Специфика "сюжета" в ранних стихотворениях А. Ахматовой

Шевчук Ю.В.

Из суждений о своей ранней поэзии А. Ахматова с одобрением отмечала те, в которых говорилось о ее новеллистичности1. Основные этапы интимного "сюжета" стихотворений тех лет могут быть рассмотрены как прообраз пути лирической героини 1920-х - 1960-х годов от принятия ею трагических испытаний века до катарсического очищения страданием.

В 1910-е годы исследователи стали видеть в ахматовских стихах устойчивое образование с любовным "сюжетом" в центре. Лирика воспринималась как "романная" в жанровом смысле слова. Приоритет в формировании этой концепции принадлежит В. Жирмунскому. В статье "Преодолевшие символизм" (1916) он писал о "маленьких повестях", "новеллах" у А. Ахматовой: "…Обыкновенно каждое стихотворение - это новелла в извлечении, изображенная в самый острый момент своего развития, откуда открывается возможность обозреть все предшествовавшее течение фактов"2. В. Жирмунский был не единственным, кто обосновывал эту точку зрения: на данную особенность ахматовской лирики указывали Вас. Гиппиус, Б. Эйхенбаум, Ю. Тынянов и др.3

"Миг" максимального духовного напряжения и драматизма, запечатленный в ахматовских стихах, нельзя назвать "застывшим". В пространстве поэтического текста поэт строит аналог сюжета прозаического произведения. Задача, которую он ставит перед собой, заключается не в увеличении героев или усложнении композиции, а в "спрессовании мира произведения" (Ю. Левин и др.)4. "Возьмите рассказ Мопассана, сожмите его до предельной сгущенности, и вы получите стихотворение Ахматовой", - писал К. Чуковский5. Тяготея к поэтике умолчания, к молчаливо-предметному выражению страстей, А. Ахматова практически не дает актуального развертывания в стихотворении драматической ситуации, ходы "сюжета" обычно закладываются в другие, в своей основе несюжетные, элементы. В связи с этим важное значение приобретает поэтика фрагмента, игра временами, соотнесение внешнего жеста с внутренним переживанием (психологизм).

А. Ахматова считала, что трагизм ее поэзии первым "угадал" В. Чудовский - автор статьи "По поводу стихов Анны Ахматовой" (Аполлон. 1912. № 4). По его словам, она изображает душу как бы после сильных потрясений6. Любовная разлука в ахматовской лирике, как правило, оборачивается своего рода экзистенциальной ситуацией, в результате чего лирическая героиня обычно оставляет мир людей, обостряется ее восприимчивость ко всему природному. Тишина, которая является метафорой сосредоточенности на жизни духовной, дает героине возможность расслышать "острый крик отсталых журавлей" (1; 87), "крик аиста, слетевшего на крышу" (1; 98), "как в лесу растет трава" (1; 434), "как время идет" (1; 481)7. Предыстория плодотворной немоты и последующей душевной ясности в поэзии А. Ахматовой - описание женского волнения, смятения, горя.

Ах, дверь не запирала я,

Не зажигала свеч,

Не знаешь, как, усталая,

Я не решалась лечь.

("Белой ночью", 1911).

Так беспомощно грудь холодела,

Но шаги мои были легки.

Я на правую руку надела

Перчатку с левой руки.

("Песня последней встречи", 1911).

Десять лет замираний и криков,

Все мои бессонные ночи…

("Как велит простая учтивость…", 1913).

Кульминацией "сюжета" у А. Ахматовой становится состояние лирической героини, находящейся между пережитым разладом с миром и наступающей гармонией. Это напряженнейший, переломный момент духовного пути человека.

В стихотворении "Сад" (1911) героиня поднимается над личным переживанием: из боли утраты рождается чувство единения с миром. "Очиститься" страданием способна только личность сильная и цельная. "Обледенелый сад" - состояние души героини после недавней разлуки ("Ушедший от меня грустит, / Но нет пути назад"; "Сквозь тонкий лед еще сквозят / Вчерашние следы", 1; 87). "Громкое" страдание, связанное с выяснением отношений, позади, впереди - обретение нового зрения, жизни, вдохновения, а между этими этапами развития "сюжета" - молчание (именно этот момент эксплицирован в стихотворении): лед, немота, скупость пейзажа ("Он весь сверкает и хрустит, / Обледенелый сад"; "И солнца бледный тусклый лик"; "Склонился тусклый мертвый лик / К немому сну полей").

Намек на бывшую драму находим в стихотворении "Слаб голос мой, но воля не слабеет…" (1912). А. Ахматова подчеркивает, что страдания не только не сломили лирическую героиню, но способствовали ее духовному перерождению: очищению и абсолютному принятию мира ("…Но воля не слабеет, / Мне даже легче стало без любви. / Высоко небо, горный ветер веет, / И непорочны помыслы мои"; "Как прошлое над сердцем власть теряет. / Освобожденье близко. Все прощу…", 1; 95). Героиня восстанавливает нарушенный миропорядок. Настоящее, "выстраданное", восприятие окружающей жизни качественно отличается от прежнего. В самой жизни героиня видит теперь главную ценность ("высоко небо", "ветер веет", "луч взбегает и сбегает / По влажному весеннему плющу").

В 1912 году А. Ахматова пишет "Я научилась просто, мудро жить…". В стихотворении героиня переживает момент гармонии с миром, она обретает новое зрение и слух, воспевается простота и мудрость жизни ("Смотреть на небо и молиться Богу"). Размеренность стиха не сохранила никаких отголосков "громкого" страдания, однако на то, что у настоящего есть "предыстория", указывает глагол совершенного вида "научилась". От былой драмы осталась только "ненужная тревога" и возможность прихода героя, но пережитое страдание изменило систему ценностей лирической героини. Она, свободная от прошлого, слышит и видит теперь "тленную" и "прекрасную" жизнь на земле ("шуршат в овраге лопухи", "никнет гроздь рябины желто-красной", мурлыканье кота, огонь на "башенке озерной лесопильни", крик аиста), и одновременно ее взгляд устремлен к вершинам духовности (небо, Бог). Героиня принимает земное и небесное начала мира, его дух и плоть, при этом голос жизни звучит так громко, что рождается мысль:

И если в дверь мою ты постучишь,

Мне кажется, я даже не услышу.

(1; 98).

На фоне безграничного мирового звука любовный "стук" может не быть услышан. Переживание разлуки открывает героине истинный смысл жизни, перед фактом непоправимого горя она обретает внутреннюю свободу.

Для анализа "сюжета" в ахматовской лирике важным представляется замечание В. Виноградова: "Ахматова играет остро-тонкими перебоями "тональностей", и эмоциональный пафос ее трагичен"8. Принцип "переключения тональностей" позволяет поэту в одном стихотворении показать путь страдания героини, его эволюцию от драматизма к трагизму.

В стихотворении "Сжала руки под темной вуалью…" (1911) два временных плана и два "сюжетных" этапа. "Сжала руки" - молчаливый молитвенный жест, замыкающий человеческое страдание и дающий муке возможность со временем обрести высочайшую крепость. В Книге царя Соломона есть эпизод, полный драматизма, в котором говорится о том, как невеста отчаянно переживает разлуку со своим женихом: "Отперла я возлюбленному моему, а возлюбленный мой повернулся и ушел. Души во мне не стало, когда он говорил; я искала его, и не находила его…" (Песни Песней 5:6). Далее начинается диалог невесты с Иерусалимскими женами, которые спрашивают ее: "Чем возлюбленный твой лучше других возлюбленных, прекраснейшая из женщин?.. Куда пошел возлюбленный твой, прекраснейшая из женщин?" (Песни Песней 5:9, 6:1). В стихотворении А. Ахматовой та же ситуация и отголосок диалога ("Отчего ты сегодня бледна?" / - Оттого, что я терпкой печалью / Напоила его допьяна"). И жест, и диалог первой строфы совершаются лирической героиней в условном настоящем времени.

Во второй строфе спокойная, холодная тональность "переключается" на изображение безумия, полной растерянности - лирическая героиня вспоминает сцену бурной разлуки, его и себя в недалеком прошлом:

Как забуду? Он вышел, шатаясь,

Искривился мучительно рот…

Я сбежала, перил не касаясь,

Я бежала за ним до ворот.

(1; 44).

Разрыв реплик диалога между героиней и героем усиливает впечатление драматического напряжения, которое подчеркивается описанием внешних эмоциональных изъявлений: "задыхаясь, я крикнула", "улыбнулся спокойно и жутко". Искать виновного, на наш взгляд, бессмысленно9. Важно, что со временем лирическая героиня А. Ахматовой, права она или нет, принимает вину за произошедшее на себя ("- Оттого, что я терпкой печалью / Напоила его допьяна") - осознание этого приходит не сразу.

В результате временной дискретности между настоящим и прошлым моментами в ахматовском тексте возникает семантически значимое "пустое место", наполнить которое смыслом должен сам читатель. "Отсутствие" становится единицей текста. Образ лирической героини, возникший в первой строфе стихотворения, настолько непохож на тот, что представлен во второй и третьей строфах, что читатель, достраивая смысл произведения, заполняет "пробел" страданием самой высокой концентрации. В стихотворении лирическая героиня переживает разлуку по-разному, ее состояние в условном настоящем времени приближается к тому, в котором трагический герой начинает творить гармонию из хаоса.

Важное значение игра временами имеет в стихотворении "Памяти 19 июля 1914" (1916). Две первые строфы - воспоминания о лете 1914 года. Война в одночасье изменила судьбу народа ("Мы на сто лет состарились, и это / Тогда случилось в час один…"), она воспринимается как конец света. Лирическая героиня переживает смятение, пессимизм, желание уйти из жизни ("Закрыв лицо, я умоляла Бога / До первой битвы умертвить меня"). Но в страшные для родины годы поэт должен сыграть роль Моисея, который пошел впереди своего народа и переложил на себя его грех. В третьей строфе возникает образ плодотворной "тишины", звучит намек на ненапрасное страдание героини:

Из памяти, как груз отныне лишний,

Исчезли тени песен и страстей.

Ей - опустевшей - приказал Всевышний

Стать страшной книгой грозовых вестей.

(1; 269).

Лирическая героиня готова пожертвовать собой, освободить память, чтобы впустить туда страшную историю. Художнику суждено удерживать в памяти культуры прошлое, настоящее и будущее, чтобы не дать жизни прерваться. Время, отделяющее "тогда" (1, 2 строфы) от момента, находящегося ближе к настоящему (3 строфа), вместило в себя тот отрезок духовного пути героини, на котором произошло восхождение к трагедии, осознание поэтом своего долга и Судьбы.

Предоставляя возможность свободного творения нового смыслового мира, А. Ахматова увеличивает эмоциональный потенциал своей поэзии. Читатель достраивает "сюжет" ранних стихотворений, а начиная с 1920-х годов, додумывает уже политические недоговоренности, привлекая для этой цели знание запрещенных текстов и судеб ахматовского поколения. Страдание в ранних стихах протяженно, оно имеет несколько стадий развития (впоследствии "типология" человеческого страдания будет представлена А. Ахматовой в стихотворении "Магдалина билась и рыдала…", 1938). Художник часто дает понять: это уже было - с Офелией, Христом, Кассандрой…; об этом уже писали - в Библии, Шекспир, Пушкин… Жизненный и культурный опыт читателя способствует более глубокой реконструкции эмоционально-смыслового содержания стихотворений А. Ахматовой.

Список литературы

1. См. об этом: Иванов Вяч. Встречи с Ахматовой // Знамя. 1989. № 6. С. 201.

2. Жирмунский В.М. Преодолевшие символизм // Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977. С. 120.

3. Гиппиус Вас. Анна Ахматова // Литературная учеба. 1989. № 3. С. 132; Эйхенбаум Б.М. Анна Ахматова: Опыт анализа // Эйхенбаум Б. О прозе. О поэзии: Сб. статей. Л., 1986. С. 433; Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 174.

4. Левин Ю.И., Сегал Д.М., Тименчик Р.Д., Топоров В.Н., Цивьян Т.В. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма // Russian Literature. Amsterdam, 1974. № 7/8. Р. 54.

5. Чуковский К.И. Ахматова и Маяковский // Вопросы литературы. 1988. № 1.С. 184.

6. Цит. по: А.А. Ахматова: pro et contra / Сост., вступ. ст., примеч. Св. Коваленко. СПб.: РХГИ, 2001. С. 62 - 71.

7. Ахматова А. Собр. соч.: В 6 т. М., 1998 - 2002. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы.

8. Виноградов В.В. О поэзии Анны Ахматовой (Стилистические наброски) // Виноградов В.В. Поэтика русской литературы: Избранные труды. М., 1976. С. 436.

9. А.П. Платонов, например, размышляя над ахматовским стихотворением "Сжала руки под темной вуалью…", отмечал: "Вопль любящей женщины заглушается полным бесчеловечием любимого; убивая, он заботится о ее здоровье: "не стой на ветру". Это образец того, как интимное человеческое, обычное в сущности, превращается в факт трагической поэзии" (Платонов А.П. Анна Ахматова // Платонов А.П. Размышления читателя. М., 1970. С. 92 - 93).