Муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение

Средняя общеобразовательная школа №14

Поселка Советский

Тимашевский район Краснодарский край

Урок литературы на тему

«Сороковые, роковые, свинцовые, пороховые»

Выполнила

учитель русского языка и литературы

МБОУ СОШ №14

Тимашевского района

Краснодарского края

Гребенюк Татьяна Васильевна

Ушло то время, но след не истерся

Из памяти нашей живой…

Багровым рубцом он в судьбу нашу вросся

Тот огненный лёд фронтовой

Т. Морозов

Учитель:

9 мая 2013 года в шестьдесят восьмой раз прогремит салют Победы. А в памяти народной и поныне живы безмерные страдания военных лет. Всё яснее и вырисовывается всемирно-историческое значение нашей Победы, значение всенародного боя с фашизмом. Как удивительно и ёмко сказал поэт «Не ради славы, ради жизни на земле»

Путь к Победе был труден и долог. 1418 дней войны… И каждый из них - это кровь и слёзы, боль и горечь утрат, гибель лучших сынов и дочерей России, радость больших и малых побед, каждая из которых - чудо бесстрашия, доблести. Живая память о беспримерном народном подвиге – стихи русских поэтов – участников грозовых событий Великой Отечественной войны.

Страница первая

Петь привыкший на войне…

(посвящается Александру Трифоновичу Твардовскому)

Твардовский и армия. Странное сочетание. Хотя… осенью 1939 года поэт был призван в армию. Весной 1942 года на родине Твардовского разыгралась страшная трагедия: «13 апреля карательный отряд напал на деревню Сельцо Починковского района… Небольшой отряд попытался защищаться, но был разбит».

Фашистские мерзавцы сожгли деревню, расстреляли больше половины её жителей. Хутор Загоры был снесён с лица Земли. О разыгравшейся трагедии знал А. Твардовский. Именно в эти дни было написано стихотворение «К партизанам Смоленщины»

Однажды Александр Твардовский выступал в гвардейском артполку.

Бойцы слушали, затаив дыхание:

Знай, убийца, без совести,

Вор, ограбивший дом,

По старинной пословице,

Не хозяин ты в нём

За Починками, Глинками

И везде, где ни есть,

Потайными тропами

Ходит зоркая месть.

Ходит в цепь смыкается.

Набожным голосом зазвучали их голоса с первых же дней фашистского нашествия, мобилизуя народ на борьбу, на победу:

Вставай, страна огромная,

Вставай на страшный бой

С фашистской силой тёмною

С проклятою ордой!

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна,

Идёт война народная,

Священная война!

Грозная сила стихов Алексея Суркова, Александра Твардовского, Николая Тихонова, Ольги Бергольц звала к отмщению, пробуждала в сердцах ненависть к врагу, жажду подвига. Их передавали по радио рядом со сводками Совинформбюро, печатали в центральных и фронтовых газетах. Названия многих стихов той поры гневные, призывные: «Если дорог тебе твой дом…» Константина Симонова, «Бей врага!» Веры Инбед, «Умрём, но не допустим!» Александра Прокофьева, «Слово ненависти» Александра Твардовского.

Разящие, гневные и мужественные строки стихотворений можно было видеть всюду: на плакатах, на ящиках со снарядами, на пакетах чёрных солдатских сухарей:

Обложила весь край,

Где не ждут, объявляется

И карает…

Карает!

Ученик:

«Рассказ танкиста».

Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,

И только не могу себе простить:

Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,

А как зовут, забыл его спросить.

Лет десяти – двенадцати. Бедовый,

Из тех, что главарями у детей,

Из тех, что в городишках прифронтовых

Встречают нас как дорогих гостей,

Машину обступают на стоянках,

Таскать им воду ведрами - не труд,

Приносят мыло с полотенцем к танку

И сливы недозрелые суют…

Шел бой за улицу. Огонь врага был страшен,

Мы прорывались к площади вперед.

А он гвоздит – не выглянуть из башен,-

И чёрт его поймёт, откуда бьёт.

Тут угадай – ка, за каким домишкой

Он примостился, - сколько всяких дыр,

И вдруг к машине подбежал парнишка:

-Товарищ командир, товарищ командир!

Я знаю, где их пушка. Я разведал…

Я подползал, они вон там в саду…

-Да где же, где?.. А дайте я поеду

На танке с вами. Прямо приведу.

Что ж, бой не ждёт. – Влезай сюда, дружище!-

И вот мы катим к месту вчетвером.

Стоит мальчишка – мины, пули свищут,

И только рубашонка пузырём.

Подъехали. – Вот здесь. – И с разворота

Заходим в тыл, и полный газ даём.

И эту пушку, заодно с расчётом,

Мы вмяли в рыхлый, жирный чернозём.

Я вытер пот. Душила гарь и копоть:

От дома к дому шел большой пожар.

И, помню, я сказал: - Спасибо, хлопец! –

И руку, как товарищу, пожал

Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,

И только не могу себе простить:

Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,

А как зовут, забыл его спросить.

Ученик:

«У славной могилы».

Нам память каждая пять

И каждая наша примета

Земли, где пришлось отступать

В пыли сорок первого лета.

Но эта опушка борка

Особою памятью свята:

Мы здесь командира полка

В бою хоронили когда-то.

Мы здесь для героя - отца

Меняясь по двое, спешили

Готовый окопчик бойца

Устроить поглубже, пошире.

В бою – как в бою. Под огнём

Копали, лопатой саперной,

В песке рассекая с трудом

Сосновые желтые корни.

И желтой могиле на дне

Мы хвои зеленой постлали

Что б спал он, как спят на войне

В лесу на коротком привале.

Прости, оставайся, родной!..

И целых и долгих два года

Под этой смоленской сосной

Своих ожидал ты с восхода.

И ты не посетуй на нас,

Что мы в твоей славной могиле

И в этот, и в радостный час

Немного минут посвятили.

Торжествен, но краток и строг

Салют наш и воинский рапорт.

Тогда мы ушли на восток,

Теперь мы уходим на запад.

Над этой могилой скорбя,

Склоняем мы с гордостью знамя:

Тогда оставляли тебя,

А нынче родимый, ты с нами.

Страница вторая

Девочки грозных сороковых.

(Посвящается Юлии Друниной)

Качается рожь несжатая,

Шагают бойцы по ней,

Шагали и мы и девчата,

Похожие на парней.

Нет, это горят не хаты –

То юность моя в огне,

Идут по войне девчата,

Похожие на парней.

Всё, что мы знаем о женщинах, лучше всего воплощается в слово «милосердие». Есть и другие слова «сестра», «жена», «друг» и самое высокое «мать», но милосердие – их суть и смысл. Женщина дает жизнь, женщина оберегает жизнь, женщина и жизнь – синонимы.

На самой страшной войне ХХ века женщине пришлось стать солдатом. Она не только спасала, перевязывала раненых, но и стреляла из «снайперки», бомбила, подрывала мосты, ходила в разведку, брала «языка». Женщина убивала. Она убивала врага, обрушившегося с невиданной жестокостью на её землю, на её дом, на её детей.

Юлия Друнина сразу же после окончания войны ушла добровольцем в действующую армию и до конца 1944 года служила санинструктором в стрелковом, а потом в артиллерийском полку:

Я ушла из детства в грязную теплушку,

В эшелон пехоты, в санитарный взвод.

Дальние разрывы слушал и не слушал

Ко всему привычный сорок первый год.

Прогремели по фронтам и тылам имена Зои Космодемьянской и снайпера Людмилы Павлюченко, лётчицы Жени Рудневой и отчаянной сандружинницы Кати Новиковой, окончившей войну старшим лейтенантом, командиром стрелковой роты. И в каждом полку, в каждом батальоне была своя Женя, своя Катя. Сейчас само слово «фронтовичка» звучит как награда.

Ученица:

«Только что пришла с передовой»

Только что пришла с передовой.

Мокрая, замерзшая и злая,

А в землянке нет никого,

И дымится печка, затухая.

Так устала - руки не поднять

Не до дров,- согреюсь под шинелью,

Прилегла, но слышу, что опять

По окопам нашим бьют шрапнелью.

Из землянки выбегаю в ночь,

А навстречу мне рванулось пламя,

Мне навстречу - те, кому помочь

Я должна спокойными руками.

И за то, что снова до утра

Смерть ползти со мною будет рядом.

Мимоходом: - Молодец, сестра!-

Крикнут мне товарищи в награду.

Да ещё сияющий комбат

Руки мне протянет после боя:

-Старшина, родная, как я рад,

Что опять осталась ты живая!

Ученица:

«На носилках, около сарая»

На носилках, около сарая

На краю отбитого села,

Санитарка шепчет, умирая:

-Я ещё, ребята, не жила…

И бойцы вокруг неё толпятся

И не могу ей в глаза смотреть:

Восемнадцать – это восемнадцать,

Но ко всем неумолима смерть…

Через много лет в глаза любимой,

Что в его глаза устремлены,

Отблеск зарева, колыханье дыма

Вдруг увидит ветеран войны.

Вздрогнет он и отойдёт к окошку,

Закурить, пытаясь на ходу.

Подожди его, жена немножко-

В сорок первом он сейчас году.

Там, где возле черного сарая,

На краю отбитого села,

Девочка лепечет, умирая:

-Я ещё, ребята, не жила…

Ученица:

«Баллада о десанте»

Хочу, чтоб как можно спокойней и суше

Рассказ мой о сверстниках был…

Четырнадцать школьниц – певуний; болтушек-

В глубокий забросили тыл.

Когда они прыгали вниз с самолета

В январском продрогшем Крыму,

«Ой, мамочка!» - тихонько выдохнул кто-то

В пустую свистящую тьму.

Не смог побелевший пилот почему-то

Сознанье вины превозмочь…

А три парашюта, а три парашюта

Совсем не раскрылись в ту ночь…

Оставшихся ливня укрыла завеса,

И несколько суток подряд

В тревожной пустыне враждебного леса

Они свой искали отряд.

Случилось потом с партизанками всяко:

Порою в крови и пыли

Ползли на коленях в атаку –

От голода встать не могли.

И я понимаю, что в эти минуты

Могла партизанкам помочь

Лишь память о девушках, чьи парашюты

Совсем не раскрылись в ту ночь…

Бессмысленной гибели нет на свете-

Сквозь годы, сквозь тучи беды

Поныне подругам, что выжили, светят

Три тихо сгоревших звезды…

Ученица:

«Ты вернешься»

Машенька, связистка, умирала

На руках беспомощных моих.

А в окопе пахло снегом талым,

И налет артиллерийский стих.

Из санроты не было повозки

Чью-то мать наш фельдшер величал.

…О, погон измятые полоски

На худых девчоночьих плечах!

И лицо - родное, восковое,

Под чалмой намокшего бинта!

Прошипел снаряд над головою,

Черный столб взметнулся у куста…

Девчонка в шинели уходила

От войны, от жизни, от меня.

Снова рыть в безмолвии могилу,

Комьями замёрзшими звеня…

Подожди меня немного, Маша!

Мне ведь тоже уцелеть навряд…

Поклялась тогда я в дружбе нашей:

Если только возвращусь назад,

Если это совершится чудо,

То до смерти, до последних дней,

Стану я всегда, везде и всюду

Болью строк напоминать о ней

Девочке, что тихо умирала

На руках беспомощных моих.

И запахнет фронтом – снегом талым,

Кровью и пожарами мой стих.

Только мы – однополчане павших,

Их, безмолвных, воскресить вольны.

Я не дам тебе исчезнуть, Маша,-

Песней возвратишься ты с войны!

Ученица:

«Я-Таня».

Нежный рот и упрямые брови-

Восемнадцать девчоночьих лет.

В партизанских лесах Подмосковья

Никогда не сотрется твой след.

Олененок с большими глазами,

Смуглых щек полудетский овал…

Посылал командир на заданье-

Оказалось, в бессмертье послал.

Ты попалась гестаповцам в лапы-

Тяжелей не придумать беды.

И палач раскаленную лампу

Подносил тебе вместо воды.

Сапогами девчушку топтали:

-Где другие бандиты, ответь!

Как зовут? Ты откуда?

Где другие? Готовят вам смерть!

И по снегу босыми ногами,

Крепко сжав окровавленный рот,

Как на трон, партизанка России

На высокий взошла эшафот.

Огляделась: «Что плачете, люди!

Наши близко! Они отмстят…»

Ветер осени слёзы мне студит-

Было б нынче тебе шестьдесят.

Нет, осталась ты юною, слышишь?

Над тобою не властны года.

В небе Вечности всходишь всё выше

Комсомольская наша звезда!

Ученица:

«Да, многое в сердцах у нас умрет…»

Да, многое в сердцах у нас умрет,

Но многое останется нетленным:

Я не забуду сорок пятый год-

Голодный, радостный, послевоенный.

В тот год, от всей души удивлены

Тому, что уцелели почему-то,

Мы возвращались к жизни от войны,

Благословляя каждую минуту.

Как дорог был нам каждый трудный день,

Как «на гражданке» все нам было мило!

Пусть жили мы в плену очередей,

Пусть замерзали в комнатах чернила.

И нынче, если давит плечи быт,

Я и на быт взираю, как на чудо:

Год сорок пятый мной не позабыт,

Я возвращенья к жизни не забуду!

Страница третья

Последние свидетели

Именно так называется книга Светланы Алексиевич, в которой собраны воспоминания людей, чьё детство совпало с войной, - «стала детским садом им война».

Николай Трегубов, Маргарита Чебышева, Евгений Евтушенко, Владимир Макаров, Анатолий Жигулин. Они выросли поэтами, приговоренными всю жизнь, вспоминая детство, вспоминать войну.

Это поколение выдвинуло поэтов со своим знанием и осмыслением войны. Юрий Воронов, Анатолий Жигулин, Олег Шестинский – все они участники «большого огня», по формуле поэта.

Не из чердачного окна видели они вспышки зенитных снарядов и лучи прожекторов. Они прошли все ужасы войны. В эту раннюю пору жизни они познали не только голод и хлебные карточки. Они видели смерть и сами порою были на грани смерти. Оккупация. Блокада. Минометный обстрел. Горе утраты родных, близких… Каждый из них хлебнул «горячего до слез».

Через годы, став поэтами, они напишут пронзительные стихи о пережитом ими страной.

Ученик:

Н. Трегубов «Нам детство трудное досталось».

Нам детство трудное досталось

Среди осколков ржавых, кирпичей,

О детских шалостях мечталось,

Но не было ни кукол, ни мячей.

Патроны, мины и гранаты-

Богатый выбор.

Смерть - вольна

Немало сверстников взяла ты

Оставленным оружием, война.

Потери эти не вносились в списки

Солдат, погибших на войне,

Не ставились над ними обелиски,

Не потому ли больно мне вдвойне?!

Ученик:

Владимир Макаров «Сахар»

В трудном году – сорок первом

Брат мой меньшой родился.

Как он выжил?

Наверно,

В рубашке на свет родился

Какие уж тут прикормы!

Он рос на картошке постной.

В печное голодное горло

Вьюга февральская выла

И вот-

Мамин голос звонкий:

«Объявили победу!»

Вернулся отец,

Из котомки

Сахар достал и одежду.

Наряжен в цветную рубаху,

Младший братишка Славка

Надулся и выплюнул сахар,

Не зная,

Как это – сладко?..

Ученик:

А. Жигулин «Важнее медали»

Если я не участник войны,

Это граждане, вовсе не значит,

Что страдания мне не больны,

От которых и взрослый заплачет.

Я участник большого огня,

Когда стены родные пылали.

«Мессершмитты» стреляли в меня,

Злые «юнкерсы» бомбы бросали.

Я родился в тридцатом году

И годами для фронта не вышел.

Но хлебнул фронтовую беду

Среди белых воронежских вишен.

Я частенько в больницах лежу-

Крепко голову пуля задела.

Я стихи о дорогах пишу.

Впрочем, это особое дело…

Не смущайте вопросом меня

Почему мне медали не дали.

Я участник большого огня,

Это, может, важнее медали.

Ученик:

А. Просолов «Тревога военного лета»

Тревога военного лета.

Опять подступает к глазам

Шинельная серость рассвета,

В осколочной оспе вокзал.

Спешат санитары с разгрузкой,

По белому красным- кресты.

Носилки пугающе узки,

А простыни смертно чисты.

До жути короткое тело

С тупыми обрубками рук

Глядит из бинтов онемело

На детский глазастый испуг.

Кладут и кладут их рядами,

Сквозных от бескровья людей,

Прими этот облик страданья

Мальчишеской жизнью твоей.

Забудь про Светлова с Багрицким,

Постигнув Значение креста,

Романтику боя и риска

В себе задуши навсегда:

Душа, ты так трудно боролась…

И снова рвалась на вокзал,

Где поезда воинский голос

В далекое зарево звал.

Не пряча от гневных сполохов

Сведенного болью лица,

Во всем открывалась эпоха

Нам - детям её - до конца.

Ученица:

А. Менжиров. «Защитники Москвы»

Вышел мальчик из дому

В летний день, в первый зной.

К миру необжитому

Повернулся спиной.

Улыбнулся разлуке,

На платформу шагнул.

К пыльным поручням руки,

Как слепой протянул.

Невысокого роста

И в кости неширок,

Никакого геройства

Совершить он не смог.

Но с другими со всеми,

Не окрепший ещё,

Под тяжёлое Время

Он подставил плечо:

Под приклад автомата,

Расщепленный в бою,

Под бревно для наката,

Под Отчизну свою…

Страница четвертая

Песня-друг бойца

С первых дней войны песня стала дорога и священна для русских людей. Александр Васильевич Александров написал музыку на стихи Лебедева – Кумача «Священная война». Едва успев родиться, песня начала выполнять свой солдатский долг.

Вставай страна огромная,

Вставай на смертный бой

С фашистской силой темною,

С проклятою ордой!

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна!

Идет война народная,

Священная война.

На Белорусском вокзале, в людской тесноте и продымленной духоте, среди суеты и нескладности последних прощаний её голос зазвучал подобно набату, клятве, присяге.

За свою долгую литературную жизнь Алексей Сурков написал несколько песен. Но «Землянка» не писалась для песни. Это письмо частное, личное, письмо к любимой женщине. Песня была сразу же принята - и сердцем солдата, и сердцем тех, кто ждал его дома.

Песня «пошла» по всем фронтам от Севастополя до Ленинграда. Может быть, потому что смерть отступила, поэт так благодарен жизни. За то, что она есть, за тот потрескивающий огонь в землянке, за смоляную слезу, за друзей, играющих на гармонике, и за самое светлое чувство, переполняющее сердце нежностью и грустью.

И он спешит сказать любимой «о своей негасимой любви и тем самым поблагодарить её и саму жизнь, саму судьбу».

Да, песня звучала и во фронтовой землянке, и в госпитальной палате, и в лесном лагере партизан.

Звучит песня А. Суркова «В землянке».

Учитель:

Свыше 900 писателей отправились на фронт. Поэты разделили страдания, опасности, лишения воинских дней со всеми. Не все из них, солдат России, вернулись домой. Многие погибли.

Среди них - Т. Суворов, Н. Майоров, П. Коган, В. Багрицкий.

Многие остались в подмосковных снегах, у берегов Волги, за пределами родной земли. Русская поэзия оплакивала павших, с огромной силой передав боль расставания с теми, чью жизнь оборвала война. Мы помним прошлое. Мы ставим памятники погибшим. И один из самых величественных памятников – слово поэта.

У насыпи братской могилы

Я тихо, как память, стою,

В негнувшихся пальцах сжимая

Гражданскую шапку свою…

И мертвых нетленные очи,

Победные очи солдат.

Как звезды сквозь облако ночи,

На нас не мерцая глядят.