Славянская Библия: основные издания и место в духовной жизни

Тихомиров Б. А.

Встреча с Библией для Руси состоялась через ее церковнославянский перевод. Славянская Библия стала первой национальной Библией, почти 900 лет оставалась единственной, по настоящее время продолжает находиться в исключительном литургическом употреблении в Русской Православной Церкви . Нет никаких сомнений в том, что начало славянского перевода Свящ. Писания восходит к миссионерской и просветительской деятельности святых Кирилла и Мефодия, которую братья осуществляли в западных славянских землях во второй половине IX в.

Наличие библейских книг на славянском языке при крещении Руси в 988 г. стало важным фактором успеха христианской миссии и в нашем Отечестве. Новый христианский народ, таким образом, сразу обрел доступ к зафиксированному на письме Откровенному источнику избранной религии на родном или близком, в любом случае, понятном языке. Молодая Церковь оказалась в более выгодном положении в сравнении христианскими народами Западной Европы, где вплоть до эпохи Реформации Библией могли пользоваться только в ее переводе на латинский язык, давно недоступный для большинства паствы Западной Церкви. В этом отношении значение трудов свв. Кирилла и Мефодия по переводу Библии на славянский язык трудно переоценить. Тот факт, что при его осуществлении святыми братьями была создана славянская письменность, поставляет в неразрывное единство посвящение в новую веру и начавшееся просвещение Древней Руси. В основополагающих церковных исторических трудах время от крещения Руси до монгольского нашествия обычно представляется почти "золотым веком" ее истории.

Действительно, с конца Х в. на Руси отмечается поразительный культурный подъем. Один из исследователей истории отечественной Библии, Н. Астафьев, причину такого духовного, в широком значении этого слова, взлета находит возможным прямо усмотреть в изначальной доступности Свящ. Писания: "Итак, где же коренная причина высокого духовного просвещения, вдруг возникшего у нас с принятием христианства? Мы не ошибемся, кажется, если скажем, что причину этого, на первый взгляд, непонятного явления, должно искать в том счастливом обстоятельстве, что Св. Писание принесено было к нам с самого начала не на латинском или греческом языке, но на родном, п о н я т н о м для предков наших наречии <...> Вот по нашему убеждению, единственно возможное объяснение той светлой жизни, какая возникла в отечестве нашем с исхода Х века. Она порождена была С л о в о м Б о ж и и м, принесенным к нам на родном языке" . Так или иначе, последующее, "постмонгольское", время уже отнюдь не являло той идиллии, в том числе и в библейской образованности. Однако временная веха, от которой нужно начинать конкретную историю отечественной славянской Библии, обретается все-таки не в "благодатном" Х в., а в отдаленном от него "сумеречном" рубеже XV–XVI вв. При этом, как и воспоминание о высочайшем уровне христианской просвещенности, в область благочестивого предания уходит представление о целостной славянской Библии в совершенном переводе свв. Кирилла и Мефодия.

История славянской Библии на Руси насчитывает несколько основных изданий, в целом определивших и сформировавших ее облик. Первая полная (единый кодекс, включающий почти все книги, составившие свод славянской Библии) Библия в нашем Отечестве появилась только в 1499 г. До этого времени библейские тексты были разрознены по различного рода сборникам. По имени своего издателя, архиеп. Новгородского Геннадия (Гонзова), она получила название Геннадиевской Библии. Это было рукописное издание, несмотря на то, что на Западе книгопечатание уже уверенно предъявило свои права. Геннадиевский свод в полной мере отражал состояние славянских текстов Свящ. Писания своего времени. Его основу составили богослужебные, четьи, толковые списки, представлявшие переводы различного происхождения: кирилло-мефодиевские и мефодиевские, болгарские, русские. Поскольку издателям так и не удалось обрести в церковнославянском переводе многих ветхозаветных книг, пришлось делать их новый перевод. Выполнен он был с латинской Библии — Вульгаты . Были сделаны новые переводы следующих библейских книг: 1 и 2 Паралипоменон, 1, 2 и 3 Ездры, Неемии, Товита, Иудифи, Премудрости Соломона, Иеремии (гл. 1–25; 46–51), Иезекииля (гл. 45–46), 1 и 2 Маккавейские. Имеющаяся у издателей рукопись кн. Есфирь, славянский перевод гл. 1-9 которой был выполнен непосредственно с еврейского текста, была расширена за счет прибавления гл. 10-16, также взятых и переведенных с Вульгаты. К перечисленным книгам, за исключением Есфири, Иеремии и Иезекииля, с Вульгаты были также переведены и добавлены предисловия блаж. Иеронима. Согласно с Вульгатой была проведена разбивка текста всех книг сборника на главы. Вульгате следовал и порядок расположения книг. Предисловие и оглавление были переведены с Кельнского издания немецкой Библии 1478 г. Так латинская Библия стала основным образцом издания, и в Геннадиевском кодексе осуществился своеобразный синтез западной и восточной библейских традиций. Обращение к Западной Библии и, таким образом, отход от греческого текста "Семидесяти толковников" , традиционной основы славянских переводов Ветхого Завета, объясняется отсутствием у сотрудников архиеп. Геннадия достаточных знаний греческого языка и соответствующих списков , а также активным участием в издании монаха-доминиканца Вениамина. Геннадиевская Библия в значительной степени определила последующую ситуацию с Библией в России, в целом закрепив состав сборника библейских книг и обусловив текстовую эклектику всех позднейших изданий.

Будучи рукописной Геннадиевская Библия не имела широкого тиражирования и практического использования. Тем не менее, она стала образцом для следующего издания. Первое печатное издание славянской Библии, Острожская Библия 1580–1581 гг., было предпринято кн. К.К. Острожским в связи с его заботой о судьбах Православия в Западно-Русских землях (владения князя входили в состав Речи Посполитой). Кн. Константин предполагал изданием славянской Библии, которую он считал верной копией перевода Семидесяти, для него нормативного текста Свящ. Писания Греко-Восточной Церкви, обрести вероучительный оплот против интенсивной тогда в тех местах католической и протестантской экспансии. Поиск целостного списка славянской Библии первоначально шел безуспешно, и "токмо от благочестива и в православии изрядно сиятельна государя и великого князя Иоанна Васильевича московского" была получена полная славянская Библия "с греческого языка семьдесят и двема переводники, множае пятисот лет на славянский переведенную еще за великого Владимира, крестившего землю русскую". Это был список Геннадиевской Библии, который и составил основу издания. Совершенно неверная оценка этого списка как Библии, появившейся на Руси еще при ее крестителе Великом князе Владимире, чем бы ни объяснять эту ошибку, наглядно показывает, что острожские издатели не имели никакого представления о действительном происхождении полученного списка, а также свидетельствует о том, что Геннадиевская Библия оставалась практически неизвестной современникам. Необходимо отдать должное издателям, установившим несоответствие обретенной ими рукописи греческому тексту Семидесяти ("разнствия, и развращения библейских списков"). Поскольку свою главную цель кн. Константин понимал как издание "верного" перевода "во всем согласующегося [с LXX] божественного писания", простая перепечатка Геннадиевской Библии была отвергнута, и поставлена задача исправления ошибок в имеющемся списке. Текстовую основу редактирования составили: Комплютенская полиглотта (1515 г.), Альдинская Библия (1518 г.), рукописи из греческих, сербских, болгарских монастырей, переводы на другие европейские языки. Исправление, однако, было выполнено выборочно и крайне непоследовательно. Практически без изменений были оставлены книги: Псалтирь, Иова, Притчей, Екклесиаста, Премудрости Иисуса сына Сирахова, из Нового Завета — Четвероевангелие. По греческому тексту более или менее подробной правке были подвергнуты: Восьмикнижие, 1-4 Царств, Пророческие книги, 1-2 Паралипоменон, 1-2 Маккавейские. По Вульгате — Товит, Юдифь, 3 Ездры, в основном, с заменой латинизмов славянской лексикой. Сложной правке подверглись 1 и 2 Ездры, Неемии, Иеремии, лишь частично сверенные с греческим текстом. В новом переводе с греческого были изданы: Есфирь, Песнь Песней, Премудрость Соломона. Значительно был исправлен перевод Деяний Апостолов, Посланий и Апокалипсиса. С греческого также была переведена отсутствующая в Вульгате и потому не включенная в Геннадиевскую Библию 3 Маккавейская книга, с этого времени нашедшая свое место в славянской Библии. Возможно, при переводе 3 Маккавейской была использована и чешская Библия, которой располагали издатели. В порядке следования книг, делении текста на главы, составе отдельных книг сохранилась практически полная ориентация на Вульгату.

Оценивая проделанную издателями работу, можно констатировать, что к решению возникших в свете поставленной задачи текстологических проблем они, очевидно, были не готовы. Текстовую эклектику Геннадиевской Библии в Острожском издании преодолеть так и не удалось.

Первое печатное издание Библии в Московской Руси, Московская Библия, было осуществлено только в 1663 г. и получило у современников название "Первопечатной". Несмотря на то, что в церковных кругах давно обсуждался вопрос о необходимости ревизии славянской Библии по согласованию ее текста с греческим, издана Московская Библия была как простая копия Острожской Библии, с немногими орфографическими исправлениями. Основная причина издания была указана как "скудости ради велия сих божественных книг".

Необходимость дальнейшей работы над славянским библейским текстом была заявлена сразу после издания Первопечатной. Так, царским указом известному участнику Никоновой справы иером. Епифанию (Славинецкому) было поручено исполнить решение собора 1674 г. — "преводити Библию всю вново, ветхий и новый завет с книг греческих самых LXX преведения" . Работа продолжалась два года и была прервана в связи с кончиной Епифания. За это время Епифаний и его сотрудники успели закончить редактирование Нового Завета (сообщения некоторых источников о правке Пятикнижия не подтверждаются). Известна достаточно серьезная текстологическая база, которой пользовались справщики. Это Франкфуртское издание греческого текста 1597 г., Лондонское 1600 г., пергаментный список 551 г., перевод святителя Алексия 1355 г., перевод, сделанный в Константинополе в 1382 г., многие святоотеческие экзегетические сочинения. Специально для работы Епифанием был составлен греко-славяно-латинский лексикон словоупотреблений Свящ. Писания. Труд справщиков так и остался невостребованным.

С 1678 г. по 1679 г. также работала сформированная патр. Иоакимом комиссия по исправлению Апостола. Задача была поставлена как согласование его "с древними Апостолы рукописанными и харатейными славянскими" . Справщики обращались и к греческому тексту. Исправленный Апостол был опубликован в 1679 г. Переизданий его не было.

В 1683 г. переводчик Посольского Приказа Авраамий Фирсов осуществил перевод Псалтири на русский народный язык. Славянский текст Псалтири он исправлял по еврейскому тексту и переводу М. Лютера. Перевод был запрещен патр. Иоакимом.

В этот период был поставлен и важный для дела исправления славянской Библии вопрос о преимуществах и достоинствах древних библейских текстов. Впервые в русской церковной мысли эта тема была затронута еще преп. М. Греком в "Словеса сопротивна ко Иоанну Лодовику...", где он доказывал богодухновенность перевода LXX и "нароком" (нарочную) порчу еврейского текста. Примечательно, что теперь она дискутировалась в контексте острого тогда противостояния двух направлений в духовном образовании: латино-славянского, представленного Южно-Русской школой, и греко-славянского, главными выразителями которого тогда выступали братья Лихуды и их школа. В самом начале XVIII столетия появились несколько полемических сочинений о преимуществе перевода LXX перед еврейским текстом и Вульгатой. В сочинении "Учитися-ли нам полезнее грамматики, риторики, философии и теологии... и что лучше российским людем учитися греческого языка, а не латинского" инок Евфимий, ученик Лихудов, утверждая исключительность авторитета греческого текста Свящ. Писания как засвидетельствованного св. отцами, говорил о "злонамеренной порче" еврейского текста раввинами и, следовательно, неудовлетворительности сделанных с него переводов, именно, перевода Иеронима и Лютера. Греческий же текст Нового Завета имеет преимущество над латинским как текст подлинника. Анонимное (предполагают различных авторов: Еп. Славинецкого, братьев Лихудов, инока Евфимия) сочинение "Обличение на гаждатели священного писания библии, преведенного из еврейского на еллинский диалект богомудрыми мужи, Духа Святаго и мудрости наполненными, 72-мя преводницы" главным вопросом выносило отношение перевода LXX и Вульгаты. Оно имело обстоятельный и продуманный план: передавало историю перевода LXX, обличало Иеронима, позволившего себе критические высказывания в его адрес, рассматривало разности двух переводов, фактически возводя к ним вероучительные различия между Православием и Католичеством. Перевод LXX имеет достоинство и преимущество над латинским переводом Иеронима с еврейского текста, поскольку он более чем на две сотни лет старше того времени, когда еврейский текст был испорчен раввинами. Авторитетность, богодухновенность LXX засвидетельствована его использованием евангелистами и апостолами, употреблением его св. отцами. Таким образом, заблуждения католиков и истинность православных ставились в прямую зависимость от истинности текста Свящ. Писания. (Вопросы приоритетности того или иного библейского текста, причем с буквальным повторением ряда означенных тезисов, вновь окажутся на повестке дня во второй половине XIX в. уже в связи с полемикой вокруг русского перевода).

Попытки наладить работу по исправлению славянского текста Библии на рубеже XVII-XVIII ст. предпринимал Новгородский митрополит Иов, тем не менее, только Высочайший указ Петра І от 14 ноября 1712 г., которым было повелено: "издать печатным тиснением Св. Библию на славянском языке; а прежде тиснения прочесть ту славянскую Библию и согласить во всем с греческую семидесяти переводчиков Библиею", оказался способным дать ей серьезное продолжение и привести к практическому результату. К поставленной перед изданием задаче петровские справщики отнеслись, однако, довольно смело, кроме греческого текста учитывая прочтение Вульгаты и еврейского, масоретского , текста как оригинального текста Ветхого Завета, экзегетические труды западных авторов и святоотеческие толкования. Текстологическую основу справы составили: Сикстинская полиглотта 1586-87 г., где впервые был опубликован Ватиканский кодекс, Лондонская полиглотта (Полиглотта Вальтона) 1657 г., с первой публикацией разночтений из Александрийского кодекса, два рукописных греческих списка из Патриаршей библиотеки, конкордация Матфея Поли, западные толкования Ламберта Боса и Фламиния Нобилия. Непосредственная работа по исправлению очевидно показала, что последовательное согласование славянского текста (за основу был взят текст Первопечатной) с греческим неминуемо должно привести к значительному расхождению с предшествующей текстовой традицией. Перед изданием со всей очевидностью встала серьезная идеологическая проблема неприкосновенности и стабильности Священного текста. Поскольку отношение к церковному расколу XVII в., спровоцированному исправлением церковных текстов, оставалось крайне болезненным, было решено отразить в издании случившиеся разночтения, при этом старую версию перевода предполагалось поместить вне основного текста. На темные места были составлены схолии из святоотеческих толкований. Главы предварялись их кратким содержанием, взятым из Вульгаты (за исключением 2 и 3 Ездры, Песни Песней, Плача Иеремии, 3 Маккавейской); были приведены параллельные места. Исправление касалось только текста Ветхого Завета. Труд справщиков был окончен в 1723 г., и на следующий год последовало Высочайшее разрешение приступить к печатанию исправленной Библии. Преждевременная кончина Петра I, однако, надолго стала труднопреодолимым препятствием к завершению работы.

Каждое последующее царствование возвращалось к вопросу издания: он ставился при Екатерине I, при Анне Иоановне, и только в 1751 г. при Елизавете Петровне долгожданное издание увидело свет, получив название Елизаветинской Библии. Насчитывается не менее шести комиссий, занимавшихся вопросами подготовки издания. По сути, очередная комиссия начинала работу заново, вначале пытаясь освоиться с материалом петровской справы, часто этим и ограничиваясь. Третьей комиссией, созванной в 1735 г., было обнаружено расхождение петровской справы с текстом LXX. Был послан запрос в Св. Синод. Прежних справщиков обвинили в нарушении воли императора Петра Великого. Старейший член Св. Синода архиеп. Феофан (Прокопович) представил свой проект исправления славянской Библии, где одним из главных пунктов значилось: "все сделанные уже поправки вновь переверить с греческою Библиею, не весьма веруя исправительским примечаниям" . Св. Синод в отличии от петровских справщиков также постановил вне основного текста помещать не прежнюю версию, но предполагаемые исправления. (В окончательном решении основным текстом издания все-таки стал текст справы).

Принципиальным представляется запрос, который был направлен в Св. Синод председателем четвертой комиссии, созванной в 1736 г., архим. Стефаном (Калиновскиим). Он просил разъяснить, каким греческим текстом необходимо пользоваться для исправления, поскольку "в разных кодексах и экземплярах немалые разности и несогласия находятся": "Ежели из древних рукописных, понеже тогда еще типографий не бывало: то из каких именно? Ежели из печатных: то також из каких именно, где и когда печатанных? И буде в тех печатных разные кодексы или экземпляры воспоминатися будут; то из какого именно кодекса или экземпляра? И одного ли какого держаться, или и других, ежели из одного тое, а из другого другое с старым словенским переводом сходнее покажется употреблять" . В этом пассаже впервые встречается указание на проблему разночтений в самом греческом тексте, которая предшествующими справщиками, видимо, еще не вполне осознавалась. По существу, вопросы Стефана впрямую затрагивали представление о едином истинном тексте Свящ. Писания, которое в отечественном церковном сознании было нераздельно связано с греческим текстом и достижение которого, как идеала, было движущим мотивом всех издателей славянской Библии, начиная с Острожского. Отдельно ставился вопрос о книге Товита, Иудифи, 3 Ездры, Маккавейских. Проблема усугублялась тем, что все эти книги не поддавались простому редактированию по тексту LXX. Так как версии Товита и Иудифи в Вульгате, откуда делался прежний славянский перевод, существенно расходились с версией книги в LXX, было принято решение перевести их заново. 3 Ездры отсутствовала в LXX, а "о книгах маккавейских всем известно, что оныя далече уже после LXX оных переводчиков написаны" — примеры очевидно тупиковых для издателей вопросов. По мере продвижение работы все более и более остро вставали вопросы текстологии греческого текста. Только пятая комиссия, сформированная в 1741 г., определилась с исходным текстом LXX, которым пользовались еще петровские справщики и который был указан как текст для исправления и перевода. Завершила труд плеяды справщиков шестая комиссия, которую составили два ученых иеромонаха из Киева — Варлаам (Лящевский) и Гедеон (Слонимский). Как окончательный, был принят следующий принцип редактирования: при расхождении греческих источников предпочтение отдавали чтению, присутствующему в большинстве греческих текстов; исходный вариант Первопечатной не меняли при его подтверждении хотя бы одним греческим источником. Таким неоднозначным путем и решалась главная задача издания по последовательному приведению славянского библейского текста в соответствие тексту греческому.

Елизаветинская Библия 1751 г. подвела итог растянувшейся на два с половиной столетия издательской работы. Как оценить достигнутый результат? Насколько Елизаветинская Библия решила поставленную задачу, выражающую главное от славянской Библии религиозное ожидание, — быть точной переводной копией греческой Библии? Этот вопрос очевидно предполагает за собой и следующий: насколько издатели XVIII в. были способны с ней справиться? Вся работа над славянской Библией, начиная с издания архиеп. Геннадия, оказалась так или иначе связанной с достижениями западных издателей библейских текстов. Уже у новгородских справщиков имелись первые печатные издания западной Библии; в Остроге — это первые сравнительные издания библейских текстов; у тружеников Елизаветинской Библии — первый опыт критических изданий. Получается, что издания славянской Библии следуют за основными этапами освоения текстового наследия Свящ. Писания, вольно или невольно вовлекаясь в ту проблематику, которая постепенно оформляется по мере опубликования текстового многообразия библейских рукописей. Так, если в Комплютенской полиглотте и Альдинском издании, которыми пользовались в Остроге, греческий текст был смешанным, и вопрос о его единстве не ставился, то уже петровским справщикам пришлось выбирать не только между разными языковыми версиями библейского текста, но и между вариантами греческого. Предпочтение было отдано Александрийской рецензии LXX, которую, по всей видимости, в связи с историей кодекса (в 1627 г. он был подарен Константинопольским патриархом Кириллом Лукарисом английскому королю Карлу I), посчитали за авторитетный византийский церковный текст, кроме того, она была воспринята наиболее близкой еврейскому тексту. Их преемниками с Александрийского кодекса заново были переведены книги Товита и Иудифи, на нем основывался значительный объем правок отдельных книг. Тем не менее, приоритет, который издатели отдали Александрийскому кодексу, не стал единственным принципом редактирования. Здесь необходимо признать, что уровень текстологических знаний XVIII ст. еще не мог предполагать надлежащего разрешения серьезнейшего вопроса о разночтениях греческих источников, и использование той или иной методики полностью обуславливалось произволом редакторов. Носит текст Елизаветинского издания и свидетельство использования еврейского оригинала. Очевидно обозначился круг проблем, решить которые издатели были не в состоянии, поскольку их решение предполагало иной уровень знаний — здесь они подошли к пределу своих возможностей.

Стремление согласовать славянскую Библию с переводом Семидесяти очевидно предполагает более фундаментальную цель — обрести ясный, понятный в языковом выражении текст Свящ. Писания. Подразумевалось, что именно таков текст греческий, освященный его употреблением в Древней Церкви. Вскрытые при подготовке Елизаветинского издания серьезные проблемы самого греческого текста ставили издателей славянской Библии в очевидно тупиковую ситуацию. По сути, ложной оказывалась сама исходная посылка осуществляемого редактирования. Последовательная правка по Септуагинте принципиально не решала проблему "темноты" славянского текста, поскольку от нее не был свободен и греческий текст. В этом отношении обращение петровских справщиков к другим текстовым источникам и святоотеческому экзегетическому наследию выглядит гораздо более зрелым решением, чем "натужное" стремление их преемников любой ценой добиться поставленной цели. Собственно, Елизаветинское издание, как и предшествующие, оставалось далеким от исполнения главного требования как к славянской, так и любой другой Библии — быть ясным (по выразительным средствам языка) текстом Божественного Откровения.

Попытки с других позиций подойти к решению проблем славянской Библии представлены рядом частных инициатив. К ним можно отнести изданную в Праге в 1517–1519 гг. Библию Франциска Скорины. Ее полное название "Библия Руска: выложена доктором Франциском Скориною из славного града Полоцка, Богу ко чти и людем посполитным к доброму научению" свидетельствует о намерении издателя представить перевод на обиходный язык. Издание включало неполное собрание ветхозаветных книг. В 1525 г. Франциск Скорина пополнил его изданием Апостола в Вильнюсе. Скорина заново перевел все изданные им библейские тексты. Оригиналом для его переводов послужила чешская Библия 1506 г. (сама она представляет перевод с Вульгаты) и традиционные церковнославянские тексты. В языковом отношении издание можно охарактеризовать как попытку адаптации церковнославянского языка к современному западнорусскому диалекту. В Московской Руси Библия Франциска Скорины не имела распространения.

Другим авторским трудом, основанным на иных, нежели традиционные издания славянских библейских текстов, принципах, стала редакция Псалтири Московского архиеп. Амвросия (Зертис-Каменского), выполненная по еврейскому тексту в 60-х гг. XVIII столетия. Небольшим тиражом Псалтирь архиеп. Амвросия была издана в 1809 г., переиздана в 1878 г.

Общедоступной не была ни первая напечатанная Острожская Библия 1581 г., ни "Первопечатная" Московская 1663 г. Даже завершение столь затянувшегося и столь ожидаемого издания Елизаветинской Библии 1751 г. не смогло решить проблему очевидной нехватки библейских экземпляров. Их сугубый дефицит ощущался даже в системе духовного образования. Так, церковный историк XIX в. П.В. Знаменский отмечал: "Вместо славянской Библии в семинариях употреблялась более доступная, хотя тоже довольно редкая, латинская Вульгата; пользование ею было тем удобнее, что и лекции и оккупации [учебные занятия] по богословию были на латинском же языке. Славянская Библия была большой редкостью, почти недоступной для частных лиц и духовенства, слишком дорогой и для семинарской библиотеки даже после издания ее в 1751 г. Неудивительно, что изучения Свящ. Писания вовсе не было не только в семинариях, но даже и в академиях. Между духовенством о чтении Свящ. Писания и речи не было. Издание 1751 г., как известно, в первый раз только познакомило с Библией русскую публику, но число экземпляров, выпущенных в свет, было слишком не достаточно для удовлетворения потребностям не только народа, но и служителей Церкви, кроме того, каждый экземпляр стоил 5 р., большой тогда суммы денег. В Смоленской, например, епархии, как рассказывает автор ее описания, „не раньше как в 1752 г., выдано было на всю епархию — архиерейский дом, монастыри, церкви и семинарию — 10 библий по 5 р. Как было поделиться этими книгами, когда одних монастырей в епархии было 10?" По всей вероятности, то же было и в других епархиях" . Казалось бы, это неестественное положение должно исправляться по мере тиражирования и, действительно, с 1751 по 1814 г. было осуществлено 22 издания Елизаветинской Библии. Тем не менее, неутешительное на этот счет свидетельство 1818 г. заставляет признать ситуацию далекой от удовлетворительной и во втором десятилетии XIX в.: "в богословском классе [высший класс] Казанской Академии ни у одного студента не было Библии, да и казенная имелась только одна" . Таким образом, "техническую" проблему доступности славянской Библии как доступности ее экземпляров не смогли решить тиражи второй половины XVIII – начала XIX вв. По существу, можно говорить, что библейский текст в его полноте Ветхого и Нового Завета оставался на периферии религиозной жизни вплоть до XIX столетия. От него оказались дистанцированными и клир, и общество.

Положение славянской Библии после издания 1751 г. необходимо также представлять в контексте общей языковой ситуации в Российской империи. Рубеж XVIII–XIX вв. характеризуется достаточно пестрым языковым расслоением российского общества. Что касается его просвещенной части, то в аристократических салонах принято было говорить на современных европейских языках, в основном на французском; в кругах духовенства особую роль играл латинский, как язык семинарского образования. На латыни велось преподавание всех богословских дисциплин. Русский язык в системе духовного образования окончательно утвердился только в 40-е гг. XIX в. Как отмечает Знаменский: "У лучших учеников латинский язык делался чем-то вроде природного, так что они, кажется, и мыслили по латыни; по крайней мере, когда им случалось что-нибудь записывать по-русски или, например, после, в высших классах, составлять про себя на бумаге план какого-нибудь русского сочинения, они невольно пересыпали свою русскую речь латинскими фразами, а некоторые знатоки так и все сочинение писали первоначально на языке латинском, а потом уже переводили с него на русский"; "Самая большая вольность против латыни, до какой только могли дойти в Троицкой Семинарии в богословских лекциях уже к концу XVIII столетия, состояла в том, что в их латинский текст стали вставлять тексты Свящ. Писания по славянской Библии без перевода на латинский язык" . Соответственно, если в аристократических кругах и читали Библию, то в современных западноевропейских переводах, приверженность духовенства латинскому языку должна говорить в пользу Вульгаты, о чем уже упоминалось.

И, наконец, наверное, самое существенное — за длительным старанием привести славянский текст в соответствие переводу Семидесяти совершенно упущена была проблема понимания самого славянского языка. Славянский уже в XVII в. перестал быть обиходным языком и, следовательно, понятным. Собственно языковая ситуация славянской Библии медленно, но неудержимо приближалась к тому положению, в котором гораздо раньше оказалась Вульгата в Западной Церкви, где библейский текст ввиду его языковой недоступности, по существу, перестал быть основой духовной жизни для большинства паствы, утвердившись в качестве прерогативы клира. Совместно все эти факторы: наличие "темных" мест в славянском тексте, которые не прояснило и Елизаветинское издание, недоступность языка, очевидный дефицит экземпляров, языковая разобщенность общества, обуславливающая обращение к различным библейским источникам, значительная стоимость изданий, отсутствие традиции домашнего чтения — фактически ограничивали употребление славянской Библии рамками богослужебного пользования. Когда события Отечественной войны 1812 г. стимулировали уверенное утверждение русского языка в общественной жизни, у славянской Библии не могло не появиться сильного конкурента. Время выдвигало новые требования и к языку, и к тексту, которым не отвечала славянской Библия.

Необходимость русского перевода Свящ. Писания была заявлена попытками перевода еще в XVII и XVIII вв. Это перевод на русский Псалтири диака Посольского приказа Авраамия Фирсова 1683 г. На рубеже XVII–XVIII вв. Новый Завет на русский переводил в Лифляндии пастор Э. Глюк. Первый перевод пропал в связи с событиями русско-шведской войны. Работа была продолжена Глюком в Москве по личному указанию Петра I. Однако и этот перевод был утерян после кончины пастора в 1705 г. О необходимости русского перевода говорил свят. Тихон Задонский (1724–1783). В 1794 г. первым тиражом вышло сочинение архиеп. Мефодия (Смирнова) "К Римляном послание св. ап. Павла с истолкованием", где параллельно славянскому была представлена русская версия послания. Эта работа стала первым изданным русским переводом библейской книги. Целесообразность русского перевода осторожно зондировалась в самом начале XIХ в. обер-прокурором Св. Синода А.А. Яковлевым (1802–1803 гг.).