей­ских переживаний.

Другой особенностью, свойственной творчеству Гончарова, была выношенность, благодаря которой «Обломов» и «Обрыв» - в особенности второй – писались долгие годы и появлялись сначала в виде отдельных, имевших целостный характер, отрывков.

К условиям творчества Гончарова, кроме его медлительности, относилась и тя­жесть самого труда, как орудия творчества. «Я служу искусству, как запряженный вол», - писал он Тургеневу.

К условиям творчества Гончарова надо отнести и отсутствие полной свободы для литературных занятий. Он не был обеспечен материально, как Толстой и Тургенев… Поэтому ему приходилось служить и, следовательно, отдавать значительную часть своего времени государственной службе. Ему пришлось занимать место цензора, быть редактором официальной «Северной почты» и окончить службу по выслуге скромной пенсии в звании члена главного управления по делам печати.

Наконец, на творчество его влияли и физические недуги. Нервная восприимчи­вость, сидячая по необходимости жизнь и сильная склонность к простуде отражались на его настроении иногда в чрезвычайно сильной степени. До чего это доходило – видно из письма к Стасюлевичу в 1868 году: «Подул холод… Мне опять стало душно, захотелось и в воду, и в огонь, и в Новый свет бежать, и даже уйти совсем на тот свет… Писать ли дальше?»

2. Что изображали творения писателя.

Произведения Гончарова – «это все художественные отклики на жизнь, почерпну­тые из реальной действительности. Сначала в них содержится личное переживание - «Обыкновенная история», затем рисуется типическое явление русской жизни - «об­ломовщина», - наконец, в «Обрыве» развертывается обширная бытовая картина с вы­хваченными из жизни лицами, группирующимися вокруг «бабушки», за которою ав­тору видится другая великая бабушка – Россия». Кроме того, в последнем произведении Гончаров поставил, по словам А.Кони, невероятно важный вопрос – «о добраном целомудрии мужчин» и осуждении их добрачного разгула, в который они вовлекают молодых женщин, лишая последних и чести, и уважения окружающих.

Наряду с такими драгоценными вкладами в нашу словесность, как «Обыкно­венная история», «Обломов» и «Обрыв», в литературные произведения Гончарова вкрапле­ны необыкновенно живые воспоминания, полные ярких красок и живой наблюдательности. Таковы, например, «Слуги» и в особенности «Фрегат «Пал­лада». Сюда же надо отнести блестящий критический анализ «Горя от ума» — «Мильон терзаний», содержащий в себе никем до сих пор не превзойденную по тонкости и глубине оценку Чацкого, который «сломлен количеством старой силы, нанеся ей в свою очередь смертельный удар качеством силы свежей».

3. Значение творчества И.А.Гончарова

…если бы Гончаров написал лишь одного «Обломова», то и этого было бы достаточно, чтобы признать за ним непререкаемое право на одно из самых выда­ющихся мест в первом ряду русских писателей. Его Обломов так же бессмертен, как Чичиков, и так же, как он, меняет обличье и обстановку, оставаясь одним и тем же в существе. Современный Чичиков, конечно, давно уже продал и, вероятно, весьма выгодно свою бричку и расстался с Селифаном. Он ездит в купе первого класса скорых поездов, состоит членом какой-нибудь торговой компании или кре­дитного товарищества и промышляет не мертвыми душами, а искусственно взду­тыми акциями для составления фиктивного складочного капитала «общества при­косновения к чужой собственности», как выражался покойный Горбунов. И Обломов уже не лежит на диване и не пререкается с Захаром. Он восседает в законо­да­тельных или бюрократических креслах и своей апатией, боязнью всякого почина и ле­нивым непротивлением злу сводит на нет вопиющие запросы жизни и потребности страны, - или же уселся на бесплодно и бесцельно накопленном богатстве, не чув­ствуя никакого побуждения прийти на помощь развитию производительных сил ро­дины, постепенно отдаваемой в эксплуатацию иностранцам.

4. Критики - о творчестве Гончарова.

Оценка литературной деятельности Гончарова была не всегда одинакова. Он испытал и общее, почти восторженнее признание, и холодность невнимания, и ту­пость непонимания… Приветствуемый, хотя и не без некоторых оговорок, Белин­ским, автор «Обыкновенной истории», «Обломова» и «Фрегата Паллады» сделался любимцем читателей и за свои произведения и за тот внутренний смысл Обломо­ва, который был указан и разъяснен Добролюбовым. Но «Софья Николаевна Бело­водова» была принята холодно, а к «Обрыву» критика отнеслась во многих слу­чаях с суровостью совершенно незаслуженного разочарования. Нашлись рецен­зенты, силившиеся дать почувствовать «маститому» автору, что Тарпейская скала на­ходится недалеко от Капитолия. Ему … пришлось узнать, что он певец крепостного права, что он не понимает и совершенно не знает русского человека и русской жизни, и наряду с этим выслушать упрек в том, что, рисуя образ своей «бабушки», он дошел до того, что «даже не пощадил ее святых седин».

5. Личность Гончарова

Те, кто встречал лишь изредка Гончарова или пред­полагал найти в нем живое во­площение одного из его наиболее ярких образов, охотно отождествляли его с 06ломо-вым, тем более, что его грузная фигура, медлительная походка и спокой­ный, слегка апатичный взор красивых серо-голубых глаз давали к этому некоторый повод. Но в действительности это было не так. Под спокойным обличьем Гончарова укрывалось от нескромных или назойливо-любопытных глаз тревожная душа. Глав­ных свойств Обломова - задумчивой лени и ленивого безделья - в Иване Александ­ровиче не было и следа. Весь зрелый период своей жизни он был большим тружеником. Его переписка могла бы составить целые томы, так как он поддерживал корреспонденцию с близкими знакомыми часто и аккуратно, причем письма его представляют прекрасные образцы того эпистолярного рода, который был привычен людям тридцатых и сороковых годов. Написанные мелким почерком, с массой приписок, они в своей совокупности рисовали Гончарова во всех проявлениях его сложной духовной природы и, конечно, стоили ему немалых труда и времени. Не говоря уже об обычном тяжелом и скучном труде цензора, который он выполнял со свойственной ему щепетильной добросовестностью, он много и внимательно читал, и отзывы его в беседах о выдающихся произведениях изящной, а иногда и научной ли­тературы указывали на ту глубокую вдумчивость, с которой он не раз подвергал внутренней проверке прочитанное, прежде чем высказать о нем свое обоснованное мнение. Нужно ли затем говорить о его сочинениях, из которых главные написаны в двадцатилетний период, с 1847 по 1867 год, и составляют восемь неоднократно переработанных с начала до конца толстых томов?

Письмо Ю. Д. Ефремовой (отрывок)

Marienbad, 29 июля/9 августа < 1857 г.

Вот уж шестая неделя, несравненный друг мой Юния Дмитриевна, как я живу в Мариенбаде, и собираюсь уехать только в воскресенье дальше, куда-нибудь, мне все равно. Я вспоминаю о Вас беспрестанно, и скажу почему. Но прежде скажу о своем здоровье и о леченье. Каждое утро встаю я в половине шестого и в седьмом часу являюсь к источнику пить от трех до четырех больших кружек воды и хожу два, а иногда два с половиной и даже до трех часов. Обедают в Мариенбаде в час, самые поздние - в два, а я в четыре: не могу следовать общему правилу; кусок в горло ней­дет; да притом перед обедом я беру - один день ванны из грязи, другой из мине­ральной воды, все от печени. <…> Припадков желудочных нет, желтых пятен на лице тоже, живешь на чистом воздухе: у меня перед окнами парк и горы с лесами … - и при всем том леченье мое едва ли удастся. Угадайте, отчего? Оттого, что ежедневно по возвращении с утренней прогулки, то есть с 10 часов до трех, я не встаю со стула, сижу и пишу... почти до обморока. Встаю из-за работы бледный, едва от усталости шевелю рукой... следовательно, что лечу утром, то разрушаю опять днем, зато вече­ром бегаю и исправляю утренний грех. А вспоминаю Вас часто, потому что - пом­ните - как Вы на весь мир трещали, что я поеду, напишу роман, ворочусь здоровый, веселый - etc. etc. Как мне было досадно тогда на Вас: какими пустяками казалось Ваше пророчество. «Здоров, напишу роман: какая бестолковая! - думал я, - разве это возможно, разве не прошло это все, и здоровье и романы!» И что же: Вы чуть не правы! <…> Так слушайте же: я приехал сюда 21 июня нашего стиля, а сегодня 29 июля, у меня закончена первая часть Обломова, написана вся вторая часть и до­вольно много третьей, так что лес уже редеет, и я вижу вдали... конец.

Вот о чем я хотел известить Вас первую, зная, что Вам весело будет от этого, вот отчего вспоминаю «о бестолковой предсказательнице» с удовольствием, нужды нет, если б даже из этого ничего не вышло, все-таки месяц я был раздражен, занят и не чувствовал скуки, не замечал времени.

Что, если б доктор Франкль узнал, что я и вечером сегодня пишу это письмо? Он уж и за утро ворчит на меня! У меня щека болит от сырости, вчера простудился да еще шмель укусил мне палец, боюсь, как бы завтра писать не помешал: этого нынче пуще всего боюсь.

Прощайте, милый друг, не показывайте моих безобразных писем никому, или весьма немногим, например, Майковым, Льховскому, если они захотят, да только у себя дома.

Ваш друг И. Гончаров.

Точно так же неверно представление о квиетизме, (т.е. «равнодушии»), Гончарова. Внешнее спокойствие, любовь к уединению шли у него рядом с глубокою внутреннею отзывчивостью на различные явления общественной и частной жизни. Разборчивый в друзьях и не очень податливый на поспешное сближение, он не торопился следо­вать нашей мало похвальной и приводящей к горьким разочарованиям привычке от­крывать чуть не каждому встречному свой внутренний мир. Он знал, что в храм своей души следует пускать посетителей с большою осмотрительностью, из боязни, чтобы, войдя туда с холодным любопытством, они не оставили там грязных следов и не набросали папиросных окурков. Не раз в последние годы своей жизни, сторонясь от новых и случайных знакомств, он многозначительно цитировал слова Пушкина: «А старость ходит осторожно и подозрительно глядит». Но к скорбям и радостям тех, в дружбу кого он уверовал, он умел относиться с живым сочувствием, со словом горячего и настойчивого ободрения, с деликатным участием оценивая и освещая их душевные переживания. Молчаливый и скупой на слова в большом обществе, он становился разговорчив вдвоем, и его живое слово, образное и изящное, лилось свободно и широко. Но все шумное, назойливое, все имевшее плохо прикрытый характер допро­са, его и раздражало, и пугало, заставляя быстро уходить в свою скорлупу и поспешно отделываться от собеседника общими местами. Активное участие в каких-либо торжествах всегда его страшило, и он отбивался от него всеми способами. Так уклонился он от участия в московских и петербургских празднествах, связанных с открытием в 1880 году памятника Пушкину в Москве, не­смотря на то, что не менее Тургенева преклонялся перед великим поэтом и благо­говел перед его памятью.

6. Из воспоминаний Гончарова об А.С.Пушкине.

«Пушкина я видел впервые,— говорил он,— в Москве, в церкви Никитского мо­настыря. Я только что начинал вчитываться в него и смотрел на него более с любо­пытством, чем с другим чувством. Через несколько лет, живя в Петербурге, я встре­тил его у Смирдина, книгопродавца. Он говорил с ним серьезно, не улыбаясь, с де­ловым видом. Лицо его матовое, суженное внизу, с русыми бакенами и обильными кудрями волос, врезалось в мою память и доказало мне впоследствии, как верно изобразил его Кипренский на известном портрете. Пушкин был в это время для мо­лодежи все: все ее упования, сокровенные чувства, чи­стейшие побуждения, все гармонические струны души, вся поэзия мыслей и ощущений,- все сводилось к нему, все исходило от него... Я помню известие о его кончине. Я был маленьким чи­новником - «переводчиком» при министерстве внутренних дел. Работы было немного, и я для себя, без всяких целей, писал, сочинял, переводил, изучал поэтов и эстетиков. Особенно меня интересовал Винкельман. Но надо всем господствовал он. И в моей скромной чиновничьей комнате, на полочке, на первом месте стояли его сочине­ния, где все было изучено, где всякая строчка была прочувствована, проду­мана... И вдруг пришли и сказали, что он убит, что его более нет... Это было в де­партаменте. Я вышел в коридор и горько-горько, не владея собою, отвернувшись к стенке и закрывая лицо руками, заплакал... Тоска ножом резала сердце, и слезы лились в то время, когда все еще не хотелось верить, что его уже нет, что Пушкина нет! Я не мог понять. чтобы тот, перед кем я склонял мысленно колени, лежал без­дыханен. И я плакал горько и неутешно, как плачут по получении известия о смерти любимой женщины. Нет, это неверно – о смерти матери. Да, матери…»

7. Об умении быть добрым

…сердце у него было нежное и любящее. Это был капитал, который не мог оста­ваться без употребления и должен был быть пущен в оборот. Человеку бывает нужно, необходимо уйти от тоски одиночества, от края мрачной пропасти глубокого разочарования в людях и в самом себе в какую-либо при­вязанность. Так случилось и с Гончаровым.

В течение многих лет у него служил камердинером и заведовал его домашним хозяйством честный и усердный курляндский уроженец. В конце шестидесятых го­дов он умер скоропостижно, и Иван Александрович, соболезнуя положению его вдовы с тремя малолетними детьми, оставил ее служить у себя, предоставив ей ма­ленькое помещение через площадку лестницы своей квартиры, и заменил ею умершего ее мужа в домашнем услужении при своем маленьком хозяйстве ста­рого холостяка.

Иван Александрович Гончаров на склоне лет повторил судьбу героя своего бес­смертного романа - как и Обломов, он взял на воспитание детей. Ради них и ре­шился на лето выбираться к морю — в Дуббельн.

Неожиданным семейством Иван Александрович обзавелся (родился Гончаров в 1812) в 1878 году (умер писатель в 1891). Скончался его престарелый слуга, немец Карл Трейгут, оставив вдову и троих детей — мал мала меньше. Конечно, Гончарову - закоренелому холостяку - проще было взять нового слугу, оставив Трейгутам самим решать свои проблемы. Но Гончаров был старым русским барином, не в обычаях которого было бросать слуг на произвол судьбы. Старшенькую, Саню, он в тот же год определил в известное в Петербурге Ивановское женское училище, младших, Лену и Васю, натаскивал по языкам сам - учил французскому, английскому. А через год вместе с семейством писатель наладился ездить на Рижское взморье, чтобы вывозить детей на дачу. На девять сезонов Дуббельн становится его летним домом, так как выезжали обычно на все лето, чтобы в «большой ад» Петербурга (так называл город Иван Александрович) возвратиться как раз к началу учебного года.

Последний раз Гончаров вместе со своими воспитанниками выезжает в Дуббельн в 1888 году, то есть всего за два года до его смерти ( к этому времени он уже лишился правого глаза, так как воспаление уже не могло быть излечено другим способом).

Большую часть своего имущества Гончаров завещал детям покойного слуги. К тому времени они уже "вышли в люди": Саня успешно окончила педагогическое училище, Лена – гимназию. (Илья Дименштейн, журналист)

8. Болезнь и смерть Гончарова.

С половины восьмидесятых годов жизнь Гончарова пошла заметно на убыль, в особенности после того, как он ослеп на один глаз вследствие кровоизлияния, при­чинившего ему тяжкие до слез страдания. В 1889 году с ним произошел легкий удар, от которого, однако, он оправлялся с трудом, а в ночь на 15 сентября 1891 г. он тихо угас, не перенеся воспаления легких. Глубокая вера в иную жизнь сопровож­дала его до конца. Я посетил его за два дня до смерти, и, при выражении мною надежды, что он еще поправится, он посмотрел на меня уцелевшим глазом, в ко­тором еще мерцала и вспыхивала жизнь, и сказал твердым голосом: «Нет! Я умру! Сегодня ночью я видел Христа, и он меня простил»...

***

На новом кладбище Александро-Невской лавры течет речка, один из берегов ко­торой круто подымается вверх. Когда почил Иван Александрович Гончаров, когда с ним произошла всем нам неизбежная обыкновенная история, его друзья - Стасю­левич и я - выбрали место на краю этого крутого берега, и там покоится теперь автор Обломова... на краю обрыва...

Вывод. По складу своего характера И.А. Гончаров далеко не похож на людей, которых рождали энергичные и деятельные 60-е годы XIX века. У Гончарова-художника был не­обычный для того времени дар - спокойствие и уравновешенность. Это отличает его от писателей второй половины XIX века, одержимых духовными порывами, захваченных общественными страстями. Для него характерно спокойное неторопливое повество­вание, стремящееся к максимально возможной объективности, к полноте непосредст­венного изображения жизни. Гончаров доверяет читателю, он не даёт от себя никаких го­товых выводов. Также художник обладает особым талантом: умением создавать полный образ предмета, он «вертит предмет со всех сторон, выжидает совершения всех момен­тов явления».

За всю свою жизнь Гончаров написал три романа, в которых развивал и углублял один и тот же конфликт между двумя укладами русской жизни, патриархальным и бур­жуазным, между героями, выращенными этими укладами («Обрыв», «Обыкновенная история», «Обломов»). В центре нашего внимания - роман «Обломов».

III.Задание на дом: 1) по учебнику прочитать

2. Прочитать первую часть романа «Обломов» кроме эпизода «Сон Обломова» и подготовить ответы на вопросы:

а) Почему эпизод «Сон Обломова» поставлен в конец первой части?

б) Какой временной отрезок занимает первая часть?

в) Кто же такой Обломов? Что может обозначать его фамилия? Говорящая ли она?

г) Почему Обломов не смог служить?

е) Что мешало ему поехать в деревню?

ё) Как он обдумывал свой план переустройства жизни в деревне?

з) Как относится к своему барину его слуга Захар? (6гл)Что мы узнаем о Захаре? В противовес кому изображен в романе Захар? Назовите литературное произведение, где герой-слуга - антипод Захару.

ж) О чем мечтает Обломов?

и) Какую жизнь ведет Обломов и что ему предлагает доктор?

й) Почему Обломову так не хочется переезжать на новую квартиру?

к) Почему Обломов так обиделся на слово «другой»?